ДвухтомникБориса Миронова«Социальнаяистория России»за последниешесть лет вышелтретьим изданием.Первое былосовсем недавно– в 1999 г., а уже черезгод книгу перевелии издали в США.
В статье В.В. Согрина1дается высокаяоценка фундаментальноймонографииБ. Н. Миронова, рассматривающейисторию имперскогопериода отечественнойистории вмеждисциплинарномнаучном контексте, используяэлементы «новойсоциальнойистории». Критическипереосмысленаего философияистории. Показано, что конкретно-историческиеисследованияученого, представленныев основном впервом тометруда, в частности, концепциятотальногозакрепощенияроссийскогообщества, сближающаяобраз самодержавияи восточнойдеспотии, вступаютв противоречиес поставленнойим идеологическойзадачей внушенияобществуисторическогооптимизма(клиотерапия), реализуемойв основном вовтором томе.Попытка историкапредставитьцивилизационнуюспецификуразвития Россиикак частьпессимистическогоисторическогомифа опровергаетсяпри помощисобранногоим материала.Продемонстрировано, что вместопессимистическогомифа историкпытается создатьновый, оптимистическиймиф о существовании«народной»или «патриархальной»монархии вМосковскойРуси XV—XVII векови общей прогрессивностиистории имперскойРоссии. В частности, неудовлетворительнымипредставляютсяигнорированиевосточно-христианскихи золотоордынскихкорней российскойцивилизации; формально-правоваяконцепцияправомерногогосударства, затушевывающаяразницу междуправом какформой проявлениявластной волии как формойобщественногокомпромисса; попытка наделениясамодержавиястатусом лидерамодернизации, что ведет кигнорированиюсоциально-политическойстороны этогопроцесса.
Новымфактором вразвитиифундаментальныхдискуссий ороссийской/советскойистории являетсяучастие в нихсобственнороссийскихисториков, транслирующихили творческиразвивающихконцепты западнойрусистики.ДвухтомникБ. Н. Миронова«Социальнаяистория России»является яркимпримером применениянемарксистскойтеории модернизациии подходовсоциальнойистории длярешения вопросао «нормальности»российскогоисторическогоразвития. Нарядус собственноисследовательскимизадачами, Миронов, будучи российскимисториком, также формулируетобщественнуюзначимостьсвоей работы, которая, по егомнению, заключаетсяв клиотерапиироссийскогоисторическогосознания, т.е.в коррекциистигматизированногообраза российскойистории какдевиантнойили непоправимоотстающей отевропейскогоразвития. Такаяпостановкавопроса показывает, насколькоплотно историческиевопросы переплетаютсяс вопросамиполитики и — шире — с проблемамипониманияпостсоветскойреальности.Проблеманормальности/девиантностиистории Россиинапрямую связанас дискуссиейо возможностипостсоветскойРоссии интегрироватьсяв современноемировое сообществона правахдемократическогообщества иправовогогосударства.Процесс интеграции, в свою очередь, основан напроцессе реформ, история которыхв современнойРоссии зналакак радикальнуюфазу кардинальнойломки доставшихсяот советскогопериода институтов, социальныхотношений иментальностей, так и эволюционистско-синтетическуюфазу сочетанияэкономическихпреобразованийс консервативнымитенденциямив государственно-политическойсфере, частьюкоторых являетсяретро-стильновой государственнойсимволики.Несложно рассмотретьза этими разнымистратегиямиреформ логику«тоталитарной»и «модернизационной»парадигм.Реформаторскийрадикализмисходил изпосылки несовместимостисоветскогонаследия сдемократическимбудущим новойРоссии. Парадоксальнымобразом, именноэта логикаразрушалапредпосылкидля складываниягражданскогообщества (противоядияот тоталитаризма), которое нуждаетсяв «густоте»социальныхотношений, традициях исимволах. Сдругой стороны, формула «реформыв экономике- авторитарныйтехнократизмв политике»определенноотсылает кмодернизационнойлогике, в силукоторой успешностьпреобразованийизмеряетсяобщими социально-экономическимипоказателями, а экономическиереформы мыслятсякак предварительныйбазис для построениядемократии.Подобное нормативноепониманиемодернизацииможет бытьопасно длястратегиидемократическихреформ, так какавторитарныйполитическийрежим в XX векеоказался вполнесовместимымс рыночнымиформами хозяйствования.По мнению А.Ахизера, БорисМиронов видитв историческомразвитии Россииэволюцию отобщности кобществу (поФердинандуТеннису), труднуюи противоречивую, но неизбежноведущую кгражданскомуобществу, правовомугосударствуи т. д., то естьповторениепути, которымдавно идутзападные страны.2
Ужена первых страницахон постулирует«нормальностьроссийскогоисторическогопроцесса» (т.1, с. 17). Однако обэталоне этой«нормальности»и о том, как ееопределить, ученый умалчивает.Между тем вкниге можнонайти целыйреестр отклоненийот нормы в развитииРоссии: признаетсятрагичностьроссийскойистории, еекровавый драматизм, цикличность, маятниковостьи инверсионныеповороты. Новсе это, как быне выходя зарамки «нормальности», гарантирующейРоссии, по мыслиавтора, достижениеблагосостояния, правовогогосударства, гражданскогообщества «ивсе другиеблага цивилизации, которых такжаждет современныйроссиянин»(там же). Мироновсоставил исписок несогласныхс идеей «нормальности»российскогоразвития. Трудноотделатьсяот ощущения, что в обнародованииэтого спискаприсутствуетэлемент бестактности, поскольку темсамым авторкак бы выводитза рамки научнойдискуссии любуюпопытку обсудитьподобную«нормальность».По существу, перед намиаприорноепринятие концептавестернизации, никак не доказывающего«жажду» россияниметь гражданскоеобщество и т.п. Эта предвзятость, как я постараюсьпоказать, мешаетавтору в полноймере осмыслитьсвои собственныеисследовательскиедостижения.
Богатстворазнообразногоматериала, представленногов книге, позволяет, на мой взгляд, сосредоточиввнимание — вопрекиустановкеавтора — в первуюочередь нареальной спецификеопытароссийскойистории, попытатьсяухватить целое, движение целого.Решить этусложную задачуможно, лишь всеглубже проникаяв механизмыистории, совершенствуяметодологиюисторическогоисследования.
Мироноврасщепляетисторию наконкретныесоциальныепроцессы, изучениекаждого изкоторых можетвнести свойвклад в целостноепознание динамикироссийскогообщества. Вотнад этой проблемойи хотелось быпоразмышлятьвместе с автором.Тем более чтоон собрал множествоновых источникови ввел их в научныйоборот; благодаряэтому рецензируемуюкнигу можноиспользоватьи как своегорода справочникпо российскойистории.
Важнейшаясоставляющаясоциальнойистории — этопроцесс колонизации, расширениетерриториироссийскогогосударства, с 1462 по 1987 годыувеличившейсяболее чем в 50раз (см. т. 2, с. 380). Рядведущих историковдосоветскоговремени считалитерриториальнуюэкспансиюключевым факторомв истории нашейстраны. Сравнениес аналогичнымявлением в СШАпоказывает, что там колонизацияизначальноимела экономическоеизмерение, вконечном итогеслившись спроцессоминтенсификациихозяйства. ВРоссии жетерриториальноерасширениеисходило изстратегическихсоображений(т. 1, с. 51). Освоениеновых земельносило экстенсивныйхарактер и, всвою очередь, способствоваловоспроизводствуэкстенсивнойкультуры. Переднами существенноеразличие, проливающеесвет на особенностидинамики российскогообщества.
Авторперечисляетнегативныеаспекты российскойколонизации: закреплениеэкстенсивнойформы развития, ведущее к отставанию; затрудненностьформированияхорошо структурированнойсистемы городов; истощениересурсов Центра; замедленноеразвитие единойрусской нации(т. 1, с. 46-47). Отсюдаследует вывод: победа этогопути над тенденциейк интенсификациисоздала серьезныепроблемы, нараставшиепо мере усложненияобщества. Чтокасается глубоколежащих причинтакого историческоговыбора, неспособностинайти емуальтернативу, то их можноусмотреть вмифологическойоснове культурымиллионоврусских людей.Народ рассматривалэкстенсивныйпуть «как уходот неоправданной»новизны" иперенесениена новое местосправедливой«старины», какпоиск рая наземле…" (т. 1, с.28).
