Гештальтпсихология

Еще одним важным психологическим направлением, возникшим в период «открытого кризиса», явилась геш­тальтпсихология (часто используемый приблизительный перевод с немецкого: психология формы), связанная в первую очередь с именами германских исследователей Макса Вертгеймера (1880—1943), Курта Коффки (1886—1941)и ВольфгангаКелера(\Ш1—\%1). В противо­вес представлениям ассоцианистов о том, что образ созда­ется через синтез отдельных элементов (то есть, например, целостный образ человека в нашем восприятии возникает в результате своеобразного синтеза первоначально возни­кающих отдельных ощущений, связанных с цветом, фор­мой, размером и пр.) гештальтпеихологи выдвинули идею о том, что целостный образ возникает сразу как целост­ный. Собственно, сам термин гештальт,не имеющий од­нозначного перевода с немецкого, в качестве ближайших эквивалентов имеет «целостный образ», «форма», «струк­тура». Иными словами, восприятие не только не сводится к сумме ощущений (об этом писали и до гештальтпеихоло-гов), но ощущений, по сути, нет вовсе.
Так, классическим является открытый Максом Верт-геймером так называемый фи-феномен. Оказалось, что восприятие движения возможно в отсутствие самого дви­жения или, на языке описания восприятия движений в ассоцианизме, в отсутствие последовательной цепочки ощущений, отражающих перемещение объекта в про­странстве.
В опытах Вертгеймера два одинаковых объекта (отрезка), находя­щиеся на расстоянии друг от друга, поочередно высвечивались и затем­нялись, то есть «загорались» и «угасали». Оказалось, что при уменьше­нии временных интервалов между «вспышками» человек видит не два последовательно загорающихся и гаснущих объекта, а один отрезок, пе­ремещающийся и возвращающийся в исходное положение.
Следовательно, восприятие движения строится по иным, нежели суммация ощущений, законам: образ дви­жения возник, но ведь движения как такового (а значит, и ощущений, которые должны были бы синтезироваться) не было!
Рассмотрим такое изображение:
II
II
II
Мы видим здесь три узких столбика (три дорожки) или, при некотором усилии, два широких столбика и две линии по бокам. Однако в действительности здесь нарисо­ваны шесть линий, и только; в восприятии же нашем про­странство структурируется, элементы объединяются в фи­гуры на основе отношений, к самим элементам не сводя­щихся. Гештальтпсихологи полагали за этим врожденные механизмы и пытались обнаружить законы, по которым фигура выделяется из фона — как структурированная цело­стность из менее дифференцированного пространства, находящегося как бы позади фигуры (понятия фигуры и фона — важнейшие для гештальтпсихологии). К этим за­конам относится, например, закон близости элементов, симметричность, сходство, замкнутость и др. ~
Явления фигуры и фона отчетливо выступают при рас­смотрении так называемых двойственных изображений, где фигура и фон как бы самопроизвольно меняются мес­тами (происходит внезапное" «переструктурирование» об­раза).
Пример двойственного изображения: две окружности, вписанные одна в другую. Они могут восприниматься либо как тор, либо как на­правленный к зрителю усеченный конус, либо как уходящий вдаль тун­нель, либо как «вид шляпы сверху».
Обратите внимание, что вы можете видеть либо один «вариант», либо другой, но никогда — оба одновременно.
Понятия фигуры и фона, явление переструктурирова­ния, то есть внезапного усмотрения новых отношений

между элементами, распространялись гештальтпсихоло-гами и за пределы психологии восприятия; в частности, они оказались важными при обсуждении творческого мышления, внезапного «открытия» нового способа реше­ния задачи, того, что называется «озарение». В гештальтп­сихологии это явление получило название «инсайт», при­чем оно обнаруживается не только у человека, но и у вы­сших животных (В. Келер полагал, что можно говорить о творческом мышлении животных в собственном смысле слова; собственно, с его экспериментов с антропоидами все и началось).
Так, обезьяна, находящаяся в клетке, где находятся также и палки, далеко не сразу «догадывается» использовать палку для того, чтобы до­стать приманку, находящуюся за пределами клетки; можно, однако, за­фиксировать момент, когда после ряда безуспешных попыток достать приманку рукой обезьяна прекращает их и как бы «задумывается»; после этого при условии, что палка окажется в зрительном пространстве жи­вотного, задача решается как бы вдруг.
В терминах фигуры и фона это можно описать так: вна­чале фигурой выступала только приманка; переструктури­рование же приводит к тому, что в фигуру входит также и орудие, до того бывшее частью недифференцированного фона.
