П.А.Столыпин, его политика просвещенного консерватизма и аграрная реформа

--PAGE_BREAK--1.      Реформы     «Серебряного     века». 1.1  Характер «третьеиюньской» политической системы.


Завершившаяся революция привела к формированию противоре­чивого государственного строя, отличного и от абсолютизма, и от буржуазной монархии.

В соответствии с Основными закона­ми император делил законодательную власть с двухпалатным парламентом.   Государственный совет и Государственная дума, члены которой в соответствии с законодательством не несли от­ветственности перед избирателями, принимали законы, в том числе бюджет. Без их утверждения не мог быть издан ни один закон, в том числе принятый царем в период их бездействия. При этом парламент не мог изменять Основные законы.

Состав Госдумы определялся избирательным законом, измененным без согласия парламента в на­рушение Основных законов.

Император назначал половину членов Госсовета, имел право законодательной инициативы и утверждал все законы перед их вступлением в действие. Монарх мог распустить Думу или приоста­новить ее деятельность.

По статье 87 Основных законов в период бездействия Думы царь мог издавать Указы, которые сразу вступали в действие, но должны были передаваться для обсуждения в Думу после возобнов­ления ее заседаний. Поскольку Дума годами обсуждала предложен­ные законопроекты, указы, принятые по 87-й статье, оказывались постоянно действующими.

На основании Временных правил 1881 г., продлевавшихся каж­дые три года, вплоть до Февральской революции 1917 г., император мог объявлять чрезвычайное положение в губерниях, где с этого мо­мента фактически не действовали Основные законы, отсутствовали свободы, устанавливалась диктатура генерал-губернатора, имевшего право ссылать на 5 лет без суда, отменять действие Временных правил о союзах, отмене цензуры, стачках и т.д., закрывать любые орга­ны печати и предприятия.
Исполнительная власть полностью контролировалась ца­рем, назначавшим членов Совета министров, не зависящего от пар­ламента. Непосредственно руководил правительством премьер министр. В руках монарха осталось высшее руководство внешней по­литикой и армией, а также решение вопросов войны и мира.

Исполнительная власть также имела законодательную иници­ативу, более того, от имени премьера и министров могли издаваться инструкции и циркуляры, которые фактически ограничивали или изменяли действие законов, принятых парламентом.

Судебная власть осуществлялась от имени императора, назна­чавшего высший судебный орган — Сенат  Окружные суды (1-я ин­станция) и судебные палаты (2-я инстанция по уголовным и граж­данским делам и 1-я по должностным и политическим) избирались: судьи пожизненно, присяжные заседатели — на определенный срок на основании имущественного ценза. Крестьянские волостные суды продолжали действовать на прежних основаниях.

Основными законами формально обеспечивались свободы, завоеванные во время революции:

— действовали Временные правила об обществах и союзах, ре­гулировавшие создание профсоюзов,

— Временные правила о собраниях,

—  допускались экономические стачки;

— отменялась предварительная цензура и т.д.

Но фактически эти свободы допускались законодательными ак­тами в очень урезанном виде, а кроме того, их осуществление огра­ничивалось подзаконными актами правительства. Следует учитывать и то, что Положения о чрезвычайной охране в 1907 г. действовали на 75% территории Европейской России, где действие различных Вре­менных правил могло приостанавливаться генерал- губернатором.
1.2  Основные задачи внутренней политики.


Главными задачами являлись предотвращение новой революции и укрепление государства. Разрабатывая програм­му действий, правительство планировало достичь этого двумя путя­ми: репрессиями и реформами. При этом, по заявлению премьер-ми­нистра П. А. Столыпина, необходимо было «сначала успокоение, а затем реформы».

П. А. Столыпин (1862—1911), премьер-министр в 1906— 1911 гг., занимавший, кроме того, пост министра внутренних дел, выступал главным проводником политики правительства, пытавше­гося встать «над борьбой классов», а фактически осуществлявшего лавирование между различными социальными группами и слоями.

Личность Столыпина вполне соответствовала проводившейся по­литике. Столыпин организовал ак­тивное подавление крестьянских выступлений. На посту министра внутренних дел в правительстве консерватора и противника аграр­ной реформы И. Л. Горемыкина (апрель—июнь 1906 г.), назначенно­го после отставки Витте, Столыпин был твердым сторонником реп­рессий против революционного движения. С его именем связывалось введение военно-полевых судов, применявших казни революционе­ров через повешение (отсюда выражение «столыпинский галстук»). Избавившись от оппозиционной думы, Столыпин  мог проводить политику авторитарную и консервативную, основанную на твердой решимости обновить страну и укрепить власть. Для этого почва была подготовлена новым избирательным законом.

В 1905 г. был выработан комп­лекс законопроектов, представлявших собой одну из наиболее после­довательных программ правительства. Они охватывали все стороны проблемы и касались:

— создания больничных касс для рабочих,

—  создания арбитражных комиссий для решения споров с хо­зяевами,

—  сокращения рабочего дня с 11,5 до 10 часов,

— отмены наказания за участие в экономических стачках,

—  введения государственного страхования рабочих и т.д.

Но при этом в государственной рабочей политике усилились попечительские тенденции — тяготение властей к роли арбитра в конфликтах рабочих и предпринимателей, стремление осуществлять жесткий контроль над обеими сторонами и их взаимоотношениями. Это не могло устроить ни рабочих, ни промышленников. В 1906— 1908 гг. под нажимом со стороны как организаций промышленни­ков, так и высшей бюрократии большая часть проектов не была пе­редана в Думу.

Столыпин, считая очень важными эти правительственные начи­нания, неоднократно выступал в Думе, обосновывая необходимость новых законов и настаивая на их принятии. После его гибели новый премьер В. Н. Коковцов также придавал большое значение вопросу о рабочем законодательстве.

