М. Аннамамедов«Записки скучающегодирижера»(записки сумасшедшего)Ярославль2004"Евгений Курганыч"Переехав из Ашхабада в Саратов, я столкнулся с естественной проблемой общающихся со мной людей, запоминания моих, таких "русских"- имени, отчества и фамилии - "МУРАД АТАЕВИЧ АННАМАМЕДОВ". Нередко люди, в затруднении или машинально, путали отчество, обращаясь ко мне:"МУРАД АННАМАМЕДОВИЧ". В ту пору я был парнем молодым и претенциозным. Меня злило - как это они, выходя на контакт со мной, не удосуживаются выучить мое имя-отчество! И я стал применять некий способ, "помогающий" таким людям, понять мое недовольство. Обращаясь к ним я стал "путать" их отчества. К примеру - Сидора Петровича Иванова я называл: "Сидор Иванович", Марию Федоровну Несмеянову я называл: "Мария Несмеяновна"... Однажды, не пощадил самолюбия начальника областного управления культуры - Евгения Никитовича Курганова (Царствие ему небесное! Замечательный был человек.). Звонит он мне как-то и говорит: - Здравствуйте, Мурад Аннамамедович! А я, ему: - Здравствуйте, Евгений Курганыч! Так и повелось... Подобные мои "реакции" автоматически отлетали от моих зубов. Можете себе представить неловкую ситуацию, когда мое отчество перепутала замечательная оперная певица, народная артистка России - Валентина... БАРАНОВА!.. "Чем отличается Мамедов от Аннамамедова ?"Год 1994. Ярославль. Меня, только что приехавшего в город, начали знакомить со всеми. Пригласили как- то в компанию, в ресторан... В разгар застолья, один из собеседников, с пиететом ко мне, несколько мудрено и многозначительно задает мне вопрос: - А вы видели, Мурад Атаевич, у нас, в волковском театре, готовится новая постановка, которую осуществляет режиссер Мамедов? - Да, что-то видел... Далее последовал совершенно дурацкий вопрос: - Мурад Атаевич, а чем отличается Мамедов от Аннамамедова? Я, в поиске выхода, блужу словесами: - Видите ли,.. в принципе,.. Мамедов ничем не отличается от Аннамамедова... И тут, нахожусь: - Ну, может быть, есть одно отличие... Мамедову, в отличие от Аннамамедова делали обрезание ("Анну" -обрезали!)."Коробейники"В 1985 году, мне приказали готовить правительственный концерт к 40-летию Победы в Великой Отечественной войне. Концерт должен состояться в ледовом дворце Саратова. Программа была утверждена в обкоме партии. В финале концерта должен петь популярный баритон, любимчик властей - Леонид Сметанников. Готовим программу. Репетирую с многочисленными солистами и коллективами... Уже остается два дня до концерта. Сметанников на репетицию все не приходит, ничем сие не комментируя. Я, уже волнуясь, через администраторов, передаю властям, что если завтра Сметанников не явится на репетицию - я сниму его с концерта. А это- скандал. В тот же день мне передают из управления культуры о том, что знаменитый певец будет петь под фонограмму... Ну что ж, баба - с воза, кобыле - легче! Но, добавляет чиновник: - У нас к вам, Мурад Атаевич, просьба - сделать вид, что оркестр играет, а вы дирижируете. Я - ни в какую. В те времена "обезьянничание" под фонограмму было нонсенсом! Дело дошло до обкома партии... Звонит мне заведующая отделом культуры обкома, уважаемая мной во все времена - З.Т. Ларионова. Долго уговаривает. Наконец, я сдаюсь. Со звукорежиссером мы договариваемся: когда Сметанников выйдет на сцену, я должен поднять руки к воображаемому вступлению оркестра. Из усиливающих колонок должен раздастся характерный "пик"... и я должен как бы "вступить", синхронно с фонограммой(исполнить предстояло русскую народную песню - "Коробейники")... Репетицию не проводили - все и так ясно. Концерт близится к завершению. Наступает финал. На сцене - Саратовский симфонический оркестр. Выходит красавец-певец, прибоченился... Я поднимаю руки... звучит - "пик"... Я "вступаю" и... из колонок звучит благородное вступление к "Коробейникам"... в исполнении... оркестра... РУССКИХ НАРОДНЫХ ИНСТРУМЕНТОВ! Под всеоркестровый хохот я вынужден был распинаться..."