Усмотрение новых отношений — центральный момент творческого мышления человека, и на основе принципов гештальтпсихологии были проведены исследования в этой области с использованием метода «рассуждения вслух».
Вот, например, одна из классических задач, использовавшихся при исследовании К. Дункером (1903—1940): как избавить больного от зло­качественной опухоли во внутренней полости тела (например, в желуд­ке) при помощи Х-лучей, обладающих абсолютной проницаемостью и при определенной интенсивности разрушающих любую ткань?
Проблема1, как вы понимаете, заключается в том, что лучи разруша­ют не только больную ткань, но и здоровую. Как этого избежать? Попро­буйте решить задачу сами, проследив по возможности за ходом решения (хотя это и не будет гештальтпсихологическим методом работы). В кон­це рассказа о гештальтпсихологии мы приведем ответ.
Идеи гештальтпсихологов оказались чрезвычайно эв-ристичными: по существу, был открыт новый способ пси­хологического мышления. Не отказавшись от традицион­ного для того времени предмета психологии — созна­ния, — они предложили новые принципы его рассмотре­ния. Несмотря на то, что в «чистом» виде это направление в современной психологии практически не представлено, а ряд положений частично обесценился (например, было показано, что восприятие определяется не только формой объекта, но прежде всего тем значением, которое оно не­сет в культуре и в практике конкретного человека), многие идеи гештальтпсихологов оказали глубокое влияние на развитие и возникновение ряда психологических направ­лений. Так, упоминавшийся необихевиорист Э. Толмен, рассматривая поведение как целостный феномен и вводя представление о когнитивных картах, сближает бихевио­ризм с гештальтпсихологией; идеяцелостности широко проникла в психоневрологию, психотерапевтическую практику; исследования мышления в гештальтпсихологии во многом определили идею проблемного обучения (то есть такого, при котором учащемуся предлагают задачи, способ решения которых ему неизвестен, и он открывает его сам).
Мы особо остановимся на одном авторе, который, не являясь «чистым» гештальтпсихологом, заимствовал у этой науки ряд принципов, которые распространил за пределы психологии познавательных процессов — в об­ласть психологии личности.
Германский (позже — американский) психолог Курт Левин (1890—1947) вошел в историю науки как автор так называемой «теории поля».Вслед за гештальтпсихологами (с которыми он одно время непосредственно сотрудничал) Левин полагал, что образ мира формируется сразу как це­лостность, и это происходит в данный моменткак инсайт. Понятие «поле» связывается Левином с системой объек­тов-побудителей человеческой активности, существую­щих «здесь и сейчас» в его психологическом, субъектив­ном пространстве. Поле напряжено (аналог физического поля; как и гештальтисты, Левин утверждал тождество фи­зических и психологических закономерностей), когда воз­никает нарушение равновесия между индивидом и средой. Это напряжение нуждается в разрядке, что осуществляет­ся как реализация намерения. При реализации намерения объекты, в которых человек не испытывает более потреб­ности, теряют свою побудительную силу.
Например, если мы хотим есть, то появившийся в поле зрения бу­терброд как бы «притягивает» нас (в терминах Левина имеет положите­льную валентность), но, удовлетворив голод иначе, мы теряем к нему ин­терес.
Ситуация, в которой поведение человека определяется объектами поля, называется «полевое поведение»; его «нор-

мальный» вариант предполагает, что объект управляет по­ведением в силу того, что соответствует потребности. Воз­можны, однако, варианты, когда человек начинает подчи­няться случайным объектам. Левин показывает это экспе­риментально (для него вообще характерно, что основные положения были подкреплены очень изобретательными опытами и наблюдениями):
испытуемые, оставшись в комнате одни в ожидании эксперимента­тора, то есть не имея никакой особенной цели, начинали вести себя в со­ответствии с тем, что «предлагали» им окружающие предметы: листать лежащую на столе книгу, позванивать в стоящий там же колокольчик, подергивать занавеску и т. д.
Ситуативно такого рода полевое поведение возникает в жизни каждого (к примеру, оказавшись в битком наби­том вагоне метро возле настенной бумаги «Правила поль­зования метрополитеном», мы отчего-то начинаем ее чи­тать, не имея никакого специального к ней интереса); но, будучи стилистической характеристикой, является при­знаком патологии.
В дальнейшем от поведения индивида К. Левин пере­шел к проблеме внутригрупповых отношений, при этом группу он также рассматривал как целое, внутри которого действуют особые силы сплочения.
