Анализ особенностей художественного стиля гомеровского эпоса

1

Анализ особенностей художественного стиля гомеровского эпоса

Чтобы понять суть, квинтэссенцию художественного стиля Гомера, а, стало быть, и сущность эпического стиля в целом, необходимо в первую очередь проанализировать его связь с социально-исторической эпохой, во время которой он возник и развился. Как известно, это был период общинно-родовых формаций, то есть то, что в науке именуется первобытным и нерасчлененным коллекти-визмом. При таком доклассовом коллективизме нет места для развития отдельной личности. Вся жизнь отдельной личности, и внутренняя и внешняя, заполнена жизнью того коллектива, в котором она находится. Но тогда и всякое изображение жизни, которое создает отдельная лич-ность, обязательно отличается одним неотъемлемым свойством, которое по сути является приматом общего над индивидуальным.

Гомеровские поэмы не были всего лишь художественным проявлением существования общинно-родового строя; они получили свой окончательный вид уже в период его разложения и почти в самый канун рабовладельческого строя. Поэтому Гомер как художник уже познал сложность и глубину индивидуальной жизни, и не мог быть абсолютно незаинте-ресованным и равнодушным летописцем жизни. У него проявились личные страсти, созрели политические оценки, возник протест против разных социальных аспектов окружавшей его жизни. Поэтому и стиль гомеровского эпоса, так же как и его социально-исто-рическая основа, и его идеология полны противоречий и очень далеки от того детского и примитивного восприятия жизни, которое зачастую приписывалось различными исследователями с высот европейского культурного развития.

Если говорить об эпическом стиле как литературном феномене, следует заметить, что, в целом, ранний эпический стиль можно назвать строгим, в отличие от более позднего свободного, или смешанного, стиля. В поэмах Гомера присутствуют признаки как первого, так и второго, а потому оба стиля необходимо проанализировать детально. Основные черты раннего стиля можно охарактеризовать следующим образом.

Во-первых, это объективность. Древний эпический стиль дает объек-тивную картину мира и жизни, не входя глубоко в психологию дейст-вующих лиц и не гоняясь за деталями и подробностями изображения. Для строгого эпического художника важно только то развитие дейст-вительности, которое совершается вне и независимо от его личного сознания, от его личных взглядов и оценок. Важно только то, что данное событие фактически происходило, все же остальное имеет для эпического художника только второстепенное значение.

Удивительным образом все изображаемое в гомеровском эпосе трактуется как объективная реальность. Здесь нет ровно ничего фантастического, выдуманного или измышленного только из-за субъективной прихоти поэта. Даже все боги и демоны, все чудесное изображается у Гомера так, как будто бы оно вполне реально существовало. Невозмутимый повествовательный тон характерен у него для любых сказочных сюжетов. В строгом эпическом стиле нет выдумок и фантазий.

Во-вторых, «вещественное» изображение жизни. Вместо показа собственного отношения к жизни эпический художник сосредоточивает внимание по преимущественно на внешней стороне изображаемых им событий. Отсюда его постоянная любовь к зрительным, слуховым и моторным ощущениям, в результате чего о психологии героев часто приходится только догады-ваться, но зато внешняя сторона оказывается изображенной с наиболь-шей любовью.

Автор уже не скупится на всякие детали и даже любуется ими, потому что они не могут заслонить для него объективного характера событий.

В-третьих, традиционность. Объективный характер эпического изображения жизни сопровождается в строгом эпосе сознанием посто-янства царящих в ней законов. Это и естественно для объективного подхода художника к действительности. Кто подходит к действитель-ности объективно, тот не ограничивается одними ее случайными явлениями, но старается проникнуть в глубь этих явлений, чтобы узнать их закономерности.

Однако строгий эпический художник любит наблюдать постоянство жизненных явлений не только в настоящем, но и в прошлом, так что для него, собственно говоря, даже и не существует особенно глубокой разницы между настоящим и прошлым. Он изображает по преиму-ществу все постоянное, устойчивое, вековое, для всех очевидное и всеми признаваемое, всеми признававшееся раньше, старинное, дедовское и в настоящем для всех обязательное. Без этой принципиальной традици-онности народный эпос теряет свой строгий народный стиль и перестает быть в собственном смысле эпическим.

