Построениеправил (норм) мышления, а также задание основных «кирпичей»(«начал»), из которых можно было строить «здание»подлинного мира создало новую интеллектуальную ситуацию, а именно, привелоантичных философов к необходимости решать серию не менее сложных задач. Дело втом, что с точки зрения «начал» и правил мышления все ранееполученные знания и представления нуждались в переосмыслении и чтобы соответствоватьэтим началам и правилам, должны были быть получены заново. Конкретно впереосмыслении нуждались знания, заимствованные греками от египтян и шумер(математические и астрономические), знания, полученные самими греками(софистами и натурфилософами) в ходе рассуждений, наконец, собственные изаимствованные с Востока мифологические и религиозные представления. Все этизнания и представления воспринимались как «темное»,«запутанное» познание подлинного мира. Чтобы получить о нем правильное,ясное представление, сначала необходимо было выбрать некоторую область знаний ипредставлений (область бытия) и критически отнестись к этим полученным ранеезнаниям и представлениям, при этом нужно было отбросить ложные и абсурдныезнания и представления и оставить правдоподобные. Следующий шаг – нахождение(построение) «начал», соответствующих данной области бытия. По сути,эти «начала» задавали исходные идеальные объекты и операции: областьзнаний и доказательств, опирающиеся на эти начала, и называли «наукой».Последний шаг – действия с идеальными объектами (по форме это выливалось вдоказательства и решения «проблем»): сведение более сложных, еще неописанных в науке идеальных объектов к более простым, уже описанным. Действия сидеальными объектами подчинялись, с одной стороны, правилам мышления (т.е.логике), с другой – отвечали строению «начал» (т.е. онтологии). Входе разворачивания и построения наук уточнялись уже известные правила мышленияи начала и, если это было необходимо, создавались новые.
Параллельнос этим процессом складывается и психологическая сторона научного мышления.Усвоение способов оперирования с выражениями типа «А есть В»,следование правилам мышления, обоснование и формулирование начал доказательстваи тому подобные моменты способствовали образованию целого ряда новыхпсихологических установок. Прежде всего формируется установка на выявление завидимыми явлениями того, что есть на самом деле. («Проницательность, –пишет Аристотель, – есть способность быстро найти средний термин. Например,если кто-либо видит, что против солнца луна всегда светится, он сразу жепонимает, почему это так, именно вследствие освещения луны солнцем… еслиопадают листья или наступает затмение, то есть ли причина затмения или опаданиялистьев. Например, если первый случай имеет место, то причина в том, что деревоимеет широкие листья, а причина затмения – в том, что земля стала между солнцеми луной» [9, c. 248, 281]). Здесь свечение луны или затмение – то, чтолежит на поверхности чувств, а освещение луны солнцем и расположение землимежду солнцем и луной – то, что есть на самом деле, т. е. научное знание ипричина.
Другаяустановка научного мышления – способность удивляться и изумляться полученномузнанию или выясненной причине (началу). Это удивление и изумление как момент мудростиносило остаточный сакральный характер. Открытие знания или причины было деломбожественного разума и поэтому вызывало изумление. С этим же тесно связана испособность искать доказательство и рассуждение, дающие знание или жепозволяющие уяснить причину. Поскольку для построения доказательства илирассуждения, как правило, необходимо построить цепочку связанных между собойвыражений типа «А есть В», формировалась также способность поискаправильного действия в сфере идеальных объектов и теоретических знаний, безопоры на эмпирические знания.
Важнойспособностью и ценностью становится и желание рассуждать правильно, следоватьправилам истинного мышления, избегать противоречий, а если они возникали –снять их. На основе перечисленных установок и связанных с ними переживаний,которые рассматривались как наслаждение («Если поэтому так хорошо, как нам– иногда, богу – всегда, то это – изумительно...»), а также самойдеятельности мышления (получение в рассуждении и доказательстве новых знаний, уяснениепричин, следование правилам мышления и т.д.), постепенно складывается античнаянаука. Ее характер определяется также осознанием научного мышления (ума,разума, науки) как особого явления среди других (мышление и чувственноевосприятие, наука и искусство («технэ»), знание и мнение, софизмы идоказательства и т.д.). В целом, как мы уже отмечали, вся работа воспринималаськак познание подлинного мира, конечная же цель подобного познания – уподоблениеТворцу, что вело к бессмертию (по Платону) и высшему наслаждению (поАристотелю). Однако переоценивать эти обосновывающие и замыкающие теологическиемоменты было бы неправильным, также как и недооценивать.
