Криницын А.Б.
Наиболеечетко и ясно формулирует Некрасов свое отношение к народу в «Размышленияхупарадного подъезда». Это своеобразный творческий манифест Некрасова. Если мыпопробуем проанализировать жанр это стихотворения, то вынуждены будем признать,что нам такого еще никогда не встречалось. Она построена как настоящаяобвинительная речь. Это произведение ораторского искусства, причем Некрасовиспользует буквально все приемы риторики (искусства красноречия). Начало егонамеренно прозаично по своей описательной интонации: «Вот парадный подъезд…»,что отсылает нас скорее к реалистическому жанру очерка. Тем более что этотпарадный подъезд действительно существовал и был виден Некрасову из окон егоквартиры, служившей одновременно и редакцией журнала «Современник». Но с первыхстрок становится понятно, что Некрасову важен не столько сам подъезд, сколькоприходящие к нему люди, которые изображаются резко сатирически:
Одержимыйхолопским недугом,
Целыйгород с каким — то испугом
Подъезжаетк заветным дверям;
Записавсвое имя и званье,
Разъезжаютсягости домой,
Такглубоко довольны собой,
Чтоподумаешь — в том их призванье!
Такимобразом, Некрасов делает широкое обобщение: «целый город» «подъезжает кзаветным дверям». Парадный подъезд предстает перед нам как символ мира богачейи власть имущих, перед которыми раболепно пресмыкается вся столица. Кстати, доми подъезд, описываемые Некрасовым, принадлежали графу Чернышову, заслужившемудурную славу в обществе тем, что возглавлял следственную комиссию по деламдекабристов, причем вынес строгий обвинительный приговор своему родственнику,рассчитывая завладеть оставшимся после него имуществом. Намеки на то, что этолицо одиозное (то есть всем ненавистное), позже появятся в стихе («Втихомолкупроклятый отчизною, возвеличенный громкой хвалой»).
Вкачестве антитезы тут же рисуется и бедная часть города:
Ав обычные дни этот пышный подъезд
Осаждаютубогие лица:
Прожектеры,искатели мест,
Ипреклонный старик, и вдовица.
ДалееНекрасов переходит к изложению конкретного эпизода: «Раз я видел, сюда мужикиподошли, деревенские русские люди…». Последние два эпитета кажутся на первыйвзгляд избыточными: и так ясно, что раз мужики, то значит – из русской деревни.Но тем самым Некрасов расширяет свое обобщение: получается, что в лице этихмужиков к подъезду подходит с мольбой о помощи и справедливости вся крестьянскаяРоссия. В облике мужиков и их поведении подчеркиваются христианские черты:нищета, незлобивость, смирение, незлобивость. Они называются «пилигримами»,подобно странникам по святым местам, «загорелые лица и руки» заставляютвспомнить о жарком солнце Иерусалима и пустынь, куда удалялись святыеотшельники («И пошли они, солнцем палимы»). «Крест на шее и кровь на ногах»говорят об их мученической доле. Прежде чем подойти к подъезду, они «помолилисьна церковь». Они молят впустить их «с выраженьем надежды и муки», а когда имотказывают, то уходят «с непокрытыми головами», «повторяя: «Суди егобог!»». В христианском понимании, под видом каждого нищего к человекуприходит и стучится в дверь сам Христос: «Се, стою у двери и стучу: если ктоуслышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему и буду вечерять с ним, и он соМною» (Откр. 3.20). Некрасов таким образом хочет воззвать к христианскимчувствам читателей и пробудить в их сердцах жалость к несчастным мужикам.
Вовторой части поэт резко меняет тон и обращается с гневными обвинениями к«владельцу роскошных палат»:
Ты,считающий жизнью завидною
Упоениелестью бесстыдною,
Волокитство,обжорство, игру,
Пробудись!Есть еще наслаждение:
Воротиих! в тебе их спасение!
