Взаимоотношения России с Китаем:тенденции, динамика, перспективы
В.В. Мясников, Институт Дальнего Востока: Russia-China Center (RCC) Основные тенденции мирового развития
Взаимоотношения России с Китаем — двух великих мировых держав — находятся под постоянным и непосредственным воздействием основных тенденций развития региональных и глобальных международных отношений.
Еще в середине 1997 г. Азиатско-Тихоокеанский регион (АТР) относился к наиболее политически стабильным и экономически успешным секторам мировой арены. Подобно тому, как пять столетий назад далекие страны Востока неисчислимыми богатствами влекли к себе пытливых и отважных европейских мореплавателей, так АТР возбуждал расчетливые умы американских и европейских политиков и представителей делового мира. АТР отличался исключительно мощным и динамичным экономическим развитием; относительной политической устойчивостью; одновременным ростом комплексной мощи таких держав, как Япония, Китай, Южная Корея и тенденциями становления мультиполярной системы международных отношений. Вместе с тем в регионе набрали силу интеграционные процессы и сопутствующее им стремление к обеспечению безопасности. АТР многим экспертам казался колыбелью грядущей цивилизации. Лидеры азиатских «драконов» и «тигров» подчеркивали, что народы их стран добились впечатляющих успехов на протяжении жизни одного поколения. И действительно, если в 1960 г. доля экономики этих азиатских стран составляла приблизительно 4% от совокупного объема мирового производства, то уже тридцать лет спустя эта доля возросла до 25%. Как предсказывал в июне 1997 г. известный американский исследователь восточно-азиатских проблем профессор Чалмерс Джон- сон, «следует ожидать, что в течение предстоящего десятилетия Азия займет третье место в мировой экономике». Этот эксперт из Университета Сан-Франциско обосновывал свой прогноз тем, что уровень чистых накоплений в Японии стабильно сохранял тенденцию превышать 20% ее ВНП, что было примерно в 2,5 раза выше среднего уровня других индустриализированных стран, а средний уровень накоплений в Азии достигал приблизительно 30%. Такие темпы накоплений, переведенные в уровень инвестиций, означали, по мнению Ч.Джонсона, «крен мировой экономической мощи в сторону Азии». Одновременно это означало, что страны с низким уровнем накоплений, как, например США, будут оставаться крупными импортерами капитала из азиатских стран, который будет предоставляться на их условиях, что обеспечит азиатским партнерам рычаги воздействия на США во многих областях [1].
Развивая процессы экономической интеграции, государства Восточной Азии все увереннее разговаривали с представителями Объединенной Европы, США, нефтяными магнатами Ближнего Востока и некоронованными королями транснациональных корпораций. Но самоуспокоенность благополучия опасна. Особенно она опасна в период глубочайшего кризиса мировой цивилизации, который в наши дни периодически ставит человечество на грань глобальной катастрофы. Лидеры государств Юго-Восточной Азии — региона, где проживает почти 500 млн. человек, — не учли того, что развитие их стран происходит на фоне мирового финансового кризиса, длящегося уже более трех десятилетий. Этот кризис порожден глубокими противоречиями между двумя типами экономик — физической [2] и монетаристкой. Монетаризм, противопоставивший формуле: деньги — товар — деньги, тезис: время — деньги, означающий способ делания денег из денег, производство не товаров, а ценных бумаг, (на которых возможно спекулировать, если удачно выбрать время), выпустил на мировую арену свирепого вампира — исчисляемый десятками триллионов долларов свободный капитал, который в состоянии обескровить экономику любой страны, не принимающей специальных мер по защите от него (как это делает, например, Китай). Тем не менее, даже кризис не остановил рост экономики АТР. По оценкам экспертов Китайской ассоциации международной стратегии, хотя в СВА в 1997 г. произошел некоторый спад (рост составил 7,7%, в 1996 — 7,9%), однако рост был выше мировых показателей. В ЮВА этот рост равнялся 5,4% (в 1996 г. — 7,2%). В КНР рост экономики составил 9,7%, в Японии — 1,9%, в США и Канаде — 3,6%. В России прекратился крупномасштабный спад и может начаться рост. По мнению китайских аналитиков, влияние валютного кризиса в ЮВА на экономику государств этого региона носит временный и краткосрочный характер поэтому в АТР в 1998 г. сохранится экономический рост. По китайским прогнозам он составит в СВА примерно 8% (в КНР — 9,9% в Японии — 1,9%, в Южной Корее — 6,4%), в ЮВА — 5,2%, в Австралии 4%, в США и Канаде — 2,5%. Возможен рост и в России [3].