Главноебыло в другом: на сцену истории вышло рациональное научное мышление. Именно оностало главной пружиной, обеспечивающей развитие античной культуры. В античностивсегда существовали два культурных начала – религиозно-мифологическиепредставления, соответствующие культуре древних царств, и философско-научные (вантичном понимании философии и науки). Но роль второго начала была ведущей ипостоянно возрастала, именно под влиянием крепнущих и усложняющихсяфилософско-научных представлений происходило переосмысление не толькорелигиозно-мифологических, но и всех прочих представлений в сфере античного«производства», искусства, быта. Интересно, что в отличие от русскойкультуры два начала античной культуры – одно выражающее традиции и старину, адругое – новации и современность, не только не отрицали друг друга, но скореенаоборот, находились в культурном симбиозе, обеспечивающем органическоеразвитие античной культуры. Греческий гений нашел изумительное решение:представить новое, современное как рожденное из старого, уходящее в негокорнями. В известном мифе о рождении Афины Паллады, вышедшей из головы Зевса,роль старой религиозно-мифологической культуры олицетворяет Зевс (он стоит воглаве пантеона богов, характерных для культуры древних царств), а сама Афина –покровительница философов и ученых, богиня мудрости – символизирует новуюрациональную, философско-научную культуру. Но важно, что Афина Паллада – этотакже любимая дочь Зевса, воплощение его мудрости (она вышла прямо из головыЗевса в полном облачении и доспехах), и в то же время Афина Паллада не менеемогущественна, чем сам Зевс.
Понимание техники
Напомним,что античное «технэ» – это не техника в нашем понимании, а все, чтосделано руками (и военная техника, и игрушки, и модели, и изделия ремесленникови даже произведения художников). В старой религиозно-мифологической традицииизготовление вещей понималось как совместное действие людей и богов, причемименно боги творили вещи, именно от божественных усилий и разума вещи получалисвою сущность. В новой, научно-философской, традиции еще нужно было понять, чтотакое изготовление вещей, ведь боги в этом процессе уже не участвовали.Философы каждый день могли наблюдать как ремесленники и художники создавалисвои изделия, однако обычное для простого человека дело в плане философскогоосмысления было трудной проблемой. И вот почему. Античная философия сделалапредметом своего анализа прежде всего науку (аристотелевское episteme –достоверное знание). Античные «начала» и «причины» – это нестолько модели действительности, сколько нормы и способы построениядостоверного (научного) знания. Соответственно весь мир (и создание вещей в томчисле) требовалось объяснить сквозь призму знания, познания и науки. У Платонаесть любопытное рассуждение [56, Х 595D]. Он говорит, что существуют трискамьи: идея («прообраз») скамьи, созданная самим Богом, копия этойидеи (скамья, созданная ремесленником) и копия копии – скамья, нарисованнаяживописцем. Если для нашей культуры основная реальность – это скамья, созданнаяремесленником, то для Платона – идея скамьи. И для остальных античных философовреальные вещи выступали не сами по себе, а в виде воплощений «начал»и «причин». Поэтому ремесленник (художник) не творил вещи (это былапрерогатива бога), а лишь выявлял в материале и своем искусстве то, что былозаложено в природе. При этом сама природа понималась иначе, чем в Новое время.