Носчастливые глухи к добру…
Чтобыеще больше устыдить сановника, поэт-обличитель расписывает удовольствия ироскошь его жизни, рисуя картины Сицилии, излюбленного лечебного курорта вЕвропе того времени, где придет к концу его «вечным праздником быстро бегущая»жизнь:
Безмятежнейаркадской идиллии
Закатятсяпреклонные дни:
Подпленительным небом Сицилии,
Вблаговонной древесной тени,
Созерцая,как солнце пурпурное
Погружаетсяв море лазурное,
Полосамиего золотя, —
Убаюканныйласковым пением
Средиземнойволны, — как дитя
Тыуснешь…
ТакНекрасов неожиданно прибегает к жанру идиллии[iv],которую ничто не предвещало в этом стихотворении, рисуя прекрасныйсредиземноморский пейзаж. Появляется романтические эпитеты: «пленительный»,«ласковый», «благовонный», «пурпурный», «лазурный». Содержанию соответствует иособая ритмика: Некрасов сочетает мужские и дактилические рифмы[v], а иногда дополнительно использует интонационныепереносы, деля одно предложение между двумя строками: «Полосами его золотя,― Убаюканный ласковым пением ― Средиземной волны, – как дитя― Ты уснешь…», укачивая нас на волнах поэтической мелодии, словно наволнах теплого моря. Однако эта красота убийственна для богача – в прямомсмысле слова, ибо речь идет о его смерти на фоне столь прекрасной декорации:
Тыуснешь… окружен попечением
Дорогойи любимой семьи
(Ждущейсмерти твоей с нетерпением);
И сойдешь ты в могилу… герой,
Втихомолкупроклятый отчизною,
Возвеличенныйгромкой хвалой!..
Наконецпоэт покидает вниманием богача и обращается уже не к нему, а к читателям, какбы убедившись в том, что до его сердца все равно не достучаться: «Впрочем, чтож мы такую особу Беспокоим для мелких людей?» и принимает тон продажногожурналиста, привыкшего скрывать проблемы и язвы общества и писать о нихснисходительно-уничижающе:
…Еще веселей
Вчем-нибудь приискать утешенье…
Небеда, что потерпит мужик:
Такведущее нас провиденье
Указало…да он же привык!
Говоряуже от себя, Некрасов скорбным и сочувственным тоном рисует перспективу подлинныхтягот и обид ушедших ни с чем мужиков, которая разворачивается в эпическуюкартину народных страданий. Стих приобретает размеренное, величавое движениепротяжной народной песни. Былое певучее чередование дактилических и мужскихрифм заменяется на чередование мужских и женских, отчего стих приобретаеттвердость и как бы «наливается силой». Но «сила» эта неотделима отнепосильного страдания: ключевым мотивом и общей интонацией песни становитсястон:
…Родная земля!
Назовимне такую обитель,
Ятакого угла не видал,
Гдебы сеятель твой и хранитель,
Гдебы русский мужик не стонал?
Стонетон по полям, по дорогам,
Стонетон по тюрьмам, по острогам,
Врудниках, на железной цепи;
Стонетон под овином, под стогом,
Подтелегой, ночуя в степи;
Стонетв собственном бедном домишке,
Светубожьего солнца не рад;
Стонетв каждом глухом городишке,
Уподъезда судов и палат.
Глагол«стонет» вновь и вновь звучит в начале нескольких строк (то есть выступает вкачестве анафоры), более того, составляющие его звуки повторяются, «отдаютсяэхом» в соседних словах («стонет он… по острогам… под стогом). Складываетсяощущение, будто во всех уголках страны неумолчно слышится один и тот жескорбный плач. Мужик, настолько униженный и бесправный, предстает как «сеятель ихранитель», созидательная основа жизни всей земли русской. О нем говорится вединственном числе, условно обозначающем множество – весь русский народ (такойприем – единственное число вместо множественного – тоже является риторическим иназывается синекдохой). Наконец, живым воплощением народных страданийстановятся в некрасовской лирике бурлаки, чей стон разносится над всей русскойземлей, разливаясь «великою скорбью народной». Некрасов обращается к Волге,делая ее одновременно символом земли русской, русской народной стихии и в то жесамое время народных страданий:
Выдьна Волгу: чей стон раздается
Надвеликою русской рекой?
Волга! Волга!.. Весной многоводной
Тыне так заливаешь поля,
Каквеликою скорбью народной
Переполниласьнаша земля…
Слово«стон» повторяется многократно, до утрирования, и разрастается довсеобъемлющего понятия: стон отдается по всей Волге – «великой русской реке»,характеризует всю жизнь русского народа. И поэт задает последний вопрос,который повисает в воздухе, о смысле этого стона, о судьбе русского народа, асоответственно и всей России.
Гденарод, там и стон… Эх, сердечный!
Чтоже значит твой стон бесконечный?
Тыпроснешься ль, исполненный сил,
Иль,судеб повинуясь закону,
Все,что мог, ты уже совершил, —
Создалпесню, подобную стону,
Идуховно навеки почил?..
