Федеральноеагентство по образованию
ГОУ ВПОКрасноярский государственный педагогический университет
им. В.П.Астафьева
Историческийфакультет
Кафедра всеобщейистории
Контрольнаяработа
по курсуНовейшая история стран Азии и Африки
на тему:
Внешняя политикаКНР (вторая половина ХХ века)
Выполнил:
Студент 5 курса заочного отделения
Пустошкина Л.В.
План
Введение
Поворот к реализму (70-80гг.)
Теория и практика
Политика и экономика
Стратегическая оборона или угрозасоседям?
Традиции и современность
Заключение. Специфика и универсализмкурса Китая
Введение
В последние двадесятилетия двадцатого века мы стали свидетелями впечатляющего усиления позицийКитая в мировой политике и экономике. Эти достижения страны представляют особыйинтерес, поскольку во многом связаны с проведением государством стратегии, внемалой степени альтернативной открытым и либеральным моделям, взятым навооружение «переходными» и некоторыми развивающимися государствами.
Важным средствомобеспечения национальной стратегии развития была внешняя политика КНР. Ее частоквалифицируют как консервативную. Действительно, многие основополагающиевнешнеполитические принципы остаются неизменными уже 50 лет (они касаютсяпрежде всего понимания суверенитета страны и основ взаимодействия междугосударствами), однако необходимо видеть и существенные перемены, ясноотличающие международный курс Китая после начала реформ в конце 70-х -начале80-х годов от линии, проводившейся в годы «культурной революции» (1966-1975гг.). В связи с этим стоит отметить, что международный курс Китая два десятилетияназад впервые в истории страны стал предметом научного анализа и дискуссий, асоответствующие разработки аналитиков воплощались в официальную линию. Нарубеже 70 — 80-х годов в Китае создаются или возобновляют работунаучно-исследовательские учреждения, занимающиеся проблемами международныхотношений, в том числе: Институт современных международных отношений приГоссовете КНР; институты международных проблем в Шанхае и Пекине (МИД КНР);пекинский Институт международных стратегических исследований, связанный сминистерством обороны и Генеральным штабом НОАК, а также исследовательскиеинституты АОН КНР. В 1982-1983 гг. в целях координации внешнеполитическихисследований при Госсовете КНР создается Центр исследований международных проблемво главе с Хуань Сяном. С начала 80-х годов в Китае увеличивается количествонаучных изданий, посвященных вопросам внешней политики КНР и международныхотношений (с 1981 г. возобновляется издание журнала «Гоцзи вэньти яньцзю»,начинается издание журнала «Сяньдай гоцзи гуаньси», выходившего до 1985 г.нерегулярно, а с 1986 г. — ежеквартально). Нынешняя внешняя политика КНРпродолжает обновляться, хотя она в значительной своей части и строится наразвитии концептуальных подходов 80-х годов. Примечательно, впрочем, что ужетогда, еще до коллапса социалистической системы и распада СССР, китайскоеруководство, как представляется, выработало достаточно продуктивную парадигмуотношений КНР с внешним миром, вполне оправдавшую себя в драматичныхобстоятельствах начала 90-х годов. Процесс модернизации внешней политики Китаяв 90-е годы был постепенным, что характерно и для китайских реформ. Во многомего ход представлял собой достройку сооружения, состоявшего из проверенных временемэлементов и конструкций.
Существеннойособенностью китайской внешней политики остается постоянный поиск несиловых,достаточно экономичных и вместе с тем эффективных, не исключающих жесткости,решений, а также упор на индивидуальные отношения с отдельными государствами.Соответственно, немалая часть аналитической работы при подготовке тех или иныхдипломатических ходов посвящается рассмотрению существующих в мирепротиворечий, возможности их использования в интересах страны. Китай крайнередко сам выступает с какими-либо крупными международными инициативами. Обыкновенноэта страна не торопится и с оценками мировых событий, часто занимаявыжидательные или нейтральные позиции. Эволюцию китайской внешней политики впоследнее двадцатилетие можно с некоторой долей схематизма представить в виденескольких продолжающихся трансформаций и меняющихся соотношений, имея при этомв виду существенную разницу в обеспечивающей национальную независимость«статике» внешней политики и ее «динамике», ориентирующейся на поддержаниепроцесса социально-экономического развития.
Поворот к реализму(70-80 гг.)
Уже во второй половине70-х годов понятие «модернизация» прочно вошло в жизнь гигантской страны какглавная целевая установка. Однако после декабрьского (1978 г.) пленума ЦК КПКодиннадцатого созыва серьезной ревизии были подвергнуты параметры, направленияи возможные темпы этого процесса: период «урегулирования», своего родакритической инвентаризации ресурсов развития занял примерно три года (1979-1981гг.). Прежняя программа «четырех модернизаций», закрепленная в решениях XIсъезда КПК в 1977 году и предусматривавшая усиление военной и индустриальноймощи КНР в относительно сжатые сроки с помощью крупномасштабного импортатехнологий и оборудования, была в значительной мере свернута, в том числе вовнешнеэкономической части. Ресурсов страны при более трезвом взгляде явно нехватало на массированное обновление промышленности.
