Идейнаяборьба в Боливии в 1920-1930-е годы
Логическимзавершением социально-экономических процессов первой четверти ХХ века иизменений социально-классовой структуры общества в Боливии стал глубочайшийкризис господствующей идеологии. Отказ общества от устоявшихся представлений иконцепций привел к «идейной революции», завершившей идейные поиски поколения20-30-х годов. Идеология наряду с общественным разделением труда составляет одиниз главных элементов структуры общества. Идеология — это не только идеи, но иотражающаяся в ней материальная практика, привычки, обычаи, образ жизни, это основажизни гражданского общества, а идейный кризис, кризис менталитета являетсяглавной составляющей структурного кризиса и возможного политического исоциального переворота. Идейная революция 30-х годов в Боливии была одним изосновных факторов, решающим образом повлиявших на формирование боливийскогонационал-реформизма, на политическую практику режима «государственногосоциализма». Без идейного переворота 30-х годов были бы необъяснимыми не толькорежим «государственного социализма», но и революция 1952-1953 гг.
Примечательнымявлением идейных баталий конца 20-х — начала 30-х годов был тот факт, что еёглавными действующими лицами были ведущие государственные и политическиедеятели изучаемого нами периода боливийской истории. Речь идет о лидерахдвижений и партий, министрах, депутатах, то есть о политической элите страны,идейные поиски которой напрямую были связаны с практическими вопросамигосударственной и общественной жизни страны в 30-е годы. В этой связи нампредставляется особо важным рассмотрение основных проблем идейной борьбы вБоливии в этот период ее истории.
Имеясильно выраженный национальный оттенок, идейные процессы в Боливии были тесносвязаны с общей тенденцией развития общественной мысли континента. Как и вдругих странах Латинской Америки, первая четверть ХХ века в Боливии прошла пригосподстве позитивизма и либерализма. В этот период позитивизм былпрогрессивным явлением в общественной мысли. Его антиклерикальнаянаправленность и либеральные принципы политического устройства были революционнымшагом по сравнению с постколониальными, в основном каудильистскими методамиправления в Боливии в XIX веке. Идеи Конта, Тэна, Ренана стали оченьпопулярными, их книгами зачитывалась боливийская образованная публика.Пропагандистами их идей были Бенхамин Фернандес, прозванный боливийским Контом,и крупный историк и мыслитель Габриэль Рене Морено. Позитивисты были убеждены,что прогресс неизбежен, и что естественные законы жизни путем эволюции приведутк совершенному общественному укладу. Главными постулатамилиберально-позитивистской идеологии были невмешательство государства вэкономическую жизнь общества, полная свобода действий ее субъектов, вера вестественные законы развития, экономический детерминизм с его неизбежностьюпрогресса, хозяйственного роста и самосовершенствования общественногоустройства.
Либералыне видели своеобразия развития Боливии, кроме отсталости и, как они полагали,неспособности имеющегося в наличии человеческого материала, то есть индейцев, кпрогрессу. Этот «материал» предстояло либо исправить, либо ликвидировать. Цельюбыло попасть в поезд «экономического и социального прогресса». Ониориентировались исключительно на Европу и считали своей задачей обеспечить вБоливии победу европейских законов и стандартов экономического и социальногоразвития. Естественным союзником либералов был иностранный капитал иимпериализм. По их убеждению, только европейское присутствие и влияние, моглигарантировать превращение Боливии в современную страну. Отказ от всегонационального и самобытного был положен в основу идеологии и политическойстратегии либеральной партии.
Вместес тем, внутри позитивизма и либерализма в первое десятилетие ХХ векаформировались новые течения. В латиноамериканской литературе под влиянием поэтаРубена Дарио возникает модернистская школа, представленная в Боливии такимивыдающимися художниками слова, как Рикардо Хаймес Фрейре, Франц Тамайо,Григорио Рейнольдс. Отходя от сентиментализма в поисках нового слова, новойкрасоты, они создавали свою эстетику, которая не ограничивалась литературой. Ихвлияние на общественную мысль в целом было огромным.
Нилиберально-позитивистские концепции, ни литературный модернизм не давали ответана волновавшие боливийскую интеллигенцию вопросы. Главным было отношение кистории собственной страны, к культурно-исторической самобытности инеповторимости латиноамериканских стран. Внутри либерализма стали возникатьтечения, отходившие от основных постулатов позитивизма в анализе национальныхреалий. Среди таких «белых ворон» были выдающиеся писатели и мыслители Боливии:Альсидес Аргедас, Франц Тамайо, И. Пруденсио Бустильо, Хайме Мендоса. Их работыне были поняты современниками. Книги А. Аргедаса «Общая история Боливии»,«Каудильо-варвары» и другие вызывали возмущение и протест, Ф. Тамайо вовсе небыл понят, и его работы не были удостоены внимания публики. Идеи Тамайо должныбыли подождать два десятилетия, чтобы стать предметом жарких дискуссий. КнигиИ. Пруденсио Бустильо малокто покупал.
Этобыли выдающиеся мыслители, литераторы, журналисты, философы. Рубен Дарио такписал о них: «Я имел возможность познакомиться со столь значительнымиболивийцами как… Франц
Тамайо,чья мужественная молодость была полна мудрости, как Аргедас, шествовавший попути триумфов, как доктор Хайме Мен-доса, которого вскоре на нашем континенте,возможно, назовут новым Горьким».Именно эти философы и литераторы подготовиликонцептуальный кризис либерализма и позитивизма. Они были предвестникамииндеанизма и национализма в Боливии 20-30-х годов.
Правлениелибералов, сопровождавшееся подлогами на выборах и подавлением оппозиции,фактическое установление диктатуры привело к разочарованию многих боливийскихинтеллигентов в догматах демократии. И. Пруденсио Бустильо, не покидая позицийпозитивизма, заявлял о крахе идей Французской революции, главным образом, ееоснов — демократии и индивидуализма. Он симпатизировал русской революции, таккак видел в ней попытку создания «интегральной», преодолевающей недостаткитрадиционной, демократии. Идеи И. Пруденсио наносили серьезный удар полиберально-позитивистской идеологии, так как поставили под сомнение жизненностьи функциональность ее основополагающих постулатов.
ХаймеМендоса (1874-1939 гг.), создатель философского направления так называемой«мистики земли», в начале века обратился к теме индейца и окружающего егожизненного пространства. Он исходил из чисто позитивистских взглядов о влияниисреды обитания на человеческую жизнедеятельность, но в отличие отгосподствовавшего тогда преклонения перед Европой и западной цивилизацией воспевалиндейца и природу Альтиплано. Он был мистическим пессимистом; созерцая жизньсвоей страны, восторгался и печалился одновременно. Он писал о Боливии: «Этопечаль ставшая землей». Используя поэтические образы, он писал о вечности ииндейце аймара: люди на Альтиплано сделаны словно из камня, камень же неумирает, а превращается в терпение и время.
Вего книге «На землях Потоси» главные персонажи — ветер, горы, пампа. Порождениеэтой земли — индеец, и только с ним связано грядущее величие Боливии,— утверждалон. Мендоса спорил с теми, кто объявлял Боливию «географическим» казусом. Онзаявлял о своей вере в страну и ее жителей, подтверждая это примерами величияистории и культуры древних народов кечуа и аймара. Мендоса был одним из первых,кто решительно отошел от европоцентристского понимания исторического процесса.
Индеецкак главное действующее лицо национальной действительности был в центревнимания Альсидеса Аргедаса (1879-1946). Аргедас — уникальная фигура в историиБоливии ХХ века. Являясь одним из немногих признанных за пределами Боливииписателей и историков, он активно участвовал в политической борьбе, немалуюроль в которой сыграли его работы. На 30-е годы приходится пик его карьеры: онстановится лидером Либеральной партии, участвовал в выборах, его открытыеобращения к власти, к президентам через газеты становились важным событиемполитической жизни.
А.Аргедас дебютировал на литературном поприще рассказами «Вата-Вата» и «Писагуа»,в которых сразу проявился его интерес к самобытной культуре индейских народов ик исторической тематике. Он был первым боливийским писателем, который в своихпроизведениях затронул тему индейца. Его повести и рассказы отличались яркимколоритом и свежестью. Однако «образованная» публика в Боливии не обратилавнимания на молодого писателя. Аргедас уехал в Европу и жил в Париже 20 лет. ВЕвропе к нему пришла писательская слава.
В1909 г. вышла наделавшая много шума его книга «Больной народ». Она имелаобщеконтинентальный резонанс и была благожелательно воспринята интеллигенциейза пределами Боливии. Известный уругвайский мыслитель Хосе Энрике Родо писалавтору после прочтения этой книги: «То зло, которое так открыто и честно Выописываете, свойственно не только Боливии, оно присуще в большей или меньшейстепени всей Испаноамерике… Вы называете свою книгу «Больной народ», а я быназвал ее «Народ-ребенок».
