1. Введение
Распространениеидей французских просветителей, Великая французская революция, якобинскийтеррор, революционные и наполеоновские войны – все это вызывало ненависть иотпор реакционных классов феодальной Европы. Феодальная реакция особенноусилилась после поражения Наполеона в войне с Австрией, Россией и Пруссией.Монархи этих государств образовали Священный союз, к которому позднееприсоединились монархи других европейских государств. За революцией последовалиреставрации. Во Франции вновь воцарились Бурбоны. Вернувшиеся в странуэмигранты, особенно реакционные круги дворянства (ультрароялисты), стремилисьликвидировать завоевания Великой французской революции. Правительствапокровительствовали католическому духовенству, клерикалам, иезуитам. Основнымпредметом нападок реакционеров была идеология Просвещения.
2. />Реакционные политико-правовыеучения во Франции, Швейцарии, Австрии
Вконце XVIII – начале XIX в. с осуждением Французской революции выступил рядполитических мыслителей.
Наиболееизвестным из них был Жозеф де Местр (1753–1821 гг.). Он жил в Савойе,Швейцарии; на Сардинии, долго был посланником сардинского короля в Петербурге.
Всюсилу своего недюжинного таланта Жозеф де Местр обрушил на Просвещение иреволюцию.
Когда-тоФранция была центром европейского христианства, рассуждал де Местр. Но затем влитературе и во всех сословиях Франции распространились идеи, направленныепротив религии и собственности. Человек, который может все видоизменить, но неможет ничего создать или изменить к лучшему без помощи божьей, возомнил себяисточником верховной власти и захотел все делать сам. За это бог наказал людей,сказав – делайте! И революция, божья кара, разрушила весь политический порядок,извратила нравственные законы. Франция попала в руки злодеев, которые водворилив ней самый страшный гнет, какой только знает история. Революция обречена набесплодие, утверждал де Местр, прочно лишь то, что основано на божественномначале; история свидетельствует, что революции всегда производят большее зло,чем то, которое они хотят исправить.
Особенноевнимание де Местр уделял критике свойственного Просвещению убеждения вовсесилии разумного законодательства. Человек, писал де Местр, не может сочинитьконституцию так же, как не может сочинить язык. Он не может создать даже насекомоеили былинку, но вообразил, что он источник верховной власти, и стал творитьконституции. Однако в конституционных актах Франции периода революции – всевверх дном. Они умозрительны и учреждены для человека вообще. Но человекавообще нет – есть французы, итальянцы, русские, персы и другие народы. Задачаконституции – найти законы, подходящие для конкретного народа с учетомнаселения, нравов, религии, географического положения, политических отношений,добрых и дурных качеств народа.
ДеМестр высмеивал заявление Томаса Пейна, что он признает только те конституции,которые можно носить в кармане. Письменные конституции, рассуждал де Местр,лишь утверждают те права, которые уже существуют. В английской конституциибольшинство положений нигде не записано – она заключается в общественном духе ипотому действует. В Конституции США прочно лишь то, что унаследовано отпредков. И напротив, все новое, установленное общим совещанием людей, обреченона погибель. Так, североамериканские законодатели решили по начертанному имиплану построить для столицы новый город, заранее дав ему название. “Можнобиться об заклад тысячу против одного, что этот город не будет построен, иличто он не будет называться Вашингтон, или что конгресс не будет в немзаседать”. Столь же бессмысленна была затея создать Французскую республику,затея, заведомо обреченная на провал, ибо большая республика никогда несуществовала. Само сочетание слов “большая республика” столь же лишено смысла,как “квадратура круга”. Что касается республиканских США, скептически замечалде Местр, то это еще молодое государство, дайте этому ребенку время подрасти.
Наконец,суть основного закона в том, что никто не имеет права его отменить; поэтому они не может быть установлен кем бы то ни было, ибо тот, кто вправе установить,тот вправе и отменить.