Сам факт основательногопересмотра путей реализации центральной идеи развития страны и признаниянеобходимости серьезных экономических реформ создал важный прецедент — одновременностало возможным критическое переосмысление других сторон государственнойдеятельности, в том числе внешней политики. Последняя, как известно, содержалазначительный конфронтационный компонент, хотя с конца 1977 — начала 1978 гг. вКНР все чаще стали говорить и писать о возможности отсрочить начало мировой войныи добиться мирной передышки для осуществления модернизационных планов.Подчеркнем, что вплоть до начала 80-х годов речь шла именно об отсрочке, а не опринципиальной возможности предотвратить возникновение мировой войны. Внешняяполитика КНР на рубеже 70-80-х гг. оставалась формально неизменной: по-прежнемудекларировалась политика «единого антигегемонистского фронта», провозглашеннаяеще при жизни Мао Цзэдуна в середине 70-х годов. Сказывались и историческаяинерция и особенности международной ситуации вокруг Китая в конце 70-х годов. Вто же время в начале 80-х годов в растущей мере стали выявляться стратегическиеиздержки курса «единого фронта». Значительно осложнилась ситуация у китайскихграниц: с конца 70-х годов к напряженности вдоль китайско-советской,китайско-монгольской и китайско-индийской границ прибавилась конфронтация накитайско-вьетнамской границе, ввод советских войск в соседний Афганистан, дальнейшееусиление советского военного потенциала на Дальнем Востоке и в западной части Тихогоокеана, а также охлаждение отношений Китая с КНДР. Идея «единого фронта»начинала терять смысл и даже превращалась в угрозу национальной безопасности.Все меньшее понимание она находила и в быстро дифференцировавшемся «третьеммире», озабоченном главным образом экономическими проблемами.
С другой стороны, кначалу 80-х годов была практически достигнута важная в тактическом отношениицель нормализации отношений с США. Проведение политики «единого фронта»позволило Китаю за короткий период времени резко укрепить отношения с этойстраной, сыграв на стратегических интересах Вашингтона в противостоянии Москве.В декабре 1978 г. было опубликовано совместное китайско-американское коммюникеоб установлении с января 1979 г. дипломатических отношений между двумястранами, в котором США признавали правительство КНР в качестве единственного законногоправительства Китая. В июле 1979 г. КНР и США подписали соглашение о торговле,которое предусматривало создание прочной долговременной основы для дальнейшегоразвития двусторонних торгово-экономических связей. Кроме того, между двумястранами в конце 70-х годов был подписан ряд соглашений о сотрудничестве вобласти науки и техники, культуры, образования, сельского хозяйства, освоениякосмического пространства, атомной энергетики и др.
Помимонепосредственного значения, все эти соглашения открывали Пекину дорогу кинтенсификации сотрудничества с другими развитыми странами и прежде всегоЯпонией, на которую часть китайского руководства возлагала особые надежды восуществлении модернизации. В 1978-1980 гг. между двумя странами были подписанысоглашения о торговле, содействии культурному обмену, научном и техническомсотрудничестве, а также достигнут ряд других договоренностей. В августе 1978 г.между КНР и Японией был заключен договор о мире и дружбе. С конца 70-х годов нарегулярной основе стали проводиться встречи руководителей двух стран, стабильноразвивалась торговля, объем которой увеличился за период 1977-1981 гг. болеечем в три раза — до четверти всего внешнеторгового оборота КНР. Дав сильныйимпульс развитию отношений КНР с развитыми странами, политика «единого фронта»тем не менее, не оправдала наиболее оптимистичных расчетов китайскогоруководства. В начале 80-х годов стало очевидно, что Вашингтон не намеренспособствовать воссоединению Тайваня с материковой частью Китая в обмен наподдержание китайской стороной отношений «стратегического партнерства» с США.Более того, с приходом администрации Рейгана США активизировали связи сТайванем — в том числе в военной области — в ущерб отношениям с КНР. Сталиочевидными и ограниченные возможности внешней помощи, а также зарубежныхинвестиций и кредитов в деле модернизации. Западные партнеры были готовыпредоставлять Китаю крупные займы под поставки промышленного оборудования (темболее что в ходе структурной перестройки в развитых странах высвобождалисьзначительные мощности). Однако условия кредитов были весьма жесткими, цены — высокими, а ограничения на передачу передовой технологии оставались весьмастрогими. В мае 1982 г. Дэн Сяопин в беседе с руководителем Либерии выразилсвое разочарование по этому поводу: «В настоящее время мы проводим политикуэкономической открытости, стремимся использовать иностранные капиталы ипередовую технологию, что помогло бы нам в развитии экономики… Однакополучить капитал и передовую технологию из развитых государств — нелегкое дело.У некоторых людей там по-прежнему на плечах головы старых колониалистов, онижелают нам смерти и не хотят, чтобы мы развивались».
Поворот к реализму нарубеже 70-80-х гг. проявился и еще в одном важном пункте. Китай фактическиотказался от претензий на особую роль в «третьем мире». Главные задачиразвивающихся стран стали пониматься как созидательные,социально-экономические, мирохозяйственные, одновременно пекинское руководствопошло на публичное признание отсталости и бедности собственной страны. На сменупризывам к борьбе с «мировым городом» или «сверхдержавами» пришли тезисы онеобходимости точного выбора экономической стратегии, эффективногоиспользования международного разделения труда, взаимной поддержки иколлективного самообеспечения. Цели продуктивного экономического взаимодействиямежду государствами «Юга» были, в частности, заявлены как «стратегические» вдокументах XII съезда КПК (1982 г.). Такое сотрудничество мыслилось еще и в качествеважной предпосылки для коллективного давления «Юга» на «Север», части общихусилий по формированию нового международного экономического порядка.
Обновлениестратегических взглядов по поводу взаимодействия «Юга» и «Севера», а такжеболее скромные самооценки имели целый ряд практических последствий, давшихКитаю определенные выгоды. Внешняя политика стала значительно больше учитыватьцели развития. Амбициозная программа помощи развивающимся странам, начатая в1964 г., стала постепенно переводиться на коммерческие рельсы, к тому же Пекинсам вошел в число крупных получателей технико-экономического содействия международныхфинансовых институтов, подключился к работе многосторонних соглашений посырьевым товарам, стал активным членом Азиатского и Африканского банковразвития. В середине 80-х годов КНР в поддержку действий стран ОПЕК брала насебя и выполняла обязательства не увеличивать экспорт нефти.