В-четвертых, монументальность. Само собой разумеется, что все указанные выше особенности строгого эпического стиля не могут не делать его величавым, медлительным, лишенным суеты, важным, сте-пенным. Широкий охват настоящего и прошлого делает эпическую поэзию возвышенной, торжественной, далекой от субъективной прихо-ти поэта, который считает себя незначительным и несущественным явлением в сравнении с величавым и общенародным прошлым. Эта нарочито выставляемая незначительность художника перед грандиоз-ной широкой народной жизнью превращает его произведения в какой-то великий памятник прошлого, почему и всю эту особенность строгого эпического стиля нужно назвать монументальностью.

В-пятых, героизм. Нетрудно показать, что особым стилем изобра-жаются в эпосе и люди, если они понимаются как носители всех этих общих свойств эпоса. Человек оказывается героем потому, что он лишен мелких эгоистических черт, но всегда является и внутренне и внешне связанным с общенародной жизнью и общенародным делом. Он может быть победителем или побежденным, сильным или бессиль-ным, он может любить или ненавидеть -- словом, обладать разнооб-разными свойствами человеческой личности, но все это при одном условии: он должен быть обязательно по самому своему существу в единстве с общенародной и общеплеменной жизнью. Эпический герой вовсе не тот, кто лишен свойственной ему лично психологии. Но эта психология в основе своей должна быть у него общенародной. Это и делает его героем монументального эпоса.

И, наконец, уравновешенное спокойствие. О спокойствии эпоса говорили всегда очень много, противопоставляя его лирической взволнованности. Однако из предложенной выше характеристики эпоса вытекает то, что эпическое спокойствие вовсе не есть отсутствие больших страстей, какое-то безразличное отношение к жизни. Эпичес-кое спокойствие возникает в поэте, если он является строгим эпическим художником, мудро созерцающим жизнь после великих катастроф, после огромных всенародных событий самого широкого масштаба, после бесконечных лишений и величайших страданий, а также после величайших успехов и побед. Эта мудрость проистекает из того, что эпический художник знает о постоянстве законов природы и общества. Гибель отдельных индивидуумов уже его не волнует, так как он знает о вечном круговороте природы и о вечном возвращении жизни смена поколений, как смена листвы на деревьях. Созерцая мировые события в их вековом развитии, он получает от этого не только уравновешенное спокойствие, но и внутреннее утешение.

Подводя итог общим особенностям строгого эпическо-го стиля, надо сказать, что его всегдашняя объективность отличается пластическим традиционным и монументальным героиз-мом, отражающим собой вечный круговорот и вечное возвращение общенародной или общеплеменной жизни.

Гоме-ровские поэмы отражают века народного развития и, в частности, не только общинно-родовую формацию, но и ее разложение и развитие частной собственности и частной инициативы. Строгий эпический стиль художественных произведений уже не мог оставаться на ступени своей старинной суровости, начиная отражать индивидуальное развитие человека с новыми, гораздо более свободными чувствами и с помощью новых, гораздо более сложных поэтических приемов.

“Илиада” и “Одиссея” в целом являются героическими поэмами. Но эпосу Гомера свойственны и зачатки других эпических жанров, например сказки. Сказка ничем существенным не отличается от мифа по своему содержанию. Однако, миф верит в буквальную реальность изображаемых в нем лиц и событий, в то время как сказка относится к изображаемому уже достаточно скептически, рассматривая его как предмет забавного и занимательного рассказа. Особенно далеко в этом отношении ушла “Одиссея”. В IV песни этой поэмы имеется, например, большой рассказ о превращении морского бога Протея в разных животных и о том, как Менелай поймал его в тот момент, когда Протей был человеком, и заставил рассказать будущее. В XII песни той же поэмы изображены сирены--полуптицы, полуженщины, завлекающие путников своим сладостным пением. Здесь же -- рассказ о том, как Одиссей проскочил со своими спутниками между Сциллой, чудовищем с шестью головами и двенадцатью лапами, и Харибдой, водоворотом, который поглощал всех плывущих около него путников в морскую бездну.

В гомеровском эпосе есть и элементы романа. Они повествуют о бытовых явлениях, уже выходящих за пределы скромной и уравнове-шенной жизни общинно-родового строя (рассказ о розысках Телемахом своего отца в II--IV песнях “Одиссеи” содержит элементы романа приключенческого, а вся вторая часть той же поэмы, начиная с XIII песни, -- элементы романа семейного).

Гомеровский эпос, несомненно, содержит и много лирических мест. Большим лиризмом проникнута в “Илиаде” (VI, 395--502) сцена прощания Гектора с его супругой Андромахой перед боем.

Страстная любовь к жизни, особенно в условиях безвыходного положения, пронизывает обе поэмы. Душа Патрокла расстается с телом, испытывая печальное чувство по поводу погибшей юности (Ил., XVI, 856 и след.), как и душа Гектора (Ил., XXII, 363). Гомер часто печалится о судьбе внезапно гибнущего героя на поле сражения, рисуя себе страдания родных этого героя, которые пока еще ничего не знают о его злой участи.

Наравне с лирикой, у Гомера присутствуют элементы и трагедии, и комедии со всеми свойственными им драматическими конфликтами. Трагичны почти все основные герои обеих поэм. Трагичен Ахилл. обреченный на гибель в молодых годах, и он знает об этой своей обреченности. Трагична гибель Патрокла. Драматическое развитие трагедии Патрокла легко прослеживается в той части “Илиады”, где изображаются события от посольства Агамемнона к Ахиллу до гибели Патрокла. Драматичен и трагичен Гектор, причем и здесь нетрудно проследить назревание перипетий, предшествовавших гибели Гектора и последовавших после нее. Несомненно, драматичен и Одиссей, который сотни раз смотрел смерти в глаза и всегда проявлял мужество. Трагична судьба и всех троянских вождей, гибель которых тоже предопределена свыше. Таким образом, если понимать под трагизмом катастрофическое развитие действия, вызываемое высшими силами, то поэмы Гомера насквозь трагичны, а если под драматизмом понимать конфликт дееспособных личностей, то трагизм у Гомера очень часто из эпичес-кого переходит в драматический.

В то же время, как это ни парадоксально, у Гомера очень много комических мест, вроде драки Одиссея с нищим Иром на пороге дворца, где пируют женихи (Од., XVIII).

Этот комизм достигает степени бурлеска, когда возвышенное изо-бражается в качестве низменного. Олимпийские сцены почти всегда лаются Гомером в стиле бурлеска. Общеизвестный пример этого -- песнь “Илиады”, где изображается супружеская ревность Геры. Зевс хочет побить свою супругу, а кривоногий уродец Гефест пытается рассмешить богов шутками.

Юмор, то есть более глубокая степень комизма, тоже нередок у Гомера. Юмористично подана Афродита, когда она вступает в сражение и получает ранение от смертного героя Диомеда, по поводу чего ее осыпают насмешками боги на Олимпе (Ил., V).

Иронические мотивы в поэмах Гомера очень заметны. Но иронию можно понимать и более широко -- как изображение чего-нибудь противоположного тому, что ожидалось или на что были надежды. В этом смысле почти все основные герои обеих поэм являются у Гомера объектом иронии. Агамемнон во II песни “Илиады” приказывает своему войску отправляться домой, а на самом деле войску этому опять приходится браться за оружие и воевать. Ахилл хочет причинить ущерб грекам за понесенные от них оскорбления, а гибнет его сердечный друг Патрокл. Тот же Ахилл уверен в своей победе над Троей, а на деле он сам гибнет (правда, за пределами “Илиады”) еще до падения Трои. Гектор тоже уверен в своих победах над ахейскими героями (Ил., VIII, 536--541; XI, 286--290), но погибает от руки Ахилла.

Сатирический элемент также очень силен в обеих поэмах. Не только циклопы изображены как карикатура и сатира на людей, живущих без всяких законов (Од., IX); не только карикатурен Ферсит, изображенный уродом, как пародия на гражданина, солдата и аристократа (Ил., II). Сатирических черт много и в самом Агамемноне, который удивляет своей жадностью, деспотизмом, трусостью и многими другими пороками.

О неравенстве богов и людей говорит Аполлон (Ил., V, 441 и ел.) и о неизбежности смерти людей -- Афина Паллада (Ил., XV, 140 и ел.). Но Гомеру свойственны все же несокрушимый оптимизм и жизнерадост-ность. Среди сентенций у Гомера можно найти и много вполне здравых и практических мыслей. Так, Одиссей, предлагая отдать дань погибшим, тут же в виде сентенции дает совет тем, кто остался целым, поесть перед сражением (Ил., XIX, 228--231). Практицизма и утилитаризма в гомеровских сентенциях очень много. Так, оказывается, что двоим идти легче, потому что они друг другу помогают, а одному -- тяжелее (Ил., XX, 224--226). Когда надвигается ночь, то “хорошо покориться и ночи” (Ил., VII, 282), т. е. залечь спать. В самых ответственных местах своих речей часто пользуются сентенциями и Ахилл, и Патрокл, и Нестор, и Одиссей, и Гектор, и многие другие.

Крайне важным аспектом творчества Гомера является единство его художественного стиля, лишенного, однако, эпически-монолитной стро-гости. Те места обеих поэм, в которых мы все еще находим строгость раннего эпического стиля, уже сами по себе заставляют нас ожидать при их чтении более живых и более свободных приемов творчества. Трагизм, комизм, юмор, ирония все время свидетельствуют о происходя-щих сдвигах в этом эпическом стиле и говорят о наступлении небыва-лого раньше идеологического и стилистического свободомыслия.

Стиль переходной эпохи никогда не может быть монотонным. В нем обязательно должны чувствоваться рудименты старого стиля, но в то же время и зародыши будущего стилистического разнообразия.

Стилистические оттенки, сколько бы их ни было, включаются в тот эпический стиль Гомера, который представляет собой единое целое.

Художественный стиль Го-мера проявляется как в предметах эпического изображения (художест-венная действительность), так и в способах этого изображения (худо-жественный язык). К примеру, Гомер пользуется всем мифологическим богатством прежнего мировоззрения, но в то же самое время относится к нему эсте-тически, любуясь им со всей остротой и любопытством нового миро-воззрения. Почти все предметы и вещи получают у Гомера неизменные эпитеты “священный”, “божественный” или просто “прекрасный”, “сильный”, “блестящий” и т. д. “Священными” являются у него горо-да и вся домашняя утварь. “Божественна” та соль, которой посыпа-ют кушанья, обязательно “прекрасны” сандалии у Афины Паллады. Гомер чрезвычайно любит блестящие предметы. Обычно все у него сверкает, лучится. Изысканная одежда не только у Геры, но и у Кирки. Подробно описывается оружие героев. Оно тоже обычно светится, ос-лепительно блестит, на нем много золота, серебра и драгоценных в те времена металлов. Особенно ярко изображены щит Ахилла (Ил., XVIII, 477--607) и вооружение Агамемнона (Ил., XI., 15--46). Описывается блеск и убранство дворцов Алкиноя и Менелая.

Однако не нужно себе представлять вещи, изображаемые у Гомера, обязательно роскошными. Гомеровские поэмы заканчивали свое оформление в века гораздо более скромной и бедной жизни, чем крито-микенская культура, которая в них реставрировалась. Дворец Одиссея, несмотря на свое богатство, скромен. Отец Одиссея живет за городом довольно простой, если не прямо убогой жизнью.

Подобным же образом рису-ются Гомером и герои. Почти все они сильны, красивы, благородны; они тоже “божественные”, “богоравные” или по крайней мере ведут свое происхождение от богов. Стандартным, однако, это изображение героев у Гомера никак нельзя назвать. Оно часто весьма далеко от эпического трафарета, отличается большой пестротой и предвозвеща-ет уже сложность позднейшей литературы.

Ахилл -- это грозный герой гомеровского эпоса, уверенный в себе, преданный родине и народу. Однако часто забывают, что он чрезвычай-но гневлив и груб, что он из-за какой-то пленницы оставляет поле сражения и изменяет своим соотечественникам; он упрям и несговорчив, хотя послы (Ил., IX) всячески его уговаривают; к боям он возвращается лишь потому, что стремится отомстить за своего друга; он беспоща-ден к Гектору и проповедует право сильного зверя, отказывая ему в исполнении его предсмертной мольбы, и с бессмысленной жестокостью и надругательством волочит его труп вокруг Трои в течение девяти дней.

Но вместе с тем Ахилл умеет благородно и снисходительно от-носиться к побежденному врагу и даже питать к нему гуманные чув-ства (как это прекрасно рассказы-вает XXIV песнь: по просьбе Приама он прекращает надругательство над трупом Гектора и с почетом возвращает его отцу). Он искренне любит Брисеиду, Патрокла и, преж-де всего, свою мать и своего отца. Ахилл знает предопределение судь-бы о своей близкой гибели, и тем не менее он не страшится; образ его исполнен трагической скорби.

Другой главный герой “Илиа-ды” -- Агамемнон -- тоже не так прост, как его обычно представля-ют. Он деспотичен и даже бесчело-вечен, жаден и труслив, но он от души скорбит по поводу поражения своего войска, сам бросается в бой и получает ранение, а в конце кон-цов бесславно гибнет от руки собственной жены; но и ему не чужды нежные чувства.

Гектор -- безупречный герой и защитник своей родины, идеальный вождь своего войска, свободный от мелких слабостей Ахилла и Агамемнона. Кроме того, он нежно любящий муж, сын и отец. Но и его не надо представлять слишком упрощенно и трафаретно. Он настой-чив, часто принимает необдуманные решения, не всегда умен и сообра-зителен, а иной раз ведет себя наивно, по-детски. Это идеальная, но вполне живая фигура.

Одиссей всем известен своим умом, хитростью, дипломатичностью, ораторским искусством и умением выйти из любого тяжелого положе-ния. К этому, однако, нужно прибавить два свойства, которые хотя обычно и упоминаются в характеристиках Одиссея, но заслуживают гораздо большего внимания. Прежде всего Одиссей очень предан интересам своей родины и не может о ней забыть в течение 20 лет. Нимфа Калипсо, сделавшая его своим мужем, предлагала ему рос-кошную жизнь и бессмертие, и все-таки он предпочел оставить ее и вернуться к себе на родину. Вторая черта, без которой Одиссей немыс-лим, -- это его невероятная и бесчеловечная жестокость. Он перебивает женихов, наполняя весь дворец трупами, и вместе со своим сыном вешает неверных служанок с каким-то патологическим хладнокровием. Если к этому прибавить еще его постоянную храбрость, отважность как в мелких, так и в больших делах, бесстрашие перед смертью, его неистощимую терпеливость и вечные страдания, то нужно признать, ото и этот гомеровский характер бесконечно далек от какого-нибудь скучного однообразия и полон самых глубоких противоречий.

В науке уже давно установлена разница между непосредственным сюжетом гомеровских поэм и теми поэтическими и жизненными оценками этого сюжета, которые дает Гомер сам от себя.

Гомер очень часто прибегает к методу сравнения, желая пояснить менее понятное чем-нибудь более понятным. И оказывается, что более понятным является мирный труд земледельца, ско-товода, ремесленника и обычная, чисто человеческая жизнь, с радостями и страданиями маленького человека, не имеющего ничего общего с теми колоссальными героическими фигурами, о которых говорит нам непосредственный сюжет гомеровских поэм, -- жизнь без всякой войны и даже без мифологии. Ведь если поэт сравнивает что-нибудь с чем-нибудь, то, очевидно, предмет, привлекае-мый для сравнения, для него более понятен и более убедителен. Уста-новлено, что в гомеровских поэмах не мирный быт сравнивается с войной, а, наоборот, военный быт поясняется картинами мирной жизни, так как эта последняя и является для Гомера более понятной.

Особенно характерна в этом отношении “Илиада”, в которой почти все картины из военной области сравниваются с мирным бытом. Воен-ные сравнения здесь почти отсутствуют (они буквально единичны). Зато такая, например, военная картина, как выступление двух Аяксов, срав-нивается не с чем иным, как с двумя быками, пашущими землю (Ил., XIII, 701--708). Враги выступают друг против друга, как жнецы сближаются с обоих концов поля (XI, 67--71). Сражение врагов -- веянье бобов и гороха на току (XIII, 586--590). Погибший герой сравнивается с маслиной, выращенной заботливым хозяином и вырванной ветром (XVII, 53--58), и т. д.

Многие свои сравнения из области природы Гомер оживляет присут-ствием человека. Сияющие звезды наблюдает пастух (VIII, 559). Человек в ужасе смотрит на разбитый молнией дуб (XIV, 414--417). Пахарь ждет с надеждой северного ветра Борея (XXI, 346 и след.).

Гомер как бы живет заодно с героями своих сравнений. Он плачет от радости с детьми, у которых поправился от смертельной болезни отец (Од., V, 394--397).Он видит, как отец обнимает сына, вернувшегося Домой через десять лет (XVI, 17--19). Он голодает вместе с дровосеком (Ил., XI, 86--89) и пахарем (Од., XIII, 31--34). Он радуется вместе с крестьянином урожаю оливы (Ил., XVII, 53--58). В сравнении Гомера мы находим сочувствие слабому, униженному и бесправному тру-женику: изображение усталого моряка, выбивающегося из сил (VII, 46) и устрашенного бурей (XV, 624--628); лесоруба за едой (XI, 39--142); пахаря за плугом (Од., XVIII, 31--34) или жнецов (Ил., XI, "--69); мать, что работой кормит детей (XII, 433--435); вдову, оплакивающую погибшего за родину мужа (Од., VIII, 523--530); старика, пережившего единственного сына (Ил., XXIII, 222 и ел.); изгнанника в поисках приюта (XXIV, 480--482).

Таким образом, интерес Гомера сосредоточен не только на его прославленных героях, но и на малых, незаметных тружениках, несущих тяготы жизни. Это несомненное доказательство того, что окон-чательное формирование гомеровского эпоса относится уже ко времена восходящей греческой демократии и цивилизации.

Наконец, объектом художественной действительности у Гомера являются также боги и судьба. Боги то и дело вмешиваются в человеческую жизнь, и не только вмешиваются, но буквально подска-зывают человеку все его решения и поступки, все его чувства в настроения. Троянец Пандар (Ил., IV) стреляет в греческий лагерь, вероломно нарушая только что заключенное перемирие; читатель обычно возмущается и осуждает Пандара. Но это случилось вследствие решения богов и прямого воздействия Афины Паллады на Пандара. Приам направляется в палатку Ахилла (Ил., XXIV), и между ними устанавливаются дружелюбные отношения; обычно забывают, что все это внушено Приаму и Ахиллу богами свыше. Если понимать сюжет Гомера буквально, то с полной достоверностью нужно будет сказать, что человек, безусловно, унижен у Гомера, что он превращен в бездуш-ное орудие богов и что героями эпоса являются исключительно только боги. Однако едва ли Гомер понимал мифологию буквально. На самом деле гомеровские боги являются только обобщением человеческих чувств и настроений, человеческих поступков и воли и обобщением всей социально-исторической жизни человека. Если тот или иной поступок человека объясняется велением божества, то фактически это значит, что данный поступок совершен человеком в результате его собственного внутреннего решения, настолько глубокого, что даже сам человек переживает его как нечто заданное ему извне.

Герои у Гомера (Агамемнон, Ахилл, Менелай) нисколько не стес-няются возражать богам и возражать довольно грубо; сами боги вовсе не отличаются высоким моральным поведением: им свойственны любые пороки, страсти и дурные поступки. Кое-где можно предпола-гать предопределение судьбы. Но так же часто человек поступает и “вопреки судьбе”. Ведь сегодня предопределение судьбы одно, а назавтра, возможно, оно будет другим. Так почему же герою не посту-пать вопреки известному ему на сегодня решению судьбы и не проявлять своей собственной воли?

Таким образом, и в вопросе о богах и судьбе гомеровские поэмы занимают переходную позицию между древним фатализмом и свободой человека позднейшего времени.

Большой интерес представляет собой поэтическая техника эпоса как «техническое» средство реализации особенного гомеровского художественного стиля, поэтому необходимо проанализировать и ее.

Художественный стиль гомеровского эпоса, во-первых, от-личается большой строгостью, выработанностью и традиционностью. Тут совпадает архаизация и модернизация гомеровского эпоса. Архаи-зация имеется здесь потому, что Гомер склонен к восстановлению старых мифов еще крито-микенской культуры, со всей свойственной им древней строгостью поэтической формы. С этим связано также и то, что формирование гомеровских поэм происходило в условиях уже твердой эпической традиции, доходившей до искусственности и формализма. С другой стороны, однако, в эти отстоявшиеся и исконные формы эпической поэзии Гомер вливает вполне новое содержание, наполняет их психологией и отражением восходящей греческой демократии, в ре-зультате чего древние мифы и строгие поэтические формы начинали звучать уже по-новому и архаизация эпоса начинала сливаться с его модернизацией в единое и нераздельное целое.

Одним из обычных эпических приемов Гоме-ра является многократное повторение целых стихов или их частей (например, в “Одиссее”: “встала из мрака младая с перстами пурпур-ными Эос”), рассчитанное на создание впечатления медлительности, важности, спокойствия и вечной повторяемости жизни. Вместе с тем исследователи уже не раз обнаруживали, что повторения у Гомера никогда не преследуют чисто механических целей, но всегда вносят в эпический рассказ что-нибудь новое и интересное.

Те же цели преследуются особым употреблением эпитетов (то есть определений, указывающих на постоянное качество тех или иных лиц и предметов). Именно эти эпитеты неизменно прилага-ются к соответствующим лицам, часто даже независимо от их умест-ности в данной ситуации. Таковы эпитеты: “быстроногий” -- об Ахилле, “шлемоблещущий” -- о Гекторе, “волоокая” -- о Гере, “мно-гоумный” -- об Одиссее. Однако у Гомера имеется много текстов, где обычный стандарт имеет большую психологическую значимость или преследует определенные эстетические цели.

Особенно удивительны у Гомера своей много-численностью, разнообразием и красотой сравнения. Предмет, высту-пающий в качестве сравнения -- чаще всего огонь (особенно бушую-щий в горном лесу), поток, метель, молния, буйный ветер, животные, и среди них особенно лев, искусства прикладные и изящные, факты обы-денной жизни (трудовой, семейной) -- рисуется гораздо подробнее, чем это требуется для пояснения. Встречаются несколько сравнений подряд (по 2--3), а иногда и целое скопление сравнений (по 5) (Ил., II, 455--476) греков, выступающих в блестящем вооружении, -- с огнем, с птицами, листьями, мухами и козами. Прежде сравнения рассматрива-лись в отрыве от содержания поэм, как вставные эпизоды или как при-ем, имеющий целью замедлить развитие действия или же несколь-ко отвлечь слушателя от излагаемых трагических событий. Теперь можно считать установленным, что сравнения тесно связаны с Развитием действия в поэмах. Так, если проследить последователь-но сравнения в “Одиссее”, то нетрудно заметить, что они постоянно под-готавливают основное событие поэмы -- картину избиения женихов.

Наконец, из эпических приемов необходимо отметить частое введение речей. Речи эти обладают весьма примитивной аргу-ментацией и наивным построением, непосредственно исходящим из души говорящего. Но зато они всегда медлительны, торжественны, наивно убедительны, обстоятельны; оратор становится на высокое место, прерывать оратора нельзя, и говорит он долго и довольно красиво. Из простых и непосредственных речей можно отметить речь Ахилла к Калхасу (Ил., I), Одиссея к Ахиллу (Ил., IX), Андромахи к Гектору (Ил., VI). Даже когда герои бранятся, когда готовы вступить в бой, они все равно говорят обычно пространно, торжественно.

Язык Гомера также представляет собой сплав устойчивой, вековой традиции с исключительной гибкостью и выразительностью. Традиционность и старинный стиль создавал для древнего грека еще и древнеионийский диалект с некоторой примесью эолийских форм, на котором слагались поэмы. Гомеровский язык отличается обилием гласных, отсутствием сложных в синтаксическом отношении фраз, заменой подчинения сочинением, что создавало боль-шую певучесть и плавное течение речи.

Общему стилю, наконец, вполне соответствовала и метрика. Поэмы Гомера написаны гекзаметром, который отличался торжествен-ностью, медлительностью и ласкал слух грека.

В науке установлено огромное значение гекзаметра для всей поэтической речи Гомера. Так как гекзаметр не декламировался, но произносился нараспев, речитативно, то он допускал в художественной речи многое такое, что в простой декламации исключается. Хотя гекзаметр был достаточно гибок, языку приходилось во многом ему уступать. Так, например, каждый греческий слог в слове обладал опре-деленной долготой или краткостью, и вот, ради соблюдения правиль-ного гекзаметра, приходилось часто растягивать один слог в два слога, жертвовать строгостью морфологии и синтаксиса, вводить более редкие и менее понятные слова вместо обычных и понятных, пользо-ваться стандартными выражениями, не вполне соответствую-щими содержанию данного текста, но зато хорошо укладывающи-мися в стопы гекзаметра, и т. д. В результате получалась искусствен-ная речь, весьма далекая от разговорной, но зато вполне соответст-вующая вековым традициям эпоса.

В заключение необходимо сказать, что воздействие Гомера на мировую культуру, бесспорно, огромно. Больше всего влияние Гомера сказывается в поэзии. Гекзаметр стал каноническим размером для всей античной эпической традиции. За Гомером открыто следовал Вергилий в своей "Энеиде", гомеровские образы варьировали Катулл, Гораций, Овидий. Авторы средневековых рыцарских романов и поэм, не зная подлинного Гомера, вдохновлялись книгами его пересказчиков Дареса и Диктиса и создавали свои варианты сказаний о Троянской войне. Начиная с эпохи Возрождения Гомер вдохновлял выдающихся творцов национальных эпосов. Особенно это влияние заметно в "Освобожденном Иерусалиме" Т. Тассо (1575), в "Лузиадах" (1569) Л. де Камоэнса; у Гомера взял многие мотивы и образы Э. Спенсер для своей "Королевы фей" (1596). В то же время, велико значение эпоса Гомера и для прозы. Г. Флобер писал в 1852 г.: "Я и думаю, что роман только нарождается, он ждет своего Гомера" (Г. Флобер о литературе. - М., 1984. - Т. 1. - С. 237). Гоголь вдохновлялся в "Тарасе Бульбе" эпическими сценами воинских поединков из "Илиады", Л. Толстой явно учитывал опыт Гомера, создавая "Казаков", "Войну и мир". Любопытно, что и в современном мире была попытка свой вариант "Одиссеи" - роман "Улисс" (1921) Дж. Джойса.

Список литературы

1. История греческой литературы. - М.; Л., 1946. - Т. 1.
2. Тренчени-Вальдапфель И. Гомер и Гесиод. - М., 1956.
3. Сахарный Н.Л. Илиада: Разыскания в области смысла и стиля гомеровской поэмы. - Архангельск, 1957.
4. Боннар А. Греческая цивилизация. - М., 1958. - Т. 1.
5. Лосев А.Ф. Эстетическая терминология ранней греческой литературы // Уч. зап. МГПИ им. В.И. Ленина. - М., 1954. - Т. 83.
6. Лосев А.Ф. Эстетика Гомера // Лосев А.Ф. История античной эстетики. - М., 1963.
7. Полонская К.П. Поэмы Гомера. - М., 1961.
8. Маркиш С. Гомер и его поэмы. - М., 1962.
9. Грабарь-Пассек М.Е. Античные сюжеты и формы в западноевропейской литературе. - М., 1966.
10. Шталь И.В. Художественный мир гомеровского эпоса. - М., 1983.
реконструкции. - М., 1989.
11. Жирмунский В.М. Сравнительное литературоведение. Восток и Запад. - Л., 1979.
12. Древнегреческая литературная критика. - М., 1975.