Зерновая «диета» варварских соседей античных эллинов

С.М. Крыкин

В эпоху мезолита люди вынужденно обратили внимание помимо мясной на растительную пищу и, в частности, на злаковые растения. В неолите для стабилизации пищевого рациона кое-где началось искусственное возделывание ряда растений, их доместикация. Возможность сохранения и концентрации пищевых ресурсов позволила оформиться демографическим массивам, которые обрели организацию в виде ранней государственности. Наиболее успешные земледельце-скотоводы породили первые цивилизации, собирая социальный и технологический опыт со всех им доступных территорий.

Спустя многие века, в раннем железном веке, для греков и римлян их образ жизни уже являлся образцовым, важной характеристикой их цивилизации, глобально превосходившей во всем окружавших их варваров. Оценочной категорией цивилизации постепенно стала «правильность» на контрасте многое делавших иначе представителей варварских племен - наиболее жестко это получилось в изложении Аристотеля. Между тем земледельце-скотоводы (причем с превалированием в стаде традиционно мелкого рогатого скота), античные эллины своими достижениями в немалой степени были обязаны природной среде своего расселения, позволившей наладить рыночное сельское хозяйство. Знаменитая средиземноморская триада «пшеница - оливки - виноград» после длительного экспериментирования на технологической базе раннего железного века позволила достичь урожаев, значительно превысивших потребности многих эллинских полисов. Сухие субтропики юга Балканского полуострова оказались весьма для этого удобны, а климатические колебания здесь - не столь существенны по сравнению с соседями греков, населявшими умеренно континентальную зону. Исследования советских ученых С.А. Семенова [12] и Ю.А. Краснова [6] давно убедили, что ранее освоения железа развитие высокоурожайного земледелия во многих природных зонах Земли просто нереально. В эпоху энеолита севернее будущей эллинской цивилизации сформировались культуры высокого уровня с достаточно развитым земледелием, но еще в эпоху бронзы они прекратили свое существование и на смену оседлым земледельце-скотоводам пришли подвижные скотоводо-земледельцы. Конец II тыс. до н. э. ознаменовался существенным похолоданием, однако в XIT-XT вв. до н. э. стало суше и теплее (при этом рухнули древние ахейские княжества). Потом, в середине IX-VIII вв. до н. э., снова стало влажнее и прохладнее. В VII-VI вв. до н. э. снова произошло потепление, однако с начала V и до I в. до н. э. наблюдалось заметное похолодание, сопровождавшееся дождями [18: с. 72; 17: с. 113; 2: с. 4]. При этом качественный состав флоры и фауны не мог серьезно измениться [9: с. 7]. Результатами активной деятельности людей стали постепенное обеднение животного мира и распространение до- местицированных растений. Верхушка племен варварской периферии эллинской цивилизации была заинтересована в возможности обмена с наиболее развитыми полисами, для чего были необходимы излишки производства этих племен.

Эталонные раскопки германской экспедиции в греческой Македонии в устье Вардара показали освоение здесь с эпохи бронзы обеих разновидностей пленчатой пшеницы-полбы (Triticum monococcum, Triticum dicoccum - одно- и двузернянки) и ячменя, чьи посевы дополнялись выращиванием проса, винограда и инжира. В позднебронзовую эпоху пшеница превалировала над ячменем для возможного осуществления обмена с микенским югом. При переходе к раннему железному веку в посевах решительно возобладал ячмень, дополнявшийся однозернянкой и просом [15: с. 242].

Чем же были интересны античным грекам для вероятного экономического сотрудничества их варварские соседи? Опыт шеститысячной греческой армии, проникшей на рубеже V-IV вв. до н. э. в глубь Фракии по приглашению соправителя Одрисского царства под началом знаменитого Ксенофонта, раскрыл элементарную неспособность содержать такое войско из ресурсов этой географически пространной, варварской державы. Производственные возможности сельского хозяйства античного общества и их многовековых со- седей-фракийцев существенно разнились.

Согласно сведениям Диодора (XX, 22), в 309 г. до н. э. боспорский царь Сатир применил в сражении у реки Фат всех имевшихся у него наемных пехотинцев - 2 тысячи эллинских гоплитов и 2 тысячи фракийских пельтастов. Помимо этих пехотинцев, Сатир содержал наемный флот из 20 триер с аттическими экипажами, то есть еще 4-х тысяч моряков. В свое время В.Д. Блаватский [1: с. 201-204] рассчитал, что именно на это правитель Боспора тратил доходы от поставок 400 тысяч медимнов (21 млн литров или примерно 16 тыс. тонн) пшеницы в Афины. Названный объем поставок составлял до половины необходимого Аттике зернового импорта. На сотню лет раньше типовые расценки услуг наемников соответствовали 1 дарику (= 1 кизикину = 30 «тяжелых» драхм) в месяц рядовому гоплиту (Xen. Anab. I, 3, 21; VII, 6, 1). И таким образом, 8 тысяч боспорских наемников требовали на свое содержание как минимум 96 тысяч золотых монет, или 480 талантов.

