Петр Яковлевич Чаадаев (1794-1856) относился к потомственной знати Российской империи. Получив высшее образование на дому (в качестве его учителей часто выступали различные ведущие профессора университетов), Чаадаев в 1808 г. начал учиться в Московском университете, где встретился с А. С. Грибоедовым и будущим декабристом И. Д. Якушкиным, что впоследствии обернулось крепкой дружбой приятелей.
Во время Отечественной войны 1812 г. - в существующей армии Петр Чаадаев являлся участником Бородинского сражения и сражений под Кульмом. Еще до начала войны, интересуясь морально-нравственными вопросами, Чаадаев, являющийся отменным гусарским офицером, в свободное время занимался поисками истинного понимания человека, понимания души и понимания Бога.
К 20- годам поэт вступает в тайную организацию масонскую ложу «Соединенных друзей», становясь «мастером» сообщества, но спустя немного времени разочаровывается в масонстве и уже в 1821 г. покидает это тайное общество. В том же году поэт дал согласие И. Д. Якушкину примкнуть к другому тайному обществу декабристов “Союзу благоденствия”.
В обществах будущих декабристов поэт встречал множество хороших знакомых, с кем разделял симпатию во взглядах государственности, в дальнейшем многие из таких его знакомых становились его друзьями, с кем он сохранял отношения до самой смерти. С П. И. Пестелем он познакомился во время его пребывания в масонской ложи, где стал “мастером” сообщества. С идейными вдохновителями Северного сообщества он познакомился позже, однако среди них такие видные фамилии как: Н. И. Тургенев, Н. М. Муравьев, М. И. Муравьев-Апостол, С.И. Муравьевым-Апостолом и ряд других.
Тем не менее, несмотря на круг окружения Чаадаева, проникнуться идеей декабризма и стать частью декабристского общества он не смог, невзирая на солидарность во многих взглядах с антикрепостичеством, верой в просвещение, необходимостью конституции и т.д. Для Чаадаева принципиальным и ключевым был вопрос насилия и, являвшийся полным противником политического, социального или какого-нибудь другого проявления этого явления, поэт не смог стать членом сообщества.
Таким образом, сам Чаадаев был заграницей, выехавший после неожиданной отставки перед предполагаемой блестящей карьерой, где он выступал в качестве флигель-адъютанта царя Александра. В это же время начались наиболее массовые декабристские движения, которых поэт, разумеется, не застал.
Чаадаева нередко подвергался арестам из за подозрений в связях с декабристами. Однако, поскольку в ходе следствий над общественными вдохновителями выяснилось, что сам поэт непосредственного участия не принимал и на конкретных мероприятиях сообщества не был замечен, он был «допущен» на родину и освобожден от дальнейших преследований.
Чаадаев в ряде вопросов, в том числе в вопросе декабристского движения в целом, - подобен А.С. Пушкину. Сам писатель много знал о тайных сообществах, лично был знаком со многими его последователями, которые впоследствии становились ему друзьями, был солидарен с просветительскими идеями декабристов, однако не принимал (или не доконца принимал) их политическую программу изменений, программу действий и далеко не был солидарен с их отношением к власти.
Учитывая всю похожесть двух поэтов, с отрочества и до конца своих дней Пушкин был очень близким для Чаадаева другом, который оказал огромное влияние на формирование поэтического и философского мировоззрения поэта.
При всей изменчивости определенных историко-патриотических оценок Чаадаева, по такому вопросу, как предназначение его страны, в его философских умозаключениях всегда отслеживается неизменный идейный контур.
В разгар критики, разного рода обвинений мыслителя в том, что он своими произведениями и работами “втаптывает в грязь” Российскую империю и оскорбляет ее основы, вероисповедание и государственность, Чаадаев, в сожалении о публикации “Письма”, содержащего во многом уже сформированные представления, написал графу С. Г. Строганову - попечителю Московского учебного округа и председателю центрального цензурного комитета: “Я далек от того, чтобы отрекаться от всех мыслей, изложенных в обозначенном сочинении; в нем есть такие, которые я готов подписать кровью”.