Такимобразом, Мироновобратил вниманиена иррациональныемотивы миграции, проистекающиеиз господствамифологическогомышления. Гигантскиепросторы, низкаяплотностьнаселения, недостаточнаяэффективностьсредств сообщениясоздавалиповышеннуюопасностьдезинтеграции, доходившейподчас до критическойточки. Нельзяне согласитьсяс автором, когдаон говорит обобъективнойобусловленностиэкстенсивноговыбора наопределенномисторическомэтапе (т. 1, с. 46). Но, опираясь наматериалыкниги, можносделать болееобщий вывод: закреплениеэкстенсивнойальтернативыбыло непосредственнымрезультатомтяготения кархаичноймассовой культуре, нацеленнойна сохранениестатики. В обществебыли слабыаспекты культуры, ориентирующиечеловека наинтенсивныйтип развития, что связанос отставаниеммассовойинтеллектуализацииот постоянногоусложненияпроблем, подлежащихформулировкеи разрешению.Здесь возникаетвопрос: какимобразом такоесостояниенародной культурысогласуетсяс представлениемо «нормативности»российскойистории? Последуем, однако, за автором.
Вкниге многоместа отведеноразвитию сословий.Миронов полагает, что их динамикув российскихусловиях лучшеобъясняет нехозяйственно-экономическаядеятельность, а развитие ихсоциокультурныхфункций. В процесседифференциациисложилосьпримерно семьдесятков сословныхгрупп (т. 2, с. 265).Развитие сословий- один из техпроцессов, которые можнорассматриватькак результатдифференциацииобщества, ростаего внутреннегоразнообразия, как отход отпервобытногосинкретизма, то есть от исходнойнерасчлененностиобщества. Оместе сословийв социуме велисьдлительныеспоры, высказывалисьсамые разныеточки зрениявплоть до полногоотрицания самихсословий. Авторпишет о некотороймере взаимопроникновениясословий, омежсословноймобильности.Например, численностьдворянскогосословия ичиновничестваросла за счетвыходцев издуховенстваи крестьянства.К середине ХIХвека «новоедворянство», получившееэтот статусза службу, составлялооколо 59 проц.дворянскогосословия, нарубеже ХIХ-ХХстолетий — 66процентов (т.1, с. 133). До 1830-х годовшироко практиковалосьпроизводствов офицеры (азначит, и в дворяне)из военныхнизших чинови недворянскогопроисхождения, что открывалопуть наверхмалограмотнымлюдям.
Аэто значит, чтодворянство, которое моглопретендоватьна роль массовойопоры государства, на роль сословия, способногобыть своегорода медиатороммежду крестьянскимнаселениеми властью, персонифицировать«народ» (высшаяточка в расцветеэтой функциипришлась направлениеЕкатерины II), постоянноразбавлялось, размывалосьнизшими сословиями.В результатеосновная массапомещиков, несмотря насуществованиепомещичьейкультурнойэлиты, не смоглапорвать с архаичныммировосприятием.Автор не оценилдолжным образомэту сторонудела, не оценилто, что в Россиине сложиласьдостаточносильная иавторитетнаяоснова воспроизводстваправящей элиты, что, в свою очередь, препятствовалодиалогу сословий, общества ивласти.
Сословияникак не моглидостичь завершенныхформ. Авторназывает их«полусословиями»,«квазисословиями»(т. 1, с. 123). У негоможно встретитьдаже такуюформулировку(применительнок ХVII веку): «вобществе несуществовалоистинных сословийи сословныхорганизаций»(т. 2, с. 134). Тем самымв книге, по сутидела, показано, что сословияобособлялисьот нерасчлененногосинкретическогоцелого оченьмедленно, недостигая завершенныхформ и историческиоставаясь«полуфабрикатами».Это «затруднялоформированиене только среднегокласса и гражданскогообщества, нотакже и единойроссийскойнации с единойкультурой, единой системойценностей, единым законом»(т. 1, с. 147). От признаниястоль постояннойнезавершенностилогическидолжен был быследоватьвывод, что российскоеобщество струдом расстаетсяс синкретизмом, более того, вответ на кризисыпериодическипытается вернутьсяв его лоно. Этипопытки и образуютважнейшуюпредпосылкуспецифическихциклов в историироссийскогообщества, которыеМиронов отрицает.
Поворотк культуре, кее логике исодержаниюкак объяснительномупринципу общественныхявлений — важнейшееизменение вразвитии методологииобщественныхнаук. Этот подходне исключаетобращения кдругим факторам, напримерэкономическим, но лишь в тойстепени, в какойподобные факторывыступают вроли элементовкультуры, становятсясодержаниемкультурныхпрограмм техили иных группнаселения. Этувозрастающуюроль культурыможно видетьи в анализесемьи, предпринятомв книге.
Авторуказывает, чтопонятия «семья», или «семейство», и «двор», или«домохозяйство», прежде былитождественными, иными словами, представлялисобой синкретическое, нерасчлененноецелое. Требовалосьвремя для большойработы по расщеплениюпервоначальногосинкретизма.Этот процессоткрывает путьк типологиисемьи, в рамкахкоторой, в частности, выделяетсяотцовский тип, построенныйна «монархическоймодели» (т. 1, с.241). Данный типсемьи, точнее, ее культурнаямодель служитсоциокультурнойосновой формированияавторитарнойгосударственностив России (точнотак же, как братскаясемья представляетсобой культурнуюоснову соборнойгосударственности).Поэтому сложившаясяв культуремодель авторитарнойсемьи исключительноважна для анализаспецификироссийскойгосударственности.«Составнаяотцовская семья- это маленькоеабсолютистскоегосударство.Большак — обычноотец или деддомочадцев, самый опытныйи старший повозрасту мужчина- осуществлялв своей семье, до некоторойстепени подобноцарю в ХVII в. вгосударстве, патриархальноеуправлениеи традиционноегосподство, основанноена вере в законностьи священностьотцовскойвласти. Онраспоряжалсятрудом членовсемьи, распределялработу, руководилею и наблюдалза ней, разбиралвнутрисемейныеспоры, наказывалпровинившихся, следил занравственностью, делал покупки, заключал сделки, платил налоги, являлся главойсемейногокульта и ответственнымперед деревнейи помещиком…и администрациейза поведениечленов семьи»(т. 1, с. 237). Точнеебыло бы сказать, что не большакподражал царю, а царь осуществлялв государствесвои функцииподобно большакув семье и т. д.Это следуетпонимать и висторическом, и в логическомаспектах: историческисемья задаваласоциокультурныйобразец длягосударства, а не наоборот.Анализ формархаичной семьиважен по тойпричине, чтовозникновениегосударстваопиралось нареальное содержаниесложившейсякультуры каквозможнойосновы дляинтеграциибольшого общества.Образ отцовскойсемьи выступаетв русской культурепроектом целостности, реализуемымв форме государстваи общества.
Отсюдавопрос: как вРоссии моглисформироватьсябольшое обществои государство, если логическии историческиисходной точкойбыл локальныймир с его культуройинверсионно-эмоциональноготипа, враждебнойвсему, что лежитза его границами, не знающейнепременногодля большогообщества игосударственностигосподстваабстрактногомышления? Вэтом — некаяисторическаязагадка русскойистории. ЕесформулировалНиколай Бердяевв форме антиномии.С одной стороны,«Россия — самаябезгосударственная, самая анархическаястрана в мире.И русский народ- самый аполитическийнарод, никогдане умевшийустраиватьсвою землю».С другой стороны,«Россия — самаягосударственнаяи самая бюрократическаястрана в мире».3Другими словами, требуетсяобъяснить, каким образоммогло образоватьсягосударствона неадекватнойкультурнойоснове. Мироновне рассматриваетданную проблему, хотя это помоглобы понять, какимобразом мощныепласты традиционнойкультуры способнысочетатьсяс движениемк гражданскомуобществу и т.д. Но важно ужето, что книга, содержащийсяв ней материалдают возможностьприблизитьсяк решению антиномииБердяева.
Сложностьпроблемы заключаетсяне только втом, что российскоекрестьянство, прежде всегопо своей культуре, было носителемценностейдогосударственныхлокальныхмиров, в которыхгосподствовалиритмы мифологическогоэмоциональногомышления, нои в том, что носителиэтой культурысоставлялиподавляющеебольшинствообщества. Достаточносказать, чтона дворянствои духовенствов начале ХХвека приходилосьвсего 2 процентанаселения.Читательскаяаудитория, тоесть люди, претендовавшиена овладениеабстрактныммышлением, вконце ХIХ столетиясоставили всеголишь 3-4 проц.населения (т.1, с. 264-265). На какуюже социокультурнуюбазу в такомслучае опиралсяинтересующийавтора, как ивсех нас, «генезисличности, демократическойсемьи, гражданскогообщества иправовогогосударства»?
