Краткое содержание книги И. Тэна "Происхождение современной Франции"

Ярославский ГосударственныйПедагогический Университет им. К. Д. Ушинского
Краткое содержание книги И. Тэна«Происхождение современной Франции»
Выполнил:
студент 151 гр. ИФ
Хортов А. А.
Ярославль — 2005
 
И. Тэнявляется представителем культурно-исторической школы в литературоведении.Исходя из методологии позитивизма, он попытался дать причинное объяснениеявлений художес­твенной жизни. Наибольшее значение Тэн придавал общес­твеннойпсихологии, которая, в свою очередь, определяет­ся тремя основными факторами:«расой» (т. е. врождённы­ми национальными особенностями), «средой» (климатом, атакже политическими и социальными обстоятельствами) и историческим «моментом»(влиянием традиции).
Свой«психологический метод» Тэн применил и в основном своем историческом труде«Происхождение современной Франции», посвящённом революции во Франции 1789 г.
Своёисследование Тэн начинает с изучения предреволю­ционной Франции. Вопрекитрадициям, он уделяет больше внимания французскому обществу, чем государству, ивы­водит старый строй из общественных потребностей Средне­вековья, а затем указывает на причины превращенияэтого строя в источник привилегий и злоупотреблений, мастер­ски демонстрируяконтраст между аристократическими са­лонами и задавленными налогами низами.
Визображении самой революции Тэн отошёл от традиционной французскойисториографии — «патриоти­ческой» (апологии всех революций или одной изполитичес­ких партий). Он резко отрицательно характеризует Революцию, егооценки отличаются эмоциональностью. Он критикует членов Учредительного собра­нияза то, что они, не дав Франции конституции, начали с составления Декларацииправ человека и гражданина, а ведь свободы без обязанностей не бывает.
Касательнодеятельности Учредительного собрания И. Тэн приходит к следующему заключению:«Учредительное Собрание несколькими законами… посеяло добрые семена. Но вовсём, касающемся политических установлений, специальной организации, онодействовало, как академия утопистов, а не как законодательное учреждениепрактиков». Конституцию 1793 г. И. Тэн считает изначальноне задуманной для применения на практике. В конституции, которую фабрикуют еёсоставители, они хотят остаться повелителями Франции и поэтому объявляют, чтоФранция должна избрать из их среды две трети своих представителей.
Итак,нашему взору предстают консервативные и монархические взгляды Тэна, что представляетбольшой интерес, поскольку расходится со многими оценками Революции в целом иреволюционных Конституций в частности. «Отме­нив прежнее правительство [монархию], новое правитель­ство увлеклосьтеоретическими спорами, что породило в стране «безначалие». Взятие Бастилии,послужив­шее началом этой анархии, прежними историками рассмат­ривалось какпатриотический подвиг. Для Тэна же это толчок,создавший благоприятную почву для зарождениянового политического типа (якобинца) и захвата им власти. И хотя Тэн считалнегативно относился к якобинцам и якобинским вождям, это не помешало емузащищать их перед английским историком Карлейлем. «Они были преданы отвлечённойистине, как ваши пуритане — божественной; они следовали филосо­фии, как вашипуритане — религии; они ставили себе целью всеобщее спасение, как ваши пуритане— своё лич­ное». При этом в якобинстве Тэн видел «зловредный поли­тический тип»,происшедший от «властолюбия, вскормлен­ного догмой о всемогуществе государства,на благоприят­ной для того почве анархии, созданной революцией».
 
 
 
 
 
 
NB:пунктуация – согласно книге.
Том II.
«Не только власть выпалаиз рук короля, но она и не попала в руки Собрания; власть очутилась на земле, вруках у разнузданного народа, у буйной и чрезмерно возбуждённой толпы, усборищ, хваставших её, как брошенное на улице оружие. В действительности,правительства уже не было; разваливалось целиком искусственное зданиечеловеческого общества; всё возвращалось к состоянию первобытной природы. Этобыла не революция, это было распадение (dissolution).
«Две причины возбуждают иподдерживают всеобщий мятеж. Первая, это голодовка, непрекращающаяся в течениедесяти лет; разрастаясь от насилий, ею же самою вызванных, она доведёт добезумия народные страсти и революцию заставит идти неверными, колеблющимисяшагами». Вторая причина – надежда, «её лучи проникли в подвалы, где работаетнарод и даже в глубокие подземелья и в тёмные закоулки, где скрываются отсудебного преследования люди, стоящие вне закона, бродяги и преступники,отвратительные и кишащие грязью подонки».
