Развитие отечествонной историографии в 40-х — первой половине 50-х гг.
Историографическая ситуация. Великая Отечественная война вызвала колоссальные сдвиги в судьбе нашего Отечества. Ее главным итогом явился кризис тоталитарной системы в Советском Союзе. Сталинский авторитаризм вынужден был опираться на коллективизм масс и на демократическую концепцию целей войны. Авторитарная по своей организации система фактически вынуждена была бороться против авторитаризма как принципа, за свободу и демократию.
Победа в Великой Отечественной войне коренным образом изменила общественно-политическую жизнь страны, а следом и историографическую ситуацию. Назрела объективная необходимость преобразований политического строя, потребность демократизации в стране. Однако существующая командно-административная система не желала сдавать позиции и идти на уступки. Это повлекло усиление репрессий, целую серию дел, направленных против отдельных руководителей, преследование людей, побывавших в плену и немецких концлагерях, оказавшихся на временно оккупированной немцами территории.
В области идеологии сталинизм вступил в свою новую стадию, дал законченную, логически завершенную тоталитарную модификацию. Кампании «по искоренению» сыпались как из рога изобилия. Это были постановления ЦК ВКП (Б) (например «О репертуаре драматических театров и мерах по его улучшению» от 26 августа 1946 г., «О кинофильме „Большая жизнь“» 4 сентября 1948 г), редакционные статьи газет «Правда», «Известия», «Культура и жизнь» (например статья в «Правде» от 13 февраля 1953 г.М. Бубеннова «О романе В. Гроссмана „За правое дело“). Печальную известность получило постановление ЦК ВКП (б) „О журналах “Звезда» и «Ленинград». Запретили вторую серию фильма С. Эйзенштейна «Иван Грозный».
Во второй половине 40-х — начале 50-х гг. в атмосфере культа личности И.В. Сталина чисто догматически были поставлены вопросы о чистоте марксизма, борьбе с отступниками в истории и других общественных науках. Проводились кампании против «объективизма» и «буржуазного космополитизма». В 1948 г. обстановка в советской науке резко ухудшилась. Резкой критике была подвергнута «Русская историография» Н.Л. Рубинштейна. После известной сессии ВАСХНИЛ во всех областях знания стали выискиваться «реакционеры», «сторонники 6уржуазной идеологии». Подобные обвинения, например, были предъявлены А.И. Андрееву в связи с его работами о Петре Великом.
В 1950 г. газета «Правда» начала дискуссию по вопрос языкознания, в которой принял участие И.В. Сталин (См.: Сталин И.В. Относительно марксизма в языкознании // Прав; 1950.20 июня; Он же. К некоторым вопросам языкознания: Ответ товарищу Е. Крашенинниковой // Там же.4 июля; Он же. Ответ товарищам // Там же. 2 авг). Она привела к фактическому разгрому школы академика Н.Я. Марра и его «учения о языке». Ее положительными моментами были отказ от идеи классовости языка и обращение внимания к проблемам формирования наций и народностей. Следом за языковыми проблем ми по инициативе И.В. Сталина были обсуждены вопросы политической экономии, поставлены вопросы характеристики современного капитализма, построения социализма и переходя коммунизму. Итог дискуссии по политической экономии подвел сам И.В. Сталин, опубликовав в 1952 г. книгу «Экономические проблемы социализма в СССР». Она стала эталонной для историков при оценке тех или иных явлений советской истории, Например, И.В. Сталин определил производственные отношен крестьян накануне коллективизации как капиталистические. Подобная трактовка с известной модернизацией сразу же вошла в ряд монографий и учебники (См.: Краев М.А. Победа колхозного строя в СССР. М., 1954. С.238, 319, 376; История ССС Эпоха социализма: Учеб. пособие. М" 1957. С.307, 352, 426)
В 1953 г. умер И.В. Сталин, в руководстве партии и страны произошли изменения, которые были явным и однозначным сигналом того, что «сталинская эпоха» закончилась. Появилось убеждение, что тоталитарная система будет разрушена к находится на пороге прогрессивного обновления. Однако идеология продолжала оставаться под жестким партийным контролем, свидетельством чему служит целый ряд документов: 1954 г. — тезисы ЦК КПСС о 300-летии воссоединения Украины с Россией; 1955 г. — тезисы Института Маркса — Энгельса — Ленина при ЦК КПСС «Пятьдесят лет первой русской революции»; 1956 г. — постановление ЦК КПСС к 100-летию со дня рождения Г.В. Плеханова; 1957 г. — постановление ЦК КПСС к 40-летию годовщины февральской и Великой Октябрьской социалистической революции; постановление ЦК КПСС об издании Полного собрания сочинений В.И. Ленина.
Своего рода показателем того, что партия не намерена отказываться от «руководства» исторической наукой можно считать постановление ЦК КПСС от 9 марта 1957 г. «О журнале „Вопросы истории“», в котором подчеркивалось значение принципа партийности в исторических исследованиях, а редакция журнала во главе с А.М. Панкратовой и Э.Н. Бурджаловым обвинялась в уступках проявления буржуазной идеологии.
В сложной историографической ситуации проходила одна из наиболее интереснейших дискуссий тех лет — о периодизации феодальной и капиталистической формаций, в центре которой оказался вопрос о критериях хронологических рамок внутри общественно-экономического строя. Достаточно четко определились и точки зрения:
1) критериями периодизации внутри формации следует считать факты социально-экономического развития (К.В. Базилевич);
2) вехи хронологических этапов внутри формации определяются факторами политической надстройки общества — классовой борьбы (Н.М. Дружинин), политической истории (И.И. Смирнов);
3) периодизация феодальной и капиталистической формаций должна опираться на совокупность факторов социально-экономической и политической истории (Л.В. Черепнин, В.Т. Пашуто, А.В. Предтеченский).