Вэтом социо-культурологическом эссе А.Аргедас рассматривал три основные темы:психология расы, политическая практика и историческая судьба Боливии. Аргедасподчеркивал, что Боливия — это, прежде всего индейская страна. Он описывалчудовищную нищету и отсталость боливийской деревни, бесчеловечноэксплуатируемой высшими классами и государством. Однако жалость, сострадание ипротест против жестокости общества в отношении индейца сочетались с признаниемлишь негативной роли индейских народов в истории страны. В его описании индеецпредстает пассивным, жалким существом, в котором нет ни желаний, ни страстей.Впрочем, метис был для него во сто крат хуже индейца. Метис, чоло, — активныйучастник политической жизни, которую Аргедас ненавидит и презирает. Для негочоло — это воплощение лени, варварства, алкоголизма и прочих пороков. Чолообъединяет худшие черты обеих рас. Левый социолог и писатель К. Мединасели такхарактеризовал взгляды А. Аргедаса: «Как «Больной народ», так и его другиекниги по истории сверх меры переполнены расовыми и кастовыми предрассудками.»
Всвоем многотомном труде «История Боливии» А. Аргедас обрушился на чоло, эгоизми низкие страсти толпы, плебса. В истории Боливии он видел лишь торжествоварварства и деградацию образованных классов. Предательство, мелочный эгоизмправителей, опиравшихся на низкую в своих потребностях и страстях толпу,чоладу, завели страну в политический и социальный тупик. «История Боливии» А. Аргедаса— это многотомная хроника преступлений и низостей чоло, толпы, главной опорывласти тиранов и военных диктаторов. «И его «Больной народ», и его историческиекниги, — писал исследователь его творчества Р.Саламанка, — бичуют, ранят,обижают. Аргедас хотел изыскать лекарства, которые бы вылечили болезни, которыеон обнаружил у своей страны, и в этом он потерпел самое большое поражение…Его книги разделили страну. До сего дня его книги борются, сражаются и ссорятболивийцев: они нас разделили на тех, кто с Аргедасом, и кто против него».
Страстные,протестующие против эксплуатации и варварства страницы «Больного народа» былинаполнены пессимизмом и неверием в собственную страну. Все, что А.Аргедасвстречал в Боливии, приводило его в уныние. Он не видел никакой историческойперспективы для своей страны, если она не избавится от «индейского атавизма».А.Аргедас полностью следовал доминировавшему тогда негативному мнениюотносительно жизнеспособности индейских народов. Вместе с тем, он впервые показалстране, что ее отсталость и «варварство» были вызваны не внешними условиями, абыли следствием внутренних дефектов, падения морали и отсутствия благородныхустремлений в обществе.
Видныйболивийский литературовед, историк, а также крупный политический деятель эпохи«государственного социализма», один из лидеров Социалистической партии, министриностранных дел в правительстве Х. Буша, Энрике Финот справедливо писал обисторических трудах А. Аргедаса: «Его история пессимистична, он считалнеобходимым показать это героическими метафорами, чтобы упрекнуть «больнойнарод» за его ошибки и недостатки. Поскольку в целом, он не анализирует причинстольких несчастий..., его выводы историка не предлагают никакого способарешения проблем».
Поступательныйход всемирной истории Аргедас противопоставлялся боливийской действительности.Он ставил свою страну за рамки общечеловеческого прогресса и цивилизации. Споэтической нежностью и печалью он описывал свою родину: «Пампа зимою похожа наморе, но это мертвое море, без волн, без волнения, отталкивающее, враждебное…Здесь чувствуется покинутость, одиночество, здесь нет места мечте и свободе.Поэтому здесь нет поэтов». Аргедас стремился показать, что того прогресса, окотором говорят позитивисты, в Боливии нет, скорее есть патологическаяобреченность расы и страны.
Веряв непобедимость и неизбежность прогресса, А.Аргедас глубоко переживалотсталость своей страны. Он был убежден, что для перемен в Боливии, длявсеохватывающей реформы достаточно его моральных назиданий. Как писал егобиограф Густаво Адольфо Отеро: «Аргедас прежде всего был писателем-моралистом,а не философом или мыслителем». Не будучи пессимистом по своим взглядам иоставаясь контианцем и либералом, Аргедас нанес самый ощутимый удар по идеепрогресса, по позитивистскому историческому оптимизму.
Своейпессимистической враждебностью к боливийской истории, Аргедас в глазахпрогрессивной интеллигенции снискал репутацию реакционера и ретрограда,превратился в символ олигархической, расистской, колониалистской идеологии.Молодые интеллектуалы-бунтари разных политических направлений выбрали егомишенью постоянных нападок. Лидер крайних левых, влиятельный политик и писательТ.Мароф буквально преследовал его по всему миру, посылая ему свои и чужиеотнюдь не дипломатические и порой просто грубые и грязные статьи и фельетоны,которые оскорбляли и унижали писателя. Националистическая молодежь АугустоСеспедес, Фернандо Диес де Медина (оба — крупные политические деятели режима«государственного социализма») постоянно нападали на него в прессе, чтовызывало горькие письма писателя к своим оскорбителям. При этом ими забывалсяогромный интеллектуальный вклад Аргедаса, который он сделал, хотя и вопрекисвоей воле, в разрушение либерально-позитивистской идеологии.
Еслисочинения Аргедаса вызвали негодование и протест «образованной» публики, товышедшее в свет в 1910 г. собрание статей Франца Тамайо (1878-1956),объединенное в книгу под названием «Создание национальной педагогики», былоедва замечено и удостоилось нескольких равнодушных рецензий. Тамайо не былпонят, его читатель еще не появился. Однако уже через десять лет его идеиповсеместно завладели умами молодежи, стали главной темой дискуссий вфилософских и политических кружках и клубах. Повсюду появлялись сторонники ипоследователи его идей, развивавшие их в неожиданном и нежелательном для самогоТамайо политическом направлении. А еще через 20 лет эту книгу уже называли«Евангелием» боливийского национализма и индеанизма.
Тамайородился 20 февраля 1879 г. в аристократической семье, ведшей своегенеалогическое древо от перуанских касиков, признанных дворянами в 16 веке приКарле V. Его отец, Исаак Тамайо, был одним из авторов конституции 1879 г.Родители назвали его Франсиско, но затем он принял немецкое звучание своегоимени, Франц. Это было не случайно. Его преклонение перед немецкой философией икультурой нашло отражение не только в изменении собственного имени натевтонский лад, но и в самом литературном творчестве молодого поэта и писателя.В молодости он посвятил себя поэзии, примкнул к модернистам и перенял их стильи манеру письма.
Вполитике Тамайо слишком часто менял свои симпатии к отдельным деятелям,оставаясь при этом всегда в рядах ортодоксальных либералов. Начав как ярыйсторонник президента
И.Монтеса, затем он перешел в оппозицию к правящей партии. Тамайо былжурналистом, депутатом, министром, основал две газеты: «Фигаро» и «Свободныйчеловек». При правительстве Б.Сааведры он стал представителем страны в Лигенаций, где пытался привлечь внимание великих держав к проблеме выхода Боливии кморю. Вместе с Томасом Мануэлем Элио и Даниэлем Санчесом Бустаманте он былодним из основателей в 1910 г. Радикальной партии, стоявшей на позицияхлиберальной ортодоксии. Поддерживал, а затем боролся с Сааведрой и Силесом. Впериод правления Саламанки он был выдвинут на пост президента и даже победил навыборах, но президентом так и не стал из-за военного переворота, лишившегоД.Саламанку власти как раз в период между выборами и вступлением в должность.После свержения Саламанки в 1934 г. он временно уходит с политической сцены.
Книга«Создание национальной педагогики» (1910) была сборником статей Тамайо вгазетах Ла-Паса, в которых автор вел полемику с Филипе Гусманом, представителемнормалистской школы в педагогике. Боливийский историк Р.Савалета Меркадо такотмечал значение этой работы: «Поэзия Тамайо превратила его жизнь вторжественный акт. Но и приговорила его к одиночеству. Перед лицом той среды,которую он любил и презирал, в поисках легкой оригинальности она утратила своюподлинность и выглядела несравнимой с таким проявлением его таланта как«Создание национальной педагогики», с этой мощной, органичной и блестящейпрозой, хотя он сам считал её вторичным, но которая на деле являласьпродолжением самой жизни автора». В этой работе Ф. Тамайо поставил ряд вопросовнациональной жизни, казавшихся в тот момент чисто риторическими. В центре еговнимания были проблемы формирования национального характера, новой морали,образования и воспитания. Ф. Тамайо считал их самыми насущными для развитияБоливии.