Мироновделает усилияпонять, какэтот процесспрокладывалсебе путь вобществе. Онпрослеживаетпостепеннуюгуманизациюзаконодательства, означавшую, что обществоначало считатьопасным произволпатриархальногоглавы семьинад ее членами, что ценностьиндивида, личностиросла. По Уложению1649 года вводиласьсмертная казньдля родителейза убийствособственныхдетей. Подвоздействиемчастных законодательныхактов ХVIII-первойполовины ХIХвека постепенноослабевалавласть главысемьи наддомочадцами.Например, еслив ХVI столетииотец мог продатьдетей в рабство, то в ХVII — толькоотдавать вкабалу до смертигосподина, ав начале ХVIII — лишьв услужениегосподину илив заклад задолги не болеечем на пять лет(т. 1, с. 252). С 1845 годамуж за нанесениепобоев женепривлекалсяк уголовнойответственности(там же). В 1863-м былиотменены телесныенаказания дляженщин. Авторпишет о «некоторомпрогрессе вгуманизацииотношений междусупругами имежду родителямии детьми». Прогрессбыл достигнутв городах ипромышленныхгуберниях. Он«выражалсяв смягчениинасилия надслабыми в семьеи в установленииизвестногоконтроля состороны обществаи закона засоблюдениеминтересовженщин и детей.Абсолютизмвнутри семьибыл в большейили меньшейстепени поставленв рамки закона»(т. 1, с. 266-267). Этот процессусиливалсянараставшейспособностьючерпать информациюв печатномслове, что снижалообщесоциальнуюзначимостьдля реальногоповеденияисходных моделейсемьи (т. 1, с. 265).Законодательноеограничениевнутрисемейногоавторитаризма, сдвиги в культурене могли невлиять наавторитаризмв масштабебольшого обществаи государства, хотя размеры, условия и скоростьэтого влиянияпока еще неисследованы.Тем не менееочевидно, чтоисходная архаичнаямодель культуры, послужившаяисторическойматрицейвозникновениягосударства, постояннокорректировалась, подвергаласькритике.4
Динамикаурбанизации- одна из формпреодолениясинкретизма.Автор показывает, что отделениегорода от деревнипроисходиловяло и непоследовательно.«До серединыХVII в. город идеревня представлялисобой в социальном, экономическоми культурномотношенияхединое пространство…Между городоми деревней небыло четкойправовой, культурной, социальной, административнойи экономическойграницы… различияв экономическом, общественноми домашнем бытугорожан и сельскихжителей былинесущественными…массовое сознаниеи менталитетвсех социальныхгрупп являлисьдостаточноедиными» (т. 1, с. 345). Окончательноеразмежеваниегорода и деревнипроизошло лишьв 1775-1785 годах. Допоследней третиХIХ века «можноговорить скореео влиянии городана деревню, чемдеревни нагород» (т. 1, с. 348).Это спровоцировалоМиронова дажерезюмировать, что в Россиине было противоположностимежду городоми деревней (т.1, с. 349).
Мироновобращает такжевнимание наактивизациюдеревни, навлияние деревенскойкультуры нагород вплотьдо окрестьяниваниягорожан, тоесть на «реанимациюв среде городскогонаселениястандартови стереотиповкрестьянскогосознания» (т.1, с. 349). Перед нами, по сути дела, процесс архаизации.Очаги развития, интеллектуализации, всех форм прогрессаоказалисьнедостаточномощными, чтобыподнять уровеньинтеллектуализациив масштабахвсего общества, более того, онисами становилисьжертвой аграризации.
Этообстоятельствоподнимаетпроблему неменее сложную, чем та, которуюпоставил Бердяев.Как возможнов России развитиегражданскогообщества, правовогогосударстваи т. п., если в неймала степеньинтеллектуализации, крайне неразвитаспособностьформироватьи наращиватьзнания об обществена основе абстракций, слабы очагиразвития и, напротив, сильнытрадиционныеинституты? Все, что автор пишетоб урбанизации, не может насубедить в том, будто этотпроцесс привелв России к решающемурезультату- массовомугосподствув обществегородской, вконечном итогелиберально-модернистской, культуры. Динамикаурбанизации, развития городову нас неоднозначна, двусмысленна.
Социальнаяистория Россииневозможнабез анализатого, что называюткрепостнымправом. Авторначинает своеисследованиес констатацииизвестногофакта: крепостничествона Западесуществовалов ХI-ХV веках ибыло лишенонаиболеестеснительныхи грубых аспектов- запретов наприобретениенедвижимости, на участие вгражданскихсделках и пр.Оно сводилоськ той или инойформе личнойи поземельнойзависимости.Крепостничествов России, напротив, означало полнуюличную зависимостьот господина, прикреплениек месту жительстваи сословию, социальнуюнезащищенность(т. 1, с. 361). Тем самымналицо глубокое, качественноеразличие Россиии Запада. В связис исключительнойважностьюфеноменакрепостничествадля пониманияспецификироссийскогообщества ужесамо существованиеразличия ставитпод сомнениеправомерностьисходногометодологическогопринципа автора.Это различиеносит качественныйхарактер итребует объяснения.Можно предположить, что оно связанос разницей встепени натурализациихозяйства.Спецификакрепостничествав России связана, по всей видимости, со стремлениемобщества оградитьнатуральноехозяйство оттоварно-денежныхотношений, сделать егоединственнойформой хозяйства.Сила закрепощенияна определеннойстадии развитиябольшого обществазависела отмасштабов истепени натурализацииобщества, отмеры превращениячеловека ввинтик нацеленногона собственнуюнеподвижностьнатуральногомеханизма.
Авторсправедливосчитает, чтокрепостничествов России выступалов государственной, корпоративнойи частной формах(т. 1, с. 361). Все общество, все сословиябыли закрепощены, люди становилисьсобственностьюгосударства, общины, помещика.
Так, в начале ХVIII векадворяне в своихотношенияхс государствомобнаруживаливсе признакикрепостных.По указу 1720 годаза уклонениеот службы дворянинугрозили кнут, вечная каторга, вырываниеноздрей (т. 1, с.362-363). Положениедуховенствабыло еще тяжелее(т. 1, с. 363). Податныежители городов(посадские)были прикрепленык городу, к посадскойобщине. Самовольноепереселениеи переход вдругие состояниясчиталисьпреступлением(т. 1, с. 365). Крестьянствовсех разрядовбыло прикрепленок землевладельцам- помещикам, церкви, казне, царю. Зависимостьказенных крестьянот казны такжебыла формойкрепостничества(т. 1, с. 366-367).
Заслугаавтора в том, что он, вопрекибольшевистско-манихейскимбредням окрепостничествекак следствииопределеннойрасстановкиклассовых сил, вернулся кстарой точкезрения, согласнокоторой этобыло всеобщеесостояниероссийскогообщества наконкретномисторическомэтапе. Социокультурнаяклеточка, изкоторой вырослокрепостничество, охватившеевсех поголовно,- локальноесообщество, патриархальнаясемья, базировавшиесяна натуральномхозяйстве, тасамая семья, модель которойлежала в основеформированиягосударстваи общества вРоссии.
Какимже видит авторпуть из этихдебрей крепостничествак гражданскомуобществу иправовомугосударству? Отход от представления, будто насилиеслужит необходимыминструментомподдержанияобщественногопорядка, Мироновсвязывает сЕкатеринойII, когда просвещеннаячасть обществамало-помалустала относитьсяк насилиюотрицательно.В начале ХIХвека получилапризнаниеиндивидуальнаявина при совершенииколлективногопреступления, например в суденад декабристами(т. 2, с. 18). В книгедовольно подробнопрослеженосовершенствованиезаконодательства, свидетельствовавшеео сдвигах всторону правовогогосударства.
Обращаетна себя вниманиенапряженныйпоиск авторомпричин историческидлительногосохранениякрепостничества.Вывод, к которомуон приходит, отнюдь не тривиален: причина в том, что крепостничествонеизжило себяэкономически.«Всестороннеезакрепощениепроизводителя- это оборотнаясторона и следствиепотребительскогоменталитетакрестьянства…Крестьянеработали ровностолько, чтобыудовлетворитьсвои минимальныепотребности»(т. 1, с. 401). По-видимому, автор имеетв виду описанноеАлександромЧаяновым натуральноекрестьянскоехозяйство, ориентированноене на развитиеи достижительность, а на то, чтобыобеспечитьвыживание наоснове натуральногопроизводства.