«Природа,– говорит Аристотель, – есть известное начало и причина движения и покоя длятого, чему она присуща первично, по себе, а не по совпадению» [6, с. 23].Под природой понималась реальность, позволяющая объяснить изменения и движения,происходящие сами собой («естественные» изменения, как стали говоритьпотом в Новое время), а не в силу воздействия человека. Поскольку источникомизменений, происходящих сами собой, в конечном счете мог быть только бог,природа мыслилась одновременно и как живое, органическое и сакральное целое.Например, Небо у Аристотеля – это и небо, и источник всех изменений и движений,и перводвигатель, как причина этих изменений, а также божество, созерцающее(мыслящее) само себя. Следуя выработанному им методу – установления начал рассуждения(родов бытия) и определения иерархии этих начал (от первых, самых общих, ковторым, менее общим), Аристотель ищет самое первое начало и источник всехнаблюдаемых человеком движений и изменений. Именно такое начало он и называет«природой». Поскольку самодвижение Аристотель считал не существующим,зато всегда различал движущее и движимое, он приходит к идее неподвижного«перводвигателя»: «Необходимо должно существовать нечто вечное,что движет как первое… и должен существовать первый неподвижный двигатель»[6, с. 153]. Далее Аристотель, апеллируя к тому, что в природе движениесуществовало всегда, доказывает следующее положение: "… первый двигательдвижет вечным движением и бесконечное время. Очевидно, следовательно, что оннеделим, не имеет ни частей, ни какой-либо величины" [6, с. 168-171]. Чтоже может быть источником всех движений и изменений, быть неподвижным, не иметьни частей, ни величины, двигать вечным движением и бесконечное время? Ответ,как известно, Аристотель дает неожиданный и парадоксальный: первый двигатель –это божественный разум (Единое), живое деятельное существо, бытие которого есть«мышление о мышлении», т.е. рефлексия. [См.: 5, с. 5, 211; 6, с. 153,171]. Итак, природа по Аристотелю – это первое начало движения и божественныйразум («предмет желания и предмет мысли, они движут (сами) не находясь вдвижении»). Именно бог вложил в природу прообразы (идеи, сущности) всехвещей и изделий. Если человек, занимаясь наукой, узнавал «начала» и«причины» вещей, т.е. прообразы их, он мог затем и создать (выявить вматериале) соответствующие вещи. Но лишь постольку, поскольку они былисотворены богом и помещены в природу в виде «начал» и«причин».
Итак,с точки зрения Платона, человек создает некоторую вещь, подражая ее идее,причем идею создал Творец. Но что значит подражать идее? Это было не оченьпонятно. По Платону получалось, что относительно философского познания,ведущего от вещей к идеям, изготовление вещей, уводящее от идей к вещам,является обратной операцией, а, следовательно, по сравнению с философскимзанятием делом, нестоящим настоящих усилий. Ценным, ведущим к Благу, считалПлатон, является только достижение бессмертия, а это предполагало жизньфилософией и наукой. Решение прямой задачи считалось занятием благородным,поскольку приближало человека к подлинному бытию, а решение обратной – занятиемнизким, так как удаляло человека от этого бытия. В представлениях античныхмыслителей можно отметить известную двойственность, противоречивость. С однойстороны, они не отрицали значения научных знаний (особенно арифметики игеометрии) для практики и техники (искусства). «При устройстве лагерей,занятия местностей, – пишет Платон, – стягивания и развертывания войск иразличных других военных построениях как во время сражения, так и в походах,конечно, скажется разница между знатоком геометрии и тем, кто ее незнает». С другой же стороны, это значение несравнимо с тем, которое имеетнаучное знание как чистое созерцание божественного разума или блага. Продолжая,Платон уточняет: «Но для этого было бы достаточно какой-то незначительнойчасти геометрии и счета. Надо, однако, рассмотреть преобладающую ее часть,имеющую более широкое применение: направлена ли она к нашей цели, помогает лиона нам созерцать идею блага» [56, с. 526d-e].