Фракийский царевич Севт (будущий одрисский царь Севт II) обещал поэтому воинам Ксенофонта плату именно 1 кизикин в месяц (Xen. Anab. VII, 2, 36), и таким образом пришлому войску были обещаны 30 талантов в месяц. Если припомнить, что 1 обол в сутки предположительно требовался минимальной по численности семье из трех человек на еду, то таких суточных семейных пайков можно было бы приобрести до 648 тысяч (годичное содержание примерно 12,5 тысяч минимальных семей).

После завершения карательной акции Севта против отколовшихся было от Одрисского царства фракийских племен меландитов, финов и транипсов, которая заняла более двух месяцев, наемникам был предложен расчет. Поначалу Севт располагал двухтысячным одрисским отрядом, сил которого явно не хватало для выполнения военной задачи, почему и потребовалось дополнительное войско, которому помимо питания полагалось заплатить. Царевич предложил эллинам 1 талант, 600 быков, 4 тысячи овец и 120 рабов (Xen. Anab. VII, 5, 15), что было воспринято как полный провал соглашения. Весьма непростым делом оказалось просто прокормить наемников: Ксенофонт (VII, 1, 36-41) детально описывает неудачную попытку авантюриста Койра- тада доставить необходимое продовольствие - воинам пришлось полагаться на добычу в ходе нападений на непокорные фракийские села.

Кстати, Севт по ходу операции дважды предлагал Ксенофонту сократить численность наемного эллинского контингента до 1 тысячи воинов (Xen. Anab. VII, 6, 43 и 7, 50-51). Итого - 5 талантов в месяц или 60 в год. Значит, цари Боспора, чьи подданные насчитывали, по мнению А.А. Масленникова, не более 200-250 тысяч человек, могли собрать только для этих целей ровно в 8 раз больше средств за счет интенсивности высокоразвитого сельского хозяйства.

Но стоит ли преувеличивать технологические достижения античных эллинов по сравнению с их соседями, которые могли легко заимствовать положительный опыт? В 1990 году в ходе раскопок у села Ветрен Пловдивской области была открыта стела с греческим текстом договора середины IV в. до н. э. Жители располагавшегося там эмпория Пистирос решили документально узаконить условия своих отношений с племенной верхушкой Одрисской Фракии в лице одного из трех поделивших ее преемников загадочно убитого в 359 г. до н. э. Котиса I - предположительно Аматока [30: № 5557ter - P. XLIII- XLIV, 244]. Начатый клятвой именем Диониса декрет среди прочих содержал пару важных фрагментов:

«Земля и пастбища, которые принадлежат эмпоритам (yqv кa^ Pogk^v og^v sxougiv флоргтаг), - это не подлежит отнятию».

«Клеры пистиренцев не обменивать и не поручать другому лицу».

Прежде предполагалось, что античные эллины не решались строиться на территориях далее трех дней пути от морских берегов, вне возможности прямой поддержки с кораблей. Практика оказалась иной, причем совсем не единичной. В данном же случае Пистирос был основан еще в последней четверти V в. до н. э. в далекой от побережья глубине фракийских земель. Отношения оказались взаимовыгодными и явно наладились. Эмпориты пахали землю на глазах своих фракийских соседей и потому едва ли могли долго обладать неким технологическим превосходством. Однако удается добраться до механизма получения Одрисами избыточного зерна от своих фракийских подданных.

До нас дошел любопытный отрывок из Псевдо-Аристотеля (Oeconom.1351 A 18-32): будто бы по совету знаменитого афинского стратега и наемника Ифи- крата одрисский царь Котис I приказал подвластному ему населению засеять для него сверх обычного три (пять - по Полиену) медимна, чтобы выращенное на этих специальных делянках собрать на продажу царем и потратить на приглашение наемников. Болгарский историк Н. Неделчев [21: с. 46-47; 22: с. 26] просто заключил, что для царя Котиса три медимна (один медимн являлся традиционной для античности мерой сыпучих тел, примерно 52,5 литров зерна, и такое количество зерна могло весить порядка 40 кг) высевалось на трех декарах (0,3 гектара) земли, что при низкой урожайности якобы давало полтора центнера зерна. Ветеран болгарской науки Ив. Венедиков [26: с. 54] без сносок и аргументов почему-то определял урожайность у племени финнов на юго-востоке Фракии в размере десяти центнеров с гектара. Между тем пассаж Страбона (VII, 4, 6) об урожайности плодородных долин Крыма позволяет рассуждать об одной тысяче литров (менее восьми центнеров с гектара) [1: с. 158-160]. По нормам количества зерна для посевов, согласно указанию Плиния Старшего (Nat. Hist. XVTII, 198-199), предполагались 5 модиев пшеницы и 6 модиев ячменя на один югер (четверть гектара) земли, то есть на один гектар засевались 3-3,5 медим- на пшеницы или 4 медимна ячменя (норма по Цицерону близ Леонтин). У се- веропонтийских земледельцев урожайность пшеницы не превышала сам-6 или сам-7, а ячменя - сам-5 (то и другое примерно по десять центнеров с гектара). По Колумелле (De re rust. III, 3, 4), урожайность в Италии обыкновенно составляла сам-4, тогда как на плодороднейшей Сицилии достигала сам-12 и даже сам-15. В.Д. Блаватский [1: с. 174 и сл.] вычислил норму делянки для одного пахаря на античном Боспоре в 6,3 гектара, проанализировав одну из выкладок у Ко- лумеллы (De re rust. II, 12, 7). В.И. Кузищин [7: с. 43] рассчитал, что типичный римский раб благодаря кооперации способен был обрабатывать до 14-17 югеров (от 3,5 до 6 гектаров) под зерновое поле, тогда как семья свободного римского земледельца возделывала в порядке вещей от 4-х до 14-ти югеров (1-3,5 гектаров). Суммируя собранную информацию, можно заключить, что фракийцы должны были для своего царя Котиса возделывать дополнительно по одному гектару пашни на хозяйство. При этом, правда, вспоминается весьма разорительное для архаической Аттики шестидольничество, предшествовавшее проведению знаменитых реформ Солона.

Считаю нужным добавить, что Н. Неделчев считает факт в одной из «стра- тегем» Полиена (VII, 32) дублетом информации Псевдо-Аристотеля, только вместо трех медимнов предлагалось засевать пять. Между тем в свое время Хр. Данов [4: с. 136] четко расчленял свидетельства Псевдо-Аристотеля и По- лиена: соответственно Ификрат посоветовал Котису засевать по три медим- на, а юпарх (илархо^) Севт предложил одному из преемников Котиса, Кер- себлепту, приказать своим подданным крестьянам сеять дополнительно уже по пять медимнов. Похоже, что у Одрисов наметилась было традиция включения в рыночную систему классического античного мира, пресеченная, однако, вторжениями войск Филиппа II и Александра.

Насколько экстраординарной выглядела такая налоговая деятельность царя Котиса, свидетельствует наблюдение Демосфена (XXXIII, 110): будто бы Керсе- блепт, сын и один из наследников Котиса, имел ежегодные доходы от греческих эмпориев во Фракии более 300 талантов, если не вел войн, а иначе же - никакие. Описывая грандиозный поход объединенных сил фракийцев в 429 г. до н. э. под руководством Ситалка против Македонии, довольно внимательный к фактам и цифрам Фукидид (II, 95-101) называет численность армии в 150 тысяч бойцов. Резонно, что поход продолжался немногим более недели вследствие недостатка припасов и добытой трофейной пищи. Кстати, Геродот (II, 167) относил фракийцев к числу народов, которые пренебрегали занятием ремеслами и вообще физическим трудом, предполагая делом истинно благородным войну (аналогично скифам, персам и лидийцам). Любопытно также, что Геродот причислил фракийцев к перечню скотоводческих народов, хотя сам только скифов считал абсолютными скотоводами и потому неодолимыми в войне (Hdt. IV, 46, 2).