Столыпину  выпало на долю стать реформатором в смутное время. Он действовал в режиме политического цейтнота в чрезвычайных условиях ликвидации революционного пожара и страстно мечтал о 20 годах покоя для России, которая, разви­ваясь без потрясений, стала бы современной, истинно великой державой.

Столыпин много раз публично разъяснял сущность и содержание своих ре­форм, в совокупности представлявших собой либерально-консервативную про­грамму переустройства России. Проводить ее в жизнь ему приходилось преодо­левая сопротивление различных слоев общества находившегося в «транзитном» переходном состоянии от старого — сословного патриархального XIX в, к ново­му XX в, веку капитала. Спустя столетие, страна снова в переходном со­стоянии, «бредет» к «капитализму» после 70 лет «социализма» Любопытно, что задолго до 70-летнего «эксперимента» Столыпин негативно высказывался о «раз­вращающем начале казенного социализма»[6]

Опыт и уроки Столыпина как реформатора ценны. Столкнувшись с сопро­тивлением и левых, и правых он усилил влияние государства на ход реформ, ук­репил вертикаль власти.  «Сверху» проводилась политика изменения социальной структуры страны, развитие среднего класса, создание «персоны» из крестьяни­на, — аграрная реформа была любимым детищем Столыпина. По замыслу премье­ра,  выросший под защитой государства средний класс должен был стать опорой обновленному строю, составить основу в экономике, во властных структурах в администрации и в самоуправлении. Столыпин делал «подступы» к сокращению сословных, национальных и конфессиональных ограничений, к преобразованию рабочего законодательства особое внимание обращал на проблему всеобщего на­чального образования. При нем были выработаны также проекты перестройки местного управления и самоуправления рассматривались варианты реформирования судебной системы, полиции и т. д.

Программа Столыпина едва ли начала бы осуществляться, не прояви он му­жества и даже бесстрашия, несокрушимой воли и неиссякаемой энергии не обла­дай государственным умом и высокоразвитым чувством долга и чести истинным патриотизмом. Столыпин как председатель Совета министров и министр внут­ренних дел был довольно жестким руководителем, умевшим хорошо организо­вать работу правительства и своего ведомства. Периодическая печать того време­ни широко освещала деятельность Столыпина.

Но уже тогда (преимущественно в левой прессе) начали складываться пред­ставления, укрепившиеся в последующие десятилетия в научной и публицисти­ческой литературе о Столыпине как «обер-вешателе», «рупоре объединенного дворянства», приверженце старого строя, реакционере. Целый период российс­кой истории, наступивший после первой революции был назван «столыпинской реакцией» Даже утверждалось что столыпинский девиз «сначала успокоение, а потом реформы» — на практике выглядел так «Всегда успокоение, никогда ре­формы».[7] Лейтмотив этой литературы — обреченность столыпинских реформ.
Действительность была сложнее, чем эти «формулы» Правые, размышляя «о широко задуманной» Столыпиным реформе местных учреждений и всего строя местной жизни, подчеркивали, что нельзя допустить «проведение таких мероприя­тий, которые у нас создадут такое положение, как в Англии»[8]. А в марте 1911 г их орган «Земщина» писал об «основной ошибке всей его внутренней политики»[9]. По сути, им претил «новый правовой порядок, насаждаемый правительством».[10] 

Столыпин почти в самом начале своего премьерства с трибуны второй Госу­дарственной думы заявил на весь мир «Отечество наше должно превратиться в государство правовое»[11]. Он не прочь был работать и с первой Думой, но то была Дума «народного гнева», предпринявшая «осаду власти» Найти правительству общий язык с ней было едва ли возможно. Со второй Думой он пытался работать. Об этом свидетельствуют многие современники Столыпина:  В. А. Маклаков, В. Н. Коковцов, А. А. Киреев, Ф. А. Головин и др.  В.Н. Коковцов,  постоянно общавшийся с ним в пору де­ятельности Думы полагал, что Столыпин «был убежденным поборником не только народного представительства, но и идеи законности вообще».  Столыпина влекло «к тому чтобы еще и еще терпеть все выходки Думы и добиваться ее перехода к нормальной работе».[12]

Столыпин настаивал на том, чтобы кадетские лидеры в Думе осудили поли­тический террор, и он специально вызывал в свою резиденцию П. Н. Милюкова для беседы на этот счет. Столыпин был готов довольствоваться даже анонимным «словом осуждения» террора, которое бы прозвучало со страниц кадетской «Речи». Но они ответили категорическим «нет»

Левый состав второй Думы, «зурабовский инцидент» («оскорбление армии» в речи социал-демократического депутата) и позиция Думы в аграрном вопросе предрешили ее участь и изменение избирательного закона

Столыпин, по наблюдениям Коковцова, «немало боролся с самим собой преж­де, нежели он решился встать на путь пересмотра избирательного закона ».[13] К этому его настойчиво подталкивал царь, который вообще торопил премьера с роспуском Думы. А. А. Киреев отмечал в своем дневнике «Государь настаивал на роспуске Думы, а Столыпин долго не соглашался на крутые меры».[14] О том же говорит и письмо Николая II к Столыпину от 2 июня 1907 г «Я ожидал целый день с нетерпением извещения Вашего о совершившемся роспуске проклятой Думы. Но вместе с тем сердце чуяло, что дело выйдет не чисто и пойдет взатяжку. Это недопустимо Дума должна быть завтра в воскресенье утром распущена. Твер­дость и решимость — вот что нужно показать России. Разгон Думы сейчас прави­лен и насущно необходим. Ни одной отсрочки, ни минуты колебания. Смелым Бог владеет!»[15]

Столыпин и до, и после переворота 3 июня 1907 г называл строй, установив­шийся в России в 1905-1906 гг «законодательным, новым представительным стро­ем» Он считал, что рассуждения Льва Тихомирова (в письме к нему от 5 июля 1911 г) о восстановлении старого  абсолютизма, на практике оказались бы зло­стной провокацией и началом новой революции.