Ответ на задачу К. Дункера: нужно использовать не один источник излучения (как это обычно видится при первоначальных попытках ре­шить задачу), а несколько, таким образом, чтобы лучи слабой интенсив­ности, каждый из которых не обладает разрушительной силой, фокуси­ровались на больной ткани, где их суммарного воздействия будет доста­точно для избавления от опухоли.
Рассмотренными нами направлениями — психоанали­зом, бихевиоризмом, гештальтпсихологией — не исчерпы­ваются, разумеется, теории, возникшие или набиравшие силу в период «открытого кризиса», равно как не следует считать, что крупнейшие из последующих зарубежных под­ходов непосредственно вытекают из названных (хотя, как мы уже говорили, психоанализ и бихевиоризм, прошедшие серьезную эволюцию, существуют и в настоящее время).
Экзистенциально-гуманистическая психология
Новая ситуация, сложившаяся в мире в связи с послед­ствиями первой и в особенности второй мировой войн, бе­зумие фашизма обратили психологическую мысль запада к новой проблематике — смысла (или бессмысленности?) бытия, трагизма бытия, свободы (или несвободы?) лично­сти, одиночества (или неодиночества?) человека, его от­ветственности, жизни и смерти — к проблемам, разраба­тывавшимся в философии экзистенциализма. Помимо того, что эта философия повлияла на многих неофрейди­стов (мы уже называли К. Хорни, Э. Фромма и других), она вызвала к жизни новую психологию, пересмотревшую ба­зовые основания предшествующей и во многих отноше­ниях противопоставившую себя как бихевиоризму, так и психоанализу прежде всего в понимании подлинной при­роды человека. Это направление в целом часто обознача­ется как экзистенциально-гуманистическая психология. Здесь не место обсуждать различия между течениями внут­ри данного направления; мы рассмотрим некоторых наи­более ярких его представителей.
В 1964 г. в США состоялась первая конференция по гу­манистической психологии. Ее участники пришли к выво­ду, что бихевиоризм и психоанализ (они были обозначены как две главные на тот момент «психологические силы») не видели в человеке того, что составляет его сущность именно как человека. Вы уже имели возможность убедить­ся, что и психоанализ (во всяком случае, ортодоксальный, фрейдовский), и бихевиоризм в его классической форме рассматривали человека с позиций естественнонаучных: у Фрейда человеческая нравственность и духовность рас­сматривались не как самостоятельные реалии, а как след­ствие сложностей психосексуального развития и, соответ­ственно, вторичные, производные от влечений и их судь­бы; в бихевиоризме же (за исключением некоторых вари­антов социобихевиоризма, который формировался в те же годы, что и гуманистическая психология) такие вещи, как свобода, достоинство человека и др., не только не рассмат­ривались, но устами известного вам Б. Скиннера были объявлены фикциями, то есть искусственно созданными и не имеющими отношения к реальности понятиями. Гума­нистическая психология обозначила себя как «третья сила» в психологии, противопоставленная психоанализу и бихевиоризму.
Возникновение названия и формулирование основ­ных принципов связано в первую очередь с именем амери­канского психолога Абрахама Маслоу (1908—1970). В цен­тре гуманистической психологии — понятие становления

личности, представление о необходимости максимальной творческой самореализации, что означает истинное пси­хическое здоровье.
Обозначим, вслед за Маслоу, основные отличия гума­нистической психологии от первых двух «сил».
Прежде всего, гуманистическая психология подчерки­вает, что человека нужно рассматривать как творческое са­моразвивающееся существо,стремящееся не только к по­кою и определенности, то есть равновесному состоянию, но ик нарушению равновесия: человек ставит проблемы, разрешает их, стремясь реализовать свой потенциал, и по­нять человека именно как человека можно, лишь приняв во внимание его «высшие взлеты», высшие творческие до­стижения.
Индивидуальность в гуманистической психологии рас­сматривается какинтегративное целое,в противовес бихе­виоризму, ориентированному на анализ отдельных собы­тий.
В гуманистической психологии подчеркивается нере­левантность (непригодность) исследований животных для понимания человека; этот тезис также противостоит бихеви­оризму.
В отличие от классического психоанализа, гуманисти­ческая психология утверждает, что человек изначально добрили, в крайнем случае, нейтрален; агрессия, насилие и т. п. возникают в связи с воздействием окружения.