Невзирая на усилия отдельных Одрисов попользоваться плодами собственно фракийского земледелия, мнимые потенции этих землепашцев преувеличивать не следует. Конечно, прибрежная Фракия была плодородной. Живший в III в. до н. э. Аполлоний Родосский в своей поэме «Аргонавтика» (I, 580-630, 793-826) устами фракийской царицы Хипсипилы в рассказе Ясону помянул «заснеженную пахотную землю Фракии». Будто бы подтверждались стародавние утверждения Гомера, для которого Фракия являлась тучнопочвенной и матерью овец. Когда во Фракии Одиссей со спутниками сошли на берег, то пили много вина, заклали много овец и быков (Hom. Il. II, XI, 22), потом захватили много женщин и прочей добычи. Гомеру македонская Пиерия показалась прекрасной, а Пеония тоже провозглашалась толстопочвенной. Очень похоже, что в его представлении только квалифицированное земледелие могло успешно дополнять хорошо развитое скотоводство [26: с. 31-31]. Однако вспоминается сакраментальное заключение Геродота (V, 6), что у фракийцев «возделывать землю было самым позорным делом». Платон (De leg., 885) же заметил еще большее: фракийцы по образцу многих прочих варварских племен использовали своих многочисленных жен для работ по обработке земли, для охраны и надзора за скотом, а также в качестве прислуги - то есть для тех самых функций, которые полисные греки стремились перепоручить своим рабам. Подлинно мужским делом было воевать и грабить в традиции племен отсталых или скотоводческих, как то заметили для фракийцев все трое великих классических греческих историков. Безусловно, недоразвитые ремесла и сельское хозяйство приводили к эксплуатации в наиболее трудоемкой производственной деятельности женщин и младших членов семейств [26: с. 50].

Интересно, что зерно так или иначе составляло значительную часть рациона питания даже у кочевников: так, завтрак многих номадов представлял собой кашу или похлебку из толченого зерна. У степных скифов возделывались ячмень и просо, которые активно использовались помимо собственно в пищу также в качестве твердых кормов для скота [3: с. 35-36] В античном Крыму пленчатые одно- и двузернянка лишь немного дополняли посевы голозерных пшениц, однако и при полном преобладании популяций голозерной пшеницы пленчатые полбы все-таки дожили на полуострове до 1920-х годов. Предположительно полбу особо ценили скифы левобережья Днепра, и именно они принесли двузернянку на север Крыма [10: с. 32]. Прибывшие в Крым греческие колонисты застали там приспособленные для сухого и жаркого климата сорта голозерной пшеницы, пленчатого ячменя и бобовых растений [10: с. 31; 13: с. 69]. Показательно, что именно особая популяция мягкой и карликовой пшеницы Triticum aestivo-compactum Schiemann стала основной культурой на хоре Херсонеса. По не связанной прямо со скифами версии, древние пленчатые одно- и двузернянка (полбы) и спельта остались в виде незначительных примесей, и лишь иногда двузернянка (эммер) высевалась специально на склонах и сухих плато в предгорьях [13: с. 50]. По мнению молдавской специалистки З.В. Янушевич [13: с. 50; 10: с. 32], пленчатые пшеницы, то есть одно- и двузернянка, едва ли годились для вывоза на экспорт - много времени и сил отнимал процесс очистки зерна от чешуй, а для перевозки урожая в колосках требовался объем тары на 60 % больше, нежели для голозерных пшениц.

По сравнению с голозерными пшеницами, полбы оказываются более устойчивыми к засухе или, наоборот, излишней влажности [9; 13: с. 71-78]. Однако урожаи полбы нормально хранились в снопах или колосьями, а не очищенным зерном [13: с. 76], что как минимум утраивало объем сохранявшейся продукции и требовало солидных помещений для ее хранения. Ячмень же от всходов до колошения обладает коротким вегетационным периодом (38-45 дней), выдерживает самый суровый климат, но требует при этом плодородной и хорошо обработанной почвы.

На будущих фракийских землях еще в неолите распространились полба-двузернянка и шестирядный голозерный ячмень, в примеси с которыми изредка представлены полба-однозернянка и мягкая пшеница. В энеолите - те же пленчатые пшеницы и многорядный голозерный ячмень, а вот мягкая пшеница специально не культивировалась. В эпоху бронзы ситуация существенно не менялась, давно известное просо не вошло в систему. Как ни странно, по раннему железному веку наблюдения палеоботаников практически отсутствуют. Однако на раннефракийском поселении на холме Не- бет-тепе в центре Пловдива (ант. Филиппополь) на рубеже II-I тыс. до н. э. зафиксировано превалирование обеих полб над какими-то иными пшеницами и ячменем. Скупая сводка по памятникам раннего Средневековья фиксирует, что иногда полба-однозернянка опережала мягкую пшеницу, однако чаще и с течением времени наблюдается все более полное преобладание мягкой пшеницы с дополнением посевами ячменя, ржи, овса [9: с. 49-52]. В раннесредневековой Фракии возделывались известные еще с праисторических времен просо, чечевица и горох, из технических культур - лен.

