Особенности ответственности за преступления совершенные в соучастии

Содержание

Введение

1. Правовая природа уголовной
ответственности преступлений совершенных в соучастии

1.1 История возникновения развития и
становления института соучастия в преступлении

1.2 Основные типы соучастников по
Уложению 1945года

2. Понятие соучастия в преступлении по
современному Российскому законодательству

2.1 Виды соучастия

2.2 Формы соучастия

3. Особенности уголовной ответственности
при соучастие в преступлении

3.1 Назначение наказания

3.2 Квалификация преступлений

Заключение

Список использованных источников

Введение

Соучастие в
преступление один из наиболее важных и сложных институтов уголовного права.
Преступления, совершенные в соучастие составляют более одной трети всех
совершенных в России. Темпы их прироста, имеют тенденцию к увеличению. Совершение
преступлений группой одна из самых распространенных и устойчивых характеристик
преступности несовершеннолетних. Все чаще отмечается сращивание преступных
объединений, имеющих обще уголовную направленность с группировками,
действующими в сфере, наркобизнеса валютных операций и других высокодоходных
сферах, открывающих широкие возможности для обогащения.

Объедение усилий
соучастников толкает их на совершение, в том числе и тяжких и особо тяжких
преступлений, позволяет им легче преодолевать препятствия к достижению
преступной цели, надежнее скрывать следы криминальной деятельности.

Групповая и
организованная преступность в России способна выступать не только в качестве
продукта негативных социальных условий экономического, политического,
правового, нравственного характера, но и в качестве одного из наиболее мощных
факторов, влияющих на направленность и темпы общественного развития.

Ответственность за соучастие в преступлении выступает камнем
преткновения всех существующих проблем данного института. Авторы отмечают, что
на практике применении данного института не отличается единообразием.

Некоторую сложность представляет квалификация преступлений со
специальным субъектом. На практике достаточно часто встречаются случаи
соединения в одном преступлении общих и специальных субъектов. И хотя этот
вопрос урегулирован законодательством в ч. 4 ст. 35 УК РФ, данное правило
постоянно нарушается. Исследуя такое положение, ученые пришли к выводу об
исключении этой нормы из УК. И с этим следует согласиться, поскольку создание
норм нуждающихся в дополнительных уточнениях и оговорках еще больше усложняет
существующие проблемы соучастия, что приводит к многочисленным ошибкам на
практике.

В связи с попыткой законодателя обособить квалификацию
организаторов преступления, на практике и в теории уголовного права возникают проблемы
с применением ч.5-6 ст.35 УК РФ.

Так как, во-первых, данная норма нарушает взаимосвязанность Общей
и особенной частей УК РФ, во-вторых, законодатель, таким образом, сузил рамки
квалификации поведения организатора приготовлением, в результате чего возникли
сложности применении ч. 3 ст. 33
УК РФ. Изучением данного вопроса занимались Арутюнов. А.А., Козлов. А.П., Литовченко.
О.Н. и др.ученые, которые пришли к выводу, что «1) в законе (ч.5 ст.35 УК РФ)
не следовало обособлять организатора, а нужно было говорить о соучастниках
вообще и степени их связанности через отсутствие или наличие предварительного
сговора, 2) здесь же не следовало обособлять организованные группы и преступные
сообщества, поскольку по сути они - преступные группы, как и другие, 3)
абсолютно несостоятельна ч. б ст.35 УК РФ, которую срочно нужно удалять из
закона». Скорее всего это правильное решение.

Уголовно-правовой
институт соучастия в преступлении являлся и продолжает оставаться предметом
внимания многих отечественных ученых в области уголовного права. Комплексному
изучению проблем соучастия посвятили свои работы А.Ф. Ананьин, А.С. Афиногенов,
Н.А. Беляев, С.Г. Бурчак, Р.Р. Галиагбаров, П.И. Гришаев, П.Ф. Гришанин,
А.И. Долгова, Г.А. Злобин, Н.А. Иванов, М.И. Ковалев, А.П. Козлов, Г.А. Кригер,
В.Н. Кудрявцев, Н.Ф. Кузнецова, П.Ф. Тельнов, М.Д. Шаргородский и другие.

Отдельными вопросами
рассматриваемого института уделяли внимание в своих работах С.В. Бородин, Л.Д.
Гаухман, А.Ф. Зелинский, В.Д. Иванов, М.М. Кудрин, О.Н., Литовченко, В.Н.
Осипкин, Р.Д. Сабиров, В.В. Сергеев, В.В. Соболев, Н.Г. Угрехелидзе, А.В.
Шесслер и другие.

В то же время, институт
соучастия до сих пор остается одним из наиболее проблемных уголовно-правовых
институтов, порождающих значительные сложности в его теоретическом объяснении и
применении на практике.

Наиболее
дискуссионным в уголовном праве является вопрос о формах и видах соучастия.
Даже проблема имеет давнюю историю и не получила своего разрешения ни в дореволюционный,
ни в советский, ни в постсоветский периоды. До сих пор российское уголовное
законодательство не использует термины «вид» и «форма» соучастия. По решению
данной проблемы в теории имеют место различные подходы. Одни ученые выделяют
только виды соучастия (С.В. Познышев), другие только формы (Н.Д. Сергиевский),
третьи и формы и виды (Г.А. Кригер), причем каждый автор принимает за виды и
формы соучастия то, что считает нужным, не приходя к единому мнению по данному
вопросу. Это объясняется тем, что конкретная совместная деятельность
характеризуется целым рядом признаков: способ взаимодействия между собой
соучастников, степень их согласованности, устойчивость созданной группы,
характер и степень участия каждого лица в одном преступлении и др. особенностями.
В связи с этим достаточно сложно выработать единый критерий классификации
внешних проявлений соучастия, так как ни один из них не может в полной мере
отобразить сложившиеся формы и виды соучастия. Все
вышесказанное предопределяет актуальность изучения данной проблемы с целью
наиболее эффективного воздействия на преступления совершаемых не одним, а
несколькими лицами в соучастие, с целью правильного изобличения преступников,
квалификаций их деяний и индивидуального наказания.

В силу диалектического принципа противоречивого развития объекта -
институт соучастия, так же как и другие институты права, не остается
стабильным, что и отражается в нескончаемых, а порой и непримиримых
теоретических спорах. Эффективное и справедливое регулирование вопросов совместной
преступной деятельности, как и других вопросов уголовного права, возможно, лишь
на основе внутренне непротиворечивого, научно-обоснованного законодательства.
Эта посылка, определяющая, по сути, весь законодательный процесс, имеет самое
непосредственное отношение до сего времени к еще нерешенным в теории и на
практике вопросам соучастия.

Правовое регулирование уголовно-правового института соучастия на сегодняшний
момент нуждается в совершенствовании. В какой-то мере сдерживанию вала
преступности, в том числе и групповых форм ее проявления, должна была
способствовать проводимая реформа уголовного законодательства. Вышеназванные и
иные обстоятельства определяют актуальность темы исследования.

Объектом исследования
выпускной квалификационной работы являются правоотношения, возникающие при
совершении преступления в соучастии.

Предметом исследования
выступают нормы уголовного закона, регулирующие институт соучастия.

Целью настоящей
выпускной квалификационной работы является комплексный, системный анализ уголовного
законодательства и правоприменительной практики, определение путей
совершенствования уголовного - правового института соучастия в преступлении.

Названной целью
обусловлена постановка следующих задач:

- 
описать
историю становления и развития соучастия в преступлении;

- изучить и обобщить
теоретические основы уголовно-правового института соучастия в преступлении на
современном этапе;

- 
выявить
основные проблемы данного института, рассмотреть их с различных позиций и найти
наиболее приемлемое их решение;

- 
проанализировать
и предложить решение существующих проблем квалификации преступлений,
совершенных в соучастии.

Методологическую основу
квалификационной работы составляли:

1) 
историко
- правовой метод, дающий возможность анализировать законодательство прежних
лет;

2) 
формально
- логический метод, выразившийся в последовательном изложении материала,
абстрактном исследовании теоретических конструкций на основе начал формальной
логики.

3) 
статистический
метод, который позволяет выявить закономерность совершенных преступлений.

1. Правовая природа
ответственности преступлений совершенных в соучастии

1.1 
История возникновения развития и становления института соучастия в
преступлении

Соучастие
как уголовно-правовой институт существовало не всегда. Впервые понятие
соучастия было упомянуто в Русской правде. Закон лишь намечал понятие
соучастия, в нем были упомянуты случаи разбойного нападения, так называемым
«скопом», то есть толпой[20,c.344]. Однако роли соучастников еще не были определены. Наказание
за данное деяние было равным для всех участников.

В период формирования Российского
централизованного государства было принято Соборное уложение 1649 г., которое представляло собой более систематизированный свод законов. Значительно подробнее, по
сравнению с предшествующим законодательством, в нем определялось и соучастие.
Соборное уложение уточняет понятие «лихое дело», разработанное в судебниках
1497-1550 г.г. Субъектами преступления могли быть как отдельные лица, так и
группа лиц. Закон разделяет их на главных и второстепенных, понимая под
последними - соучастников. В свою очередь, соучастие может быть как физическим
(содействие, практическая помощь, совершение тех же действий, что совершал
главный субъект преступления), так и интеллектуальным (например,
подстрекательство к убийству). В этой связи субъектом стал признаваться даже
раб, совершивший преступление по указанию своего господина. От второстепенных
субъектов преступления (соучастников) закон отличал лиц, только причастных в
той или иной мере к совершению преступления: пособников (создавших условия для
совершения преступления – ст. 198 гл. Х), попустителей (обязанных предотвратить
преступление и не сделавших этого – ст. 19 гл ХХП), недоносителей (не
сообщивших о подготовке и совершении преступления – ст. 17 гл ХI),
укрывателей ( скрывших преступника и следы преступления – ст. 20 гл ХI)[20,
c.82] Что касается ответственности,
то соучастников наказывали обычно одинаково, но иногда и различно. Так по
Уложению за нанесение холопом побоев «по - научению того, кому он служит или по
чьему-нибудь научению», предписывалось виновного бить кнутом и посадить в
тюрьму на месяц, да взыскать с него за бесчестье потерпевшего вознаграждение в
двойном размере. Также закон предписывал наказать и подстрекателя. «А если
человек такое надругательство над ним учинит собою, а не по чьему научению», то
его после пытки предписывалось казнить смертью (ст. 12 гл. ХХП)[20, c.124].

Нижестоящий по
должности или званию преступник также наказывался строже. При наезде на двор
«насильством, скопом и заговором» и учиненном при этом убийстве закон различал
главного виновника – « того, кто смертное убийство учинит»[20, с. 127] и его
товарищей. Убийцу предписывалось казнить смертью, а товарищей его всех бить
кнутом и сослать, как государь укажет (ст. 198 гл. Х). К второстепенным
виновникам относились пособники, а также прикосновенные к преступлению лица:
недоносители, попустители, укрыватели, пристанодержатели и др. Пособников тогда
еще подразделяли на подводчиков, то есть лиц, указывающих средства для
совершения преступления, и поноровщиков, то есть лиц, устраняющих препятствия
при совершении преступлений. Все категории второстепенных преступников несли
наказание в зависимости от характера совершенного деяния. Однако при учинении
особо опасных преступлений, например разбоя, пособников наказывали, так же как
и исполнителей. Лица, предоставившие разбойникам постоянное или временное
убежище («стан и приезд»), также карались наравне с разбойниками. Лица, которые
принимали на хранение вещи, добытые преступным путем («поклажея»), или
продавали их, отдавались на поруки, а при отсутствии поручителей заключались в
тюрьму (ст.ст. 63,64 гл. ХХI).
Укрывательство преступников от судебной власти в ряде случаев было уже
самостоятельным преступлением. Недоносительство имело важное значение при совершении
политических преступлений, когда отвечали, в первую очередь, ближайшие
родственники – жены, дети, отец, мать государственных преступников[20, c.127].

В период правления
Петра I основным источником
права стал « Артикул воинский». В нем институт соучастия не был достаточно
разработан: роли соучастников не дифференцировались законом. Однако по
некоторым видам преступлений пособники наказывались мягче, чем исполнители
преступления (например, пособник, помогавший составить «пасквиль», пособник, поддержавший
бунтовщиков и мятежников) [20, с. 128]. В обоих случаях присутствовал
политический мотив: в одном следовало ужесточить репрессию к пособникам «чтоб
неповадно было», а в другом – отделить их от главных исполнителей в интересах
следствия.

В 1845 г. был принят новый уголовный кодекс «Уложение о наказаниях уголовных и исправительных». Оно
внесло неизвестное прежде нашему праву различие двух главных форм соучастия:
«учинение преступления по предварительному всех или некоторых виновных, но по
согласию или без иного» причем по смыслу его постановлений, различие относилось
именно к «предварительности», так как соглашение являлось условием каждого
вида. Предварительность соглашения рассматривалась как обстоятельство, усиливающее
вину, а потому при рассмотрении дел с присяжными заседателями, наличие его
должно было быть прямо или косвенно установлено ими. Кроме того, в Особенной
части Уложение упоминало еще о третьей форме соучастия – о шайке.

При составлении
Уголовного Уложения была принята система по типу западноевропейских законодательств,
которые не сохранили различия двух первых типов, применяя к обоим общие правила
о соучастии, но специальные постановления о шайке существовали во многих
кодексах. Различие скопа и сговора, имеющее, несомненно, правильное
теоретическое обоснование и вытекающее из существа соучастия, не представляет,
однако практического значения и не должно иметь места в кодексе. К скопу близко
подходят и случаи учинения преступных деяний толпой. Скоп, конечно,
предполагает не только общность умысла, но, согласно условиям своего
возникновения, общность действия во времени и по месту безотносительно и самому
характеру, и объему деятельности. Если несколько человек совершили скопом посягательство
на жизнь, положим, мужа и жены, из которых первый умер, а вторая получила
смертельную рану, то за оконченное убийство будут отвечать и те участники,
которые наносили удары жене, при совершении скопом поджога за него будут
наказаны и те, которые подкладывали зажженные материалы, и те, которые добывали
огонь или стояли на карауле[33, c.335].

Друга форма
представляло соучастие по предварительному соглашению – сговор. « Если все
сговорившиеся совместно выполнили задуманное, то этот вид соучастия совершенно
сходен со скопом; но в тех случаях, где такого условия нет, сговор может иметь
и некоторые своеобразные черты. Во-первых, сговор может быть направлен не на
одно, а на несколько преступных деяний, совершаемых одновременно или
разновременно в одном и разных местах, так что может и не предполагать общности
действия по месту и времени; во-вторых, при сговоре могут быть такие
соучастники, которые не принимают никакого участия в исполнении и притом или
случайно, или по свойству той роли, которую они играют в соучастии; в-третьих,
ответственность за сговор возможна и тогда, когда сообщники не приступали к
выполнению задуманного.

