Содержание
Введение
1. Происхождение иноземцев в России XVI-XVII вв
1.1 Устойчивое присутствие иноземцевв XVI-XVII вв
1.2 Планомернаяправительственная политика привлечения на службу иностранцев
2. Взаимоотнношениеиностранцев с городскими низами и крестьянами
2.1 Правительственнаяполитика изоляции иноверцев от православных людей
2.2 Отношение русскогонаселения к иностранцам
2.3 Взаимоотношения синостранными купцами
2.4 Взгляд иностранцев нарусских воинов
Заключение
Список использованныхисточников
Введение
Актуальность темы курсовой работы заключается в том, что проблема«Россия и Запад» традиционно относится к категории наиболее значимых дляотечественной исторической науки. На современном этапе, в рамкахцивилизованного подхода, помимо изучения политических, экономических икультурных связей, пристальное внимание ученых вызывают вопросы, связанные ссопоставлением путей развития, форм и характера взаимоотношений и взаимовлиянийРоссии и Запада.
В XVII столетии значительно возрастает интенсивность, глубина иразнообразие контактов Московского государства с западным миром. Услугивыходцев из Западной Европы оказались незаменимы в областях деятельности,имевших для московского правительства первостепенное значение. Необходимостьприсутствия в России значительного числа выходцев из Западной Европы былавполне осознана русскими властями уже в царствование Михаила Федоровича.
Потребность в заимствовании у Запада передового опытастроительства вооруженных сил, продиктованная военно-политическими реалияминачала XVII века, побудила правительство пойти на приглашение «воинскихлюдей» из-за рубежа. Доктора из Западной Европы оберегали здоровье Московскихгосударей. В дворцовых мастерских западноевропейские ювелиры изготавливалиуникальные изделия «про государев обиход», в том числе и важнейшиегосударственные регалии. Через западноевропейских купцов проходил почти весьтоварообмен между Россией и западными странами, пошлины с товаров «торговыхиноземцев» существенно пополняли русскую казну. Обоюдная заинтересованностьвластей Московского государства и западноевропейских предпринимателей позволилапоследним основать в России ряд промышленных предприятий. Завоевавшие довериеиноземцы в качестве поверенных и агентов привлекались русским правительствомдля выполнения ответственных поручений в странах Западной Европы(дипломатические миссии, найма специалистов на русскую службу, закупки оружия истратегического сырья и др.).
Реальное, ощутимое соприкосновение русского общества и западногомира начиналось с контактов русских людей и «выезжих немец», большинство изкоторых составляли западноевропейские специалисты: военные, инженеры,ремесленники, врачи, иностранные промышленники и предприниматели, постоянножившие в России или приезжавшие на время. Присутствие в России XVII столетия значительногочисла «немцев» повлекло за собой появление в московской среде новогокультурного элемента, резко выделявшегося на общем фоне русской жизни.Своеобразной реакцией светских и духовных властей на это явление сталоформирование специфического правового статуса выходцев из Западной Европы вМосковском государстве XVII века.
Вопрос о правовом статусе и реальном положении выходцев изЗападной Европы в России XVII века является одним из аспектов глобальной,многоплановой проблемы «Россия и Запад». Изучение юридических норм, относящихсяк выходцам из Западной Европы, представляется важным, поскольку позволяетобъективно судить о специфике отношения светских и духовных властей к западномумиру и западному влиянию, выяснить особенности соответствующих идеологическихустановок в период, предшествовавший эпохе петровских преобразований. Характерправовой регламентации пребывания иностранцев способен дать ценную информацию оместе и роли отводимой «немцам» русским правительством в России XVII века.
Исследование реального положения западноевропейских специалистов,реакции различных слоев русского общества на присутствие «немцев» в Московскомгосударстве XVII столетия даст возможность существенно уточнить и дополнитьпредставление о степени готовности России к культурному сближению с Западомнакануне реформ. Тема курсовой работы актуальна, так как данные исследованиямогут представлять интерес и в плане освещения исторических аспектов, проблемысоотнесения национальной самобытности и западного влияния. Не менее важнымпредставляется изучение истории межнациональных и межконфессиональныхотношений, что обусловлено значимостью проблемы сохранения национальной ирелигиозной терпимости в современной России. Л.3. Копелев отмечал необычайнуюсилу и живучесть исторически сложившихся представлений об иных народах икультурах, унаследованных из древности предрассудков, инстинктов недоверия к «чужим»- иностранцам, инородцам, иноверцам[1].Исследование специфики восприятия выходцев из Западной Европы русскими людьми вXVII веке, характера имотивов поведенческих реакций может пролить свет и на некоторые чертынационального менталитета.
Цель курсовой работы – изучить восприятие русскими иностранцев порусским источникам 15-16 вв.
В соответствии с поставленной целью были поставлены и решеныследующие задачи:
— рассмотреть устойчивоеприсутствие иноземцев в XVI-XVII вв;
— проанализировать планомерную правительственную политику привлечения на службуиностранцев;
— охарактеризовать правительственную политику изоляции иноверцевот православных людей;
— изучитьотношение русского населения к иностранцам;
— выявитьвзаимоотношения с иностранными купцами;
— изучить взгляд иностранцев на русских воинов.
Объектом курсовой работы являются: правовое положение выходцев изЗападной Европы в России XVII века, мотивы принятия юридических норм их форма,характер и направленность, а также реальные условия пребывания иноземцев вМосковском государстве. Принятие православной веры означало для иностранцафактический переход в русское подданство и отказ от возращения на родину. Посвоему правовому положению такой «новокрещен» практически ничем не отличался отрусских людей «того же чину».
При этом предметом курсовой работы является рассмотрение отдельныхвопросов сформулированных в качестве задач курсовой работы.
Отдельные аспекты правового статуса иноземцев, различные стороныпрофессиональной деятельности выходцев из Западной Европы, история иностранныхисповеданий в России XVII века, а также Немецкой слободы рассматривалисьтакими русскими и иностранными учеными, как Д.В. Цветаев, A.С. Мулюкин, С.К.Богоявленский Н.Г. Вершинина, B.А. Ковригина, С. Барон. Тем не менее, нельзяговорить полной ясности в вопросе о положении «немцев» в Московскомгосударстве, далеко не все стороны правого положения «немцев» в России XVII века изучены в равнойстепени полно и тщательно. На основе существующих исследований невозможносоставить целостную картину юридического положения иностранцев. Вопрос опроисхождении правовых норм, ходе их реализации и степени их фактическогоисполнения исследован фрагментарно, отдельные суждения и выводы ученыхпредставляются откровенно спорными. В целом вопрос о правовом статусе выходцевиз Западной Европы и их реальном положении в России XVII века можно отнести кразряду недостаточно изученных[2].
При рассмотрении вопроса о реальном положении выходцам из ЗападнойЕвропы и отношении к ним в русском обществе XVI-XVII веках изучениеобщественного сознания проводится путем выявления и анализа эпизодов«обыденного общения» русских людей и «немцев», исследования спецификипсихологических реакций и своеобразия групповых поведенческих норм.
При работе с источниками в качестве методической основы была взятаконцепция А.С. Лаппо-Данилевского, согласно которой исторический источникрассматривается как реальный объект гуманитарного знания, а цельисточниковедческого анализа состоит не только в получении максимально полной идостоверной информации, но и в воссоздании источника как целостного явлениякультуры своего времени.
Исследование выбраннойтемы осуществлялось при помощи следующих методов: диалектический метод, методтеоретического анализа и синтеза различных источников литературы,структурно-функциональный метод, системный метод, метод описания, а также методобобщения полученных сведений и материалов в данной курсовой работе.
Курсовая работа состоитиз введения, двух глав, включающих в себя параграфы, заключения и спискаиспользованных источников.
1. Происхождениеиноземцев в России XVI-XVII вв
1.1Устойчивое присутствие иноземцев в XVI-XVII вв
Шестнадцатый и семнадцатый века в России — время утверждения иразвития идеи о Москве как — Третьем Риме, хранительнице последнего на землеистинного христианства. Представления об особом предназначении Руси (притеснейшем союзе Церкви и Царства в соответствии с теорией симфонии) неизменноставили перед правителями важнейшую задачу — защиту православия. Ведь именноересям придавалась способность разрушения основы государства — веры. Источникомнечестия воспринимался в первую очередь Запад. Охрана устоев общества требовалаинтенсивного развития полемического богословия.
Полемическая литература (как и другие направления истории идей)утверждала мысль о превосходстве русского православия над иными концессиями ипризывала к отторжению от Запада. Уничтожение возможности западных влиянийпредполагало изоляцию. Не случайно этот период воспринимается (в источниках и,соответственно, в исследованиях) образцом традиционной русской культуры, незамутненной воздействием иных культур, примером правоверия и внутреннейзамкнутости.
Между тем сосуществование различных культур в России имеет давнюютрадицию. Исключительная роль православия и неустанная борьба за его чистоту неснимала в этот период факта постоянного присутствия иностранцев. (Более того,именно этим обстоятельством борьба с инаковерием и была обусловлена.) Начиная сXVI вв. особенностьюкультурной и экономической жизни России стало порожденное событиями Ливонскойвойны, казанских, астраханских и сибирских походов наличие как целых регионов,заселенных иностранцами, так и их локальных поселений. Устойчивое присутствиеиноземцев не прекратилось и в XVII в. Напротив, оно лишь увеличивалось.
Следует изначально оговорить значение слова «иноземец» в русскихлитературных и делопроизводственных документах XVI -XVIIвв. Как это нипарадоксально для современного человека, термин «иноземец» означалпринадлежность не столько к иному, «чужому», государству, сколько к«чужой», немосковской церкви. В рассматриваемый период термин нёсконфессиональнуюнагрузку. Абсолютно все неправославные (точнее, нечленымосковской церкви), проживающие на территорииРоссии,обозначались «иноземцами» (более полная формула «некрещеные иноземцы» — раскрывает основной смысл этого понятия). К «иноземцам» относились иправославные иных традиций, не входившие в Московскую патриархию (т. е. вотношении к ним соединялось указание на принадлежность к «чужому» государству ик «чужой», хотя и православной церкви).
Иноземцы делились на две категории (в зависимости от наличиясобственных земельных владений). Представителей первой можно было бы назвать«внутренними» иноземцами. Мусульмане и язычники бывших Казанского,Астраханского и Сибирского ханств, официально провозглашенные подданнымиправославного монарха, оставались в России иноземцами. Вхождение их территорийв состав Русского государства определило выработку системы взаимоотношенийправославной власти и неправославных подданных. Присоединенные регионы стали локальнымизонами особого законодательства и, соответственно, во многом изолированными отрусского общества. Для удержания новых подданных правительству пришлось пойтина целый ряд уступок. Прежде всего, власти не применили явной русификации(отказавшись от нее после первых настойчивых попыток), что в категориях тоговремени означало отсутствие явного пресса в обращении в православие. Покореннымрегионам была предоставлена религиозная автономия. Ее наличие в системеправового сознания того времени повлекло и определенную административнуюавтономию. Иноверцам гарантировалось самоуправление и, что особенно важно,право собственности на землю. Но, как и русские подданные, мусульмане иязычники Поволжья и Сибири платили налоги (иные, чем русское население), несли воинскуюповинность (подразделения татарских мурз всегда составляли важнейшую частьрусской армии). Однако, не будучи православными, иноверцы были лишены многихполитических прав: они не допускались к управлению страной, Не занималигосударственных постов (не входили в Боярскую думу, не участвовали в Земскихсоборах, не возглавляли приказов, воеводств и т. д. и не могли даже статьчиновниками любого уровня). Неправославная знать не входила в русскоедворянское сословие. Не сделав новых подданных членами русской церкви,правительство не приравняло их к русским согражданам. Иноверцы подданными вполном смысле этого слова так и не становились К другой категории иноземцев вРоссии принадлежали «внешние иноземцы» — иммигранты, т.е. подданные другихстран (и представители иных церквей). Они не имели в России корней и правсобственности на какие-либо территории. Именно подобным чужестранцам ипосвящается данная работа. Принадлежность к «чужим» религиозным общинам роднила«внешних» и «внутренних» иноземцев. Не вступив в московскую церковь,иммигранты, как и татары, и жители Сибири, оставались иноземцами в структурерусского государства. Это происходило даже в случае длительного проживания (напротяжении нескольких поколений) семьи иммигранта в России. (В таком случае выходцыиз других стран переходили в категорию «старых иноземцев», в другом варианте — «иноземцев старого выезда» или же «московских иноземцев», т. е. иноземцев,родившихся в России, — иммигрантов второго, третьего и далее поколений.)
Можно было бы предположить, что Российское государствооткрещивалось от «чужих», пришлых, понимаемых только как «еретики». Казалось,перед правительством стояла задача — ограничить проникновение в свои границыподданных иных стран, где с русской точки зрения, безусловно, отсутствовалоподлинное благочестие. Но закрытость границ Российского государства в XVI и XVII вв. не исключала, а,напротив, предполагала постоянный приток иностранцев. Власти всяческиподдерживали миграцию. История идей и реальная практика не столь часто пересекались.Политика всегда исходила из прагматизма" (не следует путать столерантностью). Страна нуждалась в военных, инженерах, переводчиках, врачах, ивласти способствовали привлечению иностранцев на русскую службу.
