“Праксис” и “феория”.От еретических воззрений Евагрия мы переходим теперь к наиболее важной части его наследия — к тому, что им написано по систематизации уже вполне сформировавшегося к его времени учения святых подвижников (главным образом, египетских). Подчеркнем заранее, что главная тема этого учения — не какие-то подробности, важные только для монахов, а именно спасение души, то есть то, что важно для всех христиан. Существенно другого аскетического учения Церковь никогда не знала, а из ее учения однозначно следует, что другого не может и быть.
Вся жизнь христианина состоит из двух разделов: “праксиса” (деяния) и “феории” (видения). Такое категориальное деление вошло в плоть и кровь православного аскетического учения. Значение Евагрия как систематизатора особенно велико в учении о “праксисе”, поскольку в учении о “феории” особенно проявилась его ересь.
Чтобы дать первоначальное определение этим понятиям, нужно сказать так: всякое учение о жизни деятельной (от социально значимого труда до молитвы словами) — это “праксис”. “Феория” же — это видение Бога. Тут появляется еще одно понятие, которое кладет мост между “праксисом” и “феорией”, — молитва. Только не в общем смысле, который всегда был в христианской Церкви, а в более частном. В греческом языке для слова молитва существует очень много синонимов. Для того понятия, о котором будет идти речь, обычно употреблялось слово as?? (?nioao??). Ей противопоставляется другая форма молитвы, которая иногда по-русски, как и по-гречески обозначается термином oaeiua?a — псалмопение. (В переводе еп. Феофана Затворника в Добротолюбии мы встречаем выражение “петь псалмы”, но это неточный перевод. Такое название просто потому, что других словесных молитв почти не было в монашестве в IV в., когда вся эта терминология вырабатывалась, но в принципе это означает любую молитву словами).
Молитва.Именно мостом от “праксиса” к “феории” служит молитва, которая начинается еще в деянии (деятельная умная молитва), когда повторяем короткий текст. Впоследствии (с сер. V в.) в качестве такой молитвы в употребление входит молитва Иисусова. А первоначально в IV в. это были короткие отрывочки из псалмов типа: Боже, в помощь мою вонми, Господи, помощи ми потщися (такова была практика в Скиту при жизни Евагрия, в 390-е гг., которую описал преп. Иоанн Кассиан).
Классическим текстом о том, что такое молитва является сочинение “О молитве” (?anr as?yo) Евагрия. Полностью переведено во II т. Добротолюбия еп. Феофаном под именем преп. Нила Синайского.
“Молитва — есть восхождение ума к Богу” (гл. 36)
Ясно, что о молитве словами такое определение дать было бы невозможно.
“Нерассеянная молитва есть наивысшее умное делание” (гл. 35).
Т.е. делание ума, iianN dnaao?a, которое ведет к феории. Высшее дело “праксиса” есть дело духовное и истинное.
После этого Евагрий дает сентенцию, которая определенным образом разворачивает наши мысли о молитве, он говорит в гл. 37:
“Если вожделенна для тебя настоящая молитва, отрекись от всего, да все наследуешь”.
Здесь же и отречение от мира, это понятно и по Евангелию. В развитии этого в том же “Слове” в гл 60:
“Молящийся в Духе и Истине не от твари заимствует мысли к величанию Творца, но из Него Самого почерпает созерцание (феорию) к воспеванию Его”.
В гл. 63:
“Святый Дух, снисходя к нашей немощи, приходит к нам и когда бываем мы еще нечисты, и если только найдет ум наш искренно Ему молящимся, находит на него (перефразируются слова Архангела к Богородице) и разгоняет всю окружающую его толпу помыслов и представлений, располагая его (ум) через ток вожделений к духовной молитве”.
Результат этого в знаменитой гл. 61:
“Если ты богослов, то будешь молиться истинно, и если ты истинно молишься — ты богослов”.
