Принцип верификации подразумевает, что теорию можно проверить на истинность посредством сопоставления с экспериментальными фактами. Поэтому в науке не может быть «революций», может быть лишь подтверждение или опровержение и кумулятивный прирост знания: ложные теории отбрасываются, к прежним истинным теориям добавляются новые истинные теории, научное знание непрерывно прирастает.
Однако движение от ньютоновской физики к релятивистской и квантовой явно не было простым добавлением новых теорий – к старым. Тем более это справедливо относительно перехода от аристотелевской физики – к галилеевской и ньютоновской. Неопозитивистам, как и всем «аналитикам» в философии науки, не хватает исторического чутья, уважения к прошлому.
Главную роль в переходе от «статического» исследования структуры науки к философскому изучению «динамики» её развития сыграл К.Поппер, основавший «критический рационализм» в конце 50-х гг. Его концепция направлена против индуктивизма и «плоского» эмпиризма в трактовке научного познания. Надо анализировать не язык, а научные дискуссии – это и открывает возможность понимания истории развития науки.
Для того, чтобы понять сущность науки, а также её историческую изменчивость, закономерности её развития, необходимо исходить из того, что наука – это прежде всего решение проблем (а не наблюдение, экспериментирование и обобщение). Логика «роста» научного знания, его движения, согласно Попперу, выглядит следующим образом:
1) ставится (осознаётся) проблема;
2) выдвигается гипотеза, предлагающая решение проблемы;
3) гипотеза должна быть такой, чтобы она в принципе могла быть опровергнута (принцип фальсифицируемости); истинность доказать невозможно (опыт никогда не завершён), а ложность можно – достаточно одного опровергающего факта;
4) из гипотезы выводятся эмпирически проверяемые следствия;
5) эмпирическое исследование должно быть направлено не на «подтверждение» или «доказательство», но на опровержение (испытание) гипотезы, в результате чего гипотезы отбрасываются или совершенствуются;
6) опровержение или развитие гипотезы приводит к новой, более глубокой постановке самой проблемы, порождает новые проблемы и процесс повторяется;
7) важнейшую роль во всех этих процессах играют непрерывные научные дискуссии;
8) переход к более глубокой постановке проблем и к новым гипотезам обеспечивает постоянный прирост научного знания.
Поппер критикует эмпиризм и индуктивизм. Его теория – антииндуктивистская. Он защищает рационализм. «Рационализм» потому, что наука начинается с идеи, проблемы, и движется от проблемы к проблеме. «Теория господствует над экспериментальной работой от её первоначального плана до её последних штрихов в лаборатории». Ни одно открытие в науке не делается путём эмпирического индуктивного обобщения. Нет никакого логического пути от фактов к теории. Теория формулирует универсальные высказывания, которые не могут быть оправданы и обоснованы никакой совокупностью отдельных фактов. Теория конкурирует с другими теориями. Все открытия делаются в процессе творческой игры ума по определённым правилам. Главную роль в науке играет дедукция – вывод следствий из гипотезы.
«Критический» же потому, что настоящий учёный ищет не подтверждения своих взглядов, а испытывает их на прочность, ищет то, что противоречит им и грозит их опровергнуть. Он относится в высшей степени придирчиво не только к теориям других, но и к собственной любимой теории. Он прежде всего пытается опровергнуть собственную теорию. Поппер особо подчёркивает, однако, в противовес классическому рационализму, что «истинных» теорий вообще нет и быть не может, если эти теории – научные. Любые теории в науке непрерывно подвергаются критике и усовершенствованию, отбрасыванию и замене другими теориями. Истинных теорий нет, есть лишь теории пока ещё выжившие под натиском критики. Есть лишь живучие и «правдоподобные» теории, хорошо «приспособившиеся» к перманентной критике и проверке. Теория подвергается проверке опытом, но не на истинность, а на ложность. Универсальное высказывание не может быть верифицировано никаким опытом, но оно может быть опровергнуто единственным контрпримером. В то же время, признаёт Поппер, в эмпирическом базисе науке «нет ничего абсолютного». Нет «твёрдых нейтральных фактов», есть мягкое «болото» сингулярных высказываний. Полное опровержение теории тоже невозможно (например, потому что любой экспериментальный результат не вполне надёжен). В эмпирических науках вообще нет ничего «строгого» («доказательства» или «опровержения»). Объективное всегда относительно; «абсолютное» всегда субъективно.