Авторвысказал криминальнуюдля советскойисторическойнауки мысль, что «освобождениекрестьянства, начавшеесяс конца ХVIII века, проходилотакими темпами, которые соответствовали, с одной стороны, потребностямобщества игосударства, с другой стороны, стремлениями возможностямсамого крестьянства, может быть дажеобгоняя их»(т. 1, с. 402). Эта идеяв свете дальнейшихсобытий, преждевсего согласиясоветскогонарода на своеновое закрепощение, выглядит весьмаубедительной.Не менее интересныидущие в томже методологическомрусле соображенияМиронова о том, почему былоотмененокрепостничество.Он полагает, что «крепостнаясистема хозяйствазаходила втупик не из-заее малой доходности, а по причиненевозможностисохраненияпрежнего уровнянасилия, темболее его усиления, без чего системапереставалабыть эффективной»(т. 1, с. 407).
Такимобразом, напервый планвыходят переменыв культуре.Крайне важно, что автор ищетпричины возникновениякрепостничества, как и его отменыв 1861 году, в культуре, в массовыхсдвигах в ней.Именно они, ане экономическиефакторы привелик реформе.Последовательноеразвитие этойточки зрениятребует пересмотравсей историихозяйстваРоссии, что, возможно, пролилобы свет и назагадочныйупадок нашегосовременногосельскогопроизводства, а с ним и всегонародногохозяйства.
Предпринятыйв книге анализкрепостничествапоказывает, что его господствобыло крайненеблагоприятнодля движенияРоссии в сторонугражданскогообщества. Новместе с темавтор показал, что твердынюкрепостничествасокрушилиименно культурныепроцессы, сдвигив сфере нравственности:"…частноекрепостноеправо былоотменено благодаряотрицательномуотношению кнему со стороныверховнойвласти, церквии прогрессивнойчасти общества, смягчениюнравов, повышениюобразовательногои культурногоуровня населения, пробуждениюсамосознанияу крестьянстваи его настойчивойборьбе за своеосвобождение, коммерциализацииэкономики"(т. 1, с. 408). Это говорито мощном потенциалепрогрессивногоразвития вформе сдвиговв культуре, чтодолжно статьпредметомсамого тщательногоизучения.
Изисследованияпрямо напрашиваетсявывод, которого, правда, авторне делает: историяРоссии не сводитсяни к историикрепостничества, ни к историиего преодоления- ее фокус следуетискать междуэтимипроцессами.Перед намирасколотыйпроцесс, постоянноеметание отодной крайностик другой.
Вцентре интересовавтора находитсятеория модернизации.Суть социальноймодернизации, по Миронову, состоит в том, что происходит«генезис личности, малой демократическойсемьи, гражданскогообщества иправовогогосударства», в результатечего «людипревращаютсяиз верноподданныхего величествав граждан» (т.2, с. 289). Очевидно, что авторпридерживаетсячисто прогрессистскойконцепции:«Россия в принципеизменяласьв тех же направлениях, что и другиеевропейскиестраны» (т. 2, с.291). Однако этивыводы заслоняютту глубиннуюреальностьстраны, которойнаполнена всякнига. Читаяее, постоянноощущаешьдвойственностьпроисходящихпроцессов,
Уавтора естьеще один пластвыводов, требующийособого внимания.«Формула советскоймодернизации,- пишет он, — сводиласьк технологическомуи материальномупрогрессу наоснове традиционныхсоциальныхинститутов…Вся странапревратиласьв большую общинуи действовалана ее принципах.Если мы сравнимосновополагающиепринципы, накоторых строиласьжизнь общиннойрусской деревнидо 1917 года и советскогообщества всталинскоевремя, то обнаружиммежду нимибольшое сходство»(т. 2, с. 333-334). Затемавтор подробнообосновываетсвой вывод.
Чтоскрываетсяза неяснымсловом «сходство»? Здесь читательулавливаетпричину двойственнойоценки автороммодернизации, а по сути, идвойственностивсей книги.Определениесоветскоймодернизации, предложенноеМироновым, несет в себесамоотрицание.Модернизацияесть историческиконкретныйпроцесс интенсификациимассовых способностейлюдей обеспечиватьв конечномитоге выживаемостьна основе собственныхи мировых достижений.Это предполагаетизменение целейобщества, целейсаморазвития, а также средств, прежде всегоформированиеинститутовс более эффективнымивозможностями, созданиестимулирующихусловий дляэтого. Определив, что советскаямодернизацияоснована насочетании целейпрогресса(хочется добавить- либерально-модернистских, но сильно усеченных)и традиционныхсредств-институтов, автор под давлениемматериаласвоего исследованиярисует советскуюмодернизациюкак некоегокентавра (хотясам он и отрицаетприменимостьэтого образак России), длякоторого характерновзаиморазрушениесредств и целей, традиционнойи модернистскойкультур. В этоми состоит подлиннаясуть советскоймодернизацииво всех ее формах.
Отсюданеизбеженметодологическийвывод. Из картинысоциальнойистории, какона нарисованаМироновым, вытекает нетолько процессразвития элементовгражданскогообщества игосударства(автор пытаетсянас убедить, что в этом иесть суть социальнойистории России), но одновременнои прямо противоположныйпроцесс — постоянноевозвращениек архаичной, по сути мифологической, реальности,- который посвоей мощипревосходитдвижение кгражданскомуобществу. Нокак эти процессысосуществуютв одном обществе? Автор пишето дуализме икомпромиссемежду различнымиинститутамивласти, о дуалистическойправовой монархии(т. 2, с. 154), о функциональноми структурномдуализме общинногои общественного(т. 1, с. 473).
Однакоуказание надвойственность, дуализм, темболее на сходство- это тольконамек на ответ.В свете современнойкультурологиився реальностьвыступает ввиде множествадуальных оппозиций:«мужчина — женщина»,«земля — небо»,«правда — кривда»и так далее добесконечности.Признаниедвойственностимира — это тольконачало, толькоприглашениек формулированиюи решению проблемы.Двойственностьвсегданестолько ответ, сколько вопрос.Суть же проблемыв следующем: как жить вдуальности? как из нее выйти? как субъекту, обществу избежатьгибели от возможнойугрозы разорванности, раскола междуполюсами дуальности? как пройтимежду ними, непогибнув вситуации постоянноговозвращенияк старым решениям, угрожающимзастоем идезорганизацией? наконец, какпреодолетьэту двойственность? Нужно не толькопонять механизмустойчивости, выживаемостив пространствемеждуполюсами, но и осмыслитьтакие отношенияв понятияхвзаимопроникновенияи взаиморазрушения, выявить механизмдинамики этихотношений, найти способыухода от опасностираскола, взаиморазрушенияполюсов. Осмыслениеавтором обширнейшегоматериала, собранногои введенногоим в оборот, недостигло тогоуровня, на которомстало бы возможнообобщение, способноеответить напоставленныевыше вопросы.Это не упрек, так как у каждойработы естьсвоя ограниченнаязадача. Тем неменее очевиднанеобходимостьрешать этизадачи, жизненноважные не толькодля осмысленияпрошлого, нои для воспроизводстваспособностивыживать внаших нынешнихусловиях.
Ключевоепонятие длярешения даннойпроблемы — «раскол».
Раскол- это фундаментальнаякатегория, иисторию российскогообщества невозможнообъяснитьтолько дуализмом, свести ее кразвитию гражданскогообщества, понятогокак магистральныймонистическийпроцесс, лишьосложненныйтеми или инымиогрехами. Авторсвоим материаломвынуждаетприйти к выводу, что анализмеханизмараскола и долженстать фокусомконцептуальногоисследованиядинамики российскогообщества.
Всякнига — вопрекидекларациямавтора — требуетотказа отметодологии, выдвигающейв центр «нормативный»линейный прогресс.В фокусе исследованиянеизбежнодолжен оказатьсяраскол междуполюсамипротивоположныхпроцессов.Именно тампроисходятрешающие события: компромиссмежду полюсамив России всегдабыл динамичным, циклическисмещался кполюсам своихвозможностей- либо к распаду, конфликту, взаиморазрушению, либо к активизациисил, пытающихсявернуть обществок синкретизму.История Россиипостояннодвижется междупопыткой подавленияэтого компромиссасилами авторитарнойбюрократии(абсолютныймаксимум былдостигнут врезультатеколлективизациив советскийпериод, превращенияобщины в колхозы)или силамиактивизирующегосялокализма, разрушающегогосударство(например, крестьянскиевойны и смутыуничтожалигосударственнуювласть, заменяяее общиной, казацким кругом, локальнымифункциямидогосударственногоуправления; сегодня традиционныйлокализм смещаетили пытаетсясместить центрывласти к регионами на еще болеенизкие уровни).5
ОпытРоссии свидетельствует, что «сфера между» весьма проблематичнадля устойчивогокомпромисса(для Мироноваже двойственность- это областькомпромисса), тем более вусловиях большогообщества. Авторне замечает, что именно вэтом пунктерешается судьбаего концепции, которую можносчитать концепциейдуальностисоциальнойистории вопрекиего попыткеподать ее какмонистическуюконцепциюпрогресса кгражданскомуобществу. Изкниги неясно, в какой мереутверждениеправа, гуманизацияи т. д. в состоянииразмыть толщутрадиционализма, преодолетьего; непонятно, достаточныли для этогосами масштабыи темпы ростагражданскогообщества идействительноли в условияхреальной угрозыархаизациипотенциал этогопроцесса достаточен, чтобы оттеснитьтрадиционализм.
