Московская банковская школа (колледж)
Реферат по истории натему:
Работу выполнила:
Студентка 115
Мишина Вера
Москва 2003
· Вступление……………………………………………………...3
· Во главе империи……………………………………………….4
· Время трудных решений……………………………………….7
· Путь к катастрофе………………………………………………13
· Эпилог…………………………………………………………...20
· Заключение……………………………………………………...25
· Список использованнойлитературы…………………………..26
Я считаю, что период царствования Николая II является одним из самых противоречивыхпериодов истории Российской империи. Николай II был у власти 21 год.
Страна, которая переживала небывалыйэкономический подъем с каждым новым годом поначалу незаметно, но неотвратимоприближалось к гигантской катастрофе. Хотелось бы понять что это: просчетыгосударя, его не состоятельность или трагическое стечение обстоятельств.Реферат лишь попытка открыть тайны Российской империи.
Император Николай IIявляется
одной из наиболее патетических
фигур в истории. Если бы он жил
в классические времена, то история
его жизни и смерти послужилабы
поэтам ДревнейГреции сюжетом
для какой –нибудь великой трагедии.
Они бы изобразили его как жертву,
обреченную судьбой, преследуемую
на каждом шагу безжалостным
фатумомвплоть до последней
раздирающей душу сцены,
разыгравшейся в подвале дома
вЕкатеринбурге.
Дж. Бьюкенен.
Из книги «Мемуары дипломата».
Когда 14 мая 1896года молодой российский император Николай II торжественно венчался на царство, вряд ликому из многотысячной ликующей толпы, окружавшей древний Успенский собор вКремле, приходило в голову, что он стал свидетелем события, знаменовавшегособой конец многовековой исторической традиции.
Николай принял власть в годы глубокоговнутреннего затишья и прочного мира в Европе. Экономика страны развиваласьневиданными прежде темпами, на глазах изменяя привычное лицо России.
Государственный корабль продолжалдвигаться по инерции правления Александра III, твердой рукой покончившего с«крамолой» и разгулом терроризма конца 70-х годов, громко заявлявшего свою волюво внутренних и международных делах.
Новый император унаследовал неограниченнуювласть, но не властную натуру и авторитет отца. Александр III умел внушить ксебе уважение даже со стороны врагов и недоброжелателей, не говоря уже оназначенных им самим сотрудниках.
В. И. Гурко писал о Николае, что «онсовершенно не имел той внутренней мощи, которая покоряет людей, заставляя ихбеспрекословно повиноваться. Основным качеством народного вождя — властнымавторитетом личности — государь не обладал вовсе. Он и сам, что ощущал, ощущалаинстинктивно вся страна, а тем более лица, находившиеся в непосредственныхсношениях с ним». Мягкость и деликатность, отличавшие его от отца, уважение кстаршим, пожалуй, лишь усиливали это впечатление.
Примечательно, что начало царствованияНиколая не было отмечено характерным для перемены власти при любом авторитарномрежиме явлением — приходом новых людей на смену видным деятелям прошедшеговремени.
Так обычно и происходило в России: малокто из сановников Николая I остался у трона его сына, и еще меньше сподвижниковАлександра II по «великим реформам» сохранило свое положение при двореАлександра III. Причину этого современники видели в том, что молодой инеопытный наследник престола при жизни отца чаще всего далеко не стольвлиятелен, как окружающие правящего императора лица, облеченные его доверием ивыдвинутые им на государственные посты; цесаревича почитают, но с ним малосчитаются в действительно важных вопросах. С переменой царствования новыйсамодержавный монарх не может забыть, что еще недавно министры отца считалиего мальчишкой, так же как и им трудно изменить снисходительно-менторскоеотношение ко вступившему на престол властителю. Именно поэтому редко кому изэтих людей удавалось сохранить свое место.
Однако начало царствования Николая IIстало исключением из этого правила. Остались на своих постах почти все прежниеминистры, не только остались, но даже заметно активизировались и усилили своевлияние отодвинутые при Александре III в тень великие князья. Результатом сталопоявление вокруг Николая многих добровольных помощников из числа великихкнязей, подававших, а зачастую и навязывавших ему свои советы вгосударственных делах. Великие князья были людьми очень разными и зачастуюоткрыто враждовали между собой, что создавало лишние трудности для Николая.