Еще одной особенностью развития ситуации в Восточной Азии, по мнению Чалмерса Джонсона, является то, что «наиболее важным фактом в АТР после „холодной войны“ является растущее экономическое господство Японии и степень обусловленной им интеграции стран данного региона. Средствами интеграции служат торговля, прямые инвестиции, помощь, финансовые услуги, передача технологий и пример Японии как азиатской модели развития. Вообще все азиатские страны зависят от Японии в плане кредитов, технологии, инвестиций и иностранной помощи». При этом американский эксперт отмечает, что государства АТР «по-прежнему зависят от США как от военного противовеса Японии и Китая, как от потребительского рынка для азиатских товаров, а также как от источника высшего образования: несмотря на все более громкие заявления о своем цивилизационном отличии от „Запада“, азиатская элита по-прежнему направляет своих многочисленных отпрысков на учебу (в том числе в аспирантуре) в американские университеты» [4].
Интересен вывод, к которому в своей работе приходит Ч. Джонсон, он подчеркивает; что «такая зависимость от Японии и от США в течение каких-нибудь десяти лет заметно изменится. Эти изменения могут произойти в соответствии с тщательно спланированной политикой либо быть подобны тектоническим глыбам, рухнувшим друг на друга — никакой другой вариант при рассмотрении перспективы мира и стабильности в регионе и в мире, похоже, не просматривается» [5]. Сегодня ситуация динамичного экономического роста АТР взорвана финансовым кризисом, начавшимся в Юго-Восточной Азии, а затем ударившим по Японии, Китаю, Южной Корее и потрясшим биржи всех развитых стран мира. Разлетелся в прах и тезис о том, что этот регион в плане безопасности стабильнее других — ядерные испытания в Индии, подготовка к ответным мерам в Пакистане создали угрозу посильнее, чем взволновавшая несколько лет тому назад северокорейская ядерная программа. Это с новой остротой поставило проблемы безопасности на региональном и глобальном уровнях. Бирмингэмский саммит восьмерки ведущих держав, прошедший в мае 1998 г. подтвердил это.
Международные отношениям как система взаимодействия государства развиваются отнюдь не в вакууме. Более того, они не могут развиваться в вакууме — будь то в вакуум силы власти, права или морали. Как только какой-либо вакуум образуется, он тут же начинает заполняться. Причем не всегда адекватно утраченному.
На рубеже столетий и тысячелетий среда, в которой развиваются международные отношения, усложняется.
Изменилась парадигма всемирной истории. По экономическому и политическому потенциалу Восток не уступает Западу. Взаимосвязи по линии Восток-Запад приняли новый, равноправный характер, о чем свидетельствуют Бангкокская (1996 г.) и Лондонская (1998 г.) встречи лидеров государств Азии и Европы.
Все государства принимают программы вступления в XXI век. Однако представления о том, что человечество может вступить в него без ядерного оружия, сооружая общеевропейский дом, или общеазиатский небоскреб, не оправдались. С распадом СССР было декларировано, что «холодная война» завершилась и произошла «разгрузка» глобальных международных отношений от ее бремени. Но на деле штормы «холодной войны» на региональном уровне продолжаются. Удары ее волн все еще ощущают на американском политическом пространстве — Куба, на европейском — Белоруссия, на азиатском — Китай и КНДР. Развиваются такие глобальные кризисы, как: — экологический; — ресурсный; — демографический; — финансовый; — ценностно-моральный.
Сможет ли теория устойчивого развития стать доктриной сохранения жизни на Земле в XXI веке? Примут ли ее народы и государства, остающиеся за рамками «золотого миллиарда»? Принесет ли она качественно новые подходы к международным отношениям или ее ждет судьба горбачевского иллюзорного «нового мышления»? Мы должны признать, что международные организации, включая ООН, малоэффективны или совсем неэффективны в преодолении кризисных ситуаций, в борьбе против организованной преступности, в первую очередь наркобизнеса, коррупции, терроризма. Становление нового информационного общества пока что дает возможность не столько изменить жизненные условия человечества к лучшему, сколько угрожает, меняя характер труда, привести к массовой безработице и новым кризисным явлениям в мировой экономике. Продолжающаяся борьба «физической» и «монетаристской» моделей экономики приводит к тому, что отдельные государства уже не могут защититься от международных финансовых «игроков», разоряющих их национальную экономику ради собственной наживы.
На международной арене идет последовательное укрепление регионализма: в марте 1997 года была создана Ассоциация регионального сотрудничества 14 стран Индийского океана, в которую вошли Австралия, Индия, Индонезия, Йемен, Кения, Маврикий, Мадагаскар, Малайзия, Мозамбик, Оман, Сингапур, Танзания, Шри-Ланка и ЮАР. В июле 1997 г. на мировом политическом небосклоне появился еще один альянс стран — «исламская восьмерка». Ее образовали Турция, Пакистан, Малайзия, Бангладеш, Египет, Нигерия, Иран и Индонезия. Наметилась тенденция к созданию Большого АСЕАН (после принятия в ряды этой организации Мьянмы и Лаоса), который по своей территории приблизится к территории почти всей Юго-Восточной Азии (4300 тыс.кв.км), население составит около 500 млн. человек, а национальное производство — около 630 млрд. дол. и объем внешней торговли — 600 млрд.дол. [6].