РаботаМиронова ценнаеще и тем, чтов ней, по существу, развенчиваютсянекоторые мифы, как приукрашивающиеисторию России, так и демонизирующиеее. Среди нихшироко распространенноеубеждение, будто в Россиивсегда во всемвиновата власть, в которой собралисьисключительномерзавцы, злодеи, преступникии воры, или, например, представление, что в основевсех общественныхпроцессов лежитэкономика, сводимая ккорыстномуинтересу. Иглавное, Мироновпоследовательнои доказательноопроверг глубокоукорененноезаблуждение, будто народ(крестьянствои городскиенизы) и естьноситель высшеймудрости, будтоон способенсамостоятельно, без диалогас властью идуховной элитойнаиболее эффективнорешать своипроблемы.
Вразмышленияхнад исследованиемМиронова язатронул далеконе все проблемы, поднятые автором.Например, я некасался темыРоссии какимперии инациональногогосударства, которую авторподробно освещает.Ограничусьздесь толькоодним соображениемотносительнотого, была лиРоссия колониальнойдержавой. Однозначноответить наэтот вопросневозможно: своеобразиероссийскогоисторическогопроцесса даетоснованиясчитать, чтона конкретномисторическомэтапе Россияотносиласьк самой себе, как к колонии.Отсюда — хищническийподход к своимчеловеческимресурсам, доведенныйдо крайнейточки в советскийпериод.
Фундаментальныйтруд БорисаМироновасвидетельствуето существенномпродвижениик полному иглубокомуосвещениюсоциальнойистории нашейстраны, о стремлениинайти новыеракурсы дляее объяснения, а также о возвращениик некоторымстарым, идеологическидискредитированнымв советскоевремя представлениям, которые сегоднявыглядят вполнездравыми. Нонельзя не отметитьи концептуальнуюпротиворечивостьисследования.Эта его особенность, несомненно, есть результатсерьезногоотставаниясложившейсяв общественнойнауке методологии, которая непоспевает заусложнениемчеловеческойреальностии связанныхс этим проблем.Как бы то нибыло, рецензируемаякнига еще разнапоминаетнам, что умножениезнаний настоятельнотребует углублятьметодологиюих полученияи обобщенияна всех уровняханализа.
--PAGE_BREAK--
В конце 1980-х– начале 1990-х годовисториков-профессионаловособенно частоупрекали в том, что они отстаютот потребностейжизни, запросовдня. В ответпорой слышалоськак рефрен, чтописание истории- дело не скорое, по самой своейприроде консервативное.Новую книгупетербургскогоисторика БорисаМиронова, безусловно, можно считатьодним из действительнонеспешных ивесомых ответовна тот вызов, который былброшен профессиональнойисториографиине толькоперестроечнойпублицистикой, но и всей жизнью, ее радикальноизменившимисяусловиями, темболее что и самавтор датируетвозникновениезамысла книгитем памятнымвременем. Обращаяськ фундаментальнымпроблемамсоциальногобытия Россиив поисках широкогонаучного синтеза, автор не столькоуходит отсовременности, сколько постоянновозвращаетсяк ней. Это позволяетговорить овоспроизведениив современныхусловиях давнейтрадицииотечественнойисториографии, еще в серединеXIX века самоопределявшейсяв качествеисторико-научногознания, дающегосвой прогнозсоциальногоразвития России.Редакциейжурнала «Отечественнаяистория» проведенобмен мнениямиоб этой книге.В нем принялиучастие: ВладимирБулдаков, ДжонБушнелл (Нортвестернскийуниверситет, США), Питер Гейтрелл(Манчестерскийуниверситет, Великобритания), Наталья Дроздова(Санкт-Петербургскийуниверситет), Павел Зырянов(Институт российскойистории РАН), АлександрКамкин (Вологодскийпедагогическийуниверситет), Михаил Долбилов, Михаил Карпачев(Воронежскийуниверситет), Наталья Куксанова, Татьяна Леонтьева(Тверскойуниверситет), АлександрКуприянов, Андрей Медушевский(Институт российскойистории РАН), Дэвид Мэйси(МиддлбериКолледж, США), Николай Романовский(журнал «Социологическиеисследования»), Сергей Секиринский(Институт российскойистории РАН), Михаил Шиловский(Новосибирскийуниверситет), Даниэл Филд(Сиракузскийуниверситет, США), ГрегориФриз (Брандайскийуниверситет, США), МанфредХильдермайер(Геттингенскийуниверситет, Германия), АлександрШевырев (МГУимени М.В. Ломоносова)и др.
А.Камкинсчитает, что«Показательно, что к рубежувеков одна задругой сталивыходить непривычныеколлективныеобобщающиетруды, а крупныеавторскиеработы с оригинальнымиконцепциямиотечественнойистории, опирающиесяна новые методологии.Достаточнонапомнить оработе ЛеонидаМилова «Великорусскийпахарь и особенностироссийскогоисторическогопроцесса» (М.: РОССПЭН, 1998). И вотбуквально вследза нею в светвыходит двухтомникМиронова».6
П.Гейтрелл:«Трудно предположить, что кто-нибудьдругой, кроменего, мог бывзяться зарешение этойзадачи. Мне неизвестно ниодного равноценногоисследования, например, вбританскойисториографии.Только недавняя«Social History of Modern Britain» («Социальнаяистория Британиинового времени»)наибольшимобразом приближаетсяк книге Мироновапо своему масштабу, но это — коллективныйтруд».
Д.Филд:«Миронов нетолько работалединолично, но и дал просторсвоей личности(ему не страшноавторское «я»)и своим иногдасвоеобразнымвзглядам, каки следует, можетбыть, автору, который рисуети прославляетразвитиеиндивидуализмав России».
П.Зырянов:«Но вот чтодействительноему не свойственно, так это, на мойвзгляд, любовьк фактам кактаковым, к ихприхотливойигре, к несистематизированномутечению событий.Нет, у него всезаорганизовано, на все надетасхема, всюдудисциплина.Я не помню, чтобына протяжениивсего двухтомногопроизведениявстретиласьяркая психологическаяхарактеристикакакого-нибудьисторическогодеятеля. Лицатолько на форзацах, в тексте — социологизированныечеловеческиемассы. Пожалуй, только для себяавтор оставляетправо на яркостьи индивидуальность».
М.Долбилов:«Число присутствующихв исследованииконкретныхисторическихперсонажейсравнительнос общим егообъемом не такуж велико, причемцари, министрыи чиновникитрадиционнозанимают срединих заметноеместо. И тем неменее на развертывающемсяперед читателемполотне Россияпрорисовываетсяв своей подлинночеловеческойипостаси, визмерениилюдских страстей, надежд, радостейи бедствий, людского трудолюбияи праздности, душевностии равнодушия, доброты и жестокости.Даже пресловутыйвзяточник (онем ли, казалосьбы, рассуждать?)благодаряавторскомувниманию ксоциальномумиру человекавыступает вновом и неожиданномкачестве регулятораобщественныхпротиворечий».
С.Секиринский:«ДвухтомникМиронова возвращаетнас и к обсуждениюпредмета социальнойистории в светеперспективыширокой интеграциисовременногоисторико-гуманитарногознания, в центрекоторого долженстоять человек, а не заслоняющиеего общественныеструктуры илиумозрительныеконструкции.Именно такоеавторскоенамерение ярковыражено эпиграфом, составленнымиз взаимоисключающих, но почти синхронныхвысказыванийПушкина: «Чертдогадал меняродиться вРоссии с душоюи талантом!»и «Клянусьчестью, что низа что на светея не хотел быпеременитьотечество, илииметь другуюисторию, кромеистории нашихпредков, такой, какой нам Богее дал». Заявленныйэтим двуединымэпиграфомперспективныйаналитическийракурс, к сожалению, не всегдараскрываетсяпо ходу исследования, хотя изначальнойчертой настроенийне одного поколенияобразованныхрусских в XIX векебыла именноамбивалентность, двойственностьвосприятияокружающейдействительностии существующейвласти. В этомотношенииособенно выразительнапозиция известноголиберала КонстантинаКавелина. Доведенныйдо восторженногоисступленияизвестием осмерти «калмыцкогополубога»,«исчадия мундирногопросвещения»и «новогоНавуходоносора»Николая I, Кавелинвсе же не находилв России другойполитическойсилы, способнойк осуществлениюформирующихсялиберальныхтребований, кроме самодержавия».