Необыкновенно желательная для России миграция достигаласьразличными путями. Иммигрантов можно разграничить на две группы, имевшие вРоссии изначально неравный правовой статус. Попавшие в Россию иностранцыделились на самостоятельно сделавших выбор в пользу России (добровольныхиммигрантов) и военную добычу (вынужденных иммигрантов).
В результате многочисленных войн, которые вело правительство в XVI-XVII вв. с сопредельнымистранами, в Российском государстве неизменно присутствовало внушительное числовоеннопленных и угнанных. Статус пленных был определен не позднее XV в. Формально — онидолжны были быть возвращены на родину после подписания мирного договора.Действительность оказывалась иной: всегда значительная их часть не покидалаРоссию. Попавшие в плен в силу различных причин переходили на службу к государюили же к его вельможам (но на совсем иных условиях). Русские документы сообщали/>об искреннем отказевозвращения на родину. Иностранные дипломаты при каждом «размене пленных»предъявляли обвинения в насильственном удержании.
Безусловно, пленники рассматривались как военная добыча, которойпобедитель был вправе распоряжаться по собственному усмотрению. На протяжении XVI-XVII вв. военнопленные иугнанные являлись традиционным источником пополнения зависимого сословия. Вкатегорию бесправных холопов переводились, как правило, недворяне. (Хотя сгосударственными правовыми нормами конкурировало традиционное право,определяющее положение военной добычи. Безусловно, что в период ведения боевыхопераций происходило закабаление захваченных без учета родовитости. В годывойны, массовый характер принимало обращение в холопы и дворян.)
В России существовал и особый вид пленников — «ясырь», появившийсяв результате войн одной социальной группы — казачества. Военные корпорацииДона, находившиеся под протекторатом Москвы, организовывали (вопрекиофициальной воле властей) собственные боевые операции. Причем в противостояниис Крымским ханством, Ногайской Ордой, Османской империей православные казацкиереспублики Дона (и Запорожья) повторяли методы своих мусульманских врагов.Освоив строительство небольших, но крайне маневренных судов («чаек» или«стругов»), казаки превратились в значительную военную силу Черноморского иАзовского бассейнов, наводя террор на побережья Анатолии и Румелии. Набеги,систематически осуществлявшиеся с конца XVI в. по 50-е гг. XVII в., получили обозначениеказацко-османской морской войны. Прибрежные города Османской империи сталиобъектом постоянных нападений казаков, промышлявших работорговлей. Из морскихпоходов казаки привозили множество пленников — «ясыря» в терминологиидокументов того времени. У подобных пленников в России был один путь — холопство (их последующая продажа и являлась целью казацких рейдов). Центромработорговли выступал Воронеж, откуда холопы распространялись (с оформлениемсоответствующего документа — купчей) по городам России.
Однако не все военнопленные и угнанные попадали в услужение илиперепродавались на невольничьих рынках Востока и России. Положение не-«ясыря»варьировалось в зависимости от знатности. Место человека в системе русскогоиерархического государства определяло происхождение. Родовитым пленникамрусское законодательство даровало свободу (конечно, этот принцип многократнонарушался обычным правом, но важен сам факт существования подобных правовых государственныхнорм). Дворяне, профессиональные воины иных стран не могли быть потеряны дляцарской службы. Государство освобождало определенную часть военной добычи.Военнопленные-дворяне предназначались для государевой службы. Они увеличиваличисленность служилого сословия России. Причем специфика попадания иностранцев(достигших личной свободы) в Россию не отражалась на их правах. Иммигранты, какдобровольные, так и вынужденные (получившие свободу после плена), приобретали вРоссии одинаковое положение и входили в одну страту.
Чтобы заполучить иностранцев, правительству, конечно, не всегдаприходилось прибегать к захвату. На протяжении XVI-XVII вв. существоваладостаточно интенсивная добровольная миграция. Границы России постояннопересекали иностранцы различных стран (в терминологии приказногоделопроизводства: «выезжали на государево имя»). Миграция в Россию вбольшинстве своем была обусловлена внутренней ситуацией в Европе и Малой Азии.«Выезд» иностранцев в Россию был связан с мощными миграционными процессами тоговремени. Многолетние войны, первоначально религиозные, а затем утерявшиерелигиозные мотивы, вынуждали людей к самым непредсказуемым перемещениям.Прослеживается жесткая закономерность. Добровольная миграция распространяласьна мелкопоместных или беспоместных дворян. В Россию дворян иных стран гналобезземелье и полное разорение. На поиски счастья в ином государствеотправлялись люди, не сумевшие закрепиться в социальной системе своегогосударства. В большинстве своем «иммигрантами являлись» «рядовые дворяне изрегионов, где часто велись боевые действия», в силу чего они «лишалисьземельных наделов — основы благосостояния»[3].Социальные мотивы тесно переплетались с конфессиональными. В числе внутреннихпричин миграции значительное место занимали религиозные преследования. В Россиинередко оказывались религиозные диссиденты и представители религиозныхменьшинств (католики — шотландцы и ирландцы, пуритане и представителипресвитерианской церкви из Англии, гугеноты — из Франции, католики ипротестанты из германских государств, греки, сербы и валахи из Османскойимперии и подчиненных ей территорий, украинцы и белорусы из Речи Посполитой).Все они рассчитывали найти в России возможность сохранения вероисповедания.
Среди устремившихся в Россию иностранцев присутствовали и те, ктоне планировал стать иммигрантом. Западноевропейские специалисты (врачи, профессиональныенаемники, ювелиры и т. д.) предполагали заключить в России временный контракт.Однако правительство оценивало их действия в иной правовой системе, и вернутьсяудавалось далеко не всем. Отдельную группу традиционно занимало купечество.
1.2 Планомерная правительственная политика привлечения наслужбу иностранцев
Планомерная правительственная политика привлечения (насильственнымпутем и поощрением добровольной иммиграции) на службу иностранцев обусловилаформирование особого социального слоя России — «служилых иноземцев». Появлениеэтой группы потребовало оформления специального законодательства, признавшегоза иноземцами-иммигрантами самостоятельного юридического статуса. Во многом оннаходил параллели со статусом мусульман и язычников. (Не случайно ко всемгруппам неправославных почти всегда применялись единые правовые нормы.) Носуществовали и некоторые различия. К их числу можно отнести формы управления.Если «внутренних иноземцев», обладавших землей, контролировали территориальныеведомства — Приказ Казанского Дворца и Сибирский приказ, — то к «внешниминостранцам», не имевшим собственных территорий, был применен иной подход.
Были созданы ведомства, разграничивающие вновь прибывших попрофессиональным группам. Приказом, традиционно регламентировавшим контактыРоссии с внешним миром, являлся Посольский. Это дипломатическое ведомствоконтролировало деятельность в России иностранных купцов (не являвшихсяформально иммигрантами). Работу Посольского приказа обслуживал целый штатиностранных переводчиков и толмачей (которых уже можно рассматривать в полноймере иммигрантами). Наиболее востребованными в России всегда были иностранныевоенные (традиционно они и составляли основную массу «служилых иноземцев»)[4]. Уже в XVI в. существовалиструктуры по их управлению: Панский, с 1624г. переименованный в Иноземский,приказ. Частично его функции, особенно в отношении иностранцев, принявшихправославие, пересекались с Разрядным приказом. Кроме того, был созданРейтарский приказ. Иностранные инженеры и артиллеристы находились в веденииПушкарского приказа; ювелиры и оружейники — дворцовых мастерских (палатЗолотого и Серебряного дела, а также Оружейной палаты). Малочисленная и оченьзамкнутая группа врачей была отнесена к Аптекарскому приказу. Таким образом,все иммигранты разделялись в России по виду деятельности и распределялись поразличным приказам. Причем в профессиональных ведомствах (даже в Иноземском)могли находиться не только иноземцы, но и русские, и, что особенно важно длянашей темы, в них собирались иностранцы из различных стран. Этническаяпринадлежность иммигрантов была крайне разнообразной, пожалуй, можно говорить,что в России были представлены этносы едва ли не всех государств Европы и МалойАзии. Русские чиновники все это многообразие распределяли по трем основнымгруппам: выходцы из Западной Европы, Речи Посполитой и Османской империи.
Самой заметной группой являлись западноевропейские иммигранты,объединяемые в русских документах этнически обезличенным понятием «немцы».Нередко определение раскрывалось, и чиновники уточняли происхождение выходца.Термин мог конкретизироваться до формулы «немчин шкотскои земли», «немчинфранцужскои земли» или же «немчин свейскои земли» и т.д.[5]. Этнический состав «немецкой» группыбыл сложен: в России присутствовали немцы, голландцы, англичане, шотландцы,ирландцы, датчане, шведы, французы и др.
Внутри «немецкой» группы складывались землячества, поддерживающиесоотечественников и хранящие традиции. В процессах разделения по землячествамнередко мощным фактором являлось наличие влиятельной торговой корпорации,например Московской Английской компании. (Последняя выполняла функциидипломатического ведомства. Главный агент компании являлся представителембританской короны в России. Аналогичные обязанности возлагались на голландских,датских и шведских купцов, получивших звание «фактора», или «агента»,«приказчика» определенного правительства). В военной сфере деление определялосьи потребностями армейской службы. Различия в методах ведения боя сохранялиэтнически однородные военные подразделения (в чем всегда выделялись шотландцы).Градацию всячески поддерживали и власти. Разделение упрощало управлениеиммигрантами. Представитель этнической группы (в армии стоявший во главе ротыили полка; в среде купечества — фактор) играл роль своеобразного связующегозвена между земляками и властью. Именно он выступал перед чиновниками «знатцем»(поручителем за соотечественников).
Наряду с разделительными, внутри «немецкого» сообществадействовали и объединительные процессы. Среди западноевропейцев доминировалинемцы. Все исследователи говорят о преобладании среди «немец» этническойгерманской группы (балтийских, имперских, прусских и других немцев). Языкоммежэтнического общения среди западноевропейских иммигрантов ученые называютнемецкий язык.
«Немцев» объединяла и вера. Для русских чиновниковконфессиональное наполнение термина было безусловным. «Немцы» в России означали(хотя и без уточнения) представителей западного христианства. При этомотчетливо виден дифференцированный подход русских властей к западнымхристианам.
Свобода вероисповедания католиков была ограниченной. Хотя вРоссийском государстве допускалось пребывание представителей католическоговероисповедания, католические храмы и публичное католическое богослужение быликатегорически запрещены. Католики принуждены были или посещать протестантскиехрамы, или же удовлетворяться присутствием на службах капелланов, сопровождавшихпосольства католических стран.
Ортодоксальным протестантам предоставлялась значительная свободавероисповедания. Неясно, являлось ли подобное предпочтение следствиемустойчивых дипломатических и торговых контактов России с протестантскимистранами антигабсбургской коалиции или же, наоборот, существовали религиозныепричины подобной внешнеполитической ориентации Российского государства, но,безусловно, подавляющее большинство находившихся в России западноевропейцевпринадлежало к кальвинизму и лютеранству. В церковном строительстве (как и вязыке) лидирующее положение занимали немцы. К 30-м гг. XVII в. в России существовалидве немецкие лютеранские кирхи (одна из которых подчинялась управлениюлютеранской церкви Гамбурга)[6].В кальвинистской общине установилось преобладание голландцев. В 1626г.появилась реформатская церковь, являвшаяся конгрегацией Амстердамского советареформатских церквей. В России, кроме того, существовала община пресвитериан и,наиболее вероятно, присутствовали представители радикальной реформации.
Самой многочисленной группой иммигрантов традиционно являлисьвыходцы из Речи Посполитой. Подданным соседнего государства отводилось в Россииособое место. В миграционном потоке, идущем в Россию, они устойчивопреобладали. На протяжении XVI и XVII вв. население Российского государства устойчивопополнялось подданными этого полиэтнического и поликонфессиональногогосударства. В формировании подобных приоритетов миграции, очевидно,существенную роль сыграли несколько факторов. К их числу следует отнестиславянское (без учета конфессионального разделения) родство. Понимание языка,знакомство с культурой упрощали ассимиляцию; подданные Речи Посполитой без трудастановились подданными Российского государства. Другим фактором являлсясословный. Стремление московского правительства расширить нобилитет собственнойстраны, обусловило востребованность в России иммигрантов-шляхтичей. Вбольшинстве своем в России оказывались представители шляхты (различных этносови вероисповеданий). Однако, принимая всех без исключения славянскихиммигрантов, власти, несомненно, подразделяли их по религиозным убеждениям.Выходцы из Речи Посполитой разграничивались на западных и восточных христиан. Кпервым применялась характеристика «поляк». Но этнонимы того времени несоответствуют современным понятиям. Термин «поляк» нес безусловноеконфессиональное наполнение. «Поляком» в России являлся не столько жительКороны Польской, этнический поляк или представитель шляхты, сколькопоследователь западного христианства Речи Посполитой. Украинец или белорус припереходе в западное христианство становился «поляком». Принятие западногохристианства было равносильно изменению этнической принадлежности, ономыслилось как «ополячивание».