Однозначность, смелость и отчасти радикальность мысли русского философа и сегодня вызывают массу вопросов у современников, не говоря о временах Царской России. Являясь одним из самых морально образованных людей своего времени, Чаадаев глубоко признавал воззрения зарубежных, античных философов, в особенности Платона и Эпикура, тем не менее традиционно первостепенное значение в мировоззрении поэта занимала христианская философия и христианские морально-нравственные принципы, описанные в Библии.
Чаадаев был знаком с трудами:
Кроме того, он был лично знаком с Шеллингом, регулярно находясь с ним в общении. Таким образом, поэт не мог не иметь представления о системе взглядов Шеллинга и о его понятиях философии. В отличие от традиционных русских последователей Шеллинга, которые исходили из ранних высказываниях мыслителя о его натурфилософии и “философии тождества”, Чаадаев определенно отмечал с ним особую близость во взглядах миропонимания и стремления понять совершенство, изложенные Шеллингом, перешедшего к “философии откровения”, “стремясь, - как сам иностранный философ пишет в письме к высоко чтимому им Чаадаеву, - преодолеть господствовавший до сих пор рационализм (не богословия, а самой философии)”, другими словами - объединить в себе начала философии и начала религии в общий консенсус.
Собственное философское учение Чаадаева базируется на основах христианских учениях, определенных характерных христианских принципах и понятии нравоучения как такового. “Хвала земным мудрецам, - пишет он во втором “Философическом письме”, - но слава одному только Богу!”. Таким образом, можно пронаблюдать и выявить, что в противоположность деизму, определяющего Бога исключительно в качестве творца вселенной, который является ее перводвигателем, Чаадаев гораздо больше понимает Божественное, подчеркивая непосредственность Бога и постоянность его действий на мир и душу человека, так как он (Бог) “никогда не переставал и не перестанет поучать и вести его до скончания века”.
Чаадаев писал “Наша свобода” - это “образ Божий, его подобие” и зачастую в своих очерках подчеркивал, что без идей, спустившихся с неба на землю, “человечество давно бы запуталось в своей свободе”, которую человек часто понимает, “как дикий осленок”, и, тем самым, злоупотребляет собственной дарованной свободой, творя зло.
С одной стороны Чаадаев понимает, что дать ответы на философские поиски человечества, такие как “свобода” или “миропознание” он не в силах, поэтому и призывает к Божественной составляющей мира, которая хранит в себе все ответы на морально-нравственные, религиозные и философские ответы. С другой стороны, поэт призывает стремиться к совершенствованию и постоянному поиску определений своей сущности и предназначенности в этом мире.
В пятом “Философическом письме” философ следующим образом определяет “символ веры (credo) всякой здравой философии”: “Имеется абсолютное единство во всей совокупности существ”, “это единство объективное, стоящее совершенно вне ощущаемой нами действительности”. “Великое ВСЕ” “создает логику причин и следствий”, - утверждает Чаадаев, но при этом он полностью отрицает идею пантеизма, которая аспекты духовной гармонии отождествляет с аспектами материальной гармонии.
Мыслитель утверждал, что Физический мир вполне познается естественными науками, тем не менее существуют определенные истины откровения, истины нравственности, моральные принципы и идеи, которые не были созданы человеческим умом, но были ему внушаемы свыше.
На этих основаниях создается его оригинальная философия истории, историософия. Ставя перед собой основную цель “построить философию истории”, “размышляя о философских основах исторической мысли”, Чаадаев рассматривает данный вопрос в соотношении фактов и достоверности.
Таким образом, философия русского философа Чаадаева определяет человека как неотъемлемый субъект Божественного замысла, который должен и может проявиться исключительно в божественной среде, что определяется постоянным самосовершенствованием и поиском Бога в глубине человеческой души.