Т.Леонтьева:«Книга, в основекоторой лежатсистемныепредставленияо развитиироссийскогообщества, активизируетполемику офакторах егостабилизациии дестабилизациикак в прошлом, так и настоящем- она актуальнав хорошем смыслеслова. Авторпредлагаетвзглянуть наопыт эволюционногоразвития России, что все ещенепривычнодля отечественныхавторов, до сихпор сознательноили бессознательнонацеленныхна поискиреволюционаризма».
Д.Бушнелл:«Картинапоступательногодвижения общественныхи правительственныхинститутовстарой Россииот крепостничестваи бесправияк личным иполитическимправам и самоуправлениюсоставляетоснову тезисаМиронова онормальностирусской истории.Его доводывполне состоятельны.Однако в нихслышится голосгегельянца-государственника.Он полагает, что в целомпуть общественногои политическогоразвития, которымРоссия следовалас XVIII по XX век, былдля нее и наилучшим, и единственным: что существует, то и должнобыть. ГосударственникМиронов заднимчислом выражаетпоследовательноеодобрениеполитическиммерам, направленнымна поддержаниетвердого контролясо стороныцентра, таким, как контрреформыАлександраIII и сильнаяисполнительнаявласть думскоймонархии. Однакоесли, с однойстороны, народбыл не готовк парламентскойдемократии, то, с другойстороны, образованнаяобщественностьбыла более неготова терпетьантилиберальныйавторитарныйрежим. Но ставкана авторитаризмв конце концовпровалилась.Разве не былобы разумней, если бы в 1906 годуцарь уступилДуме и назначилответственныхминистров?»
Д.Мэйси:«Миронов создаетновую парадигмуроссийскойистории, котораялишь на первый, поверхностныйвзгляд напоминаетлиберально-виговскуюверсию. В действительностион совершилдля пониманияСтарого режимаРоссии нечтоаналогичноетому, что Коббан(Соbban) и его преемники, так называемыеисторики-ревизионисты, для нашегопониманияпроисхожденияФранцузскойреволюции, и, без сомнения, наследствоМиронова будеттакже спорнымпо крайней меренекотороевремя».
Н.Дроздова:«Социальнаяистория Россиидействительнодемонстрируетмножествосходных тенденцийс Западом. Нов России имелместо ряд явлений, определявшихосновы ее социальногостроя, которыеотсутствовалина Западе. Мироновже считает, чтопосколькуРоссия в ходесвоей эволюцииповторяла путьЗапада, то в еесоциальнойткани не возникалопринципиальноотличных институтов.Доминирующейтенденциейбыло сходство, а все то, что вимператорскийпериод считалосьнациональнойспецификойрусских (крепостноеправо, общинаи др.), несколькимипоколениямиранее встречалосьв других европейскихстранах. Носходство самопо себе ещеничего не доказывает.Явления могутбыть похожи, но не иметьничего общего.Историческаякомпаративистикапока находитсяв стадии становления, и, чтобы реализоватьпринцип сопоставимости, нужны точныеинструментыи средства. Всвою очередь, на Западесуществовалиинституты, которых не былов России. Однимиз важнейшихявлялся комплексинститутовфеодализмаи феодальногоправа, имевшийпринципиальноезначение впроцессетрансформацииЗапада оттрадиционногообщества ксовременному».
П.Гейтрелл:«Как заметилодин западныйисторик, «чембольшее числороссийскихправителейпыталисьмодернизироватьгосударство, тем более отсталойимперия становилась».В качествеодного из способовпредставленияпрошлогомодернизационнаямодель не оставляетместа для техформ социальногоповедения иорганизациилюдей, которыене пересекаютсяс данной схемойи являются ужепо определениюотсталыми.Миронов — слишкомвнимательныйученый, чтобыпропуститьсвоеобразиесоциальнойорганизациии культурнойпрактики вдореволюционнойРоссии, но егокнига тем неменее имееттенденциюминимизироватьего в поиске«прогрессивных»сил. Так, он уделяетмало вниманиямаргинальнымсоциальнымгруппам. Былобы также интереснознать, как будетвыглядетьроссийскаямодернизация, если ее изучатьс точки зрениянерусскихменьшинств- от периферии, а не от Центра.Наконец, стоитотметить, чтоМиронов придаетбольшое значениетому, как модернизацияобеспечивалавозможностидля индивидуальнойдеятельностии самоопределения.Однако этотподход не принимаетв расчет вызова, сделанногопрежде всегоМишелем Фукопонятиям Просвещенияоб автономном«я». СогласноФуко, «современноея» производитсяи ограничиваетсяизменяющимисярежимами знанияи технологиивласти, которыеработают вместена различныхуровнях. Хотяя знаю, что простоеупоминаниеимени Фукоможет вызватьдрожь в позвоночникенекоторыхисториков».
В.Булдаков:«Если Мироновизначально(это видно иззаглавия) настроенубедить читателя, что на протяжениидвух с половинойвеков Россияуверенно двигаласьк активнойформе индивидуализма, демократическойсемье, гражданскомуобществу иправовомугосударству, то реальная, поставленнаявсеми последующимисобытиямипроблема, точнее- ее часть, состоитв другом: насколькоорганичным- по отношениюк внутреннемуи внешнему миру- было это движениеРоссии по времени, какие специфическиетрудностиподстерегалиее — несколькогромоздкуюдля кабинетныхэкспериментовевразийскуюимперию — наэтом пути? Далее: историк обязанвидеть в чистоэволюционномпроцессе факторынепредсказуемости.Автор громадноеместо уделяетстатистикесмертностии рождаемости.Но не стоилоли в связи сэтим болееосновательнозадуматьсяо том, какоеместо в российской, как и в мировойистории занималипроцессы природнойсаморегуляции, чем оказалосьобусловленото, что людипосягнули наестественноеразвитие, начавэкспериментыс «ускорением»общественногоразвития, вкакой мерекатастрофичностьроссийскойистории связанасо всем этим.В истории всеопределяетсяне так называемымиобъективнымифакторами, алюдскимипредставлениями- часто идущимивразрез с ними.Кстати, небрежениеэтим фактором- опасный стереотип«просвещенного»сознания. Скажем, автор указываетна «оптимистичную»оценку специалистамифактора ростадеревенскогохулиганствав 1914 году. Но приизвестныхусловиях этотфактор сталпсихоосновойроссийскойреволюционности.Сама природавсякой социальнойтенденцииявляется ситуационнодвоякой — онаможет сработатьи во благо, иво вред обществу.В том-то и дело(или беда), чтодля такойсверхсложноорганизованнойсистемы, какРоссия, опаснеевсего былапотеря равновесия, всегда чреватая«стабилизирующим»откатом назад,- ситуация, вкоторой, кстатисказать, мыпребываем внастоящеевремя».
Д.Филд: «Впоследниедесятилетияв центре вниманиязападных социальныхисториковнаходилисьтакие категориинаселения, какженщины, молодежь, старики, а также«униженныеи оскорбленные»всех видов: преступники, проститутки, инакомыслящиеиз простогонарода. Западныеисследователизанимаютсяповседневным, бытовым, неформальным, перенося акцентна повествование, известное подименем «микроистории», или «нарратива».Миронов идетпротив всехэтих течений.Для него предметсоциальнойистории образуютбольшие социальныегруппы — сословияи классы — и главныетенденциисоциальнойжизни, например, распад общинногоменталитетаи возникновениеи распространениеиндивидуализма...».
А.Медушевский:«Но смысл российскойистории неможет бытьпонят безреконструкциитой целостности, которая существуетв реальнойжизни и частотеряется висследованияхисториков.Именно в этомшироком значенииМиронов и употребляетпонятие социальнойистории, интерпретируяее как развитиеинфраструктурыгражданскогообщества. Ведьпроцесс обновленияне всегда имеетлинейный характер, и лишь в длительнойисторическойперспективесодержаниероссийскойистории раскрываетсякак трудныйпуть к гражданскомуобществу иправовомугосударству...».