Таким образом, сговор
как бы совмещает в себе понятие скопа, но с известным исключением»[33, c.336].

Уложение в Особенной
части упоминало и о третьей форме соучастия – о шайке. В постановлениях «о
наказуемости о составлении шаек и об учинении некоторых преступных деяний
шайкой, как об обстоятельстве, усиливающем ответственность». При этом Уложение
не определяло понятия шайки и хотя в ст. 923, 924 (по изд.1885г.) оно говорило
о шайке как о сообществе, составившемся для совершения ряда преступлений, но
затем в других статьях упоминалось (ст.ст. 1633, 1639, 1645) о шайках, составившихся
для того или иного преступления данного рода. Конечно, эту неудачную
характеристику шайке можно было разъяснить в смысле различия шаек, составившихся
для определенных или неопределенных преступных деяний, но практика понимала эти
выражения буквально и создала понятие шайки, составившейся для совершения
единичного преступления.

Соучастие независимо от общности вины предполагает общность
преступной деятельности, все равно, будет ли последняя, смотря по свойству соучастия,
однородная или разнородная, простая или сложная, одновременная или
разновременная, предполагаемая или уже осуществляемая.

Во всяком случае, эта деятельность должна быть преступной. То
деяние, по поводу которого несколько лиц привлекаются к ответственности, должно
быть не только запрещено законом под страхом наказания, но и не должно
заключать в себе таких условий, которые бы на основании закона устраняли
преступность. На этом основании, если учиненное признается выполненным в
состоянии необходимой обороны или вследствие обязательного приказа, то в таком
деянии не может быть преступного соучастия. При этом в понятие деятельности
входит, конечно, преступное бездействие, будет ли это неисполнение известного
требования закона – бездействие в тесном смысле, или нарушение запрета путем
невмешательства; хотя нельзя не прибавить, что по самым условиям этих форм
проявления виновности объем лиц, могущих быть соучастниками в них, будет
несколько иной, так, например, не исключая лиц, вызывающих преступное
посягательство, то есть подговор или подстрекательство, эта форма весьма
ограничивает число лиц, могущих действовать таковому невмешательству, и вовсе
исключает благодаря отсутствию положительного момента возможность совместного
исполнительства.

Эта объективная сторона соучастия, в свою очередь, может
служить основанием для разграничения видов соучастия.

Так, «Уложение о наказаниях уголовных и исправительных»
различало соучастие в виде простого соглашения на преступную деятельность, не
имевшего последствий, и соучастие в тесном смысле, когда согласившиеся
выполнили какую-либо роль в учиненном совместно деянии. При этом обрисовывался
и третий тип соучастия, когда из нескольких лиц, привлекаемых по какому-либо
делу в качестве соучастников, одни обвиняются как соучастники в тесном смысле,
а другие – как только согласившиеся, но в совершении деяния не участвовавшие.
Это деление соучастия, построенное на признаке осуществления предположительной
преступной деятельности, имело существенное значение для определения
ответственности соучастников.

Ранее действовавшее законодательство упоминало и об
участниках. Так, в Уложении Александра Михайловича довольно часто упоминалось
об соучастниках, но не давалось выработанной системы.

На этой почве развилась система Уложения 1845 г.; но при этом дробная система свода осложнилась еще тем, что деление соучастников на виды было
поставлено в соотношение с различием форм соучастия.

1.2 Основные типы соучастников по
Уложению 1845 года

При соучастии без предварительного соглашения “Уложение”
различало два основных типа – главные виновные и участники. Более
разнообразными представлялись типы соучастников при сговоре.

К главным относились:

1) зачинщики и притом а) физические (пущие по терминологии
свода законов) в двух видах: управлявшие другими или первые преступившие, то
есть подавшие пример, по выражению свода законов, и б) интеллектуальные,
замыслившие преступное деяние, и склонившие к нему других;

2) сообщники, согласившиеся с другими выполнить совокупными
силами или действиями предумышленное преступление, хотя бы они, дав согласие, в
выполнении и не участвовали.

К второстепенным соучастникам были отнесены пособники, не
принимавшие участие в выполнении, но или: 1) помогавшие или обещавшие помогать
замыслившим преступление: а) советами, указаниями, доставлением сведений, б)
доставлением средств и в) устранением препятствий; 2) заведомо перед
совершением преступления дававшие убежище учинившим иное; 3) обещавшие заранее
способствовать сокрытию преступления или преступника после сокрытия оного,
относя сюда и обещание принять вещи, добытые преступлением.

В составе шайки Уложение различало: 1) главных виновных, а
именно, составителей или основателей шаек, лиц, подговоривших кого-либо к
вступлению в шайку, или сформировавших самостоятельное отделение шайки, начальников,
как всей шайки, так и отдельных ее частей; 2) сообщников к которым относились
все лица, добровольно вступившие в шайку, с знанием о ее свойстве и
предназначении, если при том они не играли никакой выдающейся роли в
деятельности шайки; 3) пособников, а именно лиц, изобличенных в заведомом
доставлении злонамеренным шайкам или сообществам оружия или же иных орудий, или
других каких-либо средств для содеяния предположенных ими преступлений.

Весьма существенным в учении о соучастии являлся вопрос об
ответственности соучастников. Уложение о наказаниях 1845 г. наказывало составление заговора и составление сообщества преимущественно при преступлениях
государственных и против порядка управления, а по отношению к шайкам допускало
ответственность за составление таковых: для разбоя, зажигательства, делания или
провоза фальшивых денег, ассигнаций, кредитных или иных государственных бумаг,
кражи, мошенничества, делания фальшивых документов, контрабанды, запрещенной
игры и подкупа должностных лиц.

Система уголовного права пореформенного периода (1880-1890 г.г.) строилась на основе Уложения о наказаниях уголовных и исправительных, новые редакции
которого появились в 1857, 1866, 1885 гг.

Разработка нового уголовного Уложения была стимулирована
рядом существенных недостатков, содержавшихся в Своде законов. К ним И.С. Таганцев
относил противоречия, формализацию, неполноту, неопределенность санкций и
отсутствие четкой иерархии наказаний[32 c. 643].

В 1865 г. делается попытка сочетать Уложение о наказаниях
уголовных и исправительных с Уставом о наказаниях, налагаемых мировыми судьями.

В течение двадцати лет разрабатывалось новое Уголовное
Уложение, подготовленное лишь к 1903 г.

В новом Уложении четко различались Общая и Особенная части. В
Общей части давались понятия преступления, умысла, неосторожности, приготовления,
покушения, соучастия.

Уложение отказалось от деления соучастников на две группы: действовавших
заведомо сообща и согласившихся на совершение преступного деяния без
предварительного сговора. Указаны три вида соучастия: непосредственное
исполнение преступного деяния несколькими лицами, подстрекательство и
пособничество в разных формах. Согласно ст. 51 Уголовного уложения основным
признаком соучастия являлось наличие соглашения на совершение преступных деяний
(одного или нескольких) или заведомо совместных деяний. Соучастники тяжкого
преступления подлежали наказанию, указанному в законе, но суд мог, учитывая
несущественность участия пособника в преступном деянии, уменьшить наказание,
установить низкий предел указанного в законе наказания (ст.ст. 51.53). Из
соучастников проступка наказывался только непосредственный участник или
исполнитель преступного деяния (подстрекатель и пособник наказывались лишь в
случаях, специально оговоренных в законе).

В отличие от Уложения 1845 г., Уголовное уложение в разделе о соучастии не указывало на прикосновенность. Редакционная комиссия по подготовке
проекта Уложения 1903 г. сочла невозможным создавать из прикосновенных
(например, недоносителей) особого вида соучастников. Но в Особенной части
имелись статьи (например, ст.165), устанавливающие наказание за
прикосновенность.

В период образования социалистического государства
формирование основ нового права началось с изданием первых декретов Второго
Всероссийского съезда Советов, сформировавших его принципы. Декрет “О суде”
отменял действие старых законов, если они противоречили “революционному
правосознанию”, это и стало главным источником права при отсутствии новых
писаных норм. В местных судах в качестве источника продолжали действовать нормы
права, применявшегося в ХIХ
веке. Постепенно стала складываться новая судебная практика. Революционное
правотворчество осуществлялось самими судебными органами, высшими органами
власти (съезд, ВЦИК, СНК), руководящими органами политических партий (ЦК) и
даже местными Советами.

В декабре 1919 г. Наркомюст принял “Руководящие начала по
уголовному праву РСФСР”, ставшие первой попыткой обобщения практики судов и
трибуналов. Согласно получившей широкое распространение в этот период теории
«социальных функций права», новое уголовное право должно было основываться на
принципе целесообразности, который противопоставлялся принципу законности. В
законодательном корпусе появились тенденции к отказу от особенной части
кодекса. Предполагалось, что суды, руководствуясь “социалистическим
правосознанием” и принципом целесообразности, будут решать дела на основе лишь
общей части кодекса.

На этой идее базировалась структура Руководящих начал. Они
состояли из введения, разделов о сущности уголовного права, об уголовном
правосудии, о преступлении и наказании, о стадиях совершения преступления, о соучастии,
о видах наказания, об условном осуждении, о пространстве действия уголовного
права.

По советскому уголовному праву преступление, совершенное в
соучастии, является более общественно-опасным, нежели однородное преступление,
совершенное одним лицом.

Разработка проблемы учения о соучастии в то время права имела
не только важное теоретическое, но и больше политическое и практическое значение.

Академик А.Я. Вышинский в 1938 г. в статье « О задачах науки советского социалистического права» писал, что проблема соучастия
играет огромную роль в наших условиях, когда враги советского народа, подлые
агенты иностранных разведок прибегают к заговорщической деятельности, к организации
смрадного, преступного, антисоветского подполья. Вульгарное представление о
соучастии, как форме объединения уголовной деятельности, в узком смысле этого
слова, отжило свое время. Соучастие приобрело новый и чрезвычайно острый
характер, как форма политической борьбы.

После установления диктатуры пролетариата сопротивление
классовых врагов выразилось в совершении всевозможных тягчайших преступлений.

Действовать в одиночку враждебным элементам было трудно,
поэтому с первых дней советской власти они стали прибегать к созданию всякого
рода преступных сообществ (контрреволюционных организаций, блоков, шаек, банд,
групп и т.д.). Борьба с преступными сообществами составляла одну из важнейших
задач советского уголовного права. На необходимость беспощадной борьбы с
контрреволюционными преступлениями, а также об ответственности организаторов и
подстрекателей, указывалось, кроме того, в инструкции Наркомата юстиции « О
революционном трибунале, его составе, делах, подлежащих его ведению, налагаемых
им наказаниях и о порядке ведения его заседаний». В подпункте «а» пункта 1
инструкции говорилось о том, что революционному трибуналу подсудны уголовные
дела о лицах, « которые организуют восстание против власти Рабоче -
Крестьянского Правительства, активно противодействуют последнему или не
подчиняются ему, или призывают других лиц к противодействию и неподчинению[15, c. 17].

В постановлении Кассационного отдела ВЦИК «О подсудности
революционных трибуналов», суду революционного трибунала подлежали те, «кто
организует контрреволюционные выступления против Рабоче -Крестьянского
правительства, участвуя в них непосредственно или в подготовительной к ним
стадии; или участвует во всевозможных контрреволюционных заговорах и
организациях, ставящих своей целью свержение Советского правительства» [22, c.13].

В обращении Совета Народных Комиссаров от 15 ноября 1917 г. « О борьбе со спекуляцией» говорилось об уголовной ответственности за спекуляцию не только
спекулянтов, но и их пособников.

Декрет Совета Народных Комиссаров «О взяточничестве»
устанавливал уголовную ответственность за получение и дачу взятки не только в
отношении исполнителей, но и в отношении других соучастников – подстрекателей,
пособников и прикосновенных лиц. Таким образом, этот декрет по сравнению с указанными
выше законодательными актами более четко и подробно формулировал виды
соучастников.

Декрет “О взяточничестве” устанавливал также и другой
чрезвычайно важный принцип уголовной ответственности за соучастие. Этот принцип
состоял в том, что подстрекатели, пособники и прикосновенные лица подлежали
такому же наказанию, как и исполнитель.

Таким образом, в этом постановлении говорилось не только об
ответственности подстрекателей, пособников и прикосновенных лиц за совершение
данного преступления, но впервые в общей форме указывалось и на признаки
подстрекательства.

Данное постановление, так же как и декрет о взяточничестве,
говорило о прикосновенности лишь в общей форме, не проводя различия ее видов.

Впервые об укрывательстве как об одном из видов прикосновенности
упоминалось в постановлении Наркомфина “О запрещении купли-продажи или передачи
хлопковых предприятий всех видов и о регистрации акций и паев этих
предприятий». В нем в частности, говорилось: « За неисполнение сего
постановления, сообщение ложных сведений, несоблюдение сроков и за содействие,
или покрывательство, по нарушению сего постановления виновные предаются
Революционному Трибуналу”[15, c.510].

Инструкция Народного комиссариата юстиции “О порядке введения
в действие декрета об отмене наследования” указывала на два вида прикосновенности
– укрывательство и недоносительство.

Статья 11 инструкции гласила:

“Лица, виновные в умышленном непредставлении сведений, упомянутых
в статье 8 настоящей инструкции, или в утайке и укрывательстве наследственного
имущества, не сообщении, находящемся у них наследственном имуществе или вообще
умышленно или по грубой небрежности препятствующие поступлению наследственного
имущества в ведение Советов депутатов, подвергаются уголовному наказанию,
установленному за присвоение государственного достояния, а равно денежному
взысканию стоимости указанного (сокрытого, утаенного и т.п.) имущества”.

Декрет Совета Народных Комиссаров “О тыловом ополчении» более
подробно говорил о соучастии и прикосновенности. Декрет указывал на признаки
подстрекательства, пособничества, укрывательства и недоносительства.
Подстрекатели, пособники, укрыватели, и недоносители согласно этому декрету
подлежали такому же наказанию, как и исполнители.

Позднее изданное советское уголовное законодательство делает
отдельные исключения из сформулированного в первых декретах принципа уголовной
ответственности подстрекателей, пособников и прикосновенных лиц наравне с
исполнителем. В некоторых декретах о борьбе с дезертирством устанавливалось
одно наказание в отношении самих дезертиров, т.е. исполнителей преступления, и
другое – в отношении укрывателей. Так, например, по постановлению Совета Рабоче
- Крестьянской Обороны “О Дезертирстве”[15, c.15] пойманные дезертиры подлежали уголовному наказанию “в
пределах от денежных вычетов – до расстрела включительно”, а все укрыватели
дезертиров подлежали уголовному наказанию в виде общественных принудительных работ
на срок до пяти лет.