И вес же главной проблемой для императораоказались не отношения с великими князьями, а необходимость лично приниматьрешения в государственных делах. Как и любому авторитарному режиму, самодержавиюдля эффективности его политики требовалась объединяющая и направляющая всеединая воля. Без этого власть, раздробленная на отдельные, независимые друг отдруга ведомства, не контролируемые обществом, могла лишь плыть по течениюсобытий.
Николай в высшей степени добросовестноотносился со всеми поступавшими к нему бумагами – как и у предшественников, унего никогда не было ни секретарей, ни референтов.
Отвергая любуювозможность привлечения выборных лиц к участию в управлении империей, новыймонарх столкнулся с не менее трудной проблемой – выработки курса государственнойполитики страны и его проведения в жизнь с помощью назначаемых им самим людей.Сложность положения состояла в том, что унаследованные императором от отцаминистры не отличались единством взглядов на возможные пути развития России.
В какой-то мере их разногласия отражали: содной стороны, стремления всемерно ускорить промышленный и финансовый ростстраны с другой — обеспечить и на будущее время незыблемость консервативной,аграрно-дворянской России.
Между тем вконце XIX века самодержавная власть все больше теряла инициативу в повседневныхвопросах жизни страны, и мыслящие люди уже тогда испытывали тревогу, видябыстрое падение се авторитета и растущее убеждение в том, что во главе империистоит «не тот человек».
Недовольствоверховным властителем в самых различных кругах особенно быстро сталоусиливаться после того, как появились грозные признаки близкого конца«спокойных времен». Уже студенческие беспорядки в феврале 1899 года указывалина рост напряженности в стране.
Новый векоткрылся угрожающими событиями. 14 февраля 1901 года выстрел бывшего студентаКарповича в министра народного просвещения Н. П. Боголепова возвестил овозвращении политического террора, с которым, казалось, было давно покончено.В апреле следующего года был убит министр внутренних дел. На протяжении всегодвух лет погибло несколько губернаторов, множество жандармских офицеров.
На проведениикрупных террористических актов специализировалась возникшая в эти годы БоеваяОрганизация партии социалистов-революционеров. Однако ни разгул террора,напоминавший Николаю печальные дни непрестанной тревоги перед покушенияминародовольцев в юности, ни учащающиеся сообщения об аграрных волнениях и рабочихзабастовках, усиливающемся ропоте в кругах интеллигенции не могли заставить егосделать какую-то попытку изменить ход вещей, прислушавшись к требованиямвремени. Ему казалось, что он, законный «хозяин земли Русской», один отвечаетперед Богом, и только перед Ним, за все, что происходит в этой «земле».
1905годстал переломной вехой – и в российской истории, и в личной жизни императораНиколая II и его семьи. Начало года было трагическиознаменовано событиями 9 января в Петербурге,тем самым «Кровавым Воскресеньем», которое до основания потрясло устои монархии,развязав разрушительные стихии русской революции. В конце же его происходитсобытие, мало кем в то время отмеченное, но по сути своей не менее фатальноедля судеб династии и империи, — в императорской семье впервые появляется «Божийчеловек» Григорий Распутин.
Живя впостоянной тревоге за здоровье сына, получая безрадостные известия с фронтоврусско-японской войны, — в феврале былопроиграно Мукденское сражение, в мае Россия была потрясена Цусимой, погубившейвоенно-морскую мощь страны, — император ежедневно получал сообщения о разгулереволюционного насилия, грандиозной забастовочной волне, вооруженных восстанияхс баррикадными боями, неповиновении армейских частей. Известная доляответственности за эту зловещую хронику лежала на самом Николае – начало ейбыло положено расстрелом тысяч петербургских рабочих, направившихся 9 января с мирной петицией к Зимнему дворцу.
По некоторымподсчетам, в этот день погибло более 1200 человек и около пяти тысяч былоранено. В их числе были женщины и дети…
Трагедия КровавогоВоскресенья всколыхнула страну, став детонатором первой русской революции. Какписал монархически настроенный историк С. С. Ольденбург, «9 января …оказалось, что не только интеллигенция, но и “простой народ” – по крайней мерев городах – в значительной своей части находился в рядах противниковсуществующего строя». Рабочие забастовки охватили промышленные центры: за один январь 1905 года число стачечников превысило 440 тысяччеловек – более, чем за все предшествующие десятилетия. Резко усилилось влияниекрайне левых партий, призывавших к открытой вооруженной борьбе с властью. Свесны начался стремительный подъем крестьянского движения, зачастуювыливавшегося в грабеж и сожжение помещичьих усадеб, убийства представителейадминистрации, явочный захват и раздел земли.