Этотвопрос может показаться риторическим, может показаться чрезмернополитизированным (как призыв к немедленному восстанию), но из нашей временнойперспективы мы можем только констатировать, что он действительно всегдаостается актуальным, что удивительное смирение «терпеньем изумляющего народа»,способность вынести немыслимые страдания в самом деле является его сущностнойчертой, не раз оказывающейся как спасительной, так и тормозящей развитиеобщества и обрекающей его на апатию, распад и анархию.
Итак,от изображения некоего парадного подъезда стихотворение разрастается до широтыволжских просторов, всей России и ее вечных вопросов. Теперь мы можемопределить жанр этого стихотворения как памфлет. Это журнальный жанр, жанрполитической статьи – яркое, образное изложение своей политической позиции,отличающееся пропагандистским характером и страстной риторикой.
Другимпрограммным для Некрасова стихотворением явилась «Железная дорога». Многиеисследователи рассматривают ее как поэму. Если «Размышления у парадногоподъезда» мы сравнили с жанром памфлета, то к «Железной дороге» как нельзяболее применимо обозначение другого журнального жанра – фельетона.
Казалосьбы, малозначащий разговор в поезде между мальчиком и его отцом-генераломнаводит поэта на «думу» о роли народа в России и об отношении к нему высшихслоев общества.
Железнаядорога как повод для полемики была выбрана Некрасовым не случайно. Речь шла ободной из первых железнодорожных линий – Николаевской, соединившей Москву иПетербург. Она стала настоящим событием в жизни России того времени. Некрасовбыл не одинок, посвящая ей стихи. Ее воспевали в стихах также Фет, Полонский,Шевырев. К примеру, широко известным было в то время стихотворение Фета «Нажелезной дороге», где опоэтизированный образ дороги органично и оригинальносочетался с любовной тематикой. Стремительная езда сравнивалась с волшебнымполетом, переносящим лирического героя в атмосферу сказки.
Морози ночь над далью снежной,
Аздесь уютно итепло,
Ипредо мной твой облик нежный
Идетски чистое чело.
Полнысмущенья и отваги,
Стобою, кроткий серафим,
Мычерез дебри и овраги
Назмее огненном летим.
Онсыплет искры золотые
Наозаренные снега,
Иснятся нам места иные,
Иныеснятся берега.
И,серебром облиты лунным,
Деревьямимовас летят,
Поднами с грохотом чугунным
Мостымгновенные гремят.
Широкойобщественностью железная дорога воспринималась как символ прогресса и вхожденияРоссии в новый век, в европейское пространство. Поэтому вопрос мальчика о том,кто создал ее, становился принципиальным и воспринимался как спор о том, какойобщественный класс в России является ведущим двигателем прогресса. Генералназывает в качестве строителя дороги главного управляющего путями сообщенияграфа Клейнмихеля. По мнению же поэта, дорога обязана своим существованиемпрежде всего не министрам, не проектировщикам-немцам, не нанимавшим рабочихкупцам-подрядчикам, а наемным чернорабочим из крестьян, выполнившим самоетяжелое и трудоемкое – проложившим по топким болотам насыпь. Хотя зажиточнаясемья генерала играет в народность (мальчик Ваня одет в кучерский армячок), ноне имеет о народе и о его жизни никакого представления.
Поэтвступает в разговор, предлагая генералу «при лунном сиянье» рассказать Ване«правду» о строительстве дороги и ее строителях. Он знает, какими трудами ижертвами далась каждая верста насыпи. Начинает он свое повествованиеторжественно и завлекательно, как сказку:
Вмире есть царь: этот царь беспощаден,
Голодназванье ему.
Нодалее сказка оборачивается страшной былью. Царь-Голод, приводящий в движениевесь мир, согнал на строительство дороги несчетные «толпы народные». Бесправныеоброчные крестьяне, вынужденные платить дань помещику и кормить свои семьи,нанимались за гроши, надрывались на непосильной работе, без всяких условий длянее, и умирали тысячами. Добролюбов в одной статье «Современника» указывал, чтоподобные порядки были в ту пору всеобщими, что и новейшая Волжско-Донскаядорога, и дороги, строившиеся одновременно с ней, были усеяны костями погибшихна постройке крестьян. Он приводил признание одного из подрядчиков:
«Да,у меня на Борисовской дороге… выпало такое неудачное место, что из 700рабочих половина померла. Нет, уж тут ничего не сделаешь, коли начнут умирать.Как пошли по дороге из Питера в Москву, так чай больше шести тысяч зарыли».Некрасов художественно обрабатывает этот сюжет.