Таким образом, в начале80-х годов стало очевидно, что конфронтационная политика вступила впротиворечие с новым, более разносторонним пониманием коренныхвнешнеполитических и экономических интересов КНР. Прошедший в сентябре 1982 г.XII съезд КПК зафиксировал фундаментальный сдвиг в развитии внешней политикиКитая. Особое значение в этом смысле имели два вывода: о принципиальнойвозможности полного предотвращения новой мировой войны и необходимости строитьотношения СССР и США на сбалансированной основе — при, подчеркнем, проведениинезависимой внешнеполитической линии.
Теория и практика
Поворот к реализму,самокритичным оценкам ситуации в стране и объективному анализу положения дел намеждународной арене, произошедший в китайской политике на рубеже 70-80-х гг.,отнюдь не означал, как это представляют многие, простой «деполитизации»,«деидеологизации», «прагматизации» и «экономизации» международного курса.Наоборот, установки на «раскрепощение сознания», развитие реалистическоговнутреннего и внешнего курса, выдвижение идей, «созвучных современной эпохе», атакже подготовка для этого научно-исследовательской инфраструктуры стимулировалирезкое оживление в области международной аналитики и теоретических разработок.Период 1984-1986 гг. отмечен выходом на поверхность первых результатов этойработы, в атмосфере дискуссий в научной и широкой печати происходит оформлениеряда новых концептуальных идей, составивших каркас модернизированного подхода косновным проблемам мирового развития. Подчеркнем, что к этому времени в Китаеуже вполне освободились от старой догматики, более того, немалая часть критикипредставляла собой уже непредвзятый разбор первых итогов открытия иреформирования страны, а также целого ряда вновь возникших догм. Характеризуяэтот период, В.Я. Портяков отмечает: «Появляется устойчивая тенденция отхода отчрезмерной «экономизации» проблем модернизации, все больше внимание уделяетсядемографическим, социальным, экологическим аспектам модернизации, высказываетсямысль о необходимости обеспечения скоординированного экономического исоциального развития страны. Предпринимаются первые попытки оценить воздействиетрадиций Китая на процесс его модернизации».
Большее вниманиеэкономическим задачам в обновлявшейся внешней политике КНР ни в коей мере неозначало отказа от приоритетности тех ее направлений, которые были связаны споддержанием национального суверенитета. Яркой иллюстрацией подчиненноститекущих экономических целей важнейшим политическим задачам нации стала в первойполовине 80-х годов деятельность Пекина по воссоединению страны (в рамкахвыдвинутой в начале десятилетия идеи «одно государство — две системы») и, вчастности, работа в Гонконге в период переговоров с Великобританией о будущемтерритории (1982-1984 гг.). Характерно, что в эти годы китайские организации, несмотряна тогда еще весьма скромные валютные возможности страны, регулярноосуществляли интервенции на гонконгском рынке для поддержания там экономическойконъюнктуры. Немалые силы и средства тратились на создание прочной привязкиделовых кругов колонии к хозяйству КНР. Стремление к скоординированному икомплексному взгляду на внешнюю политику, тесной увязке теории и практики,политики и экономики, текущих и долгосрочных целей проявляется к середине 80-хгодов в полной мере. А исключительная сложность и многообразие задач, стоявшихтогда перед руководством страны, предопределили, как представляется, высокиетребования к научным разработкам — как в аналитической, так и рекомендательнойчасти.
В анализе международнойситуации между тем стало постепенно преобладать видение мира как развивающейся «многополюсности»(многополярности). Эта концепция, получив широкое распространение среди китайскихполитологов с середины 80-х годов, в качестве официальной точки зрения Пекинана ситуацию в мире была впервые представлена в мае 1988 г. в речи министраиностранных дел КНР Цянь Цичэня. По мнению большинства сторонников этойдоктрины, тенденция к многополюсности является объективной и позитивной дляКитая. Отражая стремление различных государств мира к проведению независимогополитического курса на мировой арене, она ведет к демократизации международныхотношений и фактически означает конец безраздельного доминирования «одной — двух сверхдержав». Рекомендательная часть концепции многополюсности сводится кнеобходимости поддержания между «центрами силы» отношений мирного сосуществованияи взаимовыгодного сотрудничества. В соответствии с этим акцент во внешнеполитическомкурсе сама КНР готова переносить с использования противоречий в системемеждународных отношений (как это предусматривалось «теорией трех миров» иполитикой «единого фронта») на обеспечение баланса интересов всехзаинтересованных сторон.
Китайская трактовкатенденции к усилению многополюсности современного мира предполагает постепенныйпереход от политики, основанной на классической концепции баланса сил, кпостроению системы международных отношений, где бы учитывалась не столькореальная мощь того или иного государства, сколько его объективные национальныеинтересы. В воплощении принципа многополюсности в международное право ипрактику китайские специалисты видели путь к такому мироустройству, в которомПекин мог бы играть более активную роль, несмотря на отсутствие силового потенциала,сопоставимого с армиями и ВПК мировых лидеров. Помимо этого концепцияфиксировала расставание с классовым подходом к внешней политике, получившимраспространение в Китае в первые десятилетия народной республики. В то же времяуказанная доктрина сохраняла преемственность по отношению к основополагающимпяти принципам мирного сосуществования, закрепленным в Конституции 1982 г.Другим важным постулатом, лежащим в основе модернизации внешнеполитическогокурса и ориентированным на превращение КНР в один из политических иэкономических центров мира, стала идея «комплексной государственной мощи». Еесуть в том, что в современных условиях сила государства и его влияние намеждународной арене определяются не только величиной военного потенциала, но иуровнем экономического, социально-культурного и научно-технического развития, атакже взвешенным внешнеполитическим курсом (т.е. фактически обеспечениесуверенитета и развития должны находиться в органичном единстве). «В конечномсчете, — заявил на международной конференции по взаимосвязи между разоружениеми развитием (1987 г.) заместитель министра иностранных дел КНР (глававнешнеполитического ведомства Китая с 1988 по 1997 гг.) Цянь Цичэнь, — обеспечение национальной независимости и государственной безопасности зависитот экономического развития, национальной мощи и активного вовлечения в борьбуза защиту регионального и международного мира, но ни в коем случае — от простогонаращивания вооружений».