В условияхразвертывавшейся в стране революции самодержавная власть осталась в полномодиночестве. Требования созыва “народного представительства” звучали в те дниповсеместно.
19февраля был опубликован подписанный на кануне рескрипт Николая новому министрувнутренних дел А. Г. Булыгину, где говорилось о намерении «привлекатьдостойнейших, доверием народа обличенных, избранных от населения людей кучастию в предварительной разработке и обсуждении законодательных предложений».Речь шла об учреждении выборной законосовещательной палаты, права которой былибы схожи с функциями Государственного совета прежних лет.
В раскаленнойатмосфере революционных выступлений предложения о создании законосовещательнойДумы казалось документом из исторического архива, принадлежащим давно ушедшемупрошлому.
Политическийкризис в стране продолжал углубляться: в октябре Россию охватила новаязабастовочная волна, выдвинувшая два главных требования – восьмичасовогорабочего дня и созыва Учредительного собрания. Начавшаяся на железных дорогахстачка с 15 октября стала всероссийской –бастовало свыше 2 млн. человек почти во всех отраслях промышленности. Положениестановилось все более угрожающим.
Каксвидетельствовали многие близкие императору лица, в те октябрьские дни передНиколаем стоял тяжелый выбор из двух возможных путей. Первый, по словам князяН.Д.Оболенского, заключался в том, что бы «облечь неограниченный диктаторскойвластью доверенное лицо, дабы энергично и бесповоротно в самом корне подавитьвсякий признак проявления какого – либо противодействия правительству, хотя быценою массового пролития крови». Такой вариант был психологически ближе Николаюи большинству окружающих его людей. Однако они не могли не отдавать себе отчетав чрезвычайной опасности подобного решения – прямое военное подавлениереволюции требовало безусловной надежности армии, а прежней уверенности в нейне было.
В другомслучае необходимо было «перейти на почву уступок общественному мнению ипредначертать будущему кабинету указания вступить на путь конституционный».
В докладе,представленном императору 9 октября, Витте указывал, что государственная власть вновь,как и во времена Александра II,должна взять инициативу преобразований в свои руки. «Цель поставлена обществом,значение ее велико и совершенно несокрушимо, ибо в этой цели есть правда.Правительство поэтому должно ее принять. Лозунг «Свобода» должен стать лозунгомправительственной деятельностью. Другого исхода для спасения государства нет …Ход исторического прогресса не удержим … Выбора нет: или стать во главеохватившего страну движения, или отдать ее на растерзание стихийных сил. Казнии потоки крови только ускорят взрыв».
Император испытывал глубочайшее недовериекак лично к Витте, так и к его программе, оставаясь при своем убеждении,высказанном им в декабре 1904 года, наканунереволюционных потрясений: «Мужик конституцию не поймет, а поймет только одно,что царю связали руки, а тогда – я вас поздравляю господа!» Поддавшись общемунажиму окружающих, император 16 октября писалгенералу Д.Ф.Трепову: «Да, России даруется конституция. Немного нас было,которые боролись против нее. Но поддержки в этой борьбе неоткуда не пришло,всякий день от нас отворачивалось все большее количество людей, и в концеконцов случилось неизбежное. Тем не менее, по совести я предпочитаю давать всесразу, нежели быть вынужденным в ближайшем будущем уступать по мелочам и все –таки прийти к тому же». В.И.Гурко писал позднее о Николае, «что за все своецарствование он лишь раз принял важное решение вопреки внутреннему желанию, поддавлением одного из своих министров, а именно 17октября 1905 года, при установлении народного представительства».
Манифест 17 октября1905 года знаменовал собой важнейший поворотный момент в политическойистории России. Оставаясь юридически самодержавным монархом, Николай фактическипотерял прежнюю неограниченность, а главное – неподотчетность своей власти.Выборы в Государственную думу означали создание в России народногопредставительства. Хотя первоначальные опыты «парламентаризма» оказалисьнеудачными – как I,так и II Дума были одна задругой распущены из-за преобладания в них оппозиционных партий, сложившихся засчитанные месяца революции, — Российская империя с этого времени бесповоротнопревратилась в представительную монархию.