Вформировании индивида и народа, согласно Ф. Тамайо, наибольшее значение имеютисторическое прошлое и окружающая среда. Он писал: «Земля формирует человека, ив этом смысле земля является не только пылью человеческих следов, но и воздухом,которым дышат, и физическим окружением человека… В земле надо искать высшуюпричину человеческих мыслей, дел, морали». Тамайо описывал землю своей родины вжестких, скупых, но сильных красках. Одиночество — вот главная характеристикаландшафта у Тамайо, который тем самым как бы одухотворяет природу. Альтипланоне создано для жизни, враждебно человеку и животным. В этой картине жестокойприроды появляется особенный человек — индеец-аймара. «Уникальная земля далауникальную расу».
ДляТамайо главное богатство Боливии — это индеец. Он, по его мнению, обладаетглавным — энергией. Повторяя Фихте, Тамайо утверждал, что главное в пониманиисудьбы страны — это человек, взятый как совокупность энергии и воли. Для Ф. Тамайо«воля» предшествовала «мысли». Воля и энергия — вот основа и начало жизни. Вего сборнике стихов «Притчи II»(1924 г.) есть строки: «Что прежде всего обновляет творца и мысль, так это —энергия». Энергия — это высшая человеческая, социальная и историческаяреальность. Индеец — это огромная концентрация внутренней энергии. «Энергиюнельзя купить, ее ни откуда не привезти, ее нельзя скопировать, и именноэнергия — это то, что, есть в наших венах». «По своей жизнестойкости, по своемунепревзойденному энергетическому безусловному превосходству, по своей крови,индейская раса, кажется, предназначена к тому, чтобы выжить и остаться вистории».
Тамайооткрыто заявлял, что все в боливийском обществе основано на труде индейца.«Индеец для государства, для общества означает все. Надо признать, индеец являетсяисточником 90 процентов национальной энергии». Белый (потомок европейцев),пользуясь своим техническим и историческим превосходством, завоевал Америку ииндейца. Однако у него нет жизненных сил, обуславливающих историческое исоциальное творчество. Единственный выход для белого — это метисация, слияние синдейцем, чтобы получить от него энергию и силу.
Помнению Ф.Тамайо, белый, креол, обладает знаниями и культурой, но что они значатдля нации, жизненная энергия которой не влияет на историю и судьбу страны.Индеец противостоит белому, как воля и энергия противостоят разуму иинтеллекту. «Интеллект — это не присущая индейцу характеристика, она неопределяет его сущности» — пишет Тамайо. И это не недостаток, а главноепреимущество индейца перед белыми и метисами. Нет нужды искать в индейцедекадентские настроения, неврастению, интеллектуальные пороки. Индеецфизически, интеллектуально здоров и морально силен. Все это дает индейцуморальное и физическое превосходство.Тамайо возводил индейца в рангвысшей расы, которая должна стать биологической основой формированияболивийской нации.
Тамайоуказывал и путь формирования нации, или как он чаще писал, национальногохарактера. Речь шла об образовании, не о простом просветительстве, а о созданиисобственной национальной педагогики, в основе которой лежало бы осознаниенацией особой судьбы и своей миссии в мире. Основными принципами национальнойжизни он объявлял силу, энергию, волю и национальный эгоизм.
Вто время когда преобладали позитивистские взгляды о неограниченном,поступательном развитии, о предопределённости прогресса человечества, Тамайо,не отрицая самоценности прогресса, отошел от позитивистского понимания законовобщественной жиз-ни: он противопоставлял науке — интуицию, разуму — энергию ижертву. Тамайо писал: «Нужно создать новые общественные и экономическиекритерии для перестройки нации, которая таковой еще и не является, нужносоздать, как говорил Ницше, шкалу новых ценностей, более гуманных, болеерациональных, более понятных, более эгоистических с точки зрения нации». Тамайовыступил против либерального демократизма, интеллектуализма и позитивистскогоуниверсализма. Этим господствовавшим в то вре-мя идейным принципам былипротивопоставлены волюнтаризм и радикальный индеанизм.
Мессианизм,антиевропеизм проявлялись в те годы не только в исканиях латиноамериканскихфилософов. В Европе десятилетие спустя эти взгляды будут в законченной формесформулированы Шпенглером и Кайзерлингом, которые станут идолами боливийскойрадикально мыслящей интеллигенции. Еще до появления шпенглеровского «Заката Европы»Ф.Тамайо провозгласил индейскую расу основой возрождения Боливии и всегоостального мира.
Безусловно,Тамайо внес огромный вклад в преодоление европоцентризма и позитивизма вболивийской общественной мысли. Будучи, как выразился о нем крупный боливийскийисторик и социолог Р.Савалета Меркадо, enfant terribleлиберализма, в своих идеях он был выше собственных политических пристрастий.Даже его абстрактная мессианская проповедь была всего лишь перевернутой социал-дарвинистской,позитивистской схемой: на место белого он просто поставил индейца. И вместе стем, боливийцы чтят Франца Тамайо в одном ряду с создателями философиииндоамериканизма В.Айя де Ла Торре, М.Угарте, Х.Васконселосом. Подлиннаязаслуга Тамайо заключалась в том, что он выступил против «идеологическойиностранщины», против «идеологической колонизации», обращался к теме земли, киндейцу.
ХотяТамайо не был понят современниками и остался, как выразился боливийский философГ.Франкович, «одиноким мыслителем и эстетом, укрывшемся в замке из слоновойкости», его влияние на общественную мысль в 30-е годы невозможно переоценить.Его работы стали отправной точкой идейных поисков интеллигенции в 20-е годы нетолько в Боливии, но и за ее пределами. Х.К.Мариатеги интересовался трудамиТамайо. Некоторые его работы были опубликованы в 1926 г. в журнале «Амаута»,сыгравшем огромную роль в появлении нового поколения философов и социологов какв Перу, так и в Боливии.
Аргедаси Тамайо своими работами, порой помимо своей воли, подрывали господствующиепозиции либерализма и позитивизма в обществе. Их идеи прямо и косвенно оказалирешающее влияние на подготовку идейной революции в Боливии, предпосылки которойстали прослеживаться с середины 20-х годов.
В20-е годы в среду боливийской интеллигенции проникали новые идеи из Европы.Социализм и марксизм вызвали большой интерес среди молодежи, особенно средистуденчества. Принятая в 1928 г. Университетской федерацией Боливии «Декларацияпринципов» была выдержана в чисто марксистском духе. Хотя в дальнейшемстуденчество почти поголовно увлеклось идеями Шпенглера, Кайзерлинга, Тамайо,марксизм завоевал себе многочисленных сторонников. Кроме того, в Боливиимарксизм переплетался с индеанистскими идеями. Такого рода эклектическийсимбиоз представлял собой «марофизм».
ТристанМароф (настоящая фамилия Густаво А.Наварро) родился в Сукре в 1898 г. Ещё оченьмолодым человеком включился в политическую борьбу, активно участвовал в«республиканском» перевороте 1920 г. и был близок к лидеру республиканцев, азатем и президенту Боливии Б.Сааведре. Очень рано Наварро занялсялитературно-публицистической деятельностью. Его первая повесть «Гражданские»,опубликованная в 1918 г., была плакатной защитой политического направления,представленного «республиканизмом» Сааведры. В этом произведении он далпотрясающую картину упадка и внутреннего распада боливийского либерализма,цинично попиравшего свои собственные идейные принципы. Он писал: «Ничто вгосударстве не прогнило так, как полиция. Нет ничего столь низкого ипреступного, чего бы мы здесь не нашли: воровство, подлог, лесть, ложь,откровенный разбой, пытки и бандитизм — всё это рядится в тогу закона. Особенномученически страдает оппозиция, попадая в руки жестоких притеснителей,… а вовремя выборного фарса услуги этих негодяев ещё более востребованы, чтобыполучить необходимый власти результат». Затем появились более зрелыелитературные произведения. Повести «Сетонио Пимента», «Просвещенный город»содержали резкую критику общественного строя латиноамериканских стран. Егоработы «Эксперимент», «Шеф» отмечены литературной зрелостью, но главным в нихбыли злободневность темы и сила убежденности автора.
Заактивное участие в «революции» Б.Сааведра назначил его на должность консулаБоливии в Гавре (Франция). Пребывание в Европе полностью изменило его жизнь.Густаво А.Наварро попал в Старый свет, когда ему было 25 лет. Послевоенныйреволюционный подъем и интеллектуальные поиски европейской интеллигенциипроизвели на него огромное впечатление. В Европе он вошел в круг прогрессивнойлатиноамериканской интеллектуальной эмиграции. Вместе с Инхеньеросом, Унамуно,Угарте, Васконселосом, Астуриасом и Айя де Ла Торре он стал основателем«Латиноамериканского союза», созданного в Париже 29 июля 1925 г. Антиимпериалистическаяи радикально левая позиция Г.А.Наварро была несовместима с дипломатическим постом.