Т.е. истинная молитва приводит к тому, что Бог становится видимым и начинается богословие в исконном смысле слова, т.е. просто — вижу и говорю. (Как в Фомину неделю: “Живодательная Твоя ребра любопытною десницею Фома испыта, почерпав токи истиннаго богословия”). В православном смысле слова истинное богословие — это как Фома прикоснулся. Молитва чистая и нерассеянная дает эту возможность. С другой стороны, если отказаться от молитвы, то не будет не только этого, а вообще христианской жизни. И само спасение становится проблематичным.
Гл. 128: “Если желаешь молиться в Духе, ничего не заимствуй от плоти и не будешь иметь облака мрака простирающегося пред тобою во время молитвы.”.
Гл. 126: “Тот молитвы совершает, кто всегда все первомыслие свое плодоносит Богу”.
После этого сразу появляется учение о том, какой вообще образ жизни человека, который должен молится, который осуществляет это принесение всех начатков жизни к Богу и отрекается от мира. Определение в этом же слове есть такое:
“Монах тот, кто от всех отделясь, со всеми состоит в единении” (гл. 124).
“Монах тот, кто почитает себя сущим со всеми и в каждом видит себя самого” (гл. 125)
здесь опять, как у св. Антония и Пахомия,-- определение монаха дается по внутреннему смыслу исхождения от мира.
Конкретизируя учение о том, какая должна быть жизнь, Евагрий дает некоторые ставшие классическими схемы. В частности он говорит о делах, в которых должна проходить жизнь монаха и любого христианина. Вся монашеская литература любит разные числа. Этого должно быть 5, а того 7 и т.д. В более поздней традиции говорят о 7 делах, но это приводимо друг к другу. Здесь надо понимать, что это аппроксимация непрерывной функции многочлена. И хорошо поймет смысл не тот, кто поймет отдельный член, как он устроен, а тот кто поймет что было аппроксимировано. Поэтому в разных схемах нет принципиального противоречия. Говоря о классификации Евагрия, надо говорить как о самой удобной и распространенной. Но сама по себе она не является ни учением Церкви, ни исключительной формой классифицирования тех же самых явлений в православной аскетической литературе.
Распорядок жизни.Есть 5 дел, с помощью которых снискивается Божие благоволение:
Чистая молитва — as??. Умная молитва. Пение псалмов — oaeiua?a. Словесная молитва. Чтение Божественных писаний (не только Библии, но и всей православной литературы). Воспоминание с сокрушением о грехах своих, о смерти и о Страшном суде. Рукоделие — ?aeniona?a (таков обычный перевод этого термина на славянский и русский, когда речь идет о любом виде труда, выполняемом подвизающимся христианином; если же речь идет о “хирургии” в смысле медицинском, то обычный перевод на слав. — “рукодейство”; последнее слово часто встречается в службах свв. бессребренникам). Понимание христианской любви.Оказывается, что главное дело — молитва, и возникает вопрос, который прямо или косвенно постоянно ставят перед восточным монашеством. Что Христос говорит, что первое дело — не молитва, а любовь. А здесь любовь даже не упоминается. В сочинении Марка Подвижника “Тем, которые думают оправдаться делами” (традиция очень близкая к Евагрию) это разъясняется следующим образом:
“Всякое слово Христово являет милость, правду и мудрость Божию и силою через слух влагает в душу тех, которые охотно слушают его. Посему немилосердные и неправедные, неохотно его слушавшие, не только не могли познать премудрость Божию, но они Его и распяли. Так-то и нам надобно смотреть — охотно ли его слушаем, ибо Он сказал: “Любяй Мене, заповеди Моя соблюдет и возлюблен будет Отцем Моим, и Аз возлюблю его и явлюся ему Сам”. Видишь ли как Он в заповедях сокрыл явление Свое? Всех же заповедей объемнейшая есть любовь к Богу и ближнему, которая рождается по отрешении от всего вещественного и в безмолвии помыслов.”