Черноземная Добруджа, где ныне процветает земледелие, с гомеровских времен была населена прославленными конеборцами-гетами - сами греки и потом воспринимали их сугубо как подвижных скотоводов. Здесь возделывались полбы [20: с. 29], и они должны были обеспечить кашами древних скотоводов. Кстати, и земледельческая специализация гетов севернее Дуная, на землях нынешних Румынии и Молдовы [11: с. 184 и сл.], не представляется доказанной. Вообще превалирование ячменя и полб на полях у фракийцев практически с эпохи начала выращивания зерновых может рассматриваться как важный аргумент в пользу глобального заключения об отсутствии у них товарного земледелия, в частности, и товарной экономики вообще. Тот факт, что эмпоритам из Пистироса в сердце Одрисской Фракии гарантированно предоставлялись земельные клеры и пастбища, свидетельствует прежде всего об этом. Золото и вообще солидные доходы у фракийской элиты водились, но главным образом не за счет сельскохозяйственной деятельности собственных подданных-соплеменников.

Утверждения покойного руководителя болгарских фракологов А. Фола во втором издании вузовского учебного пособия по фракологии определенно вызывают смущение. Сформировавшееся в начале неолита (Караново I) фракийское земледелие будто бы в энеолите достигло исключительно высокого уровня благодаря использованию водохранилищ и разливов рек, что привело к производству в достатке пшеницы, ячменя, вики, бобовых растений и винограда [29: с. 63-64]. А с эпох средней и поздней бронзы, якобы благодаря достижениям бронзолитей- щиков, наметились тенденции к интенсивному земледелию при возделывании перечисленных культур, а именно полбы одно-(в болгарском оригинале стоит «едро», т. е. «крупно» - явная невнимательность или опечатка) и двузернянки, ячменя, вики, бобовых и винограда [29: с. 73]. Последователь А. Фола Калин Порожанов уделил некоторое внимание проблеме уровня развития древнефракийского земледелия [24: с. 149-152; 28: с. 113]. Он заметил, что еще в энеолите кое-где в будущей Фракии земледелие рано возобладало над прочими способами добычи пищи (пример - объект у с. Голямо Делчево, Камчийска Стара плани- на [27: с. 74-75]) либо же еще местами уступало скотоводству и охоте (селище у с. Винница, Шуменско [25: с. 107]). Раскопки раннебронзового селища у с. Эзе- ро, Новозагорско, якобы продемонстрировали, согласно утверждению К. Порожа- нова, примерную равноценность земледелия и скотоводства [10: с. 481], в то время как Р. Георгиева осталась во мнении, что земледелие возобладало там со столь раннего времени и доминировало после [16: с. 92]. Болгарский археолог Б.Д. Борисов проанализировал материалы с разновременных памятников в центральной части Верхнефракийской низменности и пришел к выводу о безусловном превалировании скотоводства в полустепной части района в отличие от местностей с близостью к воде, где аналогично с эпохи ранней бронзы возобладало земледелие - обе эти тенденции работали даже и в римское время [14: с. 13]. Что касается разновидностей доминировавших злаковых на полях Фракии в неолите и энеолите, то подтверждаются приоритеты пленчатых пшениц-полб и ячменей, причем имевшие также место голозерные пшеницы представлены были предельно скромно [23: с. 49-53].

В отношении фракийцев эпохи поздней бронзы и начала раннего железного века в части возделывания ими пшеницы и ячменя опорными считаются свидетельства Гомера (Hom. Il. XIV, 122-124; XX, 495; Hom. Od. IV, 761; V, 126, 488-489; VI, 7-10, VIII, 378, 560; XIII, 282-284; XIX, 111-112; XX, 105-109). Не упустим и важной его оговорки, что гарантией урожайности являлись дожди (Hom. Od. IX, 357-358; XIII, 282-284). Таким образом, еще Гомер был информирован, что фракийское земледелие - не поливное, а богарное. К. Поро- жанов акцентирует, что античные авторы обыкновенно сообщали о ситуации в южной части Фракии, то есть на северном побережье Эгеиды. Из злаковых у фракийцев болгарский историк выделяет полбу, пшеницу и ячмень, при этом объявляя их почему-то экстенсивными культурами, в отличие от будто бы интенсивных винограда, овощей и бобовых. К. Порожанов осторожно объявляет земледелие ранних фракийцев сравнительно низкотоварным и потому, по причине слабой доходности, мало влиявшим на процесс социально-экономического расслоения общества.