Прямодороженька: насыпи узкие,
Столбики,рельсы, мосты.
Апо бокам-то все косточки русские…
Мягкаянапевность стиха и ласковость тона делает рассказ, как ни странно, еще болеежутким. Фольклорная лексика показывает, что поэт ведет описание как бы уже отлица самих крестьян. Заботясь о «занимательности» рассказа для ребенка,Некрасов и далее сохраняет сказочный колорит, неожиданно прибегая кромантическому жанру баллады.
Чу!восклицанья послышались грозные!
Топоти скрежет зубов;
Теньнабежала на стекла морозные…
Чтотам? Толпа мертвецов!
Восклицание-междометие«Чу!» – прямая отсылка к балладам Жуковского, где оно было его любимымсредством будить читательское внимание и воображение. Как мы помним, явление вглухую полночь мертвецов было одним из самых распространенных сюжетныхэлементов баллады. Призраки убитых прилетали на место преступления или посещалиубийцу в его жилище, карая его вечным страхом и муками совести, как возмездиесвыше за его злодеяние. Некрасов пользуется романтическим жанром в новых целях,вкладывая в него социальный смысл. Гибель крестьян предстает как самоенастоящее убийство, которое гораздо страшнее любого преступления в балладе,поскольку речь идет не об одном, а о целых тысячах убитых. Тени мертвыхкрестьян возникают при романтическом лунном свете, бросая своим появлениемстрашное обвинение невольному виновнику их гибели – высшему классу общества,безмятежно пользующемуся плодами их трудов и катящемуся в комфорте по рельсам,под которыми лежат кости многих строителей. Однако явившиеся призраки крестьянлишены всякого волшебно-демонического колорита. Их пение сразу развеивает балладныйкошмар: звучит народная трудовая песня самого прозаического содержания:
…«Вночь эту лунную
Любонам видеть свой труд!
Мынадрывались под зноем, под холодом,
Свечно согнутой спиной,
Жилив землянках, боролися с голодом,
Мерзлии мокли, болели цынгой.
Устамирабочих и выговаривается та истина, которую рассказчик решил поведать Ване. Онипришли не отомстить, не проклясть обидчиков, не наполнить их сердца ужасом (оникротки и почти святы в своей незлобивости), а лишь напомнить о себе:
Братья!Вы наши плоды пожинаете!
Намже в земле истлевать суждено…
Всели нас, бедных, добром поминаете
Илизабыли давно?..»
Подобноеобращение к путникам как к «братьям» равносильно просьбе поминать их в молитве,в чем заключается долг всякого христианина перед умершими предками иблагодетелями, дабы те могли получить прощение былых прегрешений и возродитьсядля жизни вечной. Эта параллель подтверждается еще и тем, что далее умершиемужики признаются праведниками – «божьими ратниками», «мирными детьми труда». Сних поэт призывает отрока брать пример и воспитывать в себе одну из главныххристианских добродетелей – труд.
Этупривычку к труду благородную
Намбы не худо с тобой перенять…
Благословиже работу народную
Инаучись мужика уважать.
Железнаядорога осмысляется как символ крестного пути русского народа («Вынес достаточнорусский народ, /Вынес и эту дорогу железную – /Вынесет все, что Господь нипошлет!») и одновременно как символ исторического пути России (сопоставимым ссимволическому значению с мотивом дороги и образом Руси-тройки в «Мертвыхдушах» Гоголя): «Вынесет все — и широкую, ясную /Грудью дорогу проложит себе».Однако трагизм действительности не позволяет Некрасову быть наивным оптимистом.Отрешаясь от высокого пафоса, с трезвой горечью он завершает:
Жальтолько — жить в эту пору прекрасную
Ужне придется — ни мне, ни тебе.
Ване,как и героине баллады Жуковского «Светлана», все услышанное представляется«сном удивительным», в который он незаметно погружается в процессе рассказа. Пословам известного специалиста по творчеству Некрасова, Николаю Скатову,«картина удивительного сна, что увидел Ваня, прежде всего поэтичная картина.Раскрепощающая условность — сон, который дает возможность увидеть многое, чегоне увидишь в обычной жизни, — мотив, широко использовавшийся в литературе. УНекрасова сон перестает быть просто условным мотивом. Сон в некрасовскомстихотворении — поразительное явление, в котором смело и необычно совмещеныреалистические образы со своеобразным поэтическим импрессионизмом то, что происходит, происходит именно во сне, вернее, даже не во сне, а ватмосфере странной полудремы. Что-то все время повествует рассказчик, что-товидит растревоженное детское воображение, и то, что Ваня увидел, гораздо большетого, что ему рассказывалось»[vi].