Другими словами,концепция «комплексной государственной мощи», как и идея многополярности,отражала стремление преобладавшей части китайского руководства, во-первых,закрепить снижение роли военного фактора в обеспечении национальнойбезопасности, а во-вторых, стимулировать всестороннее наращивание внутреннегоэкономического и научно-технического потенциала для превращения КНР всовременное государство.
Политика и экономика
Если события 80-х годови давали некоторые основания для выводов о резком росте роли экономическихфакторов во внешнеполитическом курсе Пекина, то изменение расстановки сил намировой арене на рубеже 80-90-х гг., а также тенденции последнего десятилетиявека и особенно события его конца все чаще вызывают у аналитиков ощущениеприоритетности политической мотивации в международных действиях Китая.
В конце 80-х годовустранение практически всех тогдашних противоречий в советско-американских исоветско-китайских отношениях, а также бесконфликтность китайско-американскихотношений, казалось, давали основания говорить об исчезновении геополитическойструктуры «большого треугольника». Однако события на площади Тяньаньмэнь,повлекшие за собой обострение отношений КНР с США и другими странами западногомира, их война с Ираком, а также кардинальные изменения в СССР, закончившиесяего распадом, вновь заставили китайских руководителей подумать о возрождении политики«треугольных отношений» как одного из возможных средств противодействиячрезмерно усилившемуся влиянию США на международной арене.
В целях усиления своихпозиций перед лицом американского давления Китай был вынужден реанимироватьполитику, диктуемую правилами игры в «большом треугольнике» Вашингтон — Пекин — Москва. Существование и функционирование структуры «треугольника» определяются,прежде всего, степенью конфронтационности сторон и их силовым потенциалом.Логика «треугольных отношений» подразумевает, что две более слабые и/илипассивные стороны объединяются для обороны против более сильной и/или агрессивнойстороны. Если в 70-х годах роль наступающей стороны играла Москва, то ссередины 80-х годов эта роль все более переходила к США. В новых, резкоизменившихся условиях 90-х годов китайская сторона обратила особое внимание наукрепление отношений с более «слабым» из двух партнеров, то есть Россией.Укрепление сотрудничества с Москвой могло способствовать усилению международныхпозиций Пекина, а также росту экономического и военного потенциалов КНР. Такимобразом, вновь образовалась геополитическая основа для сближения двух сторон,на этот раз на базе неантагонистического противостояния доминированию США вазиатском регионе и в мире в целом.
В декабре 1991 г. Китайзаявил о признании новой России, а в 1992 г. китайским руководством былопринято решение по всемерному стимулированию расширения и углубления отношениймежду Россией и КНР. В целях активизации российско-китайского сотрудничестваКитай использовал уже наработанные в бывшем СССР контакты, прежде всего полинии военно-промышленных связей. Кроме того, были предприняты усилия поналаживанию и укреплению прямых торгово-экономических связей между отдельнымипредприятиями и органами местной власти обеих стран, что стало важным шагом поформированию новой базы двусторонних отношений. В течение 1992г. Москве иПекину удалось преодолеть некоторое недоверие, вызванное идеологическимипричинами, антикоммунизмом нового российского руководства. К визиту Б.Н.Ельцина в Пекин (декабрь 1992 г.) были созданы условия для дальнейшейинтенсификации отношений. Совместная декларация об основах взаимоотношениймежду КНР и РФ закрепила взаимные обязательства не вступать в союзы,направленные против другой стороны, а также содержала положение о том, что ниРоссия, ни Китай не допустят, чтобы их территория была использована третьимигосударствами в ущерб безопасности партнера.
К середине 90-х годовстало ясно, что именно политическая мотивация, следуя логике «треугольныхотношений», играет ведущую роль в российско-китайском сближении — а егоэкономическое содержание «отстает». Совместные декларации 1994 и 1996 гг.последовательно зафиксировали формулы «новых отношений конструктивногопартнерства» и «равноправного доверительного партнерства, направленного настратегическое взаимодействие в XXI веке». Китай кроме того заявил, что спониманием относится к позиции России, осуждающей расширение НАТО на восток, иподдержал ее действия в Чечне. Россия в свою очередь подтвердила, чтоправительство КНР является единственным законным правительством, представляющимвесь Китай, и что Тайвань остается неотъемлемой частью территории Китая. Обестраны одинаково раздражены американским военным присутствием вблизи своихграниц. Существенно при этом то, что в КНР с середины 90-х годов уже не видятнеобходимости нерегиональных противовесов российскому военному присутствию наДальнем Востоке. Так, на очередном заседании Форума по безопасности АСЕАН (АРЕ)в августе 1995 г. Цянь Цичэнь заявил: «Китай более не считает американскоевоенное присутствие в Восточной Азии силой, обеспечивающей мир и стабильность».
В совместнойроссийско-китайской декларации 1997 г. была закреплена приверженность обеихсторон идеям многополярного мира и формирования нового международного порядка.Де-юре страны существенно сблизили свои позиции уже по очень широкому кругумировых проблем. В то же время следует отметить, что это сближение во многомостается лишь декларативной реакцией на изменившуюся расстановку сил в мировойполитике, страны не выступают как союзники. Пока идея будущего «стратегическоговзаимодействия» — лишь риторика, нацеленная против усилий США по консервации иусилению однополюсной структуры глобального устройства.
Другое дело — степеньуспешности американских усилий на этом направлении. Представляется, что вдиалоге с Вашингтоном, остающимся центральным направлением китайской внешнейполитики, Пекин в 80-90-е гг. добился более серьезных успехов, чем его партнер.Руководство Китая парировало многочисленные попытки США вмешаться во внутренниедела страны. Крупной победой китайской дипломатии стало восстановлениеюрисдикции над Гонконгом (1997 г.) и Макао (1999 г.) — с резким наращиваниемсвоего экономического влияния в обоих анклавах. Постоянно усиливается влияниеКНР в странах и территориях восточноазиатского «римлэнда», чувствительное длягеополитических амбиций США. Существенно, что Китай не попал в отношенияфинансовой и технологической зависимости от Запада. В немалой степени этомуспособствовала продуманная политика в отношении зарубежных китайцев, связи снаиболее влиятельными представителями деловых кругов («патриотическими капиталистами»),обеспечивавшими Пекину ценнейшую информационную и политическую поддержку встранах своего пребывания, а также широкие и взаимовыгодные контакты со среднимбизнесом на почве инвестиционного сотрудничества. Большую роль в организациифинансовой стабильности китайского хозяйства и предотвращении чрезмернойоткрытости внутреннего рынка сыграли банковские круги Гонконга. В середине 90-хгодов руководство страны в очередной раз квалифицированно и жестко управилось скрупной инфляционной вспышкой. А недавний экономический кризис в странахВосточной и Юго-Восточной Азии (1997-1998 гг.), выявив высокую устойчивость ипрочность китайской экономики, сделал КНР исключительно привлекательнымпартнером для пострадавших в ходе кризиса государств. Многие их лидеры подостоинству оценили сохранение своих позиций на китайском рынке, а такжефинансовую помощь, которую они получили от Пекина и Сянгана, — несопровождавшуюся (в отличие от содействия Запада) какими-либо условиями в частивнутриэкономической политики. Быть может, еще важнее то, что США в последниегоды серьезно потеряли в уровне доверия со стороны КНР — как в глазах Пекина,так и широкой общественности (особенно низко их рейтинг упал после бомбежекЮгославии). Во многом это также было обусловлено противоречивой инепоследовательной политикой США в отношении Китая в 90-е годы. Политика«вовлечения» КНР в существующие структуры международного сотрудничества,официально провозглашенная администрацией Клинтона, постоянно буксует,поскольку на практический американский курс активно и небезуспешно воздействуютвлиятельные силы, которые видят в КНР скорее врага или конкурента, чем партнера. При этом элементы «сдерживания», а главное — прямого вмешательства вовнутренние дела Китая, связанные с внутриполитическими состязаниями в США,разведывательной деятельностью Пентагона и ЦРУ, нередко имеют своим конечнымследствием расширение поля маневра для китайской дипломатии, в том числе вэкономически важных областях. Вдобавок КНР искусно использует в маневрахмагнетизм своего быстро растущего внутреннего рынка и уже очень нередко воздействуетна настроения американского бизнеса не «пряниками» в виде крупных контрактов, аих демонстративным размещением в третьих странах — как это, например, было сзакупками гражданских самолетов в Европе перед решающими переговорами с США овступлении в ВТО осенью 1999 г.
Послевоенная историяКитая не дает оснований полагать, что Пекин может прямо пойти на серьезныеуступки в вопросах национального суверенитета. Еще меньше такая вероятностьтеперь — в условиях определенного обострения международной обстановки и ростаэкономической мощи страны, а также ее относительно невысокой зависимости отвнешних рынков. Поэтому можно согласиться с авторитетным мнением Дж. Сигала,считающего, что «Китай отвоюет обратно то, что он полагает принадлежащим ему,даже если при этом появится угроза его экономическому процветанию».
Стратегическая оборонаили угроза соседям?
Отмеченная вышедвойственность американского подхода к Китаю, и, в частности к тайваньскойпроблеме, привела к возникновению серьезного кризиса в Тайваньском проливе в1996 г. Действия Вашингтона, формально признавшего права пекинского руководствапредставлять Китай на международной арене, но, тем не менее, уступившегоамбициям Тайбэя, поставили под угрозу мир и стабильность в Восточной Азии.Характерно, что американской дипломатии впоследствии пришлось приноситьизвинения. Заместитель госсекретаря по восточноазиатским и тихоокеанскимвопросам Стэнли Рот, выступая в сенате США в июле 1997 г., заявил: «Визит ЛиДэнхуэя в Корнельский университет в 1995 г. был серьезной ошибкой».
Тем не менее, в 1996 г.многие восприняли жесткий ответ Пекина на «тайваньский вызов» как свидетельствоналичия «китайской угрозы», роста «экспансионизма» и т.п. Еще одним поводом кразговорам о «китайской угрозе» стала напряженная ситуация, возникшая вокругостровов Сэнкаку (Дяоюйдао) в 1996 г. Как ни странно, весьма обильно публикациитакого рода до сих пор поставляются российской прессой. Странно же это потому,что в 90-е годы Китай не проявил сколько-нибудь заметного стремления кэксплуатации многочисленных слабостей новой России, а двусторонниемежгосударственные отношения развивались стабильно и относительно плодотворно — насколько это было возможно в условиях дезорганизованной экономики. Некоторыеисследователи усмотрели угрозы в экономическом усилении Китая. По-видимому,одна из проблем, стоящих между КНР и мировым сообществом (и особенно Россией),- восприятие «китайского вызова». Если понимать нынешний подъем Китая и роствлияния Пекина на международной арене как действительный вызов миру истабильности в складывающемся новом мироустройстве, то тогда и идея осдерживании Китая (также высказывавшаяся в российской прессе) в той или инойстепени выглядит обоснованной. Однако логичней предполагать, что действительнаяугроза может исходить не из сильного и стабильного Китая, но, наоборот, изслабой, дезинтегрированной, раздираемой внутренними противоречиями и междоусобицамистраны с более чем миллиардным населением, обладающей к тому же ракетно-ядерныморужием. Представляется, что главные стратегические мотивы КНР носят на современномэтапе и еще долго будут иметь сугубо оборонительный характер. Сохраняющеесяотставание от экономически более успешных соседей в Восточной и Юго-ВосточнойАзии, равно как и динамичный собственный рост в последнее десятилетие, дают
Пекину и ясные цели, ивполне оправданные надежды на их достижение. Наличие же крупных внутреннихпроблем развития — межрегиональных разрывов, экологии, бедности и т.п. (как ивозможность их постепенного решения) также определяют долгосрочнуюзаинтересованность страны в стабильном внешнем окружении, что, кстати,постоянно подчеркивается китайской дипломатией и фиксируется в различныхдвусторонних и многосторонних соглашениях, среди которых стоит особо отметитьШанхайское заявление Китая, России, Казахстана, Киргизстана и Таджикистана (1996г.). В сколько-нибудь обозримом будущем Китай не сможет создать наступательныйракетно-ядерный потенциал, сопоставимый с американским или российским, хотяпрограмма военной модернизации Китая и развивается впечатляющими темпами. Чтокасается конвенциональной военной составляющей «китайского вызова», то насегодняшний день имеющихся сил недостаточно даже для захвата Тайваня. Несмотряна постоянный с конца 80-х годов рост военных расходов, вооруженные силы КНР досих пор в массе своей оснащены устаревшими образцами вооружений. По оценкамразведслужбы ВМС США, Тайвань будет сохранять численное преимущество над КНР всовременных боевых самолетах, по крайней мере, до 2005 года, и то лишь в томслучае, если Тайбэй не будет ничего предпринимать для усиления своегопотенциала. Между тем Тайвань активно закупает истребители, вертолеты, средствапротивовоздушной обороны и т.д. Что же касается КНР, то из 4000 состоящих у неена вооружении боевых самолетов лишь около 100 отвечают стандартным современнымтребованиям. Не лучше ситуация и в военно-морских силах КНР. Правда, наканунепрезидентских выборов на Тайване в марте 1996 г. в гонконгской газете «Wen WeiРо» появилась публикация, в которой со ссылкой на китайских военных экспертовутверждалось, что при желании войска КНР могут форсировать Тайваньский пролившириной в 209 км за каких-нибудь пять-шесть часов. Однако западные военныеспециалисты относятся к возможности подобной операции весьма скептически. Пораспространенному мнению, попытка форсировать Тайваньский пролив вооруженнымисилами КНР может представлять собой не более чем «массовый заплыв миллионапловцов». Как полагает адмирал Эрик Мак-Вэдон, бывший в 80-х годах главнымвоенным аналитиком в американском посольстве в Пекине, военный флот КНР можетбыть без особых затруднений уничтожен как в портах, так и в открытом море.
Разумеется, нельзянедооценивать серьезность китайской программы модернизации вооруженных сил,участие в которой принимает и Россия. Ко всему прочему чрезмерная закрытостькитайской военной политики оборачивается усилением подозрительности инастороженности соседей КНР. Думается, что публикация китайским руководствомподобия «Белой книги по обороне», в которой давались бы реальные данные оразмерах военного бюджета КНР, численности и структуре основных родов войск,объемах и характере продаж и закупок вооружений и т.п., могла бы в значительнойстепени рассеять опасения, связанные с незнанием. Так или иначе, ясно, чтоПрограмма военной модернизации КНР рассчитана на длительную перспективу, и в ближайшиедесять-двадцать лет китайские вооруженные силы вряд ли будут представлятьсерьезную прямую угрозу окружающим странам.
Таким образом, у Пекинадля проведения политики военных угроз в отношении соседей нет пока ни реальныхвозможностей, ни соответствующей прямой мотивации. Очевидно, что военная угрозаинтересам соседних стран со стороны Пекина может определяться, во-первых,степенью «агрессивности» и «экспансионизма» китайской внешней политики(которую, как правило, преувеличивают), а во-вторых, имеющимся экономическим ивоенно-техническим потенциалом. Внешнеполитический курс КНР, в свою очередь, внемалой степени зависит от внутриполитической стабильности, перемен в высшихэшелонах власти. Заметим, что регулярные драматичные прогнозы насчет значения такихперемен столь же регулярно не оправдываются. И после смерти Дэн Сяопинакитайскому руководству удается сохранять стабильность и эффективность приуправлении огромной страной. Очередные перемены в расстановке политическихфигур в высшем руководстве КНР, которые произошли после последнего съезда КПК ивесенней (1998г.) сессии ВСНП, практически не отразились на характере внешнейполитики Китая. Конечно, прогнозирование развития ситуации в такой стране, какКитай, весьма затруднительно, что связано с непрозрачностью политических процессовна вершине власти, латентностью многих социально-политических и экономическихтенденций в стране и т.п. И все-таки можно с большой степенью уверенностиутверждать, что на протяжении ближайших десяти-пятнадцати лет многие существующиесегодня в КНР проблемы и трудности не станут непреодолимым препятствием дляподдержания относительной стабильности в государстве и обществе, для сохранениядостаточно высоких темпов экономического развития, для дальнейшего успешногоучастия КНР в развитии региональной и мировой экономики, для превращения страныв державу, сопоставимую по экономической мощи с Японией или даже США.