Нетрудно увидеть, что эта тенденция развивается как ответ на создание Объединенной Европы и, в известной мере, на попытки «Большой восьмерки» вершить мировые дела по своему усмотрению. В перспективе просматривается создание «Большого Китая» — экономического пространства, включающего КНР, Тайвань, Сингапур и взаимодействующего с китайской диаспорой — «хуацяо». Первый шаг к этому сделан с возвращением Сянгана в состав КНР. Китай приглашен Ж. Шираком присоединиться к «большой восьмерке», одновременно он уже провел встречу на высшем уровне с государствами АСЕАН (9+1) и участвовал в саммите государств АСЕАН с Японией и Южной Кореей (9+3).
Нестабильной остается ситуация с нераспространением ядерного оружия. Индии удалось довольно легко вступить в клуб ядерных держав. Пакистан стремится к тому же и располагает для этого соответствующими возможностями. Сложно развиваются экономические и политические процессы на постсоветском пространстве и особенно в России. В докладе на 8-й Международной научной конференции по Китаю в ИДВ РАН в октябре 1997 г. американский профессор Джон Гарвер размышляя о победителях и побежденных в «холодной войне», дал весьма точное описание того климата в России, в котором сейчас вырабатываются ее внешнеполитические концепции. «Начав в 1990-1991 гг. строительство посткоммунистического порядкам — отмечает эксперт из Атланты — многие россияне надеялись, что новая посткоммунистическая Россия будет принята в западное содружество наций. Многие надеялись на получение значительной экономической помощи со стороны США. Большинство ожидало, что к России будут относиться как к великой державе и даже как к супердержаве. Лишь немногие подозревали тогда, что требования России относительно жизненных интересов безопасности на западной границе будут игнорироваться победившими державами».
На мой взгляд, наиболее ярким примером такого игнорирования может служить продвижение НАТО на Восток. «Когда начался острый экономический спад, — продолжает Дж. Гарвер, — а затем политическая дезинтеграция, результатом была растущая горечь. В основном эта горечь была перенесена на западные державы. Многие россияне чувствовали, что Россия предана и обманута Западом. Западные державы считали Россию, как это восприняли многие россияне, недостаточно демократической и недостаточно богатой. Жизненные интересы России игнорировались. Короче говоря, к ней относились как к потерпевшей поражение и очерненной державе» [7]. Заметим, что ряд акций Запада (например, проведение военных учений на Украине, в Прибалтике и Казахстане с участием американских воинских подразделений) лишь усиливают у значительной части российского общества чувство унижения и позора, несмотря на подписанное Соглашение Россия-НАТО. Россия продолжает сохранять резко отрицательное отношение к планам расширения НАТО. Европейская безопасность особенно в ядерной области сейчас поддерживается на обязательствах о взаимном ненацеливании ракет с ядерными боеголовками. В ходе визита в Москву (1997) Президент Франции Ж. Ширак заявил, что французские ядерные силы не нацелены на Россию. Нам представляется, что реальному укреплению безопасности в Европе могло бы послужить не продвижение сил НАТО в Восточную Европу, а создание в этом субрегионе безъядерной зоны.
С российской стороны примером эмоциональной попытки предложить антинатовскую контрстратегию являются выступления председателя Комитета по геополитике Государственной думы Алексея Митрофанова. «Сейчас стало абсолютно очевидным, — отмечалось в докладе, распространенном им в Москве в середине сентября 1997 г., — что дело идет к изоляции России от Европы, созданию по ее периметру карантинного пояса из недружественных государств, объединенных системами военных блоков с Соединенными Штатами Америки и их ближайшими союзниками, дальнейшему ослаблению нашей страны, развитию центробежных тенденций и последующему развалу с образованием на ее обломках 10-15 стран-сателлитов, враждующих между собой и целиком зависящих от внешних сюзеренов» [8]. Выход из сложившейся ситуации московский геополитик видит в том чтобы призвать народы Японии и Германии… к отказу от действующих конституций и созданию вместе с Россией оси Берлин-Москва-Токио [9]. Такого рода геополитические схемы не нуждаются в комментариях, но важно отметить, что в российских политических и научных кругах имеются различные; порой диаметрально противоположные взгляды на вопросы внешней политики [10].
