Александр ТюринВооруженное восстание животных"Еда -- друг, нееда -- враг"Из постановления Совета животных и растительных депутатовВместо предисловия.-------------------Намедни я купил компьютер "Секстиум-600": "мозги" у него нагигабайт, на диск вся Публичная библиотека влезет, внутриприбамбасов всяких до хрена и больше.Выложился я на это дело полностью, три месяца не пил не курил --все грошики в копилочку, еще и продал стереоскопический телек.Ради чего я так старался? Не программист же какой-нибудь, нехаккер. И от от игрулек не торчу, как некоторые. Но однаотпадная игра меня покорила. "Доктор Хантер" называется. Онапозволяет стать настоящим охотником, не губя ни одной живойдуши. В самом деле, стрелять я люблю, и попадать в цель люблю. Авот убивать нет.0. Русский "доктор Хантер".Познакомились мы год назад. Это оказалась последняя нормальнаяосень в моей жизни. И это была замечательная осень со здоровымядреным воздухом и уважаемым мужиком -- все в духепоэта-охотника по фамилии Некрасов.Мой новый знакомый охотником был азартным, да и поэтом наверноетоже. Звали его Гиреев Филипп Михайлович. Был он главойгосударства в государстве, если точнее -- президентомнаучно-производственного объединения "Жизненная сила".Президентом, председателем правления, генеральным директором, нуи так далее. Далее имелось у Филиппа Михайловича членство влиберально-коммунистической партии и депутатство в парламентахсразу трех сопредельных государств. Мысли Гиреева о настоящем ибудущем выражали как телекомпания "Поганкино", так и "Ничьягазета". (Все названия я, конечно, изменил, чтобы не разглашатькоммерческую и государственную тайну.) Еще его украшалиблагородная седина на висках, очки в тонкой оправе, аккуратноподстриженная бородка. Очень положительная наружность.В общем, был Филипп Михайлович весомый человек, а в частности,тонкий любитель охоты. Тонкий, но своеобразный, дед Мазайнаоборот. Гонять зайца, поджидать в засаде кабана, травитьлиса, поднимать важную птицу -- это не его стихия. ФилиппаМихайловича интересовали совсем другие вещи. Он просил -- а ктооткажет такому уважаемому человеку -- чтобы в те кормушки, кудасыплется жрачка-подкормка для животных, егерь добавлял егопорошка. Если точнее транквилизатора.От гиреевского порошка зверь становился мечтательным,полудремлющим. Зверь, например кабан, подпускал генеральногодиректора на десять шагов и просыпался уже от первой пули. Носпектакль был еще впереди. Филипп Михайлович никогда не стрелялв башку. Начинал он с ноги, бока или загривка, ну и развивалтему помаленьку.Наверное, Гиреев таким образом удовлетворял потребность убить,но не сразу. А потом съесть.Филипп Михайлович любил животных, особенно тех, у кого вкусполучше.И вообще он умел получать от жизни все виды и разновидностиудовольствий. На это способны только те, у кого было тяжелоедетство -- ежедневный понос, порка и полное отсуствие леденцов.Конечно же, ничтожно малой была вероятность нашей встречи. Нокое-кто наверху, или может внизу, порой плюет на вероятности,если так нужно для сценария.Я то как попал в общество зверей и охотников? Колька Брундасов,мой одноклассник, с которым я когда-то мух из рогаток лупил,закончил зоотехникум. Потом он таскался по разным зверосовхозам,ну и, наконец, заделался егерем в одном охотничьем заказнике --двести камэ от Питера в сторону Кингисеппа.Встретились мы как-то с Брундасовым на Балтийском вокзале, попилипивка без всяких там новомодных пенообразователей, оставилижелтые пис-письмена на заборе. Ну и пригласил меня Колян к себена каникулы.Я жил в сарайчике, а Гиреев занимал двухэтажный обсаженный цветамикоттедж. Иногда я так уставал от отдыха, что помогал Кольке похозяйству в знак признательности за приют.И по ходу дела ошивался неподалеку от Филиппа Михайловича.Телохранитель гиреевский чуть было меня не попер в шею, но хозяинмилостиво махнул рукой -- пусть-де остается, лишняя человеческаяморда в этой лесной глуши не повредит.