Творчество Леонида Николаевича Андреева, так волновавшее современников, служившее предметом полемики и породившее обширную критическую литературу, несомненно, должно быть отнесено к числу наиболее сложных и противоречивых явлений в истории русской культуры конца XIX — начала XX века.
Писатель большого таланта, оригинальный художник со своим романтико-трагическим видением мира, Леонид Андреев в яркой и своеобразной форме запечатлел некоторые из существенных черт переломной исторической эпохи глубокого кризиса капитализма и периода назревших пролетарских революций, резко рвущих с предшествующими традициями и насильственным путем преобразовывающих общество.
Леонид Андреев оставил богатое и разнообразное художественное наследие. Талантливый фельетонист и автор тонких психологических новелл, созданных преимущественно в ранний период творчества, он был также одним из ведущих драматургов своего времени. Он создавал многоплановые философские трагедии, писал бытовые пьесы и мелодрамы, сочинял озорные сатирические миниатюры.
Наибольший интерес у читающей публики всегда вызывали его повести и рассказы.
Первые рассказы были написаны Андреевым в духе традиций критического реализма: “Жили-были”, “Молчание”, “Кусака”, “Весной”. В основе сюжета оказывалось какое-то небольшое событие, случай, нечто, что способствует пониманию гуманного начала в одних и бесчеловечного в других. Но какой бы ни была действительность, Андреев испытывал страстное стремление к возвышенному и светлому, искал их и в жизни, и в человеческой душе.
В рассказах Андреева всегда добро одерживает моральную победу над злом и несправедливостью. Носителями нравственного начала предстают существа страдающие, бедные, но честные, праведные. Условием их человечности является непричастность к социальному механизму ни в качестве командующего, ни в качестве исполнителя. Социальное неблагополучие жизни с особой силой представлено в рассказах о детях. Андреев считает жестоким тот мир, где приходится существовать его хрупким, с нежными сердцами героям рассказов: “Петька на даче”, “Ангелочек”, “Гостинец”. По сути, эти дети лишены самого светло го — детства. В других своих рассказах Андреев показывает, как жизнь опустошает людей, превращая их в скучающих рабов обыденности. Это чаще всего бедный люд и те, кого принято считать “отбросами общества”. Пронзительной жалостью наполнена последняя сцена рассказа “Баргамот и Гараська”: рыдающий взахлеб Гараська, к которому впервые в жизни обратились по отчеству, с уважением…
В реалистических рассказах Андреева уже появляются два мира — мир действительности и мир добра и света, куда стремятся попасть герои. Обыкновенный человек, оказавшийся в орбите “мирового зла”, подчиняется антигуманным законам общества, сливается с враждебным для него миром, теряет “естественность”, обретает качества, делающие его частицей “мирового зла”. В рассказах “У окна” и “Большой шлем” воссоздан приблизительно один и тот же тип отношений героя со средой, с миром действительности, когда герой отрекается от самого себя, осознавая, что жизнь для него — страх и ужас. Подчиняясь тому высокому чувству, которое недоступно для созерцания и понимания, осознавая тщетность противостояния этой высшей силе, главный герой уходит в мир иллюзий с надеждой там найти спасение.
В рассказе “Большой шлем” закон, норма, рок обретают символико-фантасмагорические черты. Будни настолько обесценивают духовное содержание человеческой жизни, что она становится похожа на игру, в которой заключен смысл жизни персонажей. В дальнейшем творчестве Андреев будет широко пользоваться образом маскарада, где человек — всего лишь маска или марионетка. Из этой страшной игры нет выхода. Разговоры партнеров игры в винт, даже смерть одного из них — ничто не может остановить действие бессмысленного закона. В конце рассказа “Большой шлем” сливаются воедино сарказм и крик боли, ирония и вопль отчаяния.
В одном из лучших рассказов Л. Андреева — “Жили-были” (1901) — одинаково страдают от неустройства жизни умирающий купец Кошеверов и молодой студент. Вновь затронутая писателем проблема жизни и смерти находит в целом оптимистическое разрешение. Смерть купца Кошеверова — это только эпизод в потоке вечно обновляющейся жизни.
Проблемы добра и зла, судьбы и счастья, жизни и смерти — все это иногда решается в двух пластах: реальное тесно переплетается с фантастическим, мистическим, а некоторые произведения представляют собой аллегорические и символические картины с отвлеченным обобщением. Своеобразное преломление нашла эта тема в повести “Жизнь Василия Фивейского”. Герой рассказа — сельский священник, от природы одаренный спо собностью сострадать людям. Во время исповедей он услышал столько неподдельного горя и крайнего отчаяния в словах горожан, приходивших к нему, что усомнился в разумности мироустройства и божественном милосердии. Странным и зловещим кажется реальный мир, где возможна трагедия крушения веры. Повесть завершается катастрофой — разочарованный в жизни ее герой, отец Василий Фивейский, погибает.
Второе издание рассказов, дополненное произведениями “Стена”, “Набат”, “Бездна” и “Красный смех”, подтвердило, что как настоящий писатель Андреев уже сформировался. Он не был ни декадентом, ни символистом. У него свой неординарный метод. Его умонастроения — это трагедия одинокой личности, которую утрата веры в Бога, величайшая утрата всей эпохи, поставила перед лицом абсурда. Андреев ищет разгадку бытия в самой жизни, сталкивающей мировую волю с человеческим разумом.
Беспокойная душа писателя метким словом откликалась на все события, потрясавшие общество. В “Рассказе о семи повешенных” Андреев напоминает о неизбежности возмездия, пала-чам. Эта тема была вызвана разгулом черносотенного контрреволюционного террора. “Хочется крикнуть: „Не вешай, сволочь!" — так писатель определил гражданское предназначение своего произведения.
Андреев, чутко улавливавший знаки общественного подъема и предчувствовавший скорые перемены, писал накануне революции: “Вид России печален, дела ее ничтожны, а где-то уже родился веселый зов к новой, тяжелой революционной работе...” Но сам смысл октябрьских событий не был понят писателем. Осталась вера в то, что русский народ “сумеет свое стремление к свободе заключить в более разумные формы и принести истинную свободу не только себе, но и всему миру”.
Принадлежа всем складом своего мышления к той части русской интеллигенции, которая в кризисную эпоху напряженно искала выхода из социальных конфликтов действительности, но так и не смогла связать своих вольнолюбивых, демократических устремлений с пролетариатом и его идеологией, Леонид Андреев был обречен на постоянные колебания между “осанной” и “анафемой” жизни, находившимися в прямой зависимости от подъемов и спадов волн русского освободительного движения. Выделявшийся среди писателей-современников особой остротой образно-эмоционального восприятия действительности, он подверг страстной критике буржуазный строй, его мораль и “цивилизацию”. Вместе с тем Леониду Андрееву по существу всегда оставались чужды идеалы идущего на смену капиталу социалистического общества. И это оборачивалось подлинной трагеди ей для писателя, мыслителя и художника, ибо обличение им язв и пороков современного ему буржуазного мира лишалось исторической перспективы. Более того, все темное, злое, отталкивающее, что видел вокруг себя
Л. Андреев, приобретало в его восприятии грандиозные, “космические” масштабы.