Китайские международники отмечают, что расширение НАТО на Восток оказывает двоякое воздействие на ситуацию в АТР: чем сильнее Россия противодействует этому продвижению и сковывает США в Европе, тем более это благоприятствует безопасности АТР, поскольку ограничивает американскую активность в этом регионе. С другой стороны, расширение НАТО на Восток толкает Россию к пересмотру своей политики в АТР и после того, как Россия вновь расцветет и усилится, состояние безопасности в АТР изменится и поэтому заслуживают пристального внимания отдаленные последствия такой ситуации. По мнению профессора Юй Суя, сотрудника Пекинского Центра по изучению современного мира, «оказавшись в результате расширения НАТО на Восток в трудном положении и стремясь избавиться от ощущения изоляции и опасности „быть зажатой в клещи между Западом и Востоком“, Россия стремится укрепить свои политические и военные позиции и активно корректирует собственную политику в АТР, улучшая и углубляя отношения со странами Востока и энергично создавая здесь стабильную сферу безопасности [11]. В соответствии с Конституцией основные задачи внешней политики России определяются Президентом РФ. В своем послании Федеральному собранию в 1997 г. Президент отметил, что к числу таких задач относится создание благоприятных внешних условий для продолжения российских реформ и установление и поддержание отвечающих статусу и потенциалу РФ равноправных отношений с ведущими державами мира. „Наша цель, — говорится в послании, — отстаивать национальные интересы России, не сползая к конфронтации, а укрепляя основы стабильности и сотрудничества в международных отношениях“ [12]. Российская внешняя политика исходит из того, что в мире не должны быть доминирования одного центра силы, уже сейчас идет становление многополюсной системы международных отношений, в которой право должно играть большую роль, чем военная сила. Исходя из этого, Россия предлагает „заключить Договор о ядерной стабильности и безопасности с участием всех ядерных держав и провести III Конференцию мира“ [13]. Если обратиться к проблемам национальной безопасности России, то для нее АТР и в особенности Северо-Восточная Азия представляют сферу жизненно важных интересов. В Концепции национальной безопасности Российской Федерации, утвержденной указом Президента РФ от 17 декабря 1997 г. ( 1300) отмечается „Россия оказывается в определенной изоляции от интеграционных процессов, идущих в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Все это неприемлемо для нее как для влиятельной европейско-азиатской державы, имеющей национальные интересы в Европе, на Ближнем Востоке, в Центральной и Южной Азии, в Азиатско-Тихоокеанском регионе“ [14]. Эта тревожная оценка состояния безопасности России в АТР и в Азии в целом, на наш взгляд, фиксирует целый ряд объективных реалий в сложившейся ситуации. Национальным интересам России, подчеркивается в Концепции, отвечает развитие диалога и всестороннего сотрудничества со странами Азиатско-Тихоокеанского региона, как и с целым рядом других регионов. Вместе с тем в Концепции обращается внимание на то, что среди других угроз национальной безопасности „серьезную угрозу представляет собой распространение ядерного и других видов оружия массового уничтожения, технологий их производства и средств доставки, и прежде всего в сопредельных с Россией странах или близких к ней регионах“ [15]. Это прямо относится к ситуации, сложившейся в Южной Азии в связи с индийскими и пакистанскими ядерными испытаниями. --PAGE_BREAK--
Российская внешняя политика видит вызовы времени. Она исходит из того, что на международной арене идет не просто перегруппировка сил, а происходят принципиальные качественные сдвиги. Изменилась парадигма мировой истории: взамен межсистемному противоборству пришли противоречия между развитым «центром» и развивающейся «периферией», которые группируются по линии Восток-Запад; Север-Юг, осложняясь межцивилизационными и конфессиональными противоречиями; становится все жестче борьба между объективными тенденциями к экономической интеграции и межцивилизационной конвергенции и субъективными сепаратистскими устремлениями. Одной из форм реагирования на складывающуюся ситуацию является оформление российской дипломатией отношения к построению новой модели международных отношений. «Новый международный порядок» (НМЛ), за создание которого выступает подавляющее большинство государств, — это новая архитектоника международных отношений; реально складывающаяся в связи с объективными условия развития отдельных стран. Она и характеризует новые исторические условия, в которых будет жить человечество в предстоящем столетии. По нашему мнению, НМЛ должен строиться на демократических началах, принципах Устава ООН, основных принципах международного права. При его создании следует в полной мере учитывать ценностные ориентиры каждой из цивилизаций. 23 апреля 1997 г. в ходе государственного визита Председателя Цзян Цзэминя в Москву Россия и Китай подписали «Совместную декларацию о многополярном мире и формировании нового международного порядка» [16]. Этот документ конкретизировал пути развития сложившихся между двумя державами отношений равноправного доверительного партнерства, направленного на стратегическое взаимодействие в XXI веке. Московская Декларация обязывает стороны в духе партнерских отношений «прилагать усилия для содействия развитию многополярного мира и установлению нового международного порядка».
