Сергей Хоружий
Духовная практика и духовная традиция. Концепт
Темалекции включает в себя слово «Россия» и предполагает, что речь пойдет одуховной и культурной традициях именно в России и о том, как происходит ихвзаимодействие. Не вообще и всегда, а именно в нашей стране. Может создатьсявпечатление, что речь пойдет о чем-то идеологическом или публицистическом,этакое очередное говорение о России и на русские темы, вокруг пресловутойрусской идеи, интенсивно отыскиваемой и изыскиваемой в последнее времявластными органами. Хочу сразу сказать, что ни идеологического, нипублицистического уклона в моей лекции не будет, все будет наоборот.
Постарым диссидентским корням, к слову «идеология» я отношусь сугубо негативно; кпублицистике же в том в виде, в котором она существует сегодня в России, —и того негативнее. Хотя я не уверен, что для публики так будет лучше, потомучто вместо идеологии и публицистики будет то единственное, к чему яприспособлен, — будет тягомотное философствование. Разговор о духовной икультурной традициях я готов строить только своим профессиональным философскимобразом.
Одуховной традиции я буду говорить как о понятии, о концепте. Такого концепта вготовом виде я не обнаружил ни в философии современной культуре, ни вантропологии, ни в смежных дискурсах. Соответственно, таковой концепт мнепришлось построить самому. Так что сначала мы с вами сконструируем концепт(следовать модному стереотипу и деконструировать его мы не будем). Потом мырассмотрим, как он работает в России, какие любопытные приключения происходят сним на русской почве. Но сначала будет именно это — момент некоторойскучной интеллектуальной работы по построению концепта.
Чтосие есть? Духовная традиция живет, скажем так, не одна. Она возникает по поводуи вокруг некоторого другого явления. Это другое явление есть духовная практика.Поэтому нам придется строить уже не один концепт, а два. Нам придется понять,что такое духовная практика, каким образом и почему в связи с духовнойпрактикой, по поводу духовной практики непременно возникает духовная традиция.
Духовныепрактики сегодня вещь популярная. Они вышли в массовую культуру, вмассовые увлечения, в частности, это практики, связанные с дальневосточнымирелигиями, такие, как дзен, как тантра, разные формы йоги. Понаслышке, подальшеи похуже что-то известно и про суфизм. У меня слишком мало времени, чтобы подробноописать хотя бы одну из них, поэтому я в занудно-философском духе изложу вампонятие духовной практики как таковой. Любая из конкретных практик, будь тосуфизм или тантра, или православный исихазм, должна будет под него подходить,то есть являться его частными случаями.
Таквот. Духовная практика — это фундаментальный антропологический феномен,который заключается, кратко говоря, в том, что человек реализует в немнекоторое свое имманентное, ему присущее устремление к инобытию. Человек несоглашается с собой таким, каким он дан себе, со своей наличной данностью. И несоглашается он в самом фундаментальном главном смысле, в каком это возможно. Онне соглашается не с какими-то косметическими деталями своего устройства, дажене с какими-то деталями своего внутреннего мира. Он не соглашается с самимспособом бытия, в котором человеку выпало существовать и в которое, каквыражались экзистенциалисты, человек «заброшен»или «вброшен».
Вэкзистенциализме констатируется факт заброшенности человека в определеннуюситуацию, — онтологическую, скажем так. И дальше развертывается речь очеловеке, как о приемлющем эту свою заброшенность и из нее исходящем. Вдуховной практике исходная ситуация, если угодно, та же, а выводы из неерадикально иные. Не экзистенциалистское «обреченное приятие», а напротив —решение изменить. Это безумное и невозможное решение сделать свой способбытия, — бытия в настоящем философском смысле, горизонт бытия, которомупринадлежит человек, — сделать его, ни много ни мало, иным. Осуществить актуальноеонтологическое претворение, как выражается философия. Человек не тольковозгорается этим безумным стремлением, он его начинает всерьез осуществлять.Разные попытки, разные стратегии осуществления этой задачи, этогоонтологического устремления измениться, и оказываются разными духовнымипрактиками.
Сразустановится ясно, — я это всем словарем усиленно подчеркивал иобозначал — что подобное устремление изменить сам горизонт наличногобытия, безусловно, стоит особняком по отношению ко всем прочим, присущимчеловеку устремлениям. Понятие «стремление» сегодняшнейфилософии знакомо. Со стремлениями или влечениями работает, скажем,классический фрейдизм. Сразу отмечу, что фрейдизм очень подробно, вырабатываетконцепт стремления или влечения, характеризует его четырьмя капитальнымипризнаками: объект, цель, исток, сила. Так вот, то стремление, с которымработает духовная практика, принципиально не этого, не психоаналитическогосорта.
