Введение Актуальные проблемы критического анализа буржуазных социологических теорий Решения XXV съезда КПСС, направленные на дальнейшее повышение роли общественных наук в строительстве коммунистического общества, ставят перед советскими учеными наряду с проблемами исследования социалистического общества проблемы повышения теоретического уровня критики буржуазных идеологических систем, ставящих своей целью подрыв и дискредитацию социалистического и коммунистического строительства в СССР и странах социалистического содружества и в конечном счете оправдывающих существование капитализма.На XXV съезде КПСС говорилось о необходимости повысить «роль общественных наук в наступательной борьбе против антикоммунизма, в критике буржуазных и ревизионистских теорий, разоблачении фальсификаторов идей марксизма-ленинизма»1. Важнейшую роль среди этих буржуазных и ревизионистских теорий играют различного рода социологические концепции, в частности концепции теоретической социологии.Эти концепции, сосредоточившиеся на вопросах, лишенных, казалось бы, прямого идеологического звучания, далеких от непосредственности социального бытия, острых и насущных социальных проблем, выдвигаются буржуазными учеными как противовес историческому материализму, марксистско-ленинской теоретической социологии. В противоположность историческому материализму, имеющему действенную, активную, социально-преобразующую направленность, буржуазные идеологи всячески подчеркивают ценностную и идеологическую нейтральность, «объективность», «надклассовость» своих концепций. Подобного рода3утверждения, как показали классики марксизма-ленинизма, полностью несостоятельны. «О философах, учил В.И. Ленин, надо судить не по тем вывескам, которые они сами на себя навешивают... а по тому, как они на деле решают основные теоретические вопросы, с кем они идут рука об руку, чему они учат и чему они научили своих учеников и последователей»2.Анализ решения основных теоретических проблем в современной буржуазной социологии обнаруживает ее идеалистический, антидиалектический характер, а политические выводы, следующие из этих решений, оказываются (несмотря на существенные различия декларируемых позиций) реакционными, способствующими сохранению и поддержанию капиталистических общественных отношений.Утверждения буржуазных теоретиков о «беспристрастности» собственных концепций искажают саму суть социологического знания, которое по своей природе не может оставаться нейтральным, ибо является человеческим знанием о человеческом обществе, отражая в абстрактных понятийных схемах мир человеческой жизнедеятельности в той его конкретно-исторической форме, к какой принадлежит сам выдвигающий эти схемы теоретик. К. Маркс писал в «Немецкой идеологии»: «Та сумма производительных сил, капиталов и социальных форм общения, которую каждый индивид и каждое поколение застают как нечто данное, есть реальная основа того, что философы представляли себе в виде «субстанции» и в виде «сущности человека...»3В буржуазных теоретико-социологических концепциях самым причудливым образом сочетаются элементы научного постижения мира, черты идеологического догматизма, субъективные спекуляции, затемняющие истинный социальный смысл и социальную основу этих концепций. Так что задачей марксистских исследователей становится не только разоблачение идеологической сущности буржуазных теорий, но и рассмотрение самих этих теорий в качестве подлежащего исследованию социального факта, позволяющего выявить различного рода формы мироощущения, мировосприятия, характерные для современного буржуазного общества, а через них формы жизнедеятельности, обусловливающие тот или иной методологический подход, то или иное теоретическое содержание.Таким образом, критика буржуазной социологии выполняет в системе марксистской социологии не только критическую, но и исследо-4вательскую функцию, являясь в конечном счете исследованием социальной природы дознания, разработкой «социальных аспектов теории познания, возникающих потому, что познает не индивид сам по себе, а общественный индивид, общество»4. Проблематику этого направления, писал М.Т. Иовчук, можно определить как марксистскую социологию познания5. Обнаружение и уточнение основных закономерностей порождения и существования знания, проявляющихся в ходе эволюции социальной системы капитализма и ее отражения в различных версиях буржуазной социологии, является, таким образом, первостепенной задачей марксистской критики буржуазной социологии.