Третью Думу Столыпин рассматривал как важный инструмент успокоения и реформирования страны. У третьей Думы всегда было в работе помимо собствен­ных проектов, множество министерских заготовок. Ряд из них был обсужден и при­нят Думой, в том числе серия аграрных законопроектов, открывавших все шлюзы аграрной реформе (указ 9 ноября 1906 г, закон 14 июня 1910 г, 29 мая 1911 г и др.) Как бы ни были велики издержки столыпинской аграрной реформы, она содейство­вала мирному прогрессу России, подъему ее хозяйства. Росла товарность сельско­хозяйственного производства, улучшалось благосостояние крестьянства, его пра­вовое положение. Многие исследователи, наблюдая этот процесс, предсказывали России «большое плавание».  Берлинский профессор Зеринг например, был просто поражен успехами этой реформы, «залога величайшего будущего России»[16]

В третьей Государственной Думе скопилось два большинства. При голосовании за явно консервативные проекты фракция октябристов(154 депутата) голосовала вместе с фракциями правых и националистов(147 депутатов), а при голосовании за проекты реформ буржуазного характера те же октябристы объединялись с кадетами и примыкавшими к ним фракциями. Существование двух блоков в Думе позволяло Столыпину проводить политику лавирования между помещиками и помещиками и крупной буржуазией.

  Создание третьеиюньской системы, которую олицетворяла третья Дума, наряду с аграрной реформой было вторым шагом превращения России в буржуазную монархию (первым шагом была реформа 1861 года).
    продолжение
--PAGE_BREAK--1.3   Позитив  и негатив Столыпинских реформ.


Отделавшись от оппозиционной Думы, Столыпин в течение 4 лет (с июля 1907 по сентябрь 1911 г.) пытался проводить консервативную, но «просвещенную» политику, основанную на твердой решимости обновить страну и укрепить свою власть на иной основе, нежели полицейские репрессии. С этой целью он воспользовался ростом националистических настроений в среде русской буржуазии. По концепции Столыпина, модернизация страны требовала трех условий: первое — сделать крестьян собственниками, второе — осуществить всеобщее обучение грамоте в обязательных для всех начальных 4 классах и, наконец, третье — добиться усиленного роста промышленности, развития внутреннего рынка.

То, что эволюционный путь не был заказан России, свидетельствует даже та­кой его яростный «идейный» противник, как В. И. Ленин. В 1908 г он поддался минутной слабости и открыто признал и прогрессивность (правда, «относитель­ную») столыпинских реформ, и возможность их успеха. Ленин находился в ла­гере противников Столыпина и постоянно акцентировал внимание в своих стать­ях «на негативе» столыпинских реформ.                           

«Позитив» же подчеркивали националисты и многие октябристы. Ряды сто­ронников Столыпина неизмеримо выросли буквально на другой день после поку­шения на Столыпина в Киеве. Прессу захлестнула волна апологетических публи­каций. Она докатилась до нашего времени. Столыпин изображается почти как былинный богатырь, поражающий крамолу, и как исполин, сказочно преобразив­ший страну, достигшую при нем невиданной высоты процветания, в которой так вольготно и сытно жилось всякому люду, — «Какую Россию мы потеряли?»

Но ведь Столыпин потому и стремился так настойчиво реформировать ее, что слишком много в ней было реликтов прошлого, слишком много накопилось «горючего» материала. Нет, отнюдь не благостно-умилительное зрелище являла собой страна, — «иллюминации» помещичьих имений после революции не смени­лись пастушескими пасторалями, хмуро-зловещее настроение ушло куда-то в глубь крестьянского мира. Издержки реформы делали проблематичным его полное ус­покоение. Бродящий фермент недавней смуты лишь осел, потенциально способ­ный вновь поднять бурю.

Столыпин шел неизведанным и опасным путем, и мало кто помогал ему идти вперед, преобладали недоброжелатели, при первой возможности встав­лявшие ему «палки в колеса». Даже респектабельный С. Ю. Витте исходил жел­чью, нещадно бичуя столыпинскую политику, за глаза называя его «дураком и подлецом».[17] В этих условиях ему трудно было не сделать неверных шагов в аг­рарной реформе, в применении полицейских мер, в проталкивании своих законо­проектов, в осуществлении новаций, в отношениях со всем политическим «спект­ром». Ему ставили в вину его перегибы в национальном вопросе, «ультра­национализм, на котором теперь выезжает наш маленький Бисмарк».[18]

Но многие видели Столыпина совершенно в другом свете. В. В. Розанов раз­разился настоящим панегириком в адрес премьера.[19] В литературе последних лет историческая роль Столыпина признается безусловно. Считается, что главным инициатором и проводником реформ, спасших Россию, был Столыпин, и  столы­пинскими они названы потому, что «Россия признала главенство его заслуг в деле омоложения и укрепления государственной власти и переустройстве страны[20]. В новейшей работе, посвященной столыпинским реформам, он квалифицируется как «политический лидер нового типа, способный творчески и оперативно реаги­ровать на  вызовы современной ему эпохи, предлагая адекватные им решения».[21] Английская газета «Таймс» в 1911 г. со знанием дела утверждала, что идеи кон­ституционализма за время правления Столыпина укрепились.