Забегаявперед, скажу, что вы можете понять, исходя из уже сказанного, насколькочеловек плюралистичен. Есть психоанализ, очень модный в минувшем двадцатомвеке, в двадцать первом веке становящийся менее модным. В минувшем веке онпретендовал на то, чтобы быть базовой антропологической моделью, которая моглабы описывать человека как такового, составлять более или менее полную речь очеловеке. Уже из немногих вводных слов видно, что мы с этим решительно несоглашаемся, мы видим что-то совершенно другое. Я говорю об очень известнойсегодня вещи, хотя бы на уровне слухов и самого названия, я говорю о духовныхпрактиках.
Сразузамечаю, что человек в духовных практиках — это не человек психоанализа.Это совсем другой человек. Мы уже констатировали некую разницу сэкзистенциализмом, с психоанализом она не менее фундаментальна. Вместе сэкзистенциализмом мы говорим о вброшенности человека, вместе с психоанализомговорим о том, что надо рассматривать человека, анализируя его стремления. Норазница заключается в том, что духовные практики содержат в качестве своейосновы стремления, которые не имеют отношения ко фрейдистскому механизму.Существуют стремления совершенно иного рода, с совершенно иными законами.
Первыйконцепт как раз и описывает, чем является это другое стремление, котороесоздает духовную практику, в котором человек стремится (причем не толькостремится, но и реально продвигается) в иной способ бытия. Каким образом этопроисходит, какими характеристиками отмечено вот это совсем другое, нефрейдистское стремление человека? Вот здесь-то мы и начинаем соприкасаться сдуховной традицией. Речь идет о продвижении, о пути. Сегодня всем, кто хотьпонаслышке знаком с духовными практиками, известно, что для них ключевымсловом, словом девизом, словом символом всегда служит слово «путь», «дао».Стало быть мыслится, что человек должен пройти некий путь. Куда должен вестиэтот путь? Он должен вести к иному горизонту бытия. В русской философии и,шире, в русской литературной речи есть слово «инобытие», которое и обозначаетиной способ бытия.
Тотпуть, который выбирает для себя человек в духовных практиках, ведет к инобытию.А что это такое? На уровне нашего эмпирического опыта, нашей деятельности вздешнем бытии, такого пути нет и быть не может. Инобытие, по определению, никакне присутствует в круге нашего опыта. Так, стало быть, куда же путь? Каквыбрать его направление? Путь — понятие, заключающее внутри себя некийпредикат непрерывности. Это некое прогрессивное продвижение. Человек следуетвсе дальше и дальше по пути. Но: как выстроить этот путь, если его цель, то, кчему он должен привести, просто-напросто отсутствует в реальности? Возникаеттакая вот парадоксальная задача: как найти ориентацию к инобытию.
Здесьи возникает эта двойственность. Путь духовной практики, совершенно очевиднымобразом, избирается человеком в порядке его собственной, личной задачи, дажеинтимно личной. Он ощущает, что это нужно ему для его самореализации, для егосамоосуществления, для сведения своих внутренних счетов со своей жизнью —не по каким-то коллективным, социальным или иным стимулам, а сугубо из глубинысамого себя. И когда он осуществляет духовную практику, он осуществляет это каксвое сугубо личное, индивидуальное дело. Он делает это, концентрируясь, дажепредельно концентрируясь на самом себе.
Ноесть, как мы уже почти выяснили, совершенно другой полюс. Погружаясьисключительно в свой индивидуальный опыт, который мы добываем сами, мы задачуориентации решить не сможем. В границах нашего сугубо индивидуально опыта, мыне изобретем нашей путевой инструкции, как следовать к цели, ведь онапросто-напросто отсутствует в здешней реальности. И тем не менее нечтозаставляет нас к ней продвигаться.
Откудавзять ориентацию? Откуда взять азимуты продвижения к инобытию? Вот этого ужесугубо индивидуальный опыт не доставляет. Путевую инструкцию сам от себя не получишь.Подлинных духовных практик в мире считанное число: пальцев одной руки все-такине хватит, но двух уже, безусловно, будет достаточно, чтобы исчислить, назватьвсе духовные практики, которые были созданы в мире за все тысячелетия бытиячеловечества. Почему это такое редкое явление? Именно оттого, что для каждойнадо создать путеводную инструкцию, как продвигаться к цели, котораяотсутствует на земле. И отсутствует в космосе. В горизонте нашего бытия кактакового. Такие инструкции все же создаются, и они создаются не индивидуальнымтрудом, а некоторой преемственной работой, которую осуществляет уже некотороесообщество. И вот это-то сообщество, которое вырабатывает путевую инструкциюдля продвижения к инобытию, и называется духовной традицией.