Формулируемые ею в этой связи закономерности позволяют рассматривать историю буржуазной социологии не как совокупность не связанных друг с другом теоретических систем, но как единое целое, развивающееся и совершенствующееся по мере эволюции буржуазного общества. Отсюда следует, что, хотя элемент научности в теоретических системах буржуазной социологии и присутствует, отнюдь не этот элемент является определяющим. Выявление, выделение того или иного аспекта социальной жизни, теоретическое, научное его осмысление определяются в конечном счете идеологическими интересами если не самого теоретика, то правящего класса в целом. Так что можно сказать, что видение общества в любой системе буржуазной теоретической социологии, могущей в том или ином аспекте верно отражать какой-то элемент или какой-то уровень социальной жизни, по отношению к обществу в целом выступает как pars pro toto, является подстановкой части на место целого, т.е. в конечном счете метафорой, не могущей дать объективно истинного постижения предмета, способной вызвать (в лучшем случае) активное отношение, тенденцию, но не могущей стать адекватным основанием социально-преобразующей деятельности. Теоретические системы буржуазной социологии ненаучны именно в силу ограниченности своих исходных мировоззренческих предпосылок, и изменение ею на том или ином этапе развития своих преобладающих теоретических установок не столько факт, имеющий отношение к естественной эволюции научного знания, сколько продукт изменения идеологического климата буржуазного общества.Определяющая роль идеологических компонентов буржуазной теоретико-социологической мысли по отношению к научному ее5компоненту становится очевидной даже при беглом взгляде на современную ситуацию в теоретической социологии Запада.В конце 50-х и начале 60-х годов в западной социологии развернулась критика структурного функционализма, претендовавшего на роль общей социологической теории. Структурный функционализм с его консервативными импликациями в свое время находил поддержку у многих буржуазных социологов. Однако обострившиеся социальные противоречия, волна острых столкновений и конфликтов конца 60-х годов, пришедшая на смену относительной стабильности 50-х годов, побудили социологов обратить внимание на проблемы социального изменения и конфликта. Общая теория систем в социологии стала своего рода синтезом структурно-функциональной модели равновесия и модели конфликта, обычно выражаемой в функциональных терминах.Развитие этого направления в западной социологии продолжало традиционную позитивистскую ветвь, когда объект социологии социальные отношения и структуры трактуют в понятиях, близких к естественнонаучному подходу. Эти отношения и структуры рассматриваются как всецело независимые от людей, от их намерений и стремлений. Поведение людей здесь определяется «императивами системы», обусловливающими направленность их действий и диктующими типы принимаемых решений. Человек рассматривается в этих социальных системах как более или менее пассивный объект, на который воздействуют социальные структуры. Задача социолога при таком понимании сводится к описанию этих структур и в конечном счете к тому, чтобы способствовать манипулированию человеком путем изменения условий и факторов, определяющих и направляющих ход его деятельности.В рамках общей теории систем проблема социального изменения, осуществляемого в соответствии с сознательными намерениями деятелей, осталась нерешенной. Сторонники этого подхода, подобно традиционным функционалистам, наделили системы автономной, не зависимой от действительности жизнью. Даже рассказывая о преднамеренных изменениях системы, они не говорят, как правило, о людях или социальных группах, ответственных за достижение социально значимых целей. Вместо этого употребляются безличные понятия типа «единицы принятия решения». Эффективность же решения определяется тем, насколько его реализация будет способствовать оптимальному функционированию системы при заданных условиях. Иными словами, сторонники этого подхода ищут условия, обеспечивающие позитивные для системы последствия, причем часто эффективность «ра-6боты» системы достигается отказом от анализа возможных негативных последствий тех или иных решений для людей. Сведение индивидуальности к какой-то одной качественной характеристике, например к потребностям, мотивациям или установкам, действительно делает теоретические модели более простыми, но снижает их предсказательную возможность.