«Как бы ни было дурноправительство, есть нечто худшее – это уничтожения правительства. Благодаряправительству человеческие воли приводятся в согласование и устраняетсябеспорядок. Оно в обществе играет роль мозга в живом организме… приносит большедобра, чем зла… в нём одном сосредотачивается высший разум, который понимаетобщий интерес и комбинирует целесообразные средства». «Если мозг ослабевает…социальный организм отступает на несколько шагов в своём развитии… человеквпадает в своё первобытное бессилие и вся власть переходит к временнымсборищам, которые вздымаются вихрями из человеческого праха». Они – «банда,имеющая целью насилие», она «не только формируется из самых несчастных,экзальтированных людей, наиболее склонных к разрушению и своеволию, но при этомбеспорядочно учиняя насилие каждый из наиболее грубых, наиболее безрассудных иразвращённых, опускается ещё ниже своего обычного уровня, в самые мрачныеглубины, зверских безумных подонков своего существа… Он уже не боится закона,так как закон им же уничтожен… крестьянин, рабочий, буржуа, усмирённый иприрученный многолетней цивилизацией, вдруг превращается в варвара».
Тэн сравнивает революциюво Франции с нашествием на Римскую империю в четвёртом веке.
«Когда рухнул авторитеткороля, рухнули и все власти, которым он давал полномочия».
«Народ потерял голову спервых же недель. Привыкнув к тому, чтобы им управляли, людское стадовстревожилось, почувствовав себя покинутым. Ему недостаёт его руководителей,которых он сам же затоптал ногами. Освободившись от наложенных ими уз, онолишилось и их покровительства. Оно чувствует себя одиноким в незнакомой стране,подвергнутым всяческим опасностям, которых оно не знает и от которых не можетзащититься. Теперь, когда пастухи убиты или обезоружены, и вдруг явятся волки!»
«И действительно имеетсяуже обречённый класс и имя ему найдено, это – аристократия. Данное вначаледворянам и епископам, которые в Народном Собрании отказываются присоединиться ктрём сословиям, эта убийственная кличка распространилась впоследствии на всех,кто по своему званию, служебному положению, связям, образу жизни отличается отмассы. То, что должно было бы внушить уважение, является предметом злорадства,и народ, страдавший от их привилегий, всё же не питал к ним личной ненависти,начинает смотреть на них, как на врагов». «Теперь, когда третье сословиесчитает себя всей нацией, каждое сборище считает себя вправе изрекать приговорынад жизнью и имуществом, и само же приводит их в исполнение».
«Для начала онинабрасываются на евреев, этих наследственных пиявок, разоряют их дома, делятмежду собой их деньги, и охотятся за ними, как за дикими зверями… От евреяростовщика, до христианина-собственника расстояние невелико, и оно сразу былопройдено».
«Нигде не видно, чтобывосставшая деревня, мстила лично своему владельцу. Если народ стрелял в дворян,встречавшихся на его пути, это не из чувства злобы. Он разрушает класс, непреследуя определённых личностей. Он ненавидит феодальные права, налоги,проклятые монастырские и дворянские грамоты, обязывающие его платить оброк, ноне дворянина, который, если он живёт тут же, обыкновенно человек гуманный, сострадательный,и часто даже благотворитель».
«Это война среди полногомира, война большинства, грубого и озверевшего, против избранных, воспитанных,вежливых, доверчивых, не думавших даже защищаться и лишённых какой бы то нибыло поддержки». «Сначала ненавидели только монахов, теперь ненавидят всех,имеющих собственность».
«Среди разрушенногообщественного строя, при отсутствии даже подобия правительства, происходиткакое-то нашествие, нашествие варварское; террором оно докончит начатоенасилиями, и подобно нашествиям Норманнов в Xи XIвеках, своей победой закрепитэкспроприацию имущества у целого класса людей».
Том  III.
Принцип якобинца (я.) –уверенность в своей непогрешимости. «Я. из принципа отрицают закон, ибоединственным законом для них является произвол черни. Они без стесненияоказывают сопротивление правительству, ибо для них правительство – простойчиновник, назначенный народом, которого последний во всякое время можетпрогнать». Для них «цель оправдывает средства».