Традиции исовременность
Под воздействиемэкономических успехов и модернизированной внешней политики КНР страны Юго-ВосточнойАзии, похоже, окончательно утратили страхи перед «коммунистической угрозой».Своего рода точку поставили события недавнего кризиса, когда опасностиблагополучию этих государств пришли совсем с другой стороны. Определенноезначение для роста идеологической толерантности в регионе имели и проработкимногочисленными специалистами-гуманитариями из разных стран идей традиционного,в том числе конфуцианского, наследия как одного из источников динамичногоэкономического развития и культурного своеобразия азиатских государств. Самоеактивное участие в этой модернизации традиций приняли китайские ученые иполитики.
Стоит иметь в виду, чтосовременные трактовки истории и перспектив отношений Китая с его соседями вЮго-Восточной Азии нередко выдерживаются в духе «доброй старины». «Исторически,- отмечает посол Китая на Филиппинах (выпускница Пекинского университета) ФуИн, — за исключением короткого периода холодной войны, когда АСЕАН использовалидля сдерживания Китая, наши отношения были очень хорошими, а теперь мыдвигаемся в сторону тесного экономического сотрудничества». И действительно, многиеисследователи отмечают существенно более мягкий, компромиссный курс Пекина поотношению к ЮВА и Индокитаю во второй половине 90-х годов, существенноеулучшение отношений с юго-восточными соседями. Характерно, что весной 1999 г.страны АСЕАН не придали особого значения возобновлению хозяйственнойдеятельности КНР на островах Спратли, хотя еще в 1995 г. аналогичные мерыПекина вызвали довольно бурную коллективную реакцию.
В конце июля 1999 г. навстрече министров иностранных дел стран АСЕАН в Сингапуре были подтвержденыпринципы невмешательства во внутренние дела стран-участниц, а также их общаяполитика «одного Китая» — как раз во время нового осложнения отношений междусторонами в Тайваньском проливе. Вся история Китая на протяжении последних трехтысячелетий показывает, что присоединение к «срединному царству» новыхтерриторий происходило, за редкими исключениями, не столько путем военнойэкспансии, сколько за счет распространения ареала китайской цивилизации на сопредельныетерритории. В китайской истории немало примеров, когда покорявшие оборонявшуюсястрану «варварские» племена или государства сами за очень короткие сроки — впределах одного — двух поколений — «попадали в плен» местной культуры, традицийи, подчеркнем, системы управления, фактически превращаясь в китайцев (ханьцев).Тем самым рост территории и усиление могущества Китая обеспечивалисьотносительно ненасильственными действиями. Роль использования военной силырезко увеличивалась лишь в периоды «больших смут» или правления иностранныхдинастий. Иногда это происходило в периоды «междуцарствий», когда император иего ближайшее окружение оказывались не способными -объективно или субъективно — адекватно реагировать на меняющуюся ситуацию в стране и тем самым теряли своюлегитимность в качестве правителей государства (в традиционной китайскойтрактовке — «мандат Неба»). В китайской традиции подобные правители,приводившие страну к крупномасштабным социальным бедствиям и массовомукровопролитию, заслуживали всегда самой низкой оценки. При этом смены династийнередко приводили к возрождению традиционных ценностей. Так, первый правительдинастии Мин Чжу Юаньчжан сразу же после принятия императорского титула приказал,в частности, вернуться к одежде, которую носили во времена танской династии.Интересно, что главным пороком юаньского режима в его глазах было отнюдь не угнетениекитайцев, а коррупция и неэффективность административного аппарата.
Возвращаясь к современности,необходимо отметить, что в восприятии большинства нынешнего населения Китаяосновные функции власти остались неизменными — сохранять эффективноеуправление, социальный мир и по возможности решать внешние проблемы мирнымисредствами.
В то же время необходимоучитывать, что в Китае всегда были сильны идеи китаецентризма. Не секрет, что ив сегодняшнем Большом Китае — включая Гонконг, Макао и Тайвань — найдетсянемало приверженцев идеи о самой населенной стране как державе номер один.Любопытно, что национальная идея уживается с коммунистической в качествеидеологий, консолидирующих население страны в его самоидентификации, а принеобходимости — противостоянии внешнему миру. Однако ни национализм, ни коммунизмсегодня не принимают агрессивных форм. Это заметно во внешней политике КНР — сегодня китайское руководство твердо подтверждает, что Китай никогда не станет«сверхдержавой». Эту риторику вполне можно принять за «чистую монету». Как нампредставляется, наблюдения Пекина за послевоенными международными отношениямиубедили руководство КНР в невысокой конечной продуктивности гегемонизма,неизменным спутником которого является дорогая и обременительная «сверхпротяженность».
Думается, что этовполне искренние заявления, поскольку китаецентризм вовсе не подразумеваетсилового господства над окружающим Китай миром. Даже в периоды наибольшегорасцвета для его правителей, как правило, было не столь важно реальноегосподство над той или иной территорией — даже формально входившей в составкитайской империи — сколько демонстрация извне уважения китайского правителя и вербальногопризнания его власти, которая при этом часто не распространялась за пределыимператорского дворца. Анализ внешней политики КНР за последние два десятилетияпоказывает, что китайскому руководству все менее свойственно добиватьсяусиления роли страны на международной арене военно-силовыми методами или путемсоздания направленных против кого-либо военных или политических альянсов. Приодной важной поправке — если Китай к этому не провоцировать. Выше былипредприняты попытки показать, что китайское руководство может идти на сближениес одной из великих держав лишь для противостояния чрезмерному давлению третьей.
США и другим развитымстранам стоит смириться с объективными реальностями неравномерности и главное-разнообразия экономического и политического развития современного мира ипонять, что появление в современных условиях нового влиятельного субъектамеждународных отношений не обязательно означает возникновение неприемлемойугрозы национальным интересам и безопасности других государств. Анализ внешнейи внутренней политики КНР за последние два десятилетия не дает основанийусомниться в искренности намерений современного китайского руководстваответственно подходить к решению международных проблем и играть роль великой державыпо общепризнанным в современном мире критериям.