Борода"Трижды в своей жизни я отращивал бороду, и каждый раз эти факты оставляли в моей памяти премилые сюжеты. В 1979 году, будучи студентом, я отрастил бороду. Борода вышла густая, окладистая. Мне свезло, мой консерваторский приятель, латыш - Улдис Бергманис - сосватал меня на гастроли в Латвию, в город Лиепая. До поездки в Латвию оставалось недели три. У меня случился приступ аппендицита. В консерваторское общежитие ко мне приехала "Скорая". Должен признаться в том, что когда я становлюсь объектом внимания врачей, любые хвори моментально улетучиваются. Так и в этот раз. Появились врачи - боль как рукой сняло. На всякий случай, меня решили госпитализировать. Спускаемся вниз, спокойно садимся в карету, едем в больницу... По дороге водитель останавливается у киоска - надо купить сигареты. Тут сестричка просит остановиться - купить мороженое. До Боткинской больницы остается метров триста. Я сообщаю докторам о резко возникших, адских, болях. Машина на огромной скорости въезжает на территорию больницы. Скрипят тормоза. Я выхожу из машины и, от болевого шока, теряю сознание... В полузабытьи вижу, как меня вытряхивают из одежды, готовят к операции... Оказываюсь в комнате анестезиолога. При виде врача боль немедленно уходит... Анестезиолог: - Как будем оперировать, через общий наркоз или, я вам рекомендую новый, передовой способ, иглоукалывание - говорит докторица. Я: - Что вы, что вы... Только наркоз. Тетенька меня долго уговаривает... И тут слышу из коридора голос только что прооперированного мужичка: - Парень, соглашайся... нормально. Я согласился. Во время операции я, в полном сознании, общался с анестезиологом, отвечая на ее бесчисленные пустяковые вопросы: "Где учишься... Как учишься" и пр. А в это время, за шторкой, хирурги лишали меня "дев...", ах нет, всего лишь аппендикса... После операции, два полупьяных мужичка-санитара, бегом, повезли меня в реанимационную палату, на каталке, по длиннющим коридорам больницы. Преодолевая порожки дверных проемов, они не притормаживали, и мое бренное тело подпрыгивало... Картина напоминала перевозку контрабандных мумий из египетских пирамид в какой-нибудь ивановский музей... Это был сущий ад. Прибежав в реанимацию, мужички, один за ноги, другой за голову, перебросили меня с каталки на койку... Начались послеоперационные боли. Белокурая красавица Наташа вкалывала мне болеутоляющие наркотики по четыре раза в день. И дня три моя жизнь была сведена к формуле: от укольчика - к укольчику. На четвертый день, померяв температуру, Наташа направилась к выходу из палаты. - А укольчик ? - привычно потребовал я. - Больше не положено, - сочувственно отказывает Наташа - происходит момент привыкания к наркотику... - У меня же болит! Дай... - Не положено... - Неси укол, - по-свойски, властно, потребовал я, за три дня уже преуспевший у Наташи легким флиртом. Через десять минут она, вкалывая мне "укольчик", очень серьезно и ответственно, заявила: - Это последний... Весь четвертый день меня выворачивало наизнанку от боли... На пятый, утром в палату входит нянечка - лет семидесяти, божий одуванчик - принесла еду. Глядя на меня, бледного, скрестившего на груди руки, бородатого, она, с удивлением и сочувствием, молвит: - Батюшки, священник!.. - Да какой же я священник, - загробным голосом реагирую я. Не желая разочаровываться во мне, "священнике", бабушка стала рассуждать о том, что в каждом человеке есть Бог... И каждый праведник может расчитывать на Его расположение и помощь... Меня, не агрессивного атеиста, сия тирада сначала забавляла, потом увлекла... А потом я стал чувствовать что боль стала униматься и ушла вовсе... Через дней десять я, уже бегавший через ступеньку, отправился в Латвию на гастроли... -"- В 199? году выходя в отпуск, я решил не бриться, на лето отпустить бороду... Возвратившись из отпуска, я не мог не порисоваться с бородой перед оркестром... Порисовался, но бриться пока не стал. В программе открытия сезона была запланирована премьера Шестой "Литургической" симфонии А.