Существуеттеснейшая диада, двоица связанных между собой явлений. Духовная практика снеобходимостью нуждается в духовной традиции, чтобы получить от нее указания.Здесь необходимо уточнять словарь. Речь идет о проходимом пути, процессе. Ноинструкция требуется человеку каждомоментно. Не один раз: он получилинструкцию, как, например, к пользованию чайником, прочел ее и далее ейследует, — нет, речь идет о непрерывном опыте движения, который непрерывноже нужно проверять. Непрерывно нужно особым образом, устраивать так, чтобы невкрался чуждый опыт, чтобы не вкрался иллюзорный опыт, который нам можетказаться опытом продвижения к этой невозможной цели, а на самом деле таковым неявляется.
Каждойдуховной практике хорошо известно, что опасность иллюзорного опыта, когдачеловеку кажется, что он движется по пути, а на самом деле с него уклонился,это реальнейшая опасность. И, опять-таки, уже не из индивидуального опыта, а изтрадиции, человек получает критерии проверки, чтобы иметь возможностьудостовериться в подлинности своего опыта. Одним словом, духовная практика ксебе требует и рядом с собой предполагает некоторую объемлющую среду, в которуюона погружена. И эта объемлющая среда уже не индивидуальна. Это некотороесообщество, существующее в истории и вырабатывающее на протяжении не одногопоколения вот эту путевую инструкцию или «органон духовной практики», как я этоназвал при помощи философского языка в одном из своих текстов. Способорганизации и выстраивания опыта практики. И создать каждый такой органон занимаетстолетия. Органон каждой практики из небольшого числа подлинных, которые есть враспоряжении человечества, инструкция, как же двигаться, вырабатывалась многимистолетиями. Вот это и есть духовная традиция. Она вырабатывает этот органон ихранит его. И каждый проходящий питается от него.
Уженапрашивается некий системный язык. Речь идет о неком индивидуальном опыте, одеятеле, который проходит индивидуальный путь и в прохождении этого путикритически и постоянно зависит от некоторого объемлющего коллективного целого,от традиции. Напрашивается биологическая аналогия. Такой органический языкчасто и возникал, в философии, которая занимается этими вопросами. Существуетбиологический вид. Он складывается из отдельных, как выражается биология,особей. Каждая особь проходит свой отдельный промежуток биологическогосуществования, биологической жизни, что, разумеется, тавтология. И она не можетего пройти, если не существует вот этого объемлющего целого, если не существуетвида как среды и средства отдельного существования.
Аналогияконцептуально совершенно корректная. Действительно, практика требуетсуществования традиции, как существование особи требует существования вида.Соответственно вот эта двоица, если кому-то угодно дальше развивать речь о нейв таком вот системном дискурсе, будет рассматриваться как метабиологическаясистема.
Мынемножко прояснили, что значит духовная традиция: она существует в таком вотдвойственном единстве с духовной практикой, когда человек стремится к инобытию.И, как утверждает опыт каждой из традиций, действительно ухитряется эффективнопройти этот путь. Немыслимая цель таки достигается.
Культурная традиция. Концепт
Номы собирались сопоставить с этой духовной традицией некие иные. Конкретно,культурную традицию. Пока непонятно, причем здесь вообще другие традиции. Мыобрисовали некоторое явление, сугубо антропологическое, возникающее по поводусовсем уж специфического антропологического явления — духовной практики,которая вырабатывает не простой опыт, а опыт устремления к инобытию или, этослово употребляется здесь по праву, мистический опыт. Духовная традициясоздается в связи с прохождением человеком мистического опыта.
Причемже здесь обычный язык социологии, социокультурных дискурсов, которыйприменяется, когда говорят о всяческих традициях? То явление, которое мы покаописали, как будто бы здесь совсем не причем. Тем не менее, достаточно простопонять, что с другими традициями, которые фиксирует в обществе социология, стакой речью о традициях и таким их пониманием общая почва все-таки есть. Гдеона? А она в самом слове. Ее достаточно просто увидеть и извлечь. Привычная дляфилософии парадигма этимологического осмысления. Традиция, парадосис,предание — всегда речь идет о том, что нечто передается. И понятно, чтото, как мы описали духовную традицию, под это подходит; речь идет о том, чтодуховная традиция продуцирует или репродуцирует, передает определенный опыт.Что именно она транслирует, это другой вопрос.