Наиболее универсальной человеческой характеристикойв концепции Маслоу является креативность,то есть твор­ческая направленность, которая врожден а всем, но во многом утрачивается большинством в связи с воздействи­ем среды,, хотя некоторым удается сохранить наивный, «детский» взгляд на мир.
Наконец, Маслоу подчеркивает интерес гуманистиче­ской психологии к психологически здоровой личности;прежде чем анализировать болезнь, нужно понять, что есть здоровье (в психоанализе Фрейда путь обратный; по словам Маслоу, Фрейд показал на больную сторону пси­хики; пора показать здоровую). Подлинное же здоровье— не в медицинском, а экзистенциальном смысле — означа­ет творческий рост и саморазвитие.
Эти принципы в основном распространяются и на дру­гие гуманистические концепции, хотя в целом гуманисти­ческая психология не представляет единой теории; ее объединяют некоторые общие положения и «личностная» ориентация в практике — психотерапии и педагогике.
Мы рассмотрим гуманистическую психологию на при­мере взглядов А. Маслоу и К. Роджерса.
«Сердце» концепции Маслоу — его представление о человеческих потребностях. Маслоу полагал, что так на­зываемые «базальные» потребности человеку «заданы» и иерархически организованы по уровням. Если эту иерар­хию представить в виде пирамиды или лестницы, то выде­ляются следующие уровни (сниэу вверх):
1. Физиологические потребности (в пище, воде, кис­лороде, оптимальной температуре, сексуальная потреб­ность и др.).
2. Потребности, связанные с безопасностью (в уверен­ности, структурированности, порядке, предсказуемости окружения).
3. Потребности, связанные с любовью и приятием (по­требность в аффективных отношениях с другими, во включенности в группу, в том, чтобы любить и быть люби­мым).
4. Потребности, связанные с уважением и самоуваже­нием.
5. Потребности, связанные с самоактуализацией, или потребности личностной состоятельности.
Общий принцип, предлагаемый Маслоу для трактовки развития личности: нижележащие потребности должны быть в какой-то мере удовлетворены, прежде чем человек может перейти к реализации высших. Без этого человек мо­жет и не подозревать о наличии потребностей более высо­кого уровня.
В целом, полагал Маслоу, чем выше человек может «подняться» по лестнице потребностей, тем больше здоро­вья, гуманности он будет проявлять, тем более индивидуа­лен он будет.
На «вершине» пирамиды оказываются потребности, связанные с самоактуализацией. Самоактуализацию Мас­лоу определял как стремление стать всем, чем возможно; это — потребность в самосовершенствовании, в реализа­ции своего потенциала. Этот путь труден; он связан с пере­живанием страха неизвестности и ответственности, но он же — путь к полноценной, внутренне богатой жизни. Кстати, самоактуализация не обязательно предполагает

художественную форму воплощения: общение, труд, лю­бовь — также формы творчества.
Хотя все люди ищут внутренней состоятельности, до­стигают уровня самоактуализации (которая не состояние, но процесс!) немногие — менее 1 %. Большинство, по Маслоу, просто слепо к своему потенциалу, не знает о его существовании и не ведает радости движения к его рас­крытию. Этому способствует окружение: бюрократиче­ское общество имеет тенденцию к нивелированию лично­сти (вспомните аналогичные идеи «гуманистического психоанализа» Э. Фромма).
Равным образом это относится к обстановке в семье: дети, растущие в условиях дружелюбия, когда удовлетворена потребность в безопасно­сти, имеют больше шансов для самоактуализации.
В целом же, если человек не выходит на уровень само­актуализации, это означает «блокировку» потребности бо­лее низкого уровня.
Человек же, вышедший на уровень самоактуализации («самоактуализирующаяся личность»), оказывается чело­веком особым, не отягощенным множеством мелких по­роков типа зависти, злобы, дурного вкуса, цинизма; он не будет склонен к депрессии и пессимизму, эгоизму и т. д. — все это не соответствует подлинной человеческой приро­де, все это — проявления психического нездоровья в том его понимании, в котором оно рассматривается гумани­стической психологией.
Кстати, одним из примеров самоактуализирующейся личности А. Маслоу считал уже известного вам гештальтпсихолога Макса Вертгей-мера, с которым познакомился после его эмиграции в США.
Такой человек отличается высокой самооценкой, он принимает других, принимает природу, неконвенциона­лен (то есть независим от условностей), прост и демокра­тичен, обладает чувством юмора (причем философского плана), склонен к переживанию «вершинных чувств» типа вдохновения и т. д.