Дискуссия вскрыла слабые и спорные моменты общей концепции отечественной истории и способствовала дискуссионному обсуждению частных проблем.
Работы историков по дореволюционной отечественной истории. Историки второй половины 40-х — середины 50-х гг. достигли наиболее ощутимых результатов при рассмотрении вопросов отечественной истории дооктябрьского периода. Как и прежде, в центре их внимания находились проблемы происхождения феодального строя на Руси. Исследователи сходились во мнении о феодальной основе Киевского государства, однако вопрос о темпах и формах феодализации решался по-разному.
В 1946 г. Б.Д. Греков опубликовал свое капитальное исследование «Крестьяне на Руси», в 1949 и 1953 гг. переиздал монографию «Киевская Русь». В совокупности эти труды излагали его видение проблемы. По мнению Б.Д. Грекова, восточнославянское общество пришло к феодализму минуя рабовладельческую формацию. Феодальные отношения, утвердившиеся на Руси примерно в XI в., привели к глубоким социальным изменениям, в первую очередь внутри основного производительного класса. Б.Д. Греков углубил выдвинутые им ранее положения о двух категориях смердов — зависимых от отдельного феодала и эксплуатируемых феодальным государством.
В работах С.В. Юшкова «Общественно-политический строй и право Киевского государства» (1949 г) и «Русская Правда» (1950 г) излагался иной подход, суть которого заключалась в признании Киевской Руси обществом не феодальным, а переходным от первобытно-общинного строя к классовому, где соседствовали три уклада: феодальный, рабовладельческий и первобытно-общинный. В целом общественно-политический строй Киевской Руси расценивался как феодальное, или «варварское» государство.
Новые аспекты генезиса феодализма были исследован М.Н. Тихомировым в монографии «Древнерусские города» (1946 г), в которой была показана органическая связь меж; феодальными отношениями и ростом городов.
Иной аспект поднятой темы разработал Б.А. Рыбаков, 1948 г. выпустивший книгу «Ремесло Древней Руси». Им был раскрыты такие вопросы, как технический уровень ремесла, экономическая структура ремесленного производства, район: его распространения и т.п. Он предполагал, что процесс генезиса феодализма уходит в глубь веков, в более ранние времен; чем это было принято считать. Археологические исследования, связанные в какой-то мере гипотезой Б.А. Рыбакова, позволили во время дискуссии о периодизации украинским ученым В.И. Довженко и М.Ю. Брайчевскому предложить передвинуть дату утверждения феодализма на Руси с XI на IX в. По их мнению, дофеодальным обществом была не Киевская Русь, а антский союз племен VI в. Их поддержал Б.Д. Греков, заявив, что государство с центром в Киеве не могло возникнуть без соответствующего базиса.
Существенные успехи были достигнуты при исследовании культуры Киевской Руси. Сложилось два подхода к этому историческому явлению. Первый связан с анализом литературных памятников, определением культурно-исторического значения памятников древнерусской литературы (Д. С Лихачев). Второй базировался на археологическом материале. Стоит отметить, что в эти годы были произведены выдающиеся археологические исследования. В 1951 г. в Новгороде экспедицией под руководством А.В. Арциховского была обнаружена первая в истории науки берестяная грамота. Смоленской экспедицией под руководством Д.А. Авдусина был найден сосуд с древнейшей русской надписью (Х в). Находки археологов перевернули представления о грамотности и письменности в Древней Руси.
Своеобразным продолжением военно-патриотической тематики, сложившейся в годы войны, явились работы Б.Д. Грекова и А.Ю. Якубовского о Золотой Орде (1950 г) и В.Т. Пашуто об Александре Невском и о борьбе русского народа за независимость в XIII в. (1951 г). Различные аспекты внешнеполитического положения Руси были отражены в работах В.В. Мавродина.
Важнейшей проблемой, исследуемой во второй половине 40-х — середине 50-х гг., был процесс образования и развития Русского централизованного государства. В 1946 г. журнал «Вопросы истории» начал дискуссию по данной проблеме. Первым выступил П.П. Смирнов, который попытался отыскать социально-экономические предпосылки образования централизованного государства в уровне развития производительных сил XIV — XV вв. Он утверждал, что в начале XIV в. московские князья для выплаты ордынской дани стали проводить политику расширения и улучшения сельскохозяйственного производства, что привело к «аграрному перевороту». Подобные изменения в базисе, по мнению П.П. Смирнова, привели автоматически к трансформации надстройки. С резкой критикой подобных утверждений выступили В.В. Мавродин, С.В. Юшков, К.В. Базилевич. показавшие ложность тезиса об «аграрном перевороте» в XIV в.
Дискуссия 1946 г. способствовала углубленному рассмотрению ряда общих социально-экономических проблем, в ходе которого утвердилось мнение о зарождении товарно-денежных отношении в конце XV в. и их развитии в XVII в. до степени образования всероссийского рынка (Б.Д. Греков. С.В. Бахрушин). Через его призму рассматривалась и история русского города, который по мнению исследователей, с конца XV в. начал освобождаться от феодального ярма и превращаться в ремесленно-торговый центр (П.П. Смирнов, С.В. Бахрушин).
В конце 40-х — начале 50-х гг. стала складываться иная точка зрения на социально-экономическое развитие русских земель эпохи феодализма. Ее оформление связано с выходом в свет работ Л.В. Черепнина, М.Н. Тихомирова, Б.А. Рыбакова. Им удалось показать, что товарное обращение возникло раньше конца XV в. и существовало уже в Киевской Руси. Кроме того, они доказали, что понятие рынка связано с товарным производством, а не с товарным обращением. Поэтому XVII в. следует рассматривать не как завершение, а как начало формирования всероссийского рынка.
В складывании нового понимания истории России периода феодализма особую роль сыграл Л.В. Черепнин, издавший фундаментальную двухтомную монографию «Русские феодальные архивы XIV — XV вв.» (1948 — 1951 гг.). Им была дана обобщающая картина социально-экономического развития русских земель в процессе объединения. В качестве социально-экономических предпосылок объединительной политики он предложил рассматривать рост крепостнических отношений в XIV — XV и зарождение поместной системы. Политика же отражала, в трактовке Л.В. Черепнина, стремление феодалов к созданию сильной государственной власти, способной удержать в повиновении непосредственных производителей. Сам процесс образования централизованного государства был ускорен потребностями обороны от внешних врагов.
Мысль Л.В. Черепнина о неразрывной связи объединительного процесса с внешней политикой была обоснована и развита в работах К.В. Базилевича об отношениях Российского государства с соседями во второй половине XV в. (1952 г) А.А. Новосельцева о борьбе России с татарами в первой половине XVII в. (1948 г).
Особое место в отечественной историографии периода феодализма второй половины 40-х — середины 50-х гг. занимает литература об эпохе Ивана IV Грозного (С.В. Бахрушин, И.И. Смирнов, С.Б. Веселовский, П.А. Садиков и др.). Авторы указывали на историческую обусловленность реформ середины XVI в. и все заметнее идеализировали Ивана IV Грозного.
В конце 40-х — начале 50-х гг. продолжились давние споры по поводу генезиса капитализма в России, в ходе которых с наибольшей остротой встал вопрос о мануфактурном производстве. Точки зрения оказались различными:
1) С.Г. Струмилин утверждал, что мануфактурное производство по природе своей может быть только капиталистическим, а применение принудительного труда на русских мануфактурах XVII — XVIII вв. принципиально ничего не меняет;
2) Н.Л. Рубинштейн считал мануфактуры XVII — первой половины XVIII в. явлением крепостническим, генезис капитализма он относил к более позднему времени;
3) Е.И. Заозерская, исследуя мануфактуры петровского времени, усмотрела в них лишь ряд черт, свойственных капитализму.
В более общем виде эти проблемы были сформулированы в 1954 г. М.В. Нечкиной в докладе о «восходящей» и «нисходящей» стадиях феодальной формации. «Восходящей» стадией она назвала эпоху, когда производственные отношения соответствуют производительным силам, а «нисходящей» — когда наметилось несоответствие между ними. В качестве хронологической грани феодализма и капитализма в России она назвала XVII в. когда появились первые мануфактуры. Многие исследователи выступили с критикой подобных утверждений. Например, Н.М. Дружинин утверждал, что феодализм не исчерпал себя в XVII в. и развивался по восходящей линии до 60-х гг. XVIII в.
При разработке проблем социально-экономической истории XIX в основное внимание было уделено исследованию истории крестьянства и сельскохозяйственного производства. Наибольший вклад в изучение данных вопросов внес Н.М. Дружинин, выпустивший двухтомное исследование о государственных крестьянах и реформе П.Д. Киселева (1946 — 1958 гг.). Он проанализировал всю систему «государственного феодализма», охарактеризовал ее изменение в ходе социально-экономического развития. Помещичье крестьянство рассматривалось в работах К.Н. Щепетова, Е.И. Индовой, И.Д. Ковальченко, И.М. Катаева, К.В. Сивкова. Классовая борьба в деревне анализировалась Я.И. Линковым, М.Е. Найденовым и др.
Особо стоит отметить разработку проблем промышленного развития России. Появились работы по отдельным отраслям промышленности: С.Г. Струмилин — черная металлургия, К.А. Пажитнов — текстильное производство, П.М. Лукьянов — химическая промышленность.--PAGE_BREAK--
Во второй половине 40-х — середине 50-х гг. вышли в свет первые обобщающие работы по социально-экономическому развитию страны в XIX в. (П.И. Ляшенко, П.А. Хромов).
Закономерным продолжением тематики социально-экономического развития России XIX в. стало изучение аналогичных вопросов эпохи империализма. Литературу по проблемам истории промышленности конца XIX — начала XX в. принято делить на три группы.
1. Работы по истории крупной промышленности России (П.А. Хромов — текстильная промышленность, Г.Д. Бакулев — черная металлургия, С.М. Лисичкин — нефтепереработка и др.), позволившие в основных чертах представить общую картину промышленного развития дореволюционной России и создавшие предпосылку для изучения монополистического капитализма.
2. Работы по экономике России в годы первой мировой войны (А.Л. Сидоров, А.П. Погребинский), источниковая база которых включала целые комплексы ранее не использовавшихся документов и материалов.
3. Работы по истории банковских и промышленных монополий в России (И.Ф. Гиндин, А.Д. Брейгерман, Д.И. Шполянский, М.Я. Гефтер, А.Л. Цукерник, П.В. Волобуев). Оценивая их значение, К.Н. Тарновский отметил: «Представление о слабости, неразвитости российского монополистического капитализма, таким образом, не выдерживало проверки фактами. Появились условия для критики и преодоления этой концепции» (Очерки истории исторической науки в СССР. М., 1985. Т 5. С.321).
В литературе по истории аграрного строя России периода империализма во второй половине 40-х — середине 50-х гг. преобладали исследования экономистов (Е.Н. Кочетовская, Л.И. Любошиц, Е.С. Карнаухова), которые исходили из положения о полной победе капитализма в сельском хозяйстве России в последнем десятилетии XIX в. Работы историков, как правило, были посвящены регионам страны (О.А. Ваганов, А.Б. Турсунбаев — Казахстан; В.В. Покшишевский, Н.Е. Рогозин — Сибирь; А.Г. Зима — Киргизия). Среди них следуй выделить лишь работу А.В. Шапкарина о столыпинской аграрной реформе (1954 г). При этом наметился новый подход к изучению преобразований. С одной стороны, исследовалось хозяйственное положение не выделявшихся на хутора и отруба крестьян, с другой — стали обобщаться данные по регионам, в которые направлялись основные потоки переселенцев из Европейской России, а в связи с этим анализировались последствия процесса колонизации.
Особым направлением отечественной историографии второй половины 40-х — середины 50-х гг. было изучение истории революционного движения. В этот период произошел окончательна отход от плехановской трактовки освободительного движения с ее абсолютизацией западноевропейского влияния на русскую общественную мысль. Однако возник иной перекос — общественная мысль России стала рассматриваться изолировано, и в результате переоценивалась степень ее зрелости. С достаточной яркостью эти черты проявлялись в дискуссии вокруг наследия А.Н. Радищева, начавшейся в 1949 г. в связи с 200-летием со дня рождения. В ходе ее были высказаны две точки зрения:
1) А.Н. Радищев характеризовался как последовательный демократ, мыслитель, стоявший выше наиболее радикальных французских просветителей (Г.П. Макагоненко, М.А. Горбунов, В.С. Покровский);
2) А.Н. Радищев рассматривался как дворянский революционер с определенной степенью ограниченности мировоззрения (М.В. Нечкина, В.Н. Орлов, П.Ф. Никандров).
При всей несхожести мнений у них было одно общее, характерное — подход к наследию А.Н. Радищева вне связи с общеевропейским историческим процессом.
Существенный шаг вперед был сделан в изучении движения декабристов, в разработке проблем которого приняли участие Н.М. Дружинин, Б.Е. Сыроечковский, С.М. Файерштейн, М.Г. Гусаков, П.Ф. Никандров и др. Наиболее значительные исследования принадлежали М.В. Нечкиной. Их своеобразным итогом была вышедшая в 1955 г. монография «Движение декабристов». В ней декабризм рассматривался в целом, как единое по своей классовой основе и идейной направленности движение.
Отход от плехановских оценок стимулировал разработку темы о В.Г. Белинском, центральной для понимания идейных процессов 30 — 40-х гг. XIX в. Несомненным вкладом в изучение данных проблем явились работы В.С. Нечаевой и М.Я. Полякова Следом за изучением наследия В.Г. Белинского вышла целая серия книг о его преемниках в освободительном движении. Увидели свет книги Я.Е. Эльсберга о А.И. Герцене (1948 г),
3.П. Базилевой о «Колоколе» (1949 г), В.Я. Зевина о политических взглядах и программе Н.Г. Чернышевского (1953 г), Ф.М. Бурлацкого о политических и правовых взглядах Н.А. Добролюбова (1954 г), В.Р. Лейкиной-Свирской о петрашевцах (1956 г) и др.
Определенные шаги были сделаны в деле изучения рабочего «движения в России. На наш взгляд, наиболее интересна вышедшая в 1950 г. небольшая работа Ю.3. Полевого, который провел сравнительное изучение возникновения движения рабочих в России и странах Западной Европы и попытался выявить характерные черты начального этапа развития движения российского рабочего класса. В 1954 г. вышла книга Б.С. Итенберга об истории „Южнороссийского союза рабочих“. В работах середины 50-х гг. был приведен существенный материал по связи рабочего движения с социал-демократией (Ю.3. Полевой, И.Н. Васин, А.С. Рослова).
В историко-партийной науке второй половины 40-х — середины 50-х гг. достаточно рельефно просматривается ее специфика. С 1946 по 1955 г. в стране было издано около 700 работ по истории партии и более 2 тыс. названий партийной публицистики. Появился новый вид работ — публикации стенограмм лекций по истории партии. С конца 40-х гг. началось издание серии брошюр „Съезды и конференции ВКП (Б)“. Среди монографических разработок по истории партии можно выделить книги О.В. Варенцовой „Северный рабочий союз и Северный комитет РСДРП“ (1948 г), И.В. Никитина „Первые рабочие союзы и социал-демократические организации в России“ (1952 г), С.М. Петрова „Начало революционной деятельности В.И. Ленина“ (1953 г). В массе своей историко-партийные работы носили фактологический характер, причем достаточно часто отбор фактов был тенденциозен.
Характерной чертой литературы второй половины 40-х — середины 50-х гг. был интерес к истории первой российской революции 1905 — 1907 гг. Особое внимание уделялось событиям в национальных районах страны. Институт истории АН СССР дал два сборника статей по данной тематике под редакцией А.М. Панкратовой и А.Л. Сидорова (1949, 1955 гг.). Вышли книги о событиях революции в марийском крае (С.А. Коробов), Мордовии (И.И. Фирстов). В ознаменование 50-летия революции были изданы произведения В.В. Воровского, Ф.Э. Дзержинского, Б.М. Кнунянца, воспоминания Е.Д. Стасовой, М.Н. Лядова, О. Пятницкого, М.И. Васильева-Южина, И.В. Шаурова и др.
Расширение источниковой базы позволило А.И. Гуковскому опубликовать обобщающий труд по истории революции 1905 1907 гг., в основу которого лег курс лекций, прочитанный им в Вологодском педагогическом институте. Отдельные этапы и бытия революции осветили И.В. Спиридонов (1955 г), Н.Н. Яковлев (1957 г).
Исследования отечественной истории советского периода. Отечественная история советского периода во второй половине 40-х — середине 50-х гг. освещалась историками под несомненным воздействием сталинизма, при жестком идеологическом контроле. Поэтому достаточно трудно говорить о каких-либо новых подходах и достижениях. И все же некоторые моменты следует отметить.
В изучении истории Октября к концу 40-х — началу 50-х установился довольно устойчивый интерес к исследованию событий на местах. Наметился единый подход к разработке революционного движения в регионах — революция на местах рассматривалась как отклик на революцию в центре страны.