При этом и Россия и Китай исходят из того, что в конце XX века вслед за завершением «холодной войны» в международных отношениях произошли глубокие перемены. Исчезла конфронтационная биполярная система, на смену которой возникла позитивная тенденция строительства многополярного мира. Не только меняются взаимоотношения между крупными государствами, в том числе между бывшими противниками в «холодной войне», но и все большее число стран приходит к общему пониманию того, что необходимы взаимное уважение, равенство и взаимная выгода, а не гегемонизм и силовая политика, диалог и сотрудничество, а не конфронтация и конфликты. В построении мирного, стабильного, справедливого и рационального нового международного политического и экономического порядка все возрастающую роль играют региональные организации экономического сотрудничества. Широкое международное сотрудничество становится настоятельным требованием эпохи и императивом исторического развития.
Российско-китайская декларация прокладывает реальный путь к гуманизации и демократизации международных отношений. Подобно ООН'овской Хартии прав человека, Московская Декларация является своеобразным кодексом прав и обязанностей поведения государств на международной арене в новых условиях. Жертвы, понесенные человечеством в период «холодной войны», диктуют необходимость того, чтобы наконец в межгосударственных отношениях восторжествовали взаимное уважение суверенитета и территориальной целостности, взаимное ненападение, взаимное невмешательство во внутренние дела, равенство и взаимная выгода, мирное сосуществование и другие общепризнанные принципы международного права.
Подлинный демократизм заключается в том, что партнер по международным отношениям должен восприниматься таким, каков он есть, что каждое государство имеет право, исходя из своих конкретных условий, независимо и самостоятельно выбирать путь развития без вмешательства со стороны других государств. При этом различия в социальном строе, идеологиях, системах ценностей не должны становиться препятствием для развития нормальных межгосударственных отношений.
Особое значение имеет то положение Декларации, которое гласит, что все страны, будь они большие или малые, богатые или бедные, являются равноправными членами международного сообщества. Ни одна страна не должна стремиться к гегемонии, проводить политику с позиции силы и монополизировать международные дела. Важно и то, что в Декларации подчеркнута роль широких кругов развивающихся стран и Движения неприсоединения как важной силы, способствующей формированию многополярного мира и становлению нового международного порядка. Взаимодействие развивающихся стран усиливается, повышается их роль в международной политике, увеличивается их доля в мировой экономике. «Подъем развивающихся стран, — заявили лидеры России и Китая, — придает мощный импульс историческому процессу становления нового международного порядка. В будущем новом международном порядке эти страны должны по праву занять подобающее им место, равноправно и без какой-либо дискриминации участвовать в международных делах».
Новый международный порядок не должен навязываться принудительно, силой. Да и вообще, чтобы утвердить новую, всеобъемлющую концепцию безопасности, необходимо покончить с менталитетом «холодной войны», реминисценциями блоковой политики. «Необходимо, — подчеркивается в Декларации, — мирными способами урегулировать разногласия и споры между странами, не применять силу и не угрожать ее применением, путем диалога и консультаций содействовать установлению взаимопонимания и доверия, через двусторонние и многосторонние координацию и сотрудничество стремиться к миру и безопасности».
Примечательно, что, подписывая Декларацию, Россия и Китай оказались единодушны в том, что «необходимо усилить роль ООН и ее Совета Безопасности»; они позитивно оценили усилия ООН по поддержанию мира и безопасности во всем мире, специально подчеркнули, что «место и роль ООН в мире как наиболее универсальной и авторитетной организации, состоящей из суверенных государств, не могут быть подменены никакой другой международной организацией» и выразили уверенность в том, что «ООН сыграет важную роль в установлении и поддержании нового международного порядка». Задача обновления характера международных отношений все острее встает перед народами всех стран. Россия и Китай в Московской Декларации «призывают все страны развернуть активный диалог по вопросу о строительстве мирного, стабильного, справедливого и рационального нового международного порядка и готовы к совместному обсуждению любых выдвигаемых в этой связи конструктивных предложений». Опыт прошлого на службу современности
Рассматривая возможные сценарии развития российско-китайских отношений на рубеже XXI века и в более отдаленной перспективе, многие эксперты-международники видят не только вероятность укрепления стратегического партнерства России и Китая, но даже в некоторых вариантах неизбежность его перерастания в союзнические отношения. В то же время есть и другие политологи, которые говорят о «китайской угрозе» и очень высокой вероятности столкновения двух держав в грядущем столетии. В существовании двух столь противоречивых подходов существует определенная диалектичность, заключающаяся, в частности, в том, что, учитывая меняющееся положение и России, и Китая, никто не может с достаточной определенностью исключить развитие ни одного из двух упомянутых крайних вариантов.