Н.Куксанова:«Вот вам примерсоциальнойцелостности: семья. Мироноврассматриваетее в качествепервичноймодели российскогообщества. Детствои юность, какправило, проходилив рамках составнойотцовскойсемьи, складывавшейсяиз двух илиболее супружескихпар и являвшейсяне толькородственным, но и хозяйственнымсоюзом. Такаясемья представляласобой небольшоеабсолютистскоегосударство, монархом которогобыл самый опытныйи старший повозрасту мужчина.Более чемнеприхотливыеусловия детства, а затем и взрослойжизни порождалинеобыкновеннуюприспособляемостьи терпение.Замедленностьдемократизациивнутрисемейныхотношенийзадержаларазрушениемонархическойпарадигмы всознании народа, тормозилаизменениеполитическойструктурыобщества: привычкук насилию, освященнуюавторитетомстаршинства, люди уносилииз детства вбольшую жизнь- на службу вармию и учреждения, на заводы ифабрики. Патриархальнаясемья исчезла, но модельпатриархально-авторитарныхотношений досих пор активноиспользуетсяв государственнойполитике России».
М.Карпачев:«Во всех подобныхслучаях необходимакорректностьпостроений.Например: пооценкам Миронова, чем сильнее(до известныхпределов, конечно)эксплуатировалсярусский крестьянин, тем лучше онначинал трудиться.Снижение жеконтроля народнемедленноиспользовалдля развитияпраздности.Значит, самодержавиедействительноруководствовалосьв своей политикесоображениямиобщего блага.Точно так жеи крепостноеправо имелобольшой позитивныйсмысл. Доляистины в этихпостроениях, безусловно, есть. Но в обоснованииэтих тезисовавтор не всегдааккуратен.Скажем, утвержденияоб увеличениичисла праздничныхдней к началуХХ века до 140 вгод и о непременномотказе крестьянот работы в этидни страдаютявным преувеличением.По свидетельствуцерковныхавторов, крестьянелегко отказывалисьот отдыха впраздничныедни, если возникалатакая необходимость.Рисковатьурожаем могтолько непутевыйработник. Ещеодним примеромчрезмерногоувлечения можетслужить заявлениеавтора о том, что даже в первыегоды советскойвласти крестьянеоставались«глубокорелигиозными».Увы, достаточновзглянуть набесчисленныеруины разрушенныхцерквей, чтобыусомнитьсяв таком утверждении.Конечно, выводыоб уравнительныхи антисобственническихнаклонностяхкрестьян можноподкрепитьопределеннымрядом свидетельств.Но есть не меньшесведений и опрямо противоположныхнастроенияхнарода».
П.Гейтрелл:«Итак, что жетакое социальнаяистория? Этотвопрос былостро поставленкак безотлагательныйв британскойисториографиив последниегоды. Как хорошоизвестно, современнаясоциальнаяистория является, по крайней меречастично, продуктомфранцузскойшколы «Анналов», чьи представителибыли не удовлетворенытем, что приобъясненииисторическихизмененийпервое местоотводилосьполитике (вособенности«высокой»политике). Ноэто было такжерезультатомработы группыисториков, ушедших оттрадиционногомарксистскогоподхода, которыйобъяснял историческоеразвитие спомощью грубоймодели «базис-надстройка».Они предложилидругое видениеистории — сквозьпризму опытатех социальныхгрупп, которыепрежде считалисьмаргинальными.Несколькопозже, однако, социальныеисторики столкнулисьс необходимостьюответить навызов «культурнойистории» вразличных ееипостасях. Вчастности, ихспрашивали, существуетли вообще опыт, который можетбыть понятнезависимоот лингвистическихили дискурсивныхпрактик, которымиэтот опыт описывали.Миронов, какмне кажется, и считает своейглавной задачейобнаружитьте социальныереальностии определитьте социальныепрактики, которымидо настоящеговремени пренебрегалиили которыебыли неправильноистолкованы.Трудность здесьсостоит в том, что в этом подходене находитсяместа для тоговзгляда, согласнокоторому, каквыразился одинзападныйисследователь,«сами по себепредставленияо социальноммире являютсяэлементамисоциальнойдействительности».Другими словами, общество — непервично, апроизводноот представлений.Миронов стремитсяизбежать этогоредукционистскоговзгляда наисторию (заменитьисторическуюреальностьпредставлениями)с помощью привлеченияданных о самовосприятиии самоидентификациидействующихлиц. Он уделяетзначительноевнимание культурнымнормам и практикам, например, висследованииотношениякрестьянинак детям или приизучении мираотходников, в среде которыхкрестьянскийменталитетпреобладал.Но в его работевидна тенденцияидентифицироватьсложное мировоззрениекрестьянина, в то время как, наверное, большевнимания следовалобы уделить темспособам, которымименталитеткрестьянстваконструировалсявнешниминаблюдателямив качествесредствакристаллизацииих собственногочувства самоидентичности.Возьмем другойпример. Любоеизучение преступлениядолжно былобы начинатьсяс уяснениятого, что самипо себе категориипреступленийбыли продуктамипредставленийсовременниково преступлениии отражалиозабоченностьбюрократии, социальныхработников, газетных редакторови т.д. Тщетно яожидал обсуждениятого, как понятиепреступленияконструировалосьсовременниками! Вместо этогоМиронов ограничилсяанализомстатистическихданных о преступности.Главная моямысль состоитв том, что висторическомисследованииследует уделятьбольше вниманиятем способам, которыми современникипредставлялисоциальнуюдействительность, а также тому, кто именно этоделал и длякакой цели.Когда можноговорить о«социальном»в предреволюционннойРоссии? Какразличныепонятия «социального»борются другс другом? Чтосовременникисчитали социальнымиили общественнымипроблемами, каким образомнекоторыеявления сталипризнаватьсяи трактоватьсяв качествепредметов, заслуживающихнаучногоисследования, социальнойполитики инаблюдения, какими критериямиони руководствовалисьдля отнесениятех или иныхвопросов кактуальным, какие средстваони предлагалидля их решенияи почему? Как«образованноеобщество» пришлок тому, чтобыосознать себяв качествегруппы интересов, отделеннойодновременнои от народа иот бюрократии? Насколькосущественныбыли эти различия? Разумеется, чем большелюдей вовлекалосьв ту или инуюобщественнуюпроблему, чемзлободневнееим представляласьпроблема, темсильнее былаоппозиция междуобразованнымобществом(цензовым обществом)и народом».
С.Секиринский:«В условияхбольших переменперед профессиональнымиисследователямипрошлого островстают вопросыкак об общественномпризнании ихтруда, так ивообще о критерияхсамоидентификацииисторика, границахи пограничныхзонах его ремесла.Книга Мироновапредлагаетответы и на этивнутрицеховыевопросы, вовсяком случае, побуждает кразговору оних. И в этомсмысле егоработу можнорассматриватькак своеобразнуюпопытку синтезавысокой технологиипрофессиональнойисториографиис общественнымамплуа историческойпублицистики, сумевшей доказатьсвою социальнуюдейственностьна рубеже 1980-1990-хгодов, когдаее основныелозунги, ставдо известнойстепени достояниеммассовогосознания, сыгралинемалую рольв его разворотек новым ценностнымориентирам.Об этом вдохновившемего примереМиронов нигдене пишет прямо, но его «выдает»характернаядля известногоспециалистав областиколичественныхметодов историческогоисследования«игра словами», которой он, посуществу, определяетдиапазон современногоисторика: отклиометриидо клиотерапии».
А.Шевырев:«Лучше всегоМиронову удалисьстатистическиеисследования.Он проявилнезауряднуюизобретательностьв постановкевопросов, ответына которыеможно найтис помощью статистики, и в поискенеожиданныхспособов решениятрудноразрешимыхвопросов. Ужесами по себеэти числовыеданные представляютсобой прекрасныйматериал дляразмышленийнад прошлымРоссии...».
А.Куприянов:«Решая, например, вопрос о степенивлияния церковныхзапретов насексуальныеотношения вовремя Великогопоста, Мироновне просто исходитиз констатациитого, что колебаниярождаемостичерез 9 месяцевслужат «хорошимпоказателем»строгостисоблюденияпоста, но и вовлекаетв анализ данныеиз современнойдемографииРоссии, прибегаетк сопоставлениюданных о рождаемостипо месяцам упредставителейвсех основныхконфессий. Всеэто позволилоему получитьдостаточноточные данныео неуклонномснижении долилиц, соблюдавшихвоздержаниево время постов.Эти данныеособенно ценнытем, что ониточнее, чемкакие-либодругие (например, рост числаосужденныхза преступленияпротив религии, рост числаразводов идр.), позволяютговорить осекуляризацииобщественногосознания».