Подлинныеконституции, писал де Местр, складываются исторически, из незаметных зачатков,из элементов, содержащихся в обычаях и характере народа. В младенческомсостоянии обществ конституции по воле бога создавались людьми, возвещавшимибожью волю и соединявшими религию с политикой. В последующие времена законылишь собирали и развивали то, что лежит в естественном устройстве народнойжизни. Всегда при создании конституций действовали не воля человека, аобстоятельства; во всяком случае, никакая конституция не была предметомпредварительного обсуждения, причем исторические конституции создавалисьпрактиками (цари, аристократы), но никогда – теоретиками.
Всеконституции закрепляют ту или иную степень свободы, причем народы получаютсвобод больше или меньше в зависимости от их потребностей. Изменениепотребностей народов ведет к изменению конституций сообразно той доле свободы,которую они имеют. Так, англичане, совершив революцию, не уничтожили весьстарый порядок вещей и даже воспользовались им для объявления прав и свобод.Впрочем, замечал де Местр о послереволюционной Англии, английские учрежденияеще не прошли достаточное испытание временем и их прочность в ряде отношенийсомнительна.
ДеМестр призывал французов вернуться к своей старинной конституции, которую имдала история, и через монарха получить свободу. Тогда Франция снова станетчестью и украшением Европы, заявлял он.
Привсей реакционности своих взглядов де Местр – талантливый публицист иэрудированный полемист. Прекрасно зная историю революций, он использовалнестабильность и неустойчивость французских конституционных законовреволюционного периода как аргумент против действенности писаногозаконодательства вообще. Бывший почитатель Руссо, де Местр стремился доказатьбесперспективность революционной практики с точки зрения некоторых идейПросвещения (таковы его возражения против “большой республики”). Его прогнозы(и о республике, и о столице США) оказались несбывшимися. Но в дискуссии сидеологией Просвещения де Местр нащупал ее слабое, уязвимое звено:рационалистическое убеждение во всесилии разумного закона. Законы творит неразум, а история – этот его вывод подтверждался почти всей политическойпрактикой, известной тому веку. У де Местра этот вывод был подчинен задачеобоснования его политических идеалов.
Политическаяпрограмма де Местра крайне реакционна. Она основана на представлении огреховной природе человека, способного делать только зло. Человек слишком зол,чтобы быть свободным, в его же интересах он нуждается в порабощении. Равнымобразом равенство противоречит и законам природы, и законам общежития.Греховность человека неизбежно порождает бесконечные преступления и требуетнаказаний. Человеком можно управлять, лишь опираясь на страх, даже на ужас, которыйвнушает палач. “Все величие, все могущество, все подчинение возложены на него:в нем воплощены ужас и нить связи между людьми, – писал де Местр о палаче. –Лишите мир этой непостижимой силы – в одно мгновение порядок обратится в хаос,троны рухнут и общество исчезнет”.
ДеМестр призывал вернуться к средневековым порядкам и идеалам. Толькомонархическая форма государства соответствует воле бога. Поскольку религияявляется основанием всех человеческих учреждений (политический быт,просвещение, воспитание, наука), католическая церковь должна восстановить былуюроль вершительницы судеб народов. Просвещение и образование вредны, знанияразрушают интуитивный стиль жизни и лишают традицию ее “магической власти”.Светская и духовная власти должны соединиться в борьбе против инакомыслия.Благодетельным учреждением, спасшим Испанию от гибельных новшеств, де Местрназывал инквизицию. Пролив несколько капель нечистой крови, рассуждал де Местр,испанские короли предотвратили потоки крови самой благородной. Де Местр –сторонник средневековой теократии. Он утверждал, что в средние века папскаявласть была благодетельна – римские папы сдерживали государей, защищали простыхлюдей, укрощали светские распри, были наставниками и опекунами народов. Мировойпорядок станет прочнее, если авторитет римских пап будет поставлен выше властимонархов. Во всех спорах, пояснял де Местр, нужна последняя, решающаяинстанция; догмат папской непогрешимости естественно обусловливает роль римскихпап как именно такой вершины порядка человеческого общежития. Де Местр писал,что “европейская монархия не может быть утверждена иначе, как посредствомрелигии”, а “универсальным монархом может быть только папа”.