Созданная на основании новогоизбирательного закона в 1907 году III Дума стала надежным партнеромправительства, во главе которого встал новый «сильный человек» П.А.Столыпин,выдвинувший широкую программу необходимых стране реформ. Его знаменитые слова,что для обновления всей России нужны лишь «20 лет покоя внутреннего ивнешнего», свидетельствуют о понимании им огромных возможностейпоследовательного реформаторства в стране.
Николай, безусловно, уважал Столыпина какчеловека, сумевшего энергичными и твердыми мерами навести порядок в охваченнойреволюцией империи. Он также признавал за ним настоящее понимание больныхпроблем российской деятельности и поддерживал его деятельность, направленную наих скорейшее разрешение. Без содействия императора Столыпину никогда не удалосьбы осуществить свои ключевые реформы, встретившие довольно сильноесопротивление на вершинах российской бюрократии. На столь же несомненно, чтосам Николай тяготился в душе слишком настойчивой опекой своего премьера, чья сильнаяличность часто заслоняла в эти годы фигуру самодержца.
Распространявшиеся по стране слухи о«темных влияниях» при дворе, враждебных Столыпину, имели под собой определенноеоснование. Именно в это время довольно широко стало известно о появлении вблизипрестола знаменитого Григория Распутина, об отношениях которого с императорскойсемьей ходили самые фантастические домыслы. Было известно, что Столыпин пыталсяположить этому конец, справедливо
считая,что подобная фигура наносит непоправимый ущерб престижу правящей династии.
Знакомство императорской четы с Распутинымпроизошло спустя ровно две недели после подписания манифеста 17 октября — в тяжелое и смутное для Николая и его супругивремя. 1 ноября 1905 годаимператор впервые упоминает о нем в дневнике.
Николай иАлександра, жившие в постоянном страхе за сына, маленького Алексея, болезнькоторого практически не оставляла надежд, были готовы поверить и открыть своесердце любому, кто мог бы спасти его от ежеминутно угрожавшей опасности. Такимчеловеком и стал Распутин, несомненно, обладавший сверхъестественными способностями,природа которых и в наши дни наукой не выявлена.
Помимо мощнойэнергетики, Распутин обладал несомненным гипнотическим даром и поистинеуникальным талантом врачевателя, что по существу и определило его возвышение.Будучи необразованным человеком, он имел немалые познания в народной медицинеи уверенно пользовался целебными свойствами сибирских, тибетских и китайскихтрав. Но то, что он делал, не прибегая к каким-либо подручным средствам,граничило с чудом. Возможно, что среди многих его способностей было и умениезаговаривать кровь в случаях, где была бессильна лучшая медицина того времени.
Наиболее ярко дарРаспутина проявился осенью 1912 года, когдацесаревич едва не умер в результате ушиба, полученного во время пребыванияимператорской семьи в Спале. Начавшееся внутреннее кровотечение привело кобразованию огромной гематомы; врачи признали состояние мальчика чрезвычайносерьезным. Распутина поблизости не было, но пришедшая от него телеграмма спаслаположение — таинственная сила действовала и на расстоянии. Приводя этот случайв книге «С царем и без царя», дворцовый комендант В. Н. Воейков писал: «Еслистать на точку зрения императрицы-матери, в Распутине видевшей богобоязненногостарца, своими молитвами помогавшего больному сыну, многое должно быть понятои прощено… Помощь, оказываемая наследнику, настолько укрепила положениеРаспутина при дворе, что он более не стал нуждаться в поддержке великихкнягинь и духовных особ».
Распутин был,пожалуй, единственным близким семье Николая человеком, кто действительно могподдержать и успокоить безгранично верившую ему императрицу, годами жившую награни нервного срыва.
Николайприслушивался к суждениям жены, всегда остававшейся ближайшим к нему человеком,и хотя он, несомненно, ценил и по-своему почитал «старца», которому не раз былобязан жизнью сына, император был далек от механического выполнения его пожеланийв государственных вопросах. Григорий имел, конечно, определенное влияние и нанего, но оно не могло идти ни в какое сравнение с благоговейным отношениемАлександры Федоровны.
В окружении государяоставалось много людей, открыто враждебных «старцу», да и гибель последнего в декабре 1916 года он перенес несравненно спокойнее,чем императрица.