Теория Поппера признаёт наличие развития, прогресса, движения науки «вперёд». Одна теория может быть «лучше» или «глубже» другой. Т-2 «глубже», чем Т-1, если она: 1) учитывает и объясняет больше фактов; 2) связала проблемы, которые в Т-1 связаны не были; 3) выдержала те проверки, которых не выдержала Т-1; 4) более того, предложила такие экспериментальные проверки, которые даже не приходили в голову с точки зрения Т-1, - и выдержала их; 5) те факты, которые объясняла и Т-1, она объясняет более подробно и точно. В этом случае можно говорить, что Т-2 «ближе к истине», или «лучше соответствует фактам», или имеет более высокую степень «подкреплённости». Но не более. Предпочесть одну теорию другой – можно и должно, обладать истиной – увы. Поппер полагает, что понятия «истинности» или «ложности» теории вообще не имеют смысла. «Старый научный идеал… абсолютно достоверного, демонстративного знания – оказался идолом. Требование научной объективности делает неизбежным тот факт, что каждое научное высказывание должно всегда оставаться временным… С идолом достоверности… рушится одна из защитных линий обскурантизма, который закрывает путь научному прогрессу, сдерживая смелость наших вопросов и ослабляя строгость и чистоту наших проверок… Наука никогда не ставит перед собой недостижимой цели сделать свои ответы окончательными или хотя бы вероятными. Её прогресс состоит в движении к бесконечной, но всё-таки достижимой цели – к открытию новых, более глубоких и более общих проблем и к повторным, всё более строгим проверкам наших всегда временных, пробных решений».
Теория науки у Поппера имеет и соответствующие онтологические основания в виде теории «трёх миров»: природа, психика, «третий мир» знания и культуры (то, что в философии издавна обозначалось понятиями «тело», «душа», «дух»). Эти «миры», согласно Попперу, не связаны, существуют параллельно: истина вне человеческой психики, психика вне физического мира, мир вне истины. В теории «третьего мира» ощущается влияние платоновской теории идей. Мир, в котором существуют теории науки – не субъективный мир человеческой психики. Этот мир – объективный, хотя и не материальный. В этом пункте Поппер близок к феноменологии Гуссерля. Мир научного знания для каждого нового поколения учёных – нечто «данное», и столь же объективное, как земля и звёзды. Мир этих объективно существующих идей определяет взгляды и деятельность учёного даже больше, чем реальный физический мир повседневного опыта. Он имеет дело прежде всего именно с ними, живёт больше в этом мире, чем в физически-повседневном.
«Критический рационализм» имеет и социально-политическое измерение: наука в попперовском понимании может адекватно существовать и развиваться лишь в демократическом обществе свободных дискуссий. Существует два главных типа общества: «открытое» и «закрытое» (тоталитарное). Первое победит второе, в частности и потому, что лишь в первом наука получает полный простор для своего развития. И поскольку общественная жизнь во многом определяется развитием знания, науки, научными открытиями, то будущее течение истории в принципе непредсказуемо. Поскольку открытие – творческий акт, не поддающийся никакому «вычислению», то и сами открытия, и их общественные последствия непредсказуемы.
Методология «исследовательских программ» И.Лакатоса. Имре Лакатос отчасти поддержал подход Поппера, отчасти подверг его критике. Слабое место он увидел в принципе фальсифицируемости. Поппер, по его мнению, недооценил относительную независимость теории от противоречащих ей фактов. Если подтвердить теорию «окончательно» невозможно, то и «опровергнуть» её «фактами» очень нелегко. Дело в том, что хорошая теория довольно надёжно защищена от противоречащих ей фактов.