Аналогичныеидеи содержались в произведениях французского политического деятеля виконта деБональда (1754–1840 гг.). Как и де Местр, де Бональд заявлял, что революцияпроизошла от ослабления веры в бога. Революцию он называл разложением общества,властью злодеев и палачей, самым страшным деспотизмом, известным истории.
Бональдписал, что законы человеческих обществ вытекают из природы человека вообще, всилу чего политические общества могут иметь только одно естественноеустройство. Законы такого общества выражают божью волю, природу человека иобщую волю. Цель любого общества – охрана лица и имущества. Но эта цель неможет быть достигнута, если обществом управляет частная воля. Бональд критикуетсовременных ему философов за индивидуалистические начала их теорий. Онстремится построить философию не индивидуального, а общего, философию не “меня”,а “нас”.
Естественнымустройством общества, основанного на природе вещей, по утверждению Бональда,является монархия. Ее прообраз и основной элемент – семья.
Монархнаправляет общую силу в соответствии с общей волей. Коль скоро общественнаяволя едина, власть не может быть разделена. Различные отрасли этой власти –лишь разные ее проявления. В законодательной власти в устроенном государственадобности вообще нет. Поскольку законы – необходимые отношения, вытекающие изприроды вещей, законодателем должна быть сама природа вещей, а не лицо и несобрание. Монарху принадлежит общая охранительная власть.
Учреждения,необходимо вытекающие из природы вещей, сложились исторически и, по мнениюБональда, существовали в Древнем Египте и у германцев. В Древнем Египте онибыли искажены ложной религией, а у германцев достигли полного развития. Имсвойственны государственная религия, наследственная монархия, наследственныеотличия и привилегии. В таких государствах все зависело об общей воли, ничто –от частной. Монарх мог взимать налоги лишь с согласия представителей сословий.От монарха не зависели дворянство, духовенство, города с их цеховымустройством, верховные суды, высшие должности в государстве (они былисобственностью). Монарх был подчинен законам.
ИдеалБональда – средневековая сословно-предста-вительная монархия с сильной рольюцеркви.
Всеостальные государства он относил к неустроенным обществам, которых много, ибоистина одна, а ошибок множество, общая воля единообразна – частные волибесконечно разнообразны потому, что частная воля всегда извращена.
Внеустроенных обществах царят частные воли, борющиеся между собой. Тамсуществует законодательная власть, поскольку в таких государствах законывыражают человеческий произвол, а не природу вещей. В республиках все индивидуально,нет ничего общественного, господствуют частные воли. Демократия вообщетождественна деспотии. И в том, и в другом государстве царят страсть кразрушению наследственных преимуществ, стремление к всеобщему уравнению;деспотизм толпы обычно приводит к деспотизму одного лица.
Бональд– клерикал, причем клерикал воинствующий: религию он считал необходимой основойвсех учреждений, воспитания и образования. Государство и религию онрассматривал как “две узды, необходимые для сдерживания страстей человеческих”.Многие его рассуждения строятся по канонам схоластики. Так, он стремился свестивсе к началу троичности (в космологии бог – причина, движение – средство,тела-– действие; в государстве этому соответствуют правительство, чиновники,подданные; в семье – отец, мать, дети). Даже Декларацию прав человека игражданина он предлагал заменить Декларацией прав бога, поскольку “бог – авторвсех совершенных законов”. И все же в его теоретических построенияхобнаруживается та своеобразная форма борьбы с противостоящим мировоззрением,которая заключается в воспроизведении оспариваемых идей в своей системевзглядов, в придании им чуть ли не противоположного звучания. Таковы егорассуждения о законах, необходимо вытекающих из природы вещей (Монтескье), обобщей воле и частных волях (Руссо?), о прямом правлении законов природы инедопустимости малейшего отклонения от них (Морелли??).
