Афины под владычеством турок и разрушениеПарфенона
Послепадения Константинополя и покорения Греции Могаметом II, — что, в сущности, было гибелью античного мира в Европе, —враждебные отношения Востока и Запада приняли наиболее ужасающую форму, какуюони когда-либо имели в истории.
Современныйвосточный вопрос выступил впервые в виде удручающего факта, а именно в видепреобладания Восточной Европы; это преобладание покоилось на военном могуществемагометанского народа, который не проносился ураганом над побежденными землями,подобно монголам, но обладал в высокой степени способностью сплотиться вбольшое, долговечное политическое целое. На развалинах Византийской империи ина могилах некогда процветавших культурных народов турецкий султан основалобширную магометанскую монархию. Возникнув вследствие завоевания и черпаяжизнеспособность лишь в непрестанных войнах, она необходимо должна быласледовать постоянному стремлению на Запад. Не только политическому строюЕвропы, но всему христианскому миру и западноевропейскому просвещению грозилакрайняя опасность. Перворазрядное военное могущество давало Константинополювозможность захватить владычество над тремя частями света; воспрепятствоватьэтому стало с этих пор важнейшей задачей христианского Запада. Практический векоказался неспособным к религиозному энтузиазму крестовых походов; последниемогли лишь обратиться в простые войны с турками, но состояние моральноразложившейся римской церкви и государств европейского Запада, потерявшегоспособность воодушевляться высокими решениями и раздираемого династическимираспрями, не давало сплотиться необходимым для такой борьбы союзам держав.
Папепервому, как главе христианской республики, приходилось считаться с громаднымиопасностями, какими грозило церкви падение Константинополя. Многовековые усилияримской курии подчинить своему влиянию эллинский Восток заканчивались этойкатастрофой; но полумесяц мог быть перенесен еще далее, в сердце Европы, всамую Италию. Отчаянное положение папства перед лицом восточного или турецкоговопроса нашло себе выражение в трех моментах в жизни папы Пия II: во-первых, вего горячем увещании, обращенном к султану Могамету, принять христианство иправить Восточной империей в качестве законного преемника Константина;во-вторых, в его бесплодном мантуанском конгрессе, и в-третьих, в его смерти вАнконе, запечатленной тоскливым разочарованием в том, что было целью его жизни— в крестовом походе для освобождения Греции.
Смомента падения Эллады история греков раздваивается: одна половина идет в ихпорабощенном отечестве, другая — в изгнании. Подобно евреям после паденияИерусалима, они стали массами выселяться в чужие страны. Запад принимал ихгостеприимно; их военные служили в европейских войсках в качестве страдиотов.Их духовная аристократия находила убежище в столицах, в учебных заведенияхИталии, снова перенося сюда греческую литературу. Подобно своим предкам вДревнем Риме, эти скитающиеся греки положили в образованном обществе Западаначало новой эпохе филэллинизма, который впоследствии был одним из важнейшихнравственных стимулов освобождения Греции. Трудами Виссариона, Халкокондилы,Ласкариса, Аргиропуло, Газы и других созданы были в Италии великие рассадникиновейшей образованности Европы. Влияние эллинской литературы на духовную жизньЗапада несомненно, но оно относится к более позднему времени и далеко не былоглубоко, как утверждают современные греки. Источники итальянского гуманизма ивсего духовного переворота Запада не были заимствованы извне; они коренились влатинской литературе и в работе мысли, совершавшейся в Западной церкви и школе.Данте, Петрарка и Боккаччо обязаны своим величием не мимолетномусоприкосновению с эллинизмом, а Помпоний Лет не знал ни слова по-гречески. Обавеликих культурных мира, эллинский и латинский, были слишком отдалены друг отдруга многовековым отчуждением, чтобы их воссоединение совершилось так легко искоро.
Покав Европе совершался трудный процесс усвоения античной науки, иго турецкоговарварства тяготело над превращенной в пустыню Грецией. Если истребление алчныхархонтских родов османами являлось в данный момент скорее благодеянием, чемпотерей для эллинского народа, то он вместе с этим исчезновением высшихклассов, с выселением за границу всего сильного и интеллигентного лишался всехэлементов, питающих национальное самосознание. В нивелированной Греции осталасьлишь однообразная масса рабов.
Ноблагодаря мечу янычар она была хоть избавлена от анархии. Освобождениенесчастной страны от ее крупных и мелких тиранов было для нее истинным возрождением.В продолжение многих веков она была жертвой разбойничьих набегов, династическихраздоров и войн, истерзавших ее до такой степени, что покой могилы онапредпочитала этим мучениям. К тому же правление турок оказалось менее тяжелым,чем ожидали эллины. Магометанское завоевание не повлекло за собой появления встране азиатских орд. Новая монархия преемников Османа, зародышем которой былкочевой шатер на берегах Оксуса, достойна удивления уже потому, что онапокоилась не на грубой силе большого племени, но на династии великих государей,на военной касте, на заимствованной у сельджуков военно-феодальной системе и,наконец, на религиозном кодексе. Базисом страшного турецкого могущества было,во-первых, как и в Риме при самодержавных цезарях, слияние государства сдворцом владыки, все подданные которого являлись его рабами, и во-вторых,организация постоянного войска янычар.
Овладевнаследием первого и последнего из Константинов, султан подчинил разнообразныепровинции однообразному управлению пашей или наместников, которые собирали даньи посредством строгости и жестокости приучали презренную райю к покорности. Нодаже самый беспощадный тиран, не имея возможности стереть с лица землипорабощенные народы, вынужден предоставить им некоторые права, с которыми — какс собственностью, семьей, общественным строем и религией — неразрывно связаносуществование личности и народа. Туркам приходилось тем более щадить эллинов,что последние представляли собой целый народ античной культуры, превосходившийих численностью. Правда, греки были лишены всех политических прав; ихгосударство исчезло. Но общины остались. Султан считался хозяином всякойземельной собственности, и повсюду лучшие поместья перешли к турецкому военномудворянству, тимориотам; но грекам, для которых военная служба была недоступна,оставались — вместе с земельными владениями — еще море и связанный с нимпромысел — торговля.