Эшпая. Я подумал - вот отыграю "Литургическую" с бородой, как священник в церкви... и побреюсь. Звонят мне из оренбургской филармонии и просят сыграть вторую, после саратовской, премьеру симфонии прославленного композитора в их городе. Даю согласие. Продирижировав в Саратове с бородой, решил для себя, что в Оренбурге побреюсь... Приезжаем в Оренбург... Утром репетируем в большом шикарном зале, с великолепной акустикой, построенном в годы войны "зеками" по приказу Лаврентия Павловича Берии. Сочувствую всем загубленным Берией жизням, но радуюсь за оренбуржцев - какой прекрасный зал построил Сатрап. После репетиции ко мне обращается девушка - помощник телережиссера с Центрального телевидения - с просьбой о съемке концерта. Я, еще бородатый, даю согласие. После репетиции, пообедав в ресторане, передохнув часик, начал подготовку к вечернему выступлению. Душ, прическа... и, как планировал, сбрил бороду. ... До начала концерта пять минут. Одетый во фрак, безбородый, прихожу в закулисную часть... Артисты оркестра сосредоточенно ожидают выхода на сцену. - Хоть бы одна "собака" в оркестре отметила изменение в моей внешности, - досадую я, про себя. Наконец, мои артисты, стали "прозревать", показывая на меня пальцами... Я, удовлетворенный, жду своего выхода. Третий звонок... Оркестр выходит на сцену, располагается, настраивается... Мы, с утренней помощницей телережиссера, остались вдвоем в кармане кулисы. Я, имевший многочисленные контакты с телевизионщиками, не выхожу на сцену без ее команды, которую она может дать только тогда, когда получит подтверждение о том, что вся многочисленная телетехника включена. Девушка не дает отмашки. Брожу взад-вперед перед ее носом... В зале раздаются нетерпеливые аплодисменты, приглашающие дирижера к выходу. Я, поглядывая на девушку, продолжаю маячить перед ее глазами. Команды нет... В зале опять раздаются нетерпеливые аплодисменты... После третьих аплодисментов в зале, я вопрошаю девице: - Почему не начинаем? - Ждем дирижера... - отвечает она, прозревая, что перед ней и есть дирижер, хоть и безбородый... Я побежал на сцену... -"- Что за публика в Ярославле?! С одной стороны, такая теплая, тонкая, глубокая, адекватно реагирующая на процессы, происходящие на сцене... Но, вместе с тем, какая-то "консервативная", "недоверчивая", "подозрительная"... В 200? году, летом, я отпустил бороду. Ну имею, ведь, право?.. После отпуска, с оркестром, готовимся к открытию сезона. Солистом в концерте открытия должен выступить сам Николай Петров! За несколько дней до открытия развернулась дискуссия. Некоторые советовали - сбрей бороду, она тебя старит. Другие настаивали бороду сохранить... Я не знал как быть, а тут еще дирижировать... ... Открытие сезона... Оркестр на сцене. Ведущая концерта объявляет программу, солиста и дирижера - Аннамамедова. В первом отделении я, бородатый, с Петровым, выхожу на сцену... Никаких аплодисментов. Петров - смущен, я - не меньше. Конечно, я догадался - публика, которой обещали Аннамамедова, просто не признала меня, бородатого. Ну, ничего, рассосалось. Отыграв первое отделение, оркестр, Петров и я с ними, получили положенную порцию аплодисментов... ... В антракте я подумал - а ведь не побрившись, я удовлетворил только половину сторонников моей бороды! Как же быть с другой? ... Второе отделение. Оркестр на сцене. Ведущая объявляет номер, опять обещает дирижера Аннамамедова... Я выхожу на сцену, шествую к своему подиуму... Аплодисментов опять нет... И только во время поклона публика, аплодисментами и хохотом, прозревает - это и есть обещанный дирижер! В антракте я бороду сбрил. Ну что за публика в Ярославле?!"Не сон в летнюю ночь" (Не по Шекспиру).