Ссередины 20-х годов он полностью посвящает себя литературно-публицистической иполитической деятельности. Еще в 1921 г. он придумывает себе экстравагантный псевдонимТристан Мароф. В интервью, данном в 1967 г., он так рассказывал об этом: «Этобыло в Париже, где-то в 1921 г. Я написал книгу «Наивный американскийконтинент» и, будучи консулом, должен был подписать ее псевдонимом, что,разумеется, я хотел сделать под именем Иван, но мой испанский друг Дариус Фортиубедил меня принять имя Тристан». К имени он присоединил, как ему казалось,русофильскую фамилию Мароф. Яркий, ироничный памфлетист левой ориентациипривлек к себе внимание Анри Барбюса и Ромена Ролана, активнопропагандировавших коммунизм и русскую революцию. А.Барбюс обратился к Т. Марофус восторженным письмом по поводу одной из его статей. Между ними установилисьдружеские отношения. Дружба с А. Барбюсом, который писал вступительные статьи ккнигам Марофа, способствовала переориентации его идейных поисков отлатиноамериканского модернизма к марксизму и коммунизму. Своих друзей-писателейА.Барбюс стремился привести к Коминтерну, и Мароф увлекается русским марксизмоми коммунизмом.
Первойкнигой Т.Марофа, имевшей общеконтинентальный резонанс, была «СправедливостьИнки», изданная в Брюсселе в 1926 г. В этой книге он цитировал Маркса, Ленина,писал о русской революции. Т.Мароф утверждал, что общепринятые идеи онеизбезности прохождения странами континента того же самого пути, что прошлаЕвропа для достижения капиталистического процветания, являются иллюзией, ибоведет лишь к подчинению американскому империализму и стагнации. По его мнению,континент самой судьбой предназначен, и главное, уже готов к переходу ксоциализму и коммунизму. Он писал: «Американский континент -это континент,созданный для социализма, который даст на его почве самый плодотворныйрезультат». И больше всех подходит для социализма Боливия. Во-первых, потомучто основная масса населения — индейцы, сохраняющие в своей исторической памятии в общинной организации основы инкского коммунизма. А во-вторых, это —богатейшая по своим ресурсам страна, способная обеспечить благосостояние своегонаселения. То, на что Европе понадобились века, а именно подготовка к принятиюкоммунизма, Боливия имеет от природы, от своего исторического прошлого.
ДляТ. Марофа коммунизм — это, прежде всего, режим имущественного равенства,отсутствия паразитических классов, свободного труда. Более того, следуя логикевосстановления инкского наследия, он готов пожертвовать демократией исвободами, являющимися для него ничем иным как пустым звуком и спекулятивнойдемагогией правящих креольских классов. Надо отметить, что Т. Мароф при всейповерхностности своих взглядов на коммунизм верно подметил его суть:тоталитарное отношение ко всем сферам экономической и общественной жизни. Ониутверждал, что для триумфа коммунизма мало провести реформы и изменитьэкономические и общественные основы жизни, необходимо полностью подчинить жизньиндивида и общества единым чувству и мыслям, а всякая половинчатость и«либеральничание» приведут лишь к поражению и разочарованию. Примером такогототального (или как он пишет «целостного»), хоть и не демократического обществабыл инкский коммунизм.
Переходк социализму для Т. Марофа сводился лишь к национализации природных богатств.Он предлагал ввести монополию внешней торговли во избежание ограбления страныиностранным капиталом, что создаст, как он писал, национальный капитал.Фактически речь шла о государственном капитализме, при этом мало понятно, какэто сочеталось с социализмом. Впервые здесь Т. Мароф сформулировал историческийлозунг «землю — индейцам, рудники — государству». Эта «магическая» формуласделала Т. Марофа общеболивийским лидером. Уже через год после опубликования«Справедливости Инки» Рабочий конгресс в Оруро проходил под этим лозунгом.
ХотяТ. Мароф не отличался особой глубиной анализа или целостностью взглядов, но внекоторых своих работах он высказывал новаторские идеи и художественно яркоформулировал суть проблем: также как и Мариатеги он обратился к индейцу, какоснове национальной жизни Боливии. Т. Мароф идеализировал инкский«коммунистический строй», видел в нем будущую модель боливийского общества.Отсюда, прошедшая сквозь все ранние произведения его испанофобия и идеализацияиндейской самобытно-сти. Однако постепенно в его работах индеанистскиевоззрения стали сочетаться с марксистскими установками. В целом, взгляды Марофабыли очень противоречивы и непоследовательны. С одной стороны, его считаютодним из основоположников левого индеанизма, а с другой — часто упрекали в том,что его видение боливийской действительности всегда было европейским иотчужденным.
Т.Мароф проповедовал латиноамериканскую солидарность и общеконтинентальнуюантиимпериалистическую революцию. Он верил в особый латиноамериканскийсоциализм: «Наш прямой путь — это идти к чисто американскому коммунизму сосвоими отличительными чертами и особыми свойствами». Однако в этом вопросе онпротиворечил самому себе: на одной странице писал о латиноамериканском братствеи об очищающей революции, а на другой, уже не верил в дружбу соседних народовиз-за груза конфликтов и противоречий между ними. Порой это выгдядело простоанекдотично: как «настоящий» боливийский патриот он не мог допустить мысли одружбе и единении с Чили, «ограбившей» его родную Боливию, аннексировавТихоокеанское побережье. В применении к общеконтинентальной солидарности онписал: «Если бы в Южной Америке не было Чили, царил бы мир, и в тысячу разбыстрее был бы достигнут идеал американского единства». В своих умонастроенияхон оставался националистом, а марксистская терминология лишь прикрываласвоеобразие его социальных проектов. Кроме того, революционная агитация Т. Марофасочеталась с глубоким скептицизмом и пессимизмом, выражавшихся в уповании лишьна моральное совершенствование и просвещение народа.
В1935 г. Т. Мароф издал в Буэнос-Айресе, имевшую большую популярность в Боливиии других странах континента, книгу «Трагедия Альтиплано». В этой книге Т. Марофразвивал некоторые свои идеи, высказанные в его предыдущих работах. Он вновьпоставил в центр своего социально-политического анализа индейский вопрос. Делаяссылку на Мариатеги, Т. Мароф подчеркивал, что суть индейской проблемы состоитне в просвещении коренного населения Америки, о чем писали и говорили политикии писатели, так называемые индеанисты, а в реальном их освобождении черезвозвращение земли, отнятой у индейской общины в период колонии и креольскойреспублики. Т. Мароф по-прежнему считал, что индеец является коллективистом исоциалистом по своей природе, и поэтому станет основой построения нового строяв Боливии. Задача революционеров, писал он далее, «создать из индейца авангард,выступающий в союзе с горнорудным пролетариатом и студентами».
Решениевсех национальных проблем Т. Мароф видел в осуществлении программысоциалистических преобразований. Главное в ней — это национализация горноруднойпромышленности, нефти, железных дорог. Он был убежден, что осуществить этовозможно лишь насильственными методами, то есть после революции. В этой книгеТ. Мароф впервые излагал марксистскую программу революции: аграрная реформа,ликвидация латифундий и последующая затем коллективизация сельского хозяйства,обобществление средств производства и индустриализация. В противном случае,пишет он далее, исполнится исторический приговор странам, опаздывающим в своемразвитии, и они останутся вечно потенциально богатыми, а реально нищими ивсегда подчиненными империализму. Т. Мароф, пожалуй, был одним из первых,высказавших в те годы столь пессимистическое и во многом пророческое суждение.
В«Трагедии Альтиплано» Т.Мароф изложил свою часто цитируемую и критикуемую схемусоциальной структуры Боливии. Он выделили три класса в боливийском обществе:белых, метисов и индейцев. Безусловно, его идея о существовании только этихтрех классов отличается индеанистско-псевдомарксистским упрощением реальнойкартины. Что было удачным как литературная метафора, не выдерживало критикинаучной социологии. За эту теорию Т. Мароф был критикуем всеми. И все-таки,сами боливийцы прочитывали в этой литературной по форме близкую кдействительности формулу. Т.Мароф четче и резче, по-марксистски, сформулировалто, о чем писали практически все боливийские индеанисты в этот период.
В«Трагедии Альтиплано» Т. Мароф связал борьбу за новую Боливию с противостояниемкапитализму и империализму. Он писал: «Национальная частная собственность неможет развиваться иначе, как попадая в лапы иностранного империализма.Собственность, как и инициатива, должны стать общественными». Т. Марофсформулировал задачи антиимпериалистической, антифеодальной революции, главнымидвижущимися силами которой должны были стать рабочие и крестьяне-индейцы,революции, направленной против касты белых эксплуататоров, наследниковиспанских конкистадоров, а также против империализма.