Итак, задача человека, по Маслоу, стать тем, чем воз­можно — а значит, быть собой — в обществе, где условия не способствуют этому. Человек оказывается высшей цен­ностью и отвечает в конечном итоге лишь за то, чтобы со­стояться.
Понятие самоактуализации оказывается в центре кон­цепции одного из наиболее популярных психологов XX века (в том числе среди практиков — терапевтов и дагогов) — Карла Роджерса (1902—1987), теоретические взгляды которого формировались по мере совершенство­вания практической работы. Для него, в отличие от Мас-лоу, понятие самоактуализации оказывается обозначени­ем той силы, которая заставляет человека развиваться на самых различных уровнях, определяя и его овладение мо­торными навыками, и высшие творческие взлеты.
Человек, как и другие живые организмы, полагает Род­жерс, имеет врожденную тенденцию жить, расти, развивать­ся. Все биологические потребности подчинены этой тен­денции — они должны быть удовлетворены в целях пози­тивного развития, и процесс развития протекает несмотря на то, что на его пути встают многие препятствия — есть много примеров того, как люди, живущие в жестких усло­виях, не только выживают, но продолжают'прогрессиро­вать.
По Роджерсу, человек не таков, каким предстает в пси­хоанализе. Он полагает, что человек изначально добр и не нуждается в контроле со стороны общества; более того, именно контроль заставляет человека поступать плохо. Поведение, ведущее человека по пути к несчастью, не со­ответствует человеческой природе. Жестокость, антисо­циальность, незрелость и т. п. — результат страха и психо­логической защиты; задача психолога — помочь человеку открыть свои позитивные тенденции, которые на глубо­ких уровнях присутствуют у всех.
Тенденция актуализации (так иначе обозначается по­требность в самоактуализации в динамике ее проявле­ния) — причина того, что человек становится более слож­ным, независимым, социально ответственным.
Первоначально все переживания, весь опыт оценива­ются (не обязательно сознательно) через тенденцию к ак­туализации. Удовлетворение приносят те переживания, которые соответствуют этой тенденции; противополож­ных переживаний организм старается избегать.(Термин «организм» в данном случае означает человека как единое телесно-психическое существо). Такая ориентация харак­терна для человека как ведущая до тех пор, пока не форми­руется структура «Я», то есть самосознание. Проблема же заключается, по Роджерсу, в том, что вместе с формирова­нием «Я» у ребенка возникает потребность в положитель­ном отношении к себе со стороны окружающих и потреб­ность в положительном самоотношении; однако единст-

венный путь выработки положительного самоотношения связан с усвоением таких способов поведения, которые вызывают положительное отношение других. Иными сло­вами, ребенок будет руководствоваться теперь не тем, что способствует актуализации, а тем, насколько вероятно по­лучение одобрения. Это означает, что в сознании ребенка в качестве жизненных ценностей будут возникать не те, которые соответствуют его природе, а в представление о себе не будет допускаться то, что противоречит усвоенной системе ценностей; ребенок будет отвергать, не допускать в знание о себе те свои переживания, проявления, тот опыт, которые не соответствуют «пришедшим извне» иде­алам. «Я-концепция» (то есть представление о себе) ре­бенка начинает включать ложные элементы, не основан­ные на том, что есть ребенок на самом деле.
Такая ситуация отказа от собственных оценок в пользу чьих-то создает отчуждение между опытом человека и его представлением о себе, их несоответствие друг другу, что Роджерс обозначает термином «неконгруэнтность»; это означает — на уровне проявлений — тревогу, ранимость, нецельность личности. Это усугубляется и ненадежностью «внешних ориентиров» — они нестабильны; отсюда Род­жерс выводит тенденцию примыкать к относительно кон­сервативным в этом отношении группам — религиозным, общественным, малым группам близких друзей и пр., так как неконгруэнтность в той или иной степени свойствен­на человеку любого возраста и социального положения. Однако конечной целью, по Роджерсу, является не стаби­лизация внешних оценок, но верность собственным чув­ствам.
Возможно ли развитие на основе самоактуализации, а не ориентации на внешнюю оценку? Единственный путь невмешательства в самоактуализацию ребенка, полагает Роджерс — безусловное позитивное отношение к ребенку, «безусловное принятие»; ребенок должен знать, что он лю­бим, независимо от того, что он делает, тогда потребности в положительном отношении и самоотношении не будут в противоречии с потребностью в самоактуализации; лишь при этом условии индивид будет психологически цель­ным, «полностью функционирующим».
Как практик Роджерс предложил ряд процедур, смяг­чающих неконгруэнтность; они нашли отражение прежде всего в индивидуальной и групповой психотерапии. Первоначально Роджерс обозначил свою психотерапию как «недирективную», что означало отказ от рекомендаций предписывающего плана (а чаще всего от психолога ждут именно этого) и веру в способность клиента самому ре­шать свои проблемы, если создается соответствующая ат­мосфера — атмосфера безусловного принятия. В дальней­шем Роджерс обозначил свою терапию как «терапию, цен­трированную на клиенте»; теперь в задачи терапевта вхо­дило не только создание атмосферы; важнейшую роль иг­рала открытость самого терапевта, его движение в направ­лении понимания проблем клиента, проявление этого по­нимания, то есть важными оказываются и чувства клиен­та, и чувства терапевта.
Наконец, Роджерс развивал терапию, центрирован­ную на человеке, принципы которой (главное внимание — человеку как таковому, не социальным ролям или иден­тичности) распространились за пределы психотерапии в традиционном понимании этого слова и легли в основу групп-встреч, охватили проблемы обучения, развития се­мьи, межнациональных отношений и др. Во всех случаях главным для Роджерса является обращение к самоактуа­лизации и подчеркивание роли безусловного позитивного отношения как того, что позволяет человеку стать «полно­стью функционирующей личностью». Свойства же полно­стью функционирующей личности в понимании Роджерса во многом напоминают свойства ребенка, что естествен­но — человек как бы возвращается к самостоятельной оценке мира, характерной для ребенка до переориентации на условия получения одобрения.
Близка к гуманистической психологии позиция Вик­тора Франкла (1905—1997), основателя 3-й Венской шко­лы психотерапии (после школ Фрейда и Адлера). Его под­ход носит название логотерапия,то есть терапия, ориенти­рованная на обретение смысла жизни (в данном случае ло­гос означает смысл.) В основу своего подхода Франкл ста­вит три основных понятия: свобода воли, воля к смыслу и смысл жизни.
Таким образом, Франкл обозначает несогласие с бихе­виоризмом и психоанализом: бихевиоризм по сути отвер­гает представление о свободной воле человека, психоана­лиз выдвигает идеи о стремлении к удовольствию (Фрейд) или воле к власти (ранний Адлер); что касается смысла

жизни, то Фрейд в свое время полагал, что человек, задаю­щийся этим вопросом, проявляет тем самым психическое неблагополучие.
По Франклу, этот вопрос естествен для современного человека, и именно то, что человек не стремится к его об­ретению, не видит путей, к этому ведущих, выступает основной причиной психологических трудностей и нега­тивных переживаний типа ощущения бессмысленности, никчемности жизни. Главным препятствием оказывается центрация человека на самом себе, неумение выйти «за пределы себя» — к другому человеку или к смыслу; смысл, по Франклу, существует объективно в каждом моменте жизни, в том числе самых трагических; психотерапевт не может дать человеку этот смысл (он для каждого свой), но в силах помочь его увидеть. «Выход за свои пределы» Франкл обозначает понятием «самотрансценденция» и считает самоактуализацию лишь одним из моментов само-трансценденции.
Для того чтобы помочь человеку в его проблемах, Франкл использует два основных принципа (они же — ме­тоды терапии): принцип дерефлексии и принцип парадокса­льной интенции.
Принцип дерефлексии означает снятие излишнего са­моконтроля, размышлений о собственных сложностях, того, что в обиходе называют «самокопанием».
Так, в ряде исследований было показано, что современная моло­дежь в большей степени страдает от мыслей о том, что несет в себе «ком­плексы», нежели от самих комплексов.
Принцип парадоксальной интенции предполагает, что терапевт вдохновляет клиента именно на то, чего тот ста­рается избежать; при этом активно используются (хотя это не обязательно) различные формы юмора — Франкл счи­тает юмор формой свободы, аналогично тому, как в экст­ремальной ситуациии формой свободы является героиче­ское поведение.
Направление, развиваемое В. Франклом, как и гума­нистическую психологию, трудно назвать теорией в тра­диционном естетвеннонаучном понимании. Характерно высказывание Франкла о том, что главным аргументом, подтверждающим правомерность его позиции, является его собственный опыт пребывания в качестве заключен­ного в фашистских концентрационных лагерях. Именно там Франкл убедился в том, что даже в нечеловеческих условиях возможно не только оставаться человеком, но и возвышаться — иногда до святости, — если сохраняется смысл жизни.