Городав Элладе сохранили остатки самоуправления, народ — свободу культа, церковь —свое исконное устройство.
Нев пример латинским завоевателям и папе, Могамет II и его наследники нестарались уничтожить греческую национальную церковь. Султаны были веротерпимы;они весьма дальновидно покровительствовали патриарху и духовенству, чтобыудержать их от религиозного сближения с Римом и в то же время добиться при ихсодействии рабской покорности греков. Однако религия Мога-мета в Малой Азии,славянских странах Балканского полуострова и Албании приобретала массыпрозелитов, страхом и корыстью побуждаемых переменить религию.
Турецкоегосударство продолжало в Константинополе с меньшими усилиями и меньшим успехомтот же процесс денационализации, над которым трудилась Византия. Турциястаралась обратить христиан в магометан. Целые племена в Эпире отпадали отправославной церкви. Несколько позже немало греков на Крите и Эвбее принялиислам. В Византии можно было видеть в качестве ренегата даже одного изпоследних Палеологов — Мануила. Но лишь незначительная часть греков в древнейЭлладе последовала этому позорному примеру. Стремления турецкого правительстваобратить эллинов в ислам были безуспешны; вместе с христианством сохранилась,благодаря усилиям церкви, и народность. Существование греческого народа былоспасено благодаря неустранимой пропасти расы, веры и нравов. Сохранилсягреческий язык. Можно даже утверждать, что турецкое завоевание способствовалоэтому, положив конец романизации новогреческого языка.
Чтокасается Афин, то ангел-хранитель и в это время не покидал славного города.Могамет II не пытался заселять их новыми поселенцами, как опустевшую Византию.Акрополь был занят турецким гарнизоном, но в нижнем городе и теперь ивпоследствии число турок было настолько незначительно, что из них так и необразовалось наряду с афинянами известного слоя зажиточных граждан. Турецкийкомендант (disdar) заведовалкрепостью, воевода (woiwod) правилгородом, кади творил суд и расправу. Наряду с этим греческие граждане сохранилимуниципальный совет геронтов, который вместе с епископом афинским представлялсобой мировой суд, решавший споры между туземцами. Подушный налог, карадж, былневысок.
Этинезначительные преимущества, в связи с бесценным благом свободы веры, заставилиновогреческих историков прийти к выводу, что положение афинян в турецкой неволебыло легче их положения под властью христиан — франков. Но это смелоеутверждение опровергается уже тем фактом, что турецкому правительству былосовершенно чуждо моральное представление о праве и законности; место правазанимал необузданный произвол деспотов. Достаточно напомнить о жестокой данимальчиками, наложенной на афинян, как и на остальных христиан, порабощенныхсултаном, чтобы охарактеризовать бесчеловечную тиранию, ставшую их уделом.
Каждыепять лет турецкие аги делали осмотр всех греческих детей, пятую часть которых,самых красивых и талантливых мальчиков, отрывали от семей и увозили в Стамбул.Здесь, в особом отделении сераля, занимавшемся воспитанием рабов, из нихвоспитывали фанатичных османов. Из этой христианской молодежи завоеванныхпровинций выходили не только янычары, но часто также лучшие слуги и выдающиесяминистры султана. Один знаменитый английский филэллин заметил с благороднымнегодованием, что в долгом унижении греческого народа нет ничего болееужасного, чем эта апатия, с которой греки подчинялись этой повинности. Внесчастных Афинах уже не нашлось Тесея, который избавил бы их от этогоМинотавра. Лишь в последней трети XVII столетия этот налог исчез навсегда.
Таквелика роль, которую играют в оценке блага отдельного человека и народасоображения материальной выгоды, что даже в суждениях об эпохе глубочайшегоунижения Афин они занимают первое место. Настало время, когда городумарафонских бойцов пришлось считать особенным отличием и большим счастьем то,что он стал вотчиной начальника черных евнухов в константинопольском серале.Могущественный кислар-ага занял место великих афинских филэллинов древности; онмилостиво снисходил к нуждам города, облегчал его тяготы и защищал его отзлоупотреблений турецких правителей. В этом извращенном и карикатурном виденашел себе выражение культ Афин при османах.
2.Вообще историк Афин и Греции во время турецкого владычества имеет перед собойзадачу столь же трудную, сколько неутешительную Он видит перед собой пустыню,где взгляд его тщетно ищет признаков жизни, на которых он мог бы остановиться.Он постоянно имеет в виду вожделенное освобождение благородной земли от неволии жадно прислушивается к каждой песне клефта и паликара, чтобы убедиться, чтомуза Эллады жива еще в своем саркофаге и что при мысли о свободе бьется ещесердце порабощенного грека. Город Афины напоминает уведенную в неволю женщину,которая погибла или исчезла без вести. Из этого летаргического сна, из этогопритупляющего равнодушия к нищете и унижению лишь изредка выводили Грециювойны, волновавшие ее моря, и так безнадежно было ее положение, что отприближения врагов ее владыки она ждала не освобождения, а ухудшения своейучасти.
Борьбус Турцией вели на суше Венгрия, Польша и Австрия, на море — Венеция. Во времяпадения Византии положение блестящей республики уже поколебалось, и вскоре всеобстоятельства сложились против нее. Ее могущество обусловливалось Грецией,колониями и торговлей с Востоком. Здесь были источники ее богатства и силы. Вее падении героизм ее был, пожалуй, еще блестящее, чем в эпоху ее возвышения вXIII столетии. Ей удалось-таки отразить турок от Адрии и защищать ПропилеиЛеванта — Ионические острова. В течение трех веков лев св. Марка охранял Европуот вторжения азиатского варварства.
Венецианцымногократно вели с султаном войны. В июле 1464 года они под предводительствомсвоего генерал-капитана вторглись даже в Афины, которые недавно, во временаАччьяйоли, были под их властью. К сожалению, их наемники опозорили честьвенецианского имени беспощадным опустошением города, на который они напали,разграбили и поспешили скрыться, не осмелившись напасть на недоступный для нихАкрополь. В том же году Спарта также была в продолжение нескольких дней занятавенецианцами. Венецианский кондотьер Сисмондо Малатаста перевез останкиПлетона, умершего здесь около 1450 года, в Ри-мини и похоронил в тамошнемзнаменитом соборе.