Г.Фриз: «Ночем дальше мыуходим назадот Всероссийскойпереписи 1897 года, тем большеподозренийвызывают цифры.Множествофакторов делалополучениеобъективныхи поддающихсяпроверкестатистическихсведений фактическиневозможным.Особеннойосторожноститребует работас длиннымидинамическимирядами. В некоторыхслучаях, например, в росте преступностиили семейныхтяжб и вообщев любом резкомувеличениикаких-то показателейна душу населения, может отражатьсялибо глубокоесоциальноеизменение, либоявный ростчисленностичиновников, которые занималисьэтими проблемами.Не менее важенсам рост формальныхадминистративныхи судебныхучреждений.Например, новаясудебная система, возникшая послесудебной реформы1864 года, способствоваларазвитию народногоюридическогосознания и, какжаловалисьсовременники, начиная с 1880-хгодов вызваларезкое увеличениесутяжничества.Если объективнаядинамика какого-либоявления представляетважную величину, то не меньшеезначение имеети восприятиеэтого явлениясовременниками, так как самовосприятие- важная реальность, имеющая правона самостоятельноеизучение».
М.Шиловский:«АктуальнообращениеМиронова именнок жанру социальнойистории какинтегратораисторическихзнаний вообще.Но в планерепрезентативностиполученныхрезультатови распространенияих на всю территориюРоссийскойимперии в разныепериоды ееистории двухтомникМиронова близокк категории«обобщающих»трудов недавнегопрошлого. Полагаю, что в принципеневозможносоздание обобщающеготруда в масштабахвсей Российскойимперии дажепо отдельнымаспектам еесоциальнойистории в силузначительныхразличий, которыеи сейчас наблюдаютсямежду отдельнымитерриториально-административнымиобразованиямивнутри крупныхрегионов. Можноговорить лишьо некоторыхобщих тенденцияхразвития ипроцессах, неболее того».
Н.Романовский:«Интересно, что выделенныеМироновымконстантыроссийскойистории, долговременныеизменения итенденции легкоэкстраполируютсяна современность.Такова, например, характеристикаменталитетароссийскихкрестьян периодаимперии: «Онилегко мирилисьс принуждениеми регламентацией.Им были свойственныуравнительныетенденции приразделе, какобщинногопирога, так иобщинных повинностей.Они не любилизначительнуюдифференциациюв чем бы то нибыло. Они ориентировалисьна устоявшиесяавторитеты...»Показанныйавтором механизмподрыва авторитетавенценосныхсупругов НиколаяII и АлександрыФедоровнысработал ипротив четыГорбачевых: отход от стереотиповпатриархатанаказуем. Современныи наблюденияо присущейправославнымрусским трудовойэтике: время- не деньги, апраздник, темболее что количествопраздникови культурапраздностив России говорято том же. А прочитававторские словао том, что «попредставлениямрусских людейвплоть до XX века, кто контролирует, тот долженпомогать, опекатьи покровительствовать», ловишь себяна мысли: нетли тут ошибкина целый век? До наших днейдожили и традиционныепредставленияроссиян о том, что свободаи «порядок»по существунесовместимы.Как пишет автор, в советскойРоссии во многихотношенияхбыл воспроизведенсоциальныйстрой дореволюционнойобщины».
М.Карпачев:«Хороший историкумеет еще иутешить: движениенашего обществав сторону либеральныхпринципов, утверждаетМиронов, необратимо.Кризисы же — дело временное, как показываетопыт российскойистории — неболее чем на15-25 лет. Значит, большую частьнового смутноговремени странауже прошла и, надо полагать, скоро она судвоенной силойвозобновитсближение сблагоустроеннымигосударствамиЗапада. Неплохобыло бы дляполного успокоенияпривестидоказательстватакой цикличности, но надо все жепризнать, чтооптимизм авторане наигран».
Г.Фриз:«Можно былобы поставитьавтору вопросотносительноего основополагающегопредположенияо «нормальностироссийскогоисторическогопроцесса».Проблема здесьсостоит не втом, чтобы утверждатьнекоторуюсамобытностьРоссии, а в том, что понятиенормальностинаходится врискованнойблизости кабсолютизациии идеализациизападноевропейскихи американскихстандартовполитическогои социальногоразвития. Можнопопасть в «западню»Фрэнсиса Фукуямыотносительно«конца истории», радуясь поповоду необратимогопоражениякоммунизмаи славноготриумфа того, о чем американцытрубят как одемократии, свободном рынкеи гражданскомобществе. Точнотак же, какпостсоветскаяРоссия страдаетот своих собственныхпроблем, таки западныеобщества страдают(и все более иболее будутэто осознавать)от таких фундаментальныхпроблем, какплутократияв политике, какглобализация, уничтожающаявсе индивидуальное, местные и даженациональныеправа, какнеолиберальнаямодель рыночнойэкономики, углубляющаяразрыв междубогатыми ибедными, междуразвитыми ислаборазвитыми.Современноегосударство, фантастическифинансируемоеза счет растущеговаловогонациональногопродукта ивооруженноевсеми инструментамитехнократическойи компьютернойэпохи, материализуетсаму формурепрессии, которую МишельФуко и многиедругие осудили.Ни в коем случаене являетсяаксиомой, чтоэта западнаямодель плутократии, глобализациии экономическогонеолиберализмаявляется желательнойи что ей уготованадлительнаяжизнь. На самомделе все это- проявлениянового империализма, и они порождаютмощные противодействующиесилы компенсационногосвойства, направленныена ограничениенепрерывногороста властигосударстваи его учреждений.Как ни парадоксально, но в некоторомсмысле следуетчувствоватьнекоторуюностальгиюи зависть вотношении самойинституциональнойотсталостиРоссии пристаром режиме, где, по крайнеймере до серединыдевятнадцатогостолетия, государствоосуществлялотолько спорадическийконтроль надобществом ииндивидуумом.Нет необходимостии, вероятно, даже никто недолжен предполагать, что западнаямодель идеальнаили уже действительнодостигла своейзаключительнойстадии».
В.Булдаков:«Удивляютавторскиерассужденияо том, что в нашейисториографииособенно неповезло «реформаторами правительственнойполитике», которым постоянновменялись ввину бездеятельность, ошибки, недостаткии «упущенныевозможности».Не стоит беспокоиться! Положение уже«исправлено»- из всякогоправителяпрошлого нынеготовы сделать«мыслителя»,«преобразователя», кого толькоеще! Совсем ужестранны рассужденияавтора о «клиотерапии», а также предложенияо том, чтобыисторики стали«социальнымиврачами». Этонапоминаетсоветы армейского«фершала»активнее использоватьпиявки и клистир.Во всяком случае, из недавнегопрошлого известно, что своего родаисториографическуюшокотерапиюнаша общественностьвоспринимаетестественней.Слов нет, государственностьв России чащеоказывалась«умнее» общественности.Но спасти себявласть моглатолько путемтакого расширениядиалога собщественностью, такого воспитаниянарода, которыево все большеймере страховалибы всех от Смуты.А это означалоодновременно, что властьдолжна встатьна длительныйпуть постепеннойсамоликвидации.Смысл реформв России могсостоять тольков воспитаниинарода, а не в«улучшенииего положения»,«приумножениибогатства».Задумывалисьли российскиесамодержцыоб этом? Способнали была к выполнениюподобной задачибюрократия? Если нет и нет, то чего же можнобыло ожидатьот народа? Приэтом надо иметьв виду, что дажевсеобщее нежеланиебунта, восстания, смуты еще неесть движениепо рельсамэволюционногоразвития. Какбы то ни было, социальномуисторику — поопределению- не надо спешитьв область политики.Впрочем, автор, похоже, прекраснопонимает, что«проблемаРоссии» (и нетолько ее) лежитне в сфере политикии социологии, а психологии.Но если он солидаренс ЕвгениемТрубецким втом, что русскийнарод (и не толькоон) по своемускладу нетерпимк «земнойгреховности», то ему придетсяпризнать, что«спасение»- в творчествесамих людей, а не власти».7
Литература
АхиезерА. Спецификаисторическогоопыта России:
трудностиобобщения(Размышлениянад книгойБориса Миронова)// Proet Contra. Т. 5. Осень 2000.
Миронов Б.Н. Социальнаяистория Россиипериода империи(ХVIII-начало ХХв.): Генезисличности, демократическойсемьи, гражданскогообщества иправовогогосударства.СПб., 1999. Т. 1. 548 с. Т. 2.
СогринВ. В. Клиотерапияи историческаяреальность: тест на совместимость(Размышлениенад монографиейБ.Н.Миронова«Социальнаяистория Россиипериода империи»)// Общественныенауки и современность.2002. N 1. С. 144-160.
«Социальнаяистория России»Б. Н. Миронова.«Круглый стол»/Сост. С. Секиринский// Отечественнаяистория. 2000. №6;2001. №1.