Существенното, что речь идет о некоем механизме передачи, механизме трансляции. И любаядругая традиция, в обыкновенном социологическом смысле, занимается этим же.Говорят о социальных традициях, культурных религиозных — очень много окаких. И всегда, когда говорят о традиции (это слово, слава Богу, не потеряло врасхожем языке своего основного значения, что бывает нередко), действительно, окаком бы виде традиции речь не шла, всегда имеется в виду некий инструмент илимеханизм трансляции, передачи. Меняется и очень радикально меняется, лишь то,что транслируется. А что именно транслируется? Да все, что угодно: от нежныхчувств до товаров, глобальных идей.
Вэтом плане, под этим углом зрения, можно взглянуть на саму фактурусуществования человеческого общества и увидеть, что абсолютно естественно иплодотворно, и осмыслительно видеть эту фактуру существования общества какнекоторое плетение традиций. Традиций как трансляций, как механизмов передачи.Это обобщение очень привычных взглядов. К примеру, те виды материализма, скоторыми нам пришлось жить в качестве господствующего обязательногомировоззрения при большевиках, тоже утверждали, что жизнь общества — этонекоторая трансляция. Только чего? Нам всем предлагалось верить, что из всегонеобъятного репертуара, которое общество может транслировать, важнее всеготрансляции экономические. Товар-деньги-товар и тому подобное. Эти трансляцииединственно важны, а все остальные по отношению к ним вторичны. Совершенноочевидно, что это чистейший и ничем не оправданный произвол, но сам общийвзгляд справедлив. Действительно, существование человеческого сообщества естьплетение разнообразнейших трансляций.
Мывыделил из них одну — трансляцию мистического опыта. И она уникальна поотношению ко всем прочим. Чем она уникальна? — Многим. Чтобы доказательноэто изобразить, надо показать, по сравнению с какими традициями она являетсяуникальной и в чем не-уникальность последних. В теме лекции был поставленвопрос о культурной традиции. Кроме того, разумеется, существует религиознаятрадиция. Именно в сопоставлении с религиозной традиций и выявится уникальностьтого, о чем мы говорим.
Чтотакое религиозная традиция? Мы сразу понимаем, что религия — оченьгетерогенное явление. У нее масса сторон. От высокодуховных, где предполагаетсятрансляция именно этого духовного, мистического опыта (так что мы понимаем, чтодуховная традиция находится внутри религиозной — религиозная шире), дочисто культовой, социологической и поведенческой — стереотипы или паттернырелигиозного поведения. Все это входит в религиозную традицию. Мы сразу видим,что это необычайно разношерстное явление. Духовная традиция уникальна, вчастности, тем, что она представляет собой не гетерогенное образование, анекоторую, как мы говорим, чистую фракцию. То, что транслирует духовнаятрадиция, есть только одно и очень определенное: транслируетсяантропологический опыт бытийного восхождения. Уникальный род опыта.
Авот религиозная традиция транслирует массу самых разнообразных вещей.
Далее,культурная традиция. Мы сразу видим, что и она разношерстна. Что сюда входит?Разумеется, это тоже трансляция, трансляция разнообразнейшего культурногоопыта, культурного материала, культурных форм. Культура слагается, в частности,из институций. Так что здесь есть институциональная традиция, передачаинституциональных норм существования.
Оченьполезны различения. Хотя я рискую вовлечь вас в глубины философии, чтонепозволительно для нашего бюджета времени, но тем не менее очень поучительновот такое различение: важно, что транслирует традиция. Очень фундаментальноразличения между трансляциями сущностного, субстанциального материала и несущностного, чисто энергийного, чисто опытного.
Попреимуществу происходит трансляция тех или иных сущностей. Это то, что философыназывают «аристотелианскими трансляциями». Аристотель построил всевеличественное здание философии на верховном понятии сущностей. Философиястроится, как система сущностей, и вся глобальная реальность, по Аристотелю,описывается как система сущностей, связанных самыми разными соотношениями. Таквот и культура транслирует разные виды этих сущностей. Ценности, нормы,институты. Ведущим механизмом культурной трансляции является школа,трансляционное назначение которой прямо предъявляется. Здесь напрямикпроисходит передача от поколения к поколению определенных норм, ценностей,сущностей.