В написанной по жесткой марксистской схеме докторской монографии о древней Фракии Т.Д. Златковской [5] недостатки подлинно научной информации, по сути, подменялись железной логикой архаического стереотипа времен античной классики, согласно которой Фракия рассматривалась как страна с ретроградным, недоразвитым, по сравнению с эллинским, обществом, которое продолжало сохранять первобытные родовые начала. При этом советский этнолог, наряду со многими болгарскими фракологами, пришла к нелогичному выводу о высоком уровне земледелия у южных фракийцев, даже якобы высокотоварного. Однако миф о высокой продуктивности фракийской агрикультуры нуждается в опровержении. Именно Т.Д. Златковская оказалась близка к правильному осознанию сведений античных авторов, но ей не хватило знаний о специфике зерновых культур. Наиболее ярким свидетельством последнего являются ничем тогда не обоснованные и ошибочные утверждения типа: «Несмотря на отсутствие пока анализов древнего зерна из раннефракийских археологических комплексов, несомненно возделывание мягкой пшеницы (Triticum vulgare Vill): вероятно, именно ее имеют в виду античные авторы, упоминая о пшенице. Эта культура была известна племенам, населявшим Фракию еще в эпоху энеолита и в бронзовом веке. Но, вероятно, большое значение имела твердая пшеница-двузернянка, или эммер (Triticum dicoccum), более распространенная в древности на Балканском полуострове вообще и резко преобладающая в ранних археологических памятниках Болгарии. Пшеница-однозернянка (Triticum monococcum L.) - это полба, о которой с пренебрежением упоминал Демосфен» [5: с. 34-35].

Демосфен (Chers. VIII, 45) в своей речи о положении дел на Херсонесе Фракийском поведал конкретно о фракийских зимних ямах-погребах с полбой и просом. Фракийское зерно упоминалось Псевдо-Аристотелем (Oeconom., II, 1351 A), Фронтином (III, 15, 5) и Теофрастом (De caus. plant, IV, 2, 5). Теофраст при этом описал характерные особенности условий вегетации: «Фракийское зерно имеет много шелухи и поздно прорастает. Причина того и другого - холода. И поэтому фракийское зерно, даже посеянное рано в другом месте, прорастает и вызревает позднее, и наоборот: зерно, принесенное из другого места и там посеянное, рано прорастает». Речь будто бы шла о фракийской пшенице, однако французский исследователь О. Жарде, акцентируя на использовании Теофрастом определения noXuxtrrov, предположил, что речь тут шла не о пшенице (голозерной - как обычно воспринимают это слово), а о зерновых культурах с твердой оболочкой типа проса или полбы. Плиний Старший (Hist. Nat., XVIII, 69) конкретно называл, вероятно в традиции Теофраста, фракийские злаки со многими оболочками (plurimis tunicis vestitur) пшеницей. Бесспорно, речь шла о пленчатых пшеницах- полбах. Акцентирую также, что фракологи без комментариев отбрасывают указание Помпония Мелы (Pomp. Mela. De chronograph., II, 2) о суровости климата глубинной Фракии по сравнению с ее приморской частью (Северная Эгеида), холодах и малом плодородии почв, что вело к затрудненной и поздней вегетации, причем даже плодовых деревьев вырастало мало.

Между тем надолго установились давние выводы Хр. Данова, смысл которых сводился к доказательствам высокой товарности фракийского земледелия [4]. Объяснить это может тот важнейший момент, что ко времени выхода сборника «Античное общество» (М., 1967) палеоботаника еще не подтвердила наблюдений Теофраста, Псевдо-Аристотеля и Плиния Старшего. Хр. Данов отринул утверждения о возделывании фракийцами лишь низших видов пшеницы. Между тем собранная им информация о плодородии фракийских земель касается исключительно приэгейских территорий, где землю возделывало отнюдь не реликтовое население. Можно использовать информацию Аппиана (Bel. Civ., 426-427) о ситуации на мысе Серион близ устья Хеброса (ныне Марица): «.даже при наличии плодородной почвы в древнее время не был населен, поскольку фракийцы не были мореплавателями и не спускались на побережье, опасаясь вторжения со стороны моря. Халкидяне и другие эллины, которые были мореплавателями, его заняли и привели к расцвету с помощью торговли и земледелия. Фракийцы были довольны совершавшимся там обменом сезонных продуктов, пока в конце концов Филипп, сын Аминты, изгнал халкидян и прочих греков, и там уже больше ничего не оставалось кроме руин храмов».