Т.е. любовь к Богу и ближнему невозможна, пока человек не отрешился от всего вещественного, т.к. страсти эгоистичны.
Из “Изображения монашеской жизни” Евагрия:
“Если имеешь друзей, избегай частых с ними свиданий, видеться с ними через долгие промежутки будет полезней и для тебя и для них. Если же почувствуешь. Что тебе бывает от них какой-нибудь вред, совсем не приближайся к ним. Друзей надлежит тебе иметь таких, которые были бы полезны тебе и способствовали бы твоему житию. Избегай встреч с людьми лукавыми и неверными и ни с кем из таких не живи вместе. И от недобрых предложений их отрицайся, ибо они не Богу служат и не ради Него живут. Да будут друзьями твоими мужи миролюбивые, браться духовные, отцы святые. Ибо таковых назвал так Господь, говоря: “Мати Моя и братия мои и сестры Моя суть те, которые творят волю Отца Моего Иже на небесех”. Не водись с хлопотливыми, суетливыми и не ходи к ним на трапезу, чтобы они не увлекли тебя в свои прелести и не отвлекли от науки и искусства безмолвнической жизни, ибо у них такая страсть. Не преклоняй ухо свое к речам их и не принимай замыслов сердца их, ибо они поистинне вредны. К верным земли пусть лежит душа твоя. С ревнованием плача да болит сердце твое по примеру Давида, который говорит: “Очи мои на верныя земли посаждати я со мною” (Пс. 100). Если же кто из шествующих путем любви Божией, пришедши к тебе, позовет тебя вкусить хлеба, соли, и ты захочешь пойти — пойди, но скорее возвращайся в келию свою. Если можно, никогда не ночуй вне келии своей, чтобы всегда с тобою пребывала благодать безмолвия и ты беспрепятственно совершал установленное тобой келейное служение”.
Любовь, которая даже выдает себя за христианскую и логически чем-то христианским объясняется, но не основанная на достижении бесстрастия (или хотя бы стремлении к нему), — никак не может быть любовью по Богу. В лучшем случае это физиология, в худшем — извращение естественного порядка.
Учение о “рукоделии” (о труде).Мы привыкли уважительно относиться к труду. Монашеское понятие труда может показаться надругательством над этим смыслом. Не потому что они ленятся — они трудятся, но относятся к этому определенным образом. Труд не для того, чтобы приносить пользу ближним, а для того, чтобы себе не получить вреда. Святоотеческое учение о труде строится на том, что труд есть проклятие за грехопадение. Если в целом считать, что вся наша жизнь в теле — это проклятие, то это будет оригенистская ересь. Однако, труд — безусловно проклятие, но он нужен для нашего исправления, как и все земные страдания. И потому для желающего спастись труд оказывается особенно важным, в этом его богословское оправдание. И совсем не тем, что самим фактом труда выполняется воля Божия. То что к этому мы не привыкли, объясняется протестантским влиянием на наших философов, т.к. у протестантов развилось учение “о социальном служении”, которое заместило учение об умном делании.
Учение о труде, чисто аскетическое, чаще всего излагается св. отцами с одной стороны: чтобы была такая область, где можно оказывать послушание, где можно изнурять тело. Но у Евагрия есть высказывания о более глубоком аскетическом значении труда:
“Кто не любит работать, тот бездействием питает страсти и пожеланиям дает свободу устремляться к сродным им предметам, что наипаче обнаруживается во время молитвы, ибо тогда внимание ума бывает все поглощено тем, чем занято сердце, и он только и делает что в помыслах перебирает внушаемые пришедшие в движение страсти, вместо того чтобы беседовать с Богом и просить у Него полезного себе. Зная сие, св. Павел с ревностью нападает на праздность и всех апостольскою властью обязует к труду (2 Фес. 3: 6–12). Дело есть якорь для мысли и дает ей безопасное направление. Пусть отовсюду приближаются бури и порывы ветров угрожают крушением — мысль стоит неуклонно, удерживаемая делом как якорем. Несколько волнуется она понимающимися помыслами, но не увлекается в опасность, потому что держащие узы крепче гонящих ее ветров”.