Венецианскиеи генуэзские колонии в Греции одна за другой переходили во власть турок. ОстровЭвбея пал после геройского сопротивления венецианцев, 12 июля 1470 года МогаметII вступил в пылающие развалины Негропонта. Так лишилась Венеция своегодостояния в Эгейском море. Через тридцать лет турки овладели также ееморейскими владениями, Модоном и Короном, затем Эгиной; в 1522 году онизавоевали принадлежавший иоан-нитам Родос, в 1540 г. Наполи ди Романиа и Монемвазию.
ПриСолимане I (1519—1560), властелине, не уступавшем в уме и силе ни одному изтогдашних государей даже в этот великий век Карла V, монархия османов достиглавысшей степени своего могущества; она обнимала юго-восток Европы, лучшие землиПередней Азии, весь север Африки от Красного моря до Алжира. Она переступилаДунай. Султан овладел половиной Венгрии и уже грозил Вене; арена борьбы междуЕвропой и Азией была перенесена с Балканского полуострова на среднее течениеДуная. Запад был в это время поглощен задачами первостепенной важности ивнутренними кризисами. Возрождение образованности, реформация устаревшейцеркви, возникновение монархии Карла V, которая вовремя противопоставила своемогущество турецкому, борьба между Испанией-Австрией и Францией за гегемонию вЕвропе — все эти события поглощали внимание Запада, отвлекая его от судьбыГреции.
Послетого как знамя пророка взвилось над Айя-Софией в Константинополе и надПарфеноном в Афинах, христианский крест засиял в Гренаде над Альгамброй. То,что магометане отняли у Европы на Востоке, было если не вполне, то хоть донекоторой степени возмещено падением владычества мавров в Испании. Открытие иколонизация Америки открыли перед человечеством новые неизмеримые перспективы;являлись надежды на новую жизнь и счастье по ту сторону океана, а открытиеморского пути в Индию отняло у старых торговых путей Средиземного моря ихисключительное значение: обстоятельство, повлекшее за собой упадок Венеции имонархии османов. Во всей всемирной истории нет момента подобного этому: здесьсливались новые, могучие жизненные силы, наполняя человечество обновленнойжизнью, разбивая тяготевшие на нем оковы династического политиканства и подымаяего от банальных мещанских идеалов к сознанию мирового единства. Устаревшееучение греков о неподвижности земли разрушено навсегда Коперником.
Можновозмущаться бессильной и бессердечной Европой XV века, которая, погрязнув вмелочном эгоизме, не сумела вовремя подняться на общую борьбу против колоссатурецкой монархии и спокойно смотрела на гибель Греции; но в XVI веке уж нельзяупрекать Запад в том, что он, считаясь с совершившимся фактом, примирился спадением Греции и почти совершенно забыл ее. Афины исчезли с горизонта Европы.Уже в 1493 году немецкий гуманист в своей хронике ограничился заметкой: «ГородАфины был славнейшим в области Аттики. От него остались лишь немногие следы».Мы видели уже, что Шедель на рисунке изобразил Афины немецким городом.
Лабордсобрал разбросанные известия западных писателей о судьбах Афин в XVI веке ипоказал, как они скудны. Жан де Вега, бывший в 1537 году на Востоке сфранцузским флотом, замечает в своих путевых записках, что в Порто Леоне,гавани афинской, он видел большого каменного льва; в самом городе он не был. Умыса Суниона он слышал от лоцмана, что над колоннами храма здесь было некогдаздание, где Аристотель преподавал философию, и что в Афинах тоже есть ещеколонны, на которых стоял зал ареопага. Вильгельм Постель, посетивший между1537 и 1549 годами Грецию, Константинополь и Малую Азию и написавший ученоесочинение об Афинской республике, кажется, не счел нужным видеть Афины. ФранцузАндре Теве, составитель космографии Востока, говорит, будто в 1550 году был вАфинах, но его рассказ об этом городе ограничивается такими пустяками: в домеодного ренегата ему случилось видеть прекрасную мраморную статую; больше вгороде нет ничего интересного. «Есть там, правда, несколько колонн и обелисков,но они понемногу обращаются в развалины; есть следы гимназий, где, по словамжителей, Платон читал лекции. Они имеют форму римского Колизея. Ныне город,некогда столь славный, населен турками, греками и евреями, которые питают малоуважения к таким замечательным древностям»
Долгоегеройское сопротивление Фамагусты, страшное падение ее и гибель Кипра, затемгигантская победа соединенных флотов Испании, Австрии и Рима подпредводительством дон Хуана Австрийского, одержанная 7 октября того же 1571года при Ле-панто, обратили вновь внимание Запада на Элладу. Нить классическогообразования, созданная Возрождением, вновь протянулась между Афинами ипросвещенной Европой. Потребность науки иметь точные сведения о судьбе славногогорода нашла себе прежде всего выражение в вопросе: вообще существуют ли ещеАфины? Этот вопрос поставил один немецкий филэллин Мартин Краус, профессорклассической литературы в Тюбингене. Он обессмертил себя этим, подобно тому,как прославил свое имя безвестный римлянин, нашедший группу Лаокоона. МартинКрузиус тоже вновь открыл Афины.
В1573 году он обратился с письмом к Феодосию Зигомале, канцлеру патриархаконстантинопольского, прося сообщить ему, правда ли, что мать всякого знания,как утверждают немецкие историки, не существует, что город Афины исчез с лицаземли, а на месте его осталось лишь несколько рыбачьих хижин. Ответпросвещенного византийца вместе с позднейшим письмом акарнанца СимеонаКабасилы, священника в том же патриархате, были первыми точными сведениями,успокоившими немецкого ученого насчет существования города; они бросили такжепервый слабый свет на состояние его памятников и растительную жизнь его народа.