Но если избегать крайностей, то следует вспомнить китайскую мудрость, гласящую, что зеркалом, в котором можно увидеть будущее, чаще всего является история. Российско-китайские связи насчитывают без малого четыреста лет. За этот достаточно длительный исторический период сменилось несколько моделей отношений двух государств. Первая модель охватывает период от начала XVII столетия до середины XIX века. Типологически она может быть классифицирована как смешанная модель, когда при сходстве социально-экономических систем, цивилизационные различия оказывали существенное влияние на характер отношений. Поэтому один из партнеров рассматривал себя как сюзерена (Китай), а другой стремился избежать положения вассала (Россия). В этот период имели место многочисленные столкновения интересов двух стран и обострения отношений между ними. Но стремление к добрососедству являлось главным императивом и обеспечивало возможность дипломатического урегулирования всех спорных вопросов.
Вторая модель — модель равносторонних связей двух империй — падает на вторую половину XIX века и простирается до 1917 г. Это период заката феодализма в обеих странах, становления капиталистических отношений, эпоха крушения Цинской и Российской империй, реформ и революций, политического и экономического кризиса и в России, и в Китае, превращения Китая в полуколонию западных держав. Хотя Россия выступает на стороне Запада, оба государства стремятся к равносторонним отношениям. В этот период между ними заключено наибольшее число договоров и других международно-правовых актов.
Третья модель (1917-1949 гг.) — модель сосуществования двух разносистемных государств в экстремальных условиях — охватывает период революционных преобразований в России и активного революционного процесса в Китае, гражданских войн и второй мировой войны, периода, когда оба государства развивались, противодействуя активному вмешательству извне. Советская Россия последовательно поддерживала борьбу китайского народа за объединение и независимость страны. Четвертая модель (1949-1960 гг.) — победа революции и создание КНР привели в действие модель дружественного, союзнического взаимодействия двух односистемных государств. Период активного экономического и культурного сотрудничества двух народов, их партнерства в урегулировании международных конфликтов и локальных вооруженных противостояний, вызванных «холодной войной». Пятая модель (1960-1991 гг.) — модель конфронтационных отношений двух односистемных государств в условиях «холодной войны». Период, характеризующийся жестким идеологическим и политическим противостоянием вплоть до вооруженных столкновений и постепенной нормализацией отношений в результате перехода к реформам в СССР и КНР.
Шестая модель (1991 — настоящее время) — модель добрососедских отношений двух государств переходного периода. Ее становление связано с распадом СССР и созданием СНГ. Для правопреемницы СССР — Российской Федерации — характерно стремление к взаимовыгодному сотрудничеству с Китаем. Оба государства проявляют политическую волю к превращению конструктивных партнерских отношений в стратегическое партнерство в XXI веке.
В целом накопленный почти за четыре столетия опыт взаимоотношений России с Китаем является бесценным достоянием двух народов. В этом опыте позитивный заряд гораздо больше, чем негативные моменты. Китайское выражение «сань ци кай» — «отделять три от семи» — вполне применимо к измерению опыта истории русско-китайских отношений: 70% положительного содержания должны быть отделены от 30% негативных явлений. К негативным явлениям относятся слова Дэн Сяопина: «закрыть прошлое — смотреть в будущее». Смотреть в будущее, в XXI век, значит, передать все положительное следующим поколениям. На путях к стратегическому партнерству
Визит Президента России в Китай 10-11 ноября 1997 г. вызвал огромное количество публикаций в прессе и откликов в электронных СМИ. Этот визит как бы увенчал активную «дипломатию первых лиц» России, Китая, Японии и США, выразившуюся в их официальных и неформальных встречах минувшей осенью. Председатель Китайской ассоциации международной стратегии проф. Сюн Гуанкай, выступая 27 декабря 1997 г. на ежегодном собрании Ассоциации, охарактеризовал эту дипломатическую активность как движение к многополюсности мира. Он подсчитал, что в 1997 г. прошло более 30 мероприятий с участием руководителей США, России, Японии, Франции, Великобритании, Германии и Китая. Например, Председатель КНР Цзянь Цзэминь, в частности, принял участие в конференциях ОПЕК ЮВА и конференциях «9+1» и «9+3», а также в 4 двусторонних встречах [17].
Ноябрьский 1997 г. визит Президента РФ в Китай — пятая двусторонняя встреча Б.Н. Ельцина и Цзян Цзэминя. В ходе предыдущих встреч стороны выработали формулу, характеризующую современные отношения России с Китаем как конструктивное партнерство, направленное на стратегическое взаимодействие двух держав в XXI веке. Стратегическое взаимодействие означает координацию стратегических курсов на международной арене в связи с общностью каких-либо задач и целей двух государств. Разработка внешнеполитической стратегии, т.е. системы долгосрочных активных мероприятий для достижения упомянутых целей, не является одноразовым актом. В отличие от конкретной внешней политики, стратегический курс рассчитывается не только на реальные ситуации, но и на вероятные, гипотетические. Предмет стратегии более изменчив, чем политические интересы, поэтому выработка стратегии — это постоянный процесс. Стратегия должна отвечать интересам правящих национальных элит, тогда она становится жизнеспособной.