Средневековыеидеалы стремился обосновать бернский патриций Карл Людвиг Галлер (1768–1854гг.). Он был профессором права в Бернском университете, но покинул Швейцариюиз-за политических переворотов. Приняв католичество, Галлер жил во Франции, вАвстрии, посвятив свою жизнь борьбе с революционными идеями. Его шеститомная“Реставрация политической науки” (1816–1834 гг.) в свое время наделала многошума и была “удостоена” резких оценок Гегеля (“невероятные нелепости”, “полноеотсутствие мыслей”, “фанатизм, слабоумие и лицемерие добрых намерений”,“абсурдное представляется ему словом божиим”).
Галлерписал, что богом установлен естественный закон, управляющий всеми человеческимиотношениями, согласно которому сильный властвует, слабейший подчиняется.Общественное неравенство проистекает из естественного неравенства людей. Богомопределена власть отца, хозяина, вождя, учителя, знающего над незнающим. Вместес тем бог установил запрет посягать на права другого. Поэтому общий порядоксогласуется со свободой каждого отдельного лица. Коль скоро все это зависит отбога, религия является главной гарантией против злоупотребления властью.
Галлеротвергал идею общественного договора, ставящего человеческий произвол на местовечного, установленного богом порядка. Теория общественного договора, писалГаллер, противоречит историческим фактам – ни одно государство не возниклотаким образом. Люди всегда жили в обществе, они связаны рядом отношений безвсяких договоров, поскольку их силы и потребности не равны и они нуждаются другв друге. Предположение об общественном договоре порождает ряд неразрешимыхвопросов. Если общество создано договором, то участвовали ли в его заключенииженщины и дети (и где порог совершеннолетия)? Если нет, то почему они членыобщества? Если участвовали, то какой смысл был вступать в общественный союзнезависимым хозяевам, беря на себя обязательство подчиняться большинству?Непонятно также, кому этим договором была вручена власть. Сильнейшему? Ноименно против него нужны были гарантии. Самому мудрому? Но как определить, ктомудр, а кто нет?
Общество– не искусственное образование, а естественное состояние человечества; равнымобразом государства возникают не из теоретических построений, а историческимпутем. Государство, утверждал Галлер, – такой же союз, как семья, дом,товарищество. Особенность и отличие государства – верховная власть. Основаниемгосударства являются лица, обладающие правом верховной власти. Их подданныеимеют свои права.
Изсемейств возникли вотчинные княжества, которым Галлер уделял особенноевнимание. Основанием власти в вотчинном княжестве является поземельнаясобственность. Князь – независимый землевладелец, имеющий права верховенства,войны и мира, назначения и смены служителей, издания законов, взимания податейс согласия подданных. Этот перечень во многом совпадает с определенными ещеБоденом атрибутами суверенной власти; но ряд прав вотчинного князя Галлер толкуетпо-своему. Князь должен законодательствовать лишь в пределах своих прав и силы,не нарушая прав подданных (их свободы и собственность – прирожденные, богомдарованные права). Поэтому князь издает постановления, связывающие самого князяи его потомков, а также инструкции для подчиненных ему служителей. Что касаетсязаконов о правах подданных, то, чем этих законов меньше, тем лучше. Бумажныеконституции вообще бесполезны, рассуждал Галлер. Законы большей частью ненужны, так как их положения само собой понятны из естественного закона,“гражданские законы” представляют собой лишь запись (для сведения судей)договоров и обычаев, сложившихся в обществе. Уголовные законы – тожеинструкции, адресованные судьям. Что касается суда, то это не столько функция государства,сколько благодеяние князя. Особенность взглядов Галлера на государственныхслужащих в том, что они рассматриваются как слуги князя. Лишь при такомподходе, пояснял Галлер, князь при учреждении должностей (которые содержатся заего счет) ограничивается самой крайней необходимостью, а не назначает особогочиновника для каждого дела, как в современных государствах, что порождаетбюрократизм и невыносимую правительственную опеку.
Отвотчинных княжеств отличаются военные монархии, возникшие из власти независимогопредводителя дружины, а также духовные монархии, основанные на власти церкви.Республики, по Галлеру, возможны в небольших странах и представляют собойдобровольные товарищества.
