ОШИБОчНЫЕ ДЕЙСТВИџ(ПРОДОЛЖЕНИЕ) Уважаемые дамы и господа! В прошлый раз нам пришла в голову мысльрассматривать ошибочное действие само по себе, безотносительно к нарушенномуим действию, которое предполагали совершить; у нас сложилось впечатление,будто в отдельных случаях оно выдает свой собственный смысл, и если бы этоподтвердилось еще в большем числе случаев, то этот смысл был бы для насинтереснее, чем исследование условий, при которых возникает ошибочноедействие.Договоримся еще раз о том, что мы понимаем под "смыслом" (Sinn)какого-то психического процесса не что иное, как намерение, которому онслужит, и его место в ряду других психических проявлений. В большинственаших исследований слово "смысл" мы можем заменить словом "намерение"(Absicht), "тенденция" (Tendenz). Однако не является ли самообманом илипоэтической вольностью с нашей стороны, что мы усматриваем в ошибочномдействии намерение?Будем же по-прежнему заниматься оговорками и рассмотрим большееколичество наблюдений. Мы увидим, что в целом ряде случаев намерение, смыслоговорки совершенно очевиден. Это прежде всего те случаи, когда говоритсяпротивоположное тому, что намеревались сказать. Президент в речи на открытиизаседания говорит: "Объявляю заседание закрытым". Смысл и намерение егоошибки в том, что он хочет закрыть заседание. Так и хочется процитировать:"Да ведь он сам об этом говорит"; остается только поймать его на слове. Невозражайте мне, что это невозможно, ведь председатель, как мы знаем, хотелне закрыть, а открыть заседание, и он сам подтвердит это, а его мнениеявляется для нас высшей инстанцией. При этом вы забываете, что мы условилисьрассматривать ошибочное действие само по себе; о его отношении к намерению,которое из-за него нарушается, мы будем говорить позже. Иначе вы допустителогическую ошибку и просто устраните проблему, то, что в английском языкеназывается begging the question.*В других случаях, когда при оговорке прямо не высказываетсяпротивоположное утверждение, в ней все же выражается противоположный смысл."Я не склонен (вместо неспособен) оценить заслуги своего уважаемогопредшественника". "Geneigt" (склонен) не является противоположным "geeignet"(способен), однако это явное признание противоречит ситуации, о которойговорит оратор.Встречаются случаи, когда оговорка просто прибавляет к смыслу намерениякакой-то второй смысл. Тогда предложение звучит так, как будто онопредставляет собой стяжение, сокращение, сгущение нескольких предложений.Таково заявление энергичной дамы: он (муж) может есть и пить все, что язахочу. Ведь она тем самым как бы говорит: он может есть и пить, что онхочет, но разве он смеет хотеть? Вместо него я хочу. Оговорки частопроизводят впечатление таких сокращений. Например, профессор анатомии----------------------------------------* Свести вопрос на нет (англ.). -- Прим. пер.после лекции о носовой полости спрашивает, все ли было понятнослушателям, и, получив утвердительный ответ, продолжает: "Сомневаюсь, потомучто даже в городе с миллионным населением людей, понимающих анатомию носовойполости, можно сосчитать по одному пальцу, простите, по пальцам одной руки".Это сокращение имеет свой смысл: есть только один человек, который этопонимает.Данной группе случаев, в которых ошибочные действия сами указывают насвой смысл, противостоят другие, в которых оговорки не имеют явного смысла икак бы противоречат нашим предположениям. Если кто-то при оговорке коверкаетимя собственное или произносит неупотребительный набор звуков, то уже из-затаких часто встречающихся случаев вопрос об осмысленности ошибочных действийкак будто может быть решен отрицательно. И лишь при ближайшем рассмотренииэтих примеров обнаруживается, что в этих случаях тоже возможно пониманиеискажений, а разница между этими неясными и вышеописанными очевиднымислучаями не так уж велика.Одного господина спросили о состоянии здоровья его лошади, он ответил:Ja, das drдut. Das dauert vielleicht noch einen Monat [Да, это продлится,вероятно, еще месяц; но вместо слова "продлится" -- dauert -- вначале былосказано странное "drдut"]. На вопрос, что он этим хотел сказать, он,подумав, ответил: Das ist eine traurige Geschichte [Это печальная история].Из столкновения слов "dauert" [дауерт] и "traurige" [трауриге] получилось"драут" (Meringer, Mayer, 1895).Другой рассказывает о происшествиях, которые он осуждает, и продолжает:Dann aber sind die Tatsachen zum Vorschwein [форшвайн] gekommen. [И тогдаобнаружились факты; но в слово Vorschein -- элемент выражения "обнаружились"-- вставлена лишняя буква w]. На расспросы рассказчик ответил, что онсчитает эти факты свинством -- Schweinerei. Два слова -- Vorschein [форшайн]и Schweinerei [швайнерай] -- вместе образовали странное "форшвайн"(Мерингер, Майер). Вспомним случай, когда молодой человек хотел begleitdigenдаму. Мы имели смелость разделить эту словесную конструкцию на begleiten[проводить] и beleidigen [оскорбить] и были уверены в таком толковании, нетребуя тому подтверждения. Из данных примеров вам понятно, что и такиенеясные случаи оговорок можно объяснить столкновением, интерференцией двухразличных намерений1. Разница состоит в том, что в первом случае однонамерение полностью замещается (субституируется) другим, и тогда возникаютоговорки с противоположным смыслом, в другом случае намерение толькоискажается или модифицируется, так что образуются комбинации, которыекажутся более или менее осмысленными.Теперь мы, кажется, объяснили значительное число оговорок. Если мыбудем твердо придерживаться нашего подхода, то сможем понять и другие бывшиедо сих пор загадочными оговорки. Например, вряд ли можно предположить, чтопри искажении имен всегда имеет место конкуренция между двумя похожими, норазными именами. Нетрудно, впрочем, угадать и другую тенденцию. Ведьискажение имени часто происходит не только в оговорках; имя пытаютсяпроизнести неблагозвучно и внести в него что-то унизительное -- это являетсясвоего рода оскорблением, которого культурный человек, хотя и не всегдаохотно,----------------------------------------1 Эти положения относительно столкновения намерений как различныхмотивационных векторов поведения ставили важную проблему психологическогоконфликта, получившую в дальнейшем разработку в психологии личности исоциальной психологии (в том числе с помощью экспериментальных методов,значение которых Фрейд отрицал).старается избегать. Он еще часто позволяет это себе в качестве "шутки",правда, невысокого свойства. В качестве примера приведу отвратительноеискажение имени президента Французской республики Пуанкаре, которое внастоящее время переделали в "Швайнкаре". Нетрудно предположить, что и приоговорке может проявиться намерение оскорбить, как и при искажении имени.Подобные объяснения, подтверждающие наши представления, напрашиваются и вслучае оговорок с комическим и абсурдным эффектом. "Я прошу Вас отрыгнуть(вместо чокнуться) за здоровье нашего шефа". Праздничный настрой неожиданнонарушается словом, вызывающим неприятное представление, и по примеру бранныхи насмешливых речей нетрудно предположить, что именно таким образомвыразилось намерение, противоречащее преувеличенному почтению, что хотелисказать примерно следующее: "Не верьте этому, все это несерьезно, плеватьмне на этого малого и т. п.". То же самое относится к тем оговоркам, вкоторых безобидные слова превращаются в неприличные, как, например, apopos[по заду] вместо apropos [кстати] или EischeiЯweibchen [~гнусная бабенка]вместо EiweiЯscheibchen [белковая пластинка] (Мерингер, Майер). Мы знаеммногих людей, которые ради удовольствия намеренно искажают безобидные слова,превращая их в неприличные; это считается остроумным, и в действительностичасто приходится спрашивать человека, от которого слышишь подобное, пошутилли он намеренно или оговорился.Ну вот мы без особого труда и решили загадку ошибочных действий! Они неявляются случайностями, а представляют собой серьезные психические акты,имеющие свой смысл, они возникают благодаря взаимодействию, а лучше сказать,противодействию двух различных намерений. А теперь могу себе представить,какой град вопросов и сомнений вы готовы на меняобрушить, и я должен ответить на них и разрешить ваши сомнения, преждечем мы порадуемся первому результату нашей работы. Я, конечно, не хочуподталкивать вас к поспешным выводам. Давайте же подвергнем беспристрастномуанализу все по порядку, одно за другим.О чем вы хотели бы меня спросить? Считаю ли я, что это объясняет всеслучаи оговорок или только определенное их число? Можно ли такое объяснениеперенести и на многие другие виды ошибочных действий: на очитки, описки,забывание, захватывание вещей "по ошибке" (Vergreifen),* их затеривание и т.д.? Имеют ли какое-то значение для психической природы ошибочных действийфакторы усталости, возбуждения, рассеянности, нарушения внимания? Можно,далее, заметить, что из двух конкурирующих намерений одно всегда проявляетсяв ошибочном действии, другое же не всегда очевидно. Что же необходимосделать, чтобы узнать это скрытое намерение, и, если предположить, что мыдогадались о нем, какие есть доказательства, что наша догадка не тольковероятна, но единственно верна? Может быть, у вас есть еще вопросы? Еслинет, то я продолжу. Напомню вам, что сами по себе ошибочные действияинтересуют нас лишь постольку, поскольку они дают ценный материал, которыйизучается психоанализом. Отсюда возникает----------------------------------------* Перевод этого слова на русский язык представляет значительныетрудности. Vergreifen означает буквально "ошибка", "ошибочный захват"какого-либо предмета. Точный перевод слова зависит от контекста. Поэтому водном случае мы переводим это слово как "захватывание (по ошибке)", в другом-- как "действие по ошибке" (не путать с "ошибочным действием" --Fehlleistung, которое является родовым понятием к Vergreifen), в третьем --просто как "ошибка" (не путать со словом "Irrtum", которое также переводитсякак "ошибка"). -- Прим. ред. перевода.вопрос: что это за намерения или тенденции, которые мешают проявитьсядругим, и каковы взаимоотношения между ними? Мы продолжим нашу работу толькопосле решения этой проблемы.Итак, подходит ли наше объяснение для всех случаев оговорок? Я оченьсклонен этому верить и именно потому, что когда разбираешь каждый случайоговорки, такое объяснение находится. Но это еще не доказывает, что нетоговорок другого характера. Пусть будет так; для нашей теории этобезразлично, так как выводы, которые мы хотим сделать для введения впсихоанализ, останутся в силе даже в том случае, если бы нашему объяснениюподдавалось лишь небольшое количество оговорок, что, впрочем, не так. Наследующий вопрос -- можно ли полученные данные об оговорках распространитьна другие виды ошибочных действий? -- я хотел бы заранее ответитьположительно. Вы сами убедитесь в этом, когда мы перейдем к рассмотрениюпримеров описок, захватывания "по ошибке" предметов и т. д. Но пометодическим соображениям я предлагаю отложить эту работу, пока мыосновательнее не разберемся с оговорками.Вопрос о том, имеют ли для нас значение выдвигаемые другими авторами напервый план факторы нарушения кровообращения, утомления, возбуждения,рассеянности и теория расстройства внимания, заслуживает более внимательногорассмотрения, если мы признаем описанный выше психический механизм оговорки.Заметьте, мы не оспариваем этих моментов. Психоанализ вообще редкооспаривает то, что утверждают другие; как правило, он добавляет что-тоновое, правда, часто получается так, что это ранее не замеченное и вновьдобавленное и является как раз существенным. Нами безоговорочно признаетсявлияние на возникновения оговорки физиологических условий легкогонездоровья, нарушений кровообращения, состояния истощения, об этомсвидетельствует наш повседневный личный опыт. Но как мало этим объясняется!Прежде всего, это не обязательные условия для ошибочного действия. Оговоркавозможна при абсолютном здоровье и в нормальном состоянии. Эти соматическиеусловия могут только облегчить и ускорить проявление своеобразногопсихического механизма оговорки. Для объяснения этого отношения я приводилкогда-то сравнение, которое сейчас повторю за неимением лучшего.Предположим, что я иду темной ночью по безлюдному месту, на меня нападаетграбитель, отнимает часы и кошелек. Так как я не разглядел лица грабителя,то в ближайшем полицейском участке я заявляю: "Безлюдное место и темнотатолько что отняли у меня ценные вещи". На что полицейский комиссар мне можетсказать: "Вы напрасно придерживаетесь чисто механистической точки зрения.Представим себе дело лучше так: под защитой темноты в безлюдном местенеизвестный грабитель отнял у вас ценные вещи. Самым важным в вашем случаеявляется, как мне кажется, то, чтобы мы нашли грабителя. Тогда, может быть,мы сможем забрать у него похищенное".Такие психофизиологические условия, как возбуждение, рассеянность,нарушение внимания дают очень мало для объяснения ошибочных действий. Этотолько фразы, ширмы, за которые мы не должны бояться заглянуть. Лучшеспросим, чем вызвано это волнение, особое отвлечение внимания. Влияниесозвучий, сходств слов и употребительных словесных ассоциаций тоже следуетпризнать важными. Они тоже облегчают появление оговорки, указывая ей пути,по которым она может пойти. Но если передо мной лежит какой-то путь,предрешено ли, что я пойду именно по нему? Необходим еще какой-то мотив,чтобы ярешился на него, и, кроме того, сила, которая бы меня продвигала поэтому пути. Таким образом, как соотношение звуков и слов, так и соматическиеусловия только способствуют появлению оговорки и не могут ее объяснить.Подумайте, однако, о том огромном числе случаев, когда речь не нарушаетсяиз-за схожести звучания употребленного слова с другим, из-запротивоположности их значений или употребительности словесных ассоциаций. Мымогли бы согласиться с философом Вундтом в том, что оговорка появляется,когда вследствие физического истощения ассоциативные наклонности начинаютпреобладать над другими побуждениями в речи. С этим можно было бы легкосогласиться, если бы это не противоречило фактам возникновения оговорки вслучаях, когда отсутствуют либо физические, либо ассоциативные условия дляее появления1.Но особенно интересным кажется мне ваш следующий вопрос -- какимобразом можно убедиться в существовании двух соперничающих намерений? Вы ине подозреваете, к каким серьезным выводам ведет нас этот вопрос. Не правдали, одно из двух намерений, а именно нарушенное (gestцrte), обычно не вызы-----------------------------------------1 Не отрицая установленных экспериментальной психологией зависимостейповеденческих актов от ассоциаций (т. е. связи психических явлений,возникшей благодаря их смежности в пространстве и времени), отнаправленности и сосредоточенности внимания, а также от возможного влиянияпсихофизиологического состояния субъекта в данный момент, Фрейд считал всеэти факты лишь "поверхностными" симптомами, за которыми скрыто мощноедействие реальных мотивационных факторов. Именно последние служат той силой,которая придает ассоциациям, вниманию и другим феноменам сознания иповедения определенную направленность.вает сомнений: человек, совершивший ошибочное действие, знает о нем ипризнает его. Сомнения и размышления вызывает второе, нарушающее (stцrende)намерение. Мы уже слышали, а вы, конечно, не забыли, что в ряде случаев этонамерение тоже достаточно ясно выражено. Оно обнаруживается в эффектеоговорки, если только взять на себя смелость считать этот эффектдоказательством. Президент, который допускает оговорку с обратным смыслом,конечно, хочет открыть заседание, но не менее ясно, что он хочет его изакрыть. Это настолько очевидно, что тут и толковать нечего. А какдогадаться о нарушающем намерении по искажению в тех случаях, когданарушающее намерение только искажает первоначальное, не выражая себяполностью?В первом ряде случаев это точно так же просто и делается таким жеобразом, как и при определении нарушенного намерения. О нем сообщает самдопустивший оговорку, он сразу может восстановить то, что намеревалсясказать первоначально: "Das draut, nein, das dauert vielleicht noch einenMonat" [Это драут, нет, это продлится, вероятно, еще месяц]. Искажающеенамерение он тут же выразил, когда его спросили, что он хотел сказать словом"драут": "Das ist eine traurige Geschichte [Это печальная история]. Вовтором случае, при оговорке "Vorschwein", он сразу же подтверждает, чтохотел сначала сказать: "Das ist Schweinerei" [Это свинство], но сдержался ивыразился по-другому. Искажающее намерение здесь так же легко установить,как и искаженное. Я намеренно остановился здесь на таких примерах, которыеприводил и толковал не я или кто-нибудь из моих последователей. Однако вобоих этих примерах для решения проблемы нужен был один небольшой прием.Надо было спросить говорившего, почему он сделал именно такую оговорку и чтоон может о ней сказать. В противном случае, не желая ее объяснять, он прошелбы мимо нее. На поставленный же вопрос он дал первое пришедшее ему в головуобъяснение. А теперь вы видите, что этот прием и его результат и естьпсихоанализ и образец любого психоаналитического исследования, которым мызаймемся впоследствии.Не слишком ли я недоверчив, полагая, что в тот самый момент, когда увас только складывается представление о психоанализе, против него жеподнимается и протест? Не возникает ли у вас желания возразить мне, чтосведения, полученные от человека, допустившего оговорку, не вполнедоказательны? Отвечая на вопросы, он, конечно, старался, полагаете вы,объяснить свою оговорку, вот и сказал первое, что пришло ему в голову ипоказалось хоть сколь-нибудь пригодным для объяснения. Но это еще недоказательство того, что оговорка возникла именно таким образом. Конечно,могло быть и так, но с таким же успехом и иначе. Ему в голову могло прийти идругое объяснение, такое же подходящее, а может быть, даже лучшее.Удивительно, как мало у вас, в сущности, уважения к психическому факту!Представьте себе, что кто-то произвел химический анализ вещества и обнаружилв его составе другое, весом в столько-то миллиграммов. Данный вес даетвозможность сделать определенные выводы. А теперь представьте, что какому-тохимику пришло в голову усомниться в этих выводах, мотивируя это тем, чтовыделенное вещество могло иметь и другой вес. Каждый считается с фактом, чтовес именно такой, а не другой, и уверенно строит на этом дальнейшие выводы.Если же налицо психический факт, когда человеку приходит в головуопределенная мысль, вы с этим почему-то не считаетесь и говорите, что емумогла прийти в голову и другая мысль! У вас есть иллюзия личной психическойсвободы, и вы не хотите от нее отказаться. Мне очень жаль, но в этом я самымсерьезным образом расхожусь с вами во мнениях.Теперь вы не станете больше возражать, но только до тех пор, пока ненайдете другого противоречия. Вы продолжите: мы понимаем, что особенностьтехники психоанализа состоит в том, чтобы заставить человека самого решитьсвои проблемы. Возьмем другой пример: оратор приглашает собравшихсячокнуться (отрыгнуть) за здоровье шефа. По нашим словам, нарушающеенамерение в этом случае -- унизить, оно и не дает оратору выразить почтение.Но это всего лишь наше толкование, основанное на наблюдениях за пределамиоговорки. Если мы в этом случае будем расспрашивать оговорившегося, он неподтвердит, что намеревался нанести оскорбление, более того, он будетэнергично это отрицать. Почему же мы все же не отказываемся от нашегонедоказуемого толкования и после такого четкого возражения?Да, на этот раз вы нашли серьезный аргумент. Я представляю себенезнакомого оратора, возможно, ассистента того шефа, а возможно, ужеприват-доцента, молодого человека с блестящим будущим. Я настойчиво стануего выспрашивать, не чувствовал ли он при чествовании шефа противоположногонамерения? Но вот я и попался. Терпение его истощается, и он вдругнабрасывается на меня: "Кончайте вы свои расспросы, иначе я не поручусь засебя. Своими подозрениями вы портите мне всю карьеру. Я просто оговорился,сказал aufstoЯen вместо anstoЯen, потому что в этом предложении уже два разаупотребил "auf". У Мерингера такая оговорка называется отзвуком, и нечеготут толковать вкривь и вкось. Вы меня поняли? Хватит". Гм, какаяудивительная реакция; весьма энергичное отрицание. С молодым человекомничего не поделаешь, но я про себя думаю, что его выдаетсильная личная заинтересованность в том, чтобы его ошибочному действиюне придавали смысла. Может быть, и вам покажется, что неправильно с егостороны вести себя так грубо во время чисто теоретического обследования, но,в конце концов, подумаете вы, он сам должен знать, что он хотел сказать, ачего нет. Должен ли? Пожалуй, это еще вопрос.Ну, теперь вы точно считаете, что я у вас в руках. Так вот какова вашатехника исследования, я слышу, говорите вы. Если сделавший оговорку говорито ней то, что вам подходит, то вы оставляете за ним право последней решающейинстанции. "Он ведь сам это сказал!" Если же то, что он говорит, вам негодится, вы тут же заявляете: нечего с ним считаться, ему нельзя верить.Все это так. Я могу привести вам аналогичный случай, где дело обстоитстоль же невероятно. Если обвиняемый признается судье в своем проступке,судья верит его признанию; но если обвиняемый отрицает свою вину, судья неверит ему. Если бы было по-другому, то не было бы правосудия, а вы ведьпризнаете эту систему, несмотря на имеющиеся в ней недостатки.Да, но разве вы судья, а сделавший оговорку подсудимый? Разве оговорка-- преступление?Может быть, и не следует отказываться от этого сравнения. Но посмотритетолько, к каким серьезным разногласиям мы пришли, углубившись в такую,казалось бы, невинную проблему, как ошибочные действия. Пока мы еще не всостоянии сгладить все эти противоречия. Я все-таки предлагаю временносохранить сравнение с судьей и подсудимым. Согласитесь, что смысл ошибочногодействия не вызывает сомнения, если анализируемый сам признает его. Зато и ядолжен согласиться с вами, что нельзя представить прямого доказательствапредполагаемого смысла ошибочного действия, если анализируемый отказываетсясообщить какие-либо сведения или же он просто отсутствует. В таких случаяхтак же, как и в судопроизводстве, прибегают к косвенным уликам, которыепозволяют сделать более или менее вероятное заключение. На основаниикосвенных улик суд иногда признает подсудимого виновным. У нас нет такойнеобходимости, но и нам не следует отказываться от использования таких улик.Было бы ошибкой предполагать, что наука состоит только из строго доказанныхположений, да и неправильно от нее этого требовать. Такие требования к наукеможет предъявлять только тот, кто ищет авторитетов и ощущает потребностьзаменить свой религиозный катехизис на другой, хотя бы и научный. Науканасчитывает в своем катехизисе мало аподиктических положений, в ней большеутверждений, имеющих определенную степень вероятности. Признаком научногомышления как раз и является способность довольствоваться лишь приближением кистине и продолжать творческую работу, несмотря на отсутствие окончательныхподтверждений.На что же нам опереться в своем толковании, где найти косвенные улики,если показания анализируемого не раскрывают смысла ошибочного действия? Вразных местах. Сначала будем исходить из аналогии с явлениями, не связаннымис ошибочными действиями, например, когда мы утверждаем, что искажение именпри оговорке имеет тот же унижающий смысл, как и при намеренном коверканийимени. Далее мы будем исходить из психической ситуации, в которойсовершается ошибочное действие, из знания характера человека, совершившегоошибочное действие, из тех впечатлений, которые он получил до ошибочногодействия, возможно, что именно на них он и реагировал этим ошибочнымдействием. Обычно мы толкуем ошибочное действие, исходя из общихсоображений,и высказываем сначала только предположение, гипотезу для толкования, азатем, исследуя психическую ситуацию допустившего ошибку, находим емуподтверждение. Иногда приходится ждать событий, как бы предсказанныхошибочным действием, чтобы найти подтверждение нашему предположению.Если я ограничусь одной только областью оговорок, я едва ли сумею стольже легко найти нужные доказательства, хотя и здесь есть отдельныевпечатляющие примеры. Молодой человек, который хотел бы begleitdigen даму,наверняка робкий; даму, муж которой ест и пьет то, что она хочет, я знаю какодну из тех энергичных женщин, которые умеют командовать всем в доме. Иливозьмем такой пример: на общем собрании "Конкордии" молодой член этогообщества произносит горячую оппозиционную речь, во время которой онобращается к членам правления, называя их "VorscAssmitglieder" [членыссуды], словом, которое может получиться из слияния слов Vorstand[правление] и AusschuЯ [комиссия]. Мы предполагаем, что у него возниклонарушающее намерение, противоречащее его оппозиционным высказываниям икоторое могло быть связано со ссудой. Действительно, вскоре мы узнаем, чтооратор постоянно нуждался в деньгах и незадолго до того подал прошение оссуде. Нарушающее намерение действительно могло выразиться в такой мысли:сдержись в своей оппозиции, это ведь люди, которые разрешат тебе выдачуссуды.Я смогу привести вам целый ряд таких уличающих доказательств, когдаперейду к другим ошибочным действиям.Если кто-то забывает хорошо известное ему имя и с трудом егозапоминает, то можно предположить, что против носителя этого имени он что-тоимеет и не хочет о нем думать. Рассмотрим психическую ситуацию,в которой происходит это ошибочное действие. "Господин У был безнадежновлюблен в даму, которая вскоре выходит замуж за господина X. Хотя господин Удавно знает господина Х и даже имеет с ним деловые связи, он все времязабывает его фамилию и всякий раз, когда должен писать ему по делу,справляется о его фамилии у других".* Очевидно, господин У не хочет ничегознать о счастливом сопернике. "И думать о нем не хочу".Или другой пример: дама справляется у врача о здоровье общей знакомой,называя ее по девичьей фамилии. Ее фамилию по мужу она забыла. Затем онапризнается, что очень недовольна этим замужеством и не выносит мужа своейподруги.**Мы еще вернемся к забыванию имен и обсудим это с разных сторон, сейчасже нас интересует преимущественно психическая ситуация, в которой происходитзабывание.Забывание намерений в общем можно объяснить потоком противоположныхнамерений, которые не позволяют выполнить первоначальное намерение. Такдумаем не только мы, занимающиеся психоанализом, это общепринятое мнениелюдей, которые придерживаются его в жизни, но почему-то отрицают в теории.Покровитель, извиняющийся перед просителем за то, что забыл выполнить егопросьбу, едва ли будет оправдан в его глазах. Проситель сразу же подумает:ему ведь совершенно все равно; хотя он обещал, он ничего не сделал. И вжизни забывание тоже считается в известном отношении предосудительным,различий между житейской и психоаналитической точкой зрения на эти ошибочныедействия, по-видимому, нет. Представьте себе хозяйку, которая встречаетгостя слова-----------------------------------------* По К. Г. Юнгу (1907, 52).** По А. А. Бриллу (1912, 191).ми: "Как, вы пришли сегодня? А я и забыла, что пригласила вас насегодня". Или молодого человека, который признался бы возлюбленной, что онзабыл о назначенном свидании. Конечно, он в этом не признается, а скореепридумает самые невероятные обстоятельства, которые не позволили ему прийтина свидание и даже не дали возможности предупредить об этом. На военнойслужбе, как все знают и считают справедливым, забычивость не являетсяоправданием и не освобождает от наказания. Здесь почему-то все согласны, чтоопределенное ошибочное действие имеет смысл, причем все знают какой. Почемуже нельзя быть до конца последовательным и не признать, что и к другимошибочным действиям должно быть такое же отношение? Напрашиваетсяестественный ответ.Если смысл этого забывания намерений столь очевиден даже длянеспециалиста, то вы не будете удивляться тому, что и писатели используютэто ошибочное действие в том же смысле. Кто из вас читал или видел пьесу Б.Шоу Цезарь и Клеопатра, тот помнит, что в последней сцене перед отъездомЦезаря преследует мысль, будто он намеревался что-то сделать, о чем теперьзабыл. В конце концов оказывается, что он забыл попрощаться с Клеопатрой.Этой маленькой сценой писатель хочет приписать великому Цезарю преимущество,которым он не обладал и к которому совсем не стремился. Из историческихисточников вы можете узнать, что Цезарь заставил Клеопатру последовать заним в Рим, и она жила там с маленьким Цезарионом, пока Цезарь не был убит,после чего ей пришлось бежать из города.Случаи забывания намерений в общем настолько ясны, что мало подходятдля нашей цели получить косвенные улики для объяснения смысла ошибочногодействия из психической ситуации. Поэтому обратимся к особенно многозначными малопонятным ошибочным действиям -- к затериванию и запрятыванию вещей.Вам, конечно, покажется невероятным, что в затеривании, которое мы частовоспринимаем как досадную случайность, участвует какое-то наше намерение. Номожно привести множество наблюдений вроде следующего. Молодой человекпотерял дорогой для него карандаш. За день до этого он получил письмо отшурина, которое заканчивалось словами: "У меня нет желания потворствоватьтвоему легкомыслию и лени".* Карандаш был подарком этого шурина. Без такогосовпадения мы, конечно, не могли бы утверждать, что в затеривании карандашаучаствует намерение избавиться от вещи. Аналогичные случаи очень часты.Затериваются предметы, когда поссоришься с тем, кто их дал и о ком неприятновспоминать, или когда сами вещи перестают нравиться и ищешь предлогазаменить их другими, лучшими. Проявлением такого же намерения по отношению кпредмету выступает и то, что его роняют, разбивают, ломают. Можно ли считатьслучайностью, что как раз накануне своего дня рождения школьник теряет,портит, ломает нужные ему вещи, например ранец или карманные часы?Тот, кто пережил много неприятного из-за того, что не мог найти вещь,которую сам же куда-то заложил, вряд ли поверит, что он сделал этонамеренно. И все-таки нередки случаи, когда обстоятельства, сопровождающиезапрятывание, свидетельствуют о намерении избавиться от предмета на короткоеили долгое время. Вот лучший пример такого рода.Молодой человек рассказывает мне: "Несколько лет тому назад у меня былисемейные неурядицы, я считал свою жену слишком холодной, и, хотя я признавалее прекрасные качества, мы жили без нежных чувств друг к другу. Однажды онаподарила мне кни-----------------------------------------* По Б. Даттнеру.гу, которую купила во время прогулки и считала интересной для меня. Япоблагодарил за зтот знак "внимания", обещал прочесть книгу, спрятал ее и немог потом найти. Так прошли месяцы, иногда я вспоминал об исчезнувшей книгеи напрасно пытался найти ее. Полгода спустя заболела моя любимая мать,которая жила отдельно от нас. Моя жена уехала, чтобы ухаживать за свекровью.Состояние больной было тяжелое, жена показала себя с самой лучшей стороны.Однажды вечером, охваченный благодарными чувствами к жене, я вернулся домой,открыл без определенного намерения, но как бы с сомнамбулическойуверенностью определенный ящик письменного стола и сверху нашел давноисчезнувшую запрятанную книгу". Исчезла причина, и пропажа нашлась.Уважаемые дамы и господа! Я мог бы продолжить этот ряд примеров. Но яне буду этого делать. В моей книге "Психопатология обыденной жизни" (впервыевышла в 1901 г.) вы найдете богатый материал для изучения ошибочныхдействий.* Все эти примеры свидетельствуют об одном, а именно о том, чтоошибочные действия имеют свой смысл, и показывают, как этот смысл можноузнать или подтвердить по сопутствующим обстоятельствам. Сегодня я будукраток, поскольку мы должны при изучении этих явлений получить необходимыесведения для подготовки к психоанализу. Я намерен остановиться только надвух группах ошибочных действий, повторяющихся и комбинированных, и наподтверждении нашего толкования последующими событиями.Повторяющиеся и комбинированные ошибочные действия являются своего родавершиной этого вида действий. Если бы нам пришлось доказывать, что----------------------------------------* Также в сочинениях А. Медера (1906-1908), А. А. Брилла (1912), Э.Джонса (1911), И. Штерне (1916) и др.ошибочные действия имеют смысл, мы бы именно ими и ограничились, таккак их смысл очевиден даже ограниченному уму и самому придирчивому критику.Повторяемость проявлений обнаруживает устойчивость, которую почти никогданельзя приписать случайности, но можно объяснить преднамеренностью. Наконец,замена отдельных видов ошибочных действий друг другом свидетельствует о том,что самым важным и существенным в ошибочном действии является не форма илисредства, которыми оно пользуется, а намерение, которому оно служит икоторое должно быть реализовано самыми различными путями. Хочу привести вампример повторяющегося забывания. Э. Джонс (1911, 483) рассказывает, чтооднажды по неизвестным причинам в течение нескольких дней он забывал письмона письменном столе. Наконец решился его отправить, но получил от "Deadletter office" обратно, так как забыл написать адрес. Написав адрес, онпринес письмо на почту, но оказалось, что забыл наклеить марку. Тут уж онбыл вынужден признать, что вообще не хотел отправлять это письмо.В другом случае захватывание вещей "по ошибке" (Vergreifen)комбинируется с запрятыванием. Одна дама совершает со своим шурином,известным артистом, путешествие в Рим. Ему оказывается самый торжественныйприем живущими в Риме немцами, и среди прочего он получает в подарок золотуюантичную медаль. Дама была задета тем, что шурин не может оценить прекраснуювещь по достоинству. После того как ее сменила сестра и она вернулась домой,распаковывая вещи, она обнаружила, что взяла медаль с собой, сама не знаякак. Она тут же написала об этом шурину и заверила его, что на следующий жедень отправит нечаянно попавшую к ней медаль в Рим. Но на следующий деньмедаль была куда-то так запрятана, что ее нельзя было найти и отправить, итогдадама начала догадываться, что значит ее "рассеянность", -- просто ейхотелось оставить медаль у себя.*Я уже приводил вам пример комбинации забывания с ошибкой (Irrtum),когда кто-то сначала забывает о свидании, а потом с твердым намерением незабыть о нем является не к условленному часу, а в другое время. Совершенноаналогичный случай из собственной жизни рассказывал мне мой друг, которыйзанимался не только наукой, но и литературой. "Несколько лет тому назад ясогласился вступить в комиссию одного литературного общества, предполагая,что оно поможет мне поставить мою драму. Каждую пятницу я появлялся назаседании, хотя и без особого интереса. Несколько месяцев тому назад яполучил уведомление о постановке моей пьесы в театре в Ф. и с тех пор япостоянно забываю о заседаниях этого общества. Когда я прочитал Вашу книгуоб этих явлениях, мне стало стыдно моей забывчивости, я упрекал себя, чтоэто подлость -- не являться на заседания после того, как люди перестали бытьнужны, и решил ни в коем случае не забыть про ближайшую пятницу. Я все времянапоминал себе об этом намерении, пока, наконец, не выполнил его и неочутился перед дверью зала заседаний. Но, к моему удивлению, она оказаласьзакрытой, а заседание завершенным, потому что я ошибся в дне: была ужесуббота!"Весьма соблазнительно собирать подобные наблюдения, но нужно идтидальше. Я хочу показать вам примеры, в которых наше толкованиеподтверждается в будущем.Основной характерной особенностью этих случаев является то, чтонастоящая психическая ситуация нам неизвестна или недоступна нашему анализу.Тогда наше толкование приобретает характер только пред-----------------------------------------* По Р. Рейтлеру.положения, которому мы и сами не хотим придавать большого значения. Нопозднее происходят события, показывающие, насколько справедливо было нашепервоначальное толкование. Как-то раз я был в гостях у новобрачных и слышал,как молодая жена со смехом рассказывала о недавно происшедшем с ней случае:на следующий день после возвращения из свадебного путешествия она пригласиласвою незамужнюю сестру, чтобы пойти с ней, как и раньше, за покупками, в товремя как муж ушел по своим делам. Вдруг на другой стороне улицы оназамечает мужчину и, подталкивая сестру, говорит: "Смотри, вон идет господинЛ.". Она забыла, что этот господин уже несколько недель был ее мужем. Мнестало не по себе от такого рассказа, но я не решился сделать должный вывод.Я вспомнил этот маленький эпизод спустя годы, после того как этот бракзакончился самым печальным образом.А. Медер рассказывает об одной даме, которая за день до свадьбы забылапомерить свадебное платье и, к ужасу своей модистки, вспомнила об этомтолько поздно вечером. Он приводит этот пример забывания в связи с тем, чтовскоре после этого она развелась со своим мужем. Я знаю одну теперь ужеразведенную даму, которая, управляя своим состоянием, часто подписываладокументы своей девичьей фамилией за несколько лет до того, как она еедействительно приняла. Я знаю других женщин, потерявших обручальное кольцово время свадебного путешествия, и знаю также, что их супружеская жизньпридала этой случайности свой смысл. А вот яркий пример с более приятнымисходом. Об одном известном немецком химике рассказывают, что его брак несостоялся потому, что он забыл о часе венчания и вместо церкви пошел влабораторию. Он был так умен, что ограничился этой одной попыткой и умерхолостяком в глубокой старости.Может быть, вам тоже пришло в голову, что в этих примерах ошибочныедействия играют роль какого-то знака или предзнаменования древних. Идействительно, часть этих знаков была не чем иным, как ошибочным действием,когда, например, кто-то спотыкался или падал. Другая же часть носилахарактер объективного события, а не субъективного деяния. Но вы не поверите,как трудно иногда в каждом конкретном случае определить, к какой группе егоотнести. Деяние так часто умеет маскироваться под пассивное переживание.Каждый из нас, оглядываясь на долгий жизненный путь, может, вероятно,сказать, что он избежал бы многих разочарований и болезненных потрясений,если бы нашел в себе смелость толковать мелкие ошибочные действия в общениис людьми как предзнаменование и оценивать их как знак еще скрытых намерений.Чаще всего на это не отваживаются: возникает впечатление, что сновастановишься суеверным -- теперь уже окольным путем, через науку. Но ведь невсе предзнаменования сбываются, а из нашей теории вы поймете, что не все онии должны сбываться.