В советском уголовном праве соучастие не создавало каких-либо
новых оснований уголовной ответственности за совершение преступления, а
ответственность наступала на общих основаниях. Но поскольку соучастие является
особой, специфической формой совершения преступления, т.е. одновременно
несколько лиц участвуют в совершении одного и того же умышленного преступления,
то все эти лица несут ответственность за одно и то же умышленное преступление.
Конкретная мера уголовного наказания в отношении каждого из соучастников
определялась судом в зависимости от степени вины каждого из соучастников в
совершенном преступлении и общественной опасности самого преступления.

Судом также учитывались и личные качества каждого из
соучастников, хотя об этом в законодательстве исследуемого периода каких-либо
указаний не было. Роль организатора преступления как наиболее опасной фигуры среди
соучастников, особо выделялась уже в те годы. Местные народные суды, окружные
народные суды и революционные трибуналы вели решительную борьбу с
преступлениями, совершаемыми в соучастии. Они назначали, как общее правило, в
отношении виновных более тяжкое наказание, чем за однородное преступление,
совершенное одним лицом.

Институт соучастия в советском уголовном праве совершенно
противоположен одноименному институту соучастия в буржуазном уголовном праве.
Институт соучастия возник в советском праве с первых дней Октябрьского
переворота для борьбы, в первую очередь, с контрреволюционными организациями,
антисоветскими заговорами, мятежами и другими преступными сообществами,
деятельность которых имела политической направленности. Это вызывало необходимость
установления особого порядка уголовной ответственности для лиц, виновных в
такого рода преступлениях.

Переход после гражданской войны к мирному хозяйственному строительству
активизировал дальнейшую разработку законодательства, в том числе и уголовного.
Новый этап развития поставил ряд важнейших правовых проблем, в том числе
вопросы о правовых источниках и юридической технике.

20-е годы стали периодом интенсивной кодификационной работы.
Были приняты и вступили в действие Гражданский, Уголовный, Земельный, Гражданско-процессуальный,
Уголовно-процессуальный и т.д. кодексы.

Уголовный кодекс РСФСР вступил в действие с июня 1922 г. и состоял из введения и двух частей – общей и особенной. Он был итогом четырехлетнего развития
советского уголовного права и первым развернутым советским уголовным кодексом.
В нем были ясно выражены основные принципы советского уголовного права и
сформулированы его институты.

В послевоенный период в сфере правового регулирования
началась интенсивная кодификационная работа. В декабре 1958 г. принимаются новые Основы уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик, а также
законы об уголовной ответственности за государственные и воинские преступления.

В 1960 г. был принят новый уголовный кодекс. Статья 17
кодекса « «Соучастие в преступлении» предусматривала:

«Соучастием признается умышленное совместное участие двух и
белее лиц в совершении преступления.

Соучастниками преступления наряду с исполнителем, признаются
организаторы, подстрекали и пособники.

Исполнителем признается лицо, непосредственно совершившее
преступление.

Организатором признается лицо, организовавшее совершение
преступления или руководившее его совершением.

Подстрекателем признается лицо, содействовавшее совершению
преступления советами, указаниями, предоставлением средств или устранением
препятствий, а так же лицо, заранее обещавшее скрыть преступника, орудия и
средства совершения преступления, следы преступления либо предметы, добытые
преступным путем.

Степень и характер участия каждого из соучастников в
совершении преступления должны быть учтены судом при назначении наказания».

Таким образом, УК РСФСР 1960 г. уделял проблеме соучастия немаловажное значение. Статья 17 определяла ответственность
исполнителей, а так же тех лиц, которые не совершают непосредственно
преступления, но создают необходимые условия для деятельности исполнителя.

Особенная часть УК РСФСР для обозначения форм соучастия
употребляет термины “банда”, “преступная группировка”, “антисоветская организация”,
“предварительно сговорившаяся группа лиц”, “группа”, “групповые действия”.

С объективной стороны соучастие характеризовалось тем, что в
преступлении участвовало два или большее число лиц. Эти лица могли считаться
соучастниками только в тех случаях, если действия каждого из них признавались
общественно-опасными, т.е. вносящими существенный вклад в преступление или в
достижение преступного результата. При этом поведение организатора и
подстрекателя всегда должно было выражаться в активных действиях. Участие в
преступлении исполнителя и пособника могло проявляться как в форме действия,
так и в форме бездействия.

Совместность, как объективный признак в материальных составах
состояла в том, что: а) действия каждого из соучастников должны являться необходимым
условием для совершения действий другими соучастниками; б) наступивший
преступный результат должен являться общим и единым для всех соучастников; в)
действия каждого из соучастников должны находится в причинной связи с общим
преступным результатом.

В формальных преступлениях совместность выражалась в том,
что: а) действия каждого соучастника должны были являться необходимым условием
для совершения действий другим соучастником и б) совершение преступления должно
являться единым и общим для всех соучастников.

Субъективная сторона преступления, совершенного в соучастии,
характеризуется умышленной виной всех соучастников.

Под простым соучастием понималась такая форма, при которой
каждый из соучастников непосредственно своими действиями осуществлял состав
преступления.

Деяние каждого соисполнителя квалифицировались одинаково, без
ссылки на ст.17, а некоторые различия в объеме содеянного, возможные при
простом соучастии, учитывались при назначении меры наказания.

Действия лица, не участвовавшего в выполнении действий,
составляющих объективную сторону состава преступления, не могли рассматриваться
как соисполнительство.

Сложное соучастие
характеризовалось тем, что соучастники преступления должны были выполнять
различные роли. Одни из них (исполнители) непосредственно осуществляли состав
преступления, предусмотренного Особенной частью УК РСФСР. Другие должны
содействовать осуществлению преступления организаторской деятельностью, подстрекательством
или пособничеством. Статья 189 УК РСФСР определяла укрывательство ряда
преступлений – заранее не обещанное укрывательство преступлений.

Статья 190 УК РСФСР определяла
недонесение о преступлении- недонесение об известных готовящихся или совершенных
преступлениях.

В сложном соучастии постоянной являлась лишь фигура
исполнителя, без которого вообще невозможно соучастие.

Сложное соучастие имело место и тогда, если совместно с
исполнителем действовал, например, лишь один пособник либо подстрекатель.

Преступное сообщество как форма соучастия по УК РСФСР 1960 г. представляло собой преступную группу или преступную организацию.

Преступная группа отличалась от соисполнительства и сложного
соучастия повышенной степенью согласованности действий, обусловленной предварительными
усилиями организованного характера – совместная разработка плана, руководство
совместными действиями в ходе осуществления преступления и т.д.

Под преступной организацией теория и правоприменительная
практика понимала – устойчивое объединение двух или более лиц, организовавшихся
для совместной преступной деятельности. УК были известны два вида преступных
организаций: антисоветская организация и банда. Верховный суд СССР неоднократно
подчеркивал, что банда – это вооруженная, устойчивая группа лиц, объединившихся
для совершения нападений на государственные и общественные предприятия,
учреждения, организации.

Что касается ответственности, то статья 39 УК РСФСР 1960 г. предписывала: наказание каждому из соучастников должно назначаться с учетом степени и
характера участия в совершении преступления.

При назначении наказания соучастникам суд должен был также
иметь ввиду, возможность эксцесса исполнителя- это совершение исполнителем
какого-либо деяния, которое выходит за рамки сговора с остальными соучастниками.

Не могли также вменяться в вину и учитываться при назначении
наказания соучастникам такие отягчающие вину обстоятельства, которые касались
только отдельных соучастников.

В ст. 18, 19 УК РСФСР было сказано об укрывательстве и
недонесении, как о формах прикосновенности к преступлению, причем
ответственность за них предусматривалась в специальных статьях Особенной части
(ст.ст.88¹ , 88²,189,190.).

В дореволюционном уголовном законе не было дано понятия
соучастия.

В советском уголовном праве был продолжен поиск приемлемого
законодательного определения соучастия. В ст. 17 УК РСФСР 1960 г. под соучастием понималось умышленное совместное участие двух или более лиц в совершении
преступления. Похоже, что в основе своей приведенное определение соучастия
устраивало теорию уголовного права. Разногласия возникали только в связи с
местом, которое должен занимать термин “умышленное” в нем. Большинство ученых
считали наиболее приемлемым нахождение его перед термином “совместное”,
поскольку подобное помогает распространить умышленность не только на само
деяние, но и на совместность как таковую: “Положение закона о том, что
соучастие-это умышленное совместное совершение преступления, делает ненужной
ссылку на то, что и сами преступления, совершаемые в соучастии, должны быть
умышленными”[10, c.16]. Некоторые
предлагали переместить данный термин и определять им лишь совершение
преступления. На этой основе делали и законодательное предположение: “Соучастием
является совместное участие двух или более лиц в совершении одного и того же
умышленного преступления”[10, c.16],
исключая, тем самым, возможность соучастия в неосторожном преступлении и
излишнюю объективизацию понятия совместности. Сторонники приведенной точки
зрения не выполнили поставленной перед собой задачи, поскольку, отделяя термин
«умышленное» от совместности, они делали возможной неосторожную совместность, в
частности в умышленном преступлении, и в то же время способствовали закреплению
представления о совместности как сугубо объективной категории.

Проблемы, пытаясь решить, законодатель издал УК РФ 1996г.,
где ст. 32 определяла соучастие как умышленное совместное участие двух или
более лиц в совершении умышленного преступления.

Таким образом, соучастие – один из древнейших институтов
уголовного права, упоминаемый во всех крупнейших законодательных актах. “Нападение скопом” упоминали Русская Правда, Судные грамоты, Соборное Уложение.
“Которые, подлинно вспомогали или советом
или делом вступались” несли наказание
наравне с организатором согласно Артикулу воинскому. Уложение о наказаниях
уголовных и исправительных 1845 г. Содержало целую главу “О соучастии в преступлении”. Уголовное право советского периода широко применяло сам
термин “соучастие” и рассматривало его содержание.

2.Понятие соучастия в
преступлении по современному Российскому законодательству

2.1 Виды соучастия

Преступление может быть совершено одним лицом или несколькими
действующими совместно лицами. Во втором случае подобное совершение
преступления, при наличии условий, предусмотренных в законе, образует соучастие
в преступлении. Нормы уголовного права, регламентирующие основания и пределы
уголовной ответственности за соучастие в преступлении, образуют институт
соучастия.

В науке уголовного права соучастие в преступлении является
одной из наиболее сложных проблем, которая охватывает законодательную регламентацию
уголовной ответственности лиц, непосредственно или опосредованно участвующих в
совершении преступления, практику применения законодательства и совокупность
теоретических воззрений на соучастие. Учение о соучастии в российском уголовном
праве вызывало и продолжает вызывать нескончаемые споры. Несмотря на то, что в
последние десятилетия проведено множество исследований, посвященных вопросам
соучастия, проблема далека от разрешения. Институт соучастия, таким образом,
среди других институтов уголовного права является лидером по числу
неразрешенных вопросов.

Одним из них является вопрос об определении понятия
соучастия. По этому поводу существует большое количество различных мнений. Так,
А. Жиряев давал следующее определение “стечению преступников”: “Под стечением преступников разумеется
такое нескольких лиц к одному и тому же преступлению отношение, вследствие
которого каждое из них является или заведомо участвовавшим в его совершении,
или уже учинившем другое какое-либо противозаконное деяние, но по поводу и в
интересах первого”
[19, c.15].

Афиногенов С.В., анализируя мнение Н.О. Власьева высказанное
по поводу проблемы, в дополнение к этому писал: “Так как в понятие участие в преступлении входит
вспомоществование ему, участие в его произведении, то понятие покровительства,
то есть споспешествование наступает уже за окончанием преступления и развития
его последствий, при том заранее не обусловленное в понятие участия не может
войти”[10, c.18].Таким образом, к середине ХIХ в. уже наметились очертания соучастия, его границы.

И все же, с позиции существовавшей доктрины, в определение
соучастия только как умышленной деятельности в умышленном преступлении более
последовательны те авторы, которые термин «умышленное» в определении соучастие
повторяют дважды, характеризуя и совместность, и преступление: умышленное
совместное участие двух или более лиц в совершении преступления.

Ранее существовавшее законодательное определение дополнено
тем, что термин «умышленное» повторен в нем два раза: применительно к совместному
участию и к преступлению. Законодатель сделал так, чтобы абсолютно полно реализовать
доктрину умышленного соучастия и пресечь какую-либо возможность неосторожного
соучастия. До настоящего времени в учении о соучастии ведутся дискуссии о
приемлемости неосторожного соучастия. Несмотря на всю спорность проблемы,
победителем в этой дискуссии стала доктрина умышленного соучастия, которая и
закреплена в ст.32 УК РФ 1996 г. Согласно этому определению соучастие
невозможно как при неосторожном участии в умышленном преступлении, так и при
умышленном участии в неосторожном преступлении. Такая дифференциация
психического отношения, предложенная в русском уголовном праве еще в конце ХIХ в. Н.С.Таганцевым и его
единомышленниками, предполагает различное психическое отношение к различным
преступлениям, либо различное психическое отношение к собственно поведению и
его результату. Применительно к соучастию она проблематична и может иметь место
только тогда, когда собственно участие можно вывести за пределы совершения
преступления, что едва ли возможно.

Соучастие в преступлении рассматривается в отечественном
уголовном праве как особая форма совершения преступления, которая
характеризуется более высокой степенью общественной опасности.

Определение соучастия дано в ст.32 УК РФ. В соответствии с
законом им признается умышленное совместное участие двух или более лиц в совершении
умышленного преступления.

В теории уголовного права существует несколько точек зрения
по вопросу влияния соучастия на степень общественной опасности совершенного
преступления. М.Д Шаргородский утверждал, что соучастие
и не усиливает и не ослабляет степень общественной опасности. А.А. Пионтковский, позиции которого
придерживается большинство криминалистов, считал, что соучастие “обычно”, “при определенных
условиях”, повышает общественную опасность
преступления. М.А. Шнейдер полагал, что соучастие во
всех случаях является более опасной формой преступления. Последняя позиция представляется
наиболее приемлемой, так как:

1. Соучастие создает у преступников ощущение психологического
превосходства. Ведь человек идет на объединение с другим человеком только
тогда, когда это ему необходимо для того, чтобы успешно решать задачи, стоящие
перед ним.