Это становится все более очевидным при попытках эмпирически проверить теоретические положения, выдвигаемые в рамках такого подхода. В конце концов оказалось невозможным уйтя от вопроса о специфике объекта социологического исследования. Здесь чрезвычайно важное влияние оказали работы Ж. Гурвича, Т. Адорно, X. Шельского, М. Поланьи и других социологов и представителей философской науки. Эти ученые вынуждены были уже на философском уровне искать причины тех неудач, которые постигли традиционную эмпирическую социологию и натуралистически ориентированную теорию социальных систем. Однако самая резкая критика традиционной естественнонаучной методологии социологии исходила от представителей Франкфуртской школы. Они выступили против тех западных социологов, которые в 40-50-х годах разрабатывали методы сбора и статистической обработки данных. Сторонники «критической» социологии указывали на то, что социальная реальность по своей сущности диалектична и нужно искать средства, позволяющие отразить специфику социальной жизни как постоянно изменяющейся. Полемика между К. Поппером и Т. Адорно (1961 г.) способствовала тому, что методологические и идеологические разногласия между обоими направлениями были обозначены и получили широкий резонанс. Можно считать, что это и явилось катализатором, способствовавшим распространению новых по сравнению с функционалистическими методологических идей.Мысль о том, что человеческое поведение не сводится к простому набору реакций на внешние стимулы, что человек сам участвует в выборе стимулов своего поведения, побудила ряд социологов трактовать социальное поведение в зависимости от смысла, который сам деятель придает тем или иным аспектам ситуации. За обоснованием такого подхода буржуазные теоретики обратились к феноменологической философии и социологии.Уже в середине 60-х годов на Западе повысился интерес к работам Э. Гуссерля. В США внимание социологов привлекли работы А. Шутца. Предпринимаются попытки соединить философские и методологические положения феноменологии с другими теоретическими схемами: в нечто единое сводятся феноменология, разрозненные положения марксизма, некоторые идеи М. Шелера и К. Мангейма, экзистенциалистские представления. Теоре-7тические работы подобного рода весьма эклектичны и среди них пока нет ни одной, содержащей полностью завершенную теоретическую модель общества.В последнее время западная социология переживает существенное влияние лингвистической философии. Разработанность лингвистических методов привела к тому, что с языковыми конструкциями постепенно стала ассоциироваться мысль о возможности именно в них найти ключ к пониманию смысла человеческих действий. Ряд социологов выступил в поддержку идеи, будто социальный мир это мир значений, которые в конечном счете выражены в языке, и потому язык должен стать основным объектом социологической науки. Ныне многочисленные эмпирические исследования посвящены анализу речи в естественных условиях, выявлению социально-структурных черт лингвистического взаимодействия, индивидуальных смыслов различных аспектов ситуаций для каждого из ее участников.Внимание к миру значений неизбежно приводит исследователей этой ориентации к поиску места и роли знания в жизни человека. А это, в свою очередь, означает, что в центре внимания оказывается вопрос о значении социологического знания для общества и человека. Решение этого вопроса составляет центральный аспект социологического направления, которое можно назвать «гуманистическим» и которое представляет собой различные модификации критической социологии Франкфуртской школы и феноменологической философии.Трактовка роли социологического знания в социальном изменении достаточно характерна для западных социологов нетрадиционного направления. Они исходят из положения, что социальный мир изменяется потому, что человек его познает. Иными словами, познанная социальная закономерность перестает быть закономерностью в строгом смысле этого слова. Само познание изменяет ее, добавляет к ней новые компоненты, делает ее иной. Такое познание, по мнению сторонников этой концепции, расширяет возможности и задачи социологической науки. Социология, считают они, обладает теоретическим и методологическим аппаратом, наилучшим образом приспособленным к познанию действительности. Исходя из положения о том, что человек творец социального мира, способный изменить его, но в то же время нередко попадающий в плен тех значений, которые когда-то были порождены им самим, сторонники этого направления отмечают, что социология может указать человеку на те границы, которые он сам себе устанавливает; уже само обнаружение данного факта есть, с их точки зрения, определенный шаг по пути к свободе человека, но это не все. Социология как наука о людях и для8людей должна «изыскивать пути уменьшения ограничений», руководствуясь идеалами гуманизма. Таким образом, социология наделяется статусом некой особой науки, науки «освобождения».Однако, помня о том, что социальный мир в основном рассматривается здесь как мир значений и, следовательно, социальное изменение это замена одних значений другими, смена систем ценностей, можно сказать, что сторонники этой ориентации продолжают оставаться в рамках идеалистических представлений. Они надеются, что распространение социологических знаний само по себе способно привести к социальному изменению без коренных изменений в материальной сфере общественного бытия, т.