Но и восточных христиан, находившихся под католическимуправлением, русские чиновники разграничивали на страты. Среди православных(или изначально православных) иммигрантов (соответствующих современнымукраинцам и белорусам) в первую очередь выделялись «черкасы». Формально«черкашенин» означал род службы и характеризовал тип воинских подразделений — казацких. Но термин имел и политическое наполнение. «Черкасами» обозначались вРоссии представители казацкой республики Запорожской Сечи и, шире, жителитерриторий казацкого управления Речи Посполитой (формировавшиеся в политическоеобразование «Гетманат»). Термин «черкашенин» противопоставлял казака из РечиПосполитой казакам из России. Помимо казаков из восточнославянских земель РечиПосполитой в Россию приезжали «белорусцы», с середины XVII в. к ним стали применятьпонятие «малоросы». «Белорусцы» являлось территориально-конфессиональнойхарактеристикой, под ними подразумевались жители восточнославянских земель РечиПосполитой, находившиеся вне казацкого управления, православного или униатскоговероисповедания (самоназванием являлось «русь»).
Безусловно, сложность терминологических оценок отражает дваподхода русских властей к иммигрантам из Речи Посполитой. Русские власти в определенныхситуациях объединяли выходцев из Речи Посполитой, основываясь на представленияхславянского единства (внеконфессионального), в других — разъединяли их повероисповеданиям. По отношению к восточным христианам Речи Посполитой чиновникиформулировали идею о существовании православного славянского единства. Но ужепри расселении иммигрантов и определении на службу доминировали в основномобъединительные подходы. Исключение составляликрупные колонии «черкас»на юге России, состоящие исключительноиз украинских казаков. Однако вИноземском и Сибирском приказахвоенные подразделения включали ужепредставителей всех группРечи Посполитой (к середине XVII в. в Иноземском приказенаходилось два подобных полка, о подразделениях «служилой литвы».Единые походы были следствием и единой конфессиональной политики властейкиммигрантам изРечи Посполитой. В России восточных и западных христианРечи Посполитой предполагалось перекрещивать. При этом внутри этой группыставших православными «поляков» и изначально православных «бслорусцев»существовало собственное дробление. Источники говорят о наличии постоянногопольского землячества.
Заметно уступала по численности двум первым группа иммигрантов изОсманской империи и вассальных ей государств. Она известна в первую очередь вплане изучения церковных и просветительских контактов44, хотя,безусловно, как и прочие, включала полный спектр профессиональных страт. Кподобным выходцам применялось несколько терминов, несших, как и ранее,конфессиональную нагрузку. Сторонников ислама характеризовал термин «турченя»(миграция турок была крайне незначительной, единичные примеры выездов не влиялина состав местных мусульман). Иммигранты-христиане (или изначально христиане),находившиеся под мусульманским управлением, объединялись в России в однукатегорию, которая именовалась «греченя, сербеня, волошеня». Термин «греческий»(как и «польский») мыслился конфессиональной характеристикой. «Грек» означалправославного в Османской империи, если и обращенного в ислам, то в недавнем прошлом.Длительное пребывание в исламе в понимании русских властей означало переход вкатегорию «турченина». Поэтому под «греченей» подразумевались греки,арабы-христиане, а также славяне. Обозначения славян сходным образом не неслижесткого этнического наполнения: «Общим наименованием «сербов»характеризовались все славяне и часть «греков». «Волошине» означалипредставителей Дунайских княжеств и Трансильвании. В соответствии с общейтенденцией иммигранты из Османской империи и вассальных ей государств формировалисобственные землячества, поддерживаемые греческими купцами и членами «греческойроты» Иноземского приказа.
Наполнение страны разноликими и разноязычными иностранцамиопределило появление их устойчивых поселений. Максимальное число иммигрантовсконцентрировалось в столице. Распределенные на службе по профессиональнымгруппам, при расселении иммигранты объединялись властями по прежнемуподданству. Формирование колоний в Москве происходило по трем макрогруппам.Следовательно, компактное проживание соответствовало этнокон-фессиональномудроблению выходцев и, в свою очередь, землячествам. Выходцы из Западной Европылокализировались в немецких слободах; из Речи Посполитой — в Старопанской иПанской, после 1654г. — в Мещанской слободе; из Османской империи — в Греческойслободе.
Немецкие слободы за XVI — XVII вв. несколько раз изменяли свое расположение(каждый раз — после очередного конфессионального конфликта). Первоначальноепоявление Немецкой слободы относится к XVI в., когда в специальноотведенное предместье Москвы Иван Грозный поселил вывезенных из Ливониипленных-протестантов. В годы Смутного времени колония была разрушена отрядамиЛжедмитрия II, состоящими в большинстве своем из католиков-поляков. Поокончании Смуты немецкая колония сформировалась в границах Москвы,первоначально — в центре столицы. Попытку массовой кампании по выселению«немцев» предпринял в 1653г. патриарх Никон. Глава церкви сумел добитьсяудаления инославных за пределы города. Созданное поселение получило названиеНово-Немецкой слободы (имевшей и другое обозначение — Кокуй). Численностьколонии «немцев» в Российском государстве на протяжении XVI-XVII вв. колебалась от 1000до 2500 человек.
2.Взаимоотношение иностранцев с городскими низами и крестьянами
2.1Правительственная политика изоляции иноверцев от православных людей
В историографии вопроса «Русское общество и выходцы из ЗападнойЕвропы» мы постоянно встречаем утверждение о негативном отношении русскогонаселения к иностранцам — «немцам», всецело обусловленном религиозной неприязнью.Так, исследователь Л. Рущинский полагал, что разница в вере русского человека и«немца» «всегда отделяла последнего от первого, как нечто нечистое и недостойное имени истинного христианина, как нечто враждебное ему.Вероисповедальная разность служила для русских основой непреодолимогоотвращения к иноверцам». Это утверждение не встретило возражений и в работахисторика Д.В. Цветаева[7].Об исключительной враждебности московского населения к выходцам из ЗападнойЕвропы писали Н.П. Милюков и В.Я. Уланов. В некоторых исследованиях последнихлет можно встретить мнение, что события Смутного времени определялоотрицательное отношение русских людей к иноземцам в течение почти столетия[8].
Действительно, записки иноземцев о пребывании в России XVII века изобилуютописаниями оскорбительных выходок русских горожан в адрес «немцев».По-видимому, в XVII веке устные оскорбления и насмешки постоянно преследоваливыходцев из Западной Европы на улицах русских городов. Адам Олеарий писал отом, что и торговые и служилые иноземцы специально заказывали и носили одеждынаподобие русской, «чтобы не встречать оскорблений… со стороны дерзкихзлоумышленников», до тех пор, пока по настоянию патриарха Никона на ношениеиностранцами русского костюма не был наложен запрет. Вынужденные просить защитыу властей, «немцы» подали челобитную о том, что «они без всякой причиныподвергаются поношению и несмотря на верную службу и доброе расположениегосударя, на улицах со стороны разных оборванцев встречают и слышат стольпостыдные слова»[9].В ответ на просьбу иноземцев от имени государя было публично объявлено: «Кто сэтого дня будет кричать «подобные слова» хотя бы вслед самому незнатному изнемцев, тот, без всякого снисхождения будет наказан кнутом». Несмотря нажесткость принятой меры, попытка отучить русских горожан от привычки дразнитьвыходцев из Западной Европы, по-видимому, успеха не имела. В более поздних повремени записках иноземцев мы встречаем свидетельства того, что оскорбления инасмешки не прекратились. «И хотя эта легкомысленная дерзость языка нередконаказывается тяжелым бичеванием, все-таки русские от нея нисколько неисправляются». В самом конце XVII века Корб в своем дневнике отмечал, что нападкина «немцев» были любимой утехой московского простонародья.
В чем же причина? Почему русские люди упорно продолжалинасмехаться над «немцами», несмотря на угрозу «жестокого наказания»? По мнениюВ.Я. Уланова, оскорбления и насмешки есть следствие нетерпимого отношениярусских людей к иноверцам. Однако результаты анализа источников мешаютбезоговорочно согласиться с этим утверждением.
Описывая положение иноземцев в России XVII века, Адам Олеарий далпроисхождению названия «Кокуй», т. е. московскому месту жительства выходцев изЗападной Европы, следующее объяснение: «Это место лежит на Яузе и получилоназвание Кокуй».
В записках иноземцев, посещавших Москву во второй половине XVII века, можно встретитьутверждение, что свое второе название Немецкая слобода получила от ручья илинебольшой речки Кокуй (приток р. Чечоры), протекавшей в той местности. Ф.Кильбургер в 1674 году писал, что большинство «немцев» «живут в особом месте,называемом ими Немецкой слободой и лежащим на хороший мушкетный выстрел отМосквы между р. Яузой и ручьем Кукуем, откуда происходит известная во всейРоссии, но презрительная для иностранцев поговорка: Tschisna Kukui. «т. е. «Шиш на Кукуй».Версии о происхождении названия слободы по названию ручья придерживался историкС. К. Богоявленский[10].
Кукуй или Кокуй является довольно распространенным русскимтопонимом и встречается в разных районах страны. «Кокуем» называли места игрищво время языческого праздника Ивана Купалы. Позднее слово «кокуй» приобрело«христианский» смысл — так стали называть места древних захоронений, где людипогребались не по христианскому обряду. По мнению краеведа и исследователяистории Вологодского края А. Кузнецова, термин «кокуй» финно-угорскогопроисхождения. Финское слово «кокко» означает праздничный костер в день летнегосолнцестояния, а на языке вепсов «кук» — холм, горка (костер в честь солнца,как правило, разжигали на высоком холме). Так или иначе, топоним Кукуй, илиКокуй, не уникален и не обязательно связан с присутствием иноземцев[11].
Скорее всего, версия московского корреспондента Олеария опроисхождении топонима «Кукуй» как трансформации (передразнивании) иноязычнойфразы в русское ругательство, ошибочна. Однако в любом случае возникает вопрос:какие обстоятельства и события в среде, окружавшей иноземцев России XVIIвека, побудили его именнотаким образом истолковать название места жительства «немцев» на Москве?Очевидно, что подобное истолкование едва ли могло появиться иначе чем подвлиянием специфического поведения русских горожан — постоянного передразниванияи насмешек в адрес выходцев из Западной Европы.
Сообщения иноземцев о бытовании в среде русских горожан такойнасмешки подтверждается и русскими источниками XVII века. В 1677 году некийМаксимко Павлов, оправдываясь после драки с англичанином Чарльзом Гердоном,говорил в опросе: «Вез он к себе за Москву реку на телеге птичьи клетки, и наБалчеке де встретился с ним иноземец против харчевен и кружала. И того иноземцас стороны подразнили и молвили «шиш на Кукуй». И то де иноземец бросился к немуМаксимке к телеге и учал ево бить тростью и клетки все перебил. И он де от негоскача с телеги утолятца и отходить, и тот де немчин выня шпагу учал колоть, ипоколов побежал проч к Москворецким воротам, а он покиня клетки бежал за ним икричал «караул» [12].
Возможно и еще одно значение слова «шиш» — собственно ругательное.В контексте оскорбительных насмешек русских горожан над «немцами» ругательство«шиш» можно было бы рассматривать как иносказательную замену другого, явнонепристойного, ругательства «фаллического происхождения», что вполнеподтверждается символикой жеста (шиш — кукиш). В 1678 году на дворе английскогопосланника Ивана Гебдона возник конфликт между людьми из свиты посланника икараульными стрельцами. Свидетельские показания по делу о «бесчестье» давалоказавшийся на месте ссоры целовальник полумясницкой сотни тяглец ИвашкоИванов: «И к посланичью де крыльцу приходили десятник и стрелцы и говорилипосланнику невежливо и громко… А матерны де посланника те стрелцы бранили литого он де недослышал. Толко те стрелцы говорили посланнику невежливо, а людейде посланниковых стрелцы бранили и называли шишами»[13].
Австриец И. Корб упоминал еще об одном «оскорбительном для немцев»ругательстве русских горожан: «frica». В Новгороде — центре приграничной торговли — население было знакомо с иностранцами (в особенности со «свейскими немцами»)лучше, чем где бы то ни было. Даже в уличных насмешках новгородцев можно заметитьих некоторое знакомство с нравами и привычками своих соседей. В 1629 годужаловались «все королевского величества торговые и иные люди, что им по улицамповольно ходить не мочно, потому, что за ними кличют и называют их шалакушникии курятными тати и иными позорными словесы». По словарю Даля, салакушка — рунная рыбка балтийского моря, из рода сельдей (т. е. салака.). Салакушиик- охотник до салакушки. Что же касается «курятных татей», то, по всейвероятности, такую память о себе шведы оставили со времен оккупации Новгородав начале века.
Насмешки русских людей непосредственно (текстуально) не несут всебе негативной оценки «немецкой веры» и напрямую не соотносимы с проявлениемрелигиозной неприязни к выходцам из Западной Европы. Да и сами «немцы», по-видимому,никак не увязывали этих «постыдных слов, грязных поговорок, глупейшей брани» всвой адрес со своей принадлежностью к иной, чем у русских людей религии. Покрайней мере, мы не встретили таких утверждений в сообщавших о дерзостяхрусских горожан сочинениях Адама Олеария, Николааса Вит-сена и др. ЯковРейтенфельс в своем «Сказании...» сведения об оскорблении «немцев» русскимилюдьми поместил среди других примеров, свидетельствующих, по его мнению, обобщей грубости нравов московитов и склонности их к сквернословию.