Вслучае же духовной традиции транслируется принципиально иное содержание.Никаких сущностей здесь не выделишь. Если бы та цель, к которой нужнопродвигаться, присутствовала в здешней реальности, то она тоже была бы описуемас помощью каких-то сущностей, и духовная традиция тоже транслировала бысущности. Но цель отсутствует, ее нет в горизонте здешнего бытия, ни в какуюсущность ее не оденешь, не облечешь. Соответственно, транслируется духовнойтрадицией только голый опыт энергии устремления, сугубо личностные содержания.Личностный опыт, который на нормативном языке не передается. А передаетсяисключительно способами личного общения.
Духовнаятрадиция несет с собой принципиально личностную стихию. Другие традиции несвязаны непременно с этим условием. Это не значит, что они все безличны. Вкультурную традицию входит эстетический, художественный опыт. Он, безусловно,включает в себя существенные личностные компоненты, он транслируетсяэмоционально; он транслируется в общении в художественном акте, который достаточносложно философски концептуализовать. Это опыт личностный, не аристотелианский,скажем так. Но культурная традиция в целом не связана специфично с личностнойстихией. Она очень свободно может быть и имперсональной. То есть все ееинституции, по определению, имперсональные. И школа, которую все мыпроходили, — имперсональная институция. Вот коренные отличия культурнойтрадиции от традиции духовной.
Вдуховной традиции, конечно, тоже есть обучение. Как оно происходит? Онопроисходит не посредством школы, а посредством создания некоторойспецифической, опять же антропологической, двоицы: учитель — ученик,старец — послушник (такой словарь в православии). И внутри этой диадыпроисходит обучение, трансляция вот этого неаристотелианского опыта сугуболичностными путями. Путями общения. А не путем научения неким нормам, идеям,ценностям, законам, сущностям. Во все это опыт духовной практики не облечешь.Это имперсональной язык.
Ещеодна особенность духовной традиции заключается в том, что все остальные включаютлишь элементы личностной стихии, но ими не исчерпываются. Духовная же традициясуществует исключительно в личностной стихии.
Российский конфликт традиций
Теперьможно обращаться к России. Последнее общее утверждение состоит в том, что вреальном существовании общества эти разнообразные механизмы трансляции друг отдруга, разумеется, не независимы. Наоборот, они теснейшим образом переплетены,они вступают друг с другом в разнообразные взаимодействия. Это на общем уровнеболее чем понятно.
Всепредставляют, что разные виды трансляций могут, например, исключать друг друга.Если мы транслируем одни ценности, то какие-то другие при этом исключаются.Если мы вовлечены в один вид процессов трансляции, то какой-то другой видпроцессов трансляций при этом делается невозможным. Это абсолютно наобщеантропологическом уровне, скажем так. Так вот, то, в каких отношенияхоказываются разные процессы трансляции, оказывается критическим важным и длятого, каким реально выстраивается история общества, культуры, цивилизационногосообщества и так далее.
Вотздесь мы и переходим к России. Тезис состоит в том (доказывать я его никак небуду, потому что нет времени, а только его объявлю и прокомментирую), что вконкретном случае российской истории вот эти две важнейшие традиции —духовная и культурная — стоят друг к другу в весьма специфическомотношении, причем достаточно нездоровом.
Пардон,неискоренимая склонность философа: еще раз вернусь на общий уровень. В какихотношениях могут состоять между собой духовная традиция и любая другая?Понятно, что, будучи личностной традицией, духовная традиция имеет однууникальную возможность и способность. Она может создавать вокруг себяпримыкающие традиции и стратегии. Поскольку она транслирует некоторый сугубоантропологический опыт, то, как в последнее время публика научилась, в первуюочередь у Бахтина, мы знаем, что по отношению к любым пластам опыта человекможет занимать позицию или установку участности. После Бахтина это слово сталоочень модным. Диалогические отношения, отношения участности. Это значит, чточеловек обретает некоторую обращенность, расположенность к данному опыту. Он,скажем так, с симпатией заинтересовывается им. Он не избирает установкиполностью войти в этот опыт.