Однаковне зависимости от этих тонкостей, само пребывание сибирского мужика широкоизвестной скандальной репутации в императорской семье давало простор сплетням,а зачастую и злобной клевете. Так, распространялись слухи о якобы имевшей местолюбовной связи Распутина с Александрой Федоровной и ее дочерьми, впоследствииохотно подхваченные «обличительной» литературой послереволюционного времени.Это была грязная клевета на императорскую семью, но то, что она имела успех ив аристократических салонах Петербурга, и в среде провинциальной интеллигенции,говорило о том, насколько утратила свое обаяние древняя традиция российскоймонархии и как низко в глазах всех слоев населения упал престиж правящейдинастии. Даже среди крестьянства, даже в армии, всегда отличавшихся верностьюцарскому престолу, исчезало уважение к самодержавной власти, нападки накоторую шли со всех сторон.
Это были оченьопасные признаки, и никакие грандиозные торжества, выдержанные в духепрославления монархии, которых так много было в эти последние годы старойРоссии, не могли изменить положения. Одно за другим следовали великолепныепразднования славных годовщин российской истории — 200-летия Полтавскойпобеды и 50-летия крестьянской реформы 1861 года, 100-летия Бородинской битвыи особенно 300-летия дома Романовых в 1913 году. А за фасадом официальныхмероприятий скрывалось глухое, но все более заметное недовольство ираздражение общества.
Хотя в эти годыРоссия переживала невиданный экономический подъем, промышленность страныприобрела подлинно европейский размах и уровень, на селе росло зажиточноекрестьянство, российская культура находилась в расцвете «серебряного века», —ничто из этого не ставилось в заслугу власти, зато малейшие ее неудачи, промахии ошибки раздувались с каким-то злорадством.
При внешнем порядке,наведенном в империи после разгрома первой революции, самодержавная властьоказалась в своего рода психологической осаде. Примечательной параллелью этомустала еще большая изоляция и замкнутость жизни императорской семьи,окончательно отдалившейся от петербургского света и большую часть времени проводившейтеперь в маленьком и скромном Александровском дворце Царского Села. Чистогеографическая уединенность этой резиденции как бы символизировала стремлениеуйти от враждебного мира, обрести желанный покой в уютном семейном времяпрепровождении.
Быстро меняющеесявремя не давало покоя императору, который с каждым годом все больше тяготилсясвоими государственными обязанностями в новых условиях политической жизниРоссии. Его раздражали постоянное вмешательство III и IVДумы в повседневные дела управления, жесткая и подчас некорректная критикадействий власти с думской трибуны, бесконечные скандалы и неприятности свеликими князьями дома Романовых, не считавшимися с его авторитетом как главыдинастии, скрытое, но ясно ощущаемое озлобление печати и интеллигенции,особенно на национальных окраинах империи. Привычный, упорядоченный мир егоюности, в котором над страной незыблемой вершиной возносился престолотца-самодержца, бесповоротно ушел в прошлое. Николаю оставались лишь любовьи преданность собственной семьи...
Особенно треножнымив эти годы стали международные события, угрожавшие столь хрупкому спокойствиюимперии. Революции в старых, казавшихся вечными в своем оцепенении монархияхАзии — Иране, Турции и Китае, боснийский и марокканский кризисы, едва неввергшие Европу во всеобщую войну, итало-турецкий конфликт 1911 года все это создавало ощущение непрочностибытия, неуверенности в завтрашнем дне России и династии. В 1912-1913 годах общественное мнение страны былосерьезно потрясено Балканскими войнами, прямо задевавшими российскуювнешнеполитическую традицию.
Императорвоспринимал этот стремительный калейдоскоп событий все с тем же чувствомфатальной обреченности, которое давно уже сделалось психологическим фоном егосуществования. Он не пытался бросить вызов судьбе, не делал попыток изменитьход вещей. Лишь иногда в его дневнике или сугубо частных письмах появляютсяразмышления о том, что следовало бы распустить Думу, превратить ее в чистосовещательную, отобрав право законодательства, — но все это оставалось набумаге или в редких разговорах, не предназначенных для посторонних. Видимо,Николай понимал, что время необратимо...
А оно все быстрееуходило в прошлое. Выстрелы в Сараево летом 1914 года означали, что для староймонархической Европы навсегда перевернута ее страница истории. С момента гибелиФранца-Фердинанда она с каждым днем все стремительнее приближалась к роковомуфиналу — первой мировой войне.