Авот как рассуждает Аристотель. В «Метафизике», сравнивая людей«опытных», однако не знающих науки, с людьми и опытными, и знакомымис наукой, он пишет следующее: «В отношении к деятельности опыт,по-видимому, ничем не отличается от искусства, напротив, мы видим, что люди,действующие на основе опыта, достигают даже большего успеха, нежели те, которыевладеют общим понятием, но не имеют опыта… Если кто поэтому владеет общимпонятием, он не имеет опыта… и общее познает, а заключенного в неминдивидуального не ведает, такой человек часто ошибается… Но все же знание ипонимание мы приписываем скорее искусству, чем опыту, и ставим людей искусства(дословно „техников“ – авт.) выше по мудрости, чем людей опыта, ибомудрости у каждого имеется больше в зависимости от знания: дело в том, что однизнают причину, а другие нет» [5, с. 20]. Позиция явно двойственная: содной стороны, вроде бы техники, вооруженные наукой (знанием причин), должныдействовать эффективнее людей чистого опыта, с другой – они ошибаются чаще их.
Здесьесть, как мы уже говорили, своя логика. Ведь что такое техническое действие итехнические изделия с точки зрения античных мыслителей? Это природное явление –изменение, порождающее вещи. Но и то и другое (и изменение и вещи) непринадлежат идеям или сущностям, которые изучает наука. По Платону, изменение(возникновение), происходящее внутри технического действия, – не бытие(«есть бытие, есть пространство и есть возникновение»), а вещи – неидеи, а всего лишь копии идей. Для Аристотеля бытие и вещи также не совпадают,а изменение есть «переход из возможного бытия в действительное». Впоследнем случае изменение получает осмысленную трактовку и, что важно,сближается с представлением о деятельности.
Аристотель,вообще, как известно, отрицавший платоновскую концепцию идей, тем не менеепытался, как мы отмечали выше, понять, что такое создание вещей, исходя изпредположения о том, что в этом процессе важная роль отводится познанию изнаниям. Его рассуждение, как мы помним, таково: если известно, что болезньпредставляет собой то-то (например, неравномерность), а равномерностьпредполагает тепло, то, чтобы устранить болезнь, необходимо нагревание.Познание и мышление – это, по Аристотелю, движение в знаниях, а такжерассуждение, которое позволяет найти последнее звено (в данном случае тепло), апрактическое дело, наоборот, – движение от последнего звена, опирающееся назнания и отношения, полученные в предшествующем рассуждении. Это и будет, поАристотелю, создание вещи. Для современного сознания в этом рассуждении нетничего особенного, все это достаточно очевидно. Не так обстояло дело в античныевремена. Связь деятельности по созданию вещей с мышлением и знаниями была нетолько не очевидна, но, напротив, противоестественна. Действие – это одно, азнание – другое. Потребовался гений Аристотеля, чтобы соединить эти двереальности.
СозданнаяАристотелем поистине замечательная конструкция действия, опирающегося на знаниеи мышление, предполагает, правда, что знания отношений, полученные в такоммышлении, снимают в себе в обратном отношении практические операции.Действительно, если тепло есть равномерность, то предполагается, чтонеравномерность устраняется действием нагревания. Но всегда ли это так? В рядеслучаев да. Например, анализ античной практики, которая стала ориентироватьсяна аристотелевское решение и конструкцию практического действия, показывает,что были по меньшей мере три области, где знания отношений, полученных внаучном рассуждении, действительно, позволяют найти это последнее звено и затемвыстроить практическое действие, дающее нужный эффект. Это были геодезическаяпрактика, изготовление орудий, основанных на действии рычага, и определениеустойчивости кораблей в кораблестроении. При прокладке водопровода Эвпалина,который копался с двух сторон горы, греческие инженеры, как известно,использовали геометрические соображения (вероятно, подобие двух треугольников,описанных вокруг горы и измерили соответствующие углы и стороны этихтреугольников; одни стороны и углы они определяли на основе измерений, а другиеопределяли из геометрических отношений). Аналогично Архимед, опираясь на законрычага (который он сам вывел), определял при заданной длине плеч и одной силедругую силу, т.е. вес, который рычаг мог поднять (или при заданных остальныхэлементах определял длину плеча). Сходным образом (т.е. когда при однихзаданных величинах высчитывались другие) Архимед определял центр тяжести иустойчивость кораблей. Можно заметить, что во всех этих трех случаях знанияотношений моделировали реальные отношения в изготовляемых вещах.