Итак,в эпоху самого блестящего просвещения и гениальнейшего художественноготворчества Европы был момент, когда само существование города Афин былонеизвестнее и сомнительнее, чем в темную эпоху господства византийцев, котораянастолько окутана мраком отсутствия истории, что даже в 1835 году один немецкийученый высказал мнение, что после Юстиниана на месте Афин была в течениечетырех столетий необитаемая пустыня. Афины были завоеваны и возвращены сознаниюобразованной Европы прежде всего наукой, и это завоевание было в XVI веке оченьзатруднено турецкими войнами и опасностями путешествия в отрезанную от всегомира Аттику.
Сравнительнос изучением города Рима археология Афин запоздала века на два. Первый большойшаг от средневековых римских «Мирабилий» к настоящему описанию города былсделан еще в XV веке гуманистом Флавио Биондо; к XVI столетию относится ужемогучее развитие римской археологии. От самих афинян в этом отношении ждатьбыло, конечно, нечего. Греки на Крите и Корфу, другие ученые эллинисты,собранные Альдом Мануцием в Венеции и преподававшие в греческих гимназиях вМантуе, Падуе, Риме, в Париже, Женеве, Гейдельберге, посвящали все свои силыфилологической критике.
Вначале XVII столетия голландец Жан де Мэр своими многочисленными трудами,запечатленными железным прилежанием и поразительной начитанностью, положилоснование афинской археологии. К этой двенадцатитомной коллекции должно бытьприсоединено также сочинение, излагающее историю Афин до турецкого господства.
Какничтожно было даже в это время знакомство Запада с состоянием города,доказывает латинская книга жителя Ростока Ла-уремберга: «Точное и подробноеописание древней и новой Греции»; автор повторяет старую басню, будто от Афин,некогда прозванных столицей муз, осталось всего несколько хижин, носящихназвание Сетин. Между тем Лаурембергу была известна «Тур-когреция» Крузиуса,потому что в своем очерке истории Аттики он ссылается на письмо Кабасилы. Насвоей карте Аттики он изобразил Афины в виде круглого города, среди котороговозвышается высокая конусообразная гора, увенчанная двумя готическими башнями.
3.Только непосредственным знакомством мог быть разрушен упорно державшийся вЕвропе предрассудок, будто Афины не существуют; это была заслуга французскихиезуитов и капуцинов. Первые появились в Афинах в 1645 году; когда онипереехали отсюда в Негропонт, место их заняли новые. Капуцины купили в 1658году у турок памятник Лисикрата, так называемый фонарь Демосфена, и построилиподле него свой монастырь. Этот прелестный памятник театрального богослужениядревних афинян сделался исходным пунктом изучения топографии и древностейафинских. Французские монахи составили первые планы города. Та-ким образом, этифранцузы исполнили тот долг, которого не отдали науке их соотечественники вовремена бургундских герцогов. Французские послы в Константинополе даже посещалиАфины. Если тамошний представитель Людовика XIII Луи де Гэй (de Hayes) во времясвоего посещения в 1630 году бросил на чудный город лишь невнимательный взглядповерхностного любопытства, то пребывание в Афинах маркиза де Ноэнтеля зимой1674—1675 г. имело важные следствия. Жак Каррей срисовал для него изваянияПарфенона, а итальянец Корнелю Маньи составил отчет о путешествии. В том же 1674году еще до путешествия маркиза ученый врач Спон в Лионе издал описание Афин,составленное иезуитом Бабином, долго жившим в этом городе, для аббата Пекуаля,домочадца маркиза в Константинополе. Его сообщение из Смирны от 8 октября 1672года послужило важным толчком к более подробному изучению города. В 1675 годувышла книга Гилье (Gu-illet) о древних иновых Афинах. Этот француз не был здесь никогда, но он пользовался письмомБабина и другими сообщениями, а также получил от капуцинов план города, чтопридавало его сочинению чрезвычайную ценность. Наконец, Спон сам обратился ксамостоятельному изучению. В сопровождении одного англичанина, сэра ДжорджаВэлера, он прибыл в Афины в январе 1676 года. Его исследования положилиоснование современной науке афинской археологии.
Интересно,что путешественники этого времени уже не встречали в Афинах ни одного франка.Корнелио Маньи указывает только двух франков: французского консула Шатенье ианглийского консула Жиро, образованных людей, которые служили проводниками всемлюбознательным путешественникам. Из знатных афинских родов он называетХалкокондилов, Палеологов, Бенинцели, Лимбона, Преули и Кавалари; некоторые изэтих фамилий похожи на латинские Бенинцели были, кажется, итальянскогопроисхождения. Из их дома происходил Иоанн, ученый афинянин XVIII века.Халкокондилы принадлежали к известному в истории роду; но в народной речифамилия их изменилась в Харкондила. В стое гимназии Адриана, где была церковьтаксиархов, сохранились графитные надписи XVI столетия, где упоминаются именаЛуизы и Михаила Харкондилэ. От франкской эпохи удержались в Афинах и другиеимена, как, напр., Гулиермос, Финтерикос, Бенардес, Линардис, Неруцос (Нерио)
Втой же последней трети XVII столетия, когда ученые путешественники, французы иангличане, знакомили Запад с античными развалинами Афин, славный городнеожиданно был отнят у турок. Монархия султанов, так долго наводившая ужас наЕвропу, стала клониться к упадку. Основной принцип Корана признавал только двакласса людей, магометан и неверных, подобно тому, как для древних грековсуществовали только эллины и варвары, для евреев только приверженцы Иеговы иязычники; этот догмат, несогласимый с новыми условиями жизни, был смертнымприговором рабовладельческого государства османов. Оно обрекло себя на вечноеварварство и никогда не могло отказаться от жестокого угнетения порабощенныхнародов.
Турецкаямонархия, водворившаяся силой оружия в лучших странах в мире, не имела силысоздать из них культурное государство, какими некогда были монархия Александраи Византия. Государство азиатов осталось враждебной аномалией в Европе; оно невошло в ее строй и из невежества и религиозного фанатизма не принимало никакогоучастия в ее экономическом и духовном развитии. Турция могла быть страшнаЗападу лишь до тех пор, пока жил в османах бурный дух завоевания, питаемыйполитическими неурядицами Западной Европы и поддерживаемый военной организациейОрхана, Могамета и Солимана. Своим дальнейшим существованием Турция обязаналишь тому обстоятельству, что обладание Константинополем стало нерешимымвопросом, бесконечно важным предметом опасений и зависти христианских держав.Все их трусливые старания направлены на то, чтобы отдалить решение этоговопроса, и даже в наши дни тезка великого Александра, победоносные войскакоторого остановились в Сан-Стефано у ворот Византии, не имел возможностиразрубить своим мечом этот гордиев узел современной политики, как делал некогдаотважный дож Дандоло.
Последниезавоевания султанов были возможны только благодаря тридцатилетней войне и еепоследствиям. Проект раздела европейской Турции, принадлежавший Валленштейну,не мог быть приведен в исполнение. Христианские державы дали в 1669 годувеликому визирю Ахмеду Кеприли отнять у венецианцев остров Крит. Лишь в 1683году вместе с освобождением Вены наступила перемена: отлив Турции на юг.Султану пришлось не только отказаться от Венгрии, но и потерять Морею.Отрезанная от Средиземного моря Венецианская республика сделала в союзе с лигойдержав отчаянную попытку возвратить себе былое положение на Востоке.Освобождение Греции, неотвязная платоническая мечта всех европейских филэллинови вожделение порабощенных греков, никогда со времен падения Константинополя небыло так близко к осуществлению, как во время венециано-турецкой войны 1685 года.
Послепобеды при Патрасе афинские послы призвали генерал-капитана Франческо Морозиниосвободить их город. Флот республики вошел 21 сентября 1687 года в Пирейскуюгавань. Кенигсмарк осадил Акрополь, 26 сентября, по несчастной случайности,бомба разрушила половину Парфенона, устоявшего перед двухтысячелетними бурями.Турецкий гарнизон крепости сдался и вместе с 2500 магометанских жителей городаудалился в Малую Азию. Но афиняне упивались свободой лишь до 9 апреля 1688года, когда Морозини, только что назначенный дожем, отказался от Афин, где небыло возможности держаться. Он хотел увезти с собой в качестве трофея кариатидызападного фронтона Парфенона, но при отделении их случилось несчастье: фигураНептуна, колесница победы с обоими конями и другие мраморные изваяния упали иразбились вдребезги. Морозини довез в целости только афинских львов, которые досих пор стоят в Венеции перед арсеналом.
Этипамятники неудачного освобождения Греции и расхищения художественных сокровищАфин — прекрасная параллель к памятникам разграбления Константинополя в 1204году, бронзовым коням над порталом Сан-Марко. Надежды афинян рушились, и импришлось искать спасения от ярости возвращавшихся турок на венецианскихкораблях, которые перевозили их на Саламин, Эги-ну и Циклады, завоеванныереспубликой. В течение трех лет город оставался совершенно безлюдным, покасултан по ходатайству византийского патриарха не дал в 1690 году афинянамамнистию, разрешив им возвратиться в сожженный и полуразрушенный род-ной город.
ПоКарловицкому мирному договору 26 января 1699 года республика получила Морею; ноона не имела возможности долго держаться на полуострове. Европейские событияначала XVIII века дали новую отсрочку и даже неожиданный перевес разложившейся,но все еще сильной Турции. Победитель Петра Великого Ахмед III снова отнял в1715 году Морею у венецианцев; несмотря на победы принца Евгения, вынудившиеего сделать большие уступки Австрии, 21 июля 1718 г. султан получил по Пассаровицкому мирному договору Пелопоннес. Этим договором грекамобеспечена была личная свобода.
Временноепребывание венецианцев в Афинах нанесло древностям города невозместимый ущерб иповергло народ в новые бедствия. Лишь науке поход Морозини принес кое-какуюпользу. Венецианские инженеры Вернеда и Сан Феличе составили более точный планАкрополя и города, опубликованный в книге Фанел-ли «Atene Attica». Здесь онкоснулся в немногих чертах эпохи франкских герцогов.
СудьбыГреции во время владычества франков получили некоторое освещение еще в 1657году в «Истории Константинопольского царства при французских королях»,бессмертного Дю-Кан-жа, положившего основание всем нашим познаниям осредневековой Византии. Удивительно, что вслед затем французы надолгоотказались от этой области исследования, особенно от изучения Афин, надолгоуступив ее другим народам, прежде всего англичанам. Со времен Бэкингема и Аронделя в Англии увлечение собиранием греческих древностей стало всеобщим; еще вначале нашего века эта страсть нашла себе выражение в расхищениях Эль-джина.Богатые лорды посылали в Грецию и на Восток агентов или сами предпринимали тудапутешествия, как, например, лорд Клэрмонт, для которого Ричард Дальтон в 1749году срисовывал афинские памятники и изваяния.
Плодомусилий даровитых художников Стюарта и Реветта, с 1751 г. занимавшихся изучением города, был их замечательный труд «Афинские древности». Сюда надоприсоединить также исследования, совершенные по почину основанного в 1734 годув Лондоне кружка дилетантов и собранные в 1776 г. в «Путешествиях по Греции» Чендлера. Труды английских ученых продолжаются и в XIX веке.Греция, окружившая имя Байрона культом благодарности, не сможет забыть такскоро заслуги также таких людей, как Мартин Лик и Джордж Финлей.
Такпробудилась в человечестве любовь к Афинам благодаря науке, ставшей могучейсилой. Перед глазами всех людей, чутких ко всему высокому и прекрасному, онараскрыла чудную картину былого великолепия города, которому мир обязан самымитонкими сторонами своего просвещения. Образованные страны пережили как бывторое возрождение эллинизма, ставшее зарей действительного освобожденияГреции.
4.Но много еще времени прошло с возвращения рассеянных по миру афинян на родину в1690 году, пока пробил желанный час освобождения. Население города сократилосьдо восьми-девяти тысяч душ, но, по свидетельству новогреческих историков, городстал понемногу оправляться и принимал деятельное участие в духовном возрожденииэллинов.