День начала первоймировой войны великий князь Александр Михайлович много лет спустя назвал днемсамоубийства европейской цивилизации. Действительно, он стал не только концомдесятилетиями складывавшейся системы международных отношений, но прежде всего— началом грандиозного крушения всех устоев мира, социальных и политическихоснов общества «старого порядка» — общества, живущего еще по заветам итрадициям ушедшего XIX столетия.
Император Николай нехотел войны. Помимо его органического неприятия военного насилия, он понимал,что война чревата грядущей катастрофой привычного ему мира. Накануне грозныхсобытий, весной 1914 года, один из дальновидныхотечественных консерваторов, бывший министр внутренних дел П.Н.Дурновопредставил императору записку, в которой обосновывал свой главный вывод —надвигающаяся война между Россией и Германией не принесет победы ни одной изстран, а погубит монархический принцип старой Европы.
Но остановить гигантскиймеханизм европейской войны, с каждым часом набирающий обороты, оказалосьНиколаю II не под силу. Хотя он был готов к далеко идущим уступкам радисохранения мира, австро-венгерский ультиматум Сербии не оставлял ему выхода.Как и в 1876 году, верховная власть России сталазаложницей общественного пристрастия к судьбе притесняемых балканских единоверцев.17 июля 1914 года император после мучительныхколебаний утвердил решение о начале всеобщей мобилизации. В тот же день онтелеграфировал кайзеру в Берлин: «Мы далеки оттого, чтобы желать войны. Покабудут длиться переговоры с Австрией по сербскому вопросу, мои войска непредпримут никаких военных действий. Я торжественно даю тебе в этом мое слово».Ответом Германии стал официальный ультиматум с требованием приостановитьмобилизацию в течение 12 часов. 19 июля 1914 года в 7часов 10 минут германский посол в России граф Пурталес, убежденныйпротивник войны, явился к министру иностранных дел С. Д. Сазонову за ответом.Получив лишь подтверждение прежнего заверения, что российские войска не начнутвоенные действия первыми, посол дважды повторил свой вопрос, после чего,выполняя трагическую для себя обязанность, вручил ноту с объявлением войны. Онбыл так потрясен, что по ошибке передал министру два варианта германскогоответа — как в случае согласия России с ультиматутом, так и в случае егоотклонения. Покидая кабинет, граф Пурталес, по свидетельству Сазонова, плакал,восклицая: «Кто бы мог предвидеть, что мне придется покидать Петербург притаких обстоятельствах!»
Николай, принявтяжелейшее для себя решение, напротив, испытывал облегчение. «Я почувствовал,что все кончено навсегда между мной и Вильгельмом, — рассказывал он потом М.Палеологу. — Я спал необычайно крепко. Когда я проснулся в свой обычный час, ячувствовал себя так, как будто бы камень свалился с моей души. Мояответственность перед Богом и перед народом была огромной, но я, по крайнеймере, знал, что я должен делать».
Прибыв из Петергофав столицу, император после торжественного молебна в Николаевском зале Зимнегодворца обратился к представителям армии и флота. Когда вслед за тем он иАлександра Федоровна вышли на балкон Зимнего дворца, собравшаяся на Дворцовойплощади многотысячная толпа как один человек опустилась на колени.
В экстренном порядке26 июля были сознаны распущенные до осениГосударственным совет и Дума, и обеими законодательными палатами были быстроодобрены связанные с началом войны законопроекты. Состоялись и выступления отделегаций национальных окраин империи: даже представители от губернийтрадиционно недружественного России Царства Польского торжественно заявили освоей верности стране и престолу в начавшейся борьбе с Германией. Подобное жезаявление было сделано и от лица подданных немецкого происхождения.Повсеместно возникший патриотический подъем положил конец почти всеммежпартийным распрям; на оборонческие позиции легко перешли еще вчерашние противникиправительства, за исключением большевистского крыла Российскойсоциал-демократической партии. Тот факт, что Германия первой объявила войнуРоссии, способствовал росту и без того сильных в стране антигерманскихнастроений. Уже 22 июля в Петербургешовинистически настроенной толпой было разгромлено и сожжено здание немецкогопосольства на Исаакиевской площади. В городах страны проходили массовыедемонстрации под лозунгами «На Берлин!» В эти же дни столица империипревратилась из Санкт-Петербурга в Петроград. Жизнь в стране быстро перешла навоенные рельсы.