Юрий Крижанич поступил на службу московскому государю в конце 50-хгг., жил в Москве, носил русскую одежду, хорошо владел русским языком.Хорват-католик, он не скрывал своей веры, и, тем не менее не встречал состороны окружавших его русских горожан неприязни или отчужденности. Напротив,Крижанич близко сошелся со своими русскими соседями, часто бывал у них вгостях, вместе с ними веселился, праздновал Рождество и Святки[14].
В XVII веке на улицах русских городов выходцы из Западной Европы вкостюмах своей страны представляли собой зрелище весьма экзотическое, ярковыделяющееся на общем фоне и в высшей степени чужеродное. С.В. Оболенскаяотмечала: «Удивительна устойчивость никогда не затухающего в сознании человекапредставления о «своих» и «чужих», инстинктивное отталкивание всего чужого какнепонятного и неприемлемого» [15].
Непривычного вида платье, отсутствие бороды у мужчин, страннаяприческа, непонятный язык (тарабарщина) или искаженная русская речь,непонимание (или затрудненное понимание) русской речи — все эти факторы,воспринимаемые визуально и на слух, были, на мой взгляд, первичны вформировании реакции коренного населения на присутствие выходцев из ЗападнойЕвропы. Специфические формы проявления этой реакции диктовались общимконтекстом поведенческой культуры, бытовавшей в русском обществе XVII века. Многие иностранныепутешественники отмечали грубость манер русских людей и их склонность к крепкимвыражениям. Яков Рейтенфельс в своем сочинении среди различных сведений огосударственном устройстве, религии России, нравах и обычаях населения,отдельную главу посвятил сквернословию русских.
«Немцев» продолжали дразнить, несмотря на то, что, «если этослучается и поблизости есть солдаты, то они сразу могут их отдубасить».Разумеется, уличные насмешки преследовали не только «немцев», доставалось идругим иноземцам, чей внешний вид привлекал внимание русских горожан. И в этомслучае власти также пытались полицейскими мерами оградить иноземцев отнасмешек. В 1653 году дана была в Земский приказ «память» о запрещении дразнить«задорнями прозви-щи и задор чинить приезжим татарам и мордву, и черемису, ичувашу»[16].Однако репрессивные меры бессильны были кардинально изменить что-либо в ужесложившемся в отношении иноземцев поведенческом стереотипе русского населения.
Помимо названия Немецкой слободы (Кукуй), весьма интересноетолкование от иноземцев получил и другой московский топоним — Поганый пруд.Чешский иезуит Иржи Давид, живший в Москве в 80-х годах XVII века, писал: «В первоевремя по прибытии они «немцы» жили в пределах города, где и теперь есть улица,на которой обитают старожилы. Их считали язычниками, отсюда москвитяне исегодня называют их улицу «Поганый пруд», или улицей язычников».
Исследователь истории московских улиц П. В. Сытин полагал, чтопруд называли Поганым потому, что в него сбрасывали отходы торговцы, забивавшиескот для своих лавок на Мясницкой улице[17].Так или иначе, в XVII веке выходцы из Западной Европы действительно проживали наПоганом пруде. Стоит задаться вопросом, какие обстоятельства или событиязаставили иезуита связать употребление характеристики «поганый» с местомпроживания «немцев» в Москве? Действительно ли русские горожане в XVII веке считали выходцев изЗападной Европы язычниками, как об этом писал Д. Иржи, а ранее и де Родес.
Традиционно в Московском государстве XVII века языческой считали и«басурманскую веру», т. е. ислам. «Погаными», называли мусульман вообще и, вчастности татар, хорошо знакомых русскому населению. Однако и выходцам изЗападной Европы на улицах русских городов приходилось слышать в свой адрес«поганые» и т. п. Бранили христиан — иноземцев и «басурманами». Не удивительно,что у некоторых «немцев» могло сложиться впечатление, что «московиты» искреннесчитают (или считали ранее) их веру языческой. Весьма вероятно, что чуткий слухиноземцев уловил созвучие русского слова «поганый» и латинского «paganus» — язычник.
Едва ли русские люди могли перепутать выходцев из Западной Европыс мусульманами, слишком очевидны были различия, как во внешности, так и вкостюме. Однако чем же в таком случае объяснить поведение русских горожан,называвших выходцев из Западной Европы «погаными и басурманами»? Могло ли такимобразом демонстрироваться негативное отношение к иноверным христианам — «немцам»?
По-видимому, в сознании простых русских людей существоваладвуполярная картина конфессионального устройства мира: православные и всеостальные — иноверцы. Неправославие «немцев» для русских людей было вполнеочевидным, как и неправославие татар. Представления же о вероисповеданиях встранах Западной Европы у большей части русского населения, в особенностицентральных районов страны, были смутные или отсутствовали вовсе. (Даже в XIX веке опросы русскихкрестьян показали полнейшую размытость в представлениях о том, какой верыпридерживаются народы в иных землях и чем одна неправославная религияотличается от другой.) Эти обстоятельства объективно способствовали формированиюв обыденном сознании простых русских людей обобщенного восприятия всехнеправославных. При этом некий комплекс представлений об иноземцах-иноверцаходного рода (мусульманах — татарах, с которыми русское население было знакомо издавна)как исторически доминирующий в народном сознании непроизвольно проецировался ина иноверцев иного рода — «немцев», что накладывало свой отпечаток наповедение русских людей. Дразня иноземцев, москвичи смешивали всевероисповедания, показывая «немцам» полу кафтана, свернутую в виде свиного уха[18]. Католик Августин Мейерберг,например, был искренне убежден, что «погаными» называют москвитяне всехприверженцев иной, не русской веры.
Едва ли русские люди, обзывая «погаными и басурманами» выходцев изЗападной Европы, сознательно их приравнивали к «язычникам», демонстрируя, такимобразом, крайнюю степень религиозной неприязни к неправославным христианам.По-видимому, в народной среде эти выражения давно стали частью обиходной брани,которую русские люди могли адресовать и друг другу. Во всяком случае, ЯковРейтенфельс среди обычных ругательств и проклятий, которыми «мосхи» награждаютдруг друга, называет оскорбления «язычниками и нечистыми», т. е. басурманами ипогаными. Любопытно, но нет никаких упоминаний о том, что русские горожане наулицах называли «немцев» «еретиками», хотя теоретически именно это понятиедолжно было бы наиболее адекватно отражать отношение православного населения к«иноверцам» из Западной Европы.
Привычка называть «погаными» и «басурманами» иностранцев-христианв основном бытовала в народной среде. Официальные власти Московскогогосударства проводили четкую дифференциацию между европейцами-христианами ивыходцами с мусульманского востока[19].На аудиенцию во дворец московских государей в Кремле послов европейских государстви мусульман проводили разными путями: христиан — по лестнице «у Благовещения»на соборную паперть и далее по переходам у Красного крыльца; мусульман — поСредней лестнице сразу на Красное крыльцо, поскольку «басурманам» негоже былопроходить через паперть православного храма. Мусульмане не допускались «к руке»государя, а могли целовать лишь царское колено или край одежды. Выражения«басурманская вера, поганые, поганство» и т. д. употреблялись в документахвласти применительно только к исламу и народам, его исповедовавшим. Термин«обасурманился» имел в документах однозначное толкование и означал, что лицо, окотором шла речь, принял ислам — сделал обрезание. Для сравнения приведемпозднюю (XVIII-XIX вв.) народную поговорку о господах посещавших Европу: «Наши барыза морем басурманятся, а домой воротятся, свое и не любо». Традиция называтьпогаными и басурманами» не только мусульман, а вообще иностранцев (в том числеи европейцев) сохранялась в народной речи довольно долго и встречается напротяжении XVIII-XIX веков.
Многие иностранные путешественники в XVII веке отмечали скрытностьи недоверчивость русских людей к иноземцам. С. Главинич отмечал: «ПриродаМосквитян до того неподатлива относительно своих дел, что они не разболтают, аскорее скроют, что умеют и что у них есть». О том, что русский народ «труден вобращении», писал и шведский военный агент Э. Пальмквист. Подобные замечаниявстречаются в сочинениях II. Алеппского, С. Коллинса, А. Мейрберга, П.Ламартиньера и др. Безусловно, память о Смутном времени и войны, которые велоМосковское государство на протяжении столетия, способствовали росту недовериярусского населения к иноземцам. Но, вероятно, была и другая причина,заставлявшая «московитов» избегать обсуждения «русских дел».
Граничащая со шпиономанией подозрительность властей была хорошоизвестна русским людям, как и беспощадные методы следствия в делах об измене.Вполне вероятно, что боязнь угодить под подозрение у властей и нежелание датьповод для доноса недругам, заставляла русских людей уклоняться от ответов насамые невинные вопросы иноземцев или давать стандартный ответ: «Про то ведаетБог и великий государь».
По мнению Л. Рущинского, религиозные убеждения русских людей, самаих принадлежность к православной вере служила непреодолимым внутреннимпрепятствием к сближению с иноверцами. «Русский человек считал оскорбительнымдля чести народности, а тем более православия входить в близкие сношения синоверными не только в делах веры, но и практического, житейского быта»[20]. Однако подобное утверждениепредставляется, по меньшей мере, спорным. Серьезной преградой к общению русскихлюдей и выходцев из Западной Европы была политика московского правительства.Неформальные контакты русских людей с выходцами из Западной Европы, как правило,настораживали русские власти, будили сомнения в лояльности этих липправославному государю и церкви. Очевидно, не слишком полагаясь на«инстинктивное отвращение православных людей к иноверцам», правительствостаралось исключить саму возможность общения русского населения с «немцами»путем запретов и угрозы наказания.
Следует отметить одну особенность в содержании статьи 70 главы XX Соборного Уложения 1649года, запрещающей иноверцам держать у себя во дворах русских работников. Втексте статьи описывается, какая «православным христианам от иноверцев чинитсятеснота и осквернение, и многие без покаяния и отцов духовных помирают, и ввеликий пост и в иные посты мясо и всякий скорм едят неволею». Тем не менее,наказанием за нарушение запрета закон угрожал не иноземцам, а именно русским(православным) людям, добровольно пожелавшим поступить на службу к иноверцам.«И ныне по тому же у иноземцев некрещеных русским людям во дворах быть никоемыделы. А будет которые русские люди учнут у некрещеных иноземцев… служить…тех сыскивая чинить им жестокое наказание, чтобы иным таким неповадно было такделати».[21]Павел Алеппский писал: «Никто из народа не смеет войти в жилище кого-либо изфранкских купцов а то его сейчас же хватают со словами: «… ты вошел чтобысделаться франком». В Немецкую слободу русских людей пропускали лишь поторговым и служебным делам, а также для подвоза необходимых припасов(продовольствия, сена, дров и т. п.), для остальных вход был закрыт. В наказедворянину, ведающему Новую Немецкую слободу, и подчиненным ему стрельцампредписывалось пресекать попытки «лишних» русских людей пройти к «немцам»,задерживать и отводить в приказы.
Очевидно, опасения русских властей не были беспочвенными. Русскиелюди отнюдь не имели непреодолимой внутренней предубежденности против бытовыхконтактов с выходцами из Западной Европы и охотно нанимались на работу к«немцам». Перепись русских людей, служивших у западноевропейских купцов в Архангельскеи Холмогорах, 1686 года показала, что многие по десять и более лет жили водворах у «немцев» [22].
2.2Отношение русского населения к иностранцам
Подчас русские люди проявляли любопытство и к религиозным обрядам«латинян, калвинов и люторов». Так, по свидетельству Б. Таниера, пасхальноекатолическое богослужение, проводимое посольскими капелланами, собрало вокругсебя толпу русских людей. В другое время смотреть на католичекую мессу также«сошлось много схизматиков». В 1686 году Архангельское духовенство жаловалосьгосударю, что «у иноземцев же построены для мольбы их две кирки, и в летнее девремя русские торговые и всяких чинов люди разных городов и Архангельскогогорода жители, во время мольбы их всегда к тем их киркам приходят и их пенияслушают». Культурное влияние выходцев из Западной Европы на основную массурусского населения даже в крупных городах, где существовали «немецкие» общины,было незначительно. Безусловно, сказывалась правительственная политика изоляциииноверцев от православных людей.
Преградой для проникновения в русскую народную среду иноземныхновшеств был традиционализм русского средневекового общества. Вместе с«истинной верой» от предыдущих поколений наследовался и некий устоявшийсяжизненный уклад и неколебимая убежденность, что формировавшийся веками образжизни является единственно возможным и правильным для православного русскогочеловека. Рейтенфельс приводит русскую поговорку: «Един царь, едина одежда,едина вера, одни деньги и один язык». Корб в своем сочинении писал, что русскиеболее всего остерегаются перемен в вере, одежде и монете[23]. Подобные представления являли собойсерьезное препятствие для культурных заимствований извне и могли сохраняться внародной среде довольно долго. С. В. Оболенская в статье «Образ немца в русскойнародной культуре XVIII-XIX вв.» приводит впечатления английского путешественника Д.М.Уоллеса, побывавшего в России в 70-е гг. XIX века. По егонаблюдениям, немецкие колонисты, вопреки расчетам русского правительства, так ине оказали цивилизующего влияния на местных крестьян. Русский мужик, писалУоллес, очень любознателен и внимательно наблюдает за жизнью немецких соседей.Но никогда не помышляет о том, чтобы перенять их обычаи. Для русских крестьян«немцы есть немцы, а русские есть русские, и все тут»[24]. Отношение русских крестьян XIX века к соседям-немцам,по всей видимости, есть слепок более ранней традиции, бытовавшей в русскомобществе XVII века.