Лакатос вводит понятие «научно-исследовательской программы», её «твёрдого ядра» и её «защитного пояса». У Поппера одна теория просто сменяет «другую». Однако если внимательно присмотреться к реальной истории науки, к знаменитым теориям, приходившим на смену друг другу, то некоторое единство обнаруживается и в самих этих конкурирующих и сменяющих друг друга теориях. В дискретности «смены» обнаруживается непрерывность и преемственность. Различные теории оказываются вариантами осуществления или применения одной и то же научно-исследовательской программы. У такой программы, начало которой может быть положено очень общими утверждениями, есть «твёрдое ядро». Это ядро благодаря «отрицательной эвристике» тщательно оберегается от опровержения. Проверки затрагивают лишь «защитный пояс» этого ядра – многообразные вытекающие и дополнительные гипотезы. Научное воображение и теоретическая изворотливость столь сильны, что добраться до опровержения твёрдого ядра очень трудно. Если вы твёрдо верите в некоторые общие идеи, то придумывать всё новые и новые объяснения противоречащих фактов, обращая их себе на пользу посредством дополнительных предположений, можно до бесконечности. «Положительная эвристика» – это искусство защиты твёрдого ядра, совершенствования «защитного пояса», то есть применения программы для решения всё новых и новых конкретных проблем. Закон сохранения энергии при желании можно сохранять вечно: всегда можно придумать объяснение, почему «энергия исчезла». Кстати сказать, именно потому, что в нарушение этого закона не верили, смогли открыть немало нового в природе, - скажем, существование нейтрино.
Теория научных революций Т.Куна. Антипозитивистский характер имеет и теория американского физика и историка науки Томаса Куна. В науке, полагает он, нет никакого «чистого опыта». Наука никогда не начинается с нуля. Любые факты опыта всегда видны лишь в освещении каких-то идей. Попперовский «третий мир» – это, по существу, мир культуры и истории, мир «объективированного» в традиции знания. Кун радикально усиливает этот мотив, намеченный Поппером. Его теория научных парадигм – радикальный историзм, социологизм, релятивизм в понимании науки. Наука – это прежде всего деятельность научного сообщества, группы людей, социальный институт. Этот институт постоянно развивается. Не существует никакой научности «вообще», каких-то вечных абстрактных критериев научности (против неопозитивизма). Всё исторично, текуче, конкретно. Есть некоторые «нормы», «идеалы», и прежде всего – парадигмы, разделяемые (принимаемые) конкретным сообществом учёных в данное время, в данном месте. «Наука» – это то, что считается наукой авторитетным научным сообществом.
Основное понятие куновской теории – «парадигма». Это – «образец», и прежде всего – образцовый научный труд, в котором даётся ставшее «классическим» решение конкретной научной проблемы. «Физика» Аристотеля, «Начала» Евклида, «Альмагест» Птолемея, «Диалоги» Галилея, «Оптика» и «Математические начала натуральной философии» Ньютона и т.д. На этих трудах воспитаны поколения учёных. Человек становится «учёным», читая соответствующие труды, усваивая эту парадигму: благодаря классическим трудам он понимает, что такое «наука», как надо ставить и решать научные проблемы, что значит быть «учёным» и мыслить «научно». Через парадигму студент социализируется, входит в соответствующее научное сообщество, усваивает его ценности, нормы, идеалы, представления. В наше время «физик» – тот, кто учится у Ньютона, Максвелла, Эйнштейна, Бора. «Нормальная наука» – это решение задач по образцу, данному в парадигме. Со временем в нормальной науке появляются «аномалии», которые не поддаются никаким усилиям по её преодолению. Аномалии дают толчок для разработки новой парадигмы. У учёных появляется возможность выбора парадигмы. Тогда и происходит «научная революция» – то есть смена парадигмы в результате возникновения новой парадигмы и её столкновения с прежней. Решающую роль в этой смене или научной революции играют не факты опыта. Кун, как и Поппер, утверждает, что теория конкурирует не с фактами, а с другими теориями. Те факты, которые не может объяснить старая парадигма, рассматривается её сторонниками как нерешённая пока ещё «головоломка». Учёным не свойственно суетиться и впадать в панику. Они не торопятся с выводами. Если теория уже многое объяснила и хорошо себя оправдала, то какое значение может иметь один или даже несколько пока ещё не прояснённых фактов? Учёный привык решать трудные задачи. Научные теории – не карточные домики, которые рушатся от одного толчка. Факт интерпретируется как «новый» и как «аномалия» лишь тогда, когда уже появилась конкурирующая теория.