Итак, общеполитические требования к стратегии сводятся в нашем случае, в первую очередь, к обеспечению группы базовых национальных интересов — интересов существования, в которых интересы сосуществования являются интегрированной частью.
На данном этапе, на наш взгляд, для России была бы оптимальной «дисперсная стратегия» в регионе АТР в целом и в его субрегионах. Это стратегия максимально широкого присутствия во всех частях АТР при минимальной затрате средств и усилий. Такая стратегия рассчитана на то, чтобы, сохраняя связи с великими державами, поставить во главу угла развитие отношений с малыми и средними государствами.
Эта стратегия дает возможность диверсифицировать политические и экономические связи, но что более существенно, она максимально учитывает новую ситуацию в регионе и главную тенденцию ее развития. Как уже отмечалось, после окончания холодной войны именно малые и средние государства региона вышли из-под былых американского и советского «зонтиков безопасности» и начали проводить более независимую и самостоятельную политику. Именно их голоса уже звучат и будут все четче слышны на региональных форумах по проблемам безопасности и экономической интеграции. Вступив в региональные организации типа АТЭС (АРЕС), Россия заинтересована в поддержке своих позиций достаточным большинством участников. Наконец, стратегии малых и средних государств, если так можно выразиться, менее оппозиционны стратегии России, чем стратегии других великих держав региона. Пойти по пути наименьшего сопротивления в данном случае было бы выгодно для России. Кстати, встречи на высшем уровне типа «9+1» свидетельствуют о том, что Китай не пренебрегает такой стратегией.
Между тем приходится признать, что в конце XX века в процессе принятия политических решений в отношении азиатских проблем на Западе вместо разумного основания все чаще выступает воля. Stet pro ratione voluntas (пусть доводом будет воля моя) — этот римский постулат ныне переводится просто: «Я убежден». Отнюдь не в виртуальном мире Курицыны от политики реализуют свою стратегию — «чего моя нога хочет». От Персидского залива до проливов Измены и Гоемай. Ну, что же, не случайно великий драматург назвал свою драму «Грех да беда на кого не живет».
В то же время Восток продолжает использовать старые наработки и выковывает новые стратегические мечи. Знать бы, куда может быть направлено их острие, тем более учитывая, что в наши дни оживилось изучение принципов построения китайских стратегических планов. В декабре 1997 г. Н.И. Чуевым в ИВ РАН защищена интересная диссертация «История формирования военно-теоретической мысли в Древнем Китае». Расположенный в Вашингтоне Институт китайской стратегии (Тhe Сhinа Strategic Institute ) начал выпускать (шесть номеров в год) специальный журнал «China Strategic Review» («Чжунго чжаньлюе яньцзю»).
Профессор Харро фон Зенгер сообщил мне, что он работает над вторым томом «Стратагем». Заметным явлением в разработке узловых проблем формирования стратегического мышления в Китае стал выход в свет монографии американского китаеведа Аластера Айэна Джонстона «Культурный реализм» [18]. Эта книга посвящена проблеме влияния стратегических идей на поведение государства на международной арене. Для приложения теории в качестве конкретного поля выбран Китай эпохи Мин.
Основу концепции А.И. Джонстона составляет положение о «Большой стратегии» — стратегии превентивных ударов по потенциальным противникам, которую успешно осуществляли минские правители. В первую очередь это касалось северных границ империи и относилось к монголам.
Анализируя военно-политические аспекты внешних связей империи Мин, автор приходит к выводу, что их основой была постоянная готовность к войне (parabellum paradigm). А.И. Джонстон справедливо рассматривает стратегическую мысль Китая как нечто целостное на протяжении многих столетий, хотя, конечно, подвергавшееся эволюции и обогащавшееся от поколения к поколению.