Колян в классическом советском стиле перед значительнымтоварищем холуйствовал, скалился шуткам, подносил-уносил -- зачто я его, конечно, не виню. Да и мне помаленьку приходилось.Но главное мое назначение оказалось в другом.На отдыхе кроме развлекательной стрельбы, приятной баньки,шашлычков, грибочков Филипп Михайлович уважал кое-что еще. Аименно монологи. Свои, конечно. Мы с Колей представляли изсебя необходимую в таких случаях аудиторию.Вечерком поваляется Филипп Михайлович с какой-нибудь длинноногойпредставительницей кабаре у себя в спальне, а потом в шлафрокеспускается в гостиную. Без девушки. В гостиной мы уж наготове,причесанные и умытые.И рассуждает он на разные темы среди мореного дуба, подергиваящипчиками красноглазые угольки в камине.Передо мной и егерем Колькой оживало детство Гиреева, проведенноес больным животиком на горшке, юность Гиреева, потраченная к хренусобачьему, если точнее на БАМе, его молодость, когда подбирал онклавиши к людям в комитетах комсомола, и зрелость, в которойнаучился использовать ближних и дальних, как воздух и воду.После десятой рюмки скотча (хаф-на-хаф с содовой) ФилиппМихайлович окончательно светлел ликом и рассказывал о тайневласти. Не только своей, а власти вообще, от Цезаря до нашихдней.И получалось, верь не верь, что никакой власти в поминенет. А есть эволюция.И кто на самом деле царь природы, кто выиграл отэволюции? Лев или орел? Фига с два. Лев еле ноги тянет, орелобщипанный лежит. Выиграл глист, печеночный сосальщик, бычийцепень -- слепой безрукий и безногий паразит, который однаконеистребим.Мы -- люди, тигры, львы и прочие гордые создания -- ищем жрачку,партнершу, квартиру, бьемся за них, бегаем, лазаем, стреляем,а червь -- он там, внутри нас, он спокойненькососет. Сосет и размножается.Получалось, по Гирееву, что венец творения --именно этот самый паразит, а не Эйнштейн и Нильс Бор. Именночервяк-паразит властвует над нами, а не наоборот.Где-то после четырнадцатой рюмки важная персона, однако,мрачнела, разоблачалась до трусов, затем выдавал тайну тайн.Знает он, что на свете скоро появится сверхпаразит, который нене только нашу пищу отсасывать будет, но и многое другое. Ион боится, что этот сверхпаразит выбьется из-под всякогоконтроля и ОВЛАДЕЕТ ВСЕЙ ЗЕМЛЕЙ.Понемногу затухало бормотание; лицо, превратившееся вморду, растекалось по ковру. Важного человека, дошедшего домомента истины, Коля и телохранитель споласкивали водой и,обтерев насухо, несли в койку. Там ужеартистка кабаре следила всю ночь, чтобы генеральный директор незахлебнулся собственной блевотиной.Да, говорливый господин-товарищ Гиреев, когда сильнорасслабится. Вроде чушь он порет, надравшись, но я в ней вижукое-какой смысл. Страшный смысл. И, боюсь, Гиреев видит, что явижу. Как бы мне это боком не вышло. Возьмет и вычеркнетначальственная персона мою фамилию из списка ненужных людей. Акиллер разрядит ствол, приставленный к моей умной голове и сухмылочкой произнесет: "Он слишком много знал".1.Отдых отдыхом, а трудится приходиться. Вообще-то я работаю вохранном бюро, как сейчас выражаются -- в секьюрити. Я там ужепять лет. Некогда я был уверен, что это место для тех, ктохорошо стреляет и быстро соображает.Но, как выяснилось, мы -- частные охранники, а не менты, поэтомуимеем право возразить оружием только в пределах так называемойдопустимой обороны.Кто-нибудь на всем белом свете понимает, что такое "пределыдопустимой обороны"?Вот направят тебе в лоб смит-вессон 45 калибра, взведут курок иначнут давить на спусковой крючок, вот тогда уже можешьотвечать. А можешь уже и не ответить.И еще я прикован к стулу, как раб к турецкойгалере. Не могу встать, взять свои манатки и уйти в неизвестномнаправлении, хотя бы на полчасика...Разлитая по моей будке скука-тоска словно переваривает меня.Тут не только быстрое соображение, но и остатки разума исчезнут,и стану я как белка в клетке. Нет, позвольте, у белки в клеткеесть колесо. Белке повезло.Я могу, конечно, журнал, насыщенный голыми девками, полистать.