Голозерная мягкая пшеница на фракийских землях в неолите в виде редкой примеси вместе с полбой-однозернянкой дополняла полбу-однозернянку и шестирядный голозерный ячмень. И дальше, вплоть до гомеровских времен, палеоботаниками специальные посевы и сборы на фракийских памятниках не зафиксированы. Затем для посевной базы исторических фракийцев невольно оформилась ситуация ante quem - post quem. Скромная сводка по памятникам раннего Средневековья убеждает, что и тогда полба-однозернянка иногда опережала по распространению голозерную пшеницу. Но все же более частое и обыкновенно более позднее преобладание мягкой пшеницы сопровождалось посевами ячменя, ржи (не признававшейся античными греками) и овса [9: с. 49-52]. Эта растительная пища дополнялась также известными с праисторических времен просом, чечевицей и горохом. Особо следует коснуться вопроса о распространении на южнофракийских землях гексаплоидных Triticum aestivo-compactum Schiem. и Triticum cmpactum Host, а также тетраплоида Triticum durum Desf, то есть сочетаний мягкой и карликовой, карликовой и твердой пшениц. Они были сравнительно редки, возделывались в неолите, изредка в эпоху бронзы и затем только в Средние века. В нынешней Болгарии мягкая пшеница представлена 13-ю разновидностями для разных условий и почв.

Для сравнения с фракийцами интересны наблюдения палеоботаников в отношении аграрной деятельности других соседей античных греков - при- кубанских меотов [8]. Среди прочих злаковых решительно доминировало сочетание мягкой и карликовой пшениц Triticum aestivo-compactum Schiem, часто попадалось просо, изредка полба Triticum dicoccum и, как ни странно, рожь Secale cereale, крайне редко ячмень и единично чечевица. Предположительно меоты выращивали мягкую пшеницу для перепродажи на вывоз через Боспор в Грецию, а просо - для себя и своего скота.

Достаточно интересная ситуация складывалась близ классического Византия, основанного на территории по соседству с фракийскими племенами. Еще Полибий (IV, 45) писал о жителях полиса: «Они владеют очень богатой землей, и, когда обрабатывают ее, она дает им изобильные и богатые урожаи». Позднее Цицерон в своей речи против Пизона (In Pis., 35) невольно засвидетельствовал высокую хлебородность Эгейской Фракии вообще и земель близ Византии в частности. Задолго до этого спартанский наварх Анаксибий заявил представлявшему шеститысячное наемное войско Ксенофонту (Anab, VII, 1, 13): «Еду найдете во фракийских селах. Там много ячменя, пшеницы и других припасов». Те же блага обещал наемникам и авантюрист Койратад, посуливший им выгодный рейд во фракийскую Дельту близ Византия (Xen. Anab., VII, 1, 33-41) ради той же «большой добычи». Сам Ксенофонт многократно обсуждал с нанявшим войско Севтом возможности снабжаться продовольствием в попадавшихся фракийских селах (Xen. Anab, VII, 3, 5 et 9). Ив. Венедиков [26: с. 52-54] подсчитал, что 6 тысяч греков в 10,5 км и еще 12-ти часах пешего марша от проливов в селах фракийцев финнов за более чем месяц употребили порядка 180 тонн зерна в качестве хлебного довольствия, причем главным образом ячменя.

Помимо пшеницы-полбы и ячменя фракийцы выращивали и другие, менее значимые зерновые культуры. Например, в северной части Фракии производилась Ррг^а - это местное название донес нам знаменитый римский медик Гален (De alim. facult. I, 113), и, вероятнее всего, оно обозначало считавшуюся у античных греков сорняком рожь [26: с. 63]. Упомянутое Демосфеном фракийское просо в некоторых местах оказывалось даже базовой культурой. Так, Ксенофонт (Anab. VII, 5) писал о «просоедах»-мелинофагах в горах Стран- джи, причем наемники презрели это сомнительное с их точки зрения угощение даже по сравнению с ячменем. Атеней (IV, 131а) иронически воспроизвел мнимое приданое фракийской принцессы: «Два табуна буланых лошадей, стадо коз, подземное хранилище с луком и пифос проса». Действительно, просо Panicum miliaceum L. распространилось у фракийцев с эпохи бронзы.

Кроме того, палеоботаники заметили у фракийцев окультуренный, где-то тоже в эпоху бронзы, прежний засоритель посевов полбы-двузернянки овес Avena sativa. На Балканах в условной земледельческой триаде пшеницу и ячмень дополняли бобовые культуры, тогда как на Ближнем Востоке третьим компонентом являлся лен [9: с. 15-20].

Список литературы

Блаватский В.Д. Земледелие в античных государствах Северного Причерноморья. М.: АН СССР, 1953. 208 с.

Блаватский В.Д. Природа и античное общество. М.: Наука, 1976. 79 с.