2. Совместная деятельность возбуждает у соучастников
«производительную энергию». В данном случае речь идет о том, что общественный
контакт при производстве работ вызывает соревнование и своеобразное возбуждение
жизненной энергии, увеличивающее индивидуальную производительность отдельных
лиц[36, c. 143]. При этом комбинируются не
просто силы, но и их качественные особенности. «При одновременном действии
однородных сил компенсируются их недостатки и увеличиваются преимущества, что
приводит к более мощной общей силе. Так, пятеро людей, занятых поисками
потерянной вещи, найдут ее с большей вероятностью, чем один человек, которому
дано на это в пять, раз больше времени»[36, c. 144].

3. Совместная преступная деятельность характеризуется и более
высокой степенью психологического давления на жертв и работников правоохранительных
органов. Это снижает интенсивность сопротивления лица, подвергнутого нападению
нескольких преступников, усложняет решение задач, стоящих перед
правоохранительными органами.

На основании вышеуказанных обстоятельств можно сказать, что
совместная преступная деятельность во всех случаях ее проявления представляет
повышенную общественную опасность.

На основании законодательного определения соучастия (ст.32 УК
РФ.), и исходя из сущности данного явления можно выделить признаки,
характеризующие совместную преступную деятельность. К ним относятся: 1) участие
в преступлении двух или более лиц; 2) совместность их деятельности и 3)
совместность их умысла в умышленном преступлении. Первые два признака образуют
объективную сторону соучастия, а третий – субъективную.

Объективный признак – «совместное участие».

Попытки найти признак, который выражал бы объединяющий
характер соучастия, имели место еще в середине ХIХ в. Так. А. Жиряев писал: «В действовании заодно содержится
как бы круговая порука, на основании коей произведенное одним должно быть
приписано и другому»[19,c.37].
Н.С.Таганцев создал теорию солидарной ответственности, базирующуюся на
причинной связи, общности вины и соглашения соединяющихся лиц, при этом
солидарная ответственность объявляется признаком соучастия[63 c. 643]. Критикуя такой подход и
будучи солидарным, с Г. Колоколовым
из отношения нескольких лиц к единичному результату, который каждый из виновных
своим положительным действием обуславливает[32, c. 645].

Согласно господствующей точке зрения совместность участия
признается объективным признаком преступления. Объективность совместности
должна базироваться на каких-то объективных факторах, установление которых
должно в конечном итоге способствовать определению совместности. Все
существующие в теории современного уголовного права позиции по данному вопросу
можно свести к следующему: объективными основаниями совместности служат:
функциональная связь поведения всех соучастников, общий для всех участников
результат и объективная связь между деянием соучастников и преступным
результатом.

Первым основанием совместности выступает функциональная связь
общественно опасного деяния участников, под которой понимается взаимная
обусловленность поведения каждого соучастника поведением других соучастников и
которая включает в себя, во-первых, отдельные акты поведения отдельных
соучастников (законодатель отражает это в термине «участие») и, во-вторых,
объединение функций всех соучастников благодаря тому, что каждый соучастник
выполняет свои функции в интересах других соучастников.

Под участием понимают специфическую деятельность двух или
более лиц, которая определяется особенностями поведения соучастника каждого
вида[17, c. 22].

Функциональная связь, выражается в согласовании каждым лицом
своих действий с поведением других соучастников довольно сложна.

Прежде всего, необходимо отметить, что действия организатора,
подстрекателя и пособника могут воздействовать на поведение исполнителя, либо
создавая его, либо руководя им, либо помогая ему исполнять преступления. Однако
этой простейшей формой функциональная связь не ограничивается. В принципе
вполне возможна организация подстрекательства исполнения, когда организатор
«выходит» на исполнителя не непосредственно, а через подстрекателя; нельзя
исключить и подстрекательство к организации преступления; вполне вероятна
функциональная связь между организатором или подстрекателем и пособником, когда
организуется пособничество, либо подстрекается пособник; можно предположить и
организацию подстрекательства к пособничеству в исполнении.

Во всех указанных вариантах поведение каждого участника взаимосвязано
с поведением других участников, взаимно обусловлено ими. При этом иногда
существует всеобщая функциональная связь, которая определяет действия всех
имеющихся в конкретном преступлении участников. Но иногда возможна и групповая
функциональная связь (организатор – исполнитель и подстрекатель – пособник –
исполнитель и т.д.).

В каждом из вариантов имеется «цепь» связей различной длины:
от самой короткой (организатор-исполнитель, подстрекатель-исполнитель,
пособник-исполнитель) до самой длинной (организация подстрекательства к пособничеству
в исполнении). По общему правилу, чем длиннее «цепь», чем дальше функция
участника от результата, тем менее опасно поведение участника. Означает ли это,
что в указанной четырехзвенной «цепи» действия организатора настолько мало
общественно опасны, что их можно освободить от уголовной ответственности? Едва
ли. По-видимому, только степенью удаленности соучастника от преступного
результата определять возможность его уголовной ответственности нельзя,
требуется наличие каких-то дополнительных условий для решения проблемы
уголовной ответственности соучастников, хотя степень удаленности от результата
при наличии других условий может сыграть определенную роль.

Вторым основанием совместности служит общий результат.
Поскольку на сегодня это господствующая и, пожалуй, в целом приемлемая позиция,
то нужно разобраться в вопросе о том, что же собой представляет общий
результат. При всей кажущейся простоте он довольно сложен. Поскольку соучастие
возможно не только в преступлениях с материальными диспозициями, где
обязательным признаком выступает наличие общественно опасного вреда, но и в
преступлениях с формальными и усеченными диспозициями, которые признанны
оконченными при совершении определенных действий или бездействия, и вред
находится за пределами оконченного преступления (изнасилование, заражение
болезнью, неоказание помощи, разбой и т.п.). Но в таком случае общий результат
как признак соучастия, должен иметь место и в последнего вида преступлениях,
где вред отсутствует.

Естественно возникает вопрос о соотношении общего результата
и общественно опасного вреда. Ведь действия всех соучастников функционально
связаны не ради самой связи, а для достижения нужного каждому участнику
результата, который един для всех соучастников. Именно поэтому каждый
соучастник вне зависимости от выполняемых функций и от степени полученного
личного удовлетворения (дохода) отвечает за причиненный или реально возможный в
данных конкретных условиях общий результат.

По правилу, отсутствие общего для всех участников результата
влечет за собой непризнание деятельности соучастием. Однако иногда в судебной
практике встречаются дела, достаточно спорные в плане наличия соучастия. Так, представляется,
правильна и точка зрения П.Ф.Тельнова с дракой в ресторане, когда один субъект
имел намерение причинить побои жертве, а второй – убить жертву,[34, c. 31] и соглашается с умыслом на
различные последствия, отсутствием соучастия и различной квалификацией
(хулиганство и убийство) содеянного. Но не все здесь так просто. Ведь умысел на
убийство у субъекта возник не сразу, скорее всего вначале у него был умысел на
избиение потерпевшего; и подключение второго к преступной деятельности. На этом
этапе, вне всякого сомнения, создавало соучастие в избиении – в причинении
побоев; позже умысел одного виновного внезапно изменился (до убийства), и на
этом этапе соучастие прекратило свое существование. Факт различной квалификации
содеянного при этом не исключает соучастия, да и сам П.Ф. Тельнов признает
возможность соучастия при посягательстве на различные объекты, поскольку имеет
место фактическая принадлежность к одному событию.

Итак, наличие общего (конкретизированного или не
конкретизированного) результата является обязательным признаком соучастия.
Отсюда и следуемый вывод – при наличии общего результата соучастие признается
оконченным преступлением, его не достижение приводит к неоконченному преступлению.

Последним основанием совместности признается наличие
объективной связи между поведением каждого участника и общим результатом. Эта
проблема достаточно сложна до сих пор, хотя ей посвящено немалое место в работах
специалистов. Вне всякого сомнения, иные соучастники (организатор,
подстрекатель, пособник) могут влиять в направлении общего результата только
через исполнителя, выделением лишь своих функций они никогда не могут достичь
его. Отсюда объективная связь между поведением каждого соучастника и преступным
результатом вроде бы достаточно очевидна: поскольку исполнитель причиняет вред,
значит, причиняют его и иные соучастники, то есть связь всегда причинная.
Поэтому представляется верной точка зрения Пионтковского А.А., что в соучастии
действия всех лиц сливаются воедино и подобное исключает признание только
одного лица причинителем вреда[25, c. 127] Данная позиция не нова, она базируется на соучастии – круговой
поруке и исключает, в общем, ответственность каждого соучастника за им содеянное.

В.А.Григорьев пытается обосновать наличие только причинной
связи при соучастии следующим: «Если бы для совершения соучастниками преступления
не нужны были действия организаторов или подстрекателей, то таких видов
соучастников и не существовало бы вообще. Они появляются там и тогда, где и
когда без их участия невозможно или затруднено совершение преступления. А
следовательно между их действиями и наступившим преступным результатом
существует причинная связь.»[17, c. 12]

Проблема выделения объективной связи каждого участника с
преступным результатом не должна скрываться за общей причиной, так как при установлении
ответственности соучастника суд обязан выполнить требование закона (ч.1 ст.67
УК РФ) и учесть степень участия каждого, под чем понимается выполненная им
роль, своеобразие его функций, его вклад в общий результат, специфику его
объективной связи с общим результатом, то есть все то, что имеет отношение к
его личному участию в достижении общего результата.

Таким образом, можно сделать вывод, что рассмотренные три
фактора (функциональная связь, общий результат и объективная связь между
деянием и результатом) в достаточной мере характеризуют совместность, которая
включает в себя: 1) сами действия соучастников, их специфику и взаимосвязанность;
2) результат действий соучастников; 3) объективную связь между действиями
соучастников и результатом.

Наличие нескольких лиц теснейшим образом связано с совместностью:
нет и не может быть совместности без участия нескольких лиц. При этом возникает
два вопроса: что представляет собой наличие нескольких лиц и какого рода
субъекты могут составлять нескольких лиц в плане соучастия.

По самому факту наличия двух или более лиц проблем в
уголовном праве, как правило, не возникает, поскольку соучастие и возникло как
институт уголовного права в связи с совершением преступления несколькими
лицами, стечением нескольких лиц в одном преступлении. Отсюда и наличие нескольких
лиц выступает количественным признаком соучастия. Максимум соучастников может
охватывать и единицы, и десятки и сотни (например, при массовых беспорядках)
лиц. По поводу минимального количества соучастников в правоприменительной
практике, нормативной базе и теории, существует точка зрения, согласно которой
в преступной организации должно быть не менее трех человек. На это обратил
внимание А.В. Шеслер и подверг данное положение критике[36, c. 8]. Присоединяясь к указанной
критике, следует отметить, что объективных оснований для сужения круга соучастников
в преступной организации нет, и уголовный закон однозначно говорит о двух лицах
как минимуме соучастников (ст.32 УК), все остальные предложения носят
надуманный, бездоказательный характер.

Относительно второго вопроса можно констатировать, что в
теории уголовного права общепризнанно считать соучастниками только субъектов
преступления, то есть лиц, достигших установленного законом возраста и
признанных вменяемыми. Лишь совместная деятельность субъектов преступления
создает соучастие. Иная совместная деятельность не является таковым, поскольку
другой участник не осознавал общественно опасного характера как лично своих,
так и совместных действий и последствий содеянного и не мог осознавать.
Неслучайно в подобных ситуациях деяние субъекта расценивается как
опосредованное исполнение преступления вне зависимости от воли субъекта в
совершении преступления. Кроме того, никогда не субъект не может быть признан,
например, пособником в преступлении. Это- аксиома. И, может быть, не следовало
бы касаться данного вопроса вообще в связи с его очевидностью, если бы не
позиция, которую заняли судебная практика и некоторые представители науки
уголовного права.

Так, если посмотреть на групповые преступления с такой
стороны, что в группу объединены лица в возрасте 10-12 лет, организатор
взрослый; у лиц есть оружие, группа устойчивая. При наличии таких водных данных
вроде бы есть все основания признать указанную группу бандой, а действия
организатора квалифицировать по ст. 209 УК РФ. Подобный вывод вполне оправдан и
позиций Пленума, и с точки зрения ученых, поддерживающих ее. Однако здравый
смысл подсказывает, признание такой группы бандой, поскольку отсутствуют
надлежащие субъекты. Общепризнано в теории уголовного права, что лица, достигшие
14 лет и участвующие в банде, отвечают за конкретно совершенные преступления,
субъектами которых они являются. Думается, не станут с этим спорить и
сторонники критикуемой точки зрения.

Но они подготовили для себя запасные позиции: «Группа в
уголовном праве выступает в нескольких качествах, она не исчерпывается только
соучастием в преступлении, и это не может не влиять на практику квалификации дел
данной категории»[15, c. 25]
Иными словами, есть устойчивая вооруженная организованная группа лиц как банда
и есть устойчивая вооруженная группа как способ совершения преступления. При
этом банда остается соучастием. Тогда нужно определить место в уголовном законе
второй вооруженной группы. Пока этого места нет. Формулировать вместе в одной
норме группу-соучастие и группу - несоучастие явно не целесообразно в силу их
различной общественной опасности и, соответственно, наказуемости. Во-первых,
для него характерно стечение в одном преступлении нескольких физических лиц.
Во-вторых, юридическими признаками субъекта преступления обладает лишь один из
них. В- третьих, надлежащий субъект сам выполняет преступления своими
поступками, дополнительно используя в процессе его совершения усилия лиц, не
подлежащих уголовной ответственности по иным предусмотренным законом основаниям[15,c.21]. На этой базе, по мнению автора,
создается групповое исполнение преступления и разновидность множественности
участников. Однако очевидность подхода не снимает вопросов, на которые, похоже,
невозможно ответить. Подобное решение не отвечает на вопрос, в качестве кого
выступают участники анализируемой группы: исполнителей, подстрекателей, организаторов,
пособников? Сторонники критикуемой позиции скорее назовут их исполнителями,
поскольку речь идет о групповом исполнении. И вновь происходит размывание
понятия исполнение, которое начнет включать в себя исполнителя - субъекта
преступления, и исполнителя не субъекта преступления. Кроме того, ученые не
замечают пикантности создаваемой ситуации: они поддерживают выше приведенное
Постановление Пленума Верховоного суда, но говоря о случаях, когда все детали
«исполняют» преступления, тогда как в постановление говорится об организаторе
такого исполнения, то есть о соучастнике. Как разрешить данное противоречие? С
позицией Р.Р. Галиакбарова и других ученых здесь нет группового исполнения, так
как отсутствует третий указанный признак. Означает ли это, что групповое
исполнение возможно и из одних несубьектов? Если да, то признаваемый Р.Р.
Галиакбаровым третий признак группового исполнения нужно признать некоренным.
Если нет, то нужно признать, что указанные ученые не сняли проблемы.
Возвращаясь к заданному вопросу о том, в качестве кого выступают участники группы-
способа совершения преступления, можно сказать, что несубьекты не выполняют
никаких из указанных ролей, новые термины-наименования их едва ли следует
внедрять в уголовное право, поскольку речь идет о несубьектах.

Выделение групповых
эксцессов не освобождает сторонников этой точки зрения от поисков оптимального
возраста состава группы лиц- несоучастия: возможна ли организация группового
изнасилования, совершенного лицами в возрасте 4-6 лет? А ведь такое может иметь
место при использовании беспомощного состояния потерпевшей либо при
«сооисполнении» надлежащего субъекта. Если представить групповое преступления,
совершаемые четырехлетними детьми при организаторской деятельности надлежащего
субъекта и, думается, все встанет на свои места. Группа при изнасиловании может
состоять только из лиц, которые способны причинить существенный вред потерпевшей
иного возраста несовершеннолетние сами становятся сами потерпевшими (ст.
134,135 УК РФ).

Субъективный признак –
форма вины.

Существующая доктрина соучастия предполагает наличие
умышленной вины всех соучастников. Как правило, действия соучастников
совершаются с прямым умыслом, когда лица осознают общественно опасный характер
содеянного, предвидят возможность наступления общественно опасного общего
результата и желают его наступления. С прямым умыслом действуют все виды
соучастников. Иногда возможно соучастие с косвенным умыслом, когда лицо
осознает общественно опасный характер содеянного, предвидит возможность
наступления общего результата и сознательно его допускает. С косвенным умыслом
могут совершать действия исполнители и пособники; ни организаторы, ни
подстрекатели не могут действовать с косвенным умыслом.

Из подобного понимания вины при соучастии исходят большинство
авторов. При этом, например, П.Ф.Тельнов утверждал, что 1,8% случаев соучастия
осуществляется с косвенным умыслом, количественно не очень много, но данный
факт подтверждает, что судебная практика знает соучастие с косвенным
умыслом[34, c. 61], признает его. Однако в теории
высказана и иная точка зрения, согласно которой соучастие с косвенным умыслом
невозможно. Нужно помнить, что при совершении преступления с косвенным умыслом
речь идет о наступлении побочных последствий и о психическом отношении к ним,
желаемый результат остается в стороне от уголовно-правового вменения. Схема
совершения преступления с косвенным умыслом достаточно проста и заключается в
следующем: лицо направляет свои действия на получение желаемого (преступного
или не преступного) результата, понимая при этом, что своим поведением оно
причинит и побочный результат, который будет иметь место наряду с желаемым, и
относится к нему безразлично, потому что важнее всего для него достижение
желаемого результата.

При преступности желаемого результата лицо в такой ситуации
отвечает за два преступления (совершенные с прямым и косвенным умыслом).
Перенося сказанное на соучастие, можно отметить, что общий результат, являющийся
для соучастников, действующих с прямым умыслом, и общей единой целью (конечной
или промежуточной, но единой), представляет собой побочный нецеленаправленный
результат для соучастника, действующего с косвенным умыслом. Такого быть не
должно применительно к существующей доктрине соучастия, которая связывает
соучастие с целеполагаемым общим результатом, на который направлено поведение
всех соучастников. На этой основе Ф.Г. Бурчак вполне обоснованно отрицал
возможность соучастия с косвенным умыслом.

Таким образом, несмотря
на то, что такая категория как соучастия в преступлении рассматривается с
различных позиций и порождает многочисленные споры, тем не менее, закрепленное
в ст. 32 УК РФ определение является наиболее полным и помогает практикам
осознать, когда та или иная деятельность нескольких лиц является соучастием,
когда – прикосновенностью. Именно в данном понятии соучастия заложена основа
разграничения уголовно-правовых институтов, пограничных с соучастием. Поэтому
не правы те ученые, которые считают, что употребление в данном определении
дважды слова «умышленное» излишне, скорее наоборот, это позволяет полно реализовывать
доктрину умышленного соучастия и пресечь какую-либо возможность неосторожного
соучастия. Согласно закрепленному в законе определению соучастие невозможно как
при неосторожном участии в умышленном преступлении, при неосторожном участии в
неосторожном преступлении, так и при умышленном участии в неосторожном
преступлении. И с этим в полной мере следует согласиться.

Если понятие соучастия
не требует, каких либо изменений, то понимание общественной опасности
преступления, совершенного в соучастии, необходимо пересмотреть. Уголовный
закон отражает повышенную общественную опасность лишь групповых форм соучастия.
Однако следует констатировать тот факт, что общественная опасность при
соучастии вообще значит выше, чем общественная опасность преступного деяния,
совершенного единолично. Поэтому при определении степени общественной опасности
следует руководствоваться характером причиненного вреда, его степенью и
реальным размером, факторами, характеризующими угрозу причиненного вреда. В
отношении отдельных лиц должны учитывается так же интенсивность и
целенаправленность преступного поведения; их количество совершенных ими общественно
опасных деяний. При анализе признаков соучастия вполне приемлемо выделить в
самостоятельный только объективный признак – совместность участия, несмотря на попытки
некоторых ученых рассматривать его как обьективно - субьективный признак, а в
качестве субъективных признаков- психическое отношение к совместности и
субъективные связи. Объективность совместности должна базироваться на
объективных факторах, которые способствуют определению совместности. К таким
факторам следует отнести: функциональную связь поведения всех соучастников, общий
для всех участников результат и объективную связь между деянием и преступным
результатом. Совместность участия предполагает наличие двух и более лиц в
совершении преступления. При этом данные лица, согласно закону, должны обладать
признаками субъекта преступления- то есть достичь возраста уголовной
ответственности и быть вменяемыми. Однако на практике встречаются случаи, когда
в группе присутствуют так называемые несубьекты преступления. На основе этого
можно выделить вопрос о выделении в самостоятельную категорию групповое
преступление с признанием его несоучастием. Но с этим нельзя согласится, так
как, во-первых, создание такой группы приводит к выделению какой-то туманной
группы лиц ( группового эксцесса)- способа совершения преступления; во-вторых,
невозможно определить в качестве кого будут выступать участники данной группы.

Вопрос о видах и формах соучастия является предметом для
дискуссий на протяжении многих десятилетий и до сих пор он не получил единообразного
разрешения.

Говоря о видах и формах соучастия и их разработанности в
теории уголовного права, следует остановиться на двух основных проблемах: 1)
необходимости выделение видов и форм соучастия и 2) терминологическом размежевании
видов и форм соучастия.

По поводу необходимости
выделения видов и форм соучастия в законодательстве и теории уголовного права
имеют место различные подходы. В ст.11 Уложения о наказаниях было выделено
только соучастие с предварительным сговором и без такового. В Особенной части
Уложения о наказаниях была отражена еще шайка как квалифицирующий признак (ст.
923, 924, 1633, 1639, 1645). Иной классификации разновидностей соучастия в
законе не существовало. Однако теория уголовного права конца ХIХ
– ХХ вв. уже пыталась углубить классификацию соучастия. Так, по мнению А.
Жиряева, имеется соучастие главного виновника и пособника (простое,
элементарное) и сообщество. Первое представляет собой нечто неуловимое, по
сути, трудно воспринимаемое. Второе же «по различному способу или поводу соединения
нескольких главных виновников в одно преступное сообщество, принимает это
последнее вид скопа, или заговора, или шайки». В определенной части подобное
было соблюдением российской традиции. При этом под скопом понималось соучастие
без предварительного сговора, под заговором – с предварительным соглашением и
под шайкой – совершаемое в виде ремесла. Наряду со сказанным он выделял еще и
совиновничество как совокупность или стечение нескольких главных виновников при
одном и том же преступлении.

Н.Власьев предлагал
несколько иную классификацию: сообщничество как случайное соединение нескольких
лиц для совершения преступления («в одном исполнении»); заговор при наличии
предварительного сговора и организация банды или шайки как формы совершения
преступления, соединяющей «в себе случайное сообщничество с заговором» и
рассчитанное на повторное совершение преступлений, на определенное время или
бессрочно[13, c. 67]. Здесь
продолжается та же линия на выделение соучастия без предварительного сговора и
с таковым, но остается непонятным – каким образом они могут объединяться и
создавать банду или шайку. Автор пытается разграничить их тем, что в
сообщничестве нет предварительного сговора, в заговоре он появляется, в шайке
возникает единство умысла. Однако это ничего не проясняет, поскольку единство
умысла традиционно было связано с соучастием вообще.

Еще менее определенной
является классификация, предложенная А.Лохвицким, который выделял соучастие без
предварительного сговора, соучастие с предварительным сговором и более опасную
степень последнего – шайку.

Н.С. Таганцев
предлагает дифференцировать соучастие на скоп, сговор ( при этом «сговор как бы
совмещает в себе понятие скопа, но с известным придатком»), заговор, шайку и на
основе объективной стороны соучастия выделить дополнительно виды соучастия:
простое соглашение без последствий, соучастие в тесном смысле слова при
выполнении лицами определенной роли и третий вид, в котором смешаны первые два.
Представленные виды соучастия довольно сложны и мало приемлемы. Между тем автор
знает о германской классификации их: совиновничестве (сооисполнительстве) и участии
(соучастии с распределением ролей), являющейся более понятной и конкретной, но
не поддерживает ее. Очевидным достоинством позиции Таганцева является то, что
он видит уже два основания классификации соучастия, существенно различающиеся
друг от друга и требующие вычленения двух самостоятельных группировок
разновидностей соучастия.

В УК РСФСР 1960 г. вслед за Основами уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 г. отягчающим обстоятельством признается совершение преступления организованной группой (п.2
ст.39 УК РСФСР) или группой лиц (например, ст.117, ч.3, УК РСФСР), что уже на законодательном
уровне позволяло обособить две разновидности соучастия. Тем не менее,
оставалось неясным, на чем же базируются соответствующие разновидности
соучастия, вынесенные в особенную часть, что породило массу различных
толкований и возникновение новых функций типа признания группового преступления
только соисполнительством, признание группы лиц только соучастием без
предварительного сговора и т.д.

И лишь в Федеральном
законе «Об изменении и дополнении Уголовного и Уголовно-процессуального
кодексов РСФСР» от 1 июня 1994 г. законодатель вновь возвращается к
регламентации разновидностей соучастия в рамках понятия его, создается ст.17 УК
РСФСР, в которой предусматривает соучастие по предварительному сговору группой
лиц и организованную группу, соответственно переносит организованную группу в
нормы Особенной части УК РСФСР в виде суперотягчающего обстоятельства.

Таким образом, можно
сделать вывод, что законодатель постоянно переходит из стороны в сторону по
вопросу понимания разновидностей соучастия, их оформления в Уголовном кодексе.

Столь же непостоянна и
невразумительна теория уголовного права, которая, как и законодатель не может
пока с достаточной ясностью выделить аксиоматичное и проблематичное в
анализируемой проблеме. Таким образом, можно выделить три основных позиции по
вопросу о разновидностях соучастия имевшие место в теории. Согласно первой из
них существуют только виды соучастия, к которым относятся: 1) соучастие простое
(соучастие без предварительного соглашения), 2) соучастие, квалифицированное
предварительным соглашением соучастников, и 3) соучастие особого рода (участие
в преступном объединении- банде, шайке, организации, заговоре)[35, c.
17]. Следует сначала остановиться на некоторых основных правилах классификации.

Так, можно согласится с
мнением В.С.Прохорова, который определял три формы соучастия: простое
(сооисполнительство), когда все участники выполняют объективную сторону
преступления; сложное (с распределением ролей), когда каждый соучастник
выполняет только свойственные ему функции, и преступная организация. Такой же
позиции придерживался и П.Ф.Тельнов, но он дополнительно включает в формы
соучастия еще преступную группу: простое соучастие, сложное соучастие,
преступная группа и преступная организация.

Таким образом, видно,
что каждый автор принимает за виды и формы соучастия все, что ему вздумается,
словно объективной истины в данном вопросе не существует. Кроме того, снова
получается неосновательная классификация, нарушающая формально-логические ее
правила. Ведь простое соучастие и сложное соучастие выделяются в зависимости от
тех функций, которые выполняют соучастники при совместном совершении
преступления: при сооисполнительстве все они выполняют объективную сторону
преступления; при совершении преступления с распределением ролей лишь один
участник исполняет преступление, другие же осуществляют иные функции.
Собственно говоря, если следовать классификации по функциональному признаку, то
необходимо выделять не два класса, а три – сооисполнение (все исполнители),
соучастие с распределением ролей (у каждого соучастника свои собственные
функции) и смешанное соучастие, когда имеется и соисполнение, и распределение
ролей. Смешанное соучастие - вовсе не такая редкость в жизни, но почему-то о
ней забывают. В то же время преступная группа и преступное сообщество
выделяются по степени соорганизованности соучастников, а точнее – по характеру
группового объединения. Однако и здесь наблюдается у авторов: что кто-то вводит
в классификацию только преступную организацию, кто-то дополняет деление
преступной группой.

Вместе с тем
анализируемая классификация нарушает и правило обособленности классов: и
преступная группа, и преступная организация могут существовать и при
соисполнении, и при разделении ролей. Следовательно, здесь совмещены две
самостоятельные классификации. Подобное пренебрежение правилами формальной
логики в итоге сказывается на значительном разбросе мнений в теории уголовного
права и свидетельствует фактически об отсутствии приемлемой теории видов и форм
соучастия; отражается это и на судебной практике.

Более, хотя и не
совсем, приемлема позиция А.А.Пионтковского, который формами соучастия
признавал: 1) соучастие без предварительного сговора, 2)соучастие с
предварительным соглашением, выражаемое в формах а)соучастия с простым сговором,
б)соучастия – организованной группы и в)соучастия – устойчивой преступной
организации. Такой же позиции придерживается и Н.П.Берестовой[11, c.
27]. Даная классификация выдержана по всем признакам; она осуществлена на двух
уровнях: выделены классы и подклассы; имеется единое основание классификации –
степень сорганизованности: с одной стороны, она определяется наличием или
отсутствием предварительного сговора (на родовом уровне), с другой – степенью
групповой объединенности (на уровне видовом). С предложенной классификацией
можно было бы согласиться, но автор почему-то соучастников, кроме того, нечетко
определено понятие соучастия без предварительного сговора. Следует отметить и
тот недостаток позиции А.А.Пионтковского, что он не видит форм группового
объединения при соучастии без предварительного соглашения, в результате чего
его классификация оказывается однобокой: подклассы выделены в соучастии с
предварительным сговором и не выделены в соучастии без такового.

Из сказанного следует,
что: 1) формы и виды соучастия следует выделять на основе правил формальной
логики; и так как есть два основания классификации (функциональная связь и
степень сорганизованности), естественно, надо создавать и две самостоятельные
классификации, элементы которых должны быть абсолютно обособленны; 2)
классификацию видов и форм соучастия требуется настолько углубить, чтобы было
видно место, которое должно занимать в ней соучастие, предусмотренное в
Особенной части. Именно поэтому наиболее оправдана позиция тех авторов, которые
выделяют и виды и формы соучастия.

На взгляд автора, в
новейшей теории уголовного права позиция Г.А.Кригера стала обоснованно
господствующей. Тем не менее, некоторые авторы продолжают настаивать на иной
точке зрения. Так, Р.Р. Галиакбаров выделяет три формы соучастия: сложное (с
распределением ролей), сооисполнительство и групповое преступление, тогда как
каждому юристу понятно, что групповое преступление не может существовать вне
рамок сооисполнительства или соучастия с распределением ролей, что сооисполнительство
и групповое преступление – это аналогичные понятия[15, c.
25].

Н.Г.Иванов считает, что
ни одна из предложенных классификаций не может быть принята «в силу их отчасти
внутренней противоречивости, а главным образом расплывчатости критериев, отличающих
одну форму от другой»[22, c.
128], с чем в определенной части можно было бы согласиться. Из этого следует
единственный логичный вывод: автор знает все по классификации соучастия. И
начало этому многообещающее: «Понятие группы, так, как оно формулируется в
социальной психологии, включает в себя все формы соучастия, которые были
разработаны в теории уголовного права». К этой же позиции присоединяется и
В.А.Григорьев. Действительно это так, только, скорее всего, нужно переставить
акценты – не группа лиц включает в себя все формы соучастия, а формы соучастия
базируются на группе лиц, группа лиц как статичный признак является фундаментом
соучастия вообще и форм соучастия в частности.

Однако заявка оказалась
нереализованной, поскольку Н.Г.Иванов предлагает ввести в УК норму: «Формой
соучастия является группа, разновидностями которой выступают организация,
банда, группа, образованная по предварительному сговору и группа без
предварительного сговора»[22, c.
128]. И поскольку все это условно – по желанию можно ввести еще несколько
других разновидностей. Получается, что все предшествующие классификации никуда
не годятся, но можно их придерживаться или придумать новые.

Итак, можно признать
аксиоматичным наличие двух оснований классификации соучастия: по функциональным
особенностям поведения и по степени сорганизованности действий; не
аксиоматичным, но и несущественным для дальнейших теоретических споров –
наименование возникающих двух классов (виды или формы). По данному вопросу
юристы, чтобы понимать, друг друга без глубоких объяснений, должны
договориться, взяв за основу одну из позиций, однако этого пока не произошло.
При этом все чаще возникает вопрос: оправдано ли социально, нужно ли уголовному
праву формально обоснованное деление соучастия на виды и формы? Применительно к
формам соучастия ответ очевиден: в зависимости от степени сорганизованности
соучастие может быть более или менее общественно-опасным. По крайней мере,
история развития человеческого общества показывает, что государство всегда
боролось с преступными организациями, о высокой общественной опасности которых
свидетельствует, например, настоящая война, разгоревшаяся между государством и
наркомафией в Колумбии в конце 80-х – 90-х годов ХХ столетия. И в
уголовно-правовой литературе все авторы стремятся, так или иначе, выделить
формы соучастия в зависимости от степени сорганизованности соучастников.

Ответ менее очевиден
относительно видов соучастия. С одной стороны, вроде бы понятно, что чем больше
соисполнителей при совершении преступления, тем больший вред причиняется
охраняемому законом объекту; с другой – наибольший вред обществу причиняют
преступные сообщества и организованные группы, в которых, как правило, функции
соучастников распределены. Именно поэтому подвергается сомнению необходимость
выделения видов соучастия в самостоятельную, значимую для уголовного права
категорию. Несмотря на некоторую оправданность, данное сомнение, тем не менее,
следует отбросить, поскольку для уголовного права очень важно установить
функции, выполняемые соучастниками при совершении преступления. В противном
случае теряет смысл обособление в законе видов соучастников: организаторов,
подстрекателей, пособников. Да и в теории уголовного права почти все авторы,
вне зависимости от их подхода к видам и формам соучастия, так или иначе,
выделяют и соисполнительство, и соучастие с распределением ролей, подчеркивая
тем самым определенную значимость их для уголовного права. По существу, виды и
формы соучастия – две стороны одной медали, которые обусловливают
объединенность и согласованность действий соучастников, их общественную
опасность и наказуемость. Именно поэтому следует частично согласиться с тем,
что разграничение соучастия на виды имеет существенное юридическое значение. В
частности, оно позволяет обосновать ответственность не только исполнителя, но и
иных соучастников. Кроме того, в зависимости от видов соучастия определяются и
правила квалификации их действий. Уголовный кодекс в определенной степени поддержал
идею о дифференциации соучастия по двум основаниям и соответственно в ст. 35
выделил четыре формы соучастия: группу лиц, группу лиц с предварительным
сговором, организованную группу и преступное сообщество.

При анализе видов соучастия
теория уголовного права устойчиво выделяет по функциональному признаку соисполнительство
и соучастие с распределением ролей. Тем не менее, теоретикам, а вслед за ними и
практикам, и законодателю удается настолько усложнить данный вопрос и по терминологическому
оформлению и по существу, что от простоты его не остается ничего. Даже терминологически
они в теории оформляются различным образом (совиновничество, простое, сложное соучастие
и т.д.). Так, М.И. Ковалев вслед за германским уголовным правом, предлагает выделять
совиновничество и соучастие в узком смысле слова, здесь же он выделяет и соисполнительство.
При этом связь между указанными категориями весьма странно выглядит. По его
словам, «преступная группа, состоящая из нескольких лиц, может действовать без особого
разделения ролей, так что все участники группы будут являться исполнителями, и
тогда налицо такая форма соучастия, как соисполнительство (совиновничество)». Из
данной фразы следует однозначный вывод: соисполнительство и совиновничество –
суть одно и то же, в плане терминологическом – синонимы. Но в последующем
оказывается, что это вовсе не так: «Между соисполнительством и совиновничеством
можно провести следующее различие: соисполнительство – один из видов соучастия,
а совиновничество характеризует одну и его форм». Отсюда следует, что если можно
провести различия, значит, анализируемые факторы обособленны, самостоятельны и в
сущностном, и в терминологическом плане. Заложенное самим автором противоречие еще
более углубляется при толковании того и другого понятия, поскольку выделенные
им виды соучастия не включают соисполнительства.

Соисполнительство
определяется почти всеми авторами как совместное, полное или частичное
выполнение объективной стороны преступления. В этом и заключается его сущность.
Под совместным, полным выполнением объективной стороны преступления понимается
такое поведение нескольких исполнителей, при котором в действиях каждого их них
или некоторых участников в полном объеме содержатся все признаки объективной
стороны преступления. И в этом плане подход практики и теории к решению вопроса
единообразен. Частичным выполнением объективной стороны преступления признается
совершение участником только части необходимых для наступления общественно
опасных последствий действий (бездействий), либо выполнение всех действий при
отсутствии последствий по причинам, не зависящим от воли виновного.

Казалось бы, вопрос
предельно ясен: соответствие реально содеянного признакам объективной стороны
преступления, описанным в диспозиции статьи, значит, есть и полное или
частичное выполнение объективной стороны (соисполнительство). Однако существует
проблема в практике в определенных ситуациях валюнтаристски решить его и
стремление теории оправдать и обосновать данный подход сделали проблематичным и
этот, в общем, простой вопрос.

Прежде всего, возникает
проблема, понятия выполнения объективной стороны вида преступления. Ведь
объективная сторона всегда включает в себя деяние, довольно часто –
последствия, иногда – способ, время, место и т.п. Что же должен выполнить
участник преступления, чтобы его действия были признаны соисполнительством?

Представляется, решение
должно быть однозначным: главным для любого вида преступления является деяние,
именно по нему определяется специфика вида преступления. В противном случае еще
более углубится размывание в понимании видов соучастников.

Вторым видом соучастия
является соучастие с распределением ролей, под которым понимается совместная
деятельность нескольких лиц, при которой каждый соучастник выполняет лишь
свойственные ему функции. Данное понимание анализируемого вида соучастия также
поддержано теорией уголовного права и является по существу господствующим.

При совершении
некоторых преступлений возможно смещение этих двух видов соучастия, когда
соучастие выражается и соисполнительством и распределением ролей, то есть
объективная сторона вида преступления выполняется несколькими
соучастниками-исполнителями; наряду с ними имеются и соучастники иного рода –
организаторы, подстрекатели, пособники. Такое соучастие можно назвать
смешанным.

Таким образом, в
зависимости от выполняемых субъектами в конкретном преступлении функций
соучастие подразделяется на соисполнительство, соучастие с распределением ролей
и смешанное соучастие.

Уголовный кодекс 1996 г. Отражает уже виды соучастия, поскольку в ч.3 ст. 34 указывает: «Уголовная ответственность
организатора, подстрекателя и пособника наступает по статье, предусматривающей
наказание за совершенное преступление, со ссылкой на ст.33 настоящего кодекса,
за исключением случаев, когда они одновременно являлись соисполнителями
преступления». На этом фоне можно смело заявить, что законодатель уже готов
выделить два анализируемых вида соучастия.

«Деятельность
организованной группы чаще связана с распределением ролей…»; «участники
организованной группы могут выполнять роль исполнителей преступления, но могут
и не принимать непосредственного участия в выполнении объективной стороны
преступления, что чаще всего ипроисходит..»; «эта форма соучастия (соучастие с
предварительным сговором[22, c.128])
возможна при соисполнительстве и при соучастии с распределением ролей» и т.д.,
то есть все без исключения ученые понимают, что, по крайней мере формы
соучастия с предварительным сговором могут выступать в виде распределения
ролей, а не только соисполнительства.

Отсюда следует, что
квалификацию преступления нужно связывать не с видами, а с формами соучастия,
ведь, в конце концов, теория уголовного права сводит квалификацию соучастия к
групповому преступлению или его отсутствию.

Поэтому иногда виды
соучастия представляют собой преступную группу с соответствующей квалификацией.
Однако в некоторых ситуациях квалификация может усложняться в связи с тем, что
некоторые соучастники создают преступную группу, тогда как другие из имеющихся
соучастников не входят в нее. И здесь необходимо четко разобраться в формах
соучастия, создающих и не создающих преступную группу.

2.2 Формы соучастия

Формы соучастия принято
дифференцировать по степени соорганизованности. Под соорганизованностью обычно
понимают внутреннюю упорядоченность явления, систему взаимосвязей его
элементов. Именно поэтому очень важно понять данную систему взаимосвязей, то
есть, какие элементы составляют ее, насколько «рыхла» или жестка структура
взаимосвязей элементов явления, насколько готова система к менее или более
длительному существованию. Соучастие как система состоит из действий
соучастников (исполнителей, организаторов, подстрекателей, пособников), их
функциональных и субъективных связей. Именно эти связи в своей совокупности показывают
уровень соорганизованности. Отсюда особых проблем при установлении
соорганизованности не должно возникать, достаточно определить функции
соучастников, их взаимосвязи, степень устойчивости субъективных связей – чем
сложнее взаимосвязи, чем глубже дифференцированы уровни их, чем обширнее выходы
преступных объединений на социальные институты, тем выше соорганизованность
соучастия и наоборот, тем выше или ниже степени соорганизованности.

Степень
соорганизованности, на основе которой выделяются формы соучастия, могут быть
рассмотрены с нескольких сторон. Прежде всего, их характеризует время
достижения соглашения на совершение преступления. Традиционно в уголовном праве
выделятся соучастие без предварительного сговора (соглашения) и с
предварительным сговором (соглашением), когда классифицирующим признаком
выступает вроде бы время достижения соглашения о совместном совершении
преступления[27, c. 604]. Однако,
на мой взгляд, время совершения преступления вообще и достижения соглашения в
частности, категория, как правило, нейтральная с позиций уголовного права, и
только как исключение из правил становится криминально значимой категорией.
Здесь же классифицирующим признаком, по существу, выступает не время достижения
соглашения, а тот элемент соорганизованности, который скрывается за ним: чем
больше интервал времени между достижением соглашения и совершения преступления,
тем выше реальность нахождения наиболее эффективных средств и способов его
совершения, тем интенсивнее деятельность каждого соучастника, тем
организованнее совместная деятельность всех участников. Однако это не означает,
что соучастие с предварительным сговором всегда более опасно, нежели соучастие
без предварительного соглашения. У последнего есть своя особенность,
сказывающаяся на опасности совместной деятельности. Если при предварительном
сговоре участники ищут наиболее оптимальный вариант достижения преступного результата,
при котором столкновение с законом ограничивается рамками необходимого, то без
предварительного сговора лица действуют стихийно, когда глубоко обдумывать
способы и средства совершения преступления нет времени и когда столкновение с
законом вполне реально может выйти за пределы необходимого и уже в связи с этим
преступление будет более опасным. Соучастие с предварительным сговором имеется
тогда, когда соглашение между соучастниками достигается до начала выполнения
объективной стороны преступления исполнителем (соисполнителями), до начала
совершения первого телодвижения из всех, составляющих деяние-элемент объективной
стороны вида преступления. Соучастие без предварительного сговора присутствует,
если соглашение в той или иной форме осуществляется на стадии исполнения
преступления (исполнитель уже совершает деяние, составляющее объективную
сторону вида преступления, и лишь тогда к нему присоединяются другие
соучастники). Таким образом, при вычленении указанных двух форм соучастия
основным моментом выступает начало исполнения преступления, именно от него
зависит наличие либо отсутствие предварительного сговора. К сожалению, надо
признать, что до настоящего времени проблема определения начала исполнения объективной
стороны преступления не нашла должного отражения в науке уголовного права.

Группа лиц без
предварительного сговора.

В ч.1 ст.35 УК РФ
регламентируется совершение преступлений группой лиц: «преступление признается
совершенным группой лиц, если в его совершении совместно участвовали два или
более исполнителя без предварительного сговора».

В УК РФ 1996 г. указанны особенности анализируемой формы соучастия, которые заключаются в следующем: 1)
присоединение других соучастников после начала исполнения преступления хотя бы
одним лицом; 2) отсутствие предварительного сговора, что определяет низкую
степень сорганизованности; 3) отсутствие или наличие внешне выраженного
соглашения между соучастниками; 4) присутствие всех участников на месте и во
время исполнения преступления; 5) осуществление деятельности и путем соисполнительства,
и путем распределения ролей; 6) умысел всех соучастников направлен на
совершение одного преступления, что сразу относит анализируемые группы к стихийно
образованным и требует отдельной квалификации наряду с соучастием возможной
множественности преступлений.

Организованная группа.

Организованные
преступные группы в обществе существовали всегда, они базировались на борьбе за
власть и за собственность, гораздо реже они были направлены против конкретной
личности как таковой. Они всегда преступны.

В ч.3 ст.35 УК РФ 1996 г. сказано: «Преступление признается совершенным организованной группой, если оно совершено
устойчивой группой лиц, заранее объединившихся для совершения одного или
нескольких преступлений.

Приведенное определение
устанавливает несколько признаков: 1)наличие группы лиц; 2)устойчивость;
3)предварительную объединенность лиц; 4)цель – совершение одного или нескольких
преступлений.

Преступное сообщество.

Преступное сообщество –
групповое образование, в котором максимально выражены асоциальные групповые
устремления некоторых лиц. Именно его, прежде всего, имеют ввиду, когда говорят
о борьбе с организованной преступностью; именно оно чаще всего становится
недосягаемым в условиях демократического общества. В таком объединении лиц
вырабатываются определенные стойкие организационные формы связи преступников,
складывается сплоченное преступное сообщество, целью которого является занятие
преступной деятельностью.

Из вышеизложенного
следует, что теория уголовного права давно знает данную форму соучастия, но
авторы либо скрывали ее в недрах организованной группы, либо все же выделяли в
качестве самостоятельной формы соучастия. Законодатель долгое время отражал
преступное сообщество в Особенной части в качестве самостоятельных видов
преступлений (бандитизма, заговора и т.п.).

Таким образом, несмотря
на то, что уголовное законодательство до сих пор не использует термины «вид» и
«форма» соучастия, и в теории нет единого решения данной проблемы, тем не
менее, формы и виды соучастия следует выделить на основе правил формальной
логики; и так есть два основания классификации (функциональная связь и степень
соорганизованности), поэтому необходимо создавать и две самостоятельные
классификации, элементы которых должны быть абсолютно обособлены. Установление
определенных форм и видов соучастия влияет на решение вопросов о квалификации
содеянного и об индивидуализации ответственности.

Виды соучастников
отражались в ст. 33 УК РФ 1996 г., а уголовно-правовую норму, содержащею
определение форм соучастников, на мой взгляд, необходимо изменений.

Анализируя данные
практики, которая была пройдена автором в УВД Заельцовского района г.
Новосибирска, установлено, что за период с 2004 г. по 2006 г. преступлений совершенных в соучастие:

-за 2006 год всего 1
преступление, которое было совершено группой лиц по предварительному сговору.

-за 2007 год всего 75
преступлений, которые были совершены группой лиц по предварительному сговору,
группой лиц, организованной группой, преступным сообществом.

-за 2008 год всего
157преступлений, которые были совершены группой лиц по предварительному
сговору, группой лиц, организованной группой.

Таким образом, в
действующем уголовном законодательстве не содержится норм, закрепляющих понятие
простого и сложного соучастия, что является не вполне обоснованным, так как
разделение соучастия на простое и сложное имеет не только доктринальное
значение, но и непосредственно влияет на квалификацию деяний, совершенных в
соучастии. Поэтому необходимо дополнить статью 35 УК РФ следующим содержанием:

часть 1 «Преступление
признаются совершенным в простом соучастии (соучастие без распределения ролей),
если в его совершении совместно участвовали два или более исполнителя».

часть 2 «Преступление
признаются совершенным в (сложном) соучастии с распределением ролей, если
наряду с исполнителем в его совершении учувствовал хотя бы один иной, отличный
от исполнителя, соучастник преступления».

3.
Особенности уголовной ответственности при соучастие в преступлении

3.1 Назначение наказания

При соучастии,
преступление совершается совместными действиями нескольких лиц, каждое из
которых вносит определенный вклад в его совершение и связано с ним виновной и
причинной связью. Поэтому в российском уголовном праве все соучастники несут
ответственность на равных основаниях и в одинаковых пределах, т.е. в пределах
санкции статьи Особенной части УК РФ,[2, c.
27] предусматривающей ответственность за совместно совершенное преступление.
Юридически это положение находит свое выражение в том, что действия всех
соучастников, как правило, квалифицируются по той же статье, что и действия
исполнителя. Однако при этом следует помнить о необходимости соблюдения ряда
правил:

1) 
действия
исполнителя квалифицируются только по статье Особенной части, предусматривающей
ответственность за совершенное преступление;

2) 
действия
организатора, подстрекателя и пособника квалифицируются по статье Особенной
части, предусматривающей ответственность за совершенное исполнителем
преступление, со ссылкой на ст.33 УК РФ;

3) 
в
случаях, когда организатор, подстрекатель и пособник помимо выполнения своих
действий являлись еще и соисполнителями, то их деяния квалифицируются без
ссылки на ст.33 УК РФ, как и исполнителей преступления;

4) 
когда
в статье Особенной части, предусматривающей ответственность за совершенное
соучастниками преступление, совместная преступная деятельность заложена в
диспозиции или является квалифицирующим признаком, то при квалификации ст.33 не
применяется.

Если же преступная
деятельность исполнителя была прервана на стадии покушения или приготовления,
это обстоятельство тоже находит свое отражение при квалификации действий
каждого из соучастников путем дополнительной ссылки на ст.33 УК РФ,
определяющую ответственность за приготовление к преступлению и покушение на его
совершение.

В соответствии со ст.
ст. 5 и 25 УК РФ, соучастнику могут быть вменены лишь те действия исполнителя,
которые охватывались прямым умыслом соучастника в пределах соглашения о
совместном совершении преступления.

Необходимо иметь в
виду, что совершение преступления с использованием лица, не подлежащего
уголовной ответственности в силу возраста (ст. 20 УК РФ) или невменяемости (ст.
21 УК РФ), не создает соучастия. Вместе с тем при совершении преступления
несовершеннолетним, не подлежащим уголовной ответственности по указанным выше
основаниям, лицо, вовлекшее несовершеннолетнего в совершение этого
преступления, в силу части 2 статьи 33 УК РФ несет ответственность за содеянное
как исполнитель путем посредственного причинения.

Случаи, когда в
совершении преступления совместно принимают участие два лица, одно из которых
обладает всеми признаками субъекта, а другое в силу малолетнего возраста или
невменяемости не может нести уголовную ответственность, именуются в теории
уголовного права объективно групповым исполнением преступления. Данное
преступление объективно совершается группой лиц, но юридически соучастие здесь
не возникает из-за отсутствия количественного признака соучастия.

Несмотря на то, что
преступный замысел всех соучастников воплощается в действительность
исполнителем, все они должны нести самостоятельную ответственность, потому что
деятельность каждого соучастника имеет самостоятельное значение. В уголовном
праве ряда зарубежных стран достаточно широкое распространение получила теория
об акцессорной природе соучастия. Последовательные сторонники акцессорной
теории соучастия исходят из вспомогательного (акцессорного) характера действий
соучастников, которые якобы лишь участвуют в «чужом» преступлении, приходят к
выводам, что ответственность соучастников не носит самостоятельного характера,
а всецело зависит от характера действий исполнителя и его ответственности. В
случае отпадения ответственности исполнителя отпадает и ответственность всех
соучастников.

В уголовном праве
указанные положения акцессорной теории, даже с целым рядом оговорок и поправок,
делаемых ее сторонниками, неприемлемы, поскольку отечественное законодательство
рассматривает соучастие как совместную преступную деятельность, в процессе
которой каждый соучастник своими действиями вносит определенный вклад в
преступление и соответственно отвечает не за действия исполнителя, а за свои
собственные, которые представляют общественную опасность в силу того, что они
связаны причинно и виновно с совершением единого преступления. Поэтому недопустимо
механическое освобождение от ответственности соучастников, если исполнитель по
каким-либо причинам не подлежит уголовной ответственности. Например, в случае
смерти исполнителя или тогда, когда исполнитель не совершает намеченные
действия (неудавшееся подстрекательство или пособничество).

Недопустимо и
механическое вменение всем соучастникам таких действий исполнителя, которые не
охватывались умыслом других соучастников (эксцесс исполнителя).

Таким образом,
признание акцессорной теории в уголовном праве способствует необоснованному
ослаблению или усилению ответственности отдельных соучастников преступления, а
не индивидуализации наказания их ответственности.

Статья 67 УК РФ гласит:
«При назначении наказания за преступление, совершенное в соучастии, учитываются
характер и степень фактического участия лица в его совершении, значение этого
участия для достижения цели преступления, его влияние на характер и размер
причиненного или возможного вреда»[2, c.
38]. Во втором пункте статьи 67 УК РФ содержится общеизвестное правило, которое
соблюдается в любом уголовном законе: «Смягчающие или отягчающие
обстоятельства, относящиеся к личности одного из соучастников, учитываются при
назначении наказания этому соучастнику».

Именно эти
обстоятельства лежат в основе реальной характеристики степени общественной
опасности соучастников и их действий по совершению преступления.

В ст.67 УК РФ конкретно
говорится о значении преступного участия для достижения цели преступления,
влияния участия на характер и размер причиненного или возможного вреда. Все эти
обстоятельства и образуют то, что называется степенью участия соучастников в
совершенном преступлении.

Таким образом,
соучастники несут ответственность за все обстоятельства, характеризующие состав
преступления, за исключением обстоятельств, прямо и непосредственно связанных с
личностью кого-либо из них.

Значительно чаще
встречаются случаи утраты личной опасности соучастника (например, тяжелая
болезнь, приведшая к инвалидности, оказание помощи следствию в раскрытии
преступления и т.д.). Возможность освобождения от ответственности также может
иметь место, если характер и степень участия в преступлении были сравнительно
незначительными.

Сказанное относится и к
соотношению наказания подстрекателей, исполнителей и пособников. Исключение
может быть, только если подстрекатель и исполнитель несовершеннолетние, а
пособник – взрослый и потому представляет собой более опасную личность. Что
касается ответственности за ущерб, причиненный преступлением, то, как правило,
все соучастники должны нести здесь солидарную ответственность[8, c.
3].

Некоторую сложность
представляет квалификация преступлений со специальным субъектом. Если в
преступлении участвуют лишь специальные субъекты, их действия нужно
квалифицировать по общим правилам квалификации соучастия. Но как только вместе
со специальными субъектами при совершении преступления появляется и общий
субъект, то есть возникает соучастие общих и специальных субъектов, ситуация
вроде бы изменяется. По общепризнанному правилу в таком случае поведение общих
субъектов надлежит рассматривать как действия организаторов, подстрекателей,
пособников со ссылкой на ст.33 УК РФ.

При анализе преступного
сообщества следует говорить о соучастии-множественности, точнее, о
соучастии-промысле, когда преступная нажива становится одним из источников
существования. В анализируемой ситуации произошел неделимый сплав соучастия и
промысла, при котором квалификация соучастия становится весьма сложной.

3.2 Квалификация
преступлений

Довольно сложна
квалификация при эксцессе исполнителя, который заключается в том, что какой-то
соучастник своими действиями выходит за пределы, оговоренные всеми
соучастниками. Обычно это связывают с исполнителями, которые довольно часто
выходят за рамки соглашения. При эксцессе исполнителя очень важно установить
характер и объем соглашения, определить отношение соучастников к различным
элементам преступления[3, c.
5]. Поскольку в соответствии с ч.3 ст. 34 УК РФ уголовная ответственность
организатора, подстрекателя и пособника наступает по статье, предусматривающей наказание
за совершенное преступление, со ссылкой на ст. 33 УК РФ (за исключением
случаев, когда они одновременно являлись соисполнителем преступления), действия
осужденного, признанного судом организатором преступления, переквалифицирована
ч.3 ст. 33 и пп. «а», «г» ч.2 ст.161 УК РФ, так как он при этом не являлся
соисполнителем преступлении[6, c.13].

Специальные правила
квалификации возникают в связи со спецификой отражения соучастия в особенной
части УК РФ. Поскольку в ней не отражается соучастие вообще, не отражаются виды
соучастников и соучастия, а выделено только групповое преступление той или иной
разновидности. Именно поэтому в теории принято строить квалификацию соучастия
не на видах соучастия (соисполнительстве или соучастие с распределением ролей),
а на формах соучастия, поскольку в основе своей квалификации опираются на нормы
Особенной части.

По УК РФ 1996 г. формы соучастия указаны либо в качестве самостоятельных видов преступлений (ст. 208 УК РФ-
организация незаконного вооруженного формирования или участия в нем; ст. 209 УК
РФ – бандитизм: ст. 210 УК РФ- организация преступного сообщества; ст. 212 УК
РФ- массовые беспорядки), либо в качестве отягчающих обстоятельств. На первый
взгляд создается впечатление, что указанные самостоятельные виды преступлений
представляют собой какие-то особые формы соучастия – вооруженные формирования,
банда, массовые беспорядки. Реально они являются теми самыми формами соучастия,
предусмотренным законом (ст. 35 УК РФ), но наделенными дополнительными
особенностями. Так, незаконное вооруженное формирование представляет собой,
скорее всего преступное общество, которое дополняет обязательной вооруженностью
и специальной целью – политической (противодействие центральной власти),
бытовой (охрана тех или иных структур). И если формирования с первой целью
всегда общественно опасны, то с целью второй они могут быть и общественно
полезными, но созданными вопреки закону.

Вопрос о незаконности
формирования весьма сложен. Например, в конце 1999 – в начале 2000 годов в
Дагестане и Чечне были созданы отряды самообороны, призванные защищать селения
от боевиков - вахаббитов, армия раздала им оружие. Поскольку ни в одном законе
не предусмотрены такие отряды, их можно признать незаконными; при этом они еще
и вооружены. В результате мы имеем незаконные вооруженные формирования,
создатели и участники которых формально подпадают под действия ст. 208 УК РФ в
любой момент быть наказанными.

Таким образам,
возникает проблема обоснованности введения в закон ответственности за создание вооруженных
формирований и участие в них, если эти формирования ставят перед собой
социально полезные цели, не противоречащие интересом общества и государства в
целом, тем более что очевидно - имеющиеся официальные структуры не способны
защищать каждого отдельного человека. Сущность же таковых заключается, в том,
что государство стремится предупредить преступление на более ранней стадии его
развития. В нормах предусмотрена ответственность за постановления в опасность,
вне зависимости от того, умышленные они или неосторожные, обязательно должна быть
цель в виде будущего преступного результата, постановления в опасность в
действующем законе ( разбой - нападение с целью хищения, бандитизм- с целью
нападения на граждан или организации, преступное сообщества - для совершения
тяжких или особо тяжких преступлений и т.д.).

Рассмотрим вопрос на
примере бандитизма (ст. 209 УК РФ). Закон признает оконченным данное
преступление с момента создания банды. Однако за этим оконченным преступлением
скрывается неоднозначная преступная деятельность, которую можно разделить на
несколько видов. Дело в том, что создание банды как оконченное преступление
будет иметь место в преступлениях: а) доведенных до логического конца
(например, при систематическом совершении участниками банды хищений); б)
прерванный после первого акта реализации замысла (например, после первого
хищения); Указанные разновидности преступления составляют всю массу оконченного
бандитизма. Во всех приведенных случаях фактическая завершенность преступления
или прерывание фактической преступной деятельности значения для квалификации не
имеют, поскольку преступление объявляется оконченным с момента организации
банды. Исключения сделано Пленумом Верховного суда только для тяжких
преступлений, последствия которых при бандитизме требует дополнительной
квалификации [9, с. 5-7].

При этом возникает
закономерный вопрос: для чего нужна такая конструкция состава преступления? Согласно
общепринятой позиции указанный подход оттеняет повышенную опасность
определенной категории деяний. Похоже, что указанная конструкция не оттеняет, а
затушевывает общественную опасность преступлений анализируемого вида. Во -
первых, потому, что все равно фактически завершенность охватывается таким
нормами, то есть по существу ничего не изменилось бы при конструкции
преступления как материального (например, организация банды, связанная с
причинением физического или имущественного вреда), поскольку при анализируемом
подходе становится очевидным максимальный предел вида преступления, а прерванная
на том или ином этапе преступная деятельность, как и положено, рассматривалась
бы в качестве неоконченной преступной деятельности (приготовления или
покушения) и наказывалась в рамках санкции. Во-вторых, общественная опасность
бандитизма при фактической завершенности преступной деятельности значительно выше,
чем при организации банды, а именно она-то и затушевала существующей
конструкцией состава. Ведь не случайно законодатель издавна борется за то,
чтобы вред не был причинен общественным отношениям; и с этой целью даже
освобождает от уголовной ответственности лицо, частично совершившее
преступление, но оказавшееся от доведения его до конца (добровольный отказ).
Именно поэтому причинение вреда при бандитизме должно наказываться строже,
нежели только за создание банды, чего не позволяет санкция, созданная в расчете
только на создание банды. В-третьих, наказание должно дифференцироваться,
отражая реально существующее различие в общественной опасности между фактически
завершенной и фактически незавершенной деятельности. В-четвертых, никому не
нужна одинаковая квалификация фактически неоконченной и реально завершенной
преступной деятельности, которая с необходимостью выливается в абсолютно
различное наказание (естественно меньше только при создании банды и естественно
больше при возникновении от действий банды вреда, то есть при реально
завершенном преступлении)[28, c.20].
В пятых, ничего не может изменить в этом плане и квалификации по совокупности,
если она возникает (например, признаем, что хищение либо вымогательство
радиоактивных металлов не охватывает с бандитизмом), поскольку получается
идеальная совокупность, при которой более логично назначение наказания путем
поглощения, вопреки требованиям ч.3 ст. 69 УК РФ, то есть снова в рамках
санкции, опять таких более высокая при наличии последствий и менее высокая -
при его отсутствии.

В существующем виде
бандитизм представляет собой (с позиции законодателя) также либо организованную
группу, либо преступные сообщества, поскольку в обоих случаях присутствует
устойчивость. При этом, действия, совершенные бандой,
квалифицируются по нескольким вариантам: 1) создание банды - по ч.1 ст.209 УК
РФ, 2) участие в банде - по ч.2 ст.209 УК РФ, 3) участие в совершаемых бандой
нападениях - также по ч.2 ст.209 УК РФ, хотя опасность поведения здесь
значительно выше, чем при участии в банде, 4) при совершении бандой тяжкого или
особо тяжкого преступления - по совокупности преступлений, предусмотренных
ст.209 УК РФ и статей, регламентирующей конкретно совершенное преступление, 5)
при совершении бандой иной тяжести преступлений (небольшой и средней тяжести)
они охватываются бандитизмом и отдельной квалификации не требуют.

Президиум
Верховного Суда согласился с такой позицией, указав, что дополнительная
квалификация по ч.2 ст.209 УК является излишней, «поскольку уголовная
ответственность за создание устойчивой вооруженной группы (банды) в целях
нападения на граждан предусмотрена более строгая. Чем за участие в такой банде
и совершаемых ею нападениях. Решая вопрос о юридической оценке действий
осужденных, кассационная и надзорная инстанции исходили из того, что действиями
осужденных по организации банды охватываются также участие в ней и в бандитских
нападениях»[7, c.5].

Таким образом, при сегодняшней формулировке преступного сообщества
вообще невозможно квалифицировать даже особо тяжкие преступления, совершенные
преступным сообществом, что, в общем-то, урегулировано законом. Например,
убийство совершенное преступным сообществом. Такового квалифицирующего признака
в ст. 105 нет. Там в п.ж ч.2 ст. 105 УК предусмотрено убийство, совершенное группой
лиц, по предварительному сговору группой лиц либо организованной группой. Но
квалифицировать убийство, совершенное преступным сообществом по указанному
пункту нельзя в силу законодательного запрещения аналогии, нельзя квалифицировать
и по совокупности ч.2 ст. 105 и ст.210 УК из-за отсутствия в ч.2 ст. 105 УК
соответствующего квалифицирующего признака. Можно квалифицировать по
совокупности ч.1 ст. 105 и ст.210 УК, но возникает несоответствие наказания -
даже за убийство, совершенное группой лиц без предварительного сговора,
согласно санкции ч.2 ст. 105 УК возможно назначение наказания в виде
пожизненного лишения свободы или смертной казни, тогда как максимум наказания в
приведенном примере ограничен наказанием по совокупности преступлений (ст.69
УК), то есть 25 годами лишения свободы. И здесь опять видно, что квалификация
не позволяет учесть повышенную общественную опасность преступного сообщества.
Странно, что Уголовный Кодекс создан на волне деклараций о построении правового
государства и в нем же созданы нормы, противоречащие другим его нормам или, по
крайней мере, требующие такого правоприменения, которое с необходимостью
нарушает само уголовное законодательство.

Некоторую сложность представляет квалификация преступлений со
специальным субъектом. На практике достаточно часто встречаются случаи
соединения в одном преступлении общих и специальных субъектов. И хотя этот
вопрос урегулирован законодательством в ч.4 ст.35 УК РФ, данное правило
постоянно нарушается. Исследуя такое положение, ученые пришли к выводу об
исключении этой нормы из УК РФ. И с этим следует согласиться, поскольку
создание норм нуждающихся в дополнительных уточнениях и оговорках еще больше
усложняет существующие проблемы соучастия, что приводит к многочисленным
ошибкам на практике.

Общественная опасность преступности так высока, что законодатель
сам факт создания преступного сообщества, руководства им либо участия в нем
относит к самостоятельным и оконченным преступлениям. В случае совершения
лицами, указанными в ст.210 УК, других преступлений (тяжких или особо тяжких),
по общему правилу, содеянное квалифицируется по совокупности со ст.210УК. В
этой связи представляется необходимым ввести квалифицирующий признак
«совершение преступления преступным сообществом» во все составы тяжких и особо
тяжких преступлений.

Заключение

1. 
Соучастие как институт уголовного права ведет свое начало из
глубины веков. Его основные положения упоминались во всех крупнейших
законодательных актах. Первое упоминание о соучастии можно датировать XI веком, веком создания
Русской правды, которая лишь упоминает о случаях совершения преступления
несколькими лицами. Русская правда не разделяла соучастников, не указывала
признаков самого института соучастия, что вполне понятно. Лишь через пять веков
после появления этого памятника, встречается упоминание о различных видах и
формах совместной преступной деятельности.

Вехой в истории развития Российского законодательства явилось
Соборное Уложение 1649 года. Этот документ подвел итог, длительному развитию
русского права, впервые систематизировав существующие законы. Данное Уложение
наряду с трактовкой иных правовых институтов дало блестящий образец
законодательного понимания соучастия, что явилось предпосылкой современного его
понимания. В последующие годы институт соучастия не претерпел каких-либо
существенных изменению за исключением нескончаемых, пожалуй, и в настоящее
время споров сторонников классической и социологической школ по поводу объема
понятия и отдельных признаков института.

2. 
Советский период в истории становления института соучастия сыграл
немаловажную роль. Именно этот период ознаменовал законодательное определение
соучастия, однако на этот период приходится наибольшее количество исследований
различных ученых по актуальнейшим вопросам соучастия, дискуссии вокруг которых
ведутся и по сей день.

3. 
Одной из проблем, исследуемой учеными, является вопрос об определении
понятия соучастия. Так, несмотря на то, что такая категория как соучастия в
преступлении, рассматривается с разных позиций и порождает многочисленные
споры, тем не менее, закрепленное в ст.32 УК РФ определение является наиболее
полным и помогает практикам осознать, когда та или иная деятельность нескольких
лиц является соучастием в преступлении, когда прикосновенностью. Именно в
данном понятии заложена основа разграничения уголовно-правовых институтов,
пограничных с соучастием. Не смотря на то, что закон (ст.32 УК РФ) дает
определение соучастия как умышленное совместное участие двух или более лиц в
совершении умышленного преступления, до сих пор ряд авторов, на наш взгляд,
необоснованно предлагают считать соучастием участие двух и более лиц в
совершенном неосторожном преступлении.

4. 
Закрепленное в УК РФ определение соучастия позволяет установить
его признаки. Традиционно в теории уголовного права признаки соучастия
подразделяют на объективные и субъективные. К первым относят совместность и
наличие двух или более лиц в совершении преступления; ко вторым - вину,
субъективную связь, мотив и цель. Согласно господствующей точке зрения
совместность участия в преступлении является объективным признаком
преступления. Однако, в теории уголовного права существует мнение об
объективно-субъективной характеристике совместности. Но такой подход к
пониманию совместности только усложняет ее сущность и приводит к еще большему
количеству теоретических проблем. Поэтому совместность следует только выделять
в самостоятельный объективный признак. Объективность совместности должна
базироваться на объективных факторах, которые способствуют ее определению. К
таким факторам следует отнести: функциональную связь поведения всех
соучастников, общий для всех участников результат и объективную связь между
деянием и преступным результатом.

5. Совместность участия предполагает наличие двух и более лиц в совершении
преступления. При этом данные лица, согласно закону, должны обладать признаками
субъекта преступления - то есть достичь возраста уголовной ответственности и
быть вменяемыми. Однако на практике встречаются случаи, когда в группе
присутствуют так называемые не субъекты преступления. На основе этого некоторые
ученые ставят вопрос о выделении в самостоятельную категорию групповое
преступление с признанием его не соучастием. Но с этим нельзя согласиться, так
как, во-первых, создание такой группы приводит к выведению какой-то туманной группы
лиц (группового эксцесса) - способа совершения преступления; во-вторых,
невозможно определить в качестве кого будут выступать участники данной группы.

6. Существующая доктрина соучастия предполагает наличие умышленной
вины всех соучастников. Как правило, действия соучастников совершаются с прямым
умыслом. Иногда, возможно соучастие с косвенным умыслом. Из подобного понимания
вины в соучастии исходит большинство ученых, но некоторые авторы высказываются
за то, что соучастие с косвенным умыслом невозможно, другие отстаивают позицию
преемственности неосторожного соучастия.

Тем не менее, формы и виды соучастия следует выделять на основе
правил формальной логики; и так как есть два основания классификации
(функциональная связь и степень соорганизованности), то надо создавать и две
самостоятельные классификации, элементы которых должны быть абсолютно
обособленны. Установление определенной формы и вида соучастия влияет на решение
вопросов о квалификации содеянного и об индивидуализации ответственности. Выделение
форм и видов соучастия позволяет определить характер и степень общественной
опасности преступной деятельности соучастников. Характер и степень общественной
опасности совершенного преступления в соучастии означает учет степени согласованности
действий соучастников. Чем теснее связь между соучастниками, тем их действия
носят более организованный характер, а следовательно тем опаснее преступление
совершенное ими.

7. Кроме практического значения классификации соучастия на формы и
виды, ее значение велико и для правильного понимания содержания института
соучастия, его природы, уяснения признаков уголовного закона о соучастии и т.д.
Именно поэтому, наиболее оправдана позиция тех ученых, которые выделяют и виды
и формы соучастия.

В действующем уголовном законодательстве не содержится норм, закрепляющих
понятие простого и сложного соучастия, что является не вполне обоснованным, так
как разделение соучастия на простое и сложное имеет не только доктринальное
значение, но и непосредственно влияет на квалификацию деяний, совершенных в
соучастии. Поэтому необходимо дополнить статью 35 УК РФ следующими частями:

1. 
«Преступление признается совершенным в простом соучастии
(соучастие без распределения ролей) если в его совершении совместно участвовали
два или более исполнителя.

Преступление признается совершенным с распределением ролей, если
наряду с исполнителем в его совершении участвовал хотя бы один иной, отличный
от исполнителя, соучастник преступления».

8. Анализируя отдельные формы группового соучастия можно придти к
выводу, что их законодательное закрепление является недостаточно полным, отсюда
на практике возникают сложности в их разграничении и появлении в связи с этим
массы судебных ошибок. Наиболее оптимальным вариантом решения данного вопроса
представляется проведение более глубокого анализа существующих по этому вопросу
теоретических разработок и их обобщение с целью выработки наиболее общих
критериев разграничения групповых форм соучастия, что и проделано в данной
работе.

С квалификацией действий исполнителя тесно связан вопрос эксцесса.
В теории уголовного права принято выделять эксцессы двух видов: количественный
и качественный. Однако практика показывает, что случаи эксцесса имеют самые
разнообразные комбинации, что так же необходимо учитывать в правоприменительной
деятельности.

В связи со спецификой отражения соучастия в Особенной части УК РФ
возникает специальные правила квалификации, с применением которых на практике
так же возникают сложности. Так, довольно сложным представляется вопрос об
ответственности за бандитизм, когда одно и тоже лицо, выполняет несколько
функций, указанных в различных частях статьи 209 УК РФ.

Еще более сложным представляется вопрос о квалификации преступного
сообщества и местом, занимаемым в законе. Общественная опасность преступности
так высока, что законодатель сам факт создания преступного сообщества,
руководства им либо участия в нем относит к самостоятельным и оконченным
преступлениям. В случае совершения лицами, указанными в ст.210 УКРФ, других
преступлений (тяжких или особо тяжких), по общему правилу, содеянное
квалифицируется по совокупности со ст. 200УК РФ. В этой связи представляется
необходимым ввести квалифицирующий признак «совершение преступления преступным
сообществом» во все составы тяжких и особо тяжких преступлений.