В 198? году, я решил побеспокоить своим общением Альфреда Гарриевича Шнитке. Нашел его московский телефон, позвонил. Договорились о встрече. Приехав в Москву, розыскал его дом, позвонил в дверь. Дверь открыла дивной красоты женщина - супруга композитора, - с выразительными глазами, полными содержания и загадки. Проводила меня в гостиную, где вскоре появился и Альфред Гарриевич. Общались мы не долго, часа полтора. Я рассказал Мастеру о Саратове (кстати, Шнитке родом из саратовской области, из города Энгельс), о саратовском оркестре, о нашем репертуаре. Ответил на его вопросы об этом замечательном городе, о его консерватории... Попили чайку... И я попросил его дать мне какую-нибудь партитуру для исполнения в Саратове. Альфред Гарриевич взял со стола партитуру оркестровой пьесы - "Не сон в летнюю ночь" (Не по Шекспиру), пояснив, что только что завершил ее и она, пьеса, еще никем не играна. Пьеса вписалась в мою ближайшую программу. И, фактически, Саратовский симфонический оркестр, вместе со мной, стал ее первым исполнителем. К своему большому сожалению, об этом исполнении я не сообщил автору. И месяца через три - четыре, в прессе прочитал о том, что какой-то московский оркестр, с каким-то дирижером, сыграли "премьеру" этого сочинения. Мне было досадно "потерять" пальму первенства в исполнении пьесы. Но, что поделаешь, сам виноват. К чему это я ? Ах, да... В этой партитуре есть авторская ремарка, согласно которой большое соло в оркестре должен играть не концертмейстер, - главный скрипач коллектива - а, почему-то, двенадцатый скрипач в группе вторых скрипок. По замыслу автора, как я его понял, это соло поручено последнему скрипачу потому, что, как правило, у таких музыкантов и мастерства поменьше, и скрипочки пожиже, и исполнительский опыт сольной игры отсутствует... В итоге, при исполнении, должен возникнуть эффект неуверенного преодоления материала, сопровождающегося дрожанием смычка, помарками и прочими мелкими несовершенствами - тончайший психологический расчет автора! На этом месте в оркестре, временно, сидел скрипач В. Лиманский, как он себя называл - единственный в мире цыган-скрипач с высшим образованием, прохалтуривший всю жизнь в ресторанах. Скрипач виртуозный, куражистый, но с совершенно дурным вкусом и кабацкими манерами. Мне его навязали власти, которые он "забомбил" письмами с просьбой его трудоустроить. Так вот, его исполнительская манера меня никак не удовлетворяла. Я решил несколько усложнить ситуацию. До дня концерта я не объявлял - кто именно будет играть это соло. И только в день концерта, в конце репетиции, назвал исполнителя - Владимира Папыкина - одиннадцатого скрипача, группы вторых скрипок. Володя - человек тусклый, вялый, невзрачный, плюгавый, пришибленный... Он все время "скулил", жаловался на жизнь... Как художнику, мне показалось, что это соло лучше сыграть не брызжущему слюной, самоуверенному Лиманскому, но, вот такому, задрыпанному замухрышке... От моего решения, в оркестре, все ахнули... С момента окончания дневной репетиции, до концерта, оставалось несколько часов. И у меня был риск, что за это время Володя выучит это соло и сыграет его хорошо... Не подвел!"Рояль в кустах"В 200? году, в Ярославле, планировался авторский концерт замечательного композитора - Эдуарда Артемьева - автора музыки ко многим известным кинофильмам. Готовил его дирижер Ярославского симфонического оркестра - Анатолий Оселков. Он, уже давно, вошел в контакт с автором и, увлеченно, репетировал программу. В день концерта, часов в 14, оркестр уже отрепетировал и был отпущен до вечера, мне раздается звонок: - Это - Никита Михалков. - Рад вас слышать, Никита Сергеевич. - Я знаю, что у вас сегодня будет исполняться авторский концерт моего друга - Алика(так друзья называют Эдуарда Николаевича) Артемьева. Для него это огромное событие! В такой момент я хочу быть рядом со своим другом. Я готов сейчас выехать из Москвы, но к началу не успеваю. Вы не могли бы на час задержать начало концерта? - Никита Сергеевич, это никак невозможно. Ведь публика придет к шести! - Я понимаю, - то ли смущаясь, то ли нет, продолжает он - но мне совершенно необходимо быть на вашем концерте. Ведь нет безвыходных ситуаций. Вы, как мастер, это прекрасно понимаете (задевает он меня за живое). Я вас очень прошу, придумайте что-нибудь! - Ну хорошо, я что-нибудь придумаю, Никита Сергеевич. Выезжайте, - сказал я - "Мастер" - по определению Н. Михалкова. Я, "Мастер", срочно вызвал к себе своего ассистента - дирижера Сергея Оселкова и "баронессу" (так про себя, и по праву, я называю прекрасную скрипачку, чудесного человека, библиотекаря нашего оркестра, потомственную немецкую баронессу - Елену Волкову). Сидит синклит...