Евгений ШАФРАНСКИЙСОПРИЧАСТНОСТЬ. ЗЕЛЕНЫЙ КЛИН КАК НЕОТЪЕМЛЕМАЯ СОСТАВЛЯЮЩАЯ ИСТОРИИ УКРАИНЫ Резкая переоценка ценностей, происшедшая на стыке веков, привела к росту исторического нигилизма, к заметному упадку исторической науки. Но этот процесс имеет и позитивную сторону. На защиту музы истории Клио все чаще встают подвижники, которые скрупулезно собирают редкие, малоизвестные или замалчиваемые сведения, документы, публикации, фотографии и рисунки, накапливая бесценный материал, инициируя новые изыскания, научные экспедиции и конференции. Чаще всего на этот бескорыстный нелегкий труд таких людей подвигает чувство сопричастности — не только гражданской, но и личной, семейной. Ведь здание прошлого сложено из кирпичиков отдельных судеб, родословных... Вот и Сергей Смолянников, морской офицер-гвардеец, проходивший службу на Тихоокеанском флоте, на крейсере, носящем легендарное имя «Варяг», не подозревал, что именно там, на Дальнем Востоке, ему, киевлянину, предстоит отыскивать свои генеалогические корни. Уже при первом знакомстве с этим краем он не мог не обратить внимание на названия населенных пунктов: Черниговка, Киевка, Нежино, Прилуки, Гайворон, Барабаш-Левада... Сергею вспомнились рассказы матери — Н.И. Чередниченко, которая родилась в здешних местах, в станице Серышево Новокиевского Увала Амурской области. Эта первая ниточка повела моряка в многолетнее путешествие во времени и пространстве. В 1897 году с хутора Киевский Увал, что располагался между нынешними городами Прилуки и Ромны, в числе первых переселенцев отправился в дальнюю дорогу прадед Сергея Алексеевича Иосиф Гордеевич Чередниченко. Там, на границе с Манчжурией, станичники новообразованного Амурского казачьего войска заложили Новокиевский Увал. Начали осваивать чуждую природу и охранять рубежи расширяющейся Российской империи от китайских повстанцев-«боксеров», разбойников-хунгузов, японцев. Со старинных фотографий из собраний Смолянникова на нас смотрят лихие амурские и уссурийские казаки в довольно разношерстном обмундировании. И среди форменных фуражек с кокардами бросаются в глаза головные уборы, которые ни с чем другим не перепутаешь, — знаменитые папахи сичевиков. Имеющийся в личном архиве документ — «Положение об Амурском казачьем войске», — утвержденный еще подписью императора Александра III, о многом может поведать внимательному читателю. Крайне заинтересованный в надежной охране самых дальних границ своих владений царь повелел не только содержать казачьи сотни за счет казны, но и даровал немалые льготы: «Войско никакими податями и сборами не облагать, денежных повинностей не брать». Да еще и показал себя демократом — дозволил зачислять на службу представителей всех сословий. Главной же ценностью, ради которой тысячи киевлян, полтавчан, черниговцев и даже крымчан снимались с родных мест, была земля. Все чины войска наделялись участками пожизненно: штаб-офицеру 400 десятин, обер-офицеру — 200, церковному казачьему притчу — 99, а рядовым казакам по 30 десятин. О щедрости наделов можно судить уже по тому, что на все четыре создаваемые казачьи округа выделялись еще и запасные земли — в расчете на прирост населения. И эта предусмотрительность, как показало уже начало ХХ века, оказалась отнюдь не лишней. Сто лет назад, в 1905 году, из Украины к берегам Тихого океана и Амура-батюшки устремилась третья волна, а точнее сказать, девятый вал переселенцев. Не от хорошей жизни поднялся этот вал. Несмотря на отмену крепостного права, никак не шли в руки исконных хозяев знаменитые украинские черноземы. Власти, срывая крестьян с обжитых мест, решали для себя сразу две стратегические задачи. Первая — военная, крайне обострившаяся с поражениями на фронтах Русско-японской войны. Переселенцам, вливавшимся в ряды амурского и уссурийского казачества, было где отрабатывать высочайше дарованные льготы. Они сражались в отрядах генерала Мищенко на границе с Кореей, несли пограничную службу вдоль левобережья Амура. Срок службы был определен в четверть века для офицеров и в 30 лет для казаков. Другой стратегической целью была для третьей волны переселения задача снижения накала крестьянских бунтов, уменьшение социальной напряженности в европейской части империи Романовых в связи с началом первой русской революции. Надо отдать должное дальновидности тогдашнего правительства, возглавляемого бывшим черниговским помещиком И.Дурново: оно сделало немало для того, чтобы заинтересовать безземельных крестьян в переселении и даже пыталось облегчить этот болезненный процесс. Льготные тарифы при проезде по КВЖД и транссибирской магистрали, лекарственная, продовольственная помощь, ссуды деньгами, стройматериалами, топливом — далеко не полный перечень правительственных акций. На заселяемых украинцами территориях новоселы не только воевали, но и обживали и обустраивали станицы, села, города, в названиях которых увековечивали память о покинутых родных гнездах. В библиотеке Сергея Смолянникова хранится журнал «Нива» №18 за 1912 год. В очерке «На новые места» журналист Георгий Аркатов писал: «Не следует думать, что дело переселения — дело легкое. Даже при наличии очень энергической помощи переселенцам приходится затрачивать много сил на борьбу с природой. Они однако в полном смысле слова «садятся на землю». Проходит год-два, и из одиночных лачуг и землянок вырастают избы. Улица за улицей — вырастает целое село. Приходится с великими усилиями вырубать шаг за шагом густую девственную заросль, приготовляя обширные пространства под пахоту». Так начиналась история Зеленого Клина, неотрывная от сотен тысяч украинских родословных и всей украинской истории. В ее исследовании у Сергея Смолянникова оказалось очень много союзников — вышла интересная, богато иллюстрированная книга «Курс на восток», состоялась представительная научная конференция. Отдавая должное мужеству земляков-переселенцев, историки говорили и о тех уроках, которые следовало бы извлечь из этой эпопеи властям нынешней независимой страны. И презентация книги С.А.Смолянникова, и научная конференция проходили на Черниговщине, в древнем городе Прилуки. Теперь здесь, при содействии местных властей, установили обелиск — в честь земляков, основателей Зеленого Клина. А еще как памятное назидание. Ведь и нынче украинская земля так и не попадет никак в руки хлебороба. Да и по числу переселенцев занимаем не последнее место. Оно, может, и ничего, когда «нашего цвету — по всему свету». Только не мешает ли это собственному расцвету?^ СПІВПРИЧЕТНІСТЬ. ЗЕЛЕНИЙ КЛИН ЯК НЕВІД’ЄМНА СКЛАДОВА ІСТОРІЇ УКРАЇНИ Євген ШАФРАНСЬКИЙ Різка переоцінка цінностей, що відбулася на стику століть, призвела до зростання історичного нігілізму та помітного занепаду історичної науки. Але цей процес має і позитивний бік. На захист музи історії Кліо дедалі частіше стають подвижники, які скрупульозно збирають рідкісні, маловідомі або замовчувані відомості, документи, публікації, фотографії та малюнки, накопичуючи неоціненний матеріал, ініціюючи нові пошуки, наукові експедиції та конференції. Найчастіше до цієї безкорисливої нелегкої праці таких людей спонукає відчуття співпричетності — не лише громадянської, а й особистої, сімейної. Адже будинок минулого складений із цеглинок окремих доль, родоводів... Ось і Сергій Смолянніков, морський офіцер-гвардієць, який проходив службу на Тихоокеанському флоті, на крейсері, що носить легендарне ім’я «Варяг», не підозрював, що саме там, на Далекому Сході, йому, киянинові, доведеться відшукувати своє генеалогічне коріння. Вже при першому знайомстві з цим краєм він не міг не звернути уваги на назви населених пунктів: Чернігівка, Київка, Ніжине, Прилуки, Гайворон, Барабаш-Левада... Сергію згадалися розповіді матері — Н.Чередниченко, яка народилася в тутешніх місцях, у станиці Серишево Новокиївського Увалу Амурської області. Ця перша ниточка повела моряка в багаторічну подорож у часі й просторі. 1897 року з хутора Київський Увал, що лежав між нинішніми містами Прилуки та Ромни, у числі перших переселенців вирушає в далеку дорогу прадід Сергія Олексійовича Йосип Гордійович Чередниченко. Там, на кордоні з Маньчжурією, станичники новоствореного Амурського козачого війська заклали Новокиївський Увал. Почали освоювати чужу природу й охороняти розширювані кордони Російської імперії від китайських повстанців-«боксерів», розбійників-хунгузів, японців. Зі стародавніх фотографій із зібрання Смоляннікова на нас дивляться хвацькі амурські й уссурійські козаки в досить різношерстому обмундируванні. І серед формених кашкетів із кокардами впадають в око головні убори, яких ні з чим іншим не сплутаєш, — знамениті папахи січовиків. Наявний в особистому архіві документ — «Положение об Амурском казачьем войске», — затверджений ще підписом імператора Олександра III, багато про що може оповісти уважному читачеві. Вкрай зацікавлений у надійній охороні найвіддаленіших кордонів своїх володінь, цар не лише повелів утримувати козачі сотні за рахунок скарбниці, а й дарував чималі пільги: «Військо ніякими податями і зборами не обкладати, грошових повинностей не брати». Та ще й показав себе демократом — дозволив зараховувати на службу представників усіх станів. Головною ж цінністю, заради якої тисячі киян, полтавців, чернігівців і навіть кримчан зривалися з рідних місць, була земля. Всі чини війська наділялися ділянками довічно: штаб-офіцеру належало 400 десятин, обер-офіцеру — 200, церковну козачому притчу — 99, а рядовим козакам по 30 десятин. Про щедрість наділів можна судити вже з того, що на всі чотири створювані козачі округи виділялися ще й запасні землі — у розрахунку на приріст населення. І ця завбачливість, як засвідчив уже початок ХХ століття, виявилася аж ніяк не зайвою. Сто років тому, 1905 року, з України до берегів Тихого океану й Амуру ринула третя хвиля, а точніше сказати — дев’ятий вал переселенців. Не від доброго життя піднявся цей вал. Попри скасування кріпосного права, ніяк не йшли до рук споконвічних господарів знамениті українські чорноземи. Власті, зриваючи селян із обжитих місць, вирішували для себе відразу два стратегічні завдання. Перше — військове, що вкрай загострилося з поразками на фронтах Російсько-японської війни. Переселенцям, які вливалися в лави амурського й уссурійського козацтва, було де відпрацьовувати височайше даровані пільги. Вони воювали в лавах генерала Міщенка на кордоні з Кореєю, несли прикордонну службу вздовж лівобережжя Амуру. Термін служби було визначено у чверть століття для офіцерів і в 30 років для козаків. Іншою стратегічною метою для третьої хвилі переселення було завдання знизити напругу селянських бунтів, зменшити соціальну напруженість у європейській частині імперії Романових у зв’язку з початком першої російської революції. Слід віддати належне далекоглядності тодішнього уряду, очолюваного колишнім чернігівським поміщиком І.Дурново: він зробив багато для того, щоб зацікавити безземельних селян у переселенні, і навіть намагався полегшити цей болісний процес. Пільгові тарифи при проїзді Китайсько-Східною залізницею і Транссибірською магістраллю, лікарська, продовольча допомога, позички грошима, будматеріалами, паливом — далеко не повний перелік урядових акцій. На заселених українцями територіях новосели не тільки воювали, а й обживали та облаштовували станиці, села, міста, у назвах яких увічнювали пам’ять про залишені рідні гнізда. У бібліотеці Сергія Смоляннікова зберігається журнал «Нива» №18 за 1912 рік. У нарисі «На новые места» журналіст Георгій Аркатов писав: «Не следует думать, что дело переселения — дело легкое. Даже при наличии очень энергической помощи переселенцам приходится затрачивать много сил на борьбу с природой. Они однако в полном смысле слова «садятся на землю». Проходит год-два, и из одиночных лачуг и землянок вырастают избы. Улица за улицей — вырастает целое село. Приходится с великими усилиями вырубать шаг за шагом густую девственную заросль, приготовляя обширные пространства под пахоту». Так починалася історія Зеленого Клину, невідривна від сотень тисяч українських родоводів і всієї української історії. В її дослідженні у Сергія Смоляннікова виявилося дуже багато союзників — вийшла цікава, багато ілюстрована книжка «Курс на восток», відбулася представницька наукова конференція. Віддаючи належне мужності земляків-переселенців, історики говорили і про уроки з цієї епопеї, які мала б засвоїти влада нинішньої незалежної країни. І презентація книжки С.Смоляннікова, і наукова конференція проходили на Чернігівщині, у старовинному місті Прилуки. Тепер тут за сприяння місцевої влади встановили обеліск — на честь земляків, засновників Зеленого Клину. А ще як пам’ятну науку. Адже й тепер українська земля ніяк не потрапить до рук хлібороба. Та й за кількістю переселенців посідаємо не останнє місце. Воно, може, й нічого, коли «нашого цвіту — по всьому світу». Ось тільки чи не заважає це власному розквіту?^ Они были первымиРусский подводный флот — 100-летие "официального рождения"Сергей СМОЛЯННИКОВ19 марта каждого года любой моряк на территории странного "ментального сообщества", в просторечии именуемого "постсоветским пространством", хоть один день прослуживший на подводной лодке — будь это на седой Балтике, на ласковом Черном море, на далеком и великом Тихом океане или суровом Крайнем Севере, — обязательно вспомнит свои молодые годы, поднимет чарку и произнесет традиционный для каждого подводника тост: "Чтобы и в жизни, и в службе — число погружений всегда равнялось количеству всплытий!"… Ровно сто лет минуло с той поры, как государь император Николай ІІ своим указом от 6 (19) марта 1906 года "высочайше утвердил" в составе Российского флота новый класс боевых кораблей — подводные лодки. Тогда "подводный торпедный миноносец" (называли их и так) был в диковинку даже знатокам. Сегодня же субмариной уже никого не удивишь. Что такое подлодка, скажет не только школьник, но и, пожалуй, любой ребенок детсадовского возраста. В эпоху супертехнологий даже атомный подводный крейсер в несколько десятков тысяч (!) тонн водоизмещения воспринимается обыденно упрощенно — как нечто почти естественное. Наверное, так и должно быть. В конце концов — каждому веку свои чудеса... Но вспомнить о временах, "когда корабли были деревянными, зато люди, плававшие на них, — железными", всегда интересно (хотя точности ради следует отметить, что субмарины начала ХХ века деревянными все же не были). Да и поучительно тоже... Русско-японская война 1904—1905 годов стала первым вооруженным конфликтом в мировой истории, где подводные лодки приняли участие уже не в качестве единичных "адских машинок" полукустарного изготовления (такое несколько раз бывало и раньше), а как самостоятельный вид морского оружия, пусть и находившийся еще в зачаточном состоянии. И это не случайно — несмотря на многовековые попытки использовать подводные аппараты в военных целях, только в самом конце ХІХ века развитие науки и техники наконец позволило создавать более-менее полноценные (конечно, только в смысле соответствия тогдашнему уровню развития военно-морского дела и военно-морской техники) боевые субмарины. Также не случайно, что именно после той, непонятной для народа и неудачной для страны войны прогрессивно мыслящие офицеры флота обратили свой взор на новый вид оружия. "Подводники первого призыва", участвуя в дискуссиях о путях строительства нового, "послецусимского" флота, горячо ратовали за дальнейшее развитие подводного судостроения. Они считали малые успехи русских подводных лодок на театре военных действий лишь следствием всегда присутствующего поначалу несовершенства нового вида оружия и организационных неурядиц. То, что владивостокский "отряд подводных миноносцев" самим фактом своего существования удержал японцев от "тесной блокады" Владивостока с моря, а возможно, и от штурма города и крепости, — было понятно немногим специалистам. Зато все "слышали" — удачных торпедных атак на счету спешно переброшенных на Дальний Восток "потаенных судов", увы, не имелось. Впрочем, как правило, "что-то слышавшие" не обращали внимания на причины указанного факта. В итоге официальное мнение высших военно-морских кругов о перспективах применения подводных лодок было очень сдержанным. Посчитали, что это оборонительное оружие умеренной ценности. Впрочем, хотя в результате острой дискуссии победило мнение о необходимости строительства линейных кораблей и линейных крейсеров нового поколения (дредноутов) как основы боевой мощи нового флота, "подплав" тоже получил право на жизнь. Уже первый опыт использования подводных лодок выявил необходимость не только постройки более современных субмарин, но и специальной подготовки офицеров и матросов для службы на них. В феврале 1906 года на Балтике был образован Учебный отряд подводного плавания, его первый выпуск (5 офицеров) пришелся на тот же год. Инициатором создания этого отряда явился капитан 1-го ранга (впоследствии — контр-адмирал) Эдуард Щенснович. По его докладу морским министерством была назначена специальная комиссия, которая охарактеризовала необходимость создания Учебного отряда следующим образом: "Ни одна часть морской специальности не требует от личного состава таких положительных знаний, как подводные лодки; здесь каждый должен точно знать, что ему надо сделать при различных обстоятельствах, ошибки не допускаются, а потому все служащие на подводных лодках должны пройти самым основательным образом соответствующий курс в школе и выдержать отлично экзамен по установленной программе". За восемь с половиной лет до начала Первой мировой войны в 1914-м отряд дал флоту 120 офицеров-подводников. Большинство обученных из числа первых выпусков являлись участниками русско-японской войны; некоторые уже командовали подводными лодками. Их опыт и дальнейшая служба оказали огромное влияние на развитие тактики применения подводных лодок и подводного кораблестроения. Среди первых учеников и учителей можно найти как известных подводников, так и забытых историей. Вот только несколько имен из списка. Беклемишев Михаил Николаевич. Один из конструкторов подводных лодок типов "Дельфин" и "Касатка". Первый командир "Дельфина". Организатор и руководитель практической подготовки экипажей для подводных лодок во Владивостоке в период русско-японской войны. Длительное время являлся заместителем адмирала Щенсновича, но в 1910 году вышел в отставку в звании генерал-майора по адмиралтейству. С 1918 года — на преподавательской и научной работе в РККФ. Бубнов Иван Григорьевич. Выдающийся ученый-кораблестроитель. Председатель комиссии по разработке проектов подводных лодок "Дельфин" и "Касатка". Автор проектов подводных лодок "Минога", "Акула", "Барс" и "Морж". Признанный новатор в вопросах непотопляемости и живучести подводных лодок. Разработал проекты линкоров типа "Севастополь" и линейных крейсеров типа "Измаил". В 1912—1917 годах — консультант ведущего в России Балтийского судостроительного завода. После Октябрьского переворота продолжил службу в Красном флоте, но вскоре (в марте 1919 года) умер от тифа. Подгорный Яков Иванович. Командир подводных лодок "Крокодил" и "Гепард". А кроме того ("по совместительству") — талантливый изобретатель. Внес важные технические усовершенствования в поворотные торпедные аппараты на подводных лодках типа "Барс" (новая конструкция получила название аппаратов Подгорного—Лесснера). В гражданскую войну — один из организаторов морских сил Всевеликого войска Донского и начальник тяжелой артиллерии Донской флотилии. Участник эвакуации армии Врангеля из Крыма в 1920 году (командир транспорта "Далланд"). В эмиграции жил в Чехословакии — до 1931 года был редактором "Зарубежного морского сборника". После освобождения страны от германской оккупации депортирован в СССР в мае 1945 года и погиб в ходе "следствия". Ризнич Иван Иванович. Командир подводных лодок различных проектов. Выдающийся пропагандист развития подводных лодок в Российском флоте. В своих многочисленных лекциях, статьях и книгах доказывал необходимость постройки современных подводных лодок и введения их в состав действующего флота. Автор первых "Командных слов по управлению подводными лодками". В 1917 году на 315-тонной подводной лодке итальянской постройки "Святой Георгий" совершил первое среди русских подводников океанское плавание, перейдя из Средиземного моря (Специя) в Белое (Архангельск). В приказе по флоту морской министр, контр-адмирал Дмитрий Николаевич Вердеревский отмечал: "Этот блестящий, исключительный по условиям плавания переход лодкою малого водоизмещения в осеннее время св. 5000 миль через ряд зон расположения германских подводных лодок, минных заграждений и т. п. наглядно показывает, что офицерам и матросам, сплоченным взаимным уважением и преданным своему делу, не страшны не только поставленные врагом всевозможные преграды, но и сама стихия...". Увы, судьба самого Ризнича после 1917 года так и осталась неизвестной… Небесталанным человеком был и сам Эдуард Николаевич Щенснович. Инициатор систематической подготовки кадров для подводных лодок и первый командир Учебного отряда подводного плавания, воплотивший идеи знаменитых макаровских "Рассуждений" в обучении подводников, он разработал также и первое "Положение о службе на подводных лодках". А еще по инициативе Щенсновича в России появилась первая настоящая база для подводных сил. Всего за два года в Порту Александра III (военной гавани Либавы) построили специальный бассейн на 20 подводных лодок, оборудованный всем необходимым для субмарин и их команд — от пирсов до учебных лабораторий. Некоторых из этих людей (как уже говорилось выше) ждала широкая известность. О других же порой нельзя даже сказать, как правильно писались инициалы этих людей. Вот корабельный инженер-механик Журавлев. По одним документам — В. М., по другим — Б. М. Во время службы в Учебном отряде подводного плавания Журавлев работал над вопросами живучести подводных лодок и обоснованием необходимости устройства на них водонепроницаемых переборок (тогда это вызывало большие споры). В 1910—1911 годах Журавлев спроектировал два варианта "Автономного подводного бронепалубного крейсера в 4500 (!!) тонн". Тогда его отклонили как "преждевременный". Но впоследствии этот проект возьмут на вооружение кораблестроители Германии, Франции, Японии… У вновь сформированного Учебного отряда было и свое "отраслевое СМИ" — журнал "Известия по подводному плаванию", который выходил с 1907-го по 1913 год. Благодаря настойчивости первых кадровых подводников появились сеть баз и учебные станции на Балтике, Черном море и Дальнем Востоке, а главное — готовились новые, более опытные кадры. Все это благодаря тем, про кого во все времена было принято говорить: "Они были первыми". И среди них наш земляк — Иван Иванович Ризнич, которому принадлежит авторство командных слов, оставшихся навсегда в памяти любого подводника: "По местам стоять. К всплытию"; "По местам стоять. К погружению"; "Продуть балласт"; "Осмотреться в отсеках" и других. Героизм и мужество отечественных подводников за столетний период нельзя оценивать по общепринятым критериям, характерным для времени боевых действий на море. Подвиги подводников "всех времен и народов" России и стран СНГ совершались как в мирное, так и в военное время и поэтому имели (и имеют!) выдающееся общественное значение. Подвиг первых подводников 1905 года был равен подвигу первых авиаторов. Подвиги же первых подводников-"атомщиков" приравнивались к полетам первых космонавтов. Во время своего пребывания на главной базе подводных сил Северного флота в гарнизоне Западная Лица первый космонавт планеты Юрий Гагарин сказал: "Мне кажется, что профессии у нас с вами, у космонавтов и подводников, родственные — обе они требуют мужества и отваги". Судите сами. За годы Второй мировой войны звание героев Советского Союза получили 29 подводников, а в послевоенный период героев Советского Союза, героев Социалистического труда и героев России стало среди них 77. К сожалению, звание Героя Российской империи не было предусмотрено самодержцами, но если бы оно было — среди первых этого звания наверняка удостоились бы Щенснович, Беклемишев и Ризнич сотоварищи… © "Киевский телеграфЪ" №(304) общественно-политический еженедельник"Княжий линкор" и его флагиИстория одного корабля: взгляд через столетиеСергей Смолянников, Сергей ГончаровГоворя о событиях на эскадренном броненосце "Князь Потемкин Таврический" (именно таково было тогда его полное наименование), сразу же надо обратить внимание на дату начала восстания — 14 (по "новому стилю" — 27-е) июня 1905 года — спустя ровно месяц после Цусимы. Конечно, само по себе поражение в далеком проливе "на стыке" Восточно-Китайского и Японского морей не было прямой причиной мятежа на Черном море. Однако именно оно стало его катализатором. Но все же, что произошло 14 июня 1905-го на "Потемкине"? В архивах Военно-Морского Флота находится рапорт вахтенного начальника броненосца мичмана Вахтина, написанный (как сказали бы сейчас) "для служебного пользования". В нем говорится: "…также доношу до Вашего сведения, что 14 июня сего года по-полудни состоявший судовым врачом на Бр[оненосце] "Князь Потемкин Таврический" доктор Смирнов при проверке приготовления пищи нижним чинам, а именно выдачи мучных продуктов на камбузной палубе, на вопрос судового кока, что означает написанное на бумажном мешке слово VERMICHELLI, ответил, что это вермишель, а на итальянском языке, откуда и прибыли означенные мучные изделия, это означает "червячки", что впоследствии и послужило основанием для недовольства команды…". Таким образом, версия о том, что причиной начала восстания послужило червивое мясо, находит свое подтверждение, вот только… факт этот имеет совсем другую интерпретацию. Часть команды категорически отказались есть "неведомый продукт". Тогда командир броненосца капитана 1-го ранга Голиков и старший офицер капитан 2-го ранга Гиляровский (племянник знаменитого журналиста) начали вызывать на верхнюю палубу матросов, отказывавшихся принимать пищу. Это привело уже к массовому неповиновению. Попытка старшего офицера прибегнуть к помощи вооруженного караула только ухудшила дело — винтовки перешли к восставшим (первоначально их было не более полусотни). Видя такую ситуацию, один из офицеров — то ли начальник караула, минный офицер (командир минно-торпедной боевой части) лейтенант Тун, то ли сам Гиляровский — попробовал управиться с подчиненными при помощи револьвера. При этом был убит матрос Григорий Вакуленчук. В прокурорском докладе на имя Николая ІІ последующие события описываются следующим образом (орфография оригинала полностью сохранена): "14 июня вооружившиеся нижние чины стали залпами стрелять в офицеров, отыскивая их по одиночке в разных местах судна. Погибли насильственною смертью от рук судовой команды командир броненосца Голиков, старший офіцер Гиляровский, лейтенанты Неупокоев и Тун, мичман Григорьев-4-й, прапорщик Ливенцов, судовой врач Смирнов и около 30 человек судовой команды. На броненосце составился комитет из 20 нижних чинов, принявших на себя командование судном и постановивши идти в Одесу, на рейд которого и прибыли вечером, 14 июня, а утром 15 июня, спустили шлюпку с трупом матроса. Все это стало известно на основании показаний одного оставшегося в живих из офицеров (мичмана Вахтина. — Авт.) судового состава, а также матроса, ночью бросившегося с борта в воду и достигшего берега вплавь". Обращает на себя внимание большое число погибших матросов. Правда, о возможной стычке между различными частями команды при захвате корабля молчат и "белые", и "красные" историки. В то же время из 21 офицера и "чинов в офицерском звании" (включая взятого на борт эскадренного броненосца командира сопровождавшего его миноносца №267 лейтенанта Клода) погибли всего семеро. Более того, трое "ненавистных золотопогонников" даже присоединились к восстанию! С учетом этого и некоторых других обстоятельств этап подготовки и начала мятежа на "Потемкине" выглядит далеко не таким понятным, как описано в "классических" трудах... Зато дальнейшие действия экипажей восставших судов известны весьма подробно. Вечером 14 июня 1905 г. эскадренный броненосец пришел в Одессу и стал на внешнем рейде коммерческого порта. 15 июня восставшие захватили каботажный угольный пароход "Эмеранс". К мятежникам пыталась присоединиться и команда товаро-пассажирского парохода "Пушкин", однако жандармы и полиция успели взять судно под свой контроль. Впрочем, в погромах и грабежах, разразившихся на улицах "жемчужины у моря", восставшие матросы участия не принимали. Другое дело, что именно они их спровоцировали. По данным Южно-Российского банка, убытки от погромов и пожаров в Одессе составили 2 млн. руб. золотом — сумма по тем временам громадная. В деталях картина "восстания босяков" была такова: "Хотя… власть в городе была уже передана командующему войсками одесского военного округа, сдерживать от безчинства на территории порта многотысячную толпу рабочих оказалось невозможным, так как, если бы войска прибегли к оружию, они подверглись бы анфиладному (фланговому. — Авт.) обстрелу из орудий броненосца. Порт оказался во власти черни, которая бросилась повально грабить все без разбора — пакгаузы, частные склады, портовые здания, пароходы, бросала в море товары, распивала вино из разбиваемых винных бочонков. С наступлением сумерек начались поджоги, вскоре принявшие ужасающие размеры". И далее: "…истреблены огнем два железнодорожных пакгауза, передаточная Русского Общества пароходства и торговли, агентство и пакгаузы Дунайского пароходства, склад на Платоновском моле, электрическая станция, станция Одесса-порт, управление капитана над портом, 8 и 9 эстакада на Новом моле и все постройки Практической гавани. Кроме того, сгорело 20 вагонов, два парохода Российского Общества: "Петр" и "Веха", один Русского: "Платон", три частных: "Сергей", "Екатерина" и "Сухум". В железнодорожных пакгаузах окна разбиты и вещи разграблены, все имущество из складов разграблено и унесено в город. Во время пожара сгорело, согласно донесений, до ста бунтовщиков и грабителей, опьяневших до потери сознания от выпитого вина". Вечером 16 июня броненосец начал обстреливать город из 152-мм орудий, но прекратил огонь, сделав три холостых и два боевых выстрела. В цель (штаб округа) снаряды не попали, береговые батареи Одесского военного порта ответный огонь тоже открыть не решились. Зато к "Потемкину" и миноносцу №267 присоединилось вспомогательное судно "Веха". А утром 17-го восставшие матросы захватывают портовый ледокольный пароход "Смелый". Спустя еще несколько часов броненосец и миноносец вышли в море — навстречу посланному для их "покорения или немедленного потопления" отряду контр-адмирала Вишневецкого (три броненосца, эсминец и четыре миноносца). Бой не состоялся: ни одна из сторон не решалась первой открыть огонь. Во второй половине дня история повторяется, но теперь против восставших сконцентрированы уже главные силы Черноморского флота (пять броненосцев, семь эсминцев и миноносцев). Тем не менее предприятие вице-адмирала Кригера кончается еще более плачевно, чем "экспедиция Вишневецкого" — на сторону мятежного отряда переходит эскадренный броненосец "Георгий Победоносец". Положение правительственных сил становится опасным: из крупных кораблей флота безусловно верными присяге остаются только экипажи броненосцев "Ростислав" и "Три Святителя". Однако уже 18 июня наступил перелом. В четыре часа дня между новоиспеченными "соратниками" едва не вспыхивает артиллерийская дуэль, а еще через час "Георгий Победоносец" выбрасывается на мель. О настроениях его команды красноречиво говорит следующий факт: прибывшие на борт жандармы и пехота арестовывают 67 моряков. Остальные более 570 (!) человек экипажа сочтены достаточно лояльными, чтобы пока оставаться на своих постах. Сам же "Потемкин" и миноносец №267 немедленно выходят в море. "Веха" и прочие "временно реквизированные" суда остаются в гавани… 19 июня к "Потемкину" пытается присоединиться учебное судно "Прут". На сей раз "усмирение" проходит быстро — утром 20-го корабль перехвачен эсминцами и возвращен в Севастополь. Тем временем мятежные броненосец и миноносец прибыли в румынский порт Констанцу, где затребовали угля, продовольствия и воды. Естественно, командир порта отказал. Пришлось вновь вернуться к русским берегам. 22 июня 1905 г. "скитальцы" пришли на рейд Феодосии. До сих пор бытует мнение, что ни в одном черноморском городе не нашлось силы, способной противостоять мятежникам. Но это не так. Феодосийский гарнизон оказался крепким орешком. "На поставку припасов команда броненосца дала суточный срок и объявила, что если припасы доставлены не будут, то "Потемкин" подвергнет Феодосию бомбардировке. Наступила неслыханная, невероятная паника. Вагоны железной дороги брались с боя, за подводы платились бешеные деньги, многие горожане бежали в горы и окрестные деревни. Город наполнился войсками и был объявлен на военном положении. В 9 часов утра 23 июня катер с 12 матросами "Потемкина" под защитой миноносца №267 приблизился к парусному судну-угольщику, чтобы увести его с собой. Но войсковые команды на берегу внезапно открыли огонь, при этом несколько человек на катере и миноносце было убито. Тогда наступила страшная минута, которую никто из жителей Феодосии не забудет до конца своих дней. Броненосец изготовился к стрельбе, еще несколько мгновений, и длинные дула орудий направились на город. Но по какому-то странному обстоятельству, в 2 часа дня "Потемкин" неожиданно запарил, снялся с якоря и ушел в море. Как позже стало известно, в команде произошли разногласия. Броненосец отказался от дальнейших грабительских поползновений и решил сдаться Румынии на условиях инсургентов". Как видим, не "бравые" адмиралы остановили восставших, а гарнизон небольшого приморского городка. Интересно также, что, грозя обстрелом городу из тяжелых орудий, мятежники так и не решились силой захватить угольные шхуны. Хотя огонь в упор из малокалиберных пушек, пулеметов и десантных орудий с миноносца, паровых катеров и шлюпок "Потемкина" легко мог выбить солдат из портовых пакгаузов. Причем безо всякого вреда для простых горожан. В реальности же команда броненосца оказалась деморализованной потерями (четверо убитых и пятеро пленных). Уже в ночь на 25 июня "Потемкин" снова пришел в Констанцу и сдался местным властям. На русском корабле взвился иностранный, румынский, флаг — первый со времени сдачи туркам фрегата "Рафаил" (но, увы, далеко не последний!) в 1829 г. подобный факт в истории Черноморского флота. Здесь пути броненосца и его "младшего партнера по восстанию" разошлись. Миноносец №267 позориться отказался и направился в Севастополь. 26 июня за "Потемкиным" пришел отряд контр-адмирала Писаревского. Еще через два дня "бывший мятежник" покинул румынские воды. Через несколько дней "Потемкин" был ошвартован в Южной бухте Севастополя. Было это почти ровно 100 лет назад — на рассвете 1 (14) июля 1905 года. Тогда многим казалось: точка в истории черноморского мятежа отныне поставлена окончательно и бесповоротно. Хотя основания для тревоги были: как показал пример "Потемкина" — нерешительность, а порой и трусость "адмиралов от самодержавия" были действительными, а не выдуманными фактами. И наиболее либеральный журнал того времени — "Нива" (№28 за 1905 год) — вполне резонно отметил: "…Почти следом за "Потемкиным" в Констанцу прибыла русская черноморская эскадра, которая тщетно пыталась пред тем изловить мятежный корабль и принудить его к покорности. Как известно, это не удалось ни посланному отряду адмирала Кригера, ни миноносцам адмирала Вишневецкого… как не удалось нашим адмиралам Рожественскому, Фелькерзаму и Небогатову прорваться во Владивосток". Впрочем, в те дни об этом мало кому хотелось думать. Но… "есть у революции начало, нет у революции конца". Как оказалось, "похождения блудного броненосца" на этом не закончилис