Не менее, а скорее даже более важной проблемой, чем аграрная, оставалась негра­мотность. В 1900 году на тысячу населения в России было 789 неграмотных. По выра­жению одного из персонажей А. И. Купри­на, эти люди жили совершенно так же, как при Владимире Красное Солнышко: «Та же утварь, одежда, сбруя, телега, те же знания и культура». Столыпин понимал важность этого вопроса, но его решение сдерживал недостаток денег и учителей. «Какова была роль сельских учителей в эпоху народной смуты? — говорил он. — Кто стоял во главе погромщиков в Саратовской губернии? Где вы найдете нужное число учителей, проник­нутых сознанием патриотического долга, с положительными идеалами вместо анархи­ческих или революционных бредней? Ведь ни много ни мало нужен кадр из 150 000 человек! Для их образования — ежегодно десятки миллионов! А мы едва вырвались из внешних займов»[22].

Были начаты реформы в области образования. В 1909 г. в Думу поступил проект о введении в 10-летний срок всеобщего на­чального обучения. Правительство, не дожидаясь принятия закона, уже с 1908 г. выделяло земствам и городам средства на развитие школ. К 1911 г. более половины земств начали подготовку к введе­нию всеобщего начального образования. Для обеспечения школ кад­рами множились учительские семинарии (училища) и институты.

Но вопреки столыпинским проектам создания единой бессослов­ной школы,  начальные школы подчинялись училищным советам во главе с предводителями дворянства, а церковно-приходские школы остались в ведении Синода. Не были реализованы и планы введения принципа непрерывного образования с преемственностью различ­ных ступеней.

Столыпин умел читать знамения времени, что так не давалось последним монархам Александру III и Николаю II, упустившим время для безболезненного преобразования страны. Он вел государственный корабль между Сциллой рево­люции и Харибдой реакции и видел опасности, угрожавшие этому кораблю «пря­мо по курсу». Столыпин понимал, что серьезные военно-политические осложне­ния чреваты катастрофой. Поэтому наряду с воссозданием и укреплением армии, он ратовал против любого участия России в военных конфликтах в ближайшие годы. Незадолго до смерти, 28 июля 1911 г., он писал послу России во Франции А.П. Извельскому: «Нам необходим мир; война в следующем году, особенно в том случае, если ее цели будут непонятны народу, станет фатальной для России и ди­настии. И, наоборот, каждый мирный год укрепляет Россию не только с военной и военно-морской, но и с экономической и финансовой точек зрения. Кроме того, и это важней, Россия растет год от года, развивается самосознание народа и обще­ственное мнение. Нельзя сбрасывать со счетов и наши парламентские установле­ния. Как бы они ни были несовершенны, их влияние тем не менее вызвало ради­кальные изменения в России, и когда придет время, страна встретит врага с полным осознанием своей ответственности. Россия выстоит и одержит победу только в народной войне»[23].

Столыпин не смог реорганизовать местное самоуправление. Законопроект о бессословных волостных органах, власть которых распространялась на всех сельских жителей, включая помещиков, уже после смерти его инициатора был отвергнут Госсоветом. Лишь в 1912 г. была отменена должность земского начальника, напоминав­шая крестьянам о временах крепостного права. В рамках судебной реформы удалось лишь восстановить инс­титут мировых судей (1912).


    продолжение
--PAGE_BREAK--2.     Снова о земле. 2.1   Цели аграрной реформы.


Как ясно показала первая российская революция, главной про­блемой российского общества оставался аграрный вопрос, обострив­шийся на рубеже XIX—XX вв. В будущем неудовлетворенное крестьянство, составлявшее большинство населения страны, могло пойти дальше разгрома 2 тыс. помещичьих имений.

Кроме того, без развития сельского хозяйства Россия не могла развиваться как великая держава, что прекрасно понимал П. А. Сто­лыпин.  

Главная социально-политическая цель заключалась в привлечении на сторону режима широких слоев крестьянства и предотвращении новой аграрной войны. Для этого предполагалось способствовать превращению боль­шинства жителей российской деревни в «крепкое, проникнутое иде­ей собственности, богатое крестьянство», которое, по словам Сто­лыпина, «служит везде лучшим оплотом порядка и спокойствия».

Ранее была распространена ошибочная точка зрения об ориентации столыпинской реформы на привлечение сложившегося узкого слоя «ку­лаков».

Проводя аграрную реформу, правительство стремилось не за­тронуть интересы помещиков. В пореформенное время и в начале XX в. правительство не смогло защитить дворянское землевладение от сокращения, но крупное и мелкое поместное дворянство продол­жало составлять наиболее надежную опору самодержавия. Оттолк­нуть его было бы для режима самоубийством.

Кроме того, дворянские сословные организации, в том числе Совет объединенного дворянства, имели большое влияние на Николая II и его окружение. Член правительства, а тем более премьер-министр, ставящий вопрос об отчуждении помещичьих земель, не мог бы удержаться на своем месте, а тем более организовать проведение та­кой реформы. Реформаторами учитывалось также и то, что поме­щичьи хозяйства производили весомую часть товарного хлеба.

Другой целью являлось разрушение сельской общины. Помня об участии общины в борьбе 1905—1907 гг., реформаторы при этом понимали, что главным в крестьянском движении являлся вопрос о земле. Поэтому они ставили задачей ликвидацию лишь поземельной общины и не стремились сразу разрушить ее административную ор­ганизацию.

Социально-экономические цели были тесно связаны с соци­ально-политическими. Планировалось ликвидировать экономический землераспределительный механизм общины, с одной стороны, составлявший ос­нову социального единства общины, а с другой — сдерживавший развитие агротехники. Конечной экономической целью реформ должен был стать общий подъем сельского хозяйства страны, трансформация аграрного сек­тора в экономическую базу новой, Великой России.

Законодательной основой реформы стал указ 9 ноября 1906 г., после принятия которого началось проведение реформы в жизнь. Позднее, 14 июня 1910 года, после утверждения III Государственной думой и Государственным советом, он стал законом, одобренным Думой и Госсоветом. Серьезные уточнения в ход реформы внес закон 1911 г., отражавший изменение акцентов правительственной поли­тики и означавший начало второго этапа реформы.