Ноне меньше, а скорее больше было других случаев, когда знания отношений не моглибыть рассмотрены как модель реальных отношений в вещах. Например, Аристотельутверждал, что тела падают тем быстрее, чем больше весят, однако сегодня мызнаем, что это не так. Опять же Аристотель говорил, что нагревание ведет квыздоровлению, но в каких случаях? Известно, что во многих случаях нагреваниеусугубляет заболевание. Хотя Аристотель и различил естественное изменение исоздание вещей и даже ввел понятие природы, он не мог понять, чтомоделесообразность знания практическому действию как-то связана с понятиемприроды. Впрочем, здесь нет ничего удивительного, природа и естественноепонимались в античности не так, как в культуре Нового времени. Естественноепросто противопоставлялось искусственному, т.е. сделанному или рождающемусясамостоятельно. Природа понималась как один из видов бытия наряду с другими, аименно как такое «начало, изменения которого лежат в нем самом».Природа не рассматривалась как источник законов природы, сил и энергий, какнеобходимое условие инженерного действия. В иерархии начал бытия природеотводилась хотя и важная роль (источника изменений, движения, самодвижения), ноне главная. Устанавливая связь действия и знания, Аристотель апеллировал не кустройству природы, а к сущности деятельности. В результате полученные вантичности знания и способы их использования по Аристотелю только в некоторыхслучаях давали благоприятный, запланированный эффект. Вероятно, поэтомугениальное открытие Аристотеля смогли удачно освоить и использовать (да и то вотдельных областях) только отдельные, исключительно талантливыеученые-инженеры, например Эвдокс, Архит, Архимед, Гиппарх. (К тому же многие изних всегда помнили наставления Платона, утверждавшего, что занятие техникойвообще уводит от идей и неба, затрудняя путь к бессмертию). Подавляющая жемасса античных техников действовали по старинке, т.е. рецептурно, большинствоиз них охотнее обращались не к философии, а к магическим трактатам, в которыхони находили принципы, вдохновляющие их в практической деятельности. Например,такие: «Одна стихия радуется другой», «Одна стихия правитдругой», «Одна стихия побеждает другую», «Как зернопорождает зерно, а человек человека, так и золото приносит золото» [35, с.116, 127].
Попроисхождению эти принципы имели явно мифологическую природу (пришли изархаической культуры), однако в античной и средневековой культурах им былпридан более научный (естественный) или рациональный (рецептурный) характер.Поэтому речь идет уже не о духах или богах и их взаимоотношениях, а о стихиях,их родстве или антипатиях, о якобы естественных превращениях [99, с. 76-77].Техники, ставшие на подобный путь, отчасти возвращаются и к принципу единствазнания и действия (бытия). В их рецептах без противоречий (для их сознания)перемежаются описания реальных технологических действий и магических ритуальныхактов. Что для Дильса выглядит «адской кашей», античный илисредневековый техник рассматривает как знание-рецепт. Магические формулы даютсмысловую основу для практических (технологических) действий, практическиедействия поддерживают магическую реальность.
Однакопомимо техников, не отличавшихся от ремесленников, в античной культуре, как мыуже отмечали, действовали пусть и редкие фигуры ученых-техников (предтечибудущих инженеров и ученых-естественников). Евдокс, Архит, Архимед, Гиппарх,Птолемей, очевидно, не только хорошо понимали философские размышления о науке иопыте, мудрости и искусстве (технике), но и, несомненно, применяли некоторые изфилософских идей в своем творчестве. Ведь в той или иной мере и Платон, иАристотель установили связь идей (сущностей) и вещей, а следовательно, науки иопыта. Другое дело, что, как правило, реализация этой связи в технике нефиксировалась.