Т.е. когда человек думает не о том, чего он хочет, а о том, о чем надо думать по причине дела — то гораздо меньше поводов уклоняться в разные страсти.
Православное учение о необходимости рукоделия в IV в. оспаривали еретики, которых по-гречески называли “евхитами”, а по-сирийски — “мессалианами” (сирийский термин перешел в греческий, где и получил такую форму). Наряду с другими положениями, евхиты отстаивали мысль о том, что совершенно предавшему себя Богу нельзя заниматься трудом. У многих отцов, равно как и у Евагрия, находим возражения евхитам. Вот пример из Евагрия:
Гл. 167: “Отказывающиеся от рукоделия под предлогом, что должны непрестанно молиться, на самом деле и не молятся. Они тем самым чем думают в праздности доставить душе свободу от забот, запутывают ее в лабиринте неисходных помыслов и через то делают ее неспособною к молитве. Тело трудящееся над делом удерживает при себе мысль, которая не меньше глаз должна наблюдать за тем, что делается и содействовать телу для непогрешительности в действиях. А покоящееся тело дает мысли свободу кружиться, потому что во время покоя возбуждаются страсти и при каждом похотливом воспоминании увлекают мысль и овладевают ею как пленницею”.
Учение о восьми греховных помыслах.Теперь надо сказать, что это за воспоминания. Здесь особенно велико влияние Евагрия. Говоря о греховных помыслах, св. отцы называют разные числа. Но самое распространенное число помыслов — 8. Это основание, к которому приводятся все возникающие греховные помыслы, какие есть.
Специально этому посвящено послание Евагрия к Анатолию “О восьми греховных помыслах”, где дается определение каждому (полностью православное, есть во II томе Добротолюбия).
Все помыслы называются русскими словами, значения которых не вполне совпадают с теми, которые они имеют в качестве аскетических терминов.
Помыслы (eiaeoii?) бывают страстными и простыми.
Простой помысел не сопряжен ни с каким грехом (я что-то вижу и даю себе отчет, что что-то вижу или просто о чем-то вспоминаю). Может быть употреблено на благо. Если к этому помыслу примешивается страсть, то она всегда ставит предмет этого простого помысла между мною и Богом. А средостение между человеком и Богом есть грех.
Схема 8 греховных помыслов показывает, каковы могут быть эти страсти, которые привязываются к простым помыслам. Подразумевается, что все эти помыслы греховные в соединении с простыми и что при достижении бесстрастия происходит всего лишь то, что простые помыслы в нас так и остаются простыми, на них перестают наслаиваться помыслы греховные, о систематизации которых и говорит Евагрий.
Существует 8 основных греховных помыслов: чревоугодие, блуд, сребролюбие, печаль, гнев, уныние, тщеславие, гордость.
Евагрий начинает послание к Анатолию так:
“Главных помыслов 8, от которых происходят все другие помыслы. Чтобы эти помыслы тревожили душу или не тревожили, это не зависит от нас (приложение их невольное). Но чтобы они оставались надолго или не оставались, чтобы приводили в движение страсти или не приводили — это зависит от нас.
Помысел чревоугодия предлагает монаху поскорее отступить от подвижничества, изображает болезни желудка, печени, селезенки, водяную или другую какую долгую болезнь, скудость врачебных пособий и отсутствие врачей. При этом приводит на память некоторых братьев, точно подвергавшихся таким болезням; иногда бывает, что враг внушает самим братьям в этом пострадавшим придти к постникам и рассказать, что с ними было, прибавляя что это случилось от слишком строгого воздержания (т.е. мирским умом желание заботиться о своем телесном здоровье, исходя не из того, как Бог велит, а из того, как говорят, что надо делать).
Демон блуда возбуждает плотскую похоть и насильнейше нападает на воздержников, чтобы они прекратили воздержание, подумав что от него нет им никакой пользы. Оскверняя душу, он нудит ее и на таковые дела и делает, будто она говорит и слышит некоторые слова, как бы дело само было перед глазами. (Поддался демону блуда тот, кто во время молитвы вспоминает какие-то лица, ему приятные).
Многие богословы отмечают, что здесь психоанализ глубже, чем у Фрейда; но есть одна разница — Фрейд объявляет, что так и надо, что это норма. А православная аскетика говорит, что это грех, испорченная природа.
Сребролюбие — предполагает долголетнюю старость, бессилие к рукоделию, голод, болезни, прискорбность скудости и то, как тяжело принимать от других нужное для телесной потребности.
Печаль иногда случается по причине лишения того, что желательно, иногда же сопровождает гнев. По причине лишения того, что желательно, она так случается: помыслы некоторые наперед приходят и приводят душе на память дом, родных и прежний образ жизни. Когда увидят, что она не противоречит и последует за ними и мысленно разливается в удовольствиях тех, тогда уже, схватив ее, погружают в печаль и ради того, что нет предметов, и ради того, что и быть им невозможно по уставу ведомой жизни. И бедная душа, чем облегченнее разливалась в первых помыслах, тем более поражается, сокрушается вторыми.
Гнев есть страсть самая быстрая. Он приходит в движение и воспламеняется против того, кто онеправдовал или кажется онеправдывавшим, он все более и более ожесточает душу, особенно во время молитвы похищает ум, живо представляя лицо опечалившее. Бывает, что иногда, закоснев в душе и изменившись во вражду, причиняет тревоги ночью, терзания телу, ужасы смерти, нападения ядовитых гадов и зверей. Эти четыре явления бывающие по образованию вражды сопровождаются многими помыслами, как найдет всякий наблюдатель. (Св. отцы говорят, что надо особенно молиться об обидевшем).
Уныние. Бес уныния, который называется также полуденным (“От сряща и беса полуденного”(Пс. 90)). Он тяжелее всех бесов. Он приступает к монаху около четвертого часа (около 10 утра) и кружит душу его часа до 8-го (до 2-х пополудни). Сначала заставляет с неудовольствием видеть, что солнце медленно движется или совсем не движется. Что день сделался будто пятидесятичасовым, потом понуждает его почасту посматривать в окно или даже выходить из келии, взглянуть на солнце, чтобы узнать, сколько еще до 6 часов, причем не применуть внушительно поглядеть туда и сюда — нет ли кого из братий. Тут же он вызывает у него досаду на место и на самый род жизни и на рукоделие, прибавляя: иссякла любовь у братий и нет утешающего. Если в те дни кто-нибудь оскорбил монаха, то и это припоминает демон к умножению досады, затем наводит его на желание других мест, в которых удобнее находить необходимое для удовлетворения потребности, взявшись за мастерство, которое менее трудно, но более прибыльно. К этому добавляет, что не от места зависит угодить Господу, Богу везде можно поклоняться. Связывая с этим воспоминания о домашних и о прежнем довольстве. А тут пророчит долгую жизнь, представляет труды подвижнические и всякие употребляет хитрости, чтобы монах наконец оставя келию, бежал с поприща.
За этим бесом другой не тотчас следует. Но кто борется и победит, у того после полвига следует мирное некое состояние, и душа преисполняется неизреченною радостию.
Помысел печали примерно соответствует тому, что мы по-русски понимаем под этим понятием. (Печаль не по Боге — не о грехах печаль, а о чем-то другом). Уныние же совершенно специфическое явление, о котором мир не знает, что это грех. это желание наше какими-то иными способами достигнуть Бога мимо Бога и мимо труда по Богу. Дать облегчение самому себе, не дожидаясь облегчения от Бога.
Термин “уныние” сам по себе двоякий, и чаще всего и в частности в этом сочинении Евагрия Peca?a — синоним слова печаль.
Но есть другое название, казалось бы совершенно не подходящее, как раз то, что употреблено в молитве прп. Ефрема Сирина (“дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь ми”) — ?aneana?a. Это слово означает какую-то излишнюю деятельность, любопытство (т.е. когда носит туда-сюда). И любопытство — признак уныния.
Различие между помыслами уныния и печали особенно нуждается в пояснении, и мы обратимся поэтому к небольшому трактату о восьми помыслах, сохранившемся в греческой традиции под именем преп. Нила Синайского (2 Т. Добротолюбия; в действительности это греческая компиляция, составленная на основе Собеседований и Уставов св. Иоанна Кассиана; последние произведения были написаны на латыни, но передавали учение тех подвижников, с которым св. Иоанн Кассиан собеседовал в Скиту):
“Унылый, читая книгу, часто зевает, клонится ко сну, потирает лице, тянется, поднимая руки и отворотив глаза от книги, пристально смотрит на стену. Обратившись опять к книге, почитает немного, переворачивая листы, любопытствует видеть конец лова, считает страницы, делает выкладку о числе целых листов. Осуждает почерк и украшения и, наконец, согнув книгу, кладет под голову и засыпает сном не очень глубоким, потому что голод уже начинает тревожить его душу и заставляет позаботиться о себе”.
Продолжаем цитировать Евагрия.
Помысел тщеславия есть самый тонкий. Он предстает пред всех, кои исправно живут и начинает провозглашать их подвиги, собирать им в дань похвалы людей, представляя как кричат изгоняемые бесы, как исцеляются жены, как толпы народа теснятся коснуться одежд его, предсказывают наконец ему и священство, приводят к дверям его и ищущих его, которые по причине отказа (принять священство) уводят его связанного против воли. И возбудив в нем таким образом пустые надежды, отходят, оставляя далее искушать его или беса гордости или беса печали, который тотчас наводит ему помыслы противоположные тем надеждам. Бывает, что он и демону блуда предает сего незадолго пред сим досточтимого святого иерея. Исцеление от беса тщеславия происходит через попустительное оставление Божие”. (Один из родов Божьего оставления — когда Бог попускает нам впадать в какие-то явные и особенно нехорошие грехи, часто именно в грех блуда. человеку воздержанному — за тщеславие, чтобы смирить. Тщеславие связано с внешней славой, почитанием у людей.)
“Бес гордости бывает причиной бедственнейшего падения души. Он внушает ей не исповедывать Бога помощником себе, но самой себе приписывать свою исправность и надыматься над братьями, как невеждами, потому что не все так о ней думают. За гордостью следует гнев и печаль и последнее зло — исступление ума и бешенство и видение в воздухе многих демонов”.
Когда человек начинает себя ставить вместо Бога, то это собственно и есть гордость, и внешне это может никак не проявиться. Характерное следствие беса гордости — прямое бесовидение.
Учение о четырех стадиях развития помысла — у Евагрия этой схемы еще нет, она появляется позднее, но достаточно рано — в V–VI вв. Древнейшие источники, по которым мы сегодня усваиваем это учение, — различные изречения отцов (в записях V в.) и Вопросоответы преп. Варсануфия и Иоанна Газских (рубеж V и VI вв.).
Прилог — буквально попадание броском. Удар помысла по уму. Эта стадия безгрешная. Сосложение (сочетание) — когда наша мысль начинает сочетаться с помыслом, пытается с ним “выяснить отношения”. И это стадия, в которой незаметно прокрадывается грех. Грех здесь начинается или может начаться. Пленение — когда помысл стал собственным желанием нашей души. Грех действием — осуществление действием.