Конкретномы говорим о духовной практике. Человек может не принять решения о полномпогружении в этот опыт. Но он может избрать для себя установку обращенности кнему. Он может понимать его, он может испытывать то, что Бахтин называетприемлющим участием. Он может разделять этот опыт. Не принимать его всецело,так чтобы самому становится на этот единственный путь, но понимать и разделять.Вокруг традиции и практики в строгом смысле может создаваться окружающаясочувственная среда, которая в некоторых отношениях (совершенно непредсказуемо,в каких именно; это не формализуемо) может участвовать в этом опыте, может егоразделять, может к нему, как говорится, прислоняться. Может осуществлятьантропологические стратегии, которые, так сказать, ассоциированы с духовнойпрактикой, с духовной традицией.
Культурнаятрадиция может вести себя именно так. Она может осознавать себя какассоциированную с определенной духовной традицией. Как не отождествляющую себяс ней, но к ней примыкающую. Это, очевидно, гармонические отношения. Никакиеформы культуротворчества при этом априори не исключаются. Культура существуеткак культура, в собственно соку, как говорится, но она осмысливает себя какассоциированную по отношению к определенной духовной традиции, как пребывающуюк ней в состоянии участной обращенности.
Ноэтого всего может и не происходить. Культурная традиция может осмысливать себякак нечто совершенно чуждое духовной традиции, а может и как враждебное,антагонистичное. Понятно, что здесь возможен весь спектр установок.
Итеперь, окончательно возвращаясь к России, я констатирую, что здесь именно чтоне сложилось вот этого сочувственно-примыкающего отношения двух традиций. Асложилась раздвоенность бытия. Сложилась конфликтность.
То,что я называю духовной традицией, в русском случае есть духовная практика,выработанная православием, исихастская традиция. Сама по себе она являетсяочень узким сокровенным, заглубленным духовным явлением. И духовная традиция,обнимающая эту духовную практику, столетиями существовала на Руси отдельно,особняком от культурной традиции. Так получилось, что духовная традицииоказалась феноменом, как говорят культурологи, низовой культуры. Монашеской,простонародной.
Авеликая русская культура, которая создавалась последние три или два с половинойстолетия — она была чужда духовной традиции.
Иуже в порядке чистой декларации я вам сообщу почему. А потому что как духовнаятрадиция, так и культурная традиция в России реализовались не в полноте, не вовсех аспектах. Такая полнота развития в нашей исихастской традиции была реальноявлена, существовала в истории в последние десятилетия существованияВизантийской империи, века полтора. Это, в основном, XIV век. Тогдасуществовала развитая традиция на уровне практики, на уровне мистическогоопыта, но она включала в себя и высокоразвитые культурные измерения. Культурапоздней Византии осуществляла себя именно в этой примыкающей, ассоциированнойпарадигме по отношению к духовной традиции. Соответственно, сложившаяся системаимела все предпосылки к существованию и к плодоносности.
Очевидно,что в России этого отнюдь не было. Никаких подобных культурных дискурсовдуховная практика и духовная традиция на русской почве не создали. Была созданавысокая мистика, но в ней не были выработаны культурные измерения. Культурнаяже традиция осталась просто-напросто чуждой всем этим пластам духовного опыта,которые чрезвычайно существенны. Это ведь не какой-нибудь опыт, а, простите,опыт отношения человека с бытием, отечественного человека, здесь сущего, внашей России. Его отношения с бытием, а не что-нибудь иное, именно онизаключены в духовной практике. Культурная традиция позволяла себе на этот опытне обращать внимания, будто его нет. И, разумеется, ничего хорошего из этого непроистекало.
Воттаким было это конфликтное взаимодействие. Потом наступил XX век. Катастрофы,как правило, заставляют человеческий разум становиться умнее, в последниймомент. Так было в поздней античности, так было в поздней Византии, так было ив поздней Российской империи. Но в нашем конкретном вопросе, в аспектевыстраивания отношений между культурной и духовной традициями, существенныйпрорыв был достигнут уже за гранью. Зрелая ступень продвижения к гармоническомусоединению духовной и культурной традиций не была достигнута в знаменитом«серебряном веке», который стал великой культурной эпохой, разумеется, нетолько в России, но во всем мире.
Таквот, в вопросе отношений рассматриваемых нами традиций решающего продвижения дорешающего продвижения большевиков достигнуто не было. Но оно было достигнутоуже в Зазеркалье, в эмиграции. Вот это, как я пытаюсь донести до российскогочитателя, до российского сознания, и есть духовное деяние эмиграции. В глубокопринципиальных терминах, в самых общих терминах культурного и духовного путиРоссии в эмигрантской культуре был совершен вот этот критически важный шаг квоссоединению культурной и духовной традиций. Шаг, которого не сумел сделатьзнаменитый «серебряный век».
Список литературы
Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта www.polit.ru/