Рассмотримэтот процесс несколько подробнее. Г.Дильс в ставшей уже классической работе«Античная техника» пишет: «Исходная величина, которую древниеинженеры клали в основу при устройстве метательных машин – это калибр, т.е.диаметр канала, в котором двигаются упругие натянутые жилы, с помощью которыхорудие заряжается (натяжение) и стреляет.… инженеры признавали, по словамФилона, наилучшей найденную ими формулу для определения величины калибраК=1,13х100, т.е. в диаметре канала должно быть столько дактилей, сколько единицполучится, если извлечь кубический корень из веса каменного ядра (в аттическихминах), помноженного на 100, и еще с добавкой десятой части всего полученногорезультата. И эта исходная мера должна быть пропорционально выдержана во всехчастях метательной машины» [35, с. 26-27]. Перед нами типичный инженерныйрасчет, только он опирается не на знания естественных наук, а на знания,полученные в опыте, и знания математические (теорию пропорций и арифметику).Подобный расчет мог быть использован также и для изготовления метательных машин(он выступал бы тогда в роли конструктивной схемы, где указаны размеры деталейи элементов).
Отличиеэтого этапа формирования науки от шумеро-вавилонского принципиально: вгреческой математической науке знание отношений, используемых техниками,заготовлялось, так сказать, впрок (не сознательно для целей техники, а в силуавтономного развития математики). Теория пропорций предопределяла мышлениетехника, знакомясь с математикой, проецируя ее на природу и вещи, он невольноначинал мыслить элементы конструкции машины, как бы связанными этимиматематическими отношениями. Подобные отношения (не только в теории пропорций,но и в планиметрии, а позднее и в теории конических сечений) позволяли решать итакие задачи, где нужно было вычислять элементы, недоступные длянепосредственных измерений (например, уже отмеченный известный случай прокладкиводопровода Эвпалина).
Одноиз необходимых условий решения таких задач – перепредставление в математическойонтологии реального объекта. Если в шумеро-вавилонской математике чертежи какпланы полей воспринимались писцами в виде уменьшенных реальных объектов, то вантичной науке чертеж мыслится как бытие, существенно отличающееся от бытиявещей (реальных объектов). Платон, например, помещает геометрические чертежимежду идеями и вещами в область «геометрического пространства».Аристотель тоже не считает геометрические чертежи (и числа) ни сущностями, нивещами: он рассматривает их как мысленные конструкции, некоторые свойства, абстрагируемыеот вещей. С этими свойствами оперируют, как если бы они были самостоятельнымисущностями, и затем смотрят, какие следствия проистекают из этого [25, с. 56,352-358].
Можнодогадаться, что подобные философские соображения как раз и обеспечивали возможностьперепредставления реальных объектов как объектов математических (т.е.возможность описания реальных объектов в математической онтологии).
«Техническая теория» в рамках античной науки
Переходот использования в технике отдельных научных знаний к построению своеобразнойантичной «технической науки» мы находим в исследованиях Архимеда. Ноотдельные предпосылки этого процесса можно найти и в самой античной математике.Например, в «Началах» Евклида нетрудно заметить группировку теорем(положений), которая вполне схожа с группировкой технических знаний. (Втехнических теориях, как известно, описываются классы однородных идеальныхобъектов – колебательные контуры, кинематические цепи, тепловые и электрическиемашины и т.д.). Евклид объединяет математические знания, описывающие классыоднородных объектов, в отдельные книги.
Именнов античной математике (в работах до Евклида и в его «Началах») былавпервые применена и отработана сама процедура сведения и преобразования однихидеальных объектов (фигур, еще не описанных в теории) к другим идеальнымобъектам (фигурам, описанным в теории). В ходе таких преобразований получалисьзнания отношений («равно», «больше», «меньше»,«подобно», «параллельно»). В дальнейшем, как известно, этизнания были использованы в фундаментальных науках и параметризованы, т.е.отнесены к связям параметров природных, реальных объектов. Наконец, именно вантичной геометрии были отработаны две основные процедуры теоретическогорассуждения: прямая – доказательство геометрических положений, и обратная –решение проблем. Эти две процедуры являются историческим эквивалентомсовременной теоретической постановки и решения в технических науках задач«синтеза – анализа».