Заключение. Специфика иуниверсализм курса Китая
Многие чертысовременного международного курса Китая схожи с его внешнеэкономическойполитикой. Для последней характерны постоянная игра на противоречиях междуконкурентами, рассредоточение зависимости от критически важных поставок(стратегического сырья, топлива, технологий) по максимально широкому кругуконтрагентов. Международный курс КНР нередко отражает эту же логику, регулируя(повышая и понижая) уровень и плотность связей с отдельными зарубежнымигосударствами, финансовыми организациями, ориентируясь на высокуюдиверсификацию внешнеполитических отношений и т.д.
В ходе недавнегокризиса оказалось, что современная ситуация в мировом хозяйстве, по-видимому,более благоприятна для тех стран, которые, обладая крупными внутреннимирынками, проводят выраженную протекционистскую политику (Китай, Индия). В то жевремя низкие темпы роста в Западной Европе и стагнация в Японии значительносузили возможности ускорения роста и ликвидации последствий кризиса за счетпреимущественной ориентации на эти внешние рынки. Все эти обстоятельства ещеболее повышают привлекательность сотрудничества с КНР.
Подчеркнем, что анализсодержания и результатов внешнеэкономической политики КНР в минувшие двадцатьлет показывает неадекватность трактовки достижений Китая исключительно втерминах «реформы», «интеграция в мировое хозяйство» и «либерализацияэкономики». При сопоставлении реального содержания внешнеэкономической ихозяйственной политики КНР, с одной стороны, и, скажем, России — с другой,хорошо заметны принципиальные отличия, явно преобладающие над псевдообщностямивроде «открывающихся и реформирующихся КНР и РФ» и т.п. В отличие от «переходных»стран в КНР реформы и «открытая политика» не признаются главной цельюнациональной стратегии, а являются средством модернизации и развитияпроизводительных сил внутри страны, что, в частности, недвусмысленно выражено видее «правильного сочетания» так называемых шести иероглифов: «развитие — цель,реформы — сила, стабильность — гарантия».
Китай в последние двадесятилетия проводил ярко выраженную протекционистскую политику,ориентированную на создание комплексного и самодостаточного хозяйства. И в нашидни экономическая глобализация (цзинцзи цюаньцюхуа) обычно рассматриваетсякитайскими международниками как нечто внешнее по отношению к Китаю, а также какявление, которое содержит одновременно вызовы (угрозы) и новые возможности дляхозяйства. В связи с недавними кризисами в Азии и Латинской Америке в КНР всечаще акцентируют задачу защиты от неблагоприятных внешних воздействий и укреплениявалютно-финансовой системы страны.
Аналогичным образом имеждународный курс Китая менее всего подвержен мотивам самоценности расширениясвязей с внешним миром, интеграции в «цивилизованное» сообщество и т. п. Посуществу, это оборонительная, консервативная, охранительная политика,вытекающая из объективных внутренних и международных условий, экономической икультурной самодостаточности. Кроме того, именно оборона сейчас наилучшимобразом сочетает задачи обеспечения суверенитета с сохранением высоких темповроста, достигнутых на эндогенной основе.
Необходимо вместе с темотметить, что Китай за два десятилетия прошел по пути политическихпреобразований и создания эффективной бюрократии (важнейшего, по мнению М.Вебера, элемента современного, рационального и демократического государства)значительный путь. И достижения здесь ничуть не меньше, чем в модернизацииэкономики. Широкий плюрализм мнений в ходе обсуждения различных национальныхпроблем, политической экономии развития, а также изменений, происходящих всовременном мире, — при сохранении достаточно стройной системы принятия решенийи даже количественном сокращении бюрократии – позволяет этой стране и далеерассчитывать на быстрый прогресс внутри страны, а также укрепление своихмеждународных позиций. Можно с уверенностью констатировать в целом удачноесовмещение во внешней политике страны «статики» и «динамики», т.е. увязки задачобеспечения национального суверенитета с целями поддержки динамичногохозяйственного развития. Но еще важнее другое. Послевоенная политика КНР вотношении внешних воздействий из-за обостренного понимания национальнойнезависимости постоянно строилась на идее вязкого сопротивления этим импульсам.Стихийно или целенаправленно Китай как бы отрицал (критиковал) зарубежный опыти влияние — в том числе в силу значительных отличий хозяйства, истории иустройства государства от соседних, как правило, более открытых стран. Врезультате сам процесс модернизации и реформ часто выглядел как имитация, а егосодержание оказывалось как бы противоположным, альтернативным, парадоксальнымпо отношению к привычным примерам. Не исключаем, что некоторые итоги двадцатилетнейоткрытости (рост самообеспечения, например) оказались неожиданными и для самихкитайцев, возможно, эта страна как бы невзначай вскрыла ряд новых тенденций вмировом развитии. Другой парадокс заключается в том, что, неизменно упирая наспецифику страны, Пекин, возможно, нащупал более продуктивный и универсальныйпуть мирохозяйственного и внешнеполитического поведения для крупных иотносительно отсталых стран в современную эпоху.
Литература
1. ПесковЮ.С. СССР – КНР: от конфронтации к партнёрству. М, 2004.
2. ДевятовА. Красный дракон: Китай и Россия в двадцать первом веке. М, 2002; 2003.
3. КотляровН.Н. Экономические отношения КНР с США. М., 2002; 2003.
4. Китайв двадцать первом веке: глобализация интересов безопасности. Коллективнаямонография /Под ред. Чуфрина Г.И./., М, 2007.
5. ЮэФэнцинь. Внешние факторы экономического развития КНР в 1978-1998 гг. Дисс. насоискание ученой степени магистра регионоведения М.: ИСАА при МГУ, 1999.;
6. Информационнаябаза МВТЭС КНР