Любопытнейший памятник народной сатиры XVII века — «Лечебник наиноземцев» — содержит шутовские рецепты «лекарств» из «светлаго тележногоскрипу, густого медвежия рыку, мухина сала, блохиного скоку, рыбья следу» и т.п. А также издевательские рекомендации «лечения» разных недугов: «А будекоторой иноземец заскорбит рукою, провертеть здоровую руку буравом, вынять мозги помазать болная рука, и будет здрав без обеих рук».В XVII веке круг лиц, имевшихвозможность воспользоваться услугами иноземных медиков, в особенности докторов,врачевавших «внутренние» болезни, был чрезвычайно узок. Однако доктора-иноземцыдавали письменные «скаски» с описанием разных болезней, необходимых для борьбыс ними лекарств и методов лечения. Такие «скаски» ходили по рукам, навернякапопадая время от времени и в народную среду. Вероятней всего, рекомендациииностранных медиков были непривычны и непонятны для посадских и слободскихлюдей, вызывали у них удивление и недоверие. Например, доктора А. Граман иИ.Белово предписывали «немощным людем, у которых горло и груди пухнут, под языкомжилную отворить да сделать водка, которая холодит, и тою водкой в ротполаскать, а не глотать, плевать вон, а наружно мазать мазми и пластыриприкладывать». Необычность таких рекомендаций могла породить убежденность в ихабсурдности, непригодности, а то и вреде для русских людей. По сути дела,«Лечебник» является пародией — передразниванием врачебных предписаний, которыедавали иностранные доктора и своего рода ответом на них, о чем говорит и егополное название: «ЛЕЧЕБНИК ВЫДАН ОТ РУССКИХ ЛЮДЕЙ, КАК ЛЕЧИТЬ ИНОЗЕМЦОВИИХЪ ЗЕМЕЛЬ ЛЮДЕЙ; ЗЕЛО ПРИ-СТОЙНЫЯ ЛЕКАРСТВА ОТ РАЗЛИЧНЫХ ВЕЩЕЙ И ДРАЖАЙШИХ».
Из русских горожан в непосредственном контакте с «немцами»находились наемные рабочие, прислуга и должники, отданные в распоряжение своихзападноевропейских кредиторов «головою до искупу». Информация о том, какиеотношения складывались у русских людей и их иноземных хозяев, сохраниласьвесьма отрывочная и содержится, как правило, в изветных и явочных челобитных,сыскных и судебных делах, что обуславливает несколько односторонний еехарактер. Тем не менее, ряд любопытных деталей можно почерпнуть и в такого родадокументах. В 20-х годах отставной стрелец Денис Иванов упросился «жить надворничестве» в Москве у служилого иноземца Федора фон Любцева и, по всейвероятности, был вполне доволен своим положением. Во всяком случае, когда в1627 году был объявлен указ, запрещавший русским людям жить «в работе» у«некрещеных» иноземцев, Денис Иванов не пожелал покинуть свое место. Тем неменее фон Любцев во исполнение указа «того Дениска с женою ево Матренкою сдвора сбил». В отместку Денис известил на немцев «государево дело» — обвинил внепригожих словах на бояр, князей и патриарха Филарета Никитича. Вероятнейвсего, донос был ложный.
Немцы под пытками отрицали свою вину, а отставного стрельца ужеодин раз наказывали за напрасно сказанное «государево дело». (Ложный доносшироко практиковался как метод сведения счетов. Айрманн в своих «Записках оПрибалтике и Московии» предостерегал немцев от ссор с русскими людьми, а еслиэто уже случилось, советовал скорее помириться. «Ибо обиженный, или озлобленныймосковит может повергнуть их в великое несчастье, показав поступок, или умыселпротив царского величества. А по этому обвинению мало кому удается избежатьнаказания или убытков, как бы не старались себя оправдать». Корб в своемдневнике приводит рассказ датского посланника о том, как в Воронеже некий«москвитянин» обвинял в измене двух немецких полковников. Иноземцев подверглипыткам, однако признания не добились. Русский же в последствии заявил, что егодонос ложный и немцев он оговорил по злобе, за что и был казнен).
В 1638 году в Новгороде был задержан русский человек БогданАртемьев. «В распросе сказался вольной человек, уроженец из Дмитрова посаду»,долгое время жил Москве — служил у разных иноземцев, «а после того служил уарганного мастера у Мелхерта Лунева 8 лет, а Москвы де взял его с собоюпроводить до Новгорода, а из Новгорода отпустить назад, а дурна за ним нетникакова». Слова Артемьева подтвердили трое проживавших в Москве иноземцев(ювелир, переводчик Посольского приказа, «и торговый немчин»). Замечателен итот факт, что поручителями русского человека Б. Артемьева выступили тоже«немцы». Три иностранных офицера, два «государева золотого дела мастера», одиноружейник и еще двое «кормовых иноземцев», не указавших своей профессии,обязались в случае неявки Артемьева по первому требованию в Посольский приказ занего «платить пеню, что государь укажет, и ставить свои порутчиковы головы вего голову место». Готовность «немцев» поручиться за русского человека вподобной ситуации указывает, по меньщей мере, на то, что иноземцы хорошо зналиБогдана Артемьева и доверяли ему[25].
Обвинения хозяев-«немцев» в религиозных притеснениях и«осквернении» служивших у них русских «работных людей», постоянно возводимыеправославным духовенством, не находят массового подтверждения в приказныхдокументах. Обнаружено лишь одно дело по челобитью русской прислуги на своегохозяина-иноземца в «стеснении в вере». В ноябре 1674 года била челом государю«девка Танка Афонасьева дочеришка» на торгового иноземца голландца ПетраДеладала в том, что он тайно написал на нее «незнамо какую запись», а крометого «к церкви Божий ее не отпускает, и Богу молитца не велит, и душу еесквернит, и хочет он Петр ее вечно похолопить, и в свою веру привести внемецкую». Девушка просила освободить ее от службы у иноземца, чтоб «от негоПетра православной христианской веры не отбыть». «В роспросе» Татьяна такжепоказала, что Деладал «ее де Танку от себя двора в церкви Божий и никуды неотпущал, и душу де ее в поеные дни и в нынешней пост всякими своими яствысквернил».
Дело разбирал сам Артемов Сергеевич Матвеев. По его приказу быливзяты «распросные речи» с самого Петра Деладала и остальной русской прислуги,жившей у него на дворе. Голландец с возмущением все отрицал, называя челобитьеТатьяны «затейным и воровским». Русская прислуга и «работные люди» также неподтвердили Татьяниных слов, заявив при этом, что им «от хозяина своево прежсего и ныне налоги и обиды никакой нет». Скорее всего, Татьяну Афанасьевуперестали устраивать первоначально заключенные с ней условия службы: пять летработать у иноземца за еду и одежду, и лишь по истечении этого срока Деладалобязался «дать сверх одежи три рубли денег». Расчет девушки оказался верным — от службы у голландца велено было ее освободить. Однако полного довериячелобитье Татьяны Афонасьевой у администрации Посольского приказа не вызвало.Никаких репрессий против Петра Деладала властями предпринято не было, вопрос оботнятии у иноземца остальной русской прислуги не поднимался.
Любопытные материалы, относящиеся к вопросу о религиозной свободеживших «в работе» у немцев русских людей, содержатся в документах съезжегодвора Новой Немецкой слободы. В 1666 году «руской детина Савка Василев» сказалв рае-просе, что живет с женою в Немецкой слободе «из найму» у торговогоиноземца Адула Олферьева в дворниках. Когда 10 июля жена Савки родила сына, ееи новорожденного в тот же день «у Адула на дворе» посетил «Басманные слободыпоп Павел». Спустя неделю тот же священник крестил младенца в церкви ВеликомученикаНикиты в Басманной слободе, крестными родителями были жители Казенной слободы.Крестины праздновали также на дворе у иноземца. Ни малейшего «стеснения в вере»Савка Васильев явно не ощущал, о существовании запрета русским людям служить уиноземцев не подозревал, а на съезжий двор в Немецкой слободе, где он былзадержан, пришел по своим делам.
Иноземцы не хуже русских людей знали о жесткой реакции русскихвластей на обвинения в религиозных притеснениях русских людей иноверцами.Трудно поверить, что осторожные западноевропейские коммерсанты стали быподвергать опасности свое дело и самих себя из одного лишь желания оскорбитьрелигиозные чувства или «привести в свою веру» русскую прислугу и «работныхлюдей» [26].
Конечно, отношения разных иноземцев со служившими «из найму» илиотданными «головою в зажив долга» русскими людьми складывались по-разному.Нередко русские люди (в основном отданные иноземцам «в зажив долга») бежали отсвоих иностранных хозяев, подчас, прихватив их имущество.
Однако бывали и обратные случаи. Бежавший в 1671 году от подьячегоРазрядного приказа Ивана Костаусова «кабальный человек» Григорий Григорьевпоселился с женой в Новой Немецкой слободе у торгового иноземца у Ивана Бермана[27]. В 1692 году кадашевец Фома Курдюковбыл взят на Хамовный двор по долговому иску дьяка стрелецкого приказа ГригорияСандырева.
В своем челобитье сам Фома, ссылаясь на Соборное уложение и нагосударевы указы, требовал вернуть его обратно к своему кредитору-голландцу«Вахромею Петрову сыну Мерлеву», у которого он уже прожил «в зажив долга» 8 лет[28].
Ввозимые из-за рубежа предметы роскоши, картины и книги восновном оседали в домах знати. По свидетельству Б. Койэта в домах у простогонарода «на стенах редко видно, что другое, как несколько образов». Именнолюбовью к образам следует объяснять возникшую среди русских горожан во второйполовине XVII века охоту к приобретению «немецких печатных листов» сизображением библейских сцен и святых. Нешуточную обеспокоенность по этомуповоду проявили духовные власти. В патриаршей грамоте с осуждением говорилось,что русские люди «покупают листы на бумаге немецкие печатные и продают, которыелисты печатают немцы еретики, люторы и калвины, по своему их проклятому мнениюнеистово и неправо а они еретики святых икон не почитают и руга-яся развращеннопечатают в посмех христианам и того ради велети бы о том крикнуть бирючу, чтобна бумажных листах икон не печатали, и немецких еретических не покупали и врядах и по крестцам не продавали»[29].Патриаршая грамота не случайно запрещала русским людям не только покупать«немецкие» листы, но и самим печатать изображения святых. Гравированныеиллюстрированные «Библии» и «Священные истории» Борхта, Пискатора, Схюта,Наталиса и др., отдельные серии гравюр становились популярным источником урусских мастеров[30].Запрет патриарха не подействовал. Швед Юхан Спарвенфельд, посетив в Торжке доманескольких зажиточных горожан, обратил внимание на украшавшие их гравюрыдуховного содержания, большая часть из которых была русскими с русскиминадписями, но попадались и раскрашенные голландские гравюры.
Принимавшие православие выходцы из Западной Европы едва ли моглисущественно повлиять на русское общество в культурном плане. Записки иноземцев,посещавших Московское государство в XVII веке, полны негодующих замечаний в адрес«безбожных лицемеров», изменивших своей вере в пользу православия. Вбольшинстве своем «новокрещены» отвергались обществом своих прежних земляков иединоверцев. Традиционный для русских людей образ жизни (ношение русскогоплатья и т. д.) был обязателен и для принявших православие выходцев из ЗападнойЕвропы, за этим строго следили духовные власти. Лишенные общества своих бывшихсоотечественников «новокрещены» ассимилировали, вступали в брак с русскимилюдьми и быстро растворялись в московской среде.
Поведение русских людей (уличные насмешки и т. п.) вполне могловосприниматься некоторыми участниками иноземных посольств как выражение общейнеприязни русского народа к иностранцам. Известия о «немилосердной злобе«русских к иноземцам» и им подобные, встречаются, как правило, у авторов,недолго пробывших в России. В сочинениях иностранцев, имевших возможность лучшепознакомиться с Московским государством и его жителями (А. Олеарий, С.Кол-лине, Я. Рейтенфельс), такие утверждения либо не встречаются вовсе, либо,как у Патрика Гордона, исчезают по мере адаптации к русской среде.
Не известно ни одного случая насильственных действий противвыходцев из Западной Европы, однозначно спровоцированных ксенофобией, илирелигиозной нетерпимостью русских горожан к «немцам». Нападения на выходцев изЗападной Европы в основном имели криминальную подоплеку и предпринимались сцелью грабежа. Грабежи, разбой и убийства на улицах русских городов XVII века случались нередко,особенно в темное время суток. Пораженный Мейерберг писал: «В Москве нерассветет ни одного дня, чтобы на глаза прохожих не попадалось множества труповубитых ночью людей».