Я ломаю голову - как объяснить публике, или чем ее занять, чтобы продержаться час, не начиная концерта? В сознании проплывают аналоги ситуаций, встречавшихся мне на моем жизненном пути... Коллеги фантазируют, советуют... Все не то... Я им: - Надо придумать какой-то ключ, "рояль в кустах"... И прозреваю:"Есть! - роялем в кустах назначаю самого Михалкова!!!!!". Библиотекарю было поручено положить на пульты оркестру огромное количество, часа на полтора, пьес, многократно игранных оркестром (ведь репетиции не будет!) - вкусных, сочных, популярных... Будем, пока не приедет мэтр, "развлекать" публику дополнительным, прелюдирующим отделением, решил я. 18.00. Оркестр на сцене. В зале - привычный аншлаг. Я выхожу на авансцену и обращаюсь к залу: - Дорогие друзья, - говорю псевдомузыковедчески - вам сегодня предстоит услышать музыку из кинофильмов Эдуарда Артемьева - музыку которого, чтобы воспринять в нашем академическом зале, надо предварить гимнастикой, послушав какое-то количество других, нейтральных, произведений... Киномузыка отличается от привычной вам, симфонической музыки, своими особыми инструментальными составами...Так, кроме скрипок, флейт, тромбонов... кинокомпозиторы нередко используют ориентальные краски, включая в состав оркестра гитары, саксофоны, флюгельгорны... и, даже... утюги - тяну я резину. Не является исключением и киномузыка композитора Эдуарда Артемьева, в одной из партитур которого значится редкозвучащий инструмент - "рояль в кустах". - Сергей, - обращаюсь к ассистенту - на сцене есть рояль в кустах? - Нет. - Почему? - Потому что он в кустах. - Иди и доставь. Сергей пошел в "кусты"... Я, с оркестром, играю несколько пьес... На сцену возвращается Сергей и объявляет: - Рояль найден, он в кустах, но директор филармонии не дает согласия на его использование. Придется вам договариваться, Мурад Атаевич. Я иду за кулисы "договариваться" с директором... В это время Сергей дирижирует несколькими номерами. Так, в несколько кругов... Наконец, в зале появляется ОН - Никита Михалков... Мы объявляем, что "рояль в кустах" найден и, под апплодисменты, представив ЕГО публике, начинаем основную программу... Концерт прошел замечательно. И публика и музыканты были довольны... После концерта, растроганный композитор, его супруга, Н. Михалков и целый ряд других людей заходят ко мне в кабинет. Надо "отметить". Пока мои помощники снуют, выставляя на стол съестное и выпивку, я предлагаю гостям располагаться. Артемьев, интеллигентный человек, занимает за столом скромное место, как и все остальные. Никита Сергеевич, этот интеллигентный человек, подчиняясь своему инстинкту, привычно, машинально занимает "председательствующее" место. Заводится беседа. Люди делятся впечатлениями. Но выходит так, что все присутствующие, в том числе и автор, обращаются к НЕМУ! Тут я по-настоящему оценил лидерские качества Михалкова. Его невероятную энергию и притягательное обаяние. На правах хозяина положения, чуть ли не автора, он принимал от присутствующих выражения симпатий к артемьевской музыке... Дело дошло до того, что он завел длинный монолог, конца которому видно не было... Меня, спесивого и амбициозного коня, это положение устроить не могло. Как хозяину, мне надо было овладеть ситуацией и повести стол. Взяв рюмку и резко перебив мэтра, что с моей стороны было безусловно невежливо и неинтеллигентно, я начал: - Дорогие друзья, сегодня случилось Чудо... Чудо музыки, художества и озарений... Сразу скажу, что моя, "тронная" речь, по