Т.Мароф этой книгой дал начало целому общественному движению, левому индеанизму,искавшему пункты соприкосновения и синтеза с марксизмом. Сам же Т. Мароф,несмотря на марксистскую риторику, все более склонялся к умеренному индеанизму.В вышедшей в тоже время, что и «Трагедия Альтиплано», статье, его многиевысказывания перекликались со взглядами умеренных и даже правых индеанистов. Внекоторый местах буквально создается впечателение, что читаешь ненавидимого ипрезираемого самим Т. Марофом за его исторический пессимизм и пораженчествоАльсидеса Аргедаса. Так он пишет: «Жизнь в Боливии бесцветна, сера, тускла. Нетбольших талантов, также нет творцов. Даже нет крупных бандитов. Все средне, приземлено,бескрасочно».
Мароф(марофизм) завоевал много сторонников среди леворадикальной интеллигенции,студенчества, профсоюзных лидеров страны. Его страстная антиимпериалистическаяпропаганда создавала предпосылки возникновения влиятельного левонационалистическогои левомарксистского политических направлений. Значительным было влияние Т. Марофана формировавшееся в 20-е годы индеанистское направление общественной мыслиБоливии. Сам Т.Мароф играл важную роль в политической борьбе в 30-е годы.
Всередине 20-х годов работы испанского философа Х.Ортеги-и-Гассета сталиподлинным откровением для боливийской интеллигенции, прежде всего, студенческоймолодежи. Влияние Ортеги-и-Гассета в Латинской Америке было исключительносильным, и «этому влиянию были подвержены также и те, кто не соглашался сконкретными высказываниями философа по поводу американской истории».Боливийская интеллигенция восприняла от ортегианства критику европоцентризма.Позитивисты же интересовались глобальными процессами, всегда исходили из обобщенногопредставления о мире и человеке. Ортега-и-Гассет отрицаллиберально-позитивистский подход к человеку как унифицированному,«универсальному», «массовому» явлению. Ортега-и-Гессет восстал в защитуиндивида, человека, против человечества, универсальности. Противопоставлениемассы и личности у Ортеги нашли свой отклик у боливийцев в самоутверждениисвоей индивидуальности перед лицом «европейской» универсализации. Защиталичности у Ортеги-и-Гассета оправдывала индивидуальность, самобытность культурыи истории.
Изисторической концепции Ортеги-и-Гассета наибольший интерес вызвали теорияпоколения и понятие кризиса. Из этой теории боливийская интеллигенция, преждевсего, студенчество усвоили призыв к осознанию новым поколением неподлинностисвоей культуры. Ортегианская мысль о противостоянии подлинной и ложной культурыбыла для боливийцев отражением их повседневной двойственной реальностисосуществования бело-метисного и индейского миров. Лидер студенческого движенияЭ.Бальдивьесо, один из идеологов Националистической партии, а в будущем один изидеологов режима «государственного социализма» в соответствии с ортегианскойсхемой выдвинул лозунг «стать поколением столетия основания республики». Новое«поколение столетия» ставило перед собой цель бороться с либеральной«антикультурой» с тем, чтобы воссоздать республику, подлинно независимоегосударство. Ортегианство было исходным пунктом в формированиинационалистического движения в период президентства Э. Силеса.
Бунтом«нового поколения» против старых элит и традиционного общества быладеятельность молодых активистов партии «Националистический союз» К. Монтенегро,А. Сеспедеса, А. Гусмана, Э. Бальдивьесо, игравших ведущие политические роли впериод «государственного социализма» в 30-е годы. В их рядах формировалосьидейное направление «революционного национализма», боливийская разновидностьнационал-реформизма, превратившегося в 40-50-е годы в господствующую идеологиюв Боливии.
Национализмвозник из критики либерализма как политической доктрины и позитивизма какидеологии. Молодые интеллектуалы К. Монтенегро, А. Гусман, А. Сеспедес в начале20-х годов публиковали статьи в журнале «Арте и трабахо» (Искусство и труд),где выступали с критикой основ либерализма и европоцентризма. Идеалом К. Монтенегроявляется Боливия с единой, не разделенной на касты и расы нацией. Уже в этихранних работах Монтенегро заметно его преклонение перед авторитаризмом, еговраждебность как коммунизму, так и либерализму. В 20-е же годы в своихлитературных произведениях, он резко критиковал господствующиелиберально-позитивистские представления. Уже в его ранних работах содержалсязародыш национализма и антидемократизма. В 20-е годы эти идеи (или скорее ихпредпосылки) еще не соединились с философскими взглядами Тамайо и индеанизмом.Их синтез составил основу теории «революционного национализма», боливийскойразновидности национал-реформизма.
Конец20-х годов в Боливии ознаменовался острым кризисом господствующейсоциал-дарвинистской, либерально-позитивистской идеологии. Интеллигенция жадновпитывала новые идеи и концепции общественного развития. Как нигде в ЛатинскойАмерике, в Боливии огромной популярностью пользовались Шпенглер и Кайзерлинг сего верой в мессианское предназначение континента. Вслед за д'Аннунцио,Ортегой-и-Гассетом, Унамуно, Угарте, Шпенглер и Кайзерлинг становились новымиидолами молодежи. В августе 1929 г. Кайзерлинг посетил Боливию, где на еголекции стекались толпы студентов и интеллигенции. Страна жила напряженнойинтеллектуальной жизнью. Старые либерально-позити-вистские идеи былибезвозвратно сданы в архив.
Философскаяи социологическая литература входила в моду. Издавались труды, вдохновляемыеидеями Шпенглера. Происходило новое открытие Ф. Тамайо, росла популярность Х. Мендосыи А. Аргедаса. Философские поиски и яростные дискуссии о сущности боливийскогообщества, о путях дальнейшего развития пока затронули лишь интеллектуальнуюэлиту. Постепенно отвлеченные философские и социологические споры сталиобъектом широкого общественного внимания. Боливийцы ощущали ущербность инеполноценность своей политической системы и общепринятой идеологии,оправдывающей её существование.
В30-е годы теоретические споры вышли из кабинетов ученых и приобрелиполитическое значение. Вслед за периодом вызревания новых идей и концепций общественногоразвития, пришло время самого идейного переворота, когда отвлеченныефилософские и социальные теории окончательно оформились в законченныеидеологические парадигмы, предлагавшие обществу определенные пути развития.Формировались новые понятия и определения, и, главное, — общественно значимыецели и задачи развития, постепенно становившиеся признанными и общепринятыми.Гегемония переходила к той части общества, которая становилась носителем,пропагандистом и практиком этих новых идей. Совершалась идейная революция,пролог общественно-политического переворота.
Поражениев войне в Чако наложило свой трагический отпечаток на идейные поискиинтеллигенции, придав привкус горечи осознанию боливийцами своего одиночества вмире. Для того, чтобы стать нацией, во всей своей самобытности инеповторимости, нужно было заняться самими собой, прежде всего, познать своюнациональную природу и сущность. Этой задаче посвятила себя боливийскаяинтеллектуальная элита.
Впоисках национальной самобытности боливийцы встречали созвучие своим идеям вовзглядах Шпенглера и Кайзерлинга. Последний восторгался пейзажами Альтиплано,говорил об особом предназначении Боливии. Выступая в Ла-Пасе в 1929 г., онзаявлял: «Боливия, возможно, самая древняя часть человечества; нет лучшегоощущения будущего, как отдаленное прошлое, ибо во времени нет конца».Кайзерлинг призывал обратиться к так называемым телуристическим тайным силамземли. Поклонники Кайзерлинга вновь открывали для себя идеи Тамайо и Мендосы,видевших в земле, окружающей среде решающий фактор формирования человека, расы,нации.
В30-е годы в Боливии возникла влиятельная философско-лите-ратурная школа:телуризм, близкая индеанизму, концепциям Х.Мендосы и Ф.Тамайо. Идеи Шпенглера,Тамайо, Мендосы были развиты телуристами: в философии Роберто Пруденсио иУмберто Пальса, в историографии Ф.Авила, в литературе и поэзии К.Мединасели,Ф.Диес де Медина и Примо Кастрилью, в живописи и скульптуре С. Гусманом деРохас и Мариной Нуньес дель Прадо, в музыке Эдуардо Каба.