Болееявно отдельные элементы технического мышления могут быть прослежены в античнойастрономии. Конечная прагматическая ориентация теоретической астрономии невызывает сомнений (предсказание лунных и солнечных затмений, восхода и заходапланет и луны, определение долготы и широты и т.п.). Но совсем не очевидно, чтоэта ориентация может быть сближена с технической ориентацией, ведь человеквроде бы непричастен к ходу небесных явлений. Тем не менее такое сближениевозможно.
Вопределенном смысле все объекты античной астрономии могут быть отнесены коднородным объектам. На эту мысль наводит единообразная форма их моделей –геометрических изображений небесных сфер и эпициклов. Идеальные объекты,представленные в этих моделях, формируются точно так же, как идеальные объектытехнических наук, т.е. складываются в ходе схематизации и онтологизациипроцедур сведения одних теоретически представленных небесных явлений к другим.(Первоначально эти явления описывались в родственных «фундаментальныхтеориях» – арифметике, геометрии, теории пропорций). Аналогично этому вантичной теоретической астрономии, вероятно, впервые была отработана процедураполучения отношений между параметрами изучаемого в теории реального объекта.
Первоначальноисходные параметры геометрических моделей теоретической астрономиизаимствовались непосредственно из таблиц, фиксирующих ступенчатые изигзагообразные функции. Эти таблицы греческие астрономы получили от вавилонян[50]. Позднее греческие астрономы стали производить собственные измерения,ориентируясь уже на новые, «тригонометрические» модели, фиксирующиенебесные явления, а также на требования, возникающие в процессе преобразованияэтих моделей (в Новое время эта процедура была перенесена Галилеем в механику иуже в XIX в. – из естествознания в технические науки).
Еслинебесные тела и их траектории может создать, сотворить только Бог (главным жеобразом они мыслятся как природные, космические явления), то строительствокораблей – всецело дело рук человека, искусного техника. С этой точки зрениякрайне интересные случаи использования научных знаний в технике демонстрируетработа Архимеда «О плавающих телах». По сути, это – вариант«технической науки до технической техники», однако представленный вформе античной теории, из которой изгнано всякое упоминание об объектах техники(кораблях).
Действительно,работа построена по всем канонам античной науки: формулируется аксиома, наоснове которой доказываются теоремы, при доказательстве последующих теоремиспользуется знание предыдущих. В тексте работы не приведены эмпирическиезнания, описания наблюдений или опытов; идеальные объекты – идеальная жидкостьи погружены в нее тела – не противопоставляются реальным жидкостям и телам.Вообще, если термины «жидкость» и «тело» не относить креальным объектам, а связывать только с идеальными объектами и процедурамиразвертывания теории, то науку, которую построил Архимед, по способу описаниянельзя отличить от математической теории «Начал» Евклида. Тем неменее можно показать, что Архимед при построении своей теории использовалэмпирические знания о реальных жидкостях и телах и сам его метод доказательствасущественно отличается от математического. Рассмотрим оба эти моментаподробнее.
Анализформулировок некоторых теорем, содержащихся в этой работе, например:"… тело, более легкое, чем жидкость, будучи опущено в эту жидкость, непогружается целиком, но некоторая часть его остается над поверхностью"[10, с. 330], – позволяет утверждать, что они получены в ходе измерений присопоставлении реальных объектов с общественно-фиксированными эталонами.Результаты сопоставления фиксировались затем в знаковых моделях (числах) иличертежах. В данном случае можно предположить, что осуществлялись два родасопоставлений: взвешивание тел и жидкости и определение положения телотносительно поверхности жидкости (тело выступает над поверхностью, полностью погруженов жидкость, опускается «до самого низа» и т.д.).