Ксчастью, Афин не коснулись бури, вызванные в 1770 году попыткой Россииосвободить Морею, когда албанцы, призванные турками, бесчеловечно опустошилиЭлладу и Пелопоннес. Со времен Екатерины II получает веское значение в мировойполитике и становится в определенные отношения к восточному вопросу монархияПетра Великого, вновь возникший колосс византийского цезаризма в славянскойформе. Отныне восточный вопрос не может быть решен без участия России. Всенадежды эллинов обратились к этой державе, смертельной ненавистнице Турции и естественнойзащитнице греческой национальности уже по общности религии. В этой войне Россияприобрела некоторые части Крыма и право свободного плавания по турецким морям,но по Ку-чук-Кайнарджийскому миру 1774 года она оставила греков под игомтурецкой неволи. Однако иго это стало несколько легче по мере того, как Турцияослабевала. Греки богатели от прибыльной торговли; паруса торговых судов,принадлежащих греческим городам, покрывали Средиземное море.
КXVIII веку относится пробуждение национального духа Греции. Многочисленныешколы в стране и за границей поддерживали сознание ее единства. В 1812 году всамих Афинах возникло патриотическое общество любителей муз, дозволенноетурками, не понимавшими его значения. Таким образом афиняне, сами того непредполагая, опровергли представление Бетховена, в «Афинских развалинах»которого, написанных в том же году, Минерва, пробудившись от двухтысячелетнегосна, с ужасом бежит из угнетенного турками города и находит разбежавшихся муз вВенгрии, Германии и Галлии.
Либеральныеидеи, порожденные американской войной за независимость и французскойреволюцией, переворот, совершенный в устаревшем деспотическом строе ЕвропыНаполеоном, национальное движение среди порабощенных этим победителем ивключенных в состав его гигантской монархии народов и, наконец, деятельностьтайного патриотического общества Гетерии — таковы были моменты, подготовившиегреческое восстание 1821 года.
Какоговзгляда ни придерживаться относительно неизбежного воздействия долговременногорабства на нравственный характер угнетенного народа, необходимо, однако,признать, что война эллинов за освобождение явила изумленному миру зрелищеистинного героизма. Жертвами и подвигами великой любви к родине, напомнившейпатриотизм древних эллинов в борьбе против персов, греки завоевали уважениеЕвропы и право продолжать историю Эллады в качестве свободного народа.
Вовремя этой ожесточенной борьбы счастливая звезда по-прежнему хранила Афины,хотя именно теперь пришлось городу подвергнуться опасности совсем исчезнуть с лицаземли. 10 июня 1822 года восставшие афиняне заставили турок сдаться. 366 летпрошло с тех пор, как крепость Кекропса была в последний раз в руках греков. Нов роковом 1827 году, после падения Миссолунги, турки возвратились, и греческийгарнизон сдался им 5 июня. Афины были в это время так же пустынны, как послеухода венецианцев с Морозини. Когда затем кровожадный египтянин Ибрагим-пашабыл принужден европейскими державами очистить опустошенную Грецию, и изгнанныеафиняне стали с 1830 года понемногу возвращаться в родной город, он был почтисовершенно уничтожен. Лишь 31 марта 1833 года турецкий гарнизон навсегдапокинул Акрополь.
Досих пор (1886) в Афинах живы люди, бывшие свидетелями этого историческогособытия. Вид Пропилеев, сохранившихся еще до их времени в форме замкаАччьяйоли, мог заставить их или другого знакомого с историей грека представитьсебе в этот момент удаление последнего франкского герцога из Акрополя, сравнивего с последним выступлением турок, и провести параллель между тем и другим иноземнымигом. В 1833 году, когда афиняне получили от магометан свой родной город в видекучи развалин, их приговор был бы, конечно, на стороне франков. Впоследствииэтот взгляд изменился.
Инедовольство современных эллинов тем, что родине их суждено было два разапережить чужестранное владычество, и желание изгладить всякую память об этомвполне понятны. Но и франкское и турецкое господство суть моменты историческойжизни Греции, которые невозможно исключить из ее истории и уничтожить, какфранкскую башню, замок Аччьяйоли и минарет на Акрополе.
Ниодин вдумчивый историк не признает за политическими созданиями франков в Элладебольшого культурного значения, но он найдет также, что современные грекиглубоко неправы, видя в латинянах только тиранов. Они забывают, что франкивернули Афины и Элладу к исторической жизни и в известной степениспособствовали их благосостоянию; быть может, Греция обязана им тем, что несделалась провинцией какой-нибудь монархии варваров — болгар или албанцев. Вовсяком случае, они восстановили ее сношения и связи с Западом, и потомусредневековое господство французов и итальянцев над Грецией должно считаться,по крайней мере, одним из моментов, обусловивших приобщение эллинов кевропейской культуре.
Несомненно,что франки раздробили Грецию и ослабили обще-эллинское национальное сознание.Поэтому нельзя не согласиться с мнением новогреков, утверждающих, что,наоборот, турецкое владычество, несмотря на тягость, сопровождалосьположительной стороной для эллинов. Ибо лишь оно возвратило им единство, хотяэто было лишь единство рабства, и тем положило основание их позднейшемунациональному возрождению.
Вотпочему новогреческие историки смотрят с меньшей ненавистью на турецкие времена,чем на эпоху латинян. Между тем как последние, близкие им по происхождению,религии и образованию, действовали разлагающим образом на внутреннюю жизнь ихобщества и церкви, эллинов со стороны азиатов постигла лишь обычная печальнаяучасть бессильных народов — ничего, кроме заурядного рабства. Если бы османы,подобно арабам в Испании, оставили в Греции памятники своеобразного восточногопросвещения, они обогатили бы историю Греции еще одной привлекательной картинойкультурного уклада, и турецкая эпоха нашла бы сочувствующих ей историков, какнашли таковых мавры в современной Испании. Но этот грубый, неспособный квысшему развитию народ не оставил в Элладе иных воспоминаний, кроме памяти оего жестоком гнете, и самый мягкий приговор о турках, как владыках Греции, вовсяком случае, должен быть лишь отрицательным и весьма умеренным; я предложилбы перефразировать для этого суждение Кассиодора о деятельности готов в Италии.