Почему же побеждает новая парадигма? Потому что за борьбой идей всегда стоит борьба людей. Радикальный социологизм. Науку тоже делают люди – и ничто человеческое им не чуждо. История науки – история борьбы, драма идей, трагедии людей. Решают в этой борьбе не только и не столько факты, и даже не логика. Влияет многое, сторонники старого и нового сильны своей верой в теорию, в истинность своих взглядов. Кто «настоящий учёный», а кто «шарлатан»? Старая теория до поры до времени сильнее – у неё больше приверженцев, она больше объясняет, она глубже укоренена в социуме. Как аристотелевская физика до победы галилеевско-ньютоновской парадигмы, которая существовала более тысячи лет, была тесно связана с авторитетом и властью церкви. Но победил со временем Ньютон – кто победил, тот и «настоящий учёный», аристотелевская физика объявляется «ненаучной».
Неопозитивизм сводил теорию к фактам. Для него по сути дела нет никакой теории, то есть всякая теория – лишь сокращённая запись фактов. Кун настаивает, напротив, на первичности теории и принципиальной зависимости фактов от теории. Именно теория решает, что надо наблюдать, и что, собственно, «наблюдается» в опыте. Нет никакого «чистого опыта», нет никаких «чистых» или «нейтральных» фактов. Кун хорошо пояснил это на примере «открытия кислорода». То, что открыл Пристли, лишь в свете новой парадигмы Лавуазье интерпретируется как «кислород». В науке голова – главный «прибор», голова важнее глаз и ушей. Сколько людей видели падающие предметы и качание маятника? Нужна была голова Галилея, чтобы увидеть смысл этих фактов. Важен не факт, а смысл наблюдаемого факта. Для обнаружения смысла нужна идея. Фактов несть числа, идей мало. Наука – это не факты, а прежде всего - идеи. Можно сказать и так – нечто ощущаемое или воспринимаемое чувственно становится «фактом» лишь в свете какой-то идеи. Именно идеи или понятия делают воспринимаемое – «фактом опыта». Была бы идея – факты найдутся. В основе констатации факта всегда лежит нечто подразумеваемое, некоторое представление о мире, какая-то онтология или метафизика. Между физикой и метафизикой нет точной границы. Метафизика неустранима, она всегда явно или неявно лежит в основании любой физики и любого установления фактов.
Однако эта теория приводит Куна к социо-культурологическому релятивизму. Если смена парадигм не определяется рациональными причинами, если каждая теория имеет «свои» факты, которых просто «не видит» другая теория, то различные парадигмы (теории) превращаются в замкнутые миры, фактически не сообщающиеся друг с другом. Парадигмы невозможно сравнить – у них нет общего масштаба, у них разные факты, разные принципы объяснения. В каком-то глубоком смысле представители разных парадигм вообще живут в разных мирах. Получается, что парадигмы несопоставимы, несравнимы, несоизмеримы, то есть – равноправны. Есть лишь смена парадигм, но нет единства науки, нет прогресса, развития. Наконец, наука утрачивает все свои преимущества перед другими видами знания, утрачивает свою специфику. Кун подготовил эпистемологический «анархизм».
«Эпистемологический анархизм» Пола Фейерабенда. Фейерабенд наиболее решительно и откровенно, резко и даже «скандально» сформулировал те конечные выводы, к которым вынуждены придти «постпозитивизм» и «историческая школа» в философии науки. Реальная история науки и реальное научное творчество, по Фейерабенду, настолько богаты и сложны, в сущности – иррациональны, что никакая «методология» и никакая теория научного познания просто невозможны.
