Известно, что основой «Войны и мира» Толстой считал «мысль народную»: «Я старался писать историю народа»,— одно из знаменательных высказываний автора о своем романе. Однако Андрею Болконскому и Пьеру Безухову писатель отвел в «Войне и мире» совершенно особую роль, едва ли не главную. Всякая попытка сравнения или противопоставления Андрея и Пьера была бы ошибкой. По ряду причин эти два героя созданы автором для того, чтобы дополнять друг друга. Если вычертить кривую нравственных взлетов и падений Андрея Болконского, то она в точности повторит каждый изгиб подобной кривой Пьера Безухова. Они вместе верили, вместе разочаровывались, вместе снова воскресали и опять мучительно трудно искали ответа на один вопрос: «Какая же правда заключена в судьбе человека, который так суетно живет и так обманно умирает?» Когда читатель встречается с ними впервые, они одинаково страдают честолюбием: Болконский несчастлив в семейной жизни и мечтает о славе полководца; Пьер страдает от своего двусмысленного положения в обществе: от своей отверженности. Но суть в том, что оба они полностью во власти идей своего круга, признают ценности и идеалы людей суетных и тщеславных и пытаются добиться признания. Какая-то невидимая сила заставляет людей, словно птиц, улетающих осенью на юг, шаг за шагом повторять путь своих отцов, даже если эта дорога в никуда. Но Толстой не дает возможности Пьеру и Андрею повторить своих отцов: он испытывает идеалы мира — войной, жизнь — смертью. Разочарованные в идеалах общества («все ложь»), герои попадают под власть идей прогресса: они, каждый по-своему, собираются переделать общество. По Толстому, прогресс — мираж, попытка лихорадочной деятельностью подменить веру («Пьеру все люди представлялись солдатами, спасающимися от жизни»). Именно поэтому князь Андрей и Пьер на своем пути поисков истины терпят новую катастрофу, разуверившись в Сперанском и масонах. В июле 1812 года началось вторжение Наполеона в Россию. Для двух героев «Войны и мира» — это период растерянности и новых поисков. Кому верить, во что верить? «Новое чувство озлобления против врага заставило его забыть свое горе»,— пишет Толстой о Болконском. Но озлобление всегда — признак слабости, потери ориентации, почти всегда предшествующей гибели. Бессмысленно, но закономерно погибает Андрей Болконский. Безухову же удается в последнем шаге разойтись со своим другом. Он перестает ненавидеть Наполеона и находит то, что искал всю жизнь. «Этот страшный вопрос: зачем? к чему? заменился представлением ее»,— добрый гений романа, Наташа Ростова, возвращает Пьера к жизни, как чуть раньше — Болконского. Толстой пишет: "В Пьере была новая черта, заслужившая ему расположение всех людей: это признание возможностей каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по-своему". Это, казалось бы, разрешение вопроса о счастье, признание того, что каждый счастлив тем, во что верит. У счастья нет единой меры: один счастлив там, где другой умирает от горя. Пьер научился не навязывать своего понимания счастья другим и нашел общий язык с людьми, чего он так долго искал. Общий язык с людьми — его не хватило Болконскому в момент гибели. Одиночество — вот то страшное, что преследует героев на протяжении всего романа и , побеждается Пьером. Определение любви ле- , жит в его диаметральной противоположности одиночеству. Любыми способами человек пытается преодолеть одиночество, нащупать свою духовную общность с людьми — общность радостей, интересов, идеалов, веры. Пьер, попав в плен, встречается со странным солдатом — Платоном Каратаевым, в котором совершенно отсутствовало все самобытное, индивидуальное, загадку личности которого Пьер затем будет обдумывать всю жизнь. Благодаря своим страданиям и благодаря Каратаеву, Пьер обнаруживает свою духовную общность с народом, в нем наряду с чувством личного начинает расти и чувство национального, радость причастности к народной судьбе — пусть даже судьбе нелегкой. Этой счастливой перемене в душе героя помогает закрепиться и любовь Наташи, в которой также очень сильно глубинное, почти генетическое чувство родного, коренного, народного (вспомним ее пляску, ее гневный выкрик при нежелании родных отдать подводы раненым солдатам: «Что мы, немцы какие-нибудь!»). Таким образом, Толстому удалось найти в жизни гармонию личного и народного и убедительно воплотить эту гармонию на страницах «Войны и мира».