Могу, например, роман посочинять. И сегодня могу. Но не хочу.Тридцать лет мне -- и ничего для бессмертия.Что же будет в сорок?Пощелкал я клавишами, которые управляют сторожевыми видеокамерами,погонял их по рельсам. На экранах видны только вымоченные вжелтом фонарном свете подходные дорожки, глаза киснут.Ни одна сволочь не пробежится от кустов к кустам, никого неинтересует хоромина, напичканная дорогущим оборудованием, какогурец семечками.А ведь фирм с компаниями тут, что мусора и все занимаютсявысокими, понимаешь, технологиями. И называется все это вместе-- технопарк. Здание технопарка, между прочим, на таком отшибе-- на месте бывшей гатчинской овощебазы.Но воры и бандиты, похоже, не понимают, чем технопарк лучшеовощебазы.И долгими вечерами-ночами здесь пусто, как в животе у жителяБангладеш, в смысле, людей негусто...Вот и сегодня, едва звездочки покатились по небу, весь нашнаучный и технический персонал брызнул через двери наружу --расселся по подержанным "опелям" и поколесил. А еще черезполчаса уборщицы помчались на электричку.А мне от пышно зеленеющей тоски хочется, чтобы что-нибудьпроизошло и я смог отличиться. Хочется, само собой,подсознательно, конечно, но и этого не мало.Однако воры и бандиты орудуют только в центре города, гдекруглые сутки толпища.Сегодня остались поковыряться в граните науки лишь докторФайнберг и его верная помощница -- лаборантка Нина. На всю ночьостались разрабатывать так называемую "эволюционную машину".И, конечно, большие сомнения у меня, занимается ли эта парочкауказанной темой. Или эти разнополые сограждане занимаются тем,что в эволюции уже не нуждается.Сидят доктор наук и Нина в компьютерном центре на четвертомэтаже. Жалко, что там видеокамера не установлена -- ученыестесняются, хотя все для их же блага. Впрочем, я при каждомобходе здания обязательно навещаю Файнберга с лаборанткой, небоясь показаться назойливым.И что интересно, пару месяцев назад Файнберг с Нинойрасполагались на почтительной дистанции, а теперь притянулисьдруг дружке на расстояние, скажем, вытянутого пальца. Как Абелярс Элоизой. Если кто не знает историю средневекового ученогоАбеляра, то скажу, что она плохо кончилась. Оппоненты оторвалиАбеляру яйца.Я, конечно, не осуждаю доктора Файнберга, изогнув брови домиком.В самом деле, зачем все время убивать на скоротечные научныедостижения? Жизнь-то не безразмерная.А Элоиза... то есть, Нина -- дама местами интересная.Рот -- как косяк у ворот, ноги -- что столбы на дороге, глаза --для бандитов тормоза, ягодицы -- как две перелетные птицы, так,наверное, выразился бы автор "Песни Песней".Мне тоже нравятся ее... ну, в общем, то, что впереди... вколичестве двух штук. Дыньки такие.А вот мозги у лаборантки набекрень; если бы с головой была бынорма, Нина бы не связалась с доктором Файнбергом.Если кто не понимает, то эволюционная машина доктора ШмуэляФайнберга -- это, в сущности, программа такая, киберсистема, вкоторой как бы живут и развиваются разные твари. Там и климатсмоделирован, есть и вода, и воздух, и растения -- все, конечно,электронное.Программа эта работает параллельно сразу на семи мощныхкомпьютерах в нашем технопарке. Иногда к этой локальной сетиподсоединяется и пяток сторонних компьютеров через Интернет.Теперь ясно, почему Файнберг орудует по ночам, когдавсе компьютеры свободны, а другие ученые спят и видят сны оНобелевских премиях?Эволюционная машина определяет, какие мутации пригодятся,а от каких проку не будет, какие направления развития окажутсядля животного мира перспективными, а какие губительными.И вот док Файнберг мне намедни сказал в столовке, что природав последние миллионы лет как будто избегает самых интересныхвариантов. Дескать, много раз на Земле могли образоваться такиемонстры, пожиратели и истребители, что людям -- верная крышка.Но вопреки всем вероятностям худшего не случилось. По крайнеймере, на суше.А вот в море случилось. Почему, например, до сих пор нетразумных существ в море, несмотря на то, что там мозги у многихтварей -- ого-го-го!? А потому что там бандюги-акулы, которыесами не слагают поэм и другим не дадут.Но вот где природа оплошала, там Самуил Моисеевич дорабатывает.Он мне показывал на компьютерном экране разные интересные"эволюционные траектории". Вначале, впрочем, не очень этоинтересно. Всякие биохимические формулы, колонки цифр,последовательности генов. Потом наступает очередь костей.Кости и черепа на экране пляшут сатанинские танцы, соединяются вскелеты, те плавно обрастают плотью и превращаются вполноценные образы неведомых животных. Ну, а затем новоявленныемонстры: грифоны, горгульи, церберы давай бегать, прыгать идаже подвывать через саундбластеры.Это, доложу я вам, будет похлеще всякого голливудскогоужастика. Какая-нибудь клыкастая харя с большого экрана тебеулыбнется, считай, настроение на день испорчено.Не исключал доктор Файнберг, что кто-то намеренно не даетприроде создавать монстров, или же уничтожает их своевременно.Вот, например, когда-то царил такой серьезный неслучайный зверь,как змей, он же дракон, которому удалось набедокурить даже врайском саду. А куда он исчез, если был такой умный?И с этой забавной чепуховиной носился Моисеич, не расчесаввсклокоченной головы, все свое свободное время. Естественно, этимже он занимался и в рабочие стулочасы.А начало такой, с позволения сказать, деятельности было положеногод назад, когда из-за бугра к нам прибыло зарубежное светило --доктор Шмуэль Файнберг, ведущий специалист "Микрософта". И засмехотворное для птицы такого полета денежное вознаграждение("пернатый" наглядно смеялся, глядя на зарплату) сталконсультантом товарищества "Гаврилов и компания". Что товарищиотмечали при помощи интенсивного пьянства как неслыханную удачу.Потом уж выяснилось, если доктор Шмуэль Файнберг и работал в"Микрософте", то не больше трех дней. Явился одесский дружокМоисеича и проявил кинопленку Файнберговой жизни.С десяток лет тому назад сильно раздувшийся от идей СамуилМоисеевич перебрался с мансарды дома номер три, что на Базарнойулице, в академические круги Кембриджа, Гарварда и Иерусалима --на передовые рубежи науки.Однако там одесский теоретик не прижился, поскольку не имелприличного образования и признанных работ, зато имел большиепретензии и громко требовал переключить ведущие лаборатории наизучение ведомых лишь ему эволюционных сюрпризов.Также не задержался Файнберг ни в одной из транснациональныхкорпораций как человек, мало интересующийся мнением начальства.В конце концов за бугром он приобрел некоторую, увы, целикомотрицательную известность, и, оставив жену у одного знакомогоамериканского ученого, а дочку в израильской армии, повернулназад.Через неделю он полностью засветился и на свежем месте работы --в Гатчине.Однако бывший таежный охотник Гаврилов из упрямства -- тогосамого, с которым подстерегал сохатого -- оставил не признанногоникем ученого у себя.Правда, Гаврилов попросил Файнберга маячить в рабочее времяперед другими сотрудниками как можно меньше. Естественно, что иденежное вознаграждение вызывало уже не смех, а огорчение. Но,судя по плавленным сыркам, которые поглощал вдумчивый СамуилМоисеевич, многого ему не требовалось.Наверное, девушка Нина была среди тех редких личностей, на когоФайнберг производил впечатление крупного специалиста "оттуда", скоторым она рано или поздно отправится "туда". Такая наивностьделала ей честь по нынешним временам. А может еегипнотизировали электронные демоны Самуила Моисеевича.Впрочем, они и на меня производили впечатление.И по дороге домой, в электричке, в метро, вместо того, чтобыцеплять взорами девичьи попки, я всматривался в морды алкашей --не затесался ли среди них эволюционный монстр?Но дома вылетали из меня, как из распахнувшегося портфеля"дипломат" все изнурительные мысли, поскольку я сразу бросался ксвоему домашнему компьютеру в "Доктора Хантера" сражаться.