Иногда обидчивые иноземцы сами затевали драки с русскимигорожанами, в ответ, на насмешки атакуя своих обидчиков с оружием в руках.Подчас выходцы из Западной Европы сами своим поведением провоцировали стычки сместным населением. В 1644-45 годах бесчинства и безобразное поведение датчаниз свиты королевича Вальдемара приводили к многочисленным стычкам с горожанами[31]. Секретарь датского посольстваАндрей Роде описал подобный случай с майором фон Заленом (1659 год).Возвращаясь из гостей и будучи сильно навеселе, офицер «подъехал к какому-тоторговцу и хотел купить у него яиц, выражая при этом желание осмотретьпредварительно несколько штук, чтобы убедиться в свежести их. Но когда они емубыли переданы, он бросил их одно за другим торговцу в лицо и запачкал его такимобразом совершенно. Свидетели этой выходки прибежали и страшно избили майора иего слугу».
Отдельного рассмотрения заслуживает описанный в сочинении АдамаОлеария эпизод из жизни московских «немцев» после учреждения царем НовойНемецкой слободы. «Сначала, впрочем, они и здесь терпели сильный соблазн,вследствие обвинений жены полковника Лесли в том, будто она своевольно бросиларусские иконы в огонь. В немецких церквах тогда сорвали кафедры проповедников иалтари, а также снесли и крыши, но через некоторое время им разрешено быловновь покрыть церкви крышами; лишь алтари и кафедры проповедников им непозволили возобновить».
Само по себе известие не содержит никаких указаний на то, чторазрушения в протестантских храмах были произведены возмущенным народом.Сомнения в стихийности этого выступления вызывает локальность описанныхразрушений в Немецкой слободе. Если представить, что русские людидействительно, повинуясь стихийному порыву, ворвались в Немецкую слободу сцелью покарать «еретиков и богохульников-немцев», то остается лишь удивляться,что в известии упоминается о ущербе, нанесенном лишь крышам, кафедрам и алтарям«немецких» церквей, а не жизни, здоровью или имуществу самих «немцев».Коллективные погромные действия, осуществляемые народом «без государева указу»,по понятиям того времени не могли расцениваться властями иначе как бунт. В самойслободе нападавшие должны были бы встретить сопротивление со стороны несшихкараулы стрельцов, да и самих «немцев» (большинство проживающих на Кукуеиноземцев были военные).
Ряд обстоятельств заставляют серьезно усомниться в том, чтоподобные события вообще имели место. Известие об инциденте не подтверждается ниодним русским источником, хотя события такого рода должны были оставить след вдокументации московских приказов. Ни единым словом, ни о чем подобном неупоминается в записках других иноземцев, а также в донесениях находившегося вто время в Москве шведского резидента Иоганна де Родеса, бывшего в курсе делаЛесли и отмечавшего все важные перемены в положении иностранцев.
Обращает на себя внимание и наличие в известии очевидногохронологического несоответствия. Голштинец пишет, что разгром в «кирках» былучинен уже после создания Новой Немецкой слободы. Указ об отводе земли подслободу последовал 4 октября 1652 года. Однако о поступке жены полковника вМоскве стало известно гораздо раньше (не позднее 23 марта), а 14 апреля 1652года Лесли уже был прочтен приговор. Трудно представить, что месть горожан запоступок Лесли могла настигнуть иноверцев по прошествии более чем полугодапосле того, как дело было закрыто. Вероятней всего, Олеарий был введен в заблуждениекем-то из своих московских корреспондентов, пожелавшим украсить историю жизни«немцев» в России яркими деталями.
Не вполне ясно, что имел в виду В.Я. Уланов, когда писал, чтослободу иноземцев не единожды «погромно жгли». Старая Немецкая слобода выгорелав Смутное время вместе с большей частью Москвы и ее предместий. Ни один изизвестных русских источников, ни записки иноземцев не содержат никаких известийо «погромных поджогах» Новой немецкой слободы. Как и в других частяхгорода,в Немецкой слободе иногда случались пожары. В суматохе «пожарного времени»нередко находились желающие поживиться хозяйским добром. Отмечены ипреднамеренные поджоги. В 1671 году била «челом и являла» жена торговогоиноземца Адольфа Гутмана Сара: «сентября против 13 числа в полноч в НовойНемецкой слободе неведомо, какие воровские люди хоромишки мои зажгли с огородапод кровлю. И покамест у тех хоромех верхи горели, и они воровские людиворвались в хоромы, и будучи в хоромах свечи задули и многие мои пожиткирознесли»[32].Однако этот и подобные ему случаи не могут свидетельствовать о погромныхнастроениях русского населения по отношению к иноземцам и относятся к разрядукриминальных. Грабеж во время пожара или поджог с последующим грабежом былраспространенным разбойничьим приемом, а богатые дворы иноземцев представлялисобой весьма привлекательную добычу для грабителей.
Любопытные детали об отношении русских жителей к выходцам изЗападной Европы может дать история городских восстаний в России XVII века. Во времямосковского восстания 1648 года город на некоторое время оказался в рукахвозмущенного народа. Лояльность стрелецкого войска, по-видимому, вызывала увласти сомнения. Поэтому для защиты особы государя в Кремль были призваны силы,свободные от подозрений в сочувствии к бунтовщикам: «всем немецким офицерам подсекретом было сказано, чтобы они, собравшись и хорошо вооруженные, сразуявились в Кремль: мятежная чернь все еще продолжала по временам подступать кКремлю». Вот как в книге Олеария описывается реакция русских людей на этособытие: когда, во исполнение этого требования, немцы собрались в большомчисле, то приходилось удивляться, как мятежники охотно уступали им место,любезно говоря: «Вы честные немцы, не делайте нам зла, мы вам друзья и во векине намерены совершить вам что-либо злое».
/>В чем же была причинаудивительной, по мнению Олеария, любезности русских горожан к «немцам»?Рассматривая причины московского восстания 1648 года (рост налогов,злоупотребления «сильных людей»), мы не находим никакого видимого повода дляненависти или враждебности русских людей в адрес «служилых немец». Ко временивыступления «немецкого» отряда с главными народными обидчиками было ужепокончено. При этом реального вооруженного противодействия народу никто неоказывал. Царь обещал удовлетворить требования восставших. И народный гневпошел на убыль. Столкновение же с хорошо вооруженными и опытными в военном деле«немцами» обещало быть кровопролитным и в планы восставших явно не входило. Повсей вероятности, вид вооруженных иноземцев в тот момент вызывал в русскихлюдях не враждебность или агрессию, а скорее опаску. Громкое изъявлениерусскими горожанами своей дружбы к «немцам», ярко контрастировавшее страдиционными уличными насмешками, вероятней всего, было вызвано желаниемизбежать конфликта с отрядом иноземных офицеров. Столкновения не произошло,что, по-видимому, устраивало обе стороны. «Немцы» свободно прошли сквозь толпыгорожан и взяли Кремль под охрану.
Хитрый прием был использован в коллективном челобитье жителейХолмогор в 1663 году. Посадские люди верхней половины Никольского приходужаловались на торгового иноземца голландца Михаила Иванова. Доносили, что дворсвой поставил «на тяглые два дворища» близко от двух православных храмов, аживет в нем «не бережно избы и поварни топит безпрестанно днем и ночью», чтогрозит церквям и церковной казне пожаром, что на дворе своем держит и продает«заповедное питье» и табак, что иноземцы на том дворе «многие игры творят, истреляют». А кроме того, «в посты и постные дни от мясново варенья и табаку кцерквам Божим от дому ево великий смрад несет». Действительная же причиначелобитья обнаруживается в конце документа: «А за те тяглые два двора всякиетвои великого г-ря подати и великие отпуски и тягло платим, и службы служим мысироты твои осталые людишки. А он иноземец с двора своего тягла с нами неплатит, а дву дворищ тягло платит малое. И от того мы бедные платили за тедворы и обнищали и обдолжали»[33].Описанием исходящей от двора иноземца угрозы пожара и осквернения дляправославных храмов посадские люди надеялись произвести сильное впечатление намосковские власти. Вряд ли соседство иноземца в действительности так уждосаждало церквям — приходские священники в челобитье посадских людей участияне принимали. Вероятно, проблема неуплаты или недоплаты податей иноземцами,имевшими дворы или дворовые места на тяглой земле, была актуальна для посадскихлюдей северных городов.
В своей работе «Религиозный быт русских по сведениям иностранныхписателей XVI-XVII веков» Л.П. Рущинский писал: «Это внутреннее отношение русских киноверцам и иностранцам, если нельзя назвать прямо враждебным, то, без всякогоопасения усилить его резкость, мы можем назвать его религиозным отвращением».Вне всяких сомнений, видеть устойчивое и неизменное «религиозное отвращение»,носящее характер общей неприязни к «немцам-еретикам» во всех слоях русскогообщества в XVII веке, было желанной целью «духовных властей». Однако мы ненаходим никаких свидетельств того, что сам факт присутствия выходцев изЗападной Европы в Московском государстве XVII века оскорблялрелигиозные чувства русского населения.
Негативная реакция возникала лишь случаях неподобающего поведения«немцев» по отношению к священным предметам, в первую очередь, к православнымиконам. Известно, насколько сильной была в русском обществе традиция почитаниясвятых образов. От православных людей не могло укрыться, что «немцы» при видеикон не проявляют должного к ним почтения (не снимают шляп, не совершаютпоклонов и крестного знамения и т. д.). Жива была память о Смутном времени ибесчинствах поляков, глумившихся над иконами, да и в последующее времяпоявлялись основания подозревать иноверцев в неподобающем обращении сосвященными предметами. С нежеланием иноземцев обнажить головы во времякрестного хода Олеарий связывал запрет на ношение иностранцами русской одежды.К чинам шведского посольства 1655-58 гг., смотревшим процессию в Москве,патриарх посылал дворянина узнать, «почему они не встали и не обнажили голов вто время, когда мимо них несут изображения Бога и святых?» Останавливаясь напостой в русских домах, неосведомленные в местных обычаях выходцы из странЗапада могли улечься спать ногами к иконам. (Голландца Витсена предупреждали,что у русских это считается большим неуважением и грехом).
Вольно или невольно «немцы» своим поведением сами время от временипровоцировали русских людей на подозрения и неприязнь. Не удивительно, что урусских людей рождались опасения в том, что оставленные в отданных «немцам»домах иконы могут подвергнуться поруганию. Олеарий писал: «Когда несколько леттому назад немецкий купец Кароль Мелин купил у русского каменный дом, русскиеначисто выскребли все иконы, написанные на стенах, на штукатурке, и пыль от нихунесли с собой». Из помещений, занимаемых выходцами из Западной Европы, хозяевавыносили образа. А если все-таки оставляли, то после постоя «немцев» хозяевапризывали священника, чтобы тот освятил образа заново. Определение «религиознаябрезгливость», или враждебность к иноверцам, здесь, на мой взгляд, едва лиуместно. Негативную реакцию русских людей инициировало желание оградить отвозможного поругания чтимые святыни. В период наибольшего обострения«антинемецкой» кампании, вдохновленной патриархом Никоном, заботу о защитесвященных предметов от поругания «еретиками» проявили русские власти. Осенью1652 года Эберс писал: «Ни один иностранец не должен был иметь у себя в домеобразов русских святых; у кого находили их, подвергали высшему наказанию.Шведский двор подвергся самому тщательному осмотру с целью убедиться, что тамне было образов. Одно изображение креста, найденное там, сорвали и унесли ссобой».
Если же «немцы» оказывали должное уважение русским религиознымобычаям и даже сами им следовали (пускай лишь внешне), никакой неприязни или«брезгливости» к иноверцам — «еретикам» коренное население не проявляло.Николаас Витсен, описывая празднование пасхи (1665г.) русскими людьми, обычай обмениватьсярасписными яйцами и поцелуями, отмечал: «Каждый здесь так делает, и в поцелуене откажет ни одна, какая бы не была знатная дама, хотя бы и на улице». Пословам Витсена, этому приятному обычаю следовали и некоторые «немцы». «Мне тожеслучилось целовать многих важных дам: и иноземных и русских девушек». Никакогопротеста со стороны местного населения такое поведение «немцев» не встречало.Русские люди не отказывали выходцам из Западной Европы в традиционномпасхальном целовании, несмотря на то, что костюм явно обличал в них иноверцев.В 1676-х году русские служители «до дровосеков, водоносов и истопниковвключительно пришли к господину послу с поздравлениями, неся изящно расписанныеяйца». Всей посольской свите русские люди также принесли такие же подарки».
Когда в свите голландского посольства, находившегося в Москве в1665 году, скончался дворецкий Хенрик де Конинг, то на его похороны, помимосоотечественников, пришли и русские люди. «Из русских пришли истопники,дровосеки и кухонные слуги поклониться телу умершего и помолиться за упокой егодуши, по их обычаю просили у него прощения, жалели о его смерти, спрашивали,как это он вдруг так умер, отчего и т. д.». Оплакивая умершего и возносямолитвы за упокой его души, простые русские люди следовали сложившейсятрадиции, по-видимому не задумываясь, насколько уместно такое поведение поотношению к «иноверцу-еретику».