Влюбом государстве необходима аристократия: в вотчинных княжествах –землевладельческая, в военных – военная, в духовных – духовная, в республиках –патрициат. Идеалом Галлера были мелкодержавный княжеский абсолютизм ифеодальные институты, существовавшие в средние века. Он призывал возродитьгосподство духовной власти над светской, называл католицизм единственноистинной формой христианства (протестантизм революционен), свободу печатисчитал пагубным софизмом, утверждал, что революционные и противореволюционныеучения соотносятся как неверие и вера.
3. />Традиционализм Э. Бёрка
Сосуждением Французской революции выступал английский парламентарий и публицистЭдмунд Бёрк (1729 – 1797 гг.), увидевший в этой революции угрозу для Англии.Его книга “Размышления о французской революции” (1790 г.) приобрела широкуюизвестность. Идеями Бёрка восхищались де Местр и де Бональд.
Бёркстремился опровергнуть метод и учение идеологов и деятелей Французскойреволюции. Их метод, писал он, априорен, основан на индивидуальном разуме иоперирует упрощенными построениями. Этим обусловлена ошибочность основныхположений теории французских революционеров.
Бёркоспаривал теорию общественного договора тем доводом, что человек никогда ненаходился вне общества, а всегда, от рождения, был связан с другими людьми иобществом рядом взаимных обязанностей. Столь же неверна, по мнению Бёрка, итеория народного верховенства. Народ – это сумма лиц, которая не можетсоставить единую личность, действующую как одно лицо. Искусственной фикциейявляется воля большинства, лежащая в основе ряда теоретических построений овласти и законе. Абстрактные представления о свободе ведут к анархии, а черезнее – к тирании. На самом деле человек не свободен от наличного общества иобщественных связей. Бёрк утверждал, что народный суверенитет – это “самаяфальшивая, безнравственная, злонамеренная доктрина, которая когда-либопроповедовалась народу”. На фикциях, по Бёрку, основана и теория прав человека.Человек не может от рождения приобрести посредством какого-то договора право надолю народного верховенства. Кроме того, предполагаемое равенство людей – тожефикция. Бёрк резко критиковал Декларацию прав человека и гражданина,провозгласившую равенство всех людей перед законом. Люди не равны, и этопризнается обществом, в котором неизбежно социальное и политическое неравенство.Права человека, рассуждал Бёрк, надо выводить не из представлений обабстрактном человеке, а из реально существующего общества и государства.
Априорнымтеориям Локка и Руссо Бёрк противопоставляет исторический опыт веков и народов,разуму – традицию. Общественный порядок, рассуждал Бёрк, складывается врезультате медленного исторического развития, воплощающего общий разум народов.Бёрк часто ссылается на бога, создателя мироздания, общества, государства.Всякий общественный порядок возникает в результате долгой исторической работы,утверждающей стабильность, традиции, обычаи, предрассудки. Все это – ценнейшеенаследие предков, которое необходимо бережно хранить. Даже и предрассудки ненадо разрушать, а стремиться найти содержащуюся в них истину. Силадействительной конституции – в давности, в традициях. Право есть произведениенародной жизни.
Кольскоро государство, общество, право не изобретены человеком, а создаются врезультате длительной эволюции, они не могут быть перестроены по воле людей.“Парижские философы, – считал Бёрк, – в высшей степени безразличны по отношениюк тем чувствам и обычаям, на которых основывается мир нравственности… В своихопытах они рассматривают людей как мышей”. “Честный реформатор не можетрассматривать свою страну как всего лишь чистый лист, на котором он можетписать все, что ему заблагорассудится”. Французская революция тем и отличаетсяот “Славной революции” 1688 г. в Англии, что французы стремятся все построитьзаново, тогда как революция в Англии, как полагал Бёрк, была совершена длясохранения древних законов, свобод, конституции, основанной на традициях. Бёркрешительно осуждал всякие новшества, в том числе и в государственном строеАнглии, сложившемся в течение веков. Само учение о государстве и праве должно статьнаукой, изучающей исторический опыт, законы и практику, а не схемой априорныхдоказательств и фикций, какой является учение идеологов революции.
