АБСОЛЮТИЗМ МОРАЛЬНЫХ ЗАПРЕТОВ

В реалистической этике очень важную роль играет своеобразная асимметрия добра и зла. Когда в некоторой ситуации возникает перспектива совершить добрый поступок то верность действительности требует внимательно просчитать все возможные

последствия этого поступка, поскольку, как говорит пословица, «дорога в ад вымощена добрыми намерениями». То, что кажется поначалу безусловно хорошим, часто приводит к чудовищным не­предвиденным последствиям.
Если же перед человеком стоит соблазн совершить явно противоречащий моральным требованиям поступок, реалистиче­ская этика настаивает на том, что не следует даже рассматривать варианты, оправдывающие этот поступок. Его не следует совер­шать ни при каких условиях: здесь действует абсолютный моральный запрет. Как писал Достоевский, даже счастье человечества не стоит единой детской слезинки. Есть вещи, которые нельзя делать ни при каких обстоятельствах, они не могут быть оправданы никакой перспективой будущих благ. Мораль тем и сильна, что формулирует абсолютные запреты, которые не следует преступать никогда. Иначе это не мораль, а беспомощный призыв быть хорошими. Религиозная мораль формулирует такие запреты в заповедях, в определении главных грехов. Но эти запреты не имеют никакой религиозной специфики: они внятны любому нрав­ственно неущербному человеку.
Тут есть один важный практический момент. Когда человек попадает в этически напряженную ситуацию, понимая, что ему предстоит нелегкий и опасный выбор, очень полезно заранее оп­ределить для себя, чего не следует делать ни в коем случае. Здесь нужен не конкретный расчет вариантов, а ясное понимание, что «я этого не сделаю никогда, хотя это мне будут настойчиво пред­лагать». Такая предварительная установка очень помогает не сде­лать непоправимый выбор, которого человек впоследствии будет стыдиться. Хорошие варианты могут подвернуться по дороге, но они легче придут в голову, если, будет прочно отсечено все, что абсо­лютно недозволено делать. 'Если ты поставил себя в недвусмыслен­ную позицию по отношению к злу, то добро найдет тебя само. Главное — избавиться от искушения в том, что в силу обстоятельств то или иное зло может быть оправдано. Это самая распространенная и самая опасная приманка. Более того, сущность зла в том, что оно маскируется под добро, под то, что в данных условиях выглядит лучшим выходом.
В кодексе врачебной этики есть очень важный принцип — «не навреди». Профессиональный долг врача — бороться за жизнь и здоровье больного. Врачу часто приходится принимать рискованные и ответственные решения, порой выходящие за пределы того, что определяется его опытом и знаниями. Абсолютизм запрета «не навреди» помогает найти границы допустимого профессионального риска, а также то, что требует его врачебный долг.

РЕЛИГИОЗНАЯ ЭТИКА И ГУМАНИЗМ
Религиозная этика придает большой вес обязательствам человека перед самим собой, подчеркивая его обязанность восстановить пол­ноту собственной сущности, реализовать собственную личность в ее первозданной целостности.
Между тем, «что я есмь», и тем, «чем я должен быть», проходит линия напряжения. Именно с ней связаны усилия вы­полнить моральный долг перед самим собой. Разум помогает че­ловеку определить, в чем состоит этот долг, воля побуждает его исполнить. С религиозной (монотеистической) точки зрения чело­веческая воля испорчена грехопадением. Способна ли испорченная воля человека к усилиям для исполнения нравственного долга? Протестантские вероучения считают разум и волю человека по­врежденными настолько, что их не исправить никакими добрыми делами — спасение человека как бы не зависит от его личных усилий. Православное и католическое учение о человеке исходит из представления о соработе человеческих воли и разума с Боже­ственной энергией и благодатью. Согласно этому воззрению бла­годать прививается к тому здоровому и творческому, что сохранилось в природе человека, и высвобождает силы, которые подспудно в ней таились. Так происходит соработа человека и благодати, возникает синергия, направленная на исцеление и вос­полнение человеческой природы.
Характерно, что человек обычно оправдывает свои нарушения долга слабостью или испорченностью собственной природы, которую он рассматривает как источник соблазнов и злых склонностей. Психоанализ утверждает человека в этом, указывая ему источник дурного воздействия в глубинах его подсознания, а марксизм — в социальных условиях. Религиозная этика исходит из более опти­мистической оценки человеческой природы, считая человека спо­собным преодолеть соблазны и дурные склонности. Не исключено, что желание увидеть в объективных обстоятельствах непрео­боримый источник зла и соблазна порождено неосоз­нанным стремлением уклониться от обязанности исполнения законов собственной природы путем фактического их отрицания, избежать ответственности за совершаемое зло.
Однако человек не игрушка в руках слепых природных сил, действующих в нем самом, но существо, призванное творить самого себя и сознавать свои возможности совершенствования. У бегая от законов собственной природы, человек убегает от соб­ственной личности и допускает отчуждение этой личности госу-

дарством или обществом. Реалистическая этика считает, что такое отчуждение противоречит реальной сущности человека и может быть преодолено. Религиозная этика подчеркивает необходимость для такого преодоления взаимодействия человеческих усилий и благодати. Религиозная этика может быть естественно выражена в категориях реалистической этики при соответствующем понима­нии реальности. Человека религиозного реализм в этике заставляет считаться с высшей реальностью как источником законов природы, в том числе и человеческой. Тем самым человек признает допу­стимость принятия моральных норм сверхъестественного происхож­дения как выражающих высший уровень действительности.
Религиозная этика выглядит, на первый взгляд, противоречащей позициям гуманизма. Последний рассматривает человека как са­модостаточное бытие, содержащее в себе собственные цели. В рели­гиозной этике цель человека — единение с Богом, постижение Бога. С точки зрения гуманизма, целью человека может быть только сам человек: его благополучие, счастье, личное и общественное развитие. С позиций гуманизма, религиозная этика подрывает исконно чело­веческую нравственность, тормозит всестороннее развитие человека постановкой иллюзорных идеалистических целей. Фактически дело обстоит совершенно противоположным образом, ибо стремление к Богу как к цели для любого Его творения означает достижение высшего совершенства в себе, т. е. обнаружение в себе абсолютной полноты бытия и блага, поскольку Бог по своей природе и есть абсолютная полнота. Поэтому, чтобы достичь такой цели, бытию не нужно «выходить за пределы самого себя» или «отчуждать себя в пользу Бога». (Отчуждение человека происходит всегда в пользу чего-то чуждого его природе: государственной власти, экономиче­ских отношений, идеологии и т. п.) Такое отчуждение противоре­чило бы цели единения с Богом. Бог как цель всех творений не отвлекает эти творения от задачи собственного совершенства. Такая цель не противоречит достижению полноты человечности, но уко­реняет человека в должной полноте. Истинное достоинство имеет целью Бога и косвенно являет его совершенство, хотя сам человек может и не сознавать свою настоящую цель. Бог есть цель любого творения независимо от того, что считает оно само.
Правда, говорить о религиозной морали конкретного человека правомерно лишь в том случае, когда он это признает и готов считаться с религиозными рекомендациями той или иной конфессии, основанными на религиозном обосновании целесообразности чело­веческого существования. Более того, религиозная этика подразу­мевает отношение человека к Богу как к Личности, а не абстрактному

символу высшего совершенства. Но тут мы уже переходим к рас­суждениям из сферы моральной теологии, выходя за рамки фило­софской этики. Само понятие «реалистическая этика» очень удобно именно тем, что оно позволяет говорить о проблемах религиозной этики, оставаясь в пределах философско-критического рассмотрения этических систем.
Следует отметить существенное возражение против религиозной этики, связанное с признанием ею способности Бога помиловать грешника, что нарушает обыденное представление о справедливости как неминуемом воздаянии и за добро, и за зло. Религиозного человека этот упрек не смущает, ибо он видит в нем не этический произвол высшей нравственной власти, но высшую мудрость Бога. Божий суд опирается на факторы, которые человек не в состоянии различить. Милость Божия неразрывно связана с правдой и под­держивает движение человека от зла к добру. Сама возможность помилования способна предотвратить совершение нового зла. На­личие у грешника зернышка надежды на Божественное милосердие способно удержать его от окончательного падения в пропасть. Это верно и в отношении человеческого милосердия, являющегося не­обходимым дополнением к суровой справедливости, смягчающим ригористичность последней. Иначе справедливость оказалась бы бесчеловечной.