На основании всего вышеизложенного можно придти к выводу о том,что конфессиональные различия не сформировали в народной среде устойчивой неприязник выходцам из Западной Европы, при которой сам. факт принадлежности к «немцам»являл бы собой повод для враждебности. Более того, само по себе присутствиеиноземцев в русском обществе не задевало религиозных чувств русских людей в томслучае, если поведение иноверцев не воспринималось как оскорбительное дляпочитаемых православных предметов, религиозных обычаев и обрядов. Факторрелигиозной неприязни если и присутствовал, то не сформировал в среде русскихгорожан направленной ненависти и агрессивности по отношению к «немцам».
Сохранилось немного известий об отношении русского крестьянства квыходцам из Западной Европы. Правительство Московского государства, испытываяфинансовые затруднения, в первой половине XVII века наделяло выходцевиз Западной Европы поместными землями. Можно только догадываться о том, какстроили отношения с русскими крестьянами помещики-«немцы». В одном лишь можноне сомневаться — выходцы из Западной Европы стремились извлечь из пожалованныхим поместий максимальную прибыль. Традиционный русский образ жизни и веденияхозяйства должны были им казаться нерациональными, крестьяне недостаточнотрудолюбивыми,- количество религиозных праздников, когда православные людивоздерживались от работы, избыточно большим и т. д. Подобное отношение «немцев»к православным крестьянам сохранялось и в более позднее время. Собирателемрусского фольклора А. Н. Афанасьевым была описана народная сказка «Опреподобном шерстне». В ней немец-управляющий заставлял крестьян работать в дницерковных праздников, за что и был наказан — ужален «преподобным шерстнем».
Трудно сказать, как складывались отношения с «немцами» русскихкрестьян дворцовых волостей, приписанных к заводам иностранных промышленников,но нет сомнений в том, что сам факт передачи воспринимался негативно. Вероятнейвсего, причина заключалась не в национальности или вероисповедании иностранца,а то, что крестьяне подвергались безжалостной эксплуатации заводчиком. В 1675году за невыполнение обязательств перед казной у наследницы голландского заводчикафон Сведена была отобрана Иванковская волость Каширского уезда. При этомкрестьяне, на протяжении семи лет платившие иноземцам оброк и выполнявшиеразличные повинности, били челом о конечном своем разорении[34]. Жители Кижского погоста в течениенескольких лет сопротивлялись приписке их к металлургическим заводам датскогокомиссара Андрея Бутенанта фон Розенбуша[35].
2.3Взаимоотношения с иностранными купцами
Западноевропейскиекупцы покупали в России в большом количестве продукты морского промысла ирыболовства: моржовую кость, ворвань, акулий и тресковый жир, кожи морскихживотных, икру, рыбу ценных сортов — треску, палтус, семгу. Очень существеннымипредметами вывоза были мед и воск. За границу направлялись мачтовый лес,лиственничная губка, кап (застывший березовый сок), солодковый корень, продуктыиспользования и переработки древесины: смола, вар, зола, поташ. Шли на экспорттакже алебастр и слюда. Велась транзитная торговля персидским шелком, нефтью иревенем.
Преимущественнымправом товарообмена с иностранными купцами обладала государева казна. Онаобъявляла «заповедными» те товары, на которые хотела иметь монопольное правоприобретения или продажи, Ими были благородные металлы, собольи меха, воск, хлеб(зерно), смола, льняное семя, икра, персидский шелк и ревень. В общем торговомобороте значительная сумма приходилась на долю царя.
Иностранныекупцы и торговые компании стремились добиться от русского правительстваразличных привилегий и преимуществ. В 16 — первой половине 17 века их праваопределялись не только межгосударственными договорами, но и специальнымижалованными грамотами, Впервые грамота такого рода была выдана в 1517 годудатским купцам. Ряд жалованных грамот получили английская Московская компания,голландские купцы. Наиболее принятой формой торговли с иностранцами былаторговля оптом. Иностранцам предписывалось иметь дело, прежде всего с казной,затем с купцами, но не непосредственно с товаропроизводителями и потребителями.При торговле оптом расчет производился не наличными деньгами, а товаром.Поэтому внешняя торговля носила преимущественно меновый характер. Об известнойпримитивности торговли с иностранцами свидетельствует ее ярмарочный характер.Русские купцы выезжали в страны Западной Европы в редких случаях. Как правило,они не ездили дальше Прибалтики и Скандинавии. Поэтому активность торговли вбольшой степени зависела от инициативы иностранных купцов и компаний.
Балансторговли западных стран с Россией на Балтике и Белом море был пассивным, т.е.стоимость экспорта из России на Запад превышала стоимость импорта в Россию сЗапада. Поэтому наряду с товарами западные купцы ввозили и деньги. В торговле сзападноевропейскими купцами участвовали торговые люди многих русских городов иуездов, В одних торговля велась непосредственно, в других скупщики приобреталитовар для последующей его продажи иностранным купцам в таких крупных центрахмеждународной торговли, как, например, Архангельск или Новгород.
2.4 Взгляд иностранцев на русских воинов
Главноеучреждение, которое ведало (до второй половины XVI века) дела, относившиеся квойску, был Разряд, или Разрядный приказ. Здесь хранились списки всех служивыхлюдей; в эти списки вносились имена всех дворян или детей боярских, достигшихопределенного возраста. О сборе служивых людей имеется известие от конца XVIвека. Начальники четвертей в случае войны посылали повестки к областнымправителям и дьякам, чтобы все дети боярские к известному дню собирались накакую-то границу, туда-то.
Там отбирали ихимена писцы, назначенные Разрядом. Не явившиеся в срок, подвергались штрафу истрогому наказанию. Гербейштейн говорит, что на это время прерывался обычныйход замещения очередных должностей, и все служивые люди должны были идти впоход. Служивым людям редко дается покой, говорит тот же иностранец.
О числевойска имеем различные показания. Те из иностранных писателей, которые не былисами в России, сообщают огромные цифры. Кампезне, перечисляя княжества,составлявшие собственное московское государство говорит, что в одном московскомкняжестве считается до 30000 бояр и дворян, служивших всадниками и всегдаготовых к войне. Так как приведенные показания заимствованы прямо илинепосредственно из рассказов русских, то эти, без сомнения, преувеличенныецифры легко объясняются понятным желанием рассказчиков выставить в выгодномсвете военные силы своего отчества.
В первойполовине XVII века конница по-прежнему преобладала в московском войске, а вовторой половине то же века, по показанию Мейерберга и Рейтенфильса пехотапревышала численностью конницу и составляла лучшую часть русского войска.
В Москвекараулы держали стрельцы. Кроме них, Невиль упоминает об отряде, которыйсоставлялся из московских горожан и в мирное время употреблялся для той жецели. Стрельцы имели характер пешего войска, остальная пехота собиралась тольков военное время.
У Мейерберганаходим неопределенные известия о солдатах: он говорит, что в случае нужды царьмог собрать какое угодно число пеших ратников, которые сбегаются на звукбарабана в надежде поживиться во время похода богатою добычей; в отличие отстрельцов, их называют солдатами; они распределяются на полки, под командойиностранных офицеров. На хорошее жалование привлекало иностранцев на русскуюслужбу, и в XVII веке число иностранных офицеров в русском войске увеличивалосьв значительной степени.
Рейтанские исолдатские полки набирались из охочих людей, без поместных или мало поместныхдворян, из детей боярских, а также из крестьян по всему государству. Имикомандовали преимущественно иностранцы.
Рейтенфиль суверяет, что эти полки могли равняться с лучшими войсками Европы Петрей оставилописание осмотра, который производился собравшимися соратниками передвыступлением в поход: воеводы собираются вместе и садятся в избе у окон или в шатрахи вызывают к себе один полк за другим. При них стоит дьяк со списком в руках,по которому он вызывает по имени каждого ратника; ратник должен выступитьвперед и показаться воеводам. Если какого — то ратника не оказалось на месте,дьяк ставил в списке против его имени отметку для дальнейших распоряжений.Неявка не службу преследовалась строго. Смотр повторялся и во время походакаждую неделю Михалон говорит, что московитяне каждую весну получают изнагайской орды по несколько тысяч лошадей годных для войны, платя за этоодеждой и другими дешевыми вещами. Седла делались так, что всадники беззатруднения могли поворачиваться на них и стрелять во все стороны. Шпоры были унемногих, большая часть употребляли нагайки, которые вешали на мизинце правойруки; поводья и узы были двойные, с отверстием в конце, которые они надевали напалец правой руки, чтобы можно было, не выпуская его, пользоваться луком.Одежда и их телесное убранство были у всех одинаковы; кафтаны они носилидлинные, без складок, с очень узкими рукавами, почти на венгерский лад; сапогиони носили красные и очень короткие, так что они не доходили до колен, аподошвы были подбиты у них железными гвоздиками. Рубашки почти у всех былиразукрашены у шеи разными цветами; застегивают их либо ожерельем, либосеребряными цветами, к которым для украшения добавляют жемчуг. Ониподпоясываются не по животу, а по бедрам, и даже опускают пояс до паха, чтобыживот выдавался больше.
Гербейштенговорит, что великий князь Василий имеет литейщиков из немцев и итальянцев,которые, кроме пушек, льют железные ядра, подобные тем, какие употребляются наЗападе, но что русские не умеют употреблять пушки в сражении, потому чтоглавное у них – быстрота движений. Но в конце XVI века Гваньини уже говорит,что русские в его времена очень часто и очень искусно действовали пушками,выучившись этому у каких- то беглых итальянцев, немцев и литовцев. Полагают,говорит Флетчер, что ни один из христианских государей не имеет такого хорошегозапаса военных снарядов, как русский царь, чему отчасти может служитьдоказательством оружейная палата в Москве[36].
Относительнопродовольствия войска во время похода Флетчер говорит, что царь никому ничегоне отпускает, кроме иногда некоторого количества хлеба, и то на деньги служивыхже людей; поэтому каждый, идя в поход, должен иметь при себе провианта начетыре месяца, а в случае недостатка может приказать перевести его к себе влагерь из своего имения. Русскому войску, прибавляет тот же иностранец, многопомогает то, что каждый русский в отношении жилища и пищи с детства готовитсябыть воином.
Иностранцы судивлением говорят о терпении и неприхотливости простого московского ратника вовремя лагерной жизни. Довольствовались очень скудными средствами, имея лук ичеснок, московский ратник легко обходился без остальных приправ. Пришедший вместность, где этого нет, этот житель снегов, этот темный и пренебрегаемыйсармат, по выражению Климента, разводит себе небольшой огонь, наливает воды вгоршок, кладет туда ложку муки или крупы, добавляет соли и, сварив,довольствуется этим наравне с прислугой; последняя, впрочем, когда господин внужде, голодает дня по два и по три. Нередко месяца по два терпят такую нуждувсадник и лошадь и, однако же, сохраняет прежнюю силу и бодрость.
Гербейштейнговорит в своих записках: «Пожалуй, кое-кому покажется удивительным, что онисодержат себя и своих людей на столь скудное жалование и при том столь долгоевремя. Поэтому стоит сказать об их бережливости и воздержанности».
Петрейописывает порядок наступления московских полков из лагеря, из чего можноотчасти видеть их ратный строй, каким был он в начале XVII века: за передовымиполком идет большой, со множеством трубачей и литаврщиков, которые бьют влитавры и трубят в трубы.
Эта музыканаводила тоску на иностранцев; по словам Корба, она скорее могла навеятьуныние, нежели возбудить воинственное одушевление.
«Если бырусский ратник, говорит Флетчер, с такою же твердостью исполнял те или другиепредприятия, с какой он переносит нужду и труд, им столько же был приспособлени навычен к войне, сколько равнодушен к своему помещению и к пище, то далекопревзошел бы наших солдат, тогда как теперь много уступает им в храбрости и всамом исполнении военных обязанностей».
Такойнелестный переход делает иностранец от удивления перед суровостью и терпением,которым московский ратник переносил неудобство и лишения всякого рода, к еговоенному. Контарини замечает, что у московского государя довольно разных людей,большею частью они никуда не годны. Некоторые иностранцы удивляются физическойсиле московских ратников; Гванини советует осторожно схватываться с ними всражении, чтоб не попасть к ним в руки, из которых, благодаря их необыкновеннокрепким мускулам, трудно вырваться. Московитянин, говорит Гванини, один безвсякого оружия смело выходит на дикого медведя и, схватив его за уши, таскаетдо тех пор, пока тот в изнеможении не повалится на землю.
Михалонговорит, что московитяне превосходят литовцев деятельностью и храбростью; у нихне было так же недостатка в преданности к своему делу в особенности ксамопожертвованию.
По сознаниюсамих иностранцев московское государство, благодаря своей артиллерии, какая быона не была, стояла в военном отношении гораздо выше восточных своих соседей.
Вот какописывает военную тактику русских Гербершейн: «При первом столкновении онинападают на врага весьма храбро, но долго не выдерживают, как бы придерживаясьправила «бегите или побежим мы». Города они редко захватывают штурмом и послесильного натиска; у них более в обычае принуждать людей к сдаче продолжительнойосадой, голодом или изменой.