Бёрк,как и реакционные идеологи, противопоставлял рационалистическим идеямПросвещения традиционализм и историзм, убеждение в неодолимости хода истории,не зависящего от человека. В применении к истории права это противопоставлениеполучило развитие в учении исторической школы права.
4. />Историческая школа права
Скритикой рационализма теории естественного права и свойственной Просвещениюверы во всесилие закона в начале XIX в. выступил ряд немецких юристов,создавших историческую школу права. Представители исторической школыдоказывали, что нет естественного права, а есть лишь положительное право, котороеимеет свои законы развития, не зависящие от разума. Само право – историческоенаследие народа, которое не может и не должно произвольно меняться. Подлиннымбытием, источником права является не закон, произвольно принимаемый,изменяемый, отменяемый государством, а обычай, выражающий дух народа.
Основателемисторической школы права был профессор права в Геттингене Густав Гуго(1764–1844 гг.). В книге “Учебник естественного права, или философияположительного права” Гуго оспаривает основные положения теории естественногоправа. Концепцию общественного договора он отвергает по ряду оснований.
Во-первых,таких договоров никогда не было – все государства и учреждения возникали иизменялись другими путями. Во-вторых, общественный договор практическиневозможен – миллионы незнакомых людей не могут вступить в соглашение идоговориться о вечном подчинении учреждениям, о которых они судить еще немогут, а также о повиновении еще не известным людям. В-третьих, концепцияобщественного договора вредна – никакая власть не будет прочной, еслиобязанность повиновения зависит от исследования ее исторического происхожденияиз договора.
Властьи право возникали по-разному. Никакая их разновидность не соответствуетполностью разуму, они признаются не безусловно, а только временно правомерными,однако то, что признано или признавалось множеством людей, не может бытьсовершенно неразумно.
Право,писал Гуго, возникает из потребности решения споров. Юридический порядок –такой порядок, при котором возникающие споры решаются третьим лицом. Эторешение споров предоставлено власти; признак права – принуждение, но право – не(только) установление государства. Независимо от законодательной власти сдревних времен существует и развивается обычное право, преторское право.
Встатье “Являются ли законы единственными источниками юридических истин” Гугосравнивает право с языком и нравами, которые развиваются сами по себе, бездоговоров и предписаний, от случая к случаю, потому что другие говорят илиделают так, и к обстоятельствам подходит именно это слово, правило. Праворазвивается так, как правила игры (шахматы, бильярд, карты), где на практикечасто встречаются ситуации, не предусмотренные поначалу установленнымиправилами. В процессе игр возникают и постепенно получают общее признание определенныеспособы решения этих ситуаций. Кто их автор? Все – и никто.
Тоже и право – оно складывается из обычаев, возникших и получивших признание всреде народа. Обычаи имеют то преимущество перед законом, что они общеизвестныи привычны.
Множествозаконов и договоров никогда не выполняется. Сколько раз в Геттингене властьпереименовывала улицы – но все их привычно называли и называют по-старому.Исторически сложившийся обычай и есть подлинный источник права.
Вконкретно-исторических условиях эта концепция была апологией феодальногообычного права, сохранявшегося в Германии. Гуго оправдывал рабство, считалположение раба лучшим, чем положение бедняка, обосновывал право государстваограничивать свободу мыслей и вообще любую свободу во имя общественного блага.
Вторымпредставителем исторической школы права был профессор Берлинского университетаФридрих Карл Савиньи (1779-1861 гг.).
В1814 г. была опубликована брошюра юриста Тибо с призывом созвать съезд юристов,теоретиков и практиков, для разработки” общего для всей Германии гражданскогоуложения. Савиньи ответил Тибо в том же году брошюрой “О призвании нашеговремени к законодательству и правоведению”.
Савиньистремился доказать ошибочность предположения, что право создаетсязаконодателем. Оно, по мнению Савиньи, не зависит от случая или произвола.Право всех народов складывалось исторически, так же, как и язык народа, егонравы и политическое устройство. Будучи продуктом народного духа, право живет вобщем сознании народа в форме не столько отвлеченных понятий, сколько живоговосприятия юридических институтов.
Поначалуправо существует в общем сознании как “природное право”, находя формальноевыражение в символических действиях, сопровождающих установление илипрекращение юридических отношении. Развиваясь вместе с народом и его культурой,право становится особой наукой в руках юристов, обособившихся в сословие.Научная обработка права юристами – обязательная и необходимая предпосылказаконодательной деятельности.
Нов Германии, заключал Савиньи, время для законодательных работ не пришло – вюриспруденции царит хаос разноречивых мнений, а не органическая наука,способная выработать стройное уложение. Что в таких условиях смог бы создатьпредлагаемый Тибо всегерманский съезд юристов?
ПоследователемСавиньи был его ученик Георг Фридрих Пухта (1798–1846 гг.). Пухта писал оестественном саморазвитии права, которое растет из народного духа, как растениеиз зерна. Оно вытекает из народного духа так же, как язык и нравы. Сознаниеправа возникает еще в семьях, но сознание смутное; с образованием народа оновыступает на первый план, ибо люди связаны взаимным признанием прав, в силучего в народе господствует юридическое сознание. Для охраны права от нарушенийнарод образовал государство.
Первоначальнойформой права Пухта называл обычай, вытекающий из народного сознания. Затем длявыражения обычаев в твердой форме (чего именно требует общая воля народа?)создается законодательство. Следом возникает юриспруденция, право юристов,раскрывающее юридические положения, лежащие в глубине народного духа, но невыраженные ясно обычаем и законом. И законодатель, и юристы не создают нормыправа, а лишь содействуют раскрытию различных сторон народного духа.
Правои государство, писал Пухта, проистекают в конечном счете из божественной воли черезнародную волю (как выражение народного духа). Народ он определяет какестественное соединение людей, связанных общим происхождением, языком,местопребыванием.
Объясняярецепцию римского права в странах Западной Европы, Пухта писал, что в правенаряду с национальными началами, выражающими народный дух, могут существоватьнекие общие начала, делающие возможным использование народом чужого права. Этообъясняется тем, что представители исторической школы обращали основноевнимание на развитие частного права. Одну из своих задач они видели в том,чтобы в процессе рецепции частного римского права освободить его от устаревшихнорм и органически соединить оставшееся с традиционными для Германии тоговремени представлениями о частном праве.
5. />Заключение
Реакционностьполитико-правовых учений де Местра, де Бональда, Галлера очевидна и нескрывалась самими творцами этой идеологии. Их усилия были направлены нареставрацию средневековых политических и правовых учреждений, власти иавторитета католической церкви. В соответствии с феодальными идеаламисредневековья они стремились доказать ничтожность человека перед богом игосударством, бессилие его разума, способного творить разве только зло.
Нетак откровенно, но, по существу, аналогичных идей держались Бёрк и юристыисторической школы. Их идеал – не столько в прошлом, сколько в той частинастоящего, которая несет на себе наибольшие отпечатки, пережитки прошлого. Соткровенными реакционерами, зовущими к реставрации, Бёрка роднит ненависть креволюции; вообще реакционных и консервативных идеологов объединяютсвоеобразные методология и теория, противостоящие Просвещению.
Привсем обилии ссылок на бога и божий промысел реакционная идеология конца XVIII –начала XIX в. не так примитивна и догматична, как, скажем, теократическиеконцепции средних веков. Просвещение и революция заставили реакционеров учитьсяи размышлять. Как видно из изложенного, они пытались использовать дляобоснования своих взглядов отдельные идеи Монтескье, терминологию Руссо и,главное, усвоили необходимость обосновывать свои идеалы не только ссылками насв. писание.
Вполемике с революционными теориями реакционные и консервативные мыслители нашлиряд уязвимых звеньев в идеологии Просвещения. Основательна их критикааприоризма теоретиков естественного права, полагавших, что все принципы правамогут быть чисто логически выведены из природы человека вообще. В этой критикезаслуживает внимания положение о зависимости права каждого из народов от егоисторического развития, условий жизни, особенностей бытовых, производственных,религиозных, нравственных отношений. Это положение, как известно, обосновывалеще Монтескье, но более обстоятельно и глубоко оно развито в трудах Бёрка иисторической школы права. Определенным достижением правоведения были мысли ограницах деятельности законодателя, который всегда создает право не на пустомместе, а у конкретного народа и потому вынужден и должен считаться страдициями, нравами, историческим наследием. Помимо прочего подход к праву,признающий объективность изменчивости и разнообразия правовых систем, создавалтеоретические основы для возникновения и развития сравнительного правоведения.
Шагомвперед в развитии теории права были попытки обнаружить закономерности историиправа, рассмотреть эту историю как объективный процесс, не во всем и не всегдазависящий от воли законодателя. Верен и вывод о том, что право в целомсоздается не кабинетным теоретическим творчеством, а объективным процессомжизни народа и не устанавливается всякий раз заново и произвольно каждым поколениемлюдей.
Ивсе же и в отмеченных положениях реакционные и консервативные идеологи вконечном счете были не правы.
Онине без оснований критиковали волюнтаризм французских революционеров, ихстремление решить все проблемы социальной жизни народа раз и навсегда разумнымзаконом. Однако низвержение одной за другой всех конституций периода революции(1791, 1793, 1795, 1799 гг.) вовсе не доказывало бессилия социальной ролизакона вообще. В бурных событиях революции возникал новый строй, изаконодательство, то опережавшее становление нового общества, то отстававшее отнего, играло значительную роль и в безвозвратном разрушении старого режима, и всоздании нового. Во времена деятельности де Местра и де Бональда Гражданскийкодекс 1804 г., воплотивший ряд результатов революции и основные чаяниябуржуазии, стал уже непререкаемым законом, в рамках которого бурно развивалисьпромышленность и торговля. Достаточно известно, что основные положения этогоКодекса были не записью феодальных обычаев Франции, а результатомтеоретического творчества юристов.
Реакционныеи консервативные идеологи были правы и в том, что законодательство каждогонарода должно соответствовать условиям его жизни, а не абстрактнымпредставлениям о человеке вообще. Но критика этих абстрактных представлений вучениях реакционеров была подчинена предвзятой цели сохранить униженноеположение человека вообще, свойственное феодализму. Гуманизм Просвещения вовсене призывал к нивелировке {людей и народов. Представления о правах человекаразных теоретиков были разнообразны, противоречивы и порой произвольны, нопровозглашенные Французской революцией Декларации прав человека и гражданинасодержали главные для той эпохи общечеловеческие ценности. Абстрактностьопределения этих прав делала их применимыми к другим народам, поскольку давалавозможность конкретизировать с учетом национальных особенностей. Именно этоболее всего возмущало реакционных идеологов, не способных смириться с мыслью овсеобщем правовом равенстве и свободе как зависимости только от закона.
Критикаидеологии реакционных и консервативных мыслителей конца XVIII – начала XIX в.не относится к пройденным этапам истории политических и правовых учений. Впоследние десятилетия возникли и распространились течения неоконсерватизма и“новых правых”, отрицательно относящиеся к демократическим тенденциямсовременности. В произведениях теоретиков этих направлений непременны ссылки наавторитет Бёрка, де Местра, Бональда, Галлера. Более всего их привлекают идеи,направленные против равенства, свободы, просвещения, демократии, апологиясоциальной иерархии, исторического застоя, политического бесправия масс, властицеркви, содержащаяся в трудах реакционных мыслителей конца XVIII – начала XIXв. Лидер и главный теоретик “новых правых” Франции Ален де Бенуа возглавил“Ассоциацию друзей Жозефа де Местра”.
Список литературы
Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта feelosophy.narod.ru