Отличиедоказательства, принятого в этой работе, от математического можно проследитьпри анализе ссылок. Первое положение Архимеда («если поверхность,рассекаемая любой плоскостью, проходящей через одну точку, всегда дает всечении окружность круга с центром в той самой точке, через которую проводятсясекущие плоскости, то эта поверхность будет шаровой» [10, с. 228])является чисто математическим и опирается при доказательстве на математическоезнание о равенстве радиусов шара. При доказательстве второго положения(«поверхность всякой жидкости, установившейся неподвижно, будет иметьформу шара, центр которого совпадает с центром Земли» [10, c. 228])используются не только первое положение, но также аксиома не математическая посвоей природе («предположим, что жидкость имеет такую природу, что из еечастиц, расположенных на одинаковом уровне и прилегающих друг к другу, менеесдавленные выталкиваются более сдавленными, и что каждая из ее частиц сдавливаетсяжидкостью, находящейся под ней по отвесу, если только жидкость не заключена вкаком-нибудь сосуде и не сдавливается еще чем-нибудь» [10, с. 228]). Крометого, в этом доказательстве Архимед, не оговаривая, использует положение оравенстве давления частиц жидкости, расположенных на одинаковом расстоянии отцентра Земли. Это положение, физическое по своей сути, позволяет Архимедуутверждать, что частицы жидкости, расположенные на одинаковом расстоянии отцентра, не придут в движение (отсюда следует, что частицы покоящейся жидкостилежат на одинаковом расстоянии от центра Земли и, следовательно, поверхностьтакой жидкости имеет форму шара с центром, совпадающим с центром Земли). Такимобразом, доказательство второго положения (и, как показывает анализ, всехпоследующих) включает две группы ссылок: на математические и физическиеположения (аксиому, или скрытое, или ранее доказанное положение). От физическихположений в этих доказательствах Архимед переходит к определеннымматематическим положениям и наоборот. В результате в каждом доказательствестроится новое физическое положение (знание), включающее в себя определенныематематические соотношения, доказанные в математике.
Придоказательстве всех своих положений Архимед использует сложные чертежи,изображающие жидкость и погруженные в нее тела. Именно к этим чертежамотносятся и математические, и физические положения (знания). На чертежахАрхимед демонстрирует различные преобразования идеальных объектов –геометрических фигур и тел, а также идеальной жидкости, в которую погруженыправильные тела, и переходит от математических идеальных объектов к физическим.Эти геометрические тела в практике кораблестроения используются как моделиразрезов (сечений) кораблей. Собственно говоря, вся теория Архимеда в практическомотношении направлена на выяснение «законов» устойчивости кораблей(переменным параметром в данном случае является форма сечения).
Чемже отличается «техническая» наука Архимеда от современных техническихнаук классического типа? Казалось бы, и там и тут – реальное обращение кобъектам техники и теоретическое описание закономерностей их строения ифункционирования. И там и тут налицо применение для этих целей математическогоаппарата. И там и тут дело не ограничивается лишь реальными объектами техники,изучаются также случаи, мыслимые лишь теоретически, т.е. те, которыеконструируются на уровне идеальных объектов, но не воплощены еще в техническомустройстве (опережающая роль науки). Отличие все-таки принципиальное – уАрхимеда нет специального языка технической теории, специфических длятехнической науки онтологических схем и понятий. Сцепление разных языков в егоработе достигается за счет онтологической схемы (чертежей), которая еще непревратилась в специфическое, самостоятельное средство научно-техническогомышления (как, скажем, позднее, в конце XIX – начале XX веков это произошло сосхемой колебательного контура, кинематического звена, четырехполюсника и т.п.).
Завершаяанализ техники античной культуры, нужно отметить, что рациональное,философско-научное мышление оказало определенное влияние и на развитие античнойтехнологии. В основе технологического мышления, как правило, лежат рациональныеформы и впервые в античной философии и науке для развития технологииформируются адекватные формы осознания. Другой момент – обострившееся подвлиянием философии и науки зрение к природным явлениям и эффектам. Развитиенаук о равномерном движении, небе, душе, музыке, государстве, плавающих телах иряд других позволило античным техникам подменить ряд новых природных эффектов ипродвинуть вперед технику и технологию в соответствующих областях –строительстве военных машин и кораблей, создании астрономических приборов имузыкальных инструментов, моделировании движений небесных сфер и планет,изобретении механических и водяных игрушек, искусстве управления государством ит.п.
Список литературы
Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта www.philosophy.ru/