Политическое объединение Руси, создав новую жизненную обстановку, выдвинув новые жизненные задачи, повысило весь строй чувствований и идей русского общества, особенно верхних его слоев.
Здесь на первом плане надо отметить известный подъем национального чувства. Пока Русь была разбита на множество мелких княжеств, пока правители и правящий класс всецело поглощены были мелкими житейскими делами, заботами и помыслам, пока царила на Руси удельная обособленность и удельный эгоизм князей и управляемых ими обществ, не было и источника, который питал бы национальное чувство. Это чувство почти совершенно заглохло и иссякло в русском обществе и народной массе. Оно едва теплилось в высшей церковной иерархии, которая почти только одна и помнила о всей русской земле, об ее общих интересах и задачах, напоминая о них иногда и великому князю всея Руси и его окружающим. Вне этого тесного круга русское национальное чувство стало пробуждаться с успехами объединения Руси под властью Москвы. Сильный толчок ему дан был Куликовской битвой. После того как на Куликово поле выступила под знаменем Москвы почти вся Русь и одержала над татарами блестящую победу, у русского общества открылись глаза на то, что есть русская земля, есть православные русские христиане, естественные братья и союзники против безбожных, поганых татар. Это национальное презрение выразилось довольно ярко в сказаниях о Куликовской битве, в тех риторических прикрасах и излияниях, которыми сдобрены сказания о Куликовской битве. Некоторые из этих сказаний явились даже перепевами старинной национальной поэмы — «Слова о полку Игореве». Пробудившееся чувство не уснуло, несмотря на последующие усобицы и поражения, но все более и более крепло и возрастало. К концу XV века оно уже настолько выросло, что стало определяющим мотивом внутренней и внешней политики. Этим чувством насквозь проникнуты были Иван III и Василий III, уничтожавшие уделы для объединения сил Руси против внешних врагов, ведшие продолжительную и напряженную борьбу ради присоединения православных русских земель, находившихся под иноверным литовским владычеством. Этим же национальным чувством одушевлено было, несомненно, и московское боярство, и духовенство, вся тогдашняя интеллигенция.