Однойзаслуги перед Афинами нельзя отрицать за турками, как и за франками: онипощадили памятники древности. Значительнейшие перемены, совершенные ими,ограничиваются переделкой Парфенона в мечеть и постройкой бастионов, жертвойкоторых пал в 1687 году храм Нике. Кроме того, в 1778 году воевода Хазеке обнесгород стенами, для чего потребовалось снести некоторые античные сооружения, какпортал водопровода Адриана и мост через Илисс. До этого времени в Афинах небыло городских стен; путешественники Велер и Саон о них не упоминают.
Впечатление,произведенное афинскими памятниками еще на Могамета II, служило им защитой;правда, он ценил в них не остатки эллинской культуры, а просто красивые здания.Хотя такое понимание трудно предположить в его преемниках, никогда непосещавших славного города и едва ли помнивших о его существовании, но былидругие обстоятельства, хранившие афинские древности. Турки-османы в Афинах вкачестве народа вполне варварского не имели к истории Греции никаких отношенийи были лишены всякого понимания памятников высшего расцвета человеческогогения; но красота сохранившихся храмов и развалин внушала им все-таки уважение.Ни немногочисленные магометане, проживавшие в Афинах, ни часто сменявшиесянаместники не имели нужды возводить здесь большие постройки и, стало быть,разрушать древние сооружения. Они и не подумали об улучшении общественногостроя. «Османы в Греции ничего не разрушили, ничего не восстановили, ничего несоздали», — заметил Ламар-тин. Это обстоятельство — столь благоприятное дляпамятников афинских — может быть объяснено главным образом вялостью турок, таксильно отличающей их от арабов. Линней, перечисляя признаки азиатского турка,или не заметил этой черты, или же считал ее составной частью меланхолическоготемперамента.
18сентября 1834 года Афины были объявлены местопребыванием греческогоправительства. Выбор мог одно время легко пасть на Навплию или Коринф, и предпочтениеАфин вызывало порицания и даже насмешки над этим капризом антиквария. Но Афиныстали столицей Греции так же не случайно, как и Рим был сделан резиденциейпервого короля воссоединенной Италии. Священное имя Афин сделало необходимымэтот выбор, хотя мир античного эллинизма отжил свой век. Этого требовали отнового поколения исторические воспоминания, руины, древняя твердыня богов —Акрополь. Можно сказать: Афина-Паллада сделала свой город столицей новойГреции. Он мог возродиться к новой исторической жизни лишь потому, что был ещецел ее Парфенон, потому что здесь пережили многовековое забвение другиесвидетели великого прошлого, памятники, которых в Афинах было больше, чем вкаком-либо другом греческом городе. Последний великий филэллин, новый Адриан, ЛюдвигБаварский, понял голос ангела-хранителя Афин, и в этом его великая заслуга.
Шестьстолетий пролетело с тех пор, как в Афины торжественно въехал первый франкскийгерцог; 1 января 1835 года совершился въезд первого немецкого государя,носившего то же имя Оттона Не завоевателем являлся он, но первым королем,избранником эллинов. Город он нашел в развалинах. Никогда, ни во временаСинезия, ни при Михаиле Акоминате, ни даже в 1690 году он не был в таком жалкомсостоянии. Бедное население его — возвратившиеся из изгнания граждане и другиегреки — ютилось в глиняных хижинах среди развалин церквей, домов, улиц иантичных руин
Воскресениегреческого народа из его исторической могилы было зрелищем беспримерным в жизничеловечества. Эллины, подобно внезапно воскресшим эфесцам, тоже никак не моглиосвоиться с переменившейся культурой. В этом новом существовании руководителеми наставником Греции был Запад.
Принимаяво внимание безграничное истощение Греции, должно признать, что процесс ееприобщения к благам цивилизации совершился поразительно быстро. Это особенноотносится к Афинам, — в наши дни наряду с Римом старейшей и в то же времямладшей, если считать от ее возрождения, столице. Прошло лишь 53 года со въездакороля Оттона, и Афины теперь — чего не было со времен римского владычества —представляют собой город с населением в 100 ООО человек, самый большой икрасивый в Греции; если не Софоклу и Пиндару, то всякому византийцу онпоказался бы счастливым и многолюдным. Со своими широкими площадями, улицами идворцами из пентелийского мрамора он протянулся вплоть до подножия Ликабеттачерез Илисс и Ке-фисс, а порт его, Пирей, сделался сам оживленным городом.
Азиатскоеварварство сменилось европейскими законами, нравами и наукой, вновьперенесенными на родную почву образованности. В афинских музеях, как и вримских, скопляются драгоценные остатки античного искусства. Греческие ученыеизучают родную старину, и в общедоступных учебных заведениях, учрежденных засчет государства или на пожертвования одушевленных патриотизмом частных лиц,есть место всякой отрасли науки. Запад щедро вознаградил эллинов и Афины завсе, чем он обязан античной Греции. В европейских университетах былисовременные греки посвящены в таинства новой науки и подготовились к своейзадаче: извлечь родину из мрака варварства и способствовать ее духовномуразвитию и подъему.
Паластена между эллинами и франками; они стали союзниками и друзьями страны,которую завоевали в Средние века их воинственные предки. Афины сталимеждународным центром археологического изучения греческого мира, подобно тому,как Рим является центром изучения мира латинского. Еще в XVIII веке и дажевплоть до освобождения Греции исследователи лишь с трудом получали разрешениена кратковременное пребывание в городе и Акрополе; теперь иностранныеправительства имеют в Афинах археологические институты. Французы ревностнотрудятся здесь в духе своих великих научных традиций; такие же учрежденияоснованы здесь немцами, а в 1882 году даже американцами.
Влияниенемецкого народа, одаренного чутким пониманием идеального мира древности, насовременную Грецию началось всего полвека тому назад, так как явилосьследствием призвания Оттона Баварского на греческий трон.