Однаковторая часть поэмы возвращает нас к жесткой реальности. Насмешливый генерал,недавно вернувшийся из Европы, воспринимает народ как «дикое скопище пьяниц»,«варваров», которые «не создавать, разрушать мастера», подобно племенамварваров, уничтожившим культурные богатства Римской империи. При этом онцитирует известное стихотворение Пушкина «Поэт и толпа», хотя и искажает смыслцитаты: «Или для вас Аполлон Бельведерский Хуже печного горшка? Вот ваш народ — эти термы и бани, Чудо искусства — он все растаскал!"[vii]Понятие народа генерал подменяет, таким образом, понятием толпы, заимствованнымиз стихотворения Пушкина «Поэт и толпа» (хотя Пушкин разумел под толпой ненарод, не умеющий читать, а как раз широкий слой образованной читающей публики,не разбирающейся в истинном искусстве, подобно изображенному генералу). Оноказывается таким образом, в лагере сторонников «чистого искусства», к которомуотносились Дружинин, Полонский, Тютчев и Фет. Это убийственный полемическийприем: Некрасов изображает своих извечных оппонентов в сатирическом виде, невозражая ничего им прямо: вряд ли бы они захотели услышать свою позициюискаженной полуобразованным генералом. Итак, для Некрасова народ – нравственныйидеал, созидатель-труженик; для генерала – варвар-разрушитель, которомунедоступно высшее вдохновение творящего разума. Говоря о созидании, Некрасовимеет в виду производство материальных благ, генерал – научное и художественноетворчество, созидание культурных ценностей.
Еслиотрешиться от грубого тона генерала, то можно признать в его словах долюистины: разрушительная стихия тоже таится в народе и выходит наружу, если онвпадает в анархию. Да и Пушкин, на которого ссылается генерал, ужасался«русского бунта, бессмысленного и беспощадного». Вспомним, как много культурныхценностей было уничтожено в России во время революции 1917 года и последовавшейза ней гражданской войны. Некрасов, наоборот, призывавший народ к восстанию насвоих угнетателей (хотя и не так явно, как это пытались представить в советскиегоды, скорее, речь у него идет об умении народа отстоять свои права и непозволять даром себя эксплуатировать), не знал, какого страшного «джинна» онхочет «выпустить из бутылки».
Последняячасть поэмы – откровенно сатирическая, резко отличающаяся по тону отпредыдущих. В ответ на просьбу генерала показать ребенку «светлую сторону»строительства дороги, поэт рисует картину завершения народных трудов уже присолнечном свете, который в данном случае задает совершенно иной жанр рассказу.Если при волшебном «лунном сиянье» нам открывалась высшая, идеальная сущностьнарода как двигателя прогресса и нравственного эталона для всех остальныхрусских сословий, то при солнечном же свете нашему взору предстают отнюдь не«светлые стороны» народной жизни. Рабочие оказались обманутыми: им не тольконичего не заплатили за их поистине каторжный труд, но и жестоким образомобсчитали, так что «Каждый подрядчику должен остался, Стали в копейкупрогульные дни!». Неграмотные крестьяне не могут проверить фальшивый расчет ивыглядят беспомощными, как дети. Некрасов с горечью передает их необразованную,почти бессмысленную речь: ««Может, и есть тут теперича лишку, Да вот подиты!..» — махнули рукой...». Приезжает обманщик-подрядчик, «толстый, присадистый,красный, как медь». Ему поэт постарался придать отталкивающие черты: «Пототирает купчина с лица И говорит, подбоченясь картинно: «Ладно… нешто…молодца!.. молодца!..». Ведет он себя как царь и всеобщий благодетель: «СБогом, теперь по домам, – проздравляю! (Шапки долой — коли я говорю!) Бочкурабочим вина выставляю И – недоимку дарю...». И народ наивно радуется прощениювыдуманных долгов, не возмущается наглому обиранию и покупается по своейслабости к вину на «щедрый подарок»: «Выпряг народ лошадей — и купчину С криком»ура" по дороге помчал...». Таким – глупо доверчивым и наивным, незнающим цены себе и своему труду, не могущим за себя постоять – предстает народв эпилоге. Таково его реальное состояние. Оно взывает к исправлению. По мыслипоэта, народу необходимо помочь, коли он не может сделать этого сам.
Список литературы
Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта www.portal-slovo.ru