При анализе революционных событий на местах историки подошли к решению проблемы двух направлений в национально-освободительном движении: буржуазно-националистического и революционно-демократического. Примером попытки подобного анализа может служить полемика вокруг осетинской революционно-демократической организации „Кермен“ (1951 г), в ходе которой были высказаны различные оценки ее характера:
1)»Кермен" является революционной организацией, смыкающейся с осетинской окружной организацией РСДРП (б);
2)«Кермен» от начала и до конца контрреволюционная, националистическая организация, боровшаяся за интересы осетинского кулачества и буржуазии;
3)«Кермен» — мелкобуржуазная крестьянская организация, значительную часть которой составляла крестьянская беднота, боровшаяся за землю и политическую свободу.
Установление советской власти в отдельных регионах рассматривается в первой половине и середине 50-х гг., как правило, достаточно подробно. Например, в монографии И.Г. Дыкова (1955 г) о роли Петроградского ВРК в революции изложение хода событий в столице идет на строго документальной основе. Аналогичное можно сказать и о книге Р.М. Раимова (1952 г) описавшего процесс установления диктатуры пролетариата в Башкирии и образование здесь республики.
Помимо анализа событий в регионах страны достаточное внимание уделялось советскому строительству (Т.А. Ремезова Д А Чугаев, Е.Г. Гимпельсон). Наибольший интерес, пожалуй, представляла опубликованная в 1950 г. работа Т.А. Ремезовой о Советах крестьянских депутатов в 1917 г. Ею была составлена сводка о времени образования губернских Советов крестьянских депутатов по 20 из 52 губерний, проанализирован материал по Петроградской, Московской, Самарской, Воронежской, Ярославской, Нижегородской губерниям, районам Донбасса, Дона и Кубани. До настоящего времени вызывают спор выдвинутое ею на основе этих данных положение о наличии резкой грани между Советами и крестьянскими организациями.
Особый интерес у исследователей вызывала проблема национализации промышленности. Появились крупные публикации источников, включавшие, по подсчетам Т.А. Игнатенко, около 1500 документов, большая часть из которых вводилась в научный оборот впервые. Многие ученые рассматривали процесс установления рабочего контроля и национализации в целом (И.А. Гладков, Н.П. Силантьев, В.А. Виноградов, С.М. Бабушкин, А.В. Ларев), некоторые анализировали лишь отдельные его этапы (А. Василькова, В.М. Спивак, Б. Верховень, Т.В. Маляровская).
Достаточно активно освещалась аграрная политика большевиков первого года пролетарской диктатуры. Однако следует иметь в виду то, что работы о национализации земли и о политике партии по отношению к крестьянству, вышедшие во второй половине 40-х — середине 50-х гг., носили преимущественно популяризаторский характер (Е.Н. Кочетовская, В.Л. Игнатьев, В.С. Зайцев). Интерес могут представить лишь работы о конфискации помещичьих имений (М.А. Снегирев, Е.А. Луцкий) и первых коллективных хозяйствах (И.А. Конюков, Н. Скрыпнев), способствовавшие освещению ряда конкретных вопросов агарной истории.
История гражданской войны и интервенции разрабатывалась, на наш взгляд, слабо. Привлекают внимание отдельные монографии, посвященные частным вопросам, например Е.А. Болтина о контрнаступлении Южной группы Восточного фронта в 1919 г. (1949 г). Р.Н. Мордвинова о Волжской военной флотилии (1952 г). Отметим, что в литературе о гражданской войне продолжалось восхваление И.В. Сталина и его роли в победе над белогвардейцами и интервентами. Однако в отличие от 30-х гг. делалось это более утонченно. Например, высказывалось мнение об одинаковом значении для советской власти Восточного и Южного фронтов в 1918 г. (С.Н. Шишки; А.Б. Кадишев).
Как положительное явление следует рассматривать монографические разработки по истории создания Красной Армии (В.Ф. Морозов, Ю.П. Петров, Н.И. Шатагин), отдельны вопросам мобилизации экономики страны и национально-государственного строительства (Н.В. Каменская, М.С. Сапаргалиев, Н.А. Афанасьев, Д.А. Коваленко). Большое внимание было уделено исследователями истории интервенции (А.В. Березкин, А.Е. Кунин, Б.Е. Штейн, Я. Крастынь, А.В. Тарасов, А. Лейт, Д. Енукидзе, А. X. Бабаходжаев).
Вопрос о переходе к НЭПу в историографии второй половины 40-х — начала 50-х гг. трактовался в какой-то мере традиционно. Писалось о неизбежности отказа от политики «военного коммунизма», достаточно сложная ситуация 1921 г. значительно упрощалась. Примером может служить опубликовании 1952 г. обзорный курс лекций А.А. Матюгина и Д.А. Чугаева.
Перелом в подходах к НЭПу произошел в середине 50-: когда вышли монография Э.Б. Генкиной о переходе к НЭПу (1954 г) и коллективный труд «СССР в период восстановления народного хозяйства» под редакцией А.П. Кучкина, Ю.А. Полякова, С.И. Якубовской (1955 г). В них впервые была г принята попытка комплексного исследования всего этапа 1921 — 1925 гг.
Большие сдвиги произошли в изучении истории образов СССР. В 1947 г. были изданы взаимодополняющие друг друга книги С.И. Якубовской об объединительном движении за образование СССР в 1917 — 1922 гг. и Э.Б. Генкиной о самом процессе союзного строительства. В середине 50-х гг. с историко-правовых позиций данную проблему попытались осветить Д.Л. Златопольский (1954 г), О.И. Чистяков (1955 г). Причем в работах юристов наметилась более свободная трактовка ряда моментов процесса образования СССР, что обусловлено, конечно, изменением историографической ситуации. Например, О.И. Чистяков отмечал условность принятой терминологии, в частности, терминов «военный союз», «военно-хозяйственный союз». В то же время проблему периодизации отношений между республиками до образования СССР авторы решали в духе резолюции XII съезда РКП (б) по национальному вопросу.
В послевоенные годы на передний план в исследованиях стала выдвигаться проблема индустриализации страны. В основу ее разработки легла высказанная в 1946 г. И.В. Сталиным мысль о коренных отличиях советского метода индустриализации от капиталистического. «Вождь народов» назвал одно из таких отличий: в капиталистических странах индустриализация обычно начиналась с легкой промышленности. Партия отвергла «обычный» путь и начала с развертывания тяжелой индустрии. Данный тезис фактически иллюстрировался в работах второй половины 40-х — начала 50-х гг. (А. Леонтьев, Э.Ю. Локшин, К А. Петросян, И.М. Бровер).
Положительным моментом стоит назвать изучение индустриализации в отдельных регионах: С.Н. Малинин — Белоруссия; С. Зиядуллаев, И. Монохин — Узбекистан; С.Б. Баишев, Н. Кийкбаев. Г.Н. Чуланов, Г.Ф. Дахшлейгер — Казахстан. Однако при этом исследователи не видели различия между понятиями «индустриализация СССР» и «индустриализация республики».
Исследование истории коллективизации сельского хозяйства было основано на положениях «Краткого курса» истории ВКП (б) и работы И.В. Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР». Поэтому тематика работ сводилась в основном к характеристике «года великого перелома» (П.Н. Черноморский, П.Н. Шарова, С.П. Трапезников, Г.М. Овсянников). Особое место в историографии того периода занимала монография М.А. Краева «Победа колхозного строя в СССР» (1954 г), явившаяся наиболее полным описанием аграрной истории первых двадцати лет советской власти.
Серьезные шаги были предприняты по изучению истории Великой Отечественной войны, в ходе которого была выработана периодизация военных действий: с 22 июня 1941 г. до начала разгрома немецко-фашистских войск под Сталинградом (18 ноября 1942 г) — период активной обороны; с 19 ноября 1942 г. до конца 1943 г. — период коренного перелома в ходе войны; 1944 г. — период решающих побед, «десяти сталинских ударов»; с января по сентябрь 1945 г. — завершающий период Великой Отечественной войны. Она была основана на высказываниях и оценках И.В. Сталина. В мае 1955 г. в «Очерках истории Великой Отечественной войны» было внесено уточнение наименования начального этапа войны — он был назван периодом срыва плана «молниеносной» войны фашистской Германии, подготовки условий для коренного перелома в ходе войны. продолжение
--PAGE_BREAK--
В первое послевоенное десятилетие в литературе преобладали работы военно-исторического характера, анализировавшие отдельные операции войны (В.С. Тельпуховский, В.А. Захаров В.В. Возненко, Г.М. Уткин, М.М. Минасян, Н.Д. Степанов, М.И. Голышев). В 1948 г. вышла книга заместителя Председателя Совета Министров СССР, председателя Госплана СССР Н.А. Вознесенского «Военная экономика СССР в период Отечественной войны», содержавшая глубокий анализ функционирования экономики страны в годы войны. Однако в связи с репрессированием автора ее историографическое значение было заметно принижено. Н.А. Вознесенский был обвинен в попытке подогнать цифры под уже имевшееся мнение.
В конце 40-х — середине 50-х гг. были предприняты первые шаги по изучению послевоенной советской истории. Основное внимание было уделено социально-экономическому развитии, страны (А. Викентьев, Ф. Кошелев). Большое число работ было посвящено сельскохозяйственному производству (Ю.В. Арутюнян, М.А. Вылцан, М.А. Краев, Н.И. Анисимов), что объяснимо воздействием сентябрьского (1953 г) Пленума ЦК КПСС, указавшего на причины отставания сельского хозяйства.
Российская историческая наука за рубежом. В российской исторической науке за рубежом в странах, избравших под воздействием СССР социалистический путь развития произошел новый раскол. Ряд историков остался и влился в новую ученую среду. Эти К.К. Висковатый — специалист по древнерусской культуре, И.Н. Голенищев-Кутузов — автор работ о «Слове о полку Игореве», А.Ф. Изюмов — заведующий отделением документов Русского заграничного исторического архива в Праге, Е.Ф. Максимович — исследователь политической истории России начала XIX в. Некоторые из них внесли существенный вклад в развитие исторической науки. Например, В.А. Мошин, избранный в 1971 г. избранный в состав Македонской АН, исследовал древнерусскую культуру в ее связи с культурой славянских народов.
Многих зарубежных историков постигла трагическая судьба, они были депортированы в СССР и погибли в заключении. При занятии Праги частями Красной Армии был арестован профессор русской литературы Карлова университета А.Л. Бем, умерший в лагере. Аналогична судьба доктора Люблинского университета А.К. Елачича — исследователя культурных связей Московской Руси.
Большинство историков эмигрировали в западноевропейские страны и США. В Стокгольм из Берлина перебрался блестящий знаток исторической географии Л.С. Багров, в США уехал из Германии профессор А.Д. Билимович, в Аргентину из Польши эмигрировал профессор М.В. Зызыкин — специалист по истории церкви. Профессором университета в Хьюстоне стал историограф Д.Н. Вергун, профессором Русской духовной академии Нью-Йорке — историк философии Н.О. Лосский. В США нашел пристанище С.Г. Пушкарев, в Швейцарии — профессор А.В. Соловьев, в Великобритании — профессор Н.Е. Андреев.
Фактором, свидетельствующим об изменении историографической ситуации в российской науке за рубежом, можно назвать «вторую волну» эмиграции, существенной чертой которой явилось внутреннее деление по национальному признаку. Г.П. Федотов по этому поводу писал: "… Мы видим то, что происходит в эмиграции, среди нас… Среди всех групп русской эмиграции представители других национальностей России блистают своим отсутствием. Они строят свои собственные организации, даже не пытаясь установить какие-либо связи с русскими товарищами по борьбе или собратьями по судьбе" {Федотов Г.П. Судьба и грехи России. Спб, 1992. С.324 — 325).
Круг научных интересов российских историков за рубежом в общем был традиционен. Центральное место в изысканиях, как и прежде, отводилось дореволюционной истории, причем характерной чертой развития исторической науки за рубежом выступало стремление обобщить значительные исторические периоды развития России.
Г.В. Вернадский продолжил разработку многотомной истории России. В 1948 г. им был издан второй том о Киевской Руси (А History of Russia. Vol.2. Kievan Russia. New Haven), в 1953 г. — третий том о монголо-татарском иге на Руси (А History of Russia. Vol. .3. The Mongols and ssia. New Haven). Обобщая историю Древней Руси, Г.В. Вернадский развивает далее свою теорию федеративного устройства государства с центром в Киеве, где три элемента власти «взаимно уравновешивали друг друга, и народ имел голос в управлении повсюду в стране». Логическое завершение в его работах получила и точка зрения «евразийцев» на монголо-татарское нашествие. По его мнению, результатами завоевания явилось положительное влияние монголов на покоренные народы. Ханы, как утверждал Г.В. Вернадский, «не имели оснований для разрушения производительности сельского хозяйства». Более того, они заботились о населении, например, ханы Тохта и Узбек. Г.В. Вернадский считал, что институты Золотой Орды функционировали с разумной эффективностью и точностью, в результате чего возник своего рода экономический феномен — «симбиоз кочевого и оседлого населения», «комплексный экономический организм» (См.: Филатов Л.Г., Юрченков В.А. Мифы и реальность. Критика немарксистких концепций истории мордовского народа. Саранск, 1989. С.54).
Обобщающие работы по истории России во второй половине 40-х — середине 50-х гг. выпустили доктор историко-филологических наук, преподаватель Богословского института в Париже П.Е. Ковалевский, выехавший в США, бывший сотрудник Чешской АН С.Г. Пушкарев, обосновавшийся в Париже, академик П.Б. Струве.
Интерес представляет незавершенная и посмертно изданная в 1952 г. в Париже книга П.Б. Струве «Социальная и экономическая история России с древнейших времен до нашего, в связи с развитием русской культуры и ростом российской государственности» (1952). В основе его концепции лежала идея существования двух «державных» начал на Руси — вечевого и княжеского, которые могли быть правовым образом согласованы лишь «рядом», т.е. договором-компромиссом. «В борьбе двух воль: народной и княжей, попеременно то одна, то другая оказывались сильнее. Но князь, как „учрежденье“ в общем, был сильнее» (Струве П.Б. Указ. соч. С.55). В концентрированном виде общую оценку Древней Руси П.Б. Струве дал словами: «С точки зрения государственной, Русь раннего средневековья от 862 до 1240 г. нельзя вообще охарактеризовать ни в каких точных правовых терминах, соответствующих не то что современному правосознанию, но и вообще юридической логике. Это не было ни союзное государство, ни союз государств, ни единое государство какого-либо определенного типа. Это было сочетание некоторого множества земель-государств, притом разного устройства, с своеобразным, но очень прочным единством общей династии и несомненным духовным единством нации в языковом и церковном отношениях» (Там же. С.79).
Работа С.Г. Пушкарева «Обзор русской истории» замышлялась автором как популярное изложение русской истории для американского читателя. Он писал: «Я хочу, чтобы читатель моей книги воочию видел нашу древность и сам слышал ее голос...» (Пушкарев С.Г. Обзор русской истории. Нью-Йорк, 1953, С.3). Интересен подход С.Г. Пушкарева к отбору материала. Ему удалось выработать, пожалуй, его наиболее оптимальный вариант. Он отмечал: «Настоящая книга заключаете себе обзор политической и социальной истории русского народа. Истории русской духовной культуры и просвещения я касаюсь лишь вкратце. Истории русской церкви я касаюсь постольку, поскольку церковь в допетровской Руси была тесно связана со всей общественной и государственной жизнью русского народа. Более подробно, чем это принято в учебниках и общих обзорах, я излагаю историю русского крестьянства. При изложении событий внешней истории я ограничиваюсь только упоминанием главнейших сражений каждой войны, но не даю подробного описания военных действий; более подробно я излагаю условия мирные договоров, ибо в общем ходе истории результаты каждой войны более важны, чем ход военных операции. В моем обзоре не оказалось места для биографий крупных исторических деятелей, за исключением Ивана Грозного, Петра Великого и Екатерины II, биографии которых слишком тесно и неразрывно связаны с жизнью всего государства» (Там же).
Стремление обобщить накопившийся материал характерно и для более частных проблем. Например, в 1948 — 1951 гг. профессор В.Б. Ельяшевич издал в Париже двухтомную «Историю права поземельной собственности в России». А.А. Лобанов-Ростовский проанализировал всю совокупность отношений между Россией и Европой в 1789 — 1825 гг. (1947 г) и 1825 — 1878 гг. (1954 г). Профессор университета в Сан-Франциско В.А. Рязановский (1884 — 1968) исследовал развитие русской культуры, завершив работу изданием в Нью-Йорке в 1947 — 1948 гг. двухтомного «Обзора русской культуры».
Следует отметить, что обобщающие работы российских историков за рубежом пользовались популярностью у читателей. Так, книга доктора историко-филологических наук П.Е. Ковалевского «Исторический путь России», впервые вышедшая в Париже в 1946 — 1947 гг., за два года выдержала пять изданий.
Среди частных проблем, в исследовании которых были достигнуты определенные успехи, стоит назвать историю картографии (Л.С. Багров), русской церкви (Н.М. Зернов, А.В. Карташев), политическую историю России начала XIX в. (М.В. Зызыкин), историю военных поселений (П.Е. Ковалевский), англо-русских отношений (С.А. Коновалов), формирования Российского централизованного государства (Б.Э. Нольде).
Во второй половине 40-х гг. к исследовательской деятельности приступило второе поколение эмигрантов. Достаточно ярко это просматривается на примере будущего профессора истории в университете в Беркли Н.В. Рязановского (род. 1923 т) — сына профессора университета в Сан-Франциско В.А. Рязановского. В 1947 г. «The Russian Review» опубликовал ого первую работу о норманнской теории образования Древнерусского государства.
Советская история практически не разрабатывалась российскими историками за рубежом из-за отсутствия архивного материала и ряда других как объективных, так и субъективных причин. И все же некоторые моменты стоит отметить. Для российской исторической науки за рубежом характерно негативное отношение к марксизму как методологии исторического исследования. Не случайно в 1952 г. Б.П. Вышеславцев во Франкфурте-на-Майне издал книгу под типичным названием «Философская нищета марксизма». Интересны и отдельные наблюдения над реалиями советской действительности. Например, представляют интерес суждения Г.П. Федотова о национальном сепаратизме в СССР. Он выделяет три факта, свидетельствовавшие о росте сепаратизма:
1) заметный процент «националов» среди заключенных концлагерей. «В бесформенной оппозиционной массе, смешанной уголовными, выделяются, хотя бы с ярлыком шпионов, только представители малых народов России»;
2) уничтожение правительством пяти республик (или областей) за сотрудничество с немцами. «Республики невелики, но показательны; до других ведь и не дотянулась германская оккупация»;
3) формирование национальных ответвлений эмиграции, преследующих свои узкие цели и задачи. "… Ни с чьей стороны мы не встречаем такой ненависти, как со стороны украинцев, которых мы-то считали — ошибочно — совсем своими" (Федотов Г.П. Указ. соч. С.324 — 325).
Отличительной чертой российской исторической науки за рубежом второй половины 40-х — середины 50-х гг. являете выход в свет первых историографических работ. Имеются в виду монографии Д.И. Дорошенко «Вогнище української науки» (Нью-Йорк, 1951) и Л.Е. Ковалевского «Русские ученые за рубежом за 35 лет» (Париж, 1952).
Период второй половины 40-х — середины 50-х гг. — последние годы сталинского руководства страной и первые годы новой, послесталинской эпохи. Их особое место в истории исторической науки обусловлено наличием мощного давления на умы и души историков со стороны сталинизма и довольно резким переходом к принципиально новым условиям работы после 1953 г. Однако говорить об их возникновении можно лишь с известными оговорками, так как идеология продолжала оставаться под жестким партийным контролем. Сложные процессы происходили и российской исторической науке за рубежом. Они были порождены расколом в среде эмигрантов и качественными изменениям ее состава.
Источники и литература
Барсенков А.С. Советская историческая наука в послевоенные годы (1945 — 1955). М.: Изд-во Моск. ун-та, 1988.141.
Бугаев Е. Когда утрачивается научный подход // Партийная жизнь. № 14. С.62 — 72.
Гефтер М., Покатаев Ю., Шахназаров Г. Критика и библиография в научном журнале // Коммунист. 1954. № 15. С.107 — 115.
Городецкий Е.Н. Журнал «Вопросы истории» в середине 50-х годов // Вопросы истории. 1989. № 9. С.69 — 80.
Греков Б.Д. Киевская Русь. М.: Учпедгиз, 1949.510 с.
Греков Б.Д. Крестьяне на Руси с древнейших времен до XVII века. М; Л.: Изд-во АН СССР, 1946.961 с.
Доклад Э.Н. Бурджалова о состоянии советской исторической науки и работе журнала «Вопросы истории» (на встрече с читателями 19 — 20 июня 1956 г. в Ленинградском отделении Института истории АН СССР) // Вопросы истории. 1989. № 9. С.81 — 96.
Дружинин Н.М. Государственные крестьяне и реформа П.Д. Киселева: в 2 т. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1946 — 1958. Т.1.636 с; Т.2.617 с.
Евсеева Е.Н. О догматизме в историческом исследовании // Вопросы истории КПСС. 1989. № 3. С.117 — 119.
За ленинскую партийность в исторической науке // Вопросы истории. 1957. № 3. С.3 — 19.
Максимов Л. О журнале «Вопросы истории» // Большевик. 1952. № 13. С.60 — 70.
Нечкина М.В. Движение декабристов: В 2 т. М.: Изд-во АН СССР, 1955. Т.1.483 с; Т.2.506 с.
О дискуссиях в научных журналах // Коммунист. 1955. № 7. С.117 — 128.
О недостатках журнала «Вопросы истории» // Вестник АН СССР. 1957. № 5. С.92 — 93.
О серьезных ошибках и недостатках журнала «Вопросы истории» // Там же. 1952. № 11. С.114 — 115.
Обсуждение работы журнала «Вопросы истории» // Вопросы истории. 1954. № 9. С.175 — 177.
Простоволосова Л.Н., Станиславский А.Л. Мы учим советских людей, а не древних греков (Из истории вузовской исторической науки конца 30 — 40-х гг.) // История СССР. 1989. № 6. С.92 — 104.
Рыбаков Б.А. Ремесло Древней Руси. М.: Изд-во АН СССР, 1948.792 с.
Сидоров А.Л. Основные проблемы и некоторые итоги развития советской исторической науки. М.: Изд-во АН СССР, 1955.274 с.
Смирнов И.И. Восстание Болотникова.1606 — 1607.2-е изд. М.: Госполитиздат, 1951.588 с. Строго соблюдать ленинский принцип партийности в исторической науке // Коммунист. 1957. № 4. С.17 — 29.
Трибицов Ю.М. Необоснованные претензии на серьезное изучение важной темы // Вопросы истории. 1989. № 2. С.152 — 155.