Концепция Фейерабенда проста, как мычание. Она сводится к двум тезисам: 1) «годится всё»: принцип ничем не ограниченной «пролиферации», умножения или размножения, гипотез (идей), альтернативных и конкурирующих; вообще «не существует идеи, … которая не способна улучшить наше познание»[58]; 2) «делай, что хочешь», или принцип «теоретического упорства»: если хочешь, выбирай любую из теорий и вопреки всему применяй её для объяснения всего, что угодно. Если не получается, проявляй изворотливость в «защитном поясе», путём дополнительных предположений, или см. пункт 1). Все гипотезы или теории «на что-то годятся» и любой из них можно без сожалений пожертвовать. Короче, Бога нет, и «всё позволено». Если факты хорошо «укладываются» в теорию, всё равно не доверяй ей. Если факты противоречат теории, тем хуже для фактов. Ни одна теория никогда точно не соответствует фактам. В общем, теории всегда имеются, но ничего не стоят. Факты – тем более. Всё случайно, текуче, временно. Познание не приближается ни к истине, ни к какому-нибудь идеалу. Всякая «истина» на самом деле – просто догма (кто-то кого-то хочет подчинить). В научном знании нет никакого устойчивого содержания вообще. Число несовместимых альтернатив постоянно растёт. Позиция Фейерабенда диаметрально противоположна позитивистской (самоотрицание позитивизма). Это – своеобразный антикумулятивизм. Фейерабенд решительно отрицает преемственность между последовательно сменяющими друг друга теориями (физикой Ньютона и теорией относительности Эйнштейна, например), отрицает принцип соответствия и утверждает принцип взаимонесоизмеримости альтернативных теорий. Единство науки – иллюзия. Разные сообщества говорят на разных взаимонепереводимых языках и не понимают друг друга. Этот тезис далее расширяется на всю человеческую культуру – язык мифов, легенд, суеверий, искусства, религии, философии и т.д. В итоге – равноправие всех этих замкнутых миров, в том числе – в их познавательной ценности. Принцип «всё дозволено», выросший из попперовского фальсификационизма, окончательно стирает границу между истинным и ложным, и уравнивает в правах науку со всеми прочими видами знания. Никакого различия в познавательной ценности или отношении к истине между научной теорией Дарвина и библейским мифом о сотворении человека не существует. Это означает, однако, что и фальсификация, собственно, невозможна. Она просто теряет смысл. Сама идея науки утрачивает всякий смысл. «Наука» становится просто одной из «игр» (несомненно влияние философии «лингвистического анализа» позднего Витгенштейна). Исчезает даже граница между научным и ненаучным. Но тогда нет и никакой теории науки. Мы, собственно, вернулись к исходному тезису. Остаётся неясным лишь одно – зачем в этом случае Фейерабенд писал свои труды «по методологии науки».
Ответ на этот вопрос становится ясным в социологической и политической «теории» Фейерабенда. Он сам называет себя «секретным агентом», который играет в разумные игры для того, чтобы подорвать авторитет самого разума. Научное знание в союзе с государственной властью для него – угнетающая, подавляющая, враждебная сила, от которой необходимо избавиться, как в своё время человечество сумело избавиться от власти «Единственной Истинной Религии» в лице духовной диктатуры католической церкви. Наука – лишь идеология, новая религия, отчуждённое сознание. На концепцию Фейерабенда оказал существенное влияние и марксизм, очищенный, однако, Фейерабендом от материализма, теории отражения, диалектики, исторического материализма и т.д. Остаётся лишь общий бунтарский пафос, направленный против несправедливостей буржуазного общества, эксплуатации и т.д., причём наука объявляется союзницей и частью всего гигантского аппарата угнетения. Освободительный пафос, гуманистическая ориентация – единственное, пожалуй, что вызывает симпатии в творчестве этого «анархиста», которого, пожалуй, можно назвать «литератором от философии науки». Его сочинения имели успех «у публики». Однако прав, пожалуй, Кант, который предостерегал от покушения на права разума в интересах «свободы»: лишая разум верховного права на истину, эти «защитники» свободы, несомненно, её и лишатся.
[1] Платон. Государство. 474c и далее.
[2] Аристотель. Метафизика. 1003a22-29.
[3] Кант И. Трактаты и письма. М.: Наука, 1980. С.329-334.
[4] Хайдеггер М. Основные понятия метафизики // Вопросы философии. 1989. № 9.
[5] Философия науки. Общий курс / под ред. С.А.Лебедева. – М.: Академический проект, 2005. С.18.
[6] Философия и методология науки / под ред. В.И.Купцова. М., 1996.С.15.
[7] Аристотель. Метафизика / Соч. в 4 т. М., 1975. Т.1. с.67.