В 1915—1916 гг. в связи с войной проведение реформы фактиче­ски прекратилось. В июне 1917 г. реформа была официально прекра­щена Временным правительством.

Реформа осуществлялась усилиями Главного управления землеустройства и земледелия, возглавлявшегося А. В. Кривошеиным, и столыпинского Министерства внутренних дел.

Суть и методы реформы лучше все­го изложить словами самого П. А. Столыпи­на.  Ее цель состоит в том, утверждал он, что­бы сделать  «… крестьянина богатым, доста­точным, так как, где достаток, там… просве­щение, там и настоящая свобода. Но для этого необходимо дать возможность способному, трудолюбивому крестьянину, то есть соли земли русской, освободиться от тисков… в которых он в настоящее время находится. Надо дать ему… собственность. Пусть соб­ственность эта будет общая там, где община еще не отжила, пусть она будет подворная там, где община уже нежизненная, но пусть она будет крепкая, пусть будет наследствен­ная».
2.2   Основные направления и ход реформы.


В отличие от европейских стран, уже мино­вавших самый болезненный этап индуст­риализации — «раскрестьянивание» дерев­ни, — в России крестьяне составляли 77% на­селения. Реформа Александра II дала им зем­лю и волю, но не сделала их землевладельца­ми, собственниками. Земля передавалась не отдельным личностям и даже не домохозяе­вам, а общине, которая «всем миром» и «по справедливости» делила ее на наделы. По мере того как менялся состав семей, дележка про­водилась заново. Были общины и «непередель­ные», где земля передавалась по наследству, но в любом случае решал этот вопрос «мир». Семейный надел состоял из отдельных полос, часто далеко отстоявших одна от другой. Об­щинные поля делили сначала на несколько больших кусков — по качеству и отдаленнос­ти от селения, а потом в каждом куске наре­зали землю по хозяйствам. Об уровне аграр­ных технологий говорит тот факт, что почти треть хозяйств были безлошадными, столько же имели одну лошадь.

Но так видели дело лишь специалисты. Сами крестьяне и «общество» корень зла ус­матривали в малоземелье. А между тем Рос­сия являлась самой редконаселенной стра­ной в Европе: в Европейской России лишь четверть хозяйств имели меньше 5 десятин (1 десятина — 1,09 га), в то время как во Франции и в Германии таких хозяйств было примерно три четверти, а в Бельгии — даже 90%. Большей частью из 240 миллионов де­сятин земли, пригодной для сельского хо­зяйства, распоряжались крестьяне: пример­но 140 миллионов десятин входили в состав их наделов и еще около 25 миллионов были крестьянами куплены, то есть являлись их частной собственностью. Только 53 милли­она десятин (22%) приходилось на дворянс­кие поместья, остальными владели купцы, мещане и торгово-промышленные компании.

Однако за сорок лет после 1861 года зем­ледельческое население Европейской Рос­сии увеличилось с 50 до 86 миллионов чело­век, из-за чего надел на душу сократился на 42% (с 4,8 до 2,8 десятины), а средняя уро­жайность надельных земель выросла лишь на 30%, достигнув 39 пудов с десятины — на 15—20% ниже, чем в соседних частных хо­зяйствах, и в 3—4 раза ниже, чем в Европе.

В Думе столкнулись два варианта реше­ния земельной проблемы. Трудовикам была ближе позиция эсеров, требовавших изъя­тия всей земли из частной собственности, передачи ее в общенародное достояние и распределения между земледельцами по трудовой норме. Для помещиков и прочих частных собственников это означало конфис­кацию земли. Кадеты решительно выступа­ли против обобществления. Взамен они предлагали частичное (до 60%) отчуждение помещичьей земли в пользу крестьян, но не бесплатно, а «по справедливой оценке».

Подготовка проектов реформы до революции фактически началась Совещанием о нуждах сельскохозяйственной промышленнос­ти под руководством С. Ю. Витте в 1902—1903 гг. В 1905—1907 гг. выводы, сформулированные Совещанием, прежде всего идея о необ­ходимости разрушения поземельной общины и превращения кресть­ян в собственников земли, нашли свое отражение в ряде проектов го­сударственных чиновников (Н. Н. Кутлер, В. И. Гурко).

Одним из главных разработчиков кадетской аграрной программы стал М. Я. Герценштейн, выдающийся специалист по финансовому пра­ву, профессор Московского университета, ко­торого товарищи по партии с большим тру­дом уговорили баллотироваться в Думу. По сви­детельству писателя В. Г. Короленко, именно Герценштейну, а не своим лидерам крестьян­ские депутаты-трудовики доверяли отстаивать их интересы перед правительством.

Власти утверждали, что принудительное отчуждение обрушит принцип частной соб­ственности и приведет к революции. И это говорилось в стране, где о частной собствен­ности подавляющее большинство не имело и понятия! (Удивительно, но данный аргу­мент повторяют до сих пор, хотя очевидно, что именно желание власти оградить соб­ственность помещиков толкнуло крестьян в объятия большевиков в 1918 году.) Прину­дительное отчуждение земли при справед­ливом выкупе нарушало принцип частной собственности в меньшей степени, чем ре­форма Александра II, безвозмездно отняв­шая у помещиков крепостных рабов, а за выкуп — значительную часть земли.

Но Николай II и силы, на которые он опи­рался (Совет объединенного дворянства, Союз русского народа, Союз Михаила Архангела), категорически отвергали принудительное от­чуждение. Еще при Витте главноуправляю­щий земледелием и землеустройством Н. Н. Кутлер по указанию премьера разработал проект принудительного выкупа земли у по­мещиков для передачи ее крестьянам. Кон­чилась эта история увольнением Кутлера, а затем последовала и отставка Витте. Однако колебания почвы под ногами заставляли царя искать какие-то решения. Его внимание при­влекла фигура Столыпина.