Немцамобязана нынешняя Греция своим первым гражданским законодательством, а Афинысвоим университетом. Если немцы — не считая Мартина Крузиуса — позже принялиучастие в изучении Эллады и Афин, чем французы, итальянцы и англичане, то ихработы в этой области все-таки составляют уже целую библиотеку. Вследствиенациональной реакции греки устранили было немецкий элемент из своегогосударственного строя, но, по странному стечению обстоятельств, их второйкороль принадлежит также германскому народу и вышел из той страны варягов,герои-мореплаватели которой некогда увековечили свое пребывание в Афинахрунической надписью на пирейском льве. Слава счастливого города могла быпринадлежать Афинам хотя бы уж потому, что город этот, несмотря на многовековойупадок и рабство, остался сокровищницей для науки. Но Афинам выпала на долюболее почетная роль и более важная задача, чем быть музеем Греции. Это теперьполитическая, национальная и духовная столица всех эллинов, которые впервые завсю свою долгую историю соединились в одно королевство. Хотя пределы ихгосударства по немилости европейских держав очень ограничены, оно можетсчитаться большим в сравнении с государствами Древней Греции. Афинскоеправительство владеет почти всей европейской Элладой. Несколько лет тому назадв границы национального греческого государства включены Фессалия, часть Эпира иИонические острова. Дальнейшее расширение границ может быть лишь вопросомвремени.
Такимобразом в состав нынешней Эллады вошли в значительной степени прежние греческиеколонии Венеции. Бессмертная республика венецианцев, некогда сломившаягосударство ромей-ское и вписавшая свое имя на каждую страницу средневековойистории греков, сошла со сцены всемирной истории. Выполнив свою последнюювеликую задачу, преградив путь поступательному движению османов, она покончиласвое существование. Два других итальянских государства, также глубокововлеченные некогда в судьбы Греции, Неаполь и Сицилия, вошли в состав своегообщего отечества, став его провинциями. Новые державы, в продолжение Среднихвеков не принимавшие никакого или принимавшие ничтожное участие в отношенияхЗапада к Востоку, выступили в течение последних столетий на первый план.Россия, надвигаясь с севера, овладела некоторыми областями и теперь почтиохватила весь Понт Эвксинский. Англия сделалась морской державой невиданнойдоселе силы. В Средиземном море ей принадлежат Мальта и Кипр, бывшеекоролевство Лузиньянов; она наложила руку на Египет, где Суэцкий канал,последнее и важнейшее создание франков на Востоке, открывает Босфору иГеллеспонту морской путь в Индию. Австрия унаследовала юго-западные славянскиеобласти Иллирии; к Кроации, Славонии и Далмации она присоединила еще Боснию.
Происходящеена наших глазах возрождение балканских и при-дунайских народов, беспокойныенациональные государства которых могут — с точки зрения их происхождения — бытьназваны историческим осадком великого переселения славянских народов, относитсяк числу важнейших явлений нашего времени. Турецкая монархия лишилась вследствиеэтого процесса значительной части своих европейских владений и доведена дотакого же истощения, в каком была Византия при последних Палеологах. Народнаявала-хо-славянская стена, которую султанам XIV и XV столетий удалось пробитьпри гигантских усилиях, вновь воздвиглась на наших глазах. Румыны, болгары исербы, некогда столь страшные греческому государству, сбросив с себя иготурецкого верховенства, пытаются сплотиться в самостоятельные государства,тесно связанные с интересами и образованием Западной Европы. Теперь они нетолько отделяют нижнедунайские страны от Турции, но образуют также для всего греко-иллирийскогоконтинента и даже для самого Константинополя хранительную преграду, защищающуюих от поползновений России. Они представляют собой равным образом вал, ставящийна севере пределы возможному расширению Греции. Тот факт, что византийцам не удалосьэллинизировать балканских и при дунайских славян, а равно Фракию и Македонию,до сих пор продолжает отражаться на развитии национального государства греков,определяя его отношения к Константинополю.
Современи возникновения государства Ромейского Греция стала византийскойпровинцией. Лишь франки отделили ее от Византии. Затем при Палеологах онавоссоединилась с Константинополем, исключая собственно Элладу, где франкскийгород Афины и некоторые другие земли вплоть до турецкого завоевания оставалисьвне всякой связи с Византией. Турки восстановили эту связь. Наконец,освобождение Греции вновь разрушило эту старинную государственную связь эллиновс босфорской столицей.
Являетсявопрос, будет ли это отделение вечно, или, другими словами, возможно ли восстановлениевизантийской монархии при помощи греков. Вопрос этот может глубоко интересоватьтеоретиков, но он лежит вне области исторических фактов; мы останавливаемся нанем лишь потому, что он может служить нам для уяснения современного значенияАфин в новом процессе истории эллинов.
Каксовременный Рим, став столицей итальянцев, указывает на преобладаниенациональных принципов над великими космополитическими идеями, так и городАфины сделался душой всей страны эллинов. Судьбы города пришли к этомуестественному исходу, тогда как жребий Константинополя еще не решен. Ввизантийскую эпоху и даже во время владычества султанов пульс великой греческойсемьи бился главным образом в столице Константина. Теперь он чувствуется вАфинах, исконной и законной сокровищнице греческой культуры. Мы надеемся, чтогород Паллады и муз надолго еще сохранит за собой эту роль и по мере развитияЭллады будет приобретать все большее значение.
Ноему грозит новая опасность со стороны Византии — города, который никак не даетзаключить себя в национальные рамки. Вновь восходящую на горизонте историизвезду Афин легко может опять затмить Константинополь, если по удалении османовс берегов Босфора на Айя-Софии вновь засияет греческий крест, и Византия станетсредоточием нового культурного эллинского государства, которое с магнетическойсилой привлечет к себе все жизненные силы Греции.
Внаши дни нет более волнующего всех вопроса, чем вопрос о будущностиКонстантинополя, таинственнейшего и важнейшего из всех современных городов наземле, от непреложных судеб которого зависит не только участь Афин и Греции,но, быть может, и будущая политическая карта двух частей света.