Раньше у меня аппаратура похуже была, но когда я добился второгов целом Питере результата, то фирма-производитель этойзабойной игры прислала мне особый шлем и позиционные перчатки-- для погружения в ее трехмерную виртуальную реальность!Так что пришлось новый комп "Секстиум-600" покупать -- которыймог бы все это дело потянуть.Еще фирма наградила меня жилеткой особой. Она тоже к компьютеруподключенная и если ты дал промашку, покалывает тебяэлектрическими разрядиками -- такое вот наказание.Стрелять в "докторе Хантере" можно не только по готовым зверям,заложенным в программу, но и по тем, кого сам спроектируешь.Ну, я постарался в стиле дока Файнберга. Приятно напасть не накакого-нибудь волчишку или мишку, а на урода с зубами-серпами илапами-мясорубками.Короче, доктор Хантер -- это вам не Филипп Михайлович Гиреев...Приятные воспоминания о "Секстиуме-600" и "докторе Хантере"внезапно обрываются, потому что в мою дежурную будку влетаетвдруг вопль. Откуда-то сверху. Так просто этот вопль не издашь,надо очень постараться.Тут у меня всякие мысли табуном понеслись. Что-то наконецпроизошло! Я могу теперь отличиться, могу показать свою круть.Но с другой стороны, руки у меня почти связаны...Наконец табун пронесся, я вскочил, выхватил из кобурыревольвер. И как раз на экране, то есть в коридоре четвертогоэтажа перед видеокамерой, появилась Нина. Она покачивалась, какмолящийся сектант, и странно раскрывала рот, как участникпантомимы. А на груди у нее были... пятнышки, как от брызнувшейкрови!И что это может означать? Неужели в порыве страсти безнадежнойдоктор Файнберг, спустив штаны, бросился на спелую лаборантку,как заяц на капусту, а она ему случайно, лязгнув челюстями...откусила "морковку" .Я понимаю, ничего смешного тут нет, но с другой стороны есть очем поведать собутыльникам -- народ будет ржать....Я включил у телефона автоответчик и отправился к лифту, не забывприхватить пакетик. Говорят, если эту самую "морковь" быстроподнять и зафигачить в холодильник, то потом ее врачипришпандорят обратно -- к телу между ног.Пока ждал кабину, готовил кое-какие язвительные слова в адресНины. Дескать, взяли вас сюда, гражданка лаборантка, чтобы выголовой работали, а не совращали похотливых старцев длинныминогами. У господина Файнберга получается же производственнаятравма -- кто платить будет?Черт, правление технопарка может и на меня "накатить", дескать,не обеспечил безопасность.Когда я, наконец, доехал, Нина торчала еще в коридоре, выжатая ипожелтевшая, как курага. От ее жалкого вида я заготовленнымисловами сразу поперхнулся. Она задвигала ртом, но слов не былослышно. Тогда она задрыгала рукой, показывая на дверикомпьютерного центра.Ясно уже, там что-то серьезное.Взвел я курок, и с пальцем на спусковом крючке, решительнонаправился в компьютерный центр. По дороге, правда,поскользнулся на каком-то дерьме, кажется крысином. И только яв центре оказался, сразу взмок. Я вначале красную лужу увидел,очень яркую на сером фоне. А потом уже, за креслом, тело,лежащее на боку. Из тела лужа крови и натекла.Не член тут потерян, а жизнь!Лицо у трупа все кровью заляпано и еще чем-то, мозгами что ли.Как же иначе, когда в голове застрял стрежень. Забит в правыйглаз.Отмечтал свое доктор Файнберг, мысли потухли, осталось тщедушноетело на забаву могильным червям, да еще костюм с характернойпотертостью на заднем месте.Кровь забурлила от адреналина, забил колокол в ушах. А что есличертов метатель стержня, смачивая губы слюной, выбираетследующей целью мой кумпол? А вдруг Нина и есть убийца? Овечкаовечкой, а сейчас развяжет еще один узелок на ниточке жизни.Я согнулся, как боксер получивший под дых,отскочил "закорючкой" к двери, осторожно выглянул из-закосяка в коридор. Стоит себе Нина, скулит в тряпочку. Юбчонкав обтяжку, свитерок тоненький, где тут спрячется еще одинстержень для головы или какой-другой кинжал.Ну, что теперь? Надо что-то найти -- что-то оставшееся отубийцы. Я, опустившись по примеру предков-обезьян, чуть ли нена пальцы, прочертил кубик помещения вдоль, поперек и вокруг. Ноникаких следов убийца не оставил. Стекло оконное тожецеленькое. А доктор Файнберг все равно мертвый.Скатился я по лестнице в будку, проверил записи всех видеокамер:пленка замазана только обычными занудными кадрами. Кипящей добулькания головой вспоминаю строки из приказа: "Эмиссаров,изменников, космополитов немедленно задерживать и подвергатьдопросу". Нет, это не из той оперы, это во время последнегопутча один генерал сказал.Я возвращаюсь к тошнящей Нине, хватаю за зыбкие плечи и требуючетких-ясных ответов на все вопросы. А она вместо четких-ясныхответов приникла ко мне, словно плюшевая игрушка, и лопочет:"Пили кофе, задача в компьютере на исполнении была. СамуилМоисеевич неожиданно поднялся, стал вроде вглядываться в угол,даже глаза прищурил. Вдруг звук... будто бутылку шампанскогооткупорили. И сразу брызги из головы..."Если Нина разыгрывает меня, то ловко и умело. А если онани в чем невиноватая, то, чего доброго, съедет с катушек,шизанется как Офелия. Снимет обувку, распустит волоса и давайбегать с чушью на устах. На всякий пожарный случай утешаю ее,психотерапирую:-- Ничего, Нина, это бывает, нормальное убийство.-- Нормальное, да?-- с надеждой отозвалась Нина и дажепотерлась об меня. Я ее телесность, ее "дыньки" почувствовалдаже через куртку. Из-за этого кое-какие мысли, вернее, эмоциипосторонние и ненужные зароились.А может, она хочет прикрыться моим худым телом от бандитскогостержня?Я решительно отодвинул молодую женщину рукой, снова зашел вкомпьютерный центр и, отворачиваясь от убитого биолога, позвонилревнителям общественного здоровья, в РУВД...Общение с ментами сразу мне не понравилось. По телефону мнегрубым заспанным голосом велели не рыпаться, ничего нетрогать, не пытаться что-либо спрятать.После моего звонка менты как будто закемарили снова."Примчались" они только через час.Я в это время действительно не рыпался. Правда, перетащил Нинув холл первого этажа, чтоб была под присмотром, а сам в своюбудку -- готовить к приезду следователей собственнуюверсию. Однако, несмотря на все потуги, версия не слепилась.Была, конечно, слабая зацепка. Файнбергу что-топомерещилось в уголке. Ну, если бы там здоровенный киллерстоял, то доктору было бы незачем вглядываться ищуриться. Тут уж тикай или ори. Файнберг мог высматриватьтолько что-нибудь небольшое, гнусное, вроде крысы.Я ведь видел в коридоре что-то похожее на крысиное дерьмо...Ну и что с той крысы, что?Зазвонили в дверь и я впустил ментов. Об чем сразу пожалел.Своим задним, самым сильным умом я сообразил,что вначале стоило сюда начальника моего охранного бюровысвистать, экс-капитана Пузырева. Он с этой публикой лучше быдоговорился.Вместо того, чтоб взять след убийцы, или хотя бы Нинутормошить, менты за меня взялись.Сперва револьвер попросили посмотреть, а когда надо былоотдавать, фигу сальную показали.Потом стали про мою секьюрити всякие низкопробные парашиотвешивать, дескать, это подтирка для мафии. Я всестерпел; так сказать, не ответил плевком на плевок.По тяжелым мутным взглядам ментов я понял, что у них свояметодика "раскрытия преступлений". Им неинтересно обшариватьуглы и щели, им хочется раскрутить меня на своем "чертовомколесе".Они "плавали" вокруг меня кругами и задавали кретинские вопросы.Ненавидел ли я убитого ученого? Баловались ли мы всевтроем сексом? Курили ли "травку"? Есть ли у меня царскиемонеты? Не добывал ли ученый золото из электронных чипов? Яоборонялся одной и той же фразой -- раз пятьдесят предложилпрокрутить видеозаписи со всех камер. Особенно с той, котораяна меня пялится, и свидетельствует о том, что я сиднем сидел,пока наверху убивали человека.Но менты видеозаписью заинтересовались в самом конце. Старшийгруппы капитан Белорыбов, подавив кнопочки своего компи портативный сетевой компьютер с сотовой связью>, познакомился спокойником поближе через центральный компьютер МВД. К несчастьюдля трупа выяснились его фамилия-имя-отчество, а также другиеобстоятельства личной жизни. Поступившие справки отнюдь неукрасили Файнберга в глазах Белорыбова. Напротив, милиционерстал виртуозно импровизировать на тему безродного космополита,меняющего одну родину на другую во имя материальных выгод.Похоже следователь был уверен, что Файнберг каким-то образомубил сам себя, надеясь извлечь из этого какой-то доход.Я, к сожалению, но не удержался, вякнул. Мол, было бы неплоходля всех, если бы Самуил Моисеевич гонялся за "зелеными", а не затуманом.Капитан Белорыбов быстро, как эхо, поинтересовался, в кого уменя такие черные маслянистые глазки. Я спокойно его выпадыотфутболил: мои глазки -- последствие татаро-монгольского ига,вот тогда бы вам, товарищ капитан, отличиться при наведенииправопорядка.Белорыбов, съев "пилюлю", сразу успокоился, такие специалистыкак к любому игу с почтением относятся. Угомонившийся милиционерпримирительно сказал, что хотя голову доктора Файнберга спастине удалось, но в целом по району, уровень преступностивырос только в два с половиной раза за последние десять лет.После чего укатил вместе с товарищами и трупом пострадавшего состержнем в голове. А мне еще пришлось окостеневшую Нину натакси домой отправлять -- естественно, что за свой собственныйсчет.2.Несколько дней жил под впечатлением.Менты не доставали, лишь разок к себе вызвали. Даже револьверотдали в бумажном кульке, а я им взамен конфет подарил.Я все это время газеты изучал, торопился к открытиюкиоска, так же, как мой сосед, алкоголик Евсеич, к открытиюпивного ларька. Хотел узнать, чиркнули ли где-нибудь пропро стержень, загнанный в голову ученого.Но вместо этого газетки давили всякое фуфло. В одних газетахписали про землетрясения и прочие катастрофы, в других пропродажу родины, в третьих про колдунов, в четвертых про святых,в пятых про греховодниц.Потратился я на бумажную продукцию, хотя привык денег зря нерасходовать -- только на коньяк и водку -- а что узнал в итоге?Что все землетрясения от греховодниц в кружевных трусиках.Следующее дежурство ничем особенным от предыдущего неотличалось, за исключением того, что обошлось без людскихпотерь. Я револьвер перед собой положил, все дрессировался,цапая его и наводя на лампочки. Боеготовность росла, мишенейхватало.Этим вечером целая научная кодла, то есть коллектив ученыхтрудился -- как я выведал, они колдовали над жидкостнымплазмогенератором.Я, конечно, донимал этот коллектив своими звоночками: все ли ещеживы-здоровы, ни у кого башка не пробита?Они мне отвечали, скрипя челюстями, как мелкому надоеде, вродекомара: а ваше здоровье? Животик не болит, в попке не свербит?Кстати, такое поведение было вполне оправдано. Эти ученые незнали, что случилось с Файнбергом. Они считали, что СамуилМоисеевич своевременно умер от инфаркта. Сочным красочнымрассказом я мог бы сделать этих ученых намного грустнее, ноБелорыбов решил иначе, и мой начальник Пузырев с ним согласился.Застрессованную же Нину начальство технопарка послало колотитьпо клавишам какой-то древней пишущей машинки и в час днянеумолимо спроваживало домой. При неизбежной встрече со мной навахте она словно слышала "хенде хох" и, взметнув пропуск,усвистывала куда-то вдаль. Наверное, боялась, что капитанишкаБелорыбов обвинит нас в сообщничестве. А я бы, между прочим,пообщался бы с Ниной in vivo -- конечно, по истечении траура.Правда, в отличие от доктора Файнберга, я вряд ли способенпробудить у девушки какие-либо радужные надежды или мечты осветлом будущем. Сторонней наблюдательнице с первого взгляда наменя бросается в глаза, что я не стану богатым, умным и красивымдаже при хорошей рекламе и поддержке прессы. Именно поэтомукрасавицы бегут от меня, как от дикого зверя.А ведь посади рядом со мной любого эрудита-лауреата и пусти нассоревноваться в интеллектуальной сфере. Например, кто большеслов назовет из трех букв. Я себя аутсайдером в этом деле несчитаю. Могу еще в "балду" и в "города" посражаться.Я в конце армейской службы, когда вся напряженка уже отошла вбылое и думы, много изучал толковый словарь и географическийатлас. Хотя другая литература в ротной канцелярии и неводилась, стал я энциклопедически образованным человеком.Как Леонардо да Винчи. Не, Леонардо был пидором, а я девушеклюблю, хоть и безответно.Между прочим, на месте военной службы я и сочинять научился, всмысле -- врать в письменном виде.Я там как-то раз свалился с дерева (у меня специальность была --снайпер, а дерево -- это окоп для снайпера), ну и кость сломал.Поэтому последние полгода писарем прослужил. Пришлосьспециализироваться на сочинении любовных писем для своегокомандира. Девушки-то у него не застаивались и каждый раз онтребовал от меня новых фразочек. У возлюбленной, например,ряха, что твоя задница, а я пишу: "Твой лик, о Зейнаб, подобенновой Луне."Ну я и обнаглел. Пока командир мне коньяка не нальет, я пера вруки не беру.Матерится капитан Пузырев, будто он извозчик, а не красноармеец,но член-то стоит, члену не хочется покоя...Я, кстати, так рассочинялся, что захотел на полку районнойбиблиотеки попасть между Гоголем и Герценом -- моя фамилия,кстати, Гвидонов, ГВИДОНОВ.Уже после армии сляпал три романа, послал по экземпляру в триразные редакции. Ну и меня в ответ послали. Кто уверял, что моетворчество не для толпы, что лучше завести попугая идекламировать перед ним; кто посоветовал чаще открывать книгиприличных писателей; кто меньше списывать; а кто большезаниматься сексом.Они моей жены не знали. Она у меня каратистка. Секс толькопосле получки. А в остальное время -- получи по печени.В остальное время меня как супруга кто-то подменял. А кто -- незнаю до сих пор. В пи..., пардон, в срамное место видеокамеру невставишь. По-крайней мере так, чтоб незаметно было.Наконец, догадался я, что из меня писатель и муж, как из говнаштык и пуля, а фамилия моя годится лишь для заборных надписей.С женой развелся, рукописи порвал, нашел работу. Мой бывшийармейский командир, капитан Пузырев, как раз демобилизовался истал директором охранного бюро -- взял к себе...Несмотря на то, что на этом дежурстве никто не пострадал, яФайнберга не забыл. И до следующей смены я мучительно думал,постепенно превращаясь из человека прямоходящего, то есть хомоэректус (извините за выражение), в человека сверхразумного.Чтоб поменьше мучиться, делал себе местную анестезию в видерюмки "Абсолюта". В результате такое умозаключение получилось.Раз никому не нужный полусбрендивший Файнберг стал кому-то нуженв мертвом навеки умолкнувшем виде, значит был Самуил Моисеевичнамного круче, чем всем казалось.Выходит, был он глубоким исследователем, что различаллишь один Гаврилов, да и то третьим глазом.Может, док Файнберг и на самом деле уловил, куда дует ветерэволюции? И это кому-то не понравилось? Или же его эволюционнаямашина создала в проекте некоего грозного монстра? Поэтому ирешено было проект украсть, а самого создателя грохнуть.Однако связь между мотивами и основной уликой -- крысинымдерьмом -- не прощупывалась. Это и довело меня в итоге дотяжелого расстройства желудка. Ведь для стимуляции работы мозгапришлось налегать на сахар, содержащийся в домашних наливках изаводских портвейнах. Поэтому на следующем дежурстве, успокоивдушу и тело "Имодиумом", делал я безыдейные наброски ксвоему четвертому роману.К примеру. Одна маленькая русская девочка спускает на водуигрушечный авианосец, который плывет из Финского залива вБалтийское море, оттуда в Северное, ну и в Атлантическийокеан. А в океане этот кораблик замечает командир американскойподводной лодки "Трайдент" адмирал Муди. Однако, из-за того,что электронная система наблюдения барахлит, адмирал решает, чтоавианосец не маленький, а большой, и поскольку он странный навид, то, наверное, иранский, и готов нанести по Штатамудар. Подводная лодка пускает в девочкин кораблик ракету"Мэверик", но ракетная боеголовка не может взять такую крохотнуюцель и уносится в сторону американского линкора "Нью-Джерси".Линкор тонет, а президенту в Вашингтоне докладывают, чтонеизвестная ракета, скорее всего русская, уничтожила гордостьамериканского флота. И тогда з