е. возвращаются на позиции буржуазного просветительства. Таким образом, «новейшие ориентации» в буржуазной социологии пока не приносят в теоретическом отношении ощутимых сдвигов, порождая лишь новые методологические расхождения, которые можно определить как расхождения между «естественнонаучной» и «гуманистической» ориентациями.Критический пересмотр оснований социологии привлек внимание буржуазных теоретиков к проблеме связи социологических исследований с идеологией и политикой. В центре внимания оказался вопрос о гражданской позиции социолога в буржуазном обществе. Все это может быть понято лишь как отражение в сфере социальной науки тех политических конфликтов, которые особенно обострились на Западе с середины 60-х годов. До этого большинство социологов считало, что их деятельность стоит вне политики. Некоторые основания для возникновения такой иллюзии были, ибо буржуазной теоретической социологии долгое время удавалось сохранять видимость «академической дисциплины».Однако в настоящее время большинство буржуазных социологов признает свою связь с господствующей идеологией и политические последствия собственной деятельности. Более того, сейчас на Западе много говорят о необходимости активного участия социолога в жизни общества, хотя формы этого участия вызывают множество споров и дискуссий.Обобщая сказанное, можно сделать ряд выводов относительно тенденций, характерных для современного этапа развития буржуазной социологии.I. В современной буржуазной социологии нет сейчас какого-то единого, общего теоретического направления, обеспечивающего и исходные посылки для частных исследований, и общий язык для интерпретации получаемых данных.II. Внутри нее наметилась определенная тенденция к дивергенции в теоретическом и методологическом отношениях, которая может быть определена как противопоставление позитивистской9ориентации социологов новой, более гуманистической, связанной с диалектическими и критическими идеями Франкфуртской школы и с идеями феноменологической философии.Современная буржуазная социология переживает острый кризис. Это состояние не простой результат только внутреннего саморазвития дисциплины, как это пытаются представить некоторые буржуазные социологи. Оно обусловлено глубокими социальными причинами и может рассматриваться как отражение в сфере буржуазной социологии общего кризиса капитализма. Сама структура капиталистического общества служит препятствием для адекватного развития социологического познания. Классовый антагонизм, борьба диаметрально противоположных групп интересов определяют постановку таких проблем, решение которых соответствовало бы достижению целей правящего класса или отдельных его группировок, а не общества в целом. При условии, что развитие социологии во многой определяется степенью финансовой поддержки, оказываемой ей государственными и частными учреждениями, направление этого развития оказывается обусловленным характером исследований, финансируемых в первую очередь. Очередность же проблем чаще всего определяется не социологами, а теми, кто им платит. Таким образом, социология используется преимущественно как инструмент в руках правящего класса.Исторически обусловленная форма связи буржуазной социологии с буржуазной идеологией определяет в рамках этой науки идеалистическую или вульгарно-материалистическую трактовку социального мира. Это ведет к тому, что буржуазной социологии оказываются свойственны все черты кризиса буржуазной идеологии.Уже этот краткий обзор показывает, насколько многообразна, многолика буржуазная социологическая теория. Сами буржуазные социологи любят указывать на «плюрализм» подходов, на собственную теоретическую «терпимость», утверждая ее в качестве непременного условия объективного, научного постижения социального мира. Мы уже отмечали, что подобный плюрализм означает на деле «частичность» каждого из подходов, ведет к метафизической абсолютизации частного и невозможности постижения единого в реальном многообразии социальной жизни. Перед марксистской критикой в этой связи встает задача упорядочения этого многообразия подходов с целью противопоставления марксистской диалектической теории общества в ее полноте и всесторонности всему фронту «частичных» буржуазных теоре-10тико-социологических концепций, т.е. задача классификации, типологизации этих концепций.Весьма часто в последнее время наблюдается различение теоретических построений в социальных науках по принципу «сциентизм антисциентизм». Но, как уже говорилось, все буржуазные теоретико-социологические системы не являются научными в строгом смысле слова. С другой стороны, ни один, пожалуй, из современных буржуазных социологов не придерживается позиции «чистого» антисциентизма. Все они полагают социологию наукой, все они считают «научность» неотъемлемой чертой социального знания. В том, что касается социальной науки, споры идут лишь о различении жесткого позитивистского и более «мягкого» «гуманистического» идеалов науки. Дихотомия «сциентизм антисциентизм» играет определенную роль в философии, идеологии, обыденном сознании, но отнюдь не проясняет дела в области теоретической социологии.В этом смысле весьма показателен пример одного из первых «антисциентистов», В. Дильтея. Принципиальная антисоциологичность характерная черта дильтеевской концепции общества и социального познания. Дильтей ясно показывал, что он борется не за «очищение» социологии, не за аутентичность этой науки. Он прямо отрицал возможность и правомерность научного постижения общества. При этом в качестве своих идейных противников он называл социологов позитивистов и органицистов О. Конта, Г. Спенсера, П. Лилиенфельда и др., т.е. боролся против позитивистско-натуралистического образа социальной науки. Имей Дильтей возможность ознакомиться с современными концепциями «понимающей социологии», он бы, наверное, примкнул к ее лозунгам и боролся бы с позитивистской социологией под флагом «истинной» социологии, с наукой, как она видится позитивистам, под флагом «аутентичной» науки. Так что противопоставление сциентизма и антисциентизма в теоретической социологии всегда относительно и, можно сказать, «исторично». Как таковое оно мало полезно в классификации теоретико-социологических систем.Равным образом и классификация по критерию «сциентизм антропологизм», т.е. классификация по весьма широкому мировоззренческому признаку, вряд ли является самой подходящей Для рассмотрения совокупности систем теоретической социологии, всегда имеющих достаточно ясно выраженное концептуальное содержание.Оба указанных выше критерия характеризуют мировоззренческие черты анализируемых концепций и имеют значительную эвристическую ценность. Однако для характеристики социологи-11ческих теорий следует ориентироваться на более содержательные признаки, касающиеся специфики понимания природы социальной реальности в той или иной концепции.Наконец, можно было бы последовать критериям классификации, принятым самими буржуазными социологами в различного рода обозрениях теоретической социологии. Но подобные классификации оказываются, как правило, лишенными как логического, так и теоретического фундамента. Они относят тех или иных теоретиков к «школе» или «направлению», основываясь при этом на выделяемых ими самими в качестве основополагающего принципа того или иного «частичного» элемента социальной жизни, что ведет лишь к воспроизведению теоретического плюрализма (доксография) и к невозможности принять систематический (социально организованный) характер буржуазной социологии.Дело в том, что история развития буржуазной теоретической социологии характеризуется постоянной сменой ведущих теоретико-методологических установок. А это находится в прямой зависимости от данного состояния социальной системы капитализма и общего идеологического климата эпохи.Так, возникновение буржуазной социологии в начале XIX в. было теснейшим образом связано с рационалистическими, прогрессивистскими тенденциями идеологов раннего капитализма. На их знамени было написано: «Наука и прогресс». Только что вступив в мир, отделившись от лона матери философии, социология спешила освободиться от элементов спекуляции, подчеркнуть свой эмпиризм, научность, позитивность, посюсторонность. Не случайно в выдвинутой основателем буржуазной социологии О. Контом классификации наук социология занимает самую высокую ступень, как бы завершая собой объективно-предметное и методологическое единство науки.Разумеется, позиция Конта не была последовательной. В его социологии переплелись элементы спекулятивной философии истории, стихийного естественнонаучного материализма и субъективно-идеалистические тенденции. Но сама его претензия на научность социологии, противопоставление социологии как науки предшествующим спекулятивным и религиозно-теологическим системам всецело отражали иллюзии идеологов раннего капитализма относительно возможностей рационального устроения и научного познания социального мира.Эти иллюзии были разрушены самим ходом исторического и социального развития. На смену сословному неравенству пришло социальное неравенство. На смену феодальному гнету пришло капиталистическое угнетение, а со вступлением капитализма в конце XIX в. в его высшую, империалистическую, стадию все-12го противоречия усилились в необычайной степени. Иллюзии были разрушены самой историей, и их крушение вызвало в идеологии в философии, искусстве, науках волну иррационализма не только не исчезнувшую в настоящее время, но даже усилившуюся, поскольку не исчезли, но обострились вызвавшие ее противоречия капиталистической социальной системы.К. Маркс в своих ранних работах, а затем в «Капитале» блестяще раскрыл иррациональную, античеловеческую сущность капиталистического производства и всей социальной системы капитализма, где товар господствует над человеком, где трудящийся отчужден от продукта своего труда, государство от населения, где вообще человек отчужден от человека, ибо общение диктуется объективными законами капитализма, действующими с жестокой необходимостью. Познание этих законов марксизмом поставило перед человеком на повестку дня практическую работу по овладению своим социальным бытием, изменению общественного строя, т.е. практическую революционную деятельность.Но буржуазной идеологии была чужда революционность марксистских выводов, ибо развитие социальной практики требовало упразднения самой этой идеологии. Поэтому осмысление буржуазной наукой об обществе кризиса собственных теоретических и методологических предпосылок пошло иным путем. Иррациональность капитализма была осознана ею как иррациональность социального бытия вообще, и это положение послужило основанием для борьбы против рациональной, построенной по образцу естественных наук методологии социологии О. Конта и вообще против социологии как позитивной науки.Реакция пошла по линии отрицания возможности объективно-научного познания социальных явлений. Целый ряд теоретиков-антипозитивистов (В. Дильтей, Г. Риккерт, Г. Зиммель, частично Макс Вебер в Германии, И. Кули, Дж. Мид, а затем Ф. Знанецкий, У. Томас, Р. Мак-Айвер в Америке и др.) внес свою лепту в разработку субъективистского, антипозитивистского, антинатуралистического видения социальной реальности. Однако вторая четверть XX в. вновь охарактеризовалась усилением влияния натуралистической социологии, достигшей своей вершины в широкомасштабной системе Парсонса, успех которой отнюдь не случайно пришелся на 50-е годы период относительной стабильности капиталистического мира.В 60-70-е годы, ознаменовавшиеся острейшими экономическими, политическими и социальными потрясениями системы капитализма, социологический натурализм приспосабливается, перестраивается, отступает под натиском самых разнообразных субъективистски ориентированных социологических теорий нового (по13сравнению, скажем, с дильтеевским) поколения (феноменологическая социология, символический интеракционизм, Франкфуртская школа и т.д.).Можно сказать, что история буржуазной социологии представляет собой историю борьбы за влияние между субъективизмом и натурализмом и последовательной их смены в качестве преобладающих (в тот или иной период) теоретико-методологических установок, причем эта последовательность, точно так же, как и выдвижение на первый план определенной натуралистической или субъективистской концепции, определяется социальными обстоятельствами эпохи.Именно этот факт позволяет нам выделить дихотомию «натурализм субъективизм» в качестве наиболее общего критерия классификации буржуазных социологических теорий. Отметим, что континууму «натурализм субъективизм» в теории (т.е. по коренному для социологической теории вопросу о природе социальной реальности) соответствуют методологический континуум «объяснение понимание», а также определенное разделение позиций по вопросам социологической этики, роли и места социологии, а также по вопросу о политических взглядах социолога (от консерватизма до «левого» радикализма). Можно сказать, пожалуй, что названный критерий позволяет более полно выразить как теоретико-методологические, так и широкие мировоззренческие признаки различных типов социологических теорий.Разумеется, эта типология, как и всякая типология, представляет собой не полное отражение реальности, а эвристический принцип, служащий первоначальной организации исследуемого материала. В действительности не существует чисто натуралистических или чисто субъективистских концепций. Однако детальное рассмотрение каждой концепции с этой точки зрения позволяет выявить в ней ее фундаментальное теоретико-мировоззренческое содержание. Натурализм, например, заключается в подходе к социальному миру как к явлению исключительно и полностью объективному, независимому от сознательной человеческой деятельности. Натурализм может принимать разнообразные формы, быть как индивидуалистическим (упор на индивидуальную, чуждую сознанию, извне и независимо от сознания действующую человеческую природу), так и холистским (ссылка на социальную систему, развивающуюся по собственным законам, неосознаваемым индивидами членами общества; сами индивиды играют здесь роль винтиков в машине или клеток в организме).