[8] То есть знание религиозных гимнов, знание о том, как обращаться к богам, восхвалять их, просить их, как распевать религиозные гимны, как совершать жертвоприношения, как произносить заклинания и т.д.
[9] Итихаса - легенда, сказание, эпическое стихотворение у древних индусов. Пураны - особый вид эпических поэм в индийской литературе, сменивший в ней итихасы. Итихасы изображают подвиги смертных героев, в пураны главным образом прославляют деяния богов.
[10] Грамматику.
[11] Чхандогья упанишада. М., 1965. С.119.
[12] Огурцов А.П. Дисциплинарная структура науки, её генезис и обоснование. – М.: Наука, 1988. С.43.
[13] См.: Воскресенский Д.Н. Человек в системе государственных экзаменов // История и культура Китая. М., 1974.
[14] Там же. С.26.
[15] Огурцов А.П. Дисциплинарная структура науки, её генезис и обоснование. – М.: Наука, 1988. С.24.
[16] Там же, С.41.
[17] Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. VIII, 4, 83.
[18] Цицерон. Тускуланские беседы // Избр. соч. М., 1975. С.209.
[19] Огурцов А.П. Дисциплинарная структура науки, её генезис и обоснование. – М.: Наука, 1988. С.133.
[20] Огурцов А.П. Дисциплинарная структура науки. М., 1988. С.169.
[21] Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. VIII, 4, 83.
[22] Цицерон. Тускуланские беседы // Избр. соч. М., 1975. С.209.
[23] Огурцов А.П. Дисциплинарная структура науки, её генезис и обоснование. – М.: Наука, 1988. С.133.
[24] Огурцов А.П. Дисциплинарная структура науки. М., 1988. С.169.
[25] Лукреций Кар. О природе вещей. - М.: изд-во АН СССР, 1946.
[26] Фейнман Р., Лейтон Р., Сэндс М. Фейнмановские лекции по физике. – М.: Мир, 1977. С.23-36.
[27] Галилей Г. Пробирных дел мастер. – М.: Наука, 1987. С.41.
[28] Аристотель. Метафизика. V, 4, 1015a 13-15.
[29] Аристотель. Физика. II, 8, 199 b 15-17.
[30] Аристотель. Никомахова этика. VI, 3.
[31] Аристотель. Топика. 2, 101a 36b 4.
[32] Аристотель. Вторая Аналитика. I, 9, 76a10-15.
[33] Плотин. Эннеады // Антология мировой философии. М., 1969. Т.1. Ч.1. IV, 9, 5.
[34] Геродот. История. II, 162.
[35] Поппер К. Логика научного исследования. – М.: Республика, 2004. С.37.
[36] Григорий Палама. Триады в защиту священно-безмолвствующих. – СПб.: Наука, 2004. С.18.
[37] Там же. С.45.
[38] Там же. С.15.
[39] Там же. С.79.
[40] Там же. С.66.
[41] Там же. С.67.
[42] Там же. С.77.
[43] Памятники средневековой латинской литературы IV-IX веков. М., 1970. С.203.
[44] Аль-Фараби. О разуме и науке. - Алма-Ата, 1975. С.53-54.
[45] И в современной науке принято строго отличать «предмет» исследования от его «объекта», т.е. того «аспекта» реального предмета, который становится объектом рассмотрения.
[46] Эко У. Имя розы. – СПб.: Symposium, 2004. С.564-565.
[47] В своей работе Substanzbegriff und Funktionsbegriff, которую мы положим в основу последующего изложения, Кассирер ссылается и на «Логические исследования» Гуссерля, и на «Основания арифметики» Фреге.
[48] Кассирер Э. Познание и действительность. Понятие о субстанции и понятие о функции. – СПб.: Шиповник, 1912. С.16.
[49] Там же. С.23.
[50] Там же. С.99.
[51] См.: А.Пуанкаре. «Наука и гипотеза», гл.3-5.
[52] Кассирер Э. Цит. соч. С.149-150.
[53] Там же. С.153.
[54] Э.Кассирер. Цит. Соч., С.190.
[55] Кассирер Э. Цит. Соч. С.212-213.
[56] Кассирер Э. Цит. соч.. С.320.
[57] Кассирер Э. Цит. соч. С.361.
[58] Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. – М.: Прогресс, 1986. С.179.