На пороге нового тысячелетия Китай переживает переходный период не только от социалистической экономики к рыночной, но и от статуса региональной державы к положению мировой сверхдержавы. Реализация стратегии превращения Китая в сверхдержаву во многом будет зависеть от внутреннего развития Китая. Но уже сегодня очевидно, что стратегия вывода России из кризиса, превращения ее в активного и полноправного партнера государств АТР или любого из субрегионов может прийти в столкновение со стратегией Китая. Борьба за иностранные инвестиции, рынок рабочей силы, конкуренция на рынке экспортных и импортных товаров — вот далеко не полный перечень тех областей, в которых возможно нарастание противоречий двух государств и их стратегий. И это при том, что обе страны на данном этапе заинтересованы в укреплении связей с США и Японией. Именно стремление избежать столкновения стратегических курсов, направить их по пути параллельного и совместимого развития и вызвало осенью 1997 г. череду встреч лидеров заинтересованных держав. Р. Хасимото посетил Китай, затем в Красноярске провел встречу с Б.Н. Ельциным. Практически одновременно Цзян Цзэминь направился в Вашингтон, покончив с 12-летним перерывом в китайско-американских официальных встречах на высшем уровне. Правда, следует помнить, что в рамках такой региональной организации, как АТЭС (АРЕС), Цзян Цзэминь и Б. Клинтон имели возможность регулярно и весьма результативно беседовать с глазу на глаз, начиная с 1993 г. Тем не менее, Россия существенно обогнала США в контактах с КНР.
Автор анализирует классический китайский труд по воинскому искусству — «Семь военных канонов». Сюда входят трактаты: 1)Сунь-цзы бинфа, 2)У-цзы бинфа, 3)Сыма фа (трактат, которым пользовались Хань Синь — полководец Лю Бана — и ханьский император У-ди), 4)Вэй Ляо-цзы (относится к концу периода Чжаньго), 5) Тай-гун лютао (трактат великого стратега Тай-гуна, построенный в виде его бесед с чжоускими царями Вэнь-ваном и Уваном), 6) Хуан Ши-гун саньлюе (этот трактат также приписывается Тай-гуну, хотя самостоятельно текст не обнаруживался до Западной Хань), 7)Тан Тай-цзун Ли Вэйгун вэньдуй — в этом трактате танский император Тай-цзун беседует со своим главным военным советником Ли Цзином. Жаль, что (как и большинство американских китаеведов) А.И. Джонстон не знаком с результатами исследований российских востоковедов. Он самостоятельно додумывается до вывода о том, что стратегическая мысль Китая являлась синтезом конфуцианства и легизма, учения Мэнцзы и даосизма о государственной мощи. Его основное «открытие» заключается в том, что поиски основ стратегического мышления вне военных канонов — были бы бесплодны. Это было замечено академиком Н.И. Конрадом более 70 лет тому назад. Кстати, в мае 1997 года в Петербурге издательством «Евразия» выпущена книга «У цзин», в которую вошли переводы всех упомянутых семи военных канонов. Я не упрекаю американского коллегу. Его книга богата и мыслями и фактами, он проделал огромную работу по переводу источников — все это достойно уважения. Очевидно, взаимодействие российского и американского китаеведения в этой области могло бы принести интересные результаты. Особенно, если объединить наши усилия и с китайскими учеными. Да поможет всем нам Интернет! Список литературы
Jonson A. Chalmers. The Empowermwnt of Asia. Pacific Rim Report // University of San Francisco. Center for the Pacific Rim. No 1. 1997. June. P. 4.
Подробнее см.: Ларуш Л. Физическая экономика. М.: Научная книга, 1997.
Чжан Чантай. Итоги развития ситуации в АТР в 1997 г.// Гоцзи чжаyьлюэ яньцзю. 1998. No 1. С. 20-25.
Jonson A. Chalmers. P. 4.
Там же.
Сюань Чжэн. Большой АСЕАН и тенденции к многополюсности в АТР // Гоцзи чжанлюэ яньцзю. No 1. 1998. С. 29-32.
Китай. Китайская цивилизация и мир. История, современность, перспективы (Москва, 7-9 октября 1997 г.). М., 1997. Ч.1. С. 138.
АнтиНАТО. Новая идея российской геополитики. Тактика и стратегия на современном этапе. С.6-7.
Там же. С.19-25. Эта же идея проводится и в вышедшей в конце 1997 г. книге: Митрофанова А.В. Шаги новой геополитики. М., 1997. С. 187-189.
Михеев В.В. Гамбит «анти-НАТО» и политика России на Дальнем Востоке // Проблемы Дальнего Востока. 1997. No 5.
C. 31-43.
Юй Суй. О расширении НАТО на Восток и безопасности в АТР // Тайпинян сюэбао. 1997. No 4. C.37-44.
Послание Президента Российской Федерации федеральному Собранию. М., 1997. C.57.
Там же.
Российские вести. 1997. 17 дек.
Там же.
Текст Декларации см.: Проблемы Дальнего Востока. 1997. No 3.
Сюн Гуанкай. Ретроспективный и перспективный взгляды на развитие международной ситуации // Гоцзи чжаньлюэ яньцзю. 1998. No 1 C. 1-2.
Аlastair Iain Johnston/ Cultural Realism/ Strategic Culture and Grand Strategy in Chinese History // Princeton University Press. Princeton, New Jersey, 1995