Отличительной чертой натуралистического подхода в буржуазной теоретической социологии является недооценка или вообще отрицание роли субъективного фактора в социальной жизни, ги-14постазирование природной или системной объективности, а с точки зрения его социальной обусловленности метафизическая абсолютизация социальных условий буржуазного общества. Так что в конечном счете все разновидности натурализма сходятся в том, что касается игнорирования человеческой сознательности в социологической теории.В свою очередь, концепции субъективизма сосредоточиваются именно на сознании, принимая последнее в качестве единственного и исключительного основополагающего фактора общественной жизни. Разновидности субъективизма также многообразны: от «методологического» субъективизма феноменологической социологии до лингвистического априоризма концепции социальной науки П. Уинча. Однако им всем присуще игнорирование объективной «естественноисторической» обусловленности жизни общества. И если натуралистические системы социологии являются продуктом фетишизации природных (или квазиприродных) факторов социальной жизни, то субъективистские системы представляют собой обреченные на неудачу попытки преодолеть всеобщее отчуждение, свойственное буржуазному обществу, найти смысл человеческой жизни жизни человеческого сознания в наличной «нечеловеческой» действительности.Следует отметить, что сами буржуазные теоретики зачастую осознают неполноту одного или другого подхода. С этим связано возникновение еще одной, так называемой диалектической ориентации в теоретической социологии, пытающейся совместить в единой концептуальной схеме как активность человеческого сознания, так и объективные характеристики социального процесса. Теоретическую основу такого рода попыток составляет пересмотр марксовой диалектики общественной жизни, а их идеологическая мотивация состоит в стремлении найти «диалектическое» оправдание коренным антиномиям буржуазного общества. Однако эти попытки заранее обречены на неудачу, ибо, приспосабливая диалектику Маркса к собственным идеологическим потребностям, буржуазные теоретики неизбежно извращают ее, лишая ее самой ее сути революционного духа. В результате вместо диалектической социологии возникают более изощренные версии социологического субъективизма. Диалектика Маркса, как показывает опыт буржуазных социологов, принципиально непригодна для целей апологетики.Исторический материализм марксистско-ленинская диалектическая теория общества подвергает жестокой критике все «частичные» метафизические подходы к изучению общественной жизни. Он противопоставляет как натурализму, так и субъективизму буржуазной социологии истинно научный, целостный, объектив-15ный взгляд на социальную жизнь, способный в реальном ее многообразии и противоречивости усмотреть конституирующую целостность, находящуюся в процессе диалектического развития.Марксистский анализ общества объективный анализ, чуждый спиритуализму субъективистской социологии. Но в то же время марксизм не приемлет и обесчеловечивающего натурализма. Лишь марксистско-ленинская наука об обществе сумела дать адекватное обоснование принципу активности сознания, ибо она доводит до субъективных выводов объективное объяснение социального мира. Марксизм рассматривает сознательного субъекта, его потребности, цели и интересы с точки зрения их классовой объективной детерминированности, связывая тем самым точку зрения субъекта со всем ходом объективного общественного процесса.Марксистская критика буржуазной социологии сделала за последние годы значительный шаг вперед. Однако непрекращающиеся попытки буржуазных идеологов опорочить опыт коммунистического и социалистического строительства, замаскировать глубочайшие противоречия современного капиталистического общества, исказить ход мирового революционного процесса делают необходимыми новые усилия в этой области. Меры, проводимые нашей партией и правительством по усилению разрядки напряженности, отнюдь не означают ослабления, а тем более отмены борьбы идей на международной арене. Борьба идей требует от социологов еще большей принципиальности и активности в деле разоблачения манипуляторских функций буржуазной социологии, ее антикоммунистической и антисоветской направленности.Авторы настоящего труда, хотя и не претендовали на исчерпывающее освещение теорий, проблем, методов современной буржуазной социологии, попытались все же дать общую панораму ее усилий в области социологической теории. Именно эти теоретические концепции буржуазной социологии определяют в конечном счете как решения частных социологических проблем, так и конкретное содержание и направленность крупномасштабных социально-философских построений буржуазных идеологов.16 1 Материалы XXV съезда КПСС. М., 1976, с.214. 2 Ленин В.И. Полное собрание сочинений, т.18, с.228. 3 Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения, т.3, с.37. 4 Иовчук М.Т. Исторический материализм сегодня: проблемы и задачи. В сб.: Философия и современность. М., 1973. с.100. 5 Там же.