Готовясьвступить в сражение, они возлагают более надежды на численность, на то, скольбольшим войском они нападут на врага (а не на силу воинов и на возможно лучшеепостроение войска); они удачнее сражаются в дальнем бою, чем в ближнем, апотому стараются обойти врага и напасть на него с тыла».
В мирноевремя жалование служивым людям выдавалось в Москве и в областных городах, посвидетельству Петрея в два срока: на пасху и на Михайлов день.
Заключение/>
Если бы не Китай, то небыло бы «русских рубах» с расшитым воротом, расписных лаковых шкатулок «Палех»и маниакальной любви русских к чаю. Без татар не было бы системы русскойгосударственности, «русских шапок», крепких ругательств, сапог, ямщиков, кнута,«русской тройки» и многого другого. Без нежной привязанности русского царя о кголландской керамике не было бы веселой бело-синей «гжели», а без Японии небыло бы знаменитых «русских матрешек». Без Ближнего Востока в России не имелосьбы «русского самовара». Форма православного христианства, письменность,культовая архитектура, оригинальная живопись и двуглавый орел в качестве гербапришли в Россию из Византийского Запада. А вся современная цивилизация России — материальная, технологическая, правовая и некоторые элементы духовной культуры- развивались в тесном контакте (во многом и под влиянием) западноевропейскойкультуры.
Все эти примеры открытостик чужим культурам говорят не только о толерантности, сколько о гибкости,деловом практицизме и переимчивости русских, которые умели быстро схватывать налету и преобразовывать себе во благо все, что может принести практическуюпользу. Под влиянием контактов с иностранцами обогатилась русская материальнаякультура, и философия, и язык. Если быть точным, во всем этом сказалисьсмекалка, практичность и жесткий материальный расчет.
Русские всегда былиоткрыты пришельцам, состав которых исторически менялся. «Немец» буквальнопо-русски — это «немой человек», не способный ничего выразить или быть понятым.«Немцами» могли тогда называть и поляков, и голландцев, и французов, и все оничувствовали себя в России тогда неплохо. Ганноверские аристократы, недоучившиесябурши, ремесленники, профессора и разорившиеся купцы добирались до Петербурга,чтобы «поправить дела», а затем вернуться на родину или остаться в этой дикой,но богатой стране. 200 лет тому назад Германия, например, была раздроблена иперенаселена, а в России — огромные пространства, богатство и расточительностьаристократов, покорность и радушие народа. Это помогало укорениться любомучужеземцу. Как для всех «немцев» (иностранцев) русские были дикими варварами,жившими по непонятным законам, так и для русских они сами были полусказочнымиперсонажами, к которым проявлялось сложное отношение: и любопытство, инеприязнь. Немцы редко смешивались с русскими, селились в отдельной «слободе» — например, на Кукуе в Москве.
Отношение русских киноземцам интересно проследить по русской литературе, «густо заселенной»иностранцами. Показательно, что русские писатели изображали их, как правило, всатирическом ключе, в широком диапазоне: от явных злодеев до вроде бысимпатичных людей, но в той или иной степени «испорченных» западнойцивилизацией. В русской литературе очень трудно найти целиком позитивный образиностранца. И дело здесь не в том, что русские литераторы поголовно былинационалистами, но в самой функции образа иностранца в русской литературе. Онибыли интересны как литературный прием, который привлекает внимание к проблемамрусского народа, дает возможность увидеть самих себя, русских, как бы состороны, сопоставить национальные менталитета, разные культуры. Русскиеписатели изображали, главным образом, немцев, французов и англичан с их особыминациональными чертами. Нетрудно заметить, что именно эти народы оказали самоебольшое влияние на русскую культуру.
Наиболее часто влитературе встречались немцы. Начиная с Пушкина, они традиционно изображалисьлюдьми, для которых очень важен экономический расчет, «благоразумие», любовь ктеоретизированию, самоуверенность. Их чрезмерная опора на разум, на«арифметическое» сознание при столкновении с русской действительностью частоставит их в нелепые положения, и даже служит причиной краха или гибели. Галереянемецких образов в русской литературе может обескуражить своим сатирическимотношением к ним.
При всем том иностранцына протяжении всей истории России успешно интегрировались в российскоедворянство. В высшем свете голубая кровь так смешивалась, что, например, ФеликсЮсупов, знаменитый убийца Распутина, по одной линии приходился праправнукомкоролю Пруссии, а по другой — был потомком монгольского военачальника. Чтобыубедиться, до какой степени на Руси был силен прилив иноземцев и как ониуспешно адаптировались в стране, достаточно посмотреть родословные коренногорусского дворянства в «Бархатной книге», которая до революции хранилась вДепартаменте герольдии при Сенате России. Так вот почти все древнее русское дворянствоведет происхождение от иноземцев, которые в разное время приезжали сюда наслужбу к князьям или к царю.
Приведемнесколько примеров происхождения русских дворян:
Изангличан: Хомутовы (от Гамильтонов), Бурнашевы (от Бернсов), Фомицины (отанглийского врача Фомы), Бестужевы и Бестужевы-Рюмины;
Извенгров: Блудовы, Батурины (от Батугердов), Колачевы (от Калаш);
Изтатар: Ермоловы (от татарского мурзы Арслана — Ермола), Давыдовы, Черкасские(от султана Игнала), Урусовы (от татарского начальника Едигея), Растопчины,Бибиковы (от Би-бека), Мухановы (от рода Му-ханов), Дашковы, Уваровы,Апраксины, Державины (от Багрима), Мордвиновы, Арсеньевы, Карамзины (отКара-мурза) и др.;
Изполяков: Чернышевы, Сапега, Потемкины (от шляхтичей Петемнских), Бунины (от Буниковских),Ланские, Грибоедовы (от Гржибовского), Баратынские, Гоголь (от польскогошляхтича Яновского, принявшего малороссийскую фамилию Гоголь);
Изпруссаков: Шереметевы, Салтыковы, Морозовы;
Излитовцев: Голицины (от Голицы), Меньшиковы, Трубецкие, Куракины (от Кураки),Нелидовы, Валуевы (от Воловичей), Глинские (потомки татарского военачальникаМамая), Лихачевы (от Лиховичи) и др.;
Изнемцев: Хвостовы (от немца Бассавола), Беклемишевы, Орловы, Левшины (отЛевенштейн), Марковы (от Гудрет-Маркт), Гороховы (от Гаррах), Поганковы (отПегенкампф), Востоковы (от Остенек), Толстые, Бозодавлевы (от Кос-фон-Дален),Левашовы, Мятлевы, Неплюевы, Протопоповы, Пушкины (от немца Радши),Васильчиковы (от Индриса) и многие др.
Изшведов: Хрулевы, Новосильцевы (от Шалая), Суворовы, Сумароковы;
Изитальянцев: Нащокины, Чичерины (от Ciceri), Кашкины (от Кассини — итальянскихгреков), Панины, Колошины (от Колоннов — от них идет и название городаКоломна);
Прочие: Брюс — шотландец, Воронцов — потомок варяга Африкана,Шафиров — еврей, Фон-Визин — от взятого в плен при Иване Грозном ливонскогорыцаря, Лермонтовы — от выехавшего из Польши шотландца Лерманта.
Список использованных источников
1.Акты исторические собранные и изданные археографической комиссиею. Т. 3, 4. — СПб., 1841, 1842.
2.Акты исторические собранные и изданные археографической комиссиею. Дополнения.Т. 5. — СПб., 1853.
3.Акты Московского государства изданные имп. АН. Т. 2. — СПб.,1894.
4.Акты собранные в библиотеках и архивах Российской империи археографическойэкспедицией) имп. АН. Т. 1.3. — СПб., 1836.
5.Аделунг Ф. Критико-литературное обозрение сочинений путешественников по Россиидо 1700 г. Ч. II. — М., 1884.
6.Аделунг Ф. Критико-литературное обозрение сочинений путешественников по Россиидо 1700 г. Ч. II. — М., 1884.
7.Айрманн. Записки о Прибалтике и Московии 1666-1670 гг. // Исторические запискиАН. — 1945. — № 17.
8.Алеппский П. Путешествие Антиохийского патриарха Макария в Россию в половине XVII века. Вып. 1-4. — М.,1896-1898.
9.Андреевский И. О правах иностранцев в России до вступления Иоанна III на престол Великогокняжества московского. — СПб., 1854.
10.Афанасьев А.Н. Народные русские сказки. Т. 2. М.,1897.
11.Буссов К. Смутное состояние Русского государства в годы правления царей — ФедораИвановича, Бориса Годунова и, в особенности, Димириев и Василия Шуйского, атакже избранного затем, принца королевства Польского Владислава от 1584 до1613, год за годом // Иностранцы о древней Москве. — М. — 1991.
12.Базилевич К.В. Новоторговый устав 1667 г. (К вопросу о его источниках) //Известия АН СССР VII серия. Отд. Общественных наук. — 1932. — №7.
13.Базилевич К.В. Коллективные челобитья торговых людей и борьба за русский рынокв первой половине XVII в. // Известия АН СССР. VII серия. Отд. обществ, наук. — 1932. — № 2.
14.Белов М.И. Нидерландский резидент в Москве барон Иоган Келлер и его письма. — Л., 1947 (Канд. дис. На правах рукописи).
15.Бессмертный Ю. Л. Историческая антропология сегодня: французский опыт ироссийская историографическая ситуация // Историческая антропология: место всистеме социальных наук, источники и методы интерпретации. — М, 1998.
16.Биргегорд У. Новгородские страницы дневника Ю.С. Спарвенфельда // Новгородскийисторический сборник. — 1997. — Вып. 6 (16).
17.Андреевский И. О правах иностранцев в России до вступления Иоанна III на престол Великогокняжества московского. — СПб., 1854.
18.Афанасьев А.Н. Народные русские сказки. Т. 2. М.,1897.
19.Базилевич К.В. Новоторговый устав 1667 г. (К вопросу о его источниках) //Известия АН СССР VII серия. Отд. Общественных наук. — 1932. — №7.
20.Базилевич К. В. Коллективные челобитья торговых людей и борьба за русский рынокв первой половине XVII в. // Известия АН СССР. VII серия. Отд. обществ, наук. — 1932. — № 2.
21.Биргегорд У. Новгородские страницы дневника Ю.С. Спарвен-фельда // Новгородскийисторический сборник. — 1997. — Вып. 6 (16).
22.Бобровский П.О. История 13-го лейб-гренадерского Эриванскогое. в. полка. Ч. 1.- СПб., 1892.
23.Богоявленский С.К. Московская немецкая слобода // Известия АН СССР. Серияфилософии и истории. — 1947. — Т. IV. — № 3.
24.Бородин А.В. Иноземцы — ратные люди на службе в Московском государстве //Вестник имп. общества ревнителей истории. — 1915. — Вып. 2.
25.Булычев А.А. О публикации постановлений церковного собора 1620 г. в мирском ииноческом Требниках (М., 1639) // Герменевтика Древнерусской литературы (XVI — нач. XVIII вв.). Сб. 2. — М., 1989.
26.Бычкова М.Е. О сословной структуре класса феодалов России в XVII в. // Социальная структураи классовая борьба в России XVI-XVII вв. – М, 1988.
27.Вершинина Н.Г. Иноземцы и иноземные слободы в Москве. — М., 1948 (Канд. дис. Направах рукописи).
28.Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. — Киев, 1905.
29.Голубцов А. Прения о вере вызванныя делом королевича Вальдемара и царевны ИриныМихайловны. — М., 1891.
30.Демкин А.В. Коллективная челобитная русских купцов 50-60-х гг. XVII века // Исследования поисточниковедению истории России (до 1917 г.) — 1997.
31.Джинчарадзе В.3. Борьба с иностранным шпионажем в России в XVII веке // Историческиезаписки АН СССР. — 1952. — № 39.
32.Еврейская энциклопедия. Т. 1, 5. — СПб., 1908, 1910.
33.Забелин И.Е. Домашний быт русских царей в XVI и XVII вв. // Забелин И.Е.Домашний быт русского народа в XVI и XVII вв. Т. 1. — М., 1895.
34.Звягинцев Е. Слободы иностранцев в Москве XVII в. // Историческийжурнал. — 1944. — № 2-3.
35.Зезюлинский Н. Иноземцы в русской армии при царе Михаиле Федоровиче, АлексееМихайловиче и Петре I Алексеевиче // Журнал имп. русского военно-историческогообщества. — 1913. — Кн. 2.
36.История дореволюционной России в дневниках и воспоминаниях. / Ред. П.А.Зайончковский. Т. 1. — М., 1976.
37.Кантор А.М. Отношение русских горожан вт. пол. XVII века к Западу // ДревняяРусь и Запад. Научная конференция. Книга резюме. — М., 1996.
38.Богоявленский С.К. Московская немецкая слобода // Известия АН СССР. Серияфилософии и истории. — 1947. — Т. IV. — № 3.
39.Бородин А.В. Иноземцы — ратные люди на службе в Московском государстве //Вестник имп. общества ревнителей истории. — 1915. — Вып. 2.
40.Брикнер А.Г. Патрик Гордон и его дневник. — СПб., 1878.
41. Таратоненков Г.Я.История России с древнейших времен до второй половины XIX века. — М., 1998.