Социально-экономическое развитие СССР в 30-е годы

Содержание:

Введение

1. Мифы Конституции СССР и реальность

2. Экономика в 30-е годы

3. Социально-классовая структура населения СССР в 30-е годы

4. Политическая система

Заключение

Список литературы

Введение

Сейчас многие задаются вопросом: какая социальная система в конечном счете образовалась в СССР к исходу 30-х годов? Думается, правы те историки и социологи, кто определяет ее как «государственный социализм». Социализм – так как произошло обобществление производства, ликвидация частной собственности и базировавшихся на ней общественных классов. Государственный – так как обобществление было не реальным, а иллюзорным: функции по распоряжению собственностью и политическая власть осуществлялись партийно-государственным аппаратом, номенклатурой и в определяющей степени ее вождем. При этом «государственный социализм» в СССР приобрел отчетливо выраженный тоталитарный характер. Помимо полного (тотального) контроля государства над экономикой, присутствовали и другие «родовые» признаки тоталитаризма: огосударствление политической системы, включая общественные организации, всепроникающий идеологический контроль в условиях монополии властей на средства массовой информации, фактическая ликвидация конституционных прав и свобод, репрессии в отношении оппозиции и инакомыслящих вообще.

Правы и те, кто рассматривает советскую модель «реального социализма» как результат не сталинской деформации и отхода с пути, предначертанного основоположниками марксизма, а последовательной реализации их идей о «краеугольных камнях» нового общественного устройства: бестоварной экономике, политической диктатуре одного класса, господстве одной, коммунистической идеологии. Исторический опыт убедительно доказал, что практическое осуществление этих идей – повсеместно, а не только в России с ее резкими контрастами в экономике и культурной отсталостью – приводило в итоге к большему или меньшему отчуждению народа от власти и собственности, к созданию государства тоталитарного типа.

1. Мифы Конституции СССР и реальность

В декабре 1936 г. была принята новая Конституция СССР, тут же объявленная официальной пропагандой «Конституцией победившего социализма». Политической основой СССР провозглашались Советы депутатов трудящихся, экономической – социалистическая собственность на средства производства. При этом допускалось «мелкое частное хозяйство единоличных крестьян и кустарей, основанное на личном труде и исключающее эксплуатацию чужого труда». Как и в прежних советских Конституциях, декларировалась свобода совести, слова, печати, собраний и митингов, объединения в союзы. Были добавлены советским гражданам и новые права: на труд, отдых, «всеобще-обязательное» неполное среднее образование, «неприкосновенность личности и жилья». Некоторые изменения были внесены в систему государственной власти. Ее высшим органом объявлялся Верховный Совет, состоявший из двух палат: Совета Союзов и Совета Национальностей, а в период между его сессиями – Президиум Верховного Совета. Изменения коснулись избирательной системы: выборы становятся всеобщими, равными и прямыми при тайном голосовании. Красной нитью через весь текст Конституции проходил тезис: «Союз Советских Социалистических Республик есть социалистическое государство рабочих и крестьян».

Что же на деле представляла собой «страна победившего социализма»?

2. Экономика в 30-е годы

Сложившаяся к тому времени экономика ныне определяется как директивная. Она характеризовалась:

-фактически полным огосударствлением средств производства, хотя формально-юридически устанавливалось наличие двух основных форм собственности: государственной и групповой (кооперативно-колхозной);

-свернутостью товарно-денежных отношений (но не их полным отсутствием в соответствии с социалистическим идеалом), деформированностью объективного закона стоимости (цены определялись «на глазок» в кабинетах чиновников, а не на основе рыночного спроса и предложения);

-предельно жестким централизмом в управлении при минимальной хозяйственной самостоятельности на местах (в республиках и областях);

-административно-командным распределением ресурсов и готовой продукции из централизованных фондов.

Для советской модели директивной экономики было характерно существование так называемой подсистемы страха – мощных рычагов внеэкономического принуждения. В августе 1932 г. ЦИК СССР одобрил закон «Об укреплении социалистической собственности». Согласно ему, граждане, начиная с 12-летнего возраста, например, подбирающие колоски на колхозном поле, объявлялись «врагами народа» и могли получить срок «не менее 10 лет». На рубеже 1932–1933 гг. вводится паспортный режим, отделявший административной стеной деревню от города, ибо паспорта выдавались лишь горожанам. Крестьяне, таким образом, были лишены права свободного перемещения по стране и фактически прикреплялись к земле, к своим колхозам. В мае 1939 г. для крестьян был установлен обязательный минимум трудодней. Тем, кто его не вырабатывал, грозили административные кары, а в «злостных случаях» – и уголовные.

Аналогичные меры предпринимаются в отношении рабочих и служащих. С декабря 1938 г. была резко ужесточена ответственность за нарушения трудовой дисциплины, за 20-минутное опоздание на работу людей увольняли. В июне 1940 г. правительственный указ устанавливал 8-часовой рабочий день при семидневной рабочей неделе, запрещал самовольный переход трудящихся с одного предприятия на другое. Отныне это каралось тюремным заключением. Указ от 10 июля 1940 г. приравнивал к «вредительству» со всеми вытекающими последствиями выпуск недоброкачественной продукции, несоблюдение договоров и т.п.

К концу 30-х годов директивная экономика все отчетливее приобретает «лагерный» облик. В результате массовых репрессий значительная часть населения страны переместилась за колючую проволоку. По разным данным, через ГУЛАГ с конца 20-х годов до 1953 г. прошло от 17 до 40 млн. человек, причем примерно 3,5 млн. из них находились в заключении одновременно. Лагеря и колонии давали около половины добываемого в СССР золота и хромо-никелевой руды, не менее трети платины и древесины. Заключенные производили примерно пятую часть общего объема капитальных работ. Их усилиями строились целые города (Магадан, Ангарск, Норильск, Тайшет), каналы (Беломорско-Балтийский, Москва-Волга), железные дороги (Тайшет – Лена, БАМ – Тында, Комсомольск-на-Амуре – Советская Гавань, Известковая – Ургал).

3. Социально-классовая структура населения СССР в 30-е годы

Обращаясь к социально-классовой структуре населения СССР, прежде всего, отметим ряд общих моментов.

Численность населения страны, согласно переписи начала 1937 г., не превышала 162 млн. человек, что в сопоставлении с данными текущего демографического учета (он велся после всесоюзной переписи 1926 г.) выявило нехватку в 6,3 млн. человек. Вызвавшая раздражение сталинского руководства, перепись была объявлена научно-несостоятельной. В январе 1939 г. прошла новая перепись, давшая цифру 170,6 млн. Эти данные были официально признаны, но ныне вызывают сомнения у историков и демографов. Учитывая известный нам урон от репрессий 1937–1938 гг. и естественный прирост населения за эти годы (последний определялся в 6,7 млн. человек), ближе к истине, по мнению ученых, находится цифра в 167,3 млн. человек, полученная в результате одного из промежуточных итогов переписи 1939 г., а затем «скорректированная» властями в сторону повышения. Таким образом, строгий научный анализ всей имеющейся статистики позволяет сделать вывод, что число так называемых сверхъестественных смертей, пришедшихся на время с 1927 г. по конец 30-х годов, колеблется в пределах от 7 до 8 млн. человек. «Сама по себе, – замечает историк А.К. Соколов, – это огромная цифра, напоминающая о громадных демографических катаклизмах в истории, и не стоит громоздить десятки миллионов жертв, как это часто делается теперь в литературе, чтобы подчеркнуть преступный характер режима, вступая при этом на путь искажения правды».

Состав населения СССР на конец 30-х годов был отмечен явным преобладанием молодых возрастов, что отражало последствия демографического взрыва (увеличения рождаемости) двух предшествующих десятилетий. Произошел также заметный сдвиг в соотношении городского и сельского населения в пользу первого: 33% городских жителей в 1939 г. против 18% в 1926 г. В дальнейшем процесс урбанизации развивался с нарастающим темпом вплоть до конца 80-х годов.

Собственно социально-классовая структура советского общества слагалась из следующих основных элементов (в процентах ко всему населению с учетом неработающих членов семей):

1) Рабочий класс – 33,7%. Его численность за 1926–1937 гг. увеличилась в 3,6 раза, главным образом за счет выходцев из деревни. В национальных районах рост его рядов был еще более значительным (например, в Казахстане – в 18 раз, в Киргизии – в 27 раз). Произошло резкое перераспределение рабочих в пользу отраслей тяжелой промышленности. В аморфной массе вчерашних крестьян, попавших в «фабрично-заводской котел», довольно быстро формировались постоянные кадры квалифицированных рабочих: их удельный вес вдвое превысил уровень 1925 г. и достиг 40,5%. Появилась и своеобразная рабочая «квазиэлита», включавшая ударников и стахановцев. За установление рекордов на производстве они удостаивались от властей немалых привилегий (повышенной зарплаты, выдвижения в депутаты, внеочередного предоставления квартиры и др.). Более трети рабочего класса составлял его особый отряд – сельский. За истекшие годы он претерпел качественные изменения. Место батраков заняли рабочие совхозов, практически ничем не отличавшиеся по характеру труда и образу жизни от прочих сельских жителей, а также работники государственных МТС: трактористы, комбайнеры, шоферы, механизаторы и др.

2) Колхозное крестьянство и кооперированные кустари – соответственно 44,9 и 2,3%. Как видим, крестьянство составляло к концу 30-х годов менее половины населения страны, но по-прежнему являлось самым многочисленным элементом социальной структуры. Уже в те годы ясно определились его специфические черты, в чем-то унаследованные с дореволюционной поры, в чем-то привнесенные новым временем: отставание в области образования и культуры, существенно более высокая доля старших возрастных групп с явным преобладанием женщин. Последних насчитывалось почти 70%, причем их пятая часть была старше 50 лет (в среднем по стране – 13%). В годы массовой коллективизации коренным образом изменился быт бывших кочевников и полукочевников, абсолютное большинство которых на обширных территориях Средней Азии, Казахстана и ряда других национальных районов было организовано в колхозы и прочно осело на землю.

3) Крестьяне-единоличники и некооперативные кустари – соответственно 2,0 и 0,6%. Этот незначительный социальный слой с трудом вел свое личное хозяйство, испытывая, несмотря на конституционные гарантии, постоянные притеснения со стороны центральных и местных властей.

4) Интеллигенция и служащие – 16,5%. Эту социальную группу, как и рабочий класс, характеризовала четко просматриваемая тенденция к динамичному росту. С 1926 по 1939 г. интеллигенция численно увеличивалась вдвое быстрее, чем все занятое население, и в итоге превысила уровень середины 20-х годов в 4,4 раза. Совершенно фантастические темпы роста отмечались в национальных республиках: в Таджикистане – в 24 раза, в Киргизии – в 12 раз, в Казахстане – в 8 раз и т.п. Подавляющее большинство интеллигенции и служащих (примерно 90%) составляли выпускники советских высших средних специальных заведений, а также практики-выдвиженцы. Их было особенно много среди инженерно-технических работников, связанных с промышленным производством: практиков там насчитывалось 57%, лиц с высшим образованием – 19,7%, со средним – 23,3%. В целом же число дипломированных специалистов по всем отраслям народного хозяйства и культуры превзошло уровень 1913 г. в 12 раз. Качественно менялся также социально-политический и психологический тип интеллигентов советской формации – преимущественно выходцев из рабоче-крестьянской среды. Как утверждалось в официальной советской историографии, «они потеряли черты, извечно присущие российскому интеллигенту: индивидуализм, политическую неустойчивость, недисциплинированность, склонность к суесловию в ущерб делу. И напротив, обрели новые качества – идеологическую стойкость, большевистскую целеустремленность». При очевидной спорности и предвзятости оценки в первой части этого «постулата» можно согласиться с его второй частью. Действительно, советская интеллигенция в своей массе была искренне убеждена в правоте «дела Ленина – Сталина» и, посильно укрепляя идеологические устои существующего режима, одновременно вносила огромный вклад в развитие экономического, оборонного, научного и культурного потенциала Родины.

5) Современные обществоведы в группе служащих и интеллигенции выделяют еще один социальный слой (некоторые даже определяют его как класс), занимающий там не более 15% – номенклатуру (перечень наиболее важных должностей, кандидатуры на которые рекомендовались и утверждались комитетами компартии, а также лица, занимавшие эти должности; в зависимости от уровня комитета существовала номенклатура района, обкома, ЦК компартии союзной республики, ЦК и Политбюро РКП (б) – ВКП (б) – КПСС). В нее входили ответственные работники партийно-государственного аппарата разного уровня, армии и массовых общественных организаций, вершившие все дела в СССР от имени народа, отчужденного на практике от власти и собственности. В первое десятилетие советской власти ядро управленцев составляла старая большевистская гвардия. К концу 20-х годов ее позиции были серьезно потеснены выдвиженцами И.В. Сталина. После «большого террора» 1935–1938 гг. они целиком заполняют номенклатуру. Как правило, это были люди не старше 40 лет и имевшие хорошее образование. Так, среди руководящих работников центрального, республиканского, краевого и областного уровня доля лиц, получивших высшее и полное среднее образование, равнялась 71,4% (из них высшее – 20,5%) и 7% продолжали учебу, среди руководителей районного масштаба – соответственно 46,3% (высшее – 4%) и 6%. Таким образом, необходимость образования и специальной подготовки начинает к концу 30-х годов играть весомую роль в управлении. Прагматики-профессионалы все увереннее вытесняли людей с «пролетарской закваской», служившей ранее чуть ли не единственным входным билетом в номенклатуру, особенно в ее средние и низовые звенья.

4. Политическая система

Сущность политической системы в СССР определял режим личной власти И.В. Сталина, заменивший коллективную диктатуру старой большевистской гвардии ленинского периода.

За фасадом чисто декоративной официальной власти (Советов всех уровней – от Верховного Совета до районного и сельского) скрывалась истинная несущая конструкция режима личной диктатуры. Ее образовывали две пронизывающие страну системы: партийных органов и органов госбезопасности. Первые подбирали кадры для различных управленческих структур государства и контролировали их работу. Еще более широкие контрольные функции, включавшие надзор за самой партией, осуществляли органы госбезопасности, которые действовали под прямым руководством И.В. Сталина.

Вся номенклатура, в том числе ее ядро – партократия, жила под перманентным страхом репрессий; ее ряды периодически «перетряхивались», что исключало самую возможность консолидации нового привилегированного слоя управленцев на антисталинской основе и превращало их в простых проводников воли партийно-государственной верхушки во главе с И.В. Сталиным.

Каждый член советского общества был вовлечен в иерархическую систему идеологизированных организаций: избранные, самые надежные с точки зрения властей – в партию (около 2 млн. человек) и Советы (3,6 млн. депутатов и активистов), «сознательная» молодежь – в комсомол (9 млн. человек), дети – в пионерские дружины, рабочие и служащие – в профсоюзы (22,5 млн. человек), литературная и художественная интеллигенция – в «творческие» союзы. Все они служили как бы «приводными ремнями» от партийно-государственного руководства к массам, конденсировали социально-политическую энергию народа, не находившую при отсутствии гражданских свобод какого-либо иного легального выхода, и направляли ее на решение «очередных задач советской власти».

Заключение

Учитывая все вышесказанное было бы упрощением характеризовать общественное устройство СССР 30-х годов только как «материализованную идеологию». По справедливому замечанию историков М.М. Горинова и С.В. Леонова, «в широком историческом контексте формирование в СССР системы «государственного социализма» вписывалось в переживавшийся миром болезненный, переломный этап глобальной структурной перестройки – перехода к регулируемому рыночному хозяйству, представляя собой один из «крайних», экстремальных вариантов общественного развития, а именно ультралевый (в отличие от ультраправого – фашистского и в противоположность неолиберальному «центристскому» – североамериканскому и западноевропейскому). На выбор Россией данного варианта развития повлияла не только конкретная обстановка в стране и в мире в 20–30-х годах, обусловившая необходимость ускоренной технологической модернизации экономики, а следовательно, возрастания роли государства как фактора развития, но также революционные (особенно военно-коммунистические) и многовековые российские традиции, связанные с гипертрофированной ролью государства, «антилиберализмом» массового сознания, преобладанием в нем уравнительно-коллективистских начал».

Список литературы

1. Кузнецова Н.В. История России. Часть III. Волгоград: Издательство «Братья Гринины», 1999.

2. Романюк М.Д. История России. 20-й век. М.: Издательство «Проспект», 2001.

3. Щекотов И.В. История Отечества. М.: Издательство «Проспект», 1997.