Накопленный опыт привел Столыпина к мысли превратить основную массу кресть­ян в земельных собственников по примеру западных губерний. Он вряд ли был знаком с марксистскими формулами, но не мень­ше марксистов верил, что бытие определяет сознание. Сперва создать гражданина в виде крестьянина-собственника, тогда сама собой гражданственность привьется на Руси — такова его основная мысль.

Превращение крестьян в землевладельцев шло нескольки­ми путями.

— Укрепление чересполосных участков в собственность. На пер­вом этапе (1907—1910 гг.) в соответствии с указом 9 ноября 1906 г. было «укреплено» 2 млн наделов. Когда нажим местных властей прекратился, процесс укрепления резко сократился. Кроме того, большинство крестьян, желавших продать надел, уже сделали это. Всего в 1907—1915 гг. «укрепленцами» стали 2,5 млн человек —26% крестьян Европейской России (без западных губерний и За­уралья), но почти 40% из них продали свои участки, в большинстве своем переселившись за Урал, уйдя в город или пополнив слой сель­ского пролетариата.

—  Землеустройство на втором этапе (1911—1916 гг.) по за­конам 1910 и 1911 гг. давало возможность получения надела в соб­ственность автоматически — после создания отрубов и хуторов, без подачи заявления об укреплении в собственность.

— В «стародушных» общинах (общинах, где не было переделов с 1861 г. — в основном, на Украине) по закону 1910 г. крестьяне ав­томатически признавались собственниками наделов. Такие общины составляли 30% от их общего числа. В то же время лишь 600 тыс. из 3,5 млн членов беспредельных общин запросили документы, удосто­веряющие их собственность.

Крестьяне западных губерний и неко­торых районов юга, где общины не существовало, также автомати­чески стали собственниками. Для этого им не требовалось подавать специальные заявления. За Уралом реформа формально не проводи­лась, но и там крестьяне не знали общинной собственности.

Будучи саратовским губернатором, Столы­пин в отчете за 1904 год писал: «В настоящее время более сильный крестьянин превраща­ется обыкновенно в кулака, эксплуататора своих однообщественников… Если бы дать возможность трудолюбивому землеробу по­лучить сначала временно, в виде искуса, а затем закрепить за ним отдельный земель­ный участок, вырезанный из государствен­ных земель или из земельного фонда Крес­тьянского Банка, причем обеспечена была бы наличность воды и другие насущные усло­вия культурного землепользования, то наря­ду с общиною, где она жизненна, появился бы самостоятельный, зажиточный поселянин, устойчивый представитель земли»[24].

Что отличало его вариант от кадетской про­граммы? Растянутость во времени — про­цесс, по Столыпину, мог занять два-три де­сятилетия. По мнению кадетов, такого вре­мени у России, находящейся на грани взры­ва, уже не было. Герценштейн взывал в Думе: «Вы хотите, чтобы зарево охватило целый ряд губерний?! Мало вам разве опыта майских «иллюминаций» 1905года,  когда в Саратовской губернии чуть ли не в один день погибло 150 усадеб?! Нельзя теперь предлагать меры, рассчитан­ные на продолжительный срок, необходима экстренная мера, а принудительное отчуж­дение и есть экстренная мера!»[25] История показала: правы были кадеты. Если бы власть согласилась тогда на прину­дительное отчуждение с выкупом, в 1917 году у большевиков не оказалось бы на руках глав­ного козыря — лозунга «Земля крестьянам!». Но царь выбрал Столыпина, готового соче­тать аграрную реформу с жестким подавле­нием революции.

Важное направление аграрной реформы — поощрение крестьян переселяться из центральных губерний за Урал. Переселен­ческое управление подыскивало подходя­щие для земледелия территории, которые распределялись между губерниями Евро­пейской России, а затем внутри губерний верстались по уездам. Переселенцам обес­печивали льготный проезд по железной до­роге и пособие на первичное обустройство. Обычный пассажирский транспорт с мас­совым движением на восток не справлял­ся, и в 1908 году сконструировали вагон, получивший название «столыпинский». Ниже обычного пассажирского, но значи­тельно выше товарного, он имел подсобные помещения для утвари и живности (в со­ветские времена такие вагоны приспособили для перевозки заключенных: оборудовали внутри решетками и коридором, подсобные помещения использовали под карцеры).

Столыпин отнюдь не считал увеличение земельных наделов и закрепление их в соб­ственность единственным направлением в подъеме земледелия. Рост урожайности и за­купок сельскохозяйственной техники, мел­кий кредит, ссуды кооперации, льготный от­пуск лесоматериалов для постройки домов на отрубах, опытные сельскохозяйственные станции, агрономические школы, разъезд­ные инструкторы, склады сельскохозяй­ственных орудий, семян, искусственных удобрений, раздача племенного скота — все это быстро повышало уровень производства. Общество «Зерно» устраивало для ознаком­ления поездки сельской молодежи в славян­ские страны, главным образом в Чехию.

Быстрыми темпами развивалось кооперативное движение. В 1905—1915 гг. число сельских кредитных товариществ увеличи­лось с 1680 до 15,5 тыс. Число производственных и потребительских кооперативов в деревне возросло с 3 тыс. в 1908 г. до 10 тыс. в 1915 г. Многие экономисты разной политической ориентации прихо­дили к выводу о том, что именно кооперация представляет собой наиболее перспективное направление развития русской деревни, от­вечая потребностям модернизации крестьянского хозяйства.

В то же время при отсутствии широкого государственного креди­та сельскому хозяйству уровень развития кооперации оставался не­достаточным для российской деревни.
    продолжение
--PAGE_BREAK--2.3   Основные итоги.


В крестьянском секторе России наблюдался серьезный   прогресс. Большую роль в этом сыграли урожайные годы и рост миро­вых цен на зерно. Но особенно прогрессировали отрубные и хуторские хозяйства,  где в большей степени применялись новые технологии, прежде всего травосеяние. Урожайность в них превышала аналогич­ные показатели общинных полей на 30—50% .

Значительно повысилась товарность крестьянского хозяйст­ва, прежде всего за счет хуторов и отрубов. Вводились новые систе­мы земледелия и сельскохозяйственные культуры. От трети до поло­вины единоличников участвовали в кредитных товариществах, что давало им средства для модернизации. Свыше 1,6 млн крестьян посе­тило сельскохозяйственные курсы.

В целом же переворот в агроэкономике и агротехнике не произошел, но при оценке экономических результатов важно учи­тывать, что реформа, рассчитанная на десятилетия, за несколько лет успела лишь уточнить направление и набрать темп. Без крупных кредитов, мелиорации и других мер реформа не способна была дать больших результатов, а такие мероприятия не могли осуществлять­ся без выделения государством значительных средств.

Община как орган самоуп­равления российской деревни не была затронута реформой, но соци­ально-экономический организм общины начал разрушаться. Число поземельных общин сократилось со 135 тыс. до 110 тыс. Особенно бы­стро процесс происходил в наиболее развитых северо-западных, южных и юго-восточных районах, где община исторически была слабее.

Некоторые историки считают, что реформа не удалась, так как из об­щины якобы вышли только 26% крестьян и процесс выхода стал зату­хать с 1910 г. Но эта цифра учитывает лишь крестьян, укрепивших свои чересполосные наделы в собственность.

После 1910 г. заявлений об укреплении в собственность наделов и, соответственно, выходе из поземельной общины поступало все меньше. Но землеустроительные процессы развивались с этого вре­мени все быстрее. Землеустроившиеся после 1910 г. хозяева также становились собственниками.

Из общины вышло более трети ее членов, но процесс еще не был завершен. Свидетельством роста этой тенденции является значи­тельное число поданных заявлений о землеустройстве, большую часть которых землеустроители не успели реализовать к маю 1915 г.

В итоге в центре страны вместе с членами «стародушных» общин в разрушение поземельной общины было вовлечено не менее 2/3 быв­шего общинного крестьянства. С учетом запада и юга России, При­балтики, Сибири, где поземельных общин не существовало, боль­шинство крестьянства страны к 1917 г. фактически находилось вне поземельной общины.

Важно также учитывать, что реформа, рассчитанная как мини­мум на два десятилетия, только началась, и лишь в 1910—1911 гг. было найдено верное направление ее развертывания.

При этом реформа оказала благотворное влияние на сохранив­шиеся общины ряда центральных районов, выявив некоторую ее жизнеспособность. Освободившиеся от потенциальных пролетариев, продавших свои наделы, общины постепенно обращались к исполь­зованию прогрессивных методов хозяйствования. Более 2,5 млн заявок на землеустройство были поданы общинами. Сельские общества все чаще применяли многополье и травосеяние, не ставшими, впрочем, преобладающей здесь формой аграрной технологии.

Происходило   постепенное   прекращение крестьянских выступлений. На первом этапе в 1907—1909 гг. при укреплении наделов в собственность, часто под нажимом земских начальников, число крестьянских выступлений (в основном против произвола властей) начало расти, достигнув в 1910 г. почти одной тысячи. Но после переноса акцента правительственной политики на землеустройство, отказа от принуждения и некоторых экономиче­ских успехов крестьянские волнения почти прекратились, сократив­шись в 1913 г. до 128.

Главная политическая цель все же не была достигну­та. Как показал 1917 г., крестьянство сохранило способность «всем миром» выступить против помещиков (и режима, защищавшего их) под воздействием не столько экономической необходимости, сколько исторической памяти о веках крепостного угнетения, ненависти к барам. В 1917 г. стало очевидно, что аграрная реформа запоздала на 50 лет, но основной причиной ее относительной неудачи явилась со­циально-политическая половинчатость преобразований, проявив­шаяся в сохранении помещичьих земель в неприкосновенности.
3.      «Зависеть от царя...»


Столыпин не смог бы так долго оставать­ся на важнейших постах, если бы не су­мел выстроить отношения с царем. В глазах  Николая II подозрительные реформы урав­новешивались твердостью правительства в борьбе с крамолой. Столыпин верил, что глав­ное — создать слой крестьян-собственников. А когда он появится, тогда и построением правового государства можно будет занять­ся.

Но постепенно между премьером и монар­хом накапливались шероховатости. В октяб­ре 1906 года Столыпин инициировал отмену некоторых ограничений по отношению к ев­рейскому населению, не приносивших, с его точки зрения, пользы, но питавших револю­ционные тенденции и дававших материал антирусской пропаганде в США. Предложе­ния были поданы государю. Николай долго держал паузу и ответил лишь 10 декабря 1906 года: «Возвращаю Вам журнал Совета мини­стров по еврейскому вопросу неутвержден-ным. Несмотря на убедительные доводы в пользу принятия положительного решения по этому делу — внутренний голос все настой­чивее твердит мне, чтобы я не брал этого решения на себя. До сих пор совесть моя никогда меня не обманывала. Поэтому и в данном случае я намерен следовать ее веле­ниям. Я знаю, вы тоже верите, что сердце царево в руках Божьих. Да будет так. Я несу за все власти, мною поставленные, великую перед Богом ответственность и во всякое вре­мя готов отдать Ему в том ответ»[26].

До определенного момента Николай иг­норировал нападки на Столыпина со сто­роны правых, обвинявших премьера в ли­берализме, заигрывании с Думой и даже в узурпации царских прерогатив в военной области. Но когда в начале 1909 года Сто­лыпин самостоятельно провел через Думу и Государственный совет смету создавае­мого морского генерального штаба, царь де­монстративно не утвердил проект.

Отношения премьера с императрицей Александрой Федоровной были натянуты­ми. Столыпин попросил царя удалить из сто­лицы Распутина, тот со вздохом ответил: «Я с вами согласен, Петр Аркадьевич, но пусть лучше будет десять Распутиных, чем одна истерика императрицы». Александре донес­ли, что на обеде у жены Столыпина офице­ры остались при оружии (что полагалось только за царским столом), в ответ она об­ронила: «Что же, были до сих пор две царицы, теперь будут три». В период кризиса вокруг морского штаба Александра настаи­вала на отставке Столыпина. В апреле 1909 года он обсуждал с близкими людьми воп­рос о своем уходе.

В августе — сентябре 1910 года Столыпин совершил поездку в Западную Сибирь, из которой вернулся радостный и полный впе­чатлений. «Еще десять лет мира и друж­ной работы правительства, — говорил он, — и Россия будет неузнаваема». Он гото­вил ряд мер по закреплению переселенцев на новых территориях, в частности путем передачи им земли в собственность. Од­нако к этому времени звезда Столыпина уже стремительно закатывалась. Поводом к разрыву его с царем стал совершенно второстепенный вопрос о земстве Запад­ного края.

Столыпин всегда принимал близко к сер­дцу все, что делал, а законопроект о земстве Западного края особенно его волновал. Третьеиюньская избирательная система обес­печила преимущество на выборах помещи­кам. Но в Западном крае, перешедшем под власть России только в XVIII веке, помещи­ки были поляками, а крестьяне — русски­ми. В результате в Думу прошли только по­ляки, составлявшие 4 процента населения. Столыпин, выходец из Ковенской губернии и русский националист, заявил о необходи­мости защитить неокрепшие русские ячей­ки в их противоборстве с цитаделями польской культуры.

Его законопроект предлагал проводить выборы в Западном крае по национальным куриям с учетом не только имущественно­го, но и количественного фактора, а также закреплял за русскими важнейшие места в земском управлении. После одобрения Ду­мой проект в начале 1911 года поступил в Государственный совет. И здесь неожидан­но для Столыпина был провален совместны­ми голосами левых поборников равенства национальностей и правых, усмотревших в нем удар по культурному (польскому поме­щичьему) элементу в пользу мужичья. Сто­лыпин был поражен: его, убежденного мо­нархиста, обвинили чуть ли не в разжига­нии революции! Он тут же вручил госуда­рю прошение об отставке.

Николай II был подавлен, говорил, что не представлял себе важности дела и вообще, «во что превратится Совет министров, если все министры начнут подавать в отставку в случае конфликта с Думой или Государ­ственным советом!»[27]. Мария Федоровна и великие князья горой встали за премьера, внушая царю, что он единственный спосо­бен привести Россию к светлому будуще­му. Сам же Столыпин предъявил царю уль­тиматум, потребовав убрать из Государ­ственного совета главных противников про­екта, распустить на три дня Госсовет и Думу и провести закон о западном земстве в по­рядке 87-й статьи.

11 марта было объявлено об увольнении правых членов Государственного совета В. Ф. Трепова и П. Н. Дурново, а 12 марта издан указ о перерыве занятий Госсовета и Госду­мы на три дня. В эти дни закон о западном земстве был введен именным высочайшим указом. Такое издевательство над смыслом 87-й статьи вызвало возмущение даже среди сторонников законопроекта. Правый депутат В. В. Шульгин, защищая Столыпина от напа­док своих коллег Дубровина и Пуришкевича, говорил: — «Вы сгоните его, повалите, но кем замените?» «Очень вам благодарен, что вы меня защищали, — сказал Столыпин Шульгину, — но меня нельзя защитить».

У него обострилась сте­нокардия, брату он сказал, что не знает, долго ли проживет, в мае признался Коков­цову, что все происшедшее с начала марта его совершенно расстроило, он потерял сон, нервы натянуты до предела. Оставив Коков­цова «на хозяйстве», Столыпин взял отпуск до конца августа, когда планировалось от­крытие в Киеве памятника Александру II и представление государю избранных по но­вому закону земцев от Западного края.

Понимая, что срок его премьерства, а воз­можно, и жизни истекает, Столыпин как за­веденный продолжает работать над проекта­ми широких реформ. Он составляет план раз­вития Российской империи на десять лет. Он собирается понизить земский ценз, увеличить бюджет втрое за счет введения прямых нало­гов (так и произойдет, но уже без него), об­разовать восемь новых министерств и т. д. На 1920 год им намечается полное отделение Польши, с предварительным изменением гра­ниц между уездами, с тем чтобы окатоличен­ные и ополяченные отошли к Польше, а рус­ские (белорусские) остались в составе России. После ожидаемой отставки он собирался по­дать по этим вопросам всеподданнейший док­лад на имя царя или Марии Федоровны. Ве­рил ли сам Столыпин, что это возымеет дей­ствие, или просто пытался чем-то себя занять? Бумаги с проектами были изъяты после его смерти императорской комиссией.

После смерти Столыпина  все преобразования были замедлены, так и не достигнув главной цели — укрепления российского государства.

Итак, содержащиеся в самом характере режима противоречия обусло­вили настолько же противоречивую государственную политику. Правящие круги оказались неспособными встать на путь действен­ных преобразований. Непоследовательная правительственная поли­тика лавирования не разрешила основных проблем России. С одной стороны, политика  «просвещенного консерватизма» Столыпина вызывала недовольство окружения Николая II и значительных слоев поместного дворянства, что во мно­гом способствовало падению премьер-министра, а с другой — разру­шила союз с правыми либералами и вызвала новый подъем освобо­дительного движения.
    продолжение
--PAGE_BREAK--