своей длительности и содержанию, потянула бы на 18 тостов! Говорил я и о музыке Артемьева, и о его прекрасной жене, и о дирижере Оселкове, и об о оркестре, и о российском кино, и о международном положении... Ясно, что я "забалтывал" значимость Никиты Сергеевича, в сознании присутствующих, складно и комплиментарно расписывая все на своем пути. Присутствующим, я это видел, восемнадцать раз казалось, что я произношу тост. На самом же деле, не отступаясь от жанра тамады, я завершил свое словоблудие: - ... и поэтому, я предоставляю слово для первого тоста нашему выдающемуся режиссеру, гордости российской культуры - Никите Сергеевичу Михалкову. Временно "потускневший" Михалков, вяло и растерянно вставая, произнес: - Ну что ж, вообще-то уже все сказано... Однако... Он взял себя в руки и произнес замечательный тост. Но это был тост - один из прозвучавших в этом застолье и санкционированный тамадой. Я высоко ценю Никиту Михалкова как крупную художественную и общественную фигуру. Я отдаю себе отчет в том, что в нашем обществе мало кто может потягаться с ним в энергии и весе. Скорее всего, ни сам Михалков, ни остальные присутствующие не придали значения важности для меня - на "моей" территории быть "хозяином". Однако моему самолюбию потрафило то, что в кампании с САМИМ Михалковым, мне удалось взять привычную мне инициативу, в свои руки. Чем только люди не развлекаются! "Какая же я сво...!"В 200.. г. великая русская певица, Ирина Константиновна Архипова, предложила мне дирижировать третьим туром и концертом лауреатов конкурса им. Глинки в Уфе. Я дал согласие. Аккомпанирование в третьем туре мы разделили пополам, с тамошним главным дирижером - Валерием Платоновым. Готовим концерт лауреатов. Программа строилась по принципу: все дипломанты - все третьи премии - все вторые премии ... и одна первая премия - молодая, талантливая, блистательная Ольга Трифонова, которой я аккомпанировал. В концерте лауреатов дирижеры обслуживали тех своих клиентов, с которыми выступали в третьем туре. Естественно мне досталась О. Трифонова с последним номером в концерте лауреатов. Концерт близится к завершению. Мы стоим с Ольгой в закулисье, ждем своего выхода... Перед нами выступает прекрасный казахский тенор ... После своего официального выступления под оркестр этот казах, вне программы, зарядил задорную башкирскую народную песню без оркестра. Спел великолепно, чем вызвал шквал аплодисментов и эмоций в зале со стороны благодарной башкирской публики. Скандированию не было конца... Ор, стоны... Смотрю на Ольгу и вижу, как из ее прекрасных, выразительных глаз вываливаются огромные, с тонну, слезы. Я ей: - Ты чего? - Вы же видите - он забрал все аплодисменты... Уже и выходить-то нет смысла! - Слушай меня внимательно (морочу ей голову, отвлекаю от проблемы). Смотри как тесно на сцене - сидит оркестр. Выйдешь прямо, потом налево, потом направо, потом прямо, потом пропусти меня, дай мне возможность тебе галантно подать руку... Влезешь на подиум и, когда я подниму руки ко вступлению, выразительно зыркни на меня глазами (предстояло исполнить каватину Розины из оперы Дж. Россини "Севильский цирюльник")... Девочка прекрасная, органичная, цепкая, точная... Выходя на сцену она старательно выполняла мои дурацкие указания, что без сомнения ее отвлекало от "казахского" синдрома. Встали. Я поднял руки, дождался, пока она зыркнет на меня глазами... Стою как вкопанный, нервически покачиваясь в своих неуверенных жестах - "не могу вступить!"... Стою, дрожу, довольно долго... Публика, жюри, оркестр в полнейшем недоумении и жутком напряжении... В этот момент резко поворачиваюсь к залу и с очень слышным выдохом произношу:"Не могу вступить!.. Не могу вступить, пока не изолью вам свои чувства, накопившиеся за время конкурса... Какой же прекрасный конкурс произошел в Уфе... Какая яркая, талантливая молодежь выступала в нем... Какое мудрое жюри..." (валяю дурака, дав себе задачу блудить пока дух казаха не выветрится из зