Российские войска в Дагестане в контексте Кавказской политики России (1722-1735 гг.)

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК

ДАГЕСТАНСКИЙ НАУЧНЫЙ ЦЕНТР

ИНСТИТУТ ИСТОРИИ, АРХЕОЛОГИИ И
ЭТНОГРАФИИ

Чекулаев
Николай Дмитриевич

РОССИЙСКИЕ ВОЙСКА В ДАГЕСТАНЕ В КОНТЕКСТЕ
КАВКАЗСКОЙ ПОЛИТИКИ РОССИИ (1722-1735 гг.)

Махачкала 2008.

ББК 63.2 (2Рос-Даг)

УДК 4-37

Ответственный редактор –
Е.И. Иноземцева, кандидат исторических наук.

Рецензенты:

М.Р. Гасанов – доктор
исторических наук, профессор;

Н.Н. Гарунова – доктор
исторических наук.

Печатается по решению
Ученого Совета Института истории, археологии и этнографии ДНЦ РАН (протокол №10
от 3 октября 2008 г.)

Н.Д. Чекулаев Российские
войска в Дагестане в 1722 – 1735 гг.: проблемы кавказской политики в регионе. –
Махачкала: ДНЦ РАН, 2008. – 210 с.

Монография представляет
собой научное исследование, посвященное истории пребывания российских войск в
Дагестане в 1722 – 1735 гг. В работе освещаются проблемы кавказской политики, показывается,
что из себя представлял Дагестан накануне его вхождения в состав Российской
империи. Раскрываются военная политики Российского государства в регионе, система
управления, права и полномочия военной администрации, а также причины, побудившие
Россию заключить невыгодный для себя договор с Ираном в 1735 г. (Гянджинский
договор).

Книга предназначена всем
интересующимся историей Дагестана и кавказской политикой Российского
государства в первой трети XVIII века.

На обложке – Знамя войска
Донского, 1722 г.

© Институт ИАЭ, 2008.

© Чекулаев Н. Д., 2008.

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность поставленной
проблемы с позиций современных требований диктуется, прежде всего, тем, что
политика России по отношению к народам Кавказа нуждается в новом осмыслении, а
ее оценка в исторической литературе – в пересмотре. В то же время следует
помнить, что еще совсем недавно в отечественном кавказоведении довольно заметно
просматривался очевидный крен в сторону преднамеренного искажения объективно
прогрессивной роли России в исторических судьбах народов Кавказа, выпячивания
только теневых аспектов взаимоотношений России с народами региона. Сегодня
ситуация в корне меняется и не случайно кавказоведы вновь и вновь обращаются к
проблеме политики России на Кавказе, высвечивая те или иные важные аспекты.

В результате бурных
политических событий конца 10-х – начала 20-х гг. XVIII в. – антииранские
восстания на Кавказе (в частности в Дагестане), в Курдистане, Афганистане,
арабских странах Персидского залива и антифеодальная борьба внутри самой
державы Сефевидов, а также вторжение афганских и турецких захватчиков –
значительная территория Ирана оказалась оккупированной. Османская империя не
замедлила воспользоваться резким ослаблением своего давнего соперника –
Сефевидского Ирана для установления своего владычества на Кавказе. В условиях
активизации османской экспансии на Кавказе возникла реальная опасность
оккупации Дагестана турецкими войсками. Захват османами всего Кавказа и
Дагестана, в частности, поставил бы под удар юго-восточную окраину Российского
государства, и мог вызвать массу негативных для России последствий: 1)
одновременно с удлинением русско-турецкой сухопутной границы Турция
автоматически получала бы удобный плацдарм для вторжения в глубь российской
территории; 2) оккупация Турцией Западного побережья Каспийского моря создала
бы непосредственную угрозу захвата северного побережья Каспия, с г. Астрахани и
военно-экономического усиления Османской Порты за счет оккупации территории и
использования народов Северного Кавказа в своих экспансионистских планах; 3)
активизации антироссийских действий со стороны протурецки настроенного
населения Поволжья. Все это сделало бы неизбежным новую крупномасштабную
русско-турецкую войну, к которой Россия, только что закончившая длительную
войну со Швецией за Прибалтику, была не готова.

Чтобы не допустить Турцию
к юго-восточным границам России и предотвратить оккупацию Дагестана османской
армией Петр I был вынужден организовать «Персидский» поход 1722-1723 гг. В
результате Дагестан и другие территории Кавказа оказались занятыми российскими
войсками. В наиболее стратегически важных пунктах были размещены русские
гарнизоны, а российское правительство начало осуществлять в данном регионе
кавказскую политику. Таким образом, не только была ликвидирована опасность
оккупации Дагестана османами, но и обеспечена надежная оборона юго-восточных
рубежей Российского государства.

Изучаемая проблема
животрепещуща, так как события политической жизни далекого XVIII в. на
Северо-Восточном Кавказе, в Дагестане, в частности, так созвучны сегодняшнему
дню: история вновь и вновь преподносит свои жестокие уроки. Сегодня, как и
прежде, на Кавказе сфокусированы геополитические амбиции мировых держав. В
связи с образованием национальных государств в Закавказье и вовлечением их в
сферу, так называемых, жизненных интересов США и блока НАТО, Северо-Восточный
Кавказ, Дагестан, в частности, вновь становится субъектом и объектом
международных отношений. И сегодня, как никогда, важно аргументированное,
широко фундированное освещение прошлого для того, чтобы правильно понимать
настоящее.

Хронологические рамки монографии
охватывают период с «Персидского» похода Петра I (1722-1723) до Гянджинского
русско-иранского договора 10 марта 1735 г. Однако первая глава, предваряя
описываемые в монографии события, представляет собой очерк
социально-экономического развития и политического положения Дагестана накануне
похода Петра I в Прикаспье.

Выбор этих
хронологических рамок обусловлен тем обстоятельством, что период с 1722 по 1735
гг. был совершенно новым этапом в развитии русско-дагестанских отношений, когда
Приморский Дагестан был включен в состав Российской империи. Кроме того, данный
период интересен и тем, что в отличие от предшествующей истории
русско-дагестанских отношений на территории Дагестана после «Персидского»
похода Петра I появились военные гарнизоны, которые и являлись одним из главных
рычагов осуществления кавказской политики России в данном регионе
Северо-Восточного Кавказа.

Научная новизна работы
заключается в следующем:

1. Составляющие основу монографии
архивные материалы ГУ «ЦГА РД» ранее использовались в научном обороте в
качестве источника по истории русско-дагестанских политических и экономических
взаимоотношений, а также как источники сведений об отдельных северокавказских
народах. Кроме того, их использовали как источники о Северном Кавказе в фокусе
взаимоотношений России, Турции и Ирана и их борьбы за сферу влияния на Северном
Кавказе.

Нами данные архивные
материалы используются как военные источники об истории пребывания русских
войск на территории Дагестана в 1-й трети XVIII века на примере гарнизонов
крепости Святого Креста и Дербента.

2. В монографии впервые
предпринята попытка на основе изучения обширного круга архивных документов,
опубликованных источников и литературы показать роль российских гарнизонов в
осуществлении кавказской политики императорским правительством в Дагестане.

Главной целью монографии является
на основе глубокого изучения, анализа и обобщения имеющихся источников и
литературы определить роль русских гарнизонов в осуществлении правительством
России кавказской политики в Дагестане. В рамках поставленной цели определены
следующие задачи работы:

выявить основные причины
размещения на территории Дагестана российских войск;

осветить военную политику
России в Дагестане;

раскрыть права и
полномочия военной администрации, тем самым показать ее роль в кавказской
политике России;

показать причины
вынудившие Россию заключить Гянджинский договор с Ираном 10 марта 1735 г.

Методологической и
теоретической основой монографии явились основные принципы исторической науки:
научность, объективность и историзм, предполагающие изучение исторических
фактов и событий в конкретных исторических условиях, рассмотрения их в
сравнительно-историческом плане, причинно-следственной связи, развития и
взаимозависимости событий истории, признающие многовариантность исторического
процесса.

ГЛАВА 1. История изучения вопроса. Источники и
литература

1.1 Источники

Источниковедческой базой работы
послужили архивные материалы ГУ «Центрального государственного архива
Республики Дагестан» (ГУ «ЦГА РД»), извлеченные как самим автором, так и
опубликованные в различных сборниках документов и материалов и введенные в
научный оборот предшествовавшими исследователями, а также сочинения
непосредственных участников и свидетелей событий изучаемого времени, анонимных
хроник и т.п.

В частности в работе
использовались материалы фондов (ГУ «ЦГА РД»): «Коллекция копий документов
ЦГВИА и ЦГИА СССР по истории Дагестана до образования Дагестанской области»
(Ф.11); «Дербентский комендант» (Ф.18); «Бакинский комендант» (Ф.301);
«Комендант крепости Терки» (Ф.335); «Канцелярия генерал-лейтенанта В.Я. Левашова
(Ф.340); «Кизлярский комендант» (Ф.379); «Комендант крепости Святой Крест»
(Ф.382).

В изученных архивных
фондах содержатся важные для исследования материалы по истории гарнизонов
Низового Корпуса: донесения, указы, рапорты и др. Большой интерес представляют
собой документы, раскрывающие систему методов управления российской
администрацией Дагестаном.

В работе широко
привлекаются документы, хранящиеся в рукописном фонде Института истории, археологии
и этнографии ДНЦ РАН, освещающие русско-дагестанские взаимоотношения 1700-1725
гг.

Эти документы показывают
взаимоотношения России с кумыкскими владетелями, в частности с шамхалом
Тарковским, уцмием Кайтага и др., определяют степень влияния кавказской
политики на местное население, раскрывают методы воздействия российских войск
на народы, населяющие регион, определяют политическую ориентацию того или иного
феодального владетеля Дагестана в зависимости от политической обстановки на
Северо-Восточном Кавказе.

В монографии широко
использован опубликованный документальный материал, среди которого наиболее
существенными являются: «Полное собрание законов Российской Империи» (ПСЗ),
«Приказы и письма императора Петра Великого и императрицы Екатерины I к генералу
М. А. Матюшкину, во время войны с Персией (Отечественные записки. Ч. 30, кн. 86
[б. г.]), «Сборник выписок из архивных бумаг о Петре Великом (Т. 2. М., 1872),
«Русско-дагестанские отношения XVII – первой четверти XVIII вв.» (Составитель
Р.Г. Маршаев. Махачкала, 1958). Важные материалы, освещающие некоторые вопросы
кавказской политики Петра I, помещены и в работе «Кабардино-русские отношения в
XVI-XVIII вв.». (М., 1957, т. 2).

Особенно важной
публикацией является сборник документов «Русско-дагестанские отношения в XVIII
– начале XIX в.» / Под ред. В.Г. Гаджиева (М., 1988), куда вошли извлечения из
РГАДА, АВПР, РГВИА и документы Кизлярского комендантского архива, хранящиеся в
ЦГА РД. Некоторые материалы, хранящиеся в фондах РГАДА и АВПР, были
опубликованы в сборнике ИГЭД, в частности ценные сведения А.И. Лопухина, И.-Г.
Гербера, обследовавших во время подготовки похода Петра I побережье Каспийского
моря.

1.2 Историография
проблемы

Для правильного
осмысления целей и задач кавказской политики России огромное значение имеет
всестороннее ее освещение в дореволюционной историографии.

Эта проблема
разрабатывалась в отечественной исторической науке в основном в связи с
освещением тех или иных вопросов истории русско-кавказских, русско-дагестанских
взаимоотношений, а также истории терского казачества.

В трудах дореволюционной
историографии, собран и систематизирован ценнейший фактический материал. Прежде
всего, следует отметить появившиеся в XVIII – начале XIX в. работы, посвященные
периоду деятельности Петра Великого и, в частности, его Каспийскому или т.н.
«Персидскому» походу.

Так, сочинение участника
Каспийского похода И. Гербера, вышедшее в свет двумя изданиями, занимает
исключительное место, как по широте спектра охватываемых вопросов, так и по
достоверности сообщаемых им сведений политической и социально-экономической
истории народов Дагестана и Северного Азербайджана. Он был членом комиссии по
разграничению территории на Кавказе между Россией и Турцией. В его записках мы
находим не только, интересующие нас сведения о кавказской политике России в
регионе, но и данные об отношениях дагестанских владений, каждого в
отдельности, с Россией.

В 1719 г. для
обследования берегов и гаваней Каспийского моря Петром I был послан Ф.И.
Соймонов, оставивший впоследствии ряд научных работ и карт Каспийского моря. В
его известном труде, посвященном описанию Прикаспия, достаточно подробно
освещаются «Персидский» поход Петра Великого, создание Каспийской военной
флотилии и др. аспекты интересующей нас проблемы.

В мемуарах Джона Белла,
непосредственного участника событий, описывается Каспийский поход Петра,
имеются данные о Терках, Аграхани, Шамхальстве и др. В них подробно описывается
нападение Утамышского владельца на армию Петра и дальнейшие действия русских
войск в Дагестане.

Большое значение для нашей
работы имеет созданное на основе богатого архивного материала, записок, бумаг
Петра Великого сочинение И.И. Голикова. Автор в своей работе цитирует
многочисленные указы, инструкции Петра I, подробно освещает подготовку, ход и
результаты «Персидского» похода, а также дальнейшую политику России на Кавказе
и военные действия русских войск в Прикаспии.

Близко к этим трудам
примыкают работы, посвященные непосредственно военным действиям российских
войск в Прикаспии.

Труд С.М. Броневского,
написанный на основе архивных, литературных, а также лично собранных
материалов, содержит в себе как общие исторические и географические сведения о
народах Дагестана, так и имеющие отношения непосредственно и к теме нашего
исследования.

Сочинение историка Д.П.
Бутурлина описывает историю установления владычества России на Кавказе,
описание военных действий непосредственно российских войск и присоединившегося
к ним казачества.

Эта работа важна для нас
в плане воссоздания реальной картины проведения Россией кавказской политики в
регионе.

Работы крупнейшего
русского историка-исследователя второй половины XIX в. С.М. Соловьева превосходят
во многих отношениях произведения других дореволюционных авторов. В его
исследованиях сосредоточен поистине огромный фактический материал, в том числе
и по изучаемой нами проблеме. С.М. Соловьев особое внимание уделил политике
России на Кавказе, чему и посвящена первая глава XVIII тома «Истории России…».
Здесь мы находим описание «Персидского» похода Петра I, военных действий в
регионе.

В 1834-1835 гг. была
издана книга П. Зубова. Работа эта хотя и компилятивная и содержит ряд
недостатков, но имеет весьма широкий охват не только тематический, но и
географический. О Дагестане говорится в 3-й части работы в разделе «Кавказские
горцы». Описывая их хозяйство, торговлю, автор отводит место освещению
взаимоотношений народов Дагестана с Россией. Ценность работы П. Зубова в том,
что при ее написании автор по его собственным словам имел «собственные местные
наблюдения и сведения» и пользовался «всеми источниками при помощи здравой
политики».

А.А. Неверовский в своей
работе освещает социально-экономическую и политическую историю.

Особо следует выделить
трехтомное сочинение П.Г. Буткова.

П.Г. Бутков широко
пользовался и записками военных, дипломатических и научных экспедиций на
Кавказе: Гербера, Лерха, Гмелина, Гюльденштедта и др., а также периодической
печатью первой половины XVIII в.

Разумеется, не все работы
указанных авторов равноценны по содержащимся в них сведениям по различным
аспектам изучаемой нами проблеме. Следует заметить, что вышеприведенные нами
работы скорее являются для нас не исследованиями, а источниками, так как
написаны они людьми, которые непосредственно сами были в Дагестане, являясь
свидетелями или участниками происходивших событий.

Огромное значение для
нашей монографии имеют труды известного дореволюционного историка Кавказа В.А.
Потто. В своих работах он исследует историю вхождения Кавказа в состав России,
подробно освещает историю терского казачества с начала расселения на Нижнем
Тереке до середины XIX в., а также русских поселений на Кавказе – Терки, Святой
Крест, казачьи городки. Кроме того, рассматривает русско-дагестанские
политические взаимоотношения, останавливаясь на столкновениях русских войск с
дагестанскими горцами, уделяя внимание роли в военных событиях казаков.

Проблеме истории
кавказских войск России в XVIII–XIX вв. посвящены следующие исторические
сочинения:

В своих работах А.А.
Зиссерман и Л. Богуславский одновременно с освещением истории пребывания
российских войск на Кавказе описывают политические события в регионе, в которых
активно участвовал Низовой Корпус.

В труде А.Г. Гизетти рассматривается
вопрос о создании из оставленных в Дагестане российских войск Низового Корпуса
и сообщается о судьбе его полков после 1732 и 1735 гг.

Заслуживает внимание «Хронологический
указатель военных действий Русской армии и флота», в которой в хронологическом
порядке освещаются события на территории Западного побережья Каспийского моря,
в которых принял непосредственное участие войска Низового Корпуса.

Большой интерес для монографии
представляет сочинение Е.И. Козубского, в котором наряду с описанием жизни
Дербента под властью России, освещаются ее кавказская политика, непростые
взаимоотношения российских властей с дагестанскими владетелями, вторжение в
Дагестан крымского войска и т.д.

Рассматриваемая нами
проблема частично затронута в местных дореволюционных исторических
произведениях А.-К.К. Бакиханова и Г.-Э. Алкадари. Здесь мы находим ценные
сведения о внутриполитической обстановке на Кавказе, в Дагестане в частности, о
неустойчивости внешнеполитических симпатий местных владетелей.

Несомненный интерес для
нас представляет сочинение местного автора Мирзы Хайдара Визирова. В его труде
«Дербент-наме» особо привлекают страницы, посвященные пребыванию Петра I в
Дербенте, взаимоотношениям горожан с российскими войсками, дислоцированными в
городе.

Для освещения кавказской
политики России многое сделали советские историки. Уже в 20-30-е годы в советской
исторической науке эта проблема стала предметом изучения, были изданы
фундаментальные исследования, раскрывающие роль России в судьбах народов
Кавказа.

В.Н. Левиатов, используя
опубликованные источники и работы дореволюционных и западноевропейских авторов,
говорит о «Персидском» походе Петра в Дагестан и реакции на него Турции и
местных правителей, затрагивает проблему кавказской политики в этом регионе.

Большое значение для нашей
монографии имеет монография В.П. Лысцова, в которой подробно освещены экономические
и военно-политические предпосылки Каспийского похода Петра I, описаны кампании
1722-1723 гг. В этой работе на большом фактическом материале раскрываются
экономические планы Петра в отношении Кавказа. Автор достаточно подробно
показывает кавказскую политику Петра, останавливается на изложении
осуществленных военно-административных мероприятий России в Дагестане,
направленных на противодействие османской экспансии на Кавказе.

Значительным вкладом в
отечественное кавказоведение является монография Н.А. Смирнова, основанная на
большом конкретно-историческом материале. В ней, главным образом, освещается
внешнеполитическое положение, сложившееся на Кавказе в XVI-XIX вв., показаны
основные направления кавказской политики России в регионе.

Г.Б. Абдуллаев в своей
фундаментальной монографии, основанной на широком круге источников, наряду с
изучением взаимосвязей Азербайджана с Россией уделяет внимание кавказской
политике России в Западном Прикаспии.

Политику России на
Северо-Восточном Кавказе в XVIII в. невозможно изучить и достоверно осветить
без связи с другими направлениями ее восточной политики и в целом без изучения
и уяснения проблемы международных отношений на Кавказе. В этом плане большое

значение для нас имеет
монография О.П. Марковой, в которой мы находим освещение интересующих нас
аспектов кавказской политики России в 20-60-х гг. XVIII в. и ее место в
международных взаимоотношениях.

В советской историографии
свою дальнейшую разработку получила история терского казачества. Монография
Л.Б. Заседателевой обладает большими достоинствами в освещении
историко-этнографических особенностей терского казачества. В ней содержатся
важные для нас сведения о создании, функционировании и ликвидации Аграханского
казачьего войска.

В труде Ц.П. Агаян,
посвященном изучению политики России в отношении Закавказья, отведено место
освещению истории создания и функционирования в составе Низового Корпуса
армянского эскадрона.

Отдельные аспекты
интересующих нас вопросов затронуты в работах П.П. Бушева, Ф.М. Алиева.

В работе Н.П. Гриценко одновременно
с рассмотрением социально-экономического развития Северо-Восточного Кавказа,
освещается кавказская политика России в данном регионе. Кроме того, автор
уделяет внимание истории Терков, крепости Святого Креста и Дербента и их месту
и роли в осуществлении планов России в регионе.

История терского
казачества затрагивается наряду с исследованием русско-дагестанских отношений в
рассматриваемый период в работе Д.С. Васильева.

Н.И. Павленко в своей
монографии исследует не только личность Петра I, его характер, склад ума,
целеустремленность и другие качества, он дает полную оценку его деятельности и
уделяет большое внимание так называемому «Персидскому» походу.

Большой вклад в изучение
различных аспектов кавказской политики России внесен и дагестанскими учеными.

М.М. Ихилов в своей
работе описывает Каспийский поход Петра I, раскрывает его значение для народов
Дагестана.

В работе И.Р. Нахшунова показывается
экономическая, социальная, политическая структура Дагестана накануне
присоединения к России, освещаются взаимоотношения обеих сторон до и после
«Персидского» похода Петра. Раскрываются положительные стороны присоединения
Дагестана к России после Каспийского похода Петра I, и показывается дальнейший
ход событий в истории русско-дагестанских взаимоотношений.

Большую ценность для работы
имеет целый ряд монографий Р.М. Магомедова. В них большое внимание уделяется
проблемам русско-дагестанских взаимоотношений с древнейших времен, собран и
обобщен большой фактический материал. В своих работах автор освещает проблемы
вхождения Дагестана в состав России, говорит о колониальном характере
кавказской политики России в данном регионе, об ориентации дагестанских народов
на Россию.

Следует отметить труд
С.Ш. Гаджиевой, в котором наряду с историко-этнографическим исследованием
кумыкского народа подробно освещаются русско-кумыкские взаимоотношения. Автор
уделяет большое внимание рассмотрению политики России по отношению к кумыкским
феодальным владетелям.

Невозможно достаточно
полно осветить проблему кавказской политики Петра I и осмыслить ее историческую
перспективу без учета таких важных в дагестановедении публикаций, как работа
Х.Х. Рамазанова, А.Р. Шихсаидова.

Большую ценность для нашей
монографии представляют монографии В.Г. Гаджиева, в основе которых лежат
разного рода источники, архивные материалы. В его работах рассматриваются
взаимоотношения России с дагестанскими владетелями,

поход Петра I в Дагестан.
Автор подробно освещает кавказскую политику России в Дагестане. В.Г. Гаджиевым
был подготовлен и опубликован источниковедческий анализ сочинения И.Г. Гербера.
Эту работу трудно переоценить в плане изучения истории взаимоотношений
Дагестана с Россией и с народами Кавказа, а также внутренней
социально-экономической и политической истории горских народов Кавказа.
Немаловажными в плане более полного и глубокого понимания кавказской политики
нам представляются и другие труды профессора В.Г. Гаджиева.

Б.Г. Алиев в своих трудах
освещает социально-экономический строй Дагестана, уделяя много внимания истории
союзов сельских обществ, например, Акуша-Дарго, выделяя социальный аспект
данной проблемы, рассматривая положение всех социальных групп. Кроме того, им
исследуются взаимоотношения даргинцев с Россией.

В монографиях М.Р.
Гасанова не только исследуется социально-политическая история Табасарана, но и
изучаются проблемы русско-табасаранских взаимоотношений. Автор, подчеркивая
добровольность принятия подданства России табасаранскими владетелями,
размышляет о политике России по отношению к Табасарану.

Необходимо отметить
особую ценность монографии Н.-П.А. Сотавова, в которых подробно раскрываются
вопросы противоборства в XVIII в. трех соседних держав – России, Ирана и Турции
– на Северном Кавказе как единой взаимосвязанной проблемы, освещаются
стратегические цели правящих кругов этих стран, методы и средства их
достижения, определяется место и роль Северокавказского региона в
русско-иранских и русско-турецких отношениях, выявляются факторы, определившие
ориентацию горских народов в тот период на Россию.

Значительное место в
дагестановедении занимают работы М.-С.К. Умаханова, в которых изучаются
социально-политические проблемы истории Дагестана XVII-XVIII веков.

В монографии Н.А.
Магомедова показано на примере Дербентской провинции, как осуществлялась
экономическая политика Петра I по увеличению государственных доходов России за
счет кавказских владений. Автор описывает функционирование дербентской таможни,
перечисляя виды объектов обложения налогами. Характеризует систему
налогообложения Дербентского ханства. Приводя богатый фактический материал,
автор приходит к выводу, что ведущее место во внешней торговле Дербентского
владения в XVIII в. отводилось России.

Небезынтересны для нашей
монографии и труды Е.И. Иноземцевой. Ценность ее работ состоит в том, что при
их написании использован широкий круг источников и архивных материалов. В них
автор исследует проблемы кавказской политики Петра I в области экономики,
уделяя большое внимание развитию русско-дагестанских торгово-экономических
взаимоотношений. Кроме того, Е.И. Иноземцева в своих публикациях затрагивает и
другие аспекты кавказской политики России, строительство крепости Святого
Креста взамен Терков и переселение на берега Каспия христиан – армян, грузин и
казаков.

Свой вклад в разработку
данной проблемы внесли молодые ученые Дагестана. Ш.А. Магарамов освещает
события, происходившие в данный период на территории Дербентского ханства.

А.О. Муртазаев в своих
работах изучая историю Кайтагского уцмийства в XVIII–XIX веках, одновременно
освещает его роль в политических событиях на Кавказе, уделяя внимание
российско-кайтагским взаимоотношениям.

В последние годы
дагестановедение обогатилось различного уровня квалификационными работами, в
который в той или иной мере освещались интересующие нас аспекты изучаемой
проблемы. Среди них особо следует выделить кандидатскую диссертацию Н.В.
Барышниковой, посвященную непосредственно кавказскому направлению во внешней
политике Петра I. В работе рассматриваются политические и экономические
интересы России на Кавказе, освещается подготовка русских войск к походу на
западное побережье Каспия, непосредственно сама кампания 1722-1723 гг. и ее
результаты, раскрывается суть кавказской политики на территории западного
побережья Каспийского моря.

Близко к этой работе
примыкают и квалификационные труды: А.Г. Аскерова, М.У. Гусенова, А.Д. Осмаева,
Р.М. Касумова, Х.Р. Фаталиевой, О.Г. Абакарова, А.С. Акбиева, Х.М. Джалиловой,
З.З. Зинеевой, Д.С. Кидирниязов, Х.Н. Сотавова, К.И. Шамхалова, А.А. Бутаева,
М.Р. Рашидов, А.О. Муртазаева, Н.М. Аллаева.

Таков основной круг
источников и литературы по теме нашего исследования. Комплексное исследование
всей совокупности имеющихся источников и литературы с учетом последних
достижений отечественного кавказоведения позволило нам выявить основные причины
размещения в Дагестане российских войск, показать их роль и значение в
осуществлении кавказской политики в регионе.

ГЛАВА 2. ДАГЕСТАН НАКАНУНЕ КАСПИЙСКОГО ПОХОДА ПЕТРА I (КОНЕЦ XVII –
НАЧАЛО XVIII В.)

2.1
Историко-географическое положение Дагестана

Дагестан в
историко-географическом и общеполитическом понятии – это один из регионов
Кавказа, расположенный на стыке между Северным Кавказом и Закавказьем. Большую
часть территории его занимают северо-восточные склоны Большого Кавказа и
юго-восток Прикаспийской низменности.

Дагестан по общему виду
поверхности относится к числу самых гористых областей земного шара, вполне
оправдывая название «Страна гор». В то же время он является страной
«исключительного разнообразия рельефа. Высокие горные системы с отдельными
вершинами, поднимающимися выше 400 м. и увенчанные шапками вечных снегов и
льдов, сменяются обширными плоскими низменностями, опускающимися ниже уровня
океана». По характеру рельефа Дагестан делился на низменную и горную части. В
свою очередь, горная часть (зона) Дагестана подразделяется на три части:
высокогорную, горную (или внутреннюю) и предгорную.

Дагестан разделен
глубокими ущельями и плоскогорьями с недоступными горными вершинами. Здесь на
4150 метров над уровнем моря тянется Богосский массив с вечными снегами и
ледниками. На юге Дагестана, у аула Куруш – самого высокого поселения в Европе,
возвышается Базар-Дюзи (4484 м.), затем следуют горы Диклос-Мьа (4275 м),
Шахдаг (4255 м), Шалбуздаг (4150 м).

Дагестан прорезывается
реками, берущими свое начало на склонах Главного Кавказского хребта:
Кази-Кумухское Койсу Кара-Койсу, Аварское и Андийское Койсу, образующие Сулак,
и на юге – Самур.

На территории Дагестана
издавна обитают аварцы, даргинцы, лезгины, лаки, кумыки и другие – всего здесь
насчитывается до 30 народностей и этнических групп. Отсюда другое образное
название Дагестана, встречающееся у древних авторов – «гора языков» (Аль-Азизи,
Абульфеди и др.).

Городов в Дагестане, за
исключением Дербента, не было. Что же касается резиденций дагестанских
феодалов, которые в исторической литературе именуются городами (Тарки, Эндирей,
Хунзах, Кумух и др.), их ни в коем случае нельзя причислить к городам. Даже в
резиденции одного из крупных дагестанских владетелей – шамхала Тарковского,
«посад был невелик», и внешне имел неприглядный вид.

Дагестан ко времени его
присоединения к России, ни в экономическом, ни в политическом отношении не
представлял единого целого. Территория страны была раздроблена на множество
часто враждовавших между собой мелких феодальных владений, «вольных обществ» и
их союзов. В стране господствовали феодальные отношения, которые переплетались
с сохранившимися патриархально-родовыми пережитками. Народности Дагестана в
течение многих веков угнетались султанской Турцией и шахской Персией.

В завершении параграфа,
необходимо подчеркнуть то, что Дагестан это своеобразная и неповторимая часть
Северного Кавказа, славившаяся разнообразием природно-климатических зон и
многонациональным составом населения.

2.2 Экономическое
развитие Дагестана на рубеже XVII – XVIII вв.

Основной тенденцией
экономического положения Дагестана в XVII – начале XVIII вв. было дальнейшее
развитие всех отраслей хозяйства. При этом шло укрепление и усиление хозяйственно-географических
зон.

Экономическая жизнь
Дагестана зиждилась на земледелии и скотоводстве, являвшихся основными
занятиями населения, хотя степень развития их в разных регионах, разных
природно-географических зонах была неодинаковой. Хозяйственная деятельность
находилась в прямой зависимости от географической среды. Этим была
предопределена большая развитость земледелия в одних регионах, в других –
скотоводства, в третьих – садоводства, в четвертых – сочетание их. Сложившееся
разделение труда и хозяйственной деятельности в изучаемое время получает
дальнейшее развитие.

В целом
естественно-климатические условия, а также историко-политические факторы
предопределили зональную специализацию хозяйства в Дагестане, обусловили
решающее значение в экономике земледелия или животноводства. Наиболее развито
было земледелие в плоскостной зоне, охватывающей Прикаспийскую равнину и
территорию Северного Дагестана (Засулакская Кумыкия) и Нижнее предгорье.
Природно-климатические условия этих зон были более благоприятны для развития
пахотного земледелия и разведения крупного рогатого скота.

Наиболее обширной
территорией, каковой была горная зона, пригодными для земледелия были долины
больших и малых рек и многие склоны гор. Характерной особенностью этой зоны
было наличие террасного земледелия.

Террасное земледелие в
XVIII в. как и прежде играло большую роль в хозяйстве горцев Дагестана. Здесь
существовали характерные для Нагорного Дагестана искусственные террасы с
каменными подпорками и стенами, созданные путем переноса на каменистые склоны
гор земли с целью увеличения почвенного слоя. Террасы в горном Дагестане
создавались и для разведения садов. Иногда хлебные поля на террасах сочетались
с садовыми насаждениями. Это делалось для защиты посевов от чрезмерно палящего
солнца и сохранения влажности почвы.

Земледелие в Дагестане
еще более было развито на плоскости – в Кумыкии, Нижнем Табасаране, в районе
Дербента. Здесь господствовало трехполье, применялся как черный пар, так и
зябь, однако достаточно часто встречалась и переложная система, сохранению
которой способствовало изобилие земли. В горах Дагестана иногда также
применялась трехпольная система земледелия.

Техника земледелия горцев
была по-прежнему примитивной. На равнине землю пахали большим деревянным плугом
с железным лемехом и резаком, в который впрягали 3-4 пары быков. Этот плуг имел
приспособление для регулировки глубины и ширины борозды. В горах повсеместно
был распространен легкий плуг и мотыга. Несмотря на примитивность этого
пахотного орудия, оно было хорошо приспособлено для обработки именно горных
почв. Неглубокие каменистые почвы в горах делали невозможным применение здесь
для обработки почвы бороны. Но боронование в горах заменяла в известной мере многократная
вспашка.

Население в земледелии
применяло удобрения, вывозя на пахотные участки навоз, золу, ил и птичий помет.

И в горах, и на плоскости
в Дагестане широко применялось орошение. Население занималось выращиванием
зерновых культур: пшеницу, ячмень, просо, сорочинское пшено (рис), полбу и др.

Садоводство и виноградарство
были более развиты на плоскости и в предгорье, особенно около Дербента и в
резиденциях крупных феодалов.

По сведениям русских
источников «овощные сады» были вокруг Карабудахкента, у Дургели, Кумторкалы, у
Гимри («Кимра»); «садов много» было в Унцукуля и Чирке.

В садах росли яблоки,
гранаты, груши, сливы, инжир, тутовые деревья и виноград; на огородах
возделывался шафран, марена.

Определенное место в
хозяйственной деятельности жителей прикаспийской части Дагестана занимали
хлопководство и шелководство. Развитие шелководства и хлопководства
стимулировало и расширение производства красящих веществ.

Огородничество
повсеместно было развито плохо. Горцам совершено не были известны такие
огородные культуры, как картофель, капуста, помидоры.

В этот период у всех
народов Дагестана было развито в весьма значительных размерах скотоводство. В
составе стада у горцев первое место занимали овцы и козы. У жителей равнин –
преимущественно овцы. У жителей плоскости и нижнего предгорья Дагестана крупный
рогатый скот и лошади составлял более значительный процент, чем в горах
Дагестана. Население разводило крупный и мелкий рогатый скот – коров, быков,
буйволов. Быки и буйволы использовались исключительно как тягловая сила.

Животноводство
удовлетворяло потребности не только в мясомолочных продуктах, но и служило
источником сырья для домашних промыслов.

В самое жаркое время года
мелкий рогатый скот содержался на высокогорных пастбищах. С наступлением
холодов скот с высокогорных пастбищ перегоняли на приаульные пастбища, где
имелись постоянные помещения для людей и скота, а также пахотные участки. На
приаульных пастбищах жители пасли рабочий и оставшийся в ауле молочный скот.

Скот перегонялся за
десятки и сотни километров на арендованные в равнинной части Дагестана. Крупный
рогатый скот оставался на зиму в аулах, где он находился на стойловом
содержании.

На территории Грузии и
Азербайджана они имели свои зимние пастбища.

Для горного Дагестана
вообще были характерны две системы скотоводства: горно-стационарное и отгонное.
Для высокогорья больше характерно отгонное, для горных долин и верхнего
предгорья – стационарное, базирующееся на использовании пастбищ, пригревов и
стернин.

Совершенно иной характер
носило скотоводство на плоскости и в предгорье. Здесь оно являлось дополнением
и поддержкой земледелию, т.е. носило земледельческо-скотоводческий характер.

Пчеловодство в Дагестане
было известно везде. Однако им занимались только отдельные лица.

Охотничий промысел был
слабо развит в Дагестане, и лишь отдельные любители занимались охотой. В горах
охотились на тура, серну, дикую козу, медведя, куницу, лису (черно-бурую),
барсука, горную индейку и куропатку; на плоскости – на оленя, джейрана, дикого
кабана, фазана, куропатку.

Небольшая часть населения
плоскостного Дагестана занималась рыболовством как подсобным промыслом.
Рыболовные места по берегу Каспийского моря от устья Терека до Сулака
принадлежали феодальным владетелям, которые отдавали их на откуп.

Немаловажное место в
хозяйственной деятельности дагестанцев в этот период занимали домашние
промыслы. Географическое разделение труда способствовало дальнейшему развитию
промыслов, которые, в свою очередь, содействовали развитию обмена и закреплению
разделения труда. Развитию промыслов способствовала и общая бедность горного
Дагестана, недостаток земли и жизненных средств, получаемых от земледелия и
животноводства, что при нарастающем увеличении внутреннего и внешнего обмена,
при наличии богатых соседних областей с рынком стимулировало поиски источников
новых доходов.

Из общих причин следует
указать и на неблагоприятные природно-климатические условия, порождавшие
вынужденное безделье крестьянина в зимние месяцы. В горном Дагестана это
положение усугублялось безземельем, маломощностью хозяйства, что создавало
дополнительную основу для освобождения рабочих рук. И не случайно, наибольшее
развитие промыслы получили в горной части Дагестана.

На плоскости было развито
производство шерстяных, хлопчатобумажных и шелковых тканей, вышивание,
ковроткачество, обработка дерева и металла, но большинство этих промыслов
носило потребительский характер, что объяснялось небольшим количеством
продукции, так как местное население имело меньше избыточного времени, сырья и
наименьшую экономическую заинтересованность в промысловой деятельности.

Предгорье характеризуется
уже гораздо большим развитием промыслов. Здесь сосредоточены главные центры
ковроткачества, производство льняных тканей, шерстяных чувалов, выделки овчин и
кож.

Район наиболее высокого
развития промыслов – это горы. Главными промыслами, имеющими общедагестанское
значение, здесь являлись обработка металла и шерсти. В металлообработке – это
производство орудий (Харбук, Куяда, Тлях и др.) и, особенно, оружия (Кубачи,
Амузги, Харбук, Икра, В. Казанищи, Гоцатль, Араканы). Из шерсти в горах
производили сукна, особенно в селениях Карата, Согратль, Ругельда, Сомода,
Тлондода, Тинди, Акуша, Цудахар, Хаджалмахи, Мекеги, Муги, Кая, Вихли, Цовкра,
Чукни и др.; бурки – Анди, Ансалта, Гагатль, Риквани; ковры – Микрах, Ахты,
Рутул, Курах; шерстяные, узорчатые носки – Ахты, Кубачи, Дидо. Развита здесь
была и обработка дерева (Гидатль, Дидо, Усиша, Унцукуль), производство кож
(Корода, Салта, Гонода и др.), обуви (лакцы, даргинцы), гончарных изделий
(Балхар, Испик, Джули), обработка камня (Сутбук, Ругуджа и др.). Такое развитие
промыслов, производящих изделий в значительной степени и для обмена,
усиливается в XVII-XVIII вв. с завершением определения границ отдельных
естественно-исторических зон, что было обусловлено развивающимся обменом в
условиях общей бедности края и маломощности хозяйства и наличия излишков
рабочих рук.

Следует отметить, что в
XVII-XVIII вв. становится довольно ощутимым начавшийся ранее процесс
превращения некоторых селений с развитым промыслом в центры ремесла и торговли.
Наряду с Кубачами, где этот процесс начался раньше, можно указать несколько
селений, где промысел работал почти полностью на рынок, становясь основной
статьей дохода, т.е. превращался в ремесленное производство. Это – Балхар,
Сулевкент, Кумух, Анди, Харбук и др.

Еще больше было селений,
где ремесленничество было одной из главных отраслей хозяйства (Сутбук, Амузги,
Хулелая, Гоцатль, Карата, Испик, Джули и многие другие) наравне с земледелием,
садоводством или скотоводством.

Торгово-экономические
связи между народами Дагестана были вызваны жизненной необходимостью
регулировать и решать экономические проблемы, возникающие из-за несоответствия
в хозяйственно-экономическом развитии разных климатических зон Дагестана.
Базировались эти связи на результатах труда жителей всех зон Дагестана в
земледелии, садоводстве, животноводстве, домашних промыслах и ремеслах.

Во внутреннем обмене
главным товаром плоскости и нижнего предгорья было зерно, которое шло в горную
часть, а также Дербент и на север, в русские крепости и города.

Кроме зерна с плоскости и
нижнего предгорья шли на продажу скот, виноград, рыба, соль, нефть, шелк-сырец,
марена и другие "красильные коренья". И.Г. Гербер сообщает, что
ногайцы поставляли на рынок лошадей и верблюдов, а кумыки «торгуют краденными
грузинцами, армянами и черкесами».

Жители плоскости
приобретали в обмен лес, орудия из металла, оружие, сукно, овчины, бурки,
деревянную утварь и другие изделия ремесленного производства. Предгорье имело
для обмена скот, лес и лесоматериалы, лесные ягоды и фрукты, сельскохозяйственные
орудия и утварь из дерева, льняные ткани, ковры. Ввозили жители предгорья
зерно, соль, нефть, рыбу, шелк-сырец, сукно, железные сельскохозяйственные
орудия, оружие, украшения, гончарную посуду и пр. Главным же предметом ввоза
горцев являлось зерно, обеспечению которым в основном и была подчинена их
хозяйственная и промысловая деятельность.

Наиболее заинтересованной
в обмене зоной была горная часть. Горцы сбывали скот, шерсть, овчины, сыр,
масло, фрукты (из долин), железные сельскохозяйственные орудия, оружие,
украшения, сукно, бурки, музыкальные инструменты, мелкую деревянную утварь,
гончарную посуду и т.п.

Кроме обмена зонального
характера существовал и внутренний обмен, как между микрозонами, так и между
отдельными селениями. Так, сюргинцы сбывали скот, а акушинцы и лакцы - шерсть
цудахарцам, те в свою очередь сбывали им фрукты и высококачественное сукно.

Дагестан поддерживал со
своими соседями на Северном Кавказе регулярные торгово-экономические связи.
Чеченцы и ингуши приезжали в Дагестан для обмена продуктов и предметов своего
производства на изделия дагестанцев.

Основными торговыми
центрами, где народы Дагестана и Чечено-Ингушетии осуществляли свой обмен, были
Аксай, Эндери, Тарки, Татар-туп, Терки. Горцы обменивались продуктами сельского
хозяйства и предметами домашнего ремесла.

Основным центром торговли
между Кабардой и Дагестаном служил Терский городок. В Терском городе и
Черкасской слободе бойко шла торговля между дагестанскими и кабардинскими
купцами.

В этот же период все
большую роль во внешней торговле народов Дагестана стала играть Россия.

Интенсивную торговлю с
Россией через Терский городок в изучаемое время вели кумыкские владельцы,
кайтагский уцмий, кабардинские князья и др.

Одним из центров
транзитной торговли России со странами Востока в конце XVII - нач. XVIII в, как
и прежде, были древние Тарки, являвшиеся торговым центром прикаспийской части
Дагестана, куда поставляли свои товары со всех концов региона.

В развитии
русско-дагестанских торгово-экономических взаимоотношений важное место на
рубеже XVII - XVIII вв., как и прежде, занимал Дербент – крупнейший в регионе
ремесленный и торговый центр.

Ввозились в Дагестан
сукна иностранные и русские, холст русского производства, изделия мелкой
русской промышленности.

Большое место во ввозе в
Дагестан занимали различные выделки кожи, меха и изделия из них, а также пух,
овчины, шубы, шапки, башмаки, сапоги и др., а также изделия из дерева: ларцы,
коробки, сундуки, блюда, чашки, сита, решета, а, кроме того, сандал, белила,
румяна, перец и гвоздику. Большой спрос в Дагестане существовал на металлы и
металлические изделия: булавки, иглы, наперстки, котлы, тазы, блюда, сундуки,
топоры, ножи, гвозди, оружие, ножницы, пуговицы и т.п.

Из Дагестана в Россию
поступали шелк, бумага хлопчатая, сафьян, кумачи, платки, паласы /ковры/, кожи,
овчины, епанчи, сабли, колеса, юфть, воск, марена, икра и др. рыбный товар,
сорочинское пшено /рис/, орехи грецкие, чеснок, сухофрукты.

Важное место среди
товаров, вывозившихся через Астрахань в Россию, занимал шелк-сырец.

Здесь же русскими купцами
приобретались и восточные товары: дорогие ткани, драгоценные камни, пряности,
предметы роскоши.

Однако расширению
торговли препятствовали натуральное хозяйство региона, феодальная
раздробленность и связанные с ней так называемые рахтарные пошлины, которые
взимались за провоз товаров владельцами. Кроме того, развитию торговли
препятствовали состояние дорог, а также постоянная опасность грабежа.

Хотя горцы интенсивно
занимались земледелием, скотоводством, кустарными промыслами, однако из-за
отсталости хозяйства они все же не могли обеспечить себя необходимым минимумом
предметов первой необходимости. Трудоспособное мужское население не могло быть
занято в производстве в течение всего года.

Указанные обстоятельства
вызвали к жизни институт отходничества. Это был своеобразный промысел горцев.

В этот период формы
отхода были прежними. Однако число отходников по сравнению с предыдущим
столетием намного увеличилось. Чаще всего небольшими группами, по нескольку
человек, горцы уходили не только в соседние общества, но и в города Кавказа.
Формы отходничества были самые разнообразные. Некоторые из них выполняли
различного рода сельскохозяйственные работы в плоскостных и предгорных районах
Дагестана – нанимаясь к крупным землевладельцам плоскости, богатым скотоводам,
садоводам. Отходники работали как поденные слуги, и как испольщики на
запаханной ими пустоши на плоскости.

Другая часть отходников -
ремесленников со всем необходимым инвентарем переходила из одного владения в
другое, где выполняла различного рода работы (лудильщики, сапожники, шапочники
и др.). Уходили ремесленники Дагестана и в города - Дербент, Шемаху и др. Часть
горцев, уходившая в Закавказье, служила у грузинских правителей, а также у
ханов Азербайджана.

Жители Западного
Дагестана в свободное от полевых работ время спускались в Кахетию и
Азербайджан, нанимались на работу за определенную плату (обычно платили
натурой). В основном выполняли работы, связанные со строительством, а также
сельским хозяйством.

В заключении считаю
нужным подчеркнуть, что Хозяйственно-экономическая жизнь народов Дагестана
базировалась на земледелии, животноводстве, ремесленном производстве,
внутренней и внешней торговле и отходничество. Особенностью экономического
развития страны гор было то, что природно-климатические условия влияли на вид
хозяйственной деятельности населения.

2.3 Социальная стратификация
дагестанского общества на рубеже XVII-XVIII вв.

Феодальное общество
Дагестана распадалось на два антагонических класса - феодалов и крестьян. Класс
феодалов составляли шамхалы, ханы (уцмий, майсум), беки, чанка-беки и
сала-уздени, а также высшее мусульманское духовенство. Класс крестьянства
состоял из узденей, раятов, чагаров и рабов, которые по степени зависимости
также делились на ряд групп. Рассмотрим положение каждой из этих групп.

Во главе феодальных
владений Дагестана стояли: шамхал Тарковский, уцмий Кайтага, майсум
табасаранский, султан Цахура, хан Дербента, нуцалы или ханы Аварии, правители
эндирейские, аксайские, бамматулинские, карабудахкентские, эрпелинские,
мехтулинские и т.д. - составляли господствующую часть феодального общества. В
своих владениях они пользовались иммунитетными правами, всей полнотой власти.

Они являлись
собственниками крупных земельных угодий, как пахотных, так и пастбищ, покосов,
лесов.

Свою власть они
осуществляли при помощи визирей, казначеев, приказчиков, нукеров: чинили диван
(суд), разбирали жалобы, наказывали своих подданных, поднимали тревогу и
собирали ополчение.

Источники доходов
феодальных правителей были самые разнообразные: налоги и трудовые повинности,
пошлины с провозимых через владения товаров, отдача на откуп права торговли во
владениях и др. Основной статьей дохода оставались наследственные имения.

Следующую ступень
феодальной иерархии занимали беки, находившиеся на службе у феодальных
правителей и владевшие отдельными селами, где они были полными хозяевами. Титул
бека являлся наследственным, как и владения.

Беки были типичными
феодалами и в принадлежащих им землях пользовались такими же правами, какие
имели и нуцал, шамхал, уцмий и т.д.

Беки подразделялись на
две группы - собственно беки и карачи-беки.

Будучи вассалами
феодального правителя, беки по феодальному обычаю должны были подчиняться ему.
Однако фактически это подчинение носило весьма условный характер.

Во внутренних делах бек
сохранял полную свободу. Собственность бека была неприкосновенна, и феодальный
обычай лишал хана всякого права "отбирать наследственные имения
беков".

По требованию правителя
беки обязаны были со своими нукерами и подвластными выходить на войну. Беки
обязаны были беспрекословно исполнять приказания правителя, относящиеся до
исполнения воинской повинности, являлись на службу его во время войны на коне
или также вместе со своими подвластными.

Особое место в феодальной
иерархии занимали чанки - дети правителей, ханов и беков от неравных браков.
Смысл этого слова, по-видимому, определяется имущественным и правовым
положением чанки, которое, как свидетельствуют документы, сильно отличалось от
положения беков.

Чанки могли пользоваться
поземельными доходами со своих наделов, но они не имели своих узденей. Только
когда владельческий род прекращался, чанки могли управлять его подвластными,
превратиться в настоящих феодалов - собственников, обладавших всеми правами беков.
Чанка находился как бы в роли почетного слуги (нукера) у бека, несмотря на то,
что они дети одного отца.

В отдельных случаях они
должны были заниматься сборами ханских податей и следить за выполнением
жителями аулов различных повинностей. Женщина-чанка не имела никакой доли в
наследстве и могла получать только часть движимого имущества по завещанию.

Низшей феодальной группой
были, как называют их кумыки, сала-уздени, а по русским источникам -
первостепенные уздени. Сала-уздени в отношении своей земли и зависимого
крестьянства и рабов пользовались теми же правами, что беки и чанки. По адатам
кумыков сала-уздени были свободны от всяких повинностей феодалу. Они выполняли
только обычные по вассалитету обязанности - такие, как участие в свите и в
ополчении беков. Из числа сала-узденей назначались судьи и оружие
представителей бекской администрации.

Мусульманское духовенство
составляло группу привилегированного сословия. Духовные лица, были совершенно
освобождены от податей и повинностей. Духовные лица получали доходы как от
лично им принадлежащего имущества, так и за отправление религиозных обрядов,
обучение детей и за ведение шариатских дел. Значительную долю доходов
составляли разного рода приношения в пользу мечетей, медресе. Однако наиболее
доходной статьей духовенства и мечетей являлись вакуфы - земли и самое
различное имущество, завещанные прихожанами в пользу мечетей, и закат, или
мечетская десятина.

Мусульманское духовенство
в феодальных владениях не обладало светской властью, исключением был лишь табасаранский
кадий. Кадий управлял северным Табасараном, являясь в своих владениях верховным
правителем, обладая всеми элементами феодального иммунитета, которыми
пользовались шамхалы, уцмии, ханы, нуцалы, султаны и майсумы.

В союзах сельских
обществ, не входивших в состав ханств, духовенство также было привилегированным
сословием. Его влияние на население было сильнее, чем в феодальных владениях.

Основной производящей
силой общества были лично свободные крестьяне-уздени. Они составляли более двух
третей всего населения Дагестана. Сохраняя общее для этой группы название,
уздени, в действительности, подразделялись на ряд подгрупп, различие между
которыми зависело не только от принадлежности к той или иной подгруппе (просто
узденей, догерек-узденей, кара-узденей и азат-узден), но и от того, в каком
феодальном владении находилась данная группа узденей.

Свободные общинники –
уздени являлись основной производительной силой Нагорного Дагестана, и мы не
знаем документов, которые указывали бы на прямое или косвенное ограничение их в
правах передвижения и имущественных правах.

Эта особенность
социального строя феодальных владений Нагорного Дагестана в значительной мере
определялась своеобразием его природных условий. Резко пересеченный горный
ландшафт, крайняя скудость пашни вынуждали горца вести настоящую войну с
природой за каждый клочок земли. Поэтому «барская запашка», и ее спутница
«барщина» в горах не получили большого развития. Основой власти феодала здесь
являлась, главным образом, собственность на пастбища.

Однако в горских
феодальных владениях значительная часть пастбищных угодий находилась в руках
ханов и беков, это и явилось главным условием утверждения господства горских
феодалов над узденскими обществами.

Однако не все узденские
общества были в одинаковой зависимости от хана. Одни общества находились в
обязательных отношениях, платили подати и повинности. Зависимость других
заключалась в поставке воинов со своим продовольствием. При этом они сохраняли
полную личную и хозяйственную свободу. Третьи – никаких обязательств по
отношению к хану не имели, но пользовались его горными пастбищами и
покровительством.

На Кумыкской плоскости
все уздени находились в личной или поземельной зависимости от князей и беков и
отбывали им оброк (ясак) и барщину (булкъа).

Своеобразие общественной
жизни Табасарана заключалось в том, что уздени, не будучи феодально-зависимым
сословием, тем не менее, находились в зависимых отношениях к майсуму, кадиям и
бекам, которые проявлялись в разнообразных формах.

Основная масса населения
в союзах сельских обществ состояла из крестьян. Узденство, например, в
Акуша-Дарго в исследуемое время было неоднородно. Внутри узденства находились
различные группы, отличавшиеся друг от друга по своему
общественно-экономическому и правовому положению. Часть из них владела большим
количеством земель, скота и имущества, в то время как основная часть узденства
имела только маленькие участки земли, не обеспечивающие жизненные потребности,
или же вовсе была лишена средств производства и попадала вовсе в большую зависимость
от сельских богатеев.

Таким образом,
большинство узденей Нагорного Дагестана было лично свободным, сохранило право
передвижения, занятий, а также хозяйственные права, однако находилось в полной
зависимости от ханов и беков и, безусловно, признавало их сословные привилегии.
В равнинных же владениях права узденя были значительно ограничены. В случае
перехода с места на место феодальный обычай лишал его всех прав на недвижимую
собственность в пользу землевладельца. По указанию главы владения уздени обязаны
были участвовать в войнах. Они содержали ханские отряды во время их постоев в
данном поселении, строили крепости и другие оборонительные сооружения,
выставляли по требованию ханов и беков рабочий скот для перевозки тяжестей.

Другую группу
эксплуатируемого феодалами крестьянства составляли раяты, которая также
формировалась двумя путями. С одной стороны, за счет военнопленных лагов,
которых ханы сажали на землю, с другой – путем закабаления разными способами
свободных общинников.

Они владели мюльками, и эти
земельные участки по установившемуся обычаю не подлежали распоряжению беков.
Беки делили раятов между собой по числу дворов или целыми селами. Раяты
отбывали бекам самые разнообразные повинности. Во владениях Дагестана имелись
целые раятские села.

Раяты составляли
многочисленную группу крепостного крестьянства, фактически лишенную права
перехода от одного феодала к другому. Самовольное переселение раят из одного
селения в другое считалось незаконным актом и раяты, покинувшие свое селение,
лишались всего недвижимого имущества, т.е. усадьбы и дома. Однако феодал не
имел права продавать раята или выгнать его из селения. Раят пользовался правом
потомственного владения землей, передачи ее по наследству и продажи жителям
своего селения, хотя земля, на которой сидели раяты, считалась феодальной.

Следующим зависимым
сословием в Дагестане были чагары или крепостные крестьяне, наделенные землей и
находящиеся в личной зависимости от владельцев. Эта категория
феодально-зависимого крестьянства складывалась двумя путями. С одной стороны,
она формировалась за счет людей, искавших покровительства у феодалов и, таким
образом, попадавших в добровольную зависимость. С другой – за счет кулов,
посаженных владельцами на землю. Несмотря на такое различие в происхождении,
обе группы чагар мало, чем отличались друг от друга.

Чагары были прикреплены к
земле и без позволения своих князей не могли переселяться из одного аула в
другой или переходить от одного владельца к другому. Феодальный обычай давал
владельцу право насильно возвращать чагара. Владелец, имел также право
продавать чагар, освобождать их от повинностей или отпускать на волю за выкуп
или без выкупа.

Однако чагар уже не
являлся полной собственностью владельца, как кул. Сохранив за собою право суда
и расправы над чагарами, владелец уже не мог его казнить. Чагар имел и
хозяйственные права – приобретать землю и даже иметь своих холопов.

Обязанности чагар к
владельцу заключались в отбывании натуральных повинностей.

Кроме вышеперечисленных
групп узденей и чагар, у дагестанских народов существовали рабы. Кумыки
называли их кулами (мужчины) и каравашками (женщины), а даргинцы, аварцы, лакцы
– лаги.

В Дагестане основной
источник рабства были разорительные феодальные междоусобицы и набеги на
территорию Закавказья. Контингент рабов пополнялся за счет должников и так
называемых кровников.

Общественно-экономическое
и политическое положение рабов было исключительно тяжелым. Раб был в руках
владельца всего лишь материальной ценностью, живым товаром, говорящим
инструментом, с которым хозяин вправе поступать, как угодно. Труд раба не
регламентировался, раб был обязан исполнить все, что потребует от него
владелец, получая за это лишь скудное питание и одежду, необходимые для
физического существования.

По данным Х.Х.
Рамазанова, рабы, согласно адатам горцев, были лишены каких-либо политических
прав, не могли быть допущены к разбирательству дел в качестве свидетелей или к
участию в сходе джамаата.

Рабы были объектом купли
и продажи. С давних времен такие крупные населенные пункты, как Дербент, Тарки,
Андрей-аул, Аксай были центрами работорговли, куда приезжали работорговцы не
только из нагорного Дагестана, но и из Турции,

Персии, Крыма,
Азербайджана. Цена раба зависела от ряда внешне-политических и внутренних
обязательств. В зависимости от физических способностей, знания ремесла, а также
в зависимости от красоты и возраста.

Фактические данные
свидетельствуют о применении рабов не только в качестве домашней прислуги, но и
в качестве пахарей, пастухов, мастеровых, работали на строительстве каналов для
орошения.

В таких обществах как
Цудахар, Гапшима, Акуша рабство было широко распространено. В этих обществах
образовались целые рабские тухумы. Рабы принадлежали главным образом знати и
жили вместе со своими хозяевами.

Таким образом, завершая
данный параграф, можно сделать вывод о том, что в исследуемое нами время в
Дагестане происходило дальнейшее развитие феодальных производственных
отношений. Социальная структура страны гор состояла из двух классов – феодалов
(шамхал, уцмий, хан, беки, чанка-беки, сала-уздени и духовенство) и
крестьянства (уздени, раяты, чагары и рабы).

2.4 Административно-политическое устройство

Феодальные владения
Дагестана имели довольно развитую систему административного управления.
Управление владениями Засулакской Кумыкии осуществляли князья (бии). В каждом
из них существовал совет князей, избираемых при участии самих князей,
первостепенных узденей (сала-уздени) и представителей мусульманского
духовенства. Во главе совета находился так называемый старший князь.

При старших князьях
находилась дружина, состоявшая из выходцев из привилегированных сословий. Для
разбора различного рода тяжб по адату совет князей назначал судей. Дела же,
подлежащие рассмотрению по шариату, такие, как раздел

имущества, брак, опека,
купля-продажа земли, - рассматривали кадии. Для исполнения различного рода
распоряжений при совете князей имелись бегуалы.

Самым значительным
феодальным образованием во всем Дагестане продолжало оставаться Тарковское
шамхальство. Тарковский шамхал считался по прежнему старшим среди кумыкских
князей "общим правителем" их. Он избирался на собрании "лучших
людей" из числа членов шамхальского дома.

Он лично решал вопросы
внешнего и внутреннего управления. Но для решения наиболее важных дел периодически
создавал совещания наиболее влиятельных феодалов, живших в его владениях.
Ближайшими помощниками шамхала были "визири". Местное управление
находилось в руках сельских старшин. Суд вершили представители мусульманского
духовенства - кадии, которые руководствовались при решении дел шариатом.
Полицейские обязанности выполняли тургаки, а отчасти и чауши, в обязанности
которых входило доводить до сведения населения постановления шамхала и его
чиновников. Вооруженные силы шамхала состояли из отрядов нукеров, которые несли
постоянную военную, административную и полицейскую службу. В военное время
шамхал производил мобилизацию всего взрослого мужского населения, способного
носить оружие.

Внутри шамхальства
сохранялись еще отдельные феодальные уделы – бийлики. Таких уделов в XVIII в.
насчитывалось четыре: Буйнакский, Эрпелинский, Карабудахкентский,
Баматулинский. Владетель Буйнака считался наследником шамхала и носил титул
крым-шамхала.

Мехтулинское ханство
занимало незначительную территорию - всего 18 аулов. Управленческий аппарат
ханства был менее сложным, чем шамхальство. Во главе ханства стоял
наследственный хан. По установленному обычаю, штрафы, взимаемые с преступников,
шли в пользу хана.

В XVIII в. и в
Мехтулинском ханстве в отдельных селах правили беки.

Большим политическим
влиянием в Дагестане пользовался кайтагский уцмий. Достоинство уцмия было
второе по старшинству в Дагестане. Тогдашний уцмий, Ахмет-хан, человек «хитрый
и лукавой», был один из сильнейших владетелей в этом крае. Владения его
состояли из двух частей, верхнего (горная часть) и нижнего (низменная
прикаспийская часть уцмийства) Кайтага.

В административном
отношении уцмийство делилось на магалы и бекства. Каждый магал, по существу,
являлся самостоятельным союзом общин. Магалы располагались в Верхнем Кайтаге.
Их было восемь. В нижнем Кайтаге общинные отношения уже не сохранились, вся
земля здесь принадлежала бекам, в руках которых находилось и все
административное управление, тогда как в Верхнем Кайтаге земли находились в
руках общины и ее представители управляли административными делами.

Самый юг Приморского
Дагестана занимало Дербентское султанство или ханство.

В конце XVII - начале
XVIII вв. Дербентское ханство находилось под властью Сефевидского Ирана,
который вступил в период экономического упадка.

"Вся собственная
Дербентская провинция простирается к югу на 30 верст до реки Самура, к западу
от 5 до 8 верст к Табасарану, и на севере на 15 верст, до владения Кайтага, до
реки

Дербаха, коею граничит
Ширван с Дагестаном", - писал П. Г. Бутков.

Когда же власть сефевидов
на окраинах ослабла, дербентские ханы стали полноправными правителями на
подвластной территории.

Дербентские султаны имели
не только административную, но и судебную власть над своими подданными. Султаны
Дербента являлись и военачальниками. Они располагали 600 конными и 100 пешими
воинами. Однако могли в случае надобности собрать и более значительное
количество войск.

Дербентские султаны,
опираясь на свои вооруженные силы, могли по своему усмотрению налагать на
подвластных "превеликие подати, и так, как платить оных [те] были не в
состоянии", наказывать их "жесточайшим образом".

Следующим по
административно-социальному положению лицом в Дербенте был наиб. Дербентские
наибы были обязаны нести военную службу. Они считались командирами гвардейской
роты "курчи", получали жалованье от шаха.

К среднему и наиболее
многочисленному феодальному сословию в Дербент относились юзбаши, дарги,
кентхуды, "кайхайлы", "начальники".

Шейх-уль-исламы, бывшие в
каждой области и сидевшие во всех значительных населенных пунктах кадии,
многочисленные имамы соборных мечетей, ваизи-проповедники, шейхи (ханака) и
т.д. являлись не только управителями вакфов, получателями доли доходов с
вакфов, но и занимали видные должности и в аппарате гражданского управления. Среди
встречавших Петра I дербентцев были не только многочисленные «офицеры», но и
«судьи», т.е. духовные лица.

Довольно своеобразно
управлялся Табасаран, по своему политическому устройству не представлявший
собой единого целого. Здесь было два самостоятельных владений: северный
Табасаран, которым управлял кадий; и южный, которым управлял майсум. Кроме этих
двух владений –западный Табасаран – вольная часть, представлявший собой союзы
сельских обществ (магалы) и испытывавший на себе сильное влияние феодальных владений.

В свою очередь каждое из
этих владений делилось на две части – раят Табасаран и узден Табасаран; в
первой части жили раяты, во второй располагались узденские села. В раятском
Табасаране вся власть находилась в руках беков. В узденских селениях административное
управление осуществляли старшины – кевхи совместно с местным мусульманским
духовенством. В административном отношении майсумство делилось на магалы.

Административный аппарат,
находившийся в непосредственном ведении майсума и кадия, было очень несложен.
Он состоял из нукеров, которые в мирное время выполняли полицейские функции, а
в военное время составляли дружину майсума или кадия. Кроме этого сравнительно
небольшого числа служилых людей, в Табасаране не было никаких чиновников.

Наиболее крупным
владением Дагестана было Аварское ханство. В XVIII в. большое значение в
Дагестане приобрели аварские ханы. Занимая центральное положение в нагорном
Дагестане, они оказывали большое давление на соседние «вольные общества», за
счет которых значительно расширил свою территорию.

В Аварском ханстве не
было единой системы административного деления. Здесь встречалось деление на
военные округа, имелись бекства и т.д. В соответствии с этим определялось и
местное управление. Во главе владения стояли наследственные ханы. Все вопросы
внутреннего и внешнего управления решались ими. Ханы разбирали дела, подлежащие
рассмотрению по адату, чинили суд и расправу по своему усмотрению. Тяжбы по
духовным делам, завещаниям и т.д. разбирались по шариату хунзахским кадием. Как
глава духовенства хунзахский кадий, или шейх-уль-ислам, и другие представители
мусульманского духовенства играли при хунзахском дворе заметную роль.

Полицейские функции
выполняли дружинники хана, составляющие в мирное время вооруженные отряды
осуществляли старшины – чухби, адил-заби – блюстители порядка. Полицейские
функции, сбор податей, взимание штрафов и другие операции осуществляли мангуши,
чауши и др. Лица местной администрации в одних местах «выбирались», в других
назначались ханами. Но в обоих случаях они подчинялись владетелю. Большую роль
в местном управлении ханства играло духовенство. Все духовные вопросы и тяжбы,
подлежащие рассмотрению по шариату, разбирали кадии, дибиры, муллы. Наиболее
распространенным духовным лицом в ханстве являлся дибир. Помощниками дибиров
были будуны, которые в основном следили за хозяйством мечетей.

Казикумухское ханство
было расположено в центре Нагорного Дагестана. Как и другие владения Дагестана,
Кюра-Казикумухское ханство было разделено на магалы: Кумухский, Майчайми,
Мукарский, Вицхинский, Аштикулинский, Ари-шалинский, Кюра и др..

Власть принадлежала хану,
резиденция которого находилась в Кумухе. Хан являлся в полном смысле слова
верховным сюзереном на подвластной ему территории. Он возглавлял
законодательные и совещательные органы власти, чинил суд и расправу, руководил
внешней политикой, был главнокомандующим вооруженными силами. Военная дружина
хана состояла из отрядов нукеров, пополнявшихся в основном за счет рабов
(лагов) хана, которые несли постоянную военную, административную и полицейскую
службу. При необходимости хан мог собрать народное ополчение.

Ханский же двор
представлял как бы центральное правительство. Члены ханского рода занимали ряд
важнейших постов в центре, из них же выдвигались местные правители (беки);
правившие от имени хана в отдельных сельских обществах и уделах, опираясь на
своих вооруженных слуг (нукеров). В своих уделах они пользовались полной
властью. Беки являлись мощной опорой хана на местах.

Высшим должностным лицам,
назначенным самим ханом был, визирь. В компетенцию визиря входили дела по
внутреннему управлению, финансам, фискальствам.

Источники содержат также
упоминания о кравчих, писцах, толмачах и др. служителях. При дворе хана имелись
туруны, т.е. приближенные, советники, поверенные, сотрапезники, также дядьки и
молочные братья, которым хан поручал выполнять различные функции управления.
Среди ханских чиновников заметную роль играл и глашатай.

Управление осуществлялось
согласно адатам и шариату. Эти адаты определяли не только нормы общественного
поведения, но и регулировали внутреннюю жизнь обществ и их взаимоотношения с
соседними обществами. В практике управления и суда, адатами руководствовались
правители и удельные владетели, сельские старшины (куначу). Куначу «выбирались»
на местах для соблюдения правопорядка, землепользования и решения прочих
вопросов.

На самом юго-востоке
Дагестана располагалось Цахурское султанство. В него по сведениям Э. Челеби
входило до 150 сел. Резиденция его султана находилась в Цахуре. Зависимость
Цахурских правителей от иранских шахов сохранилась и в начале XVIII века,
поскольку имеется фирман шаха к Али султану цахурскому от 1701 года с призывом
идти против якобы приближающегося к Таркам 60-тысячного царского войска. Такая
же связь шахов с владетелями Цахура прослеживается и по фирману от 1710 года
шаха Гусейна к ширванским беглербекам, которым шах предлагал отправить
Али-Султана Цахурского «к порогу … двора «шахского, обнадежившего «милостью»
шаха.

В целом же Цахурское
(позднее Элисуйское) султанство не играло особой роли в политических
взаимоотношениях дагестанских феодальных владений из-за его зависимости от
Иранских шахов.

Почти половину территории
Дагестана занимали союзы сельских обществ или «вольные» общества, характерной
особенностью которых являлось отсутствие в них феодальной знати и феодальной
иерархии.

Союзы сельских обществ
также различались по размерам территории, численности и этническому составу
населения (хотя чаще они носили моноэтнический характер), по числу входивших в
них селений.

Они составляли
относительно самостоятельные административно-политические единицы со своими
общинными органами управления. В интересах обороны и защиты «вольные» общества
иногда объединялись в более крупные союзы, представляя внушительную силу, с
которой не могли не считаться феодальные владетели Дагестана и монархи соседних
государств.

Так, образовались у
даргинцев – Акушинский и Цудахарский союзы, у кайтагов – Кубачинский и
Башлинский, у аварцев – Андалалский и Андийский, у лезгин и рутулов – Ахтынский
и Рутульский, на границе с Грузией и Азербайджаном – Джарский и Тальский союзы
и др..

Особенностью социальной
жизни дагестанского аула была исключительная устойчивость сельской общины.
Сельская община охватывала всех жителей аула и подразделялась на тухумы.
Основной целью образования союзов сельских обществ являлась защита интересов
всех входивших в его состав сел от посягательств феодальных владений и внешней
угрозы.

Отличие союзов сельских
обществ от феодальных владений заключалось в том, что во главе них не стоял феодал.
Жизнь в союзах регулировалась обязательными для всех нормами обычного права
(адатами). В союзах сельских обществ никто не мог прямо, открыто навязать свою
волю остальным членам общества, но сильные тухумы могли повлиять на принятие
сельскими союзами угодных им решений по различным вопросам. Внутри сельских
обществ еще задолго до исследуемого периода наблюдалось имущественное
неравенство. Бедные общинники находились в зависимом положении от сельской
верхушки. И во многих союзах сельских обществ выборные должности постепенно
становились наследственными.

В союзах сельских обществ
высшим органом управления был сход представителей всех джамаатов – сельских
общин, входящих в данный союз. Сход собирался в определенном месте. На самом же
деле в сходе союзов сельских обществ принимало участие лишь определенное число
представителей аульской верхушки. Они от имени жителей всего общества принимали
решения, исполнение которых было обязательным для всех сельских обществ
Дагестана в рассматриваемый период был органом, представляющим интересы
аульской верхушки.

На сходах рассматривались
основные вопросы внутреннего управления, мира и войны, взаимоотношения с
дагестанскими правителями, а также с правителями соседних народов Кавказа. На
сельских сходах принимались новые адатные нормы. Они становились обязательными
для всех жителей данного союза сельских обществ.

Союз сельских обществ
(джамаат) управлялся советом старейшин. Он избирался на сельском сходе из числа
аульской верхушки. Число старейшин зависело от величины аула или количества
тухумов.

Совет старейшин занимался
вопросами экономической и политической жизни общины. Совет следил за правильным
использованием общинных угодий, порядком сева, уборки и остальных
сельскохозяйственных работ, за исправностью дорог, мостов. В распоряжении
совета находилось определенное количество исполнителей полицейских функций.

Духовные дела в союзах
сельских обществ разбирали кадии, шейхи.

В небольших аулах функции
кадия исполняли муллы или будуны. Для разбора спорных дел у даргинцев «избирались»
аульные судьи, а для контроля над ними – судьи от джамаата. В некоторых
обществах судьи избирались только из определенных фамилий. Для исполнения
распоряжений кадия, приговоров суда, а также для извещения населения о решениях
и распоряжениях джамаата в селениях назначались чауши, которые в разных
обществах именовались по разному. Они же собирали штрафы, создавали джамаат. На
джамаате решались вопросы, как внутреннего управления, так и внешней ориентации.

Со времени
ирано-турецкого договора 1639 г. приморская территория Дагестана номинально
входила в состав Ирана. В этом смысле власть иранских феодалов распространялась
на джаро-белоканские «вольные» общества, лезгин, Табасаран, Элисуйское
султанство, Кайтагское уцмийство, Тарковское шамхальство. Однако дагестанские
владетели и предводители «вольных» обществ лишь формально признавали такую
власть, получая денежное содержание и щедрые подарки от шахской казны.

Социальную опору иранских
шахов составляли наиболее влиятельные местные правители, находившиеся в
вассальной зависимости от Ирана и получавшие фирманы на утверждение в своих
правах с крупным вознаграждением за выполнение обязанностей по вассалитету.

По свидетельству
документов, «шамхальство» дается от шаха персидского и присылается (кого
определяет шамхалом) конь и оружие со всем убором и прочим». Ежегодное
жалованье шамхала Адиль-Гирея составляло 40 тыс. руб.

Цахурский владелец Али
Султан в 1707 г. получил от шаха Султан Гусейна фирман и кафтан на
«владельческое звание». Фирманом того же шаха в 1711 г. кайтагскому уцмию
Ахмед-хану определялось денежное содержание «в 200 туманов (2000 руб.)». Из
шахской казны получал жалованье и буйнакский владелец Муртузали-шамхал, и
Казанищенский владелец Умалат-шамхал.

Как известно, отношения
вассалитета между иранскими правителями и дагестанскими владетелями
установились со времен правления шаха Аббаса I, когда Дагестан попал под власть
Ирана. Однако, получая от правителей этих стран подарки и жалованье, формально
выражая им верноподданство, горцы сумели в данный период в целом сохранить свою
политическую независимость. И в рассматриваемом нами времени зависимость
последних от Исфаханского двора была номинальной, выражалась в формальном
признании шахского сюзеренитета. Воспользовавшись явным ослаблением центральной
власти в Сефевидской державе, горские владетели начали проводить
самостоятельную политику.

Бесспорным было
господство сефевидов в этот период только в Дербенте, который был оккупирован
шахскими войсками в 1607 г.

Завершая данный, параграф
необходимо подчеркнуть, что в ходе своего развития в Дагестане не сложилось
единого государства с соответствующими институтами, какими были соседние страны
(Турция или Россия), а возникли две основные системы политического устройства.
Первая была представлена феодальными владениями, а вторая – это союзы сельских
общин. Они отличались друг от друга по величине занимаемой территории,
количеству и этническому составу населения.

Таким образом, в конце
данной главы, считаю необходимым подчеркнуть следующее. Дагестан на рубеже XVII
– XVIII вв. представлял собой в социально-экономическом и политическом
отношении общество, типичное для всех государств, переживавших феодальную
формацию. Ведущими отраслями экономики были: земледелие, скотоводство, ремесло,
торговля, отходничество, степень их развития в разных районах Дагестана была
разной. Причиной чего были природно-климатические условия Северо-Восточного
Кавказа. Дагестанское общество распадалось на два антагонистических класса:
класс феодалов (шамхалы, уцмии, ханы, нуцалы, султаны, майсумы, беки,
чанка-беки, сала-уздени и мусульманское духовенство) и класс крестьянства
(уздени, раяты, чагары и рабы). В Дагестане существовали на высоком уровне
развития феодальные отношения с элементами патриархально-родового строя и
наличием рабства. В политическом отношении Дагестан, как и все государственные
образования Кавказа, не представлял собой единого централизованного
государства, а был раздроблен на множество крупных и мелких феодальных
государств и союзы сельских т.н. «вольных» обществ.

Характерной особенностью
политического развития Дагестана было то, что в момент нашествия иноземных
захватчиков дагестанские горцы из различных феодальных владений и сельских
обществ объединялись воедино для защиты своей земли и свободы, героически и
самоотверженно сражаясь с агрессором. И даже не смотря на то, что многие
дагестанские правители признавали вассальную зависимость от Ирана, горцы не
смирились с господством Ирана в Дагестане и продолжили свою борьбу за
независимость, которая переросла в мощное антииранское восстание начала XVIII
в., закончившееся изгнанием иранцев из Дагестана и Азербайджана. В таком
положении застал Петр I Дагестан в 1722 г.

ГЛАВА 3. ДАГЕСТАН В СИСТЕМЕ КАВКАЗСКОЙ ПОЛИТИКИ РОССИИ (1714 – 1735 гг.)

3.1 Разведывательные
экспедиции России на западный берег Каспия (1714-1722)

На рубеже XVII – XVIII в.
основные задачи кавказской политики России, как и способы, их решения,
диктовались геополитическими интересами империи в регионе.

Северо-Восточный Кавказ в
силу своего географического положения и стратегического значения, традиционно
находился в центре внимания соседних держав – России, Ирана и Турции,
соперничавших за сферы влияния на Кавказе. Борьба за овладение этим стратегически
важным регионом шла с переменным успехом. Продолжавшиеся более века
ирано-турецкие войны завершились договором 1639 г., разделившим Кавказ между
Ираном и Турцией. С выходом России на побережье Каспия и принятия в подданство
Кабарды этот регион оказался и в сфере внешней политики России. Но в тот момент
приступить к решению «восточного вопроса» (доступ к южным морям и овладение
стратегической инициативой) Россия не могла из-за польской интервенции, тяжелой
войны со Швецией и османо-крымских набегов на юге.

В начале XVIII в.
Азербайджан, Восточная Грузия и Восточная Армения, а также Южный Дагестан
находились под властью Ирана; Западная Грузия, Западная Армения, Абхазия и
адыги, жившие в Причерноморье и в районе бассейна р. Кубань, были зависимы от
Турции. Предкавказье с середины XVI в. находилось под неослабевающим вниманием
Русского государства.

В период правления Петра
I четко определились главные направления внешней политики России, в которой
неизменно доминировала балтийская, черноморская и каспийская проблемы. Прорубая
«окно в Европу» Петр I вынашивал и идеи об укреплении России на Кавказе.
Практически это означало установление южной границы по черноморскому побережью
и свободу плавания по Черному и Каспийскому морям.

Позиции России на
Северо-Восточном Кавказе в конце XVII – начале XVIII в. ограничивались
небольшим районом на Каспии с укрепленным городом-крепостью Терки и несколькими
станицами гребенских казаков на левом берегу Терека. Каждая из соперничавших
сторон вынашивала свои далеко идущие планы: Сефевиды стремились не только
сохранить свое влияние на Кавказе, особенно в бассейне Каспийского моря, но и
продвинуть северные границы шахских владений до Терека; османские правители желали
расширить зоны своего контроля в Закавказье и Прикубанье, распространить свою
власть с помощью своих вассалов – крымских ханов и ногайских мурз на степные
народы, живущие между Кубанью и Волгой; Петр I и его окружение считали
необходимым укрепиться на побережье Черного и Каспийского морей, обезопасить
южные границы от османо-крымских нашествий, удовлетворить потребности
экономического и политического развития России. Одной из составных частей
внешней политики любого государства является разведка, которая может
проводиться в различных формах и под разными предлогами. В отношении
Северо-Восточного Кавказа, особенно западного побережья Каспийского моря, у
Петра I были грандиозные планы и прежде чем приступить к их осуществлению,
необходимо было детально обследовать и изучить его. С этой целью на Восточный
Кавказ и были посланы несколько групп российских офицеров, которые, сменяя друг
друга, начиная с 1714 г., занимались изучением и сбором разного рода сведений
военно-стратегического, естественно-географического, экономического,
этно-социального характера.

Активизация османов на
Кавказе и стремление предупредить их в борьбе за овладение Каспийским морем
заставили Петра I готовиться к грядущим неизбежным схваткам и держать постоянно
во внимании весь Прикаспийский регион, в котором он видел еще и «истинное
средоточие или узел торговли всего Востока». Выход к южным морям и гарантия
безопасности южных границ не могли быть обеспечены без овладения побережьем
Каспия. Решение этой проблемы для Петра I стало насущной задачей дня.

Предвидя длительную
борьбу с южными соседями за преобладающее влияние на Кавказе, Петр I считал
необходимым провести тщательную военно-дипломатическую подготовку в этом
регионе.

Для усиления своих
позиций на Кавказе, в частности, на Северном Кавказе и Дагестане, Петр I
укрепляет заложенную здесь крепость Терки. В 1711 г. Петр I направляет сюда
своего воспитанника кабардинца, капитана гвардии князя Александра
Бековича-Черкасского для установления прочных отношений с кавказскими народами.
В 1714 г. было начато подробное изучение Каспийского моря для того, чтобы использовать
Каспий в качестве торгового пути к Востоку, а также выяснение рудных и других
природных богатств в регионе.

14 мая 1714 года капитан
гвардии князь А.Б.Черкасский был назначен начальником экспедиции на восточный
берег Каспийского моря. В его распоряжении был отряд из 1500 человек (на самом
деле он состоял из 1760 человек), необходимая артиллерия, шанцевый инструмент,
124 судна для перевозки отряда и 5000 рублей на расходы. 28 октября он
отправился из Астрахани в море, но из-за непогоды должен был вернуться 3-го
декабря. 25 апреля 1715 года капитан гвардии князь

А.Б.Черкасский снова
отправился в море и вернулся в Астрахань уже позднею осенью.

В результате миссии
капитана гвардии князя А.Б. Черкасского, Петру I в 1714 г. был представлен
проект присоединения народов Кавказа к России. В этом проекте князя А.
Бекович-Черкасский обращал внимание Петра I на намерение турецкого
правительства подчинить своей власти кабардинцев и кумыков и высказывал
необходимость склонить кабардинцев и кумыков в русское подданство. «Удача
присоединения их, – писал кн. А.Б. Бекович-Черкасский, принесла бы России не
только политический, но и экономический успех». Но Петр I тогда еще был занят
войной со Швецией и не мог осуществить свои замыслы. Между тем, над
прикаспийскими землями висела угроза захвата их агрессивной Турцией.

В 1716 г. Петр I отправил
на Каспий для составления карты этого района поручика Никиту Кожина, дав ему
собственноручный указ с рядом наставлений. Он должен был описать берега
Каспийского моря, промерить глубину, нанести на карту мели и т.д. Описи и карты
Н. Кожина целиком вошли в первую подробную карту Каспийского моря («Картина
плоская генеральная моря Каспийского»), составленную капитан-лейтенантом
фон-Верденом и лейтенантом Ф.И. Соймоновым.

Указом от 30 мая 1715 г. Петр
I назначил полковника Артемия Петровича Волынского послом в Персию для
заключения между Россией и Ираном торгового договора. Такова была официальная
цель посольства. За указом следовала императорская совершенно секретная
«Инструкция», в которой на посольство полковника А.П. Волынского возлагались
разведывательные цели: собрать сведения о пристанях, городах и путях сообщения,
вооруженных силах, жизни персидского двора и т.д. Собственноручные дополнения,
внесенные царем в инструкцию, данную полковнику А.П. Волынскому, с достаточной
определенностью свидетельствуют о конкретных результатах, ожидаемых Петром I от
посольства. Он велел выяснить «… какие, где в море Каспийское реки большие
впадают, и до которых мест по оным рекам можно ехать от моря и нет ли какой
реки из Индии, которая бы впадала в сие море, и есть ли на том море и в
пристанях у шаха суды военные или купеческие, також какие крепости и фортеции –
присматривать прилежно и искусно проведывать о том, а особливо про Гилянь …
однакож так, чтобы того не признали персияне, и делать о том секретно журнал
повседневный, описывая все подлинно. Будучи ему в Персии, присматривать и
разведовать, сколько у шаха крепостей и войска и в каком порядке и не вводят ли
европейских обычаев в войне? Какое шах имеет обхождение с турками, и нет ли у
персов намерения начать войну с турками, и не желают ли против них с кем в союз
вступить?». Сопроводительная грамота к шаху подписана 30 мая 1715 г., в которой
Петр I просил его содержать его посланника к шаху «в приличном характеру его
достоинств и верить всему предлагаемому им именем Его Царского Величества». Для
выполнения разведывательного задания царь дал полковнику А.П. Волынскому в
помощь нескольких ученых людей. Он следовал из Астрахани морем мимо Дербента, в
Низабате вышел на берег и следовал оттуда по суше к Испагани.

Находясь в Персии (в
1716-1718 гг.), полковник А.П. Волынский не только собирал сведения о военной
подготовленности этой страны, но и составил военно-топографическое описание
пути своего следования. Перед отъездом в Исфаган и по возвращении оттуда
посланник подолгу останавливался в Шемахе и имел возможность хорошо
ознакомиться с городом, его окрестностями и дорогой, ведущей к Низовой. На
обратном пути – через Казвин и провинцию Гилян, он собирал сведения о том, «где
есть какие пути удобные или нужные к проходам армии, также и о расстоянии мест».

А.П. Волынский
возвратился в Петербург 12 декабря 1718 года и привез от шаха договор о дружбе,
добром между обоими государствами согласии.

По возвращении полковник
А.П. Волынский доложил о результатах своей миссии, которые нашли свое отражение
в «Журнале посланника А.П. Волынского», где сообщались сведения о
государственных доходах, о народе, о вероисповедании народов региона, о
коммерции, о торговых компаниях – Португальской, Английской и Голландской,
Индийской, Жульфинской, о российских купцах и др..

Он предложил государю:
«чтоб богатые персидские области, лежащие по Каспийскому морю, для безопасности
границ российских принять в свое защищение, занять и заселить оные войсками
российскими, коими непременно могут овладеть афганцы, на что государь и
согласился».

22 марта 1720 г.
полковник А.П. Волынский был назначен губернатором в Астрахань и получил указ
«делать тайно приуготовления к «Персидскому» походу; узнать подробнее все
обстоятельства, до тех «персидских» провинций касающихся; и склонять
Карталинского Вахтанга и прочих христиан к пользе России, уверяя их в добром
положении и покровительстве» со стороны Петра Великого.

Таким образом, посольство
полковника А.П. Волынского (1715-1718 гг.) в Персию сыграло важную роль в
подготовке «Персидского» похода. Выполнив свою миссию военно-политической
разведки, полковник А.П. Волынский, как уже было сказано выше, предложил Петру
I присоединить стратегически важные и богатые природными ресурсами
прикаспийские провинции к России.

В 1718 г. для разведки
персидских владений, расположенных к северу от Низовой (северные уезды Ширвана
и Дагестан), полковник А.П. Волынский послал из Шемахи дворянина Андриана
Лопухина с тем, чтобы «он осмотрел и описал тамошний путь от Низовой пристани
до Терека» и осведомился, «каковы тамошние народы людством и сколько у них
военных». А.И. Лопухин проезжал через Кубу, Дербент и Тарки и составил
подробное описание пути своего следования, уделив особое внимание крепости
Дербент.

2 марта 1718 г.
последовал царский указ поручику князю Урусову «Об осмотре по Каспийскому морю
бывшего протоки Аму-Дарьи и прочих мест, по положении на карту Каспийского моря
с промером и описанием берегов оного», кроме того, он должен был проверить
данные, собранные поручиком Никитой Кожиным.

При этом он должен был
обследовать гавани рек, впадающих в Каспий, а особо реку Куру, выяснив какие
суда, могут приставать, а также «справиться, могут ли ходить и опасаться во
время шторма и есть ли где мель и подводные камни и точно указать на карте».

Попытки разведывательных
действий российских дипломатов и посланников вызвали, мягко говоря,
настороженность шахского правительства, которое считало эти действия
несовместимыми с интересами Персии, считавшей прикаспийские владения своими.
Позиция шахского правительства поставила Петра I перед дилеммой: либо
отказаться от разрешения интересующего вопроса, либо действовать
самостоятельно, не считаясь с мнениями персидских властей.

Было решено
воспользоваться второй возможностью и немедленно приступить к обследованию и
описанию западного побережья Каспия.

Для выполнения этой
задачи Петр I послал на Каспий морскую экспедицию во главе с лейтенантом
Федором Ивановичем Соймоновым (1682-1780) и капитан-лейтенантом фон Карлом или
Клаусом Верденом, несколько лет служившими под непосредственным руководством
Петра I на военном корабле. В их распоряжении были «унтер-лейтенанты Дорошенко
и Золотарев, с большим числом унтер-офицеров и рядовых, так что всех
насчитывалось 89 человек». Задача, данная им царем, состояла в том, чтобы
описать западную сторону Каспия, начав от устья реки Волги до Астрабада со
всеми островами, мелями, подводными камнями, впадающими в Каспий реками,
гаванями, пристанями и берегами, и с всею точностью нанести на карту; а как
восточная часть Каспия капитаном гвардии князем А.Б. Черкасским и поручиком Н. Кожиным
уже была сделана; то, проверяя ее, «сделать генеральную карту» Каспийского моря.
Эта карта стала первой наиболее достоверной картой Каспийского моря. Петр I в
1721 г. отправил ее во Французскую академию наук, членом которой он являлся.
«Сия карта, - свидетельствовал хронограф Петра Великого, - неоднократно проверенная,
открыла все обстоятельства сего моря, со всеми берегами и впадающими в оное
реками».

С этими же идеями,
прикрываясь русско-иранским торговым договором 1717 г., в 1720 г. были
отправлены в Персию консулом Семен Авраамов и вице-консулом капитан А.
Баскаков, которые собирали данные как экономического, так и военно-политического
характера. В инструкциях, данных им, значилось следующее: «1) Ехать от Терка
сухим путем до Шемахи для осматривания пути: удобен ли для прохода войска
водами, кормами конскими и прочим? 2) От Шемахи до Апшерона и оттуда до Гиляни
смотреть того же… 3) О состоянии тамошнем и о прочих обстоятельствах
насматриваться и наведываться и все это делать в высшем секрете».

По свидетельству
лейтенанта Ф.И. Соймонова, «Польза общих торгов служила тогда наружным видом
сего предприятия, и назначенным в оную посылку офицерам предписано было …, чтоб
они сие намерение везде распространяли, хотя до купечества не подлежали».

Приведенный материал
красноречиво свидетельствует о главных военно-стратегических целях всех этих
экспедиций. Не случайно в «наказе» Петра I полковнику и астраханскому
губернатору А.П. Волынскому значилось проложить маршрут морем из крепости Терки
до Уч-косы (Аграханский полуостров – Н.Ч.), для чего на берегу моря построить
крепость (в будущем крепость Святого Креста – Н.Ч.) и начинать постепенно
строить склады, амбары и прочее.

Из приведенных данных
видно, что Петр I проявлял особый интерес к прикаспийским провинциям Дагестану,
Ширвану и Гиляну, которые в 1715-1720 гг. являлись главными объектами
военно-разведывательных мероприятий русского правительства в Прикаспье.
Посланники императора собирали сведения как о морском пути, проходившем вдоль
западного и южного берегов Каспия, так и о сухом пути, проходившем по
каспийскому берегу Кавказа от южных границ России, через Шемаху до Гиляна.

Последней разведывательной
экспедицией была посылка накануне «Персидского» похода Петра I Андреяна
Лопухина в Дагестан для выяснения ситуации, сложившейся в этом регионе Кавказа.

31 июля 1722 г. Петру I
доставили подробное донесение А.И. Лопухина, заранее посланного на разведку в
эти знакомые ему места. А.И. Лопухин сообщал, что шамхал Тарковский готовится к
встрече Петра I, подготовил скот для продовольствия российским войскам, а также
подарки императора и интересуется о месте встречи с императором. Шамхал
сообщал, что дербентский султан, посаженный в Дербенте персидским шахом, год
назад уехал в Исфаган, а во главе дербентцев стоят две партии – наиб
Имам-Кули-бек – сторонник шамхала Тарковского и Арсланбек – уцмия и Дауд-бека.
Дербентцы просят Петра I поскорее прибыть в Дербент. А.И. Лопухин доносил и о
замыслах Сурхай-хана, Дауд-бека, уцмия Кайтага и др.

Таким образом, в
заключение параграфа, на основе вышесказанного можно сделать вывод о том, что
результаты разведывательных экспедиций капитана гвардии, князя А.Б. Черкасского,
поручика Н.Кожина, полковника А.П. Волынского, дворянина А.И. Лопухина,
лейтенанта Ф.И. Соймонова и других Петру I дали возможность форсировать
подготовку к Каспийскому походу.

Полученные этими
экспедициями данные экономического, военного и политического характера
позволили правительству тщательно изучить территорию Западного побережья
Каспия, по которому должны были продвигаться войска, а также позволили выяснить
расстановку сил в регионе, отношение местных владетелей к приходу сюда
российской армии.

3.2
Военно-административные мероприятия России в Дагестане (1722 – 1735 гг.)

Заключение в 1721 г. Ништадтского
договора со Швецией, которая завершила Северную войну (1700-1721 гг.) позволило
правительству Петра I перенести все усилия внешней политики на юго-восточные
рубежи Российского государства, что тем самым способствовало активизации ее
кавказской политики. Экономические и внешнеполитические причины (турецкая
угроза) вызвали необходимость осуществления Петром I давно задуманного
Каспийского похода. Успешному осуществлению «Персидского» похода способствовали
проведенные Петром I разведывательные экспедиции, в результате которых были
получены сведения о политическом и экономическом устройстве, военных силах,
географии региона.

После проведения
тщательной военно-дипломатической подготовки к активным действиям на Кавказе
Петр I направил все свои усилия на решение основной цели его кавказской
политики – обеспечение безопасности южных границ России и ее выхода к Черному и
Каспийскому морям.

Шемахинские события 1721
г., когда отряды горцев, возглавляемые Дауд-беком и Сурхай-ханом, осадив
Шемаху, подвергли ее погрому, в результате которого пострадали русские купцы,
послужили поводом для мотивации неотложности давно намеченного предприятия –
похода в Прикаспий.

Астраханский губернатор и
полковник Артемий Петрович Волынский настаивал на решительных действиях со
стороны Петра I, убеждая его в том, что настал момент «оставить политику и
действовать оружием. Персия ослаблена, Кандагар объявил себя независимым,
афганцы заняли уже Испагань, турки угрожают захватить Дербент…», а если это
случится, то Каспийское море останется для России закрытым.

Петр I приступил к
реализации мероприятий по отправке войск в район Астрахани. В конце 1721 г. он
приказал, чтобы «из прибывших из Финляндии 20 пехотных полков, привыкших к
морскому хождению, из каждого по одному батальону следовали на зимние квартиры
в города по Волге лежащие … с повелением им построить островские лодки
(небольшие морские суда, предназначенные для плавания у побережья – Н.Ч.)».
Причем астраханскому губернатору было предписано, чтобы «эти войска содержать
во всяком довольстве и работами не отягощать». Тогда же в Астрахань были
отправлены многие «морские служители» (читай: специалисты – Н.Ч.), особенно те,
которые ранее уже плавали по Каспию, знали его навигационную карту. В
поволжских городах: в Казани, Твери, Нижнем Новгороде и др. было начато
строительство морских судов, чтобы к маю 1722 г. они были бы готовы. Петр I
внимательно следил за исполнением своих планов. Так в апреле 1722 г. он писал
генерал-майору М.А. Матюшкину, который занимался подготовкой военного флота на
Верхней Волге: «Уведомьте нас, что лодки мая к пятому числу поспеют ли, также и
ластовых судов к тому времени, сколько может поспеть? И достальные ластовые
суда сколько, к которому времени могут поспеть (читай: будут готовы – Н.Ч.), о
том чаще к

 нам пишите и в деле
поспешайте». По сообщению Ф.И. Соймонова на Каспий было отправлено 442
различной величины морских судов того времени. Это: гукеры, шнавы, шуйты,
тялки, яхты, эверсы, галиоты, струги, а также островские лодки, вмещавшие до 40
чел.

Пехоту, артиллерию,
амуницию, большой запас провизии отправили водным путем. Конница из Царицына
следовала по суше, как и два корпуса донских и малороссийских казаков.

С начала июня войска
стали прибывать в Астрахань, которая к тому времени была одной из самых
укрепленных морских твердынь Российского государства. Здесь имелось все
необходимое для обслуживания морской флотилии (пристань, верфи, склады,
казармы). Все это делало Астрахань удобной для сосредоточения большого
количества войск и подготовки предстоящего похода.

До нас дошли разноречивые
данные о количестве войск, сосредоточенных в Астрахани. По сообщению лейтенанта
Ф.И.Соймонова в поход было отправлено 22 тыс. пехоты, 20 тыс. казаков, 30 тыс.
татар, 20 тыс. калмыков, 9 тыс. конницы, 5 тыс. матросов, т.е. 106 тыс. чел..

Н.Н. Молчанов приводит
несколько иные цифры, а именно: войск, отправленных морем, насчитывалось 22
тыс. чел., по суше – 9 тыс. кавалерии и вспомогательные отряды казаков и татар
численностью до 50 тыс. чел.. У Е.И. Козубского приводится цифра до 52 тыс.
чел..

По данным фондов
Российского государственного архива в поход были отправлены следующее
количество различных родов войск:

Откомандированных от
лейб-гвардии:

20 пехотных батальонов,
из которых:

Итак, в поход
отправлялось 24530 чел. регулярного войска. Помимо этого из нерегулярных:

Черкасс гетманского
регимента – 10000

Казаков: Донских – 5000

Яицких – 1000

Итого: – 16000,

что вместе с регулярной
армией и составляло 40.530 чел.

Высший командный состав
похода представляли: генерал-адмирал граф Апраксин, генерал-майоры М.А. Матюшкин,
Г.С. Кропотов, князья Ю.Ю. Трубецкой, И.И. Дмитриев-Мамонов, Г.Д. Юсупов;
бригадиры: В.П. Шереметьев, В.Я. Левашов, князь И.Ф. Барятинский, И.О. Ветерани,
Я. Шамордин, А.И. Румянцев.

13 мая 1722 г. Петр I
выехал из Москвы и 26 мая прибыл в Нижний Новгород, откуда и отправился в
Астрахань, сопровождаемый войсковыми частями. В конвое Петра I были: