А.В.МихайлюкИСТОРИЧЕСКИЙ ИСТОЧНИК: ИНФОРМАЦИЯ И СМЫСЛ (Вісник Дніпропетровського університету. Історія та археологія. – Д.: ДНУ, 2000. – Вип. 8. – С.50-55)История - это прежде всего осмысление прошлого. Если события в описываемой действительности развертываются во временной последовательности - от прошлого к настоящему, - то историческое сознание предполагает обратный ход мысли: от настоящего к прошлому. В дальнейшем могут происходить новые события, которые задают новое прочтение исторического опыта, его переосмысление. [20. C. 11, 15] В современном обществе человек страдает не столько от недостатка информации, сколько от ее избытка. По выражению Ж.Бодрийара, "мы находимся во вселенной, в которой становится все больше и больше информации и все меньше и меньше смысла". Между информацией и смыслом существует жесткая и необходимая корреляция в той мере, в какой информация прямо разрушает или нейтрализует смысл. Утрата смысла связана с растворяющим, разубеждающим действием информации, поскольку там, где, как мы полагаем, информация производит смысл, происходит обратный эффект. Информация пожирает свои собственные содержания, она не производит смысл, а имитирует его. Бодрийар называет такое положение вещей гигантским процессом симуляции. Иначе говоря, информация, в которую превращается или при помощи которой распространяется некоторое событие, уже изначально представляет собой деградированную форму этого события. Подобное положение вещей практически обесценивает любое знание, делает его набором безличной анонимной информации, компендиумом готовых содержаний. [5] Высказывается мнение, что излишек фактографии не менее вреден для теории, нежели полное отсутствие знания о фактах. Чрезмерное углубление во множество частных факторов способствует пренебрежению различиями между факторами, формирующими то или иное историческое явление. По отношению к любому историческому событию (имеется в виду писаная история) можно обнаружить столько фактов, что при их регистрации теряется способность строгого различения фактуальности. Все начинает казаться подобным, сливается в фактографическую магму, в которой не видно теоретико-методологических ориентаций. [12. С. 316] В этой связи представляют интерес эвристические принципы, высказанные А.Зиновьевым. Согласно первому из них, любая произвольно взятая и достаточно обширная сумма информации, относящаяся к некоторому социальному объекту, содержит в себе все то, что необходимо и достаточно для понимания сущности этого объекта. Согласно другому, самые глубокие тайны основных социальных явлений не спрятаны где-то в подвалах общественного здания, за кулисами политической сцены, в секретных учреждениях и кабинетах сильных мира сего, а открыты для всеобщего обозрения в очевидных фактах повседневной жизни. Люди не видят их главным образом потому, что не хотят их видеть или признать их за нечто достойное внимание. Т.е., достаточно "сосредоточить усилия на обдумывании общеизвестных и доступных для обычного наблюдения явлений" [10. С. 7]. Но при этом всегда может возникнуть вопрос: а где критерий достаточности? Среди современных исследователей все больше утверждается точка зрения, что исторический источник не является объективным отражением события, он дает лишь ту информацию, какую в нем ищет историк, отвечает лишь на те вопросы, которые историк ставит перед собой. И полученные ответы полностью (? - А.М.) зависят от поставленных вопросов. Источник не является объективным отражением истории еще и потому, что он передает событие через мировосприятие автора, который его создал. То или иное понимание картины мира, система ценностей, существующие в сознании творца источника, так или иначе действуют на те данные, которые он фиксирует. Больший смысл имеет необходимость понять не сам факт или явление истории как самодовлеющие, а их отображение в психике людей. [18. С. 19-20] Историческое исследование, структура его вопросов и ответов строится в неизбежной зависимости от установки исследователя, носящей "убежденческий" характер. Если история наука - то как она возможна в историческом исследовании, раз рамки возможных решений заранее предопределены, если даже не прямо "запланированы" системой изначальных убеждений историка? [6. C. 98] Н.А.Бердяев вообще рассматривал историческое познание как акт самопознания: "...история дана нам не извне, а изнутри, и мы в конце концов, воспринимая историю, констатируем ее в большей зависимости и большей связи с внутренними состояниями нашего сознания, внутренней ее широтой и внутренней ее глубиной" [4. С. 20-21]. Но ведь и наше сознание - продукт истории. Источник лишь несет в себе определенную информацию, которая требует критического отношения, осмысления и интерпретации. Привлечение новых источников, расширение источниковой базы, то есть увеличение информации о прошлом, не означает автоматического возрастания возможности нашего адекватного его осмысления и понимания. На мой взгляд, расширение источниковой базы, открытие спецфондов и т.д., т.е. увеличение информации, произошедшее в последнее десятилетие, может оказать существенное влияние лишь на уточнение деталей. При этом новые интерпретации и оценки часто возникают не столько на базе новых знаний, привлечения новых источников, в особенности, если их число ограничено или, наоборот, чрезвычайно велико (это касается, прежде всего, недавнего прошлого), сколько вследствие переосмысления, "выворачивания наизнанку" старых. Те материалы, которые были открыты для исследователей в советские времена давали необходимую и достаточную информацию для осмысления сути исторических явлений. Тем более что профессиональные историки всегда имели определенный доступ к закрытой для непрофессионалов (что вполне оправданно) информации или, по крайней мере, имели о ней представление. Вопрос заключался лишь в ее отборе и интерпретации, что зависит уже от исследовательских установок, формируемых идеологическими, политическими факторами, конъюнктурными соображениями и т.д., от принятия или непринятия сообществом ученых, а также, что, на мой взгляд, немаловажно, от субъективных качеств исследователя, его профессионализма и профессиональной честности. Историк в некотором смысле профессионально обязан быть "над схваткой" исторических сил и эпох [6. C. 110]. По словам Ф.Ницше, "историю могут вынесли лишь сильные личности, слабых же она совершенно стирает" [16. С.145]. М.М.Бахтин писал: "Акт познания амбивалентен: он, умерщвляя рождает, уничтожая обновляет, снижая возвышает. Положительный полюс отпал. Современному познанию свойственна тенденция к упрощению и обеднению мира, к разоблачению его сложности и полноты (он меньше, беднее и проще, чем вы думали) и - главное - к его умерщвлению. Сделать его практически удобным предметом потребления (включая в него и самого потребляющего). Игнорирование всего того, что не может быть потреблено (и прежде всего его свободы-незавершенности и его индивидуальности)" [2. С. 160]. Историк выступает своего рода интерпретатором и ретранслятором к массовому "потребителю" той информации, которую он получил из исторического источника. Здесь его функция сопоставима с функциями журналиста, или ведущего информационных телепрограмм - представителей по праву считающихся древнейшими профессий. Д.М.Володихин резюмирует воззрения Р.Ю.Виппера, которые не лишены оснований: "Существуют две истории - одна из них происходит в реальности, а другая протекает в головах историков. Обе они хаотичны и притом слабо связаны друг с другом. Бесформенные груды фактов и явлений, колеблемые течением окружающей среды и приспосабливающиеся к ней, историки, тщетно стремящиеся демиургическим образом придать этим грудам осмысленную форму, объявить о предсказуемости вектора и цели движения ее величеству Бессистемности" [7. С. 158]. Массовое сознание, в силу своей организации неспособное понять и принять идею многомерности исторического процесса, привыкшее к однозначности оценок и суждений, оказалось неподготовленным к восприятию обрушившейся на него информации, которая дезориентирует и эклектизирует его. Как своего рода защитный механизм, в массовом сознании формируется скептически-ироническое отношение к истории как к науке, и в этом есть часть вины профессиональных историков. Критика исторической науки (во многом справедливая) приобретает порой преувеличенные размеры, что даже вызывает подозрение в умышленной дискредитации исторической науки, навязывании мысли о невозможности объективной истории вообще. С другой стороны, сами историки все больше говорят о субъективизме, невозможности адекватного отражения прошлого, контекстности истины и т.д. История все больше становится похожей на своего рода интеллектуальную игру для узкого круга "посвященных". Историческое прошлое не дано нам в конкретном опыте и поэтому нуждается в дешифровке и реконструкции. Поскольку прошлое принадлежит чужому опыту, само его существование в каких-то случаях может подвергаться сомнению. Прошлое при этом организуется как текст, прочитываемый в перспективе настоящего. Определяется подход к прошлому как к дешифруемому тексту. [20. C. 14, 16-17] Главный принцип герменевтики, на чем основано толкование текстов или событий в том, что слово или жест встраиваются в контекст. Уже текст, от латинского "ткань", "связь" есть общность мыслей и слов, сцепленная множеством связей, часть из которых скрыта, невидима. Контекст - гораздо более широкая общность, в которую вплетен текст, и вплетен связями уже в основном скрытыми. И уровень нашего понимания текста зависит от того, как глубоко и широко мы смогли эти связи уловить. А значит, увидеть в тексте выражение сложной и невидимой действительности. [11. C. 29] И нельзя понять природу и сущность тех или иных явлений, рассматривая их изолировано, исходя лишь из источников, документов и деклараций, без учета всего общественного и исторического контекста. В этом смысле вполне справедливо звучат слова И.В.Сталина, хотя часто им придают весьма одиозный смысл: "Кто же, кроме безнадежных бюрократов, может полагаться на одни лишь бумажные документы? Кто же, кроме архивных крыс, не понимает, что партии и лидеров надо проверять по их делам, прежде всего, а не только по их декларациям?" [17. С. 97] Я.Дашкевич называет Сталина постмодернистом (он употребляет понятие "постмодернизм I", куда относит и ленинизм-сталинизм) [9], и в этом есть свой смысл, как есть свой смысл и в том, что М.М.Бахтина считают, чуть ли не сталинистом [1, 8] или "первым постмодернистом" [см. 14]. Отбор и осмысление прошлых событий производится с точки зрения настоящего - постольку, поскольку память о них сохранилась в коллективном сознании [19. C. 14]. "Даже прошлые, то есть рожденные в диалоге прошедших веков, смыслы никогда не могут быть стабильными (раз и навсегда завершенными, конченными) - они всегда будут меняться (обновляясь) в процессе последующего, будущего развития диалога. В любой момент развития диалога существуют огромные, неограниченные массы забытых смыслов, но в определенные моменты дальнейшего развития диалога, по ходу его они снова вспомнятся и оживут в обновленном (в новом контексте) виде" [3. С. 373]. В том и ценность исторического источника, что он является свидетельством своего времени, восстанавливает пробелы (особенно легитимизированные властью) в "коллективной памяти", забытые смыслы. Исследователь вступает в своего рода "диалог" с источником. В процессе диалога возникают новые, обновляются старые, воскрешаются забытые смыслы. "Вся история заключается в том, что разные культурные явления беспрестанно переводятся на иные, первоначально чуждые им культурные языки, часто с определенным переосмыслением их содержания" [15. С. 58]. Но одни и те же объективные факты, составляющие реальный событийный текст, могут по разному интерпретироваться на разных языках - на языке соответствующего социума и на каком либо другом языке, относящемся к иному пространству и времени [19. C. 51]. История в этом смысле - это игра со смыслами, игра настоящего и прошлого. Смысл задается извне. Мы склонны вкладывать в то или иное историческое явление свой собственный, возможно и не присущий ему смысл. Но если смысл скрыт от нас, это еще не значит, что его вовсе нет. Все равно "традиции всех мертвых поколений тяготеют, как кошмар, над умами живых" [13. С. 119]. Реальная жизнь всегда сложнее и богаче любых умозрительных теоретических построений, реальная история (то есть прошлое, которое было таким, каким оно было и не зависит от наших представлений о нем, а не информация о нем, которую дают исторические источники или ее интерпретации в историографии, только лишь и доступные исследователям), как правило, не помещается в концептуальные схемы, которые историки вынуждены периодически пересматривать. Литература Аверинцев С.С. Бахтин, смех, христианская культура //М.М.Бахтин как философ. М., 1992. Бахтин М.М. Дополнения и изменения к "Рабле" //Вопросы философии. 1992. № 1. Бахтин М.М. К методологии гуманитарных наук //Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1986. Бердяев Н. Смысл истории. М. 1990. Бодрийар Ж. Симулякры и симуляции //Философия эпохи постмодерна. Минск, 1996. Визгин В.П. История и метаистория //Вопросы философии. 1998. № 10. Володихин Д.М. Критика теории прогресса в трудах Р.Ю.Виппера //Вопросы истории. 1999. № 2. Гройс Б. Тоталитаризм карнавала //Бахтинский сборник. М., 1997. Вып. 3. Дашкевич Я.Р. Постмодернізм та українська історична наука //Методологічні проблеми суспільно-гуманітарних наук і освіти в умовах трансформації суспільства. Дніпропетровськ, 1999. Зиновьев А.А. Запад. Феномен западнизма. М., 1995. Кара-Мурза С. Манипуляция сознанием. М., 2000. Макаренко В.П. Русская власть (теоретико-социологические проблемы). Ростов-на-Дону, 1998. Маркс К. Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта //Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд. Т. 8. Махлин В.Н. Наследие М.М.Бахтина в контексте западного постмодернизма //М.М.Бахтин как философ. М., 1992. Михайлов А.В. Надо учиться обратному переводу //Одиссей. М., 1990. Ницше Ф. О пользе и вреде истории для жизни //Ницше Ф. Сочинения в двух томах. Т. 1. М., 1998. Сталин И.В. О некоторых вопросах истории большевизма //Сталин И.В. Соч. Т. 13. Удод О.А. Роль історичної науки та освіти у формуванні духовних цінностей українського народу: 1920-30-і рр. Автореф. ... докт. іст. наук. Дніпропетровськ. 2000. Успенский Б.А. Historia sub specie semioticae //Успенский Б.А. Избранные труды. Т. 1. М. 1994. Успенский Б.А. История и семиотика //Успенский Б.А. Избранные труды. Т. 1. М. 1994.