В30-е годы Х.Мендоса в своих последних работах, четко сформулировал основытелуризма или, как он называл свою теорию, «мистики земли». Активно участвовалв политической жизни в 30-е годы, занимался публицистической деятельностью,выступал с лекциями, сотрудничал с марксистским Боливийским социологическиминститутом, ставшим кузницей кадров новых левых партий. Его работы, наряду струдами Ф.Тамайо стали философской методологической базой всех исканийиндеанистского и националистического направлений как общественной мысли, так иантилиберальных направлений в политике. Х. Мендоса видел в земле, в средеобитания основу самобытности страны, условие бессмертия боливийской нации. Онписал: «Среда создает человека. Или иными словами — человек — ничто иное, каксреда, запечатленная в личности. Вода, которую мы пьем, воздух, которым дышим,свет, который нам светит, продукты питания, поддерживающие нас, — все ониежедневно воспроизводятся в наших мыслях, эмоциях, воле, действии. Мы считаем,что действуем по своей инициативе, а на самом деле лишь подчиняемся императивунашей среды обитания. Среда определяет ритм, а горы, леса диктуют нормы нашейжизни. Ни далекая звезда на небе, ни скромная травинка на земле не остаютсябезучастными к определению нашего жизненного динамизма… Среда — кузница расы,демиург наций; она формирует связи, объединяющие разрозненные человеческиегруппы, она дает им родной воздух, создает традиции, вершит историю». Х. Мендосаразвивал идею «незаконченности», молодости боливийской нации, формированиекоторой ещё далеко от своего завершения. Эту идею взяли на вооружениенационал-реформисты К.Монтенегро, А.Сеспедес и другие. В философии взгляды Х. Мендосыразвили Р. Пруденсио и У. Пальса.
В30-е годы, после войны в Чако, в политических и интеллектуальных кругах Боливиивидную роль играл университетский профессор истории Роберто Пруденсио. Вместе свернувшимися с войны оппозиционно настроенными «ветеранами Чако» и студентамион создал националистическую группу «Железная звезда», ставшую влиятельнойполитической силой. В 1939 г. он основал журнал «Кольясуйо», превратившийся втрибуну национализма и индеанизма.
В1928 г. Р.Пруденсио опубликовал «Новую концепцию жизни», своего родаантилиберальный, антирационалистический манифест. Он следовал иррационализмуШопенгауэра и телуризму Мендосы. Отправная точка его концепций состояла впонимании жизни как импульса, прыжка во времени, вызова миру.Размышляянад судьбой своей страны он пришел к убеждению, что «чувство» земли, география,пейзаж формируют человека и общество. Культура для него — лишь формальноевыражение иррационального, телуристического. Он искал биологическую силу, волю,способную создать новый культурный цикл, который выведет Боливию к величию.Вслед за Тамайо такую силу он видел в индейце.
Всередине 30-х годов наряду с Р. Пруденсио крупным теоретиком телуризмастановится Умберто Пальса. У. Пальса был одним основателей Националистическойпартии, идеолог «государственного социализма». В 1936 г. он публикует книгу«Пересмотр нашего исторического прошлого», а после выхода в свет в 1939 г.работы «Человек как метод», он становится лидером нового философскогонаправления, которое полностью вытеснило позитивизм из науки и интеллектуальнойжизни.
Главнаяидея У. Пальса состояла в абсолютизации «духа земли» как носителя географическогоимператива, воздействующего на индивид и общество и обуславливающего форму иобраз жизни человека. Он ставил в центр внимания человека как выразителя духаземли, телуристических сил. Его идея «человека как метода исходила из концепции«человека-космоса» немецкого философа Шелера, для которого человек был мерой иолицетворением вселенной. Вслед за Тамайо, Мендосой и Кайзерлингом он видел вземле «космическую энергию», без которой человек неспособен познать свой мир идушу.
У.Пальса ставил главный вопрос, волновавший его сограждан: что значит бытьболивийцем? И в поиске ответа на этот вопрос он обращался к раскрытию феноменанациональной культуры. Культура для него — это переход от хаоса и беспорядка кособенному, индивидуальному (самобытному) и гармоничному (с окружающей средой).Он принял как аксиому идею Шпенглера о конце Европы и призвал к поискусамобытных основ жизни боливийского народа.
ДляПальса нет универсальной культуры, как и нет универсального гуманизма илиуниверсального человека. Каждый человек и культура — социогеографичны.Индоамериканский человек по-своему чувствует и думает. Этот человек немыслимвне его связи с землей. Как и для Тамайо, у У.Пальса индеец являлся наиболеесвязанным с землей индивидом и социумом.Следовательно, дляобретения собственного «я» боливийцы должны обратиться к духу Анд и к«космической энергии» индейской расы. С обидой на весь мир писал У. Пальса освоей стране: «Боливия — великая страна, Боливия — прекрасная страна, Боливия —богатая страна, но в душу вселяется отчаяние от сознания, что миллионы людей наземле даже не подозревают, что это великая, прекрасная и богатая страна».
У.Пальса искал национальную идею, способную объединить народ во имя достижениявеличия Боливии. Пример такой идеи он усматривал в национал-социализме. У. Пальсабыл восторженным поклонником тоталитарных режимов, ибо видел в них концентрациюволи и энергии миллионов людей во имя «идеалов нации». Даже после крахатретьего рейха он продолжал верить в звезду Гитлера и его миссию в немецкойистории. Так, в 1946 году он писал: «Чтобы ни говорили о Гитлере и Германии, яуверен, что если бы немцы не были убеждены в необходимости расширенияжизненного пространства и не верили бы в способность фюрера успешно завоеватьего, если бы эта идея не проникла бы в сердце каждого немца, то не было быэтого страшного последнего боя 1945 года...» Идеи У.Пальса стали теоретическойбазой идеологии «государственного социализма».
Работытелуристов были окончательным разрывом интеллектуальной элиты с либерально-позитивистскимпрошлым.
Онипреодолевали глубоко укоренившийся европоцентризм как в теории, так и вобщественной и политической жизни. Практические выводы идеологов новогопоколения боливийских политиков были разнообразны: отталкиваясь от идей телуристовмногие эволюционировали к индеанизму и «революционному национализму», а в ихиррационализме находили оправдание корпоративизма и фашизма.
Иррационализми волюнтаризм предлагали новые перспективы социального развития, разрывали совсем «позитивным» прошлым, с демократией, либерализмом и даже с христианскимиценностями. Телуристы и их последователи руководствовались ницшеанскойформулой: «Бог умер». Их взгляды не были экстравагантным чисто боливийскимизобретением, иррационализм глубоко поразил общественную мысль в Старом свете.В 1930 г. Томас Манн в речи «Призыв к разуму» утверждал, что иррационализм ХХвека поднял на щит силы бессознательного, силы, творящие смутное, темное,отрицая дух и разум, в противовес ему восхваляя тьму души, слепую волю и инстинкт.Из этого почти религиозного почитания земли, природы, почвы многое быловоспринято в Европе национал-социализмом, а в Латинской Америке различныминаправлениями радикального национализма. Волюнтаризм отрицал надсубъектную силуи смысл истории, предполагал способность политических вождей нации управлятьисторическим процессом, что представлялось боливийцам единственной возможностьюпреодолеть порочный круг зависимости и отсталости их страны.
Такиепоследователи телуризма, как К.Мединасели, пытались развить идеи Тамайо,обращаясь к Ницше и Бергсону. Они отошли от примитивных рассужденийКайзерлинга, приблизившись по своим взглядам к экзистенциалистам ифеноменологистам.Индоамериканизм, воспринятый ими из теорийперуанского апризма, воспринимался как идейная альтернатива западнойцивилизации. Они проповедовали создание вселенской культуры на основе метизациии мистического переживания «космического духа земли», индеанизации всех сторонжизни страны..
Индеанизмпоявился как реакция на модернизм, как поиск художественной искренности ипростоты, необходимость приблизиться к реалиям национальной жизни. Хотяиндеанизм как самостоятельное идейное направление возник еще в 20-е годы, лишьпериод после окончании войны в Чако это течение общественной мысли приобрело политическоезвучание и стало играть заметную роль. Вслед за Ф. Тамайо индеанисты видели вкечуа и аймара биологическую основу нации, призывали к изучению индейскойкультуры. Первоначально оформился литературный индеанизм, самыми яркими иранними представителями которых были А.Аргедас (его перваякостумбристско-индеанистская повесть «Вата Вара» увидела свет еще в 1904 г.), ичуть позднее К.Мединасели, Х.Лара. Помимо философско-литературного иполитического направлений в индеанизме было еще третье — просветительское,внутри которого боролись две школы: коллективистская и нормалистская.
Воглаве коллективистского направления в просветительском индеанизме всталиучителя-энтузиасты Э.Перес, Т.Клауре, супруги Кастро Лейге. В период правлениявоенных-социалистов в 30-е годы основоположенник этого движения Э.Перес занималважные посты в министерствах труда и просвещения, активно поддерживал режим,был одним из основателей Социалистической рабочей партии (ПСОБ). 2 августа 1931г. Э.Перес создал первую школуайлью в Варисате (недалеко от Ла-Паса). Э.Перессчитал, что Боливия — это индейская страна, где господствует бело-метисноеменьшинство. Его идеалом был инкский коллективизм. Школа представляла собойформу единения труда, просвещения, коллективизма. Э.Перес стремился «создатьшколу с боливийской душой, основанную на инкских социальных принципах». Своютеорию он, вдохновляясь идеями Ф. Тамайо, назвал «педагогикой освобождения».
Хотявнешне олигархия объявляла эксперимент Э.Переса коммунистической и подрывнойакцией, она терпела его, предпочитая просветительскую деятельностьреволюционной пропаганде левых партий. В период глубокого идейного кризисаолигархия противилась проникновению в Боливию новых идей Запада, что совпадалос устремлениями Э.Переса, который проповедовал изоляционизм, отказ от всегоевропейского, передового или отсталого, для него одинаково чуждого боливийскойжизни.
Всвоем письме Грасиано Санчесу, директору департамента по индейским деламМексики, в феврале 1938 г. Э.Перес писал: «Наша доктрина и философия, с однойстороны, опирается на доиспанскую культуру, а с другой, ориентируется наорганизацию современных, основанных на коллективизме автономных ячеек, навосстановление инкского землеустройства на принципах общины-айлью». Он отрицалреволюцию и восстания, считая, что только община и школа-айлью может привести крешению всех социально-экономических проблем индейца.
Э.Перес не поддерживал призывов к аграрной реформе и перераспределению земли. Емубыли чужды планы социального переустройства деревни. Он писал: «В Боливии нетпроблемы земли, а есть нехватка населения». Индеанизм Э.Переса былутопическо-консервативным. Он противоставлял мир европейской капиталистическойцивилизации города общинному индейскому. Больше всего он боялся смешения этихдвух противоположностей и разрушения индейской цивилизации, основанной наобщине. Ее консервация была возможна лишь при определённом изоляционизме, ашкола-айлью была формой воспроизводства общинной жизни и защиты индейца отвнешнего мира и капитализма.
Вдвижении просвещения индейцев противоположные Э.Пересу позиции занималисторонники озападнивания индейского мира, его испанизации. Один из идеологовэтого течения Рафаэль Рейерос в феврале 1937 г. в одной из полемических статейписал: «Главное — передать в руки индейца новые сельскохозяйственные орудиятруда, научно адаптировать его к новой экономической жизни, привить новыепривычки и стандарты. Все это должна сделать школа… Нет ни такого помещика,ни такого торговца, которым не было бы выгодно такое просвещение индейца, ибооно лишь увеличит производство и их доходы». В 1936 г. Р.Рейерос создал школу«Утама» в Какиавири. Несмотря на официальную поддержку его движениепросуществовало недолго.
Движениеиндейского просвещения, работы учителей-индеанистов оказали значительноевлияние на идеологические споры того времени. Индеанизм становится все болеенеоднородным течением. В его рамках формировалось два противостоящихнаправления: консервативно-расистское и революционное. Среди революционныхиндеанистов выделялся К. Мединасели, журналист и литературовед, автормногочисленных работ по социокультурной проблематике. В 30-е годы он активнозанимался политикой. Был одним из руководителей Народного фронта
Потоси,руководившего этим городом. В 1938 г. был избран в Учредительное собрание, вкотором был одним из лидеров Рабочего блока.
Впоражении Боливии в войне в Чако К. Мединасели увидел «конец расы» белойолигархии, крах правящих кругов страны. Пессимистический взгляд на настоящееБоливии К. Мединасели выразил известной фразой, звучавшей как приговор: «Странавеликих гор и высочайших вершин дала мелких, ничтожных людей». Национальнаякатастрофа означала для каждого боливийца личный, индивидуальный крах. К.Мединасели глубоко чувствовал личную трагедию и безысходность в стране безбудущего. В его философии «индивидуальное Я терпит поражение там, где нереализуется национальное Я».
Вотличие от своих пессимистических и иррационалистских предшественниковМединасели видел в индеанизме революционную идеологию формирования нового человека.Его учителями в большей степени были перуанцы К. Мариатеги и Х. Уриэль Гарсия,нежели Тамайо или боливийские телуристы.К. Мединасели идеализировалинкский строй, проповедовал борьбу за нового индейца, призывая все боливийскоеобщество повернуться к нему лицом. Он писал: «Проблемы индейца — это скорее,проблема отношения боливийцев к индейцу. И от того, как мы ее решим, будетзависеть наше будущее существование».К. Мединасели отошел отпатерналистского и консервативно-литературного идеализма, и вслед за Мариатегипризывал решить прежде всего социально-экономические проблемы деревни, азначит, всей страны: «Необходимо безотлагательно разработать социальныетребования индейца, пути его вовлечения в жизнь страны и его культуризации».Революционный индеанизм поставил в политическую повестку дня индейский иаграрный вопросы, от решения которых уже не могла уклониться ни одна серьезнаяпартия.
Теоретическиефилософские и литературно-культурологические изыскания индеанизма легли воснову новых влиятельных политических течений: национал-реформизма иразнообразных течений боливийского марксизма и социализма.
Наиболеевлиятельным течением был «революционный национализм», боливийская разновидностьнационал-реформизма. Его идеологи К. Монтенегро, А. Сеспедес, В. Гевара Арсе,В. Пас Эстенссоро они заявляли о своей приверженности индеанизму,индоамериканизму АПРА и даже марксизму. На боливийскую интеллигенцию огромноевлияние оказал индоамериканизм перуанской АПРА. Один из ее идеологов Мануэль А.Сеоане в 1927 г. посетил Боливию и написал книгу «Левый взгляд на Боливию». Вней остро ставились вопросы национализации оловодобывающей промышленности ипроведения аграрной реформы. Многие апристские тезисы были восприняты и вошли видейный арсенал «революционного национализма».
Идеологомэтого политического движения стал К. Монтенегро. Он был одним из основателейСоциалистической конфедерации, пришедшей в 1935 г. на смену Националистическойпартии. Если националисты признавали либеральные принципы демократии, то К. Монтенегрои его социалисты выступали с позиции агрессивного национализма и подавления«эгоистических интересов» личности во имя высших интересов нации. Демократиявиделась им лишь препятствием в движении к величию Боливии. Их идеалом сталиавторитарные и тоталитарные методы управления, подчинение масс, подавлениелиберальных свобод и демократии.
К.Монтенегро сформулировал концепцию «национальной революции». Он утверждал, чтов Боливии со времени колонии существует два противоположных полюса — «нация» и«антинация». Эту терминологию (антинация или анти-родина, antipatria) К. Монтенегрозаимствовал у испанских фалангистов, которые, в свою очередь, переняли ее унемецких нацистов. С завоеванием независимости страны нация (народ) осталасьподавленной антинацией (олигархией). Между олигархией и империализмом ставилсязнак равенства.
Остриесвоей критики К.Монтенегро направил против либерально-позитивистской идеологии.Он утверждал, что олигархия пыталась привить на боливийской почве европейскоеправосознание, которое, однако, не соответствовало местным, автохтонным,«подлинно национальным» принципам жизни. Он отрицал возможность применения вБоливии каких-либо европейских доктрин и концепций общественного устройства.К.Монтенегро писал: «Либеральная идеология, к которой прибегал режим, идеологияисключительно европейская; она была навязана народу, являлась одним из проявленийиностранного господства».
«Национальнаяреволюция», согласно его концепции, носит лишь политический, а не социальныйхарактер, ибо речь идет об освобождении всей нации, а не отдельного класса, отвнешнего, колониального угнетения. Олигархия превратилась в «сверхгосударство»,подчинив себе подлинное государство, узурпировав его суверенитет. Националисты,призывал К. Монтенегро, должны направить против него основной удар. Для К.Монтенегро революция заключалась в восстановлении суверенитета нации,отстранении олигархии от власти, решении антиимпериалистических задач.Революция принималась как «консервативный акт», восстанавливающий метафизическипонимаемую историческую справедливость, освобождающий государство, то естьнацию, от господства «сверхгосударства», олигархии. К. Монтенегро считалпролетариат передовым руководителем нации, однако лишенным будущего, если он непридет к слиянию с другими классами. По мнению К. Монтенегро, олигархияразобщила народ, ввергла его в пучину классовой борьбы. Отсюда тезис о том, что«олигархия мешает единству народа». Следовательно, народ вновь обретет единствов «национальной революции», которая создаст гармоническое общество безпротиворечий и классовой борьбы.
К.Монтенегро и А. Сеспедес в своих журналистских, исторических и литературныхработах, их сподвижники из Социалистической партии периода военного-социализмав своих программах и в политической практике формулировали основные принципыреволюционного национализма. Ядро будущей партии Националистическоереволюционное движение (МНР), образованной в 1941 г., стала газета «Ла Калье»,начавшая выходить в свет в 1936 г.
Невсе «романтические» националисты периода Силеса перешли вместе с Монтенегро напозиции антидемократического и агрессивного «революционного национализма».Многие под влиянием индеанизма и университетской реформы склонялись кмарксистским и лево-социалистическим идеям. Близкими к умеренным националистами индеанистам были взгляды одного их ярких политиков тех лет, самого молодогоминистра в правительстве Х.Буша Альберто Селада Вальдеса, умершего в возрасте37 лет в 1939 г. Он был автором книги «Кольясуйо» (1933 г.), в которой проводилидею преемственности древней инкской цивилизации и современной боливийскойнации. Большое влияние на его взгляды оказала книга Фернандо де Лос Риоса«Гуманистическое существо социализма», главная идея которой состояла внеобходимости соединить демократию и свободу либерализма с социальнойсправедливостью социализма.
А.Селада активно пропагандировал идеи «гуманистического социализма». Онутверждал: «Мы верим в социализм, мы боремся за последовательную и разумнуюперестройку страны на социалистических основах… Нельзя быть по настоящему нинационалистом, ни революционером, не будучи социалистом».Селадапытался примирить непреходящие ценности демократии и либерализма с агрессивнымнационализмом. Однако в эпоху кризисов и борьбы крайних позиций такиепримиряющие идеи не имели успеха. Его деятельность и идеи оказали большоевлияние на содержание новой боливийской конституции, принятой Конституционнойассамблеей в 1938 г. Он пользовался доверием президента Х.Буша, а его идеислужили теоретическим оправданием реформ «государственного социализма».
Вконце 20-х — в 30-е годы в Боливии наблюдалось повальное увлечение марксизмом.Из Чили и Аргентины поступали книги Ленина, Бухарина, Троцкого. Проблемымарксизма и социализма дискутировались повсюду, от профсоюзных собраний вгорнорудных поселках до университетских кафедр. Марксистская терминология нашлаотражение в философских и социологических работах представителей самыхразнообразных течений.
Однако,если революционный национализм и индеанизм открыто отрицалилиберально-позитивистскую традицию, в частности в виду ее европоцентричности иинтернациональности, марксизм стал убежищем либеральной интеллигенции. В чистомвиде либерализм умер. Его редкие представители группировались вокруг карликовыхпартий и консервативных организаций, не имевших никакого идейно-политическоговоздействия ни на массы, ни на интеллигенцию. Марксизм же стал фактическимнаследником либерализма, ибо более всего был близок к нему в принятии такихфундаментальных положений, как универсализм, интернационализм, историческийоптимизм, экономический детерминизм и рационализм. В Боливии прослеживаетсяпреемственность между марксизмом и либерализмом наиболее четко. Внутри боливийскогомарксизма в 30-е годы сформировалось два антагонистических крыла: троцкизм и«либеральный» марксизм.
Троцкизмв Боливии связан с именами Т. Марофа и Х. Агирре Гайнсборга. Во время Чакскойвойны Т. Мароф открыто выступал с антивоенных позиции. В 1934 г. он создал вАргентине марксистскую группу «Тупак Амару». В декабре 1934 г. она объединиласьс «Боливийской левой» Х.Агирре Гайнсборга, а в июле 1935 г. в Кордобе состоялсясъезд этих групп, образовавших Революционную рабочую партию (ПОР) во главе с Т.Марофом. Партия провозгласила себя марксистко-ленинской. Все основатели партиивысказывались в поддержку Троцкого. На съезде присутствовал генеральныйсекретарь Компартии Парагвая Оскар Крейдт, что свидетельствовало о стремлениикоммунистов промосковской ориентации повернуть идеологическую направленностьновой боливийской партии в прокоминтерновское русло. Участие О. Крейдта всъезде должно было также символизировать интернациональную солидарностьболивийских и парагвайских левых в борьбе против войны в Чако.
Крометого, в феврале — марте 1936 г. в журнале «Кларидад», выходящем вБуэнос-Айресе, прошла полемика между О. Крейдтом и Т.Марофом, суть которойсводилась к отстаиванию политики Народного фронта первым, и защите стратегиипролетарской революции в Боливии вторым. На первых порах в отношении ПОР,которая изначально придерживалась протроцкистских позиций, коммунисты проводиливесьма умеренную линию, что никак не соответствовало их общей установке нанепримиримую борьбу с троцкистами.
Послевойны в Чако Т.Мароф возвращается в Боливию, где надеялись, что с его приездомначнется социальная революция или, по крайней мере, будет создана массоваяпролетарская партия. Однако, персоналистский, каудильистский стиль руководстваПОР приводит Т. Марофа к конфликту с Х.Агирре, ПОР и троцкизмом. Его очереднойполитический вираж, на этот раз от троцкизма, вполне объясним. Т. Марофнесмотря на свою политическую жизнь в марксистском движении, собственно никогдамарксистом не был. Его идеалом была массовая рабочая партия с размытымиидеологическими границами, без жестких доктринальных установок, типалейбористской в Англии. Он не был ни троцкистом, ни сталинистом, ни марксистом.Его поведение было во многом типичным для леворадикальной интеллигенции вЛатинской Америке. Крупнейший боливийский троцкистский историк и политическийдеятель Г. Лора признавал, что в Латинской Америке к троцкистам чаще всего шлине те, кто хотел бороться со Сталиным за «чистоту» марксистско-ленинских идейпротив их бюрократического извращения, а те, кто по сути выступали противмарксизма, и со временем покидали ряды троцкизма. Если Мароф отошел оттроцкизма, то Х. Агирре Гайнсборг олицетворял верность марксистко-ленинскимтезисам о пролетарской революции в Боливии. Троцкизм сохранил свое значительноевлияние благодаря таким ярким фигурам как Т. Мароф, Х. Агирре Гайнсборг, О. Баррьентос(Томас Уарки), А. Валенсия Вега (Иван Кесвар), Г. Лора. Влияние троцкизмаобъясняется также отсутствием серьезной просоветской коммунистической партии ипреобладанием «либерального марксизма» в среде левых сил. Все эти факторыпозволили троцкизму сохранять влиятельные позиции в рабочем и студенческомдвижении многие годы.
«Либеральныймарксизм» в Боливии в конце 30-х годов стал влиятельным политическим течением.Его идеологами были видные философы и экономисты Х.А. Арсе, Р. Анайя, М. Бонифас,А. Уркиди и другие. В 20-е годы это были лидеры студенческого движения,примыкавшие к левому крылу националистов. С установлением «государственногосоциализма» Х.А. Арсе и Р.Анайя были советниками министерства труда, а М. Бонифаси А. Уркиди возглавляли Левый фронт Кочабамбы.
У«либеральных марксистов» не было четкой концепции революции. Влияниеортегианства сказалось на их восприятии диалектики и формационной доктринымарксизма. Лидеры этого течения считали, что Боливия должна пройти полный циклкапиталистического развития подобно странам Западной Европы и США, прежде чемпоявятся предпосылки для проведения социалистических преобразований. Этоположение выводилось из известной гегелевской триады как основногодиалектического принципа развития. По их мнению, Боливия должна была пройтидлительный процесс изменений: тезису — господству империализма иполуфеодального латифундизма противостоит антитезис — антифеодальная революция,а их синтезом будет победа буржуазных отношений и вызревание следующего этапа.
«Либеральныемарксисты» сохраняли преемственность с либерально-позитивистской идеологией.Этим объясняется их значительное влияние среди традиционных средних слоев.Вместе с тем, марксистская терминология, а главное, социальные цели были стольотличны от либеральных, что не следует преувеличивать охранительную тенденцию этоготечения. В конечном итоге, даже в этой форме марксизм разрушал существовавшиеидеологические установки, призывая к политической и экономической реформе ипроповедуя, пусть в урезанном виде, классовую борьбу.
Втораяполовина 30-х годов в Боливии ознаменовалась идейной революцией в обществе.Индеанизм, национализм, марксизм полностью разрушили существовавшиеидеологические стереотипы. Идейная борьба в боливийском обществе в 30-е годыбыла неразрывно связана с политической. Те же действующие лица, та же тематикадискуссий. Без идейного переворота в умонастроениях большинства боливийцев,подготовленного интеллигенцией в конце 20-х — в начале 30-х годов, было быневозможно проведение каких-либо радикальных преобразований в обществе.Политическая дискуссия 30-х годов оперировала понятиями и терминами,выработанными в ходе идейной революции.
Идейнаяреволюция привела к формированию гегемонии новых политических сил, определявшихвектор развития страны на новом историческом этапе. Идейный кризис привел к«кризису легитимации», что в первую очередь, затронуло господствующуюидеологию, освящавшую функционирование политического аппарата, а также формы иметоды вмешательства государства в экономическую жизнь.