«Я., чтобы бытьизбранными, обещали алчным арендаторам доходы и собственность помещиков».
Но «руководимое я.Собрание, если изменяет закон, то всегда в ущерб угнетаемым и в пользупритеснителей». «Новым паспортным уставом оно [Собрание] прикрепляет к местувсех граждан и подчиняет их право переезжать с места на место даже внутригосударства, произволу я. Муниципалитетов». «Оно запрещает носить присущуюдуховному званию одежду, оно продаёт епископские дворцы, дома, ещё занятыемонахами и монахинями. Оно восторженно приветствует священника, представляющегоему свою жену» [в католической церкви – целибат, то есть священники не могутиметь жён].
«Единственным желаннымдля них родом правления является демократия рассуждающей сволочи… Самые гнусныедеятели, смутьяны по профессии, разбойники, фанатики, злодеи всех категорий,гордые и вооружённые бедняки… — вот их армия».
Состав партии я.: «моты,промотавшие отцовское наследство и потому ненавидящие всех, сохранивших его;люди ничтожные, которым царящий беспорядок открывает двери богатства и общественныхдолжностей… мещане и помещики по сердцу и уму, расслабленные привычкойчувствовать себя в безопасности и наслаждении».
Король для я. –«чиновник, который должен считать для себя большим счастьем право заниматькресло рядом с председателем Собрания».
«Если бы у короля быложелание бороться, он мог бы ещё защищаться, спастись и даже победить…  Но у правящих, как и у управляемых,утратилось понятие о государстве, у одних вследствие гуманизма, возведённого вобязанность, у других вследствие неповиновения, возведённого в право».
«Каждый я. кружок в своёмуезде облечён местной диктатурой; с т. з. я. это – единственное право, а техпор, как Национальное Собрание объявило отечество в опасности, это уже являетсяюридическим правом».
«В этой гибели разума ичестности, которую навязывают якобинской революцией, иногда кто-нибудь давсплывал», но с ними расправлялись. Так, например, «администрации департаментовво многих местностях состояли из либералов, друзей порядка, просвещённых людей,неподкупных и убеждённых защитников закона».
Состав партии я. в 1789г. – «все, кто пользовался почтением и уважением, кто получил образование,умственную и нравственную культуру», 1793 г. – «негодяи всех видов».
Том IV.
«Между якобинцами тричеловека, Марат, Дантон, Робеспьер, приобрели первенствующее положение ивласть. Это объясняется тем, что благодаря уродству или неправильному строениюсвоего ума и своего сердца, они выполнили требуемые условия».
Марат (М).
«Из них трёх М чудовищнеевсех. Он почти стоит на границе сумасшествия, в нём можно отметить главныечерты безумия, яростную экзальтацию, постоянное возбуждение, лихорадочнуюдеятельность, неиссякаемую страсть к писанию, автоматизм мысли и столбняк воли,под влиянием и давлением ideefixe, кроме того обычные физическиесимптомы, бессонницу, сероватый цвет лица, крайнюю нечистоплотность».
«Лишённый таланта,неспособный к критике, человек посредственного ума, он был создан только дляпреподавания науки или для занятия каким-либо другим искусством, для того чтобыбыть учителем или более или менее решительным и хорошим доктором, чтобыследовать с некоторыми уклонениями по заранее намеченному пути».
«В политике онприсоединяется к бывшей тогда в моде нелепости – Социальному контракту,основанному на естественном праве и он делает её ещё глупее, присоединяя сюдарассуждения грубых социалистов, затерявшихся в морали физиологов, основывавшихправо на физической потребности». Цитата по М: «Из одних только потребностейчеловека проистекают все его права… Когда у кого-нибудь нет ничего, он имеетправо отобрать у другого силой то, в чём у него излишек. Что я говорю? Он имеетправо отобрать у него необходимое и, чтобы только не погибнуть от голода, онимеет право задушить другого человека и пожрать его ещё трепещущее тело. Для сохранениясвоей жизни человек имеет право посягать на собственность, свободу, даже нажизнь других людей, чтобы избегнуть ига он имеет право угнетать, порабощать иубивать. Для обеспечения своего счастья он имеет право решаться на всё».
«Находя, что члены учредительногособрания разрушают и снова воссоздают слишком медленно, он [М] заявляет, что онв состоянии всё уничтожить и снова воссоздать в совершенно другом виде в одномгновение».
«В глазах Марата, Марат –превосходящий всех своим гневом и характером, является единственнымспасителем». Он один из «помешанных с проблесками разума», у него –«честолюбивый бред…, мания преследования». Сначала против него – «заговорфилософов», далее – «заговор докторов», «наконец последовал заговоракадемиков». «По его мнению учёные, не пожелавшие восхищаться им – дураки,шарлатаны и плагиаторы». «В политике… друг народа [М] может иметь соперникамитолько злодеев».
«После бреда честолюбия,мании преследования и постоянного кошмара наступает мономания убийства. Спервых же месяцев Революции эта мания овладевает М; дело в том, что она былаему прирожденна, была ему заранее привита, он отдался ей из принципов исознательно. Никогда рассудительное безумие не проявлялось более резкимобразом». «Оправдываются бесчисленные мятежи, вызываемые голодовками и так какэти голодовки постоянны, ежедневные мятежи вполне законны».
«С другой стороны,выставив принципом верховенство народа, он выводит из него «священное праводавших полномочия отозвать своих делегатов», схватить их за горло, если онинарушают свой долг, свернуть им шею, если когда-нибудь у них появитсяпоползновение неподобающе вотировать или управлять».
«Точным глазомеромхирурга М определяет размеры зла. В сентябре 1792 г. в Совете Коммуны онисчисляет приблизительно в 40.000 число голов, которые нужно отрубить. Когдашесть недель спустя общественный нарыв становится гораздо больше, число возрастаетсоответственно, теперь он уже требует 270.000 голов, всё из человечности,«чтобы обеспечить ему общественное спокойствие», при том условии, чтобы емупоручить произвести эту операцию, одну только операцию, в качестве мстителя».
Дантон (Д).
«В Д нет ничегобезумного, напротив, у него не только самый здравый ум, но он ещё обладаетполитическим талантом в столь значительной степени, что с этой стороны ни одиниз его сотрудников или противников не может быть с ним сравниваем и что средидеятелей Революции один Мирабо был ему равен и превзошёл его. Это оригинальный,самобытный ум, а не, подобно большинству своих современников резонёрствующийтеоретик и писака, то есть педантичный фанатик, существо созданное книгами,лошадь вертящая мельничный жернов с наглазниками и всё кружащаяся по одному итому же пути. На его взгляд не оказывают влияния абстрактные предрассудки, онне вносит с собой ни социального договора подобно Руссо, ни социальногоискусства подобно Сийесу, ни принципов или кабинетных комбинаций, он отошёл отних в сторону инстинктивно, может быть даже из презрения: он в них не нуждался,он не знал бы что с ними делать».
«До самого конца, вопрекивзглядам своих приверженцев, он старался уменьшить или по крайней мере неувеличивать сопротивлений, которые должно было победить правительство».
«Деспотизм, установленныйсилой и поддерживаемый страхом – вот его цель и средства; это он, прилаживаясредства к цели и цель к средствам, руководит великими днями и вызываетрешительные меры Революции».
«Но почему же раз онсоздал машину, он не решается ею управлять? Дело в том, что хотя он еёпостроил, он не способен управлять ею».
«С одной стороны, глазаего не покрыты серой пеленой теории: он видит людей не сквозь призмусоциального договора, как сумму арифметических единиц, но видит их такими,какими они на самом деле, видит, что они живут, страдают, в особенности те,которых он знает, видит что у каждого есть своя физиономия, свои жесты… Сдругой стороны на глазах его нет толстой пелены неспособности инепредусмотрительности. Он понял внутренний недостаток системы, неизбежное искорое самоубийство Революции». «Он предпочитает быть гильотинированным, чемгильотинировать других».
 
 
Робеспьер (Р).
«Ни один ум своейпосредственностью не соответствовал более духу времени, в противоположностьгосударственным людям он витает в пустом пространстве, среди отвлечённостей,всегда сидя верхом на принципах, не желая соскочить с них и коснуться обеиминогами практики». Р ничего не понимает ни в области финансов, ни в областивнешней политики.
«Он не имеет верного иточного представления о современной ему Франции: вместо людей он видит 26миллионов простых автоматов, которых можно заставить действовать согласно и безтолчков; действительно, по природе своей они добры и после маленькойнеобходимой чистки они все станут добрыми – поэтому их коллективная воля –«голос разума и общественного интереса». «Его ум остаётся закрытым, изпредрассудка или из корысти… поэтому он или тупица или шарлатан, и вдействительности он и то и другое, потому что тот и другой сливаются и образуютпеданта, то есть человека пустого и надутого, который полагает, что в нём массаидей только потому, что он за словом в карман не полезет, который наслаждаетсясвоими собственными фразами и обманывает самого себя, чтобы руководить другими…в Революции, искусственной и декламаторской трагедии, он играет главную роль.Пред ним мало-помалу стушёвываются на задний план сумасшедший и варвар; к концуМ и Д стушёвываются или их стушёвывают, и Р, один оставшийся на сцене,приковывает к себе все взгляды».
«Он является последнимвыродком и засушенным плодом классического духа… его сочинения и речи полныотвлечённых и смутных сентенций, нет ни одного точного факта, ни однойиндивидуальной и характерной подробности, ничего, что говорило бы глазам ивызвало бы живой образ, ни одного личного и характерного замечания, ни одногоотчётливого откровенного и непосредственного впечатления».
«Под своими громкимисловами о справедливости, человечестве, он подразумевает кучу набросанных другна друга голов».
«Первая его страсть… — это литературное тщеславие. Никогда глава партии, секты или правительства небыл даже в решительный момент таким неизлечимым риториком и притом плохим,высокопарным и плоским риториком». «Нет ни одного искреннего тона в егоизворотливом красноречии, одни только наставления и при том риторические фигурыуже потёртые, общие выражения, заимствованные у греческих и латинских авторов…С таким жалким умом, как его ум менее всего можно было руководить людьми».
«Но Революция вознеслаего в Учредительное Собрание и в течение долгого периода времени, на этойбольшой сцене, жестоко страдало самолюбие его, самая чувствительная фибраподобных ему людей… В Национальном Собрании, заслонённый крупными талантами, ондолго оставался в тени и не раз он, благодаря своей настойчивости и отсутствиютакта, находился в смешном положении».
«У Р нет потребностей каку Д, он ведёт скромный образ жизни, чувства его не мучают, если он имподдаётся, то делает это с хмурым видом… Но его можно обольстить… обедами…ласками… вкрадчивой привлекательностью дворянской вежливости и тонкогообщества… прелестями широкой жизни и полной свободы… К концу УчредительногоСобрания, благодаря тому, что люди более или менее способные икомпетентные  удалились или былиустранены, он остаётся одним из самых видных теноров на политической сцене и вовсяком случае самым знаменитым тенором среди якобинцев».
«У него все характерныечерты не главы религии, а главы секты. Он создал себе репутацию строгостинравов, граничащей со святостью. Он говорил о Боге и Провидении, он выставлялсебя другом бедных и слабых и за ним следуют женщины и люди неразумные, он сважностью принимает их обожания и знаки их преклонения. Р – священник и всегдабудет только священником».
«Такая степень холодного,безумного себялюбия и самовосхваления равняется горячечному блюду и Р доходитдо мыслей, почти до видений М. В своих собственных глазах он подобно М считаетсебя гонимым человеком, подобно М он считает себя мучеником, но при этом онболее искусно и сдержанно ведёт себя; у него покорный жалкий вид чистой жертвы,готовой погибнуть и подняться к небесам, оставив людям вечную память о своихдобродетелях… подобно М, он видит вокруг себя только «извращённых людей,интриганов, изменников». Конечно у него, как и у М, здравый смысл извращён иподобно М он говорит, что ему никогда не нужно обдумывать, так как он всегдаотдаётся первому своему впечатлению. Для него «лучшими мотивами являются егоподозрения» и эти подозрения не может уничтожить даже осязательнаяочевидность… подобно М, он создаёт в своём воображении самые необыкновенные,мрачные выдумки, но менее импровизированные и менее нелепые, более обдуманные иболее искусно сконцентрированные в его мозгу резонёра и полицейского».
«В этом ограниченноммозгу, склонным к отвлечённостям и привыкшем разделять людей на две категории ссовершенно противоположными этикетками, укрепилось убеждение, что тот, кто неним, против него и что между мятежниками всякого направления и негодяямивсякого рода царит полное согласие». «Кто спотыкается или уклоняется от этогопути [намеченного Р согласно его принципам], тот злодей, изменник».
Состав этих изменников: «Сколько диссидентов переодетыхправоверными, сколько шарлатанов переодетых патриотами, пашей переодетыхсанкюлотами. Присоедините эту сволочь к той, которую хочет раздавить М и ужепридётся считать виновных и отрубить головы не сотням тысяч, а миллионам… Исогласно своим принципам Р должен отрубить все эти головы. Он это знает: как невраждебен его ум точным идеям, но сидя иногда в кабинете, наедине с самимсобой, он ясно сознаёт происходящее, также ясно как и М».
«Но по мере того как онпредаётся этому ремеслу ремесленника, разрушительные инстинкты, долгозаглушённые цивилизацией, поднимают голову. Сначала он был похож на домашнююкошку, беспокойную, но довольно тихую. Затем он начал походить внешностью надикую кошку, а затем и на тигра… Таким образом, пожираемое внутренним ядом,выделяемым из себя, его физическое существо приходит в расстройство, как и у М,только с другими симптомами». Он показной моралист, «который никогда неразличал ложного от истинного и вся чувствительность которого заимствована отчувствительных писателей!»
«Такова декорацияреволюции, показная её сторона и такова её обратная отвратительная сторона; приноминальном господстве гуманитарной теории она прикрывает действительнуюдиктатуру злых и низких страстей. В её истинном представителе, как и в нейсамой, везде сквозь филантропию прорывается жестокость, а в напыщенном педанте– палач».
«Если необходимоопьянение для пробуждения зверя, достаточно диктатуры для пробуждениясумасшествия. У большинства новых властителей умственное равновесие нарушено;между тем, чем был человек и чем он есть теперь, разница слишком велика.Некогда мелкий адвокат, сельский врач, учитель колледжа, неведомый член местногоклуба, вчера ещё был в Конвенте простым вотирующим среди семисот пятидесятичеловек, а сегодня он в каком-нибудь департаменте вершитель всех судеб… Ониумеют только смещать, гильотинировать, приводить в расстройство, идти вперёд сзакрытыми глазами, швырять человеческими жизнями, быть причиной поражения,иногда гибнуть сами. Они всё потеряли бы, если бы результаты их неспособности,их дерзости, не смягчились преданностью офицеров и энтузиазмом солдат… Каковобы ни было социальное орудие, правосудие, администрация, кредит, торговля,промышленность, земледелие, они могут привести его в расстройство ибезнаказанно его ломать… В этом то и заключается их миссия, в противном случаеих сочли бы за дурных якобинцев, они скоро бы возбудили подозрение. Они царствуюттолько при условии быть разрушителями, в них извращение здравого смыслаявляется необходимостью и на этой основе обязательного безумия могут произрастивсе физические извращения… У тех, кого можно наблюдать вблизи, не только разумизвращён, но и нервная система затронута и началось постоянное возбуждение иболезненное раздражение».
Характеристики лидеровякобинцев на местах.
Лебон: «ему всего 28 лет,он уже затронут тщеславием, жаждой мести, и теперь под громадностью своеговеличия он теряет голову».
«Менее тщеславен, ноболее ужасен Карье в Нанте. Он одержим более мрачными мыслями и иногда егоприпадки превращаются в галлюцинации».
Но «за всеми этимимогилами, которые они роют, они видят, уже отверстой могилу предназначенную дляних самих, и им остаётся только забыться, предавшись удовольствиям момента.Большинство так и делает, инстинктивно, потому что пышность показной стороныувеличивает их авторитет».
«В пользовании абсолютнойвластью чувствуешь необыкновенное наслаждение: во всякое время приятно иметьдоказательство того, что ты всемогущ и самое действительное доказательствозаключается в возможности разрушать… Разрушать и укрощать становится громаднымнаслаждением, дымом жертвоприношения, совершаемого деспотом на своёмсобственном алтаре; в этом ежедневном жертвоприношении он является в одно и тоже время и божеством и жрецом и сам приносит себе жертвы, для того, чтобычувствовать сознание, что он божество». «Привыкнув к виду человеческой кровиони уже начинают чувствовать удовольствие… Очевидно ремесло мясника начало имнравиться… они опьяняются своими убийствами».