Гаврилюк Н.А. Домашнее производство и быт степных скифов. Киев: Науко- ва думка, 1989. 110 с.

Данов Хр. К вопросу об экономике Фракии и ее черноморского и эгейского побережий в позднеклассическую и эллинистическую эпохи // Античное общество. М., 1967. С. 131-139.

Златковская Т.Д. Возникновение государства у фракийцев. М.: Наука, 1972. 268 с.

Краснов Ю.А. Раннее земледелие и животноводство в лесной полосе Восточной Европы. М.: Наука, 1971. 168 с.

Кузищин В.И. Нормы и степень эксплуатации труда сельскохозяйственных рабов в Италии II в. до н. э. - I в. н.э. (Проблема производительности рабского труда и его эволюции) // Античное общество. М., 1967. С. 38-45.

Лебедева Е.Ю. Результаты исследований палеоботанических материалов с меот- ских памятников Прикубанья // Боспорский сборник 5. М.: Наука, 1994. C. 108-112.

Лисицына Г.Н., Филипович Л.А. Палеоботанические находки на Балканском полуострове // Studia Praehistorica 4. София, 1980. С. 5-80.

Николаенко Г.М., Марченко Л.В. Антропогенное воздействие на природу в регионе Юго-Западного Крыма в IV-III вв. до н. э. // Северо-Западный Крым в античную эпоху. Киев: Наукова думка, 1994. С. 30-43.

Никулицэ И.Т. Северные фракийцы в VI-I вв. до н. э. Кишинев: Штиинца, 1987. 270 с.

Семенов С.А. История земледелия. Л.: Наука, 1974. 318 с.

Янушевич З.В. Культурные растения Северного Причерноморья. Палеоботанические исследования. Кишинев: Штиинца, 1986. 91 с.

Борисов Б. Състояние, проблеми и перспективи на археологическите проуч- вания в района комплекса «Марица - Изток» // «Марица - Изток». Археологически проучвания. Т. I. София, 1991. С. 13-32.

ВасиИ Р. Рец.: Helmut Kroll. Die Pflanzenfunde. Kastanas // Старинар. XXXVI. 1985. Београд, 1985. С. 242.

Георгиева Р. Проучвания на желязната епоха в района на «Марица - Изток» // «Марица - Изток». Археологически проучвания. Т. I. София, 1991. С. 91-104.

Георгиева Р, Спиридонов Т., РехоМ. Тъкани и местно облекло (края на II-I хил. пр. н. е.) // Етнология на траките. София: Университетско издателство «Св. Климент Ох- ридски», 1999. С.112-154.

Георгиева Р, Спиридонов Т., Рехо М. Храна и хранене (края на II-I хил. пр. н. е.) // Етнология на траките. София: Университетско издателство «Св. Климент Ох- ридски», 1999. С. 71-111.

Езеро. Раннобронзовото селище. София: Издателство на Българската академия на науките, 1979. 548 c.

История на Добруджа. Т. I. София: Издателство на Българската академия на науките, 1984. 196 с.

Неделчев Н. Thracia libera. Велико Търново: Vital, 1996. 140 с.

Неделчев Н. Към въпроса за аграрните отношения в предримска Тракия // Thracia Antiqua 8. София, 1982. С. 21-28.

Попова Цв. Палеоботанични изследвания от археологически обекти в Севе- роизточна България // Археология. София, 1991. № 2. С. 49-53.

Порожанов К. Общество и държавност у траките: средата на II - нач. на I хил. пр. Хр.). София: Бълг. aкадемия на науките. Ин-т по тракология, 1998. 207 с.

Радунчева А. Виница. Енеолитното селище и некропол (Разкопки и проучвания. Кн. 6). София: Издателство на Българската академия на науките, 1976. 146 с.

Развитие на земеделието по българските земи / Съст. Ив. Венедиков. София: Земиздат, 1981. 151 с.

Тодорова Х. Археологическо проучване на селищната могила и некропола при Голямо Делчево (Разкопки и проучвания. Кн. 5). София: Издателство на Българската академия на науките, 1975. С. 5-204.

Тракийска древност: кратка енциклопедия. София: Аргес, 1993. 315 с.

Фол А. История на българските земи в древността до края на III в. пр. н.е. Изд. 2-е. София: Изд-во на университета «Св. Климент Охридски», 1997. 449 с.

Mihailov G. Inscriptiones graecae in Bulgaria repertae (IGBR). Vol. V. София: Издателство на Българската академия на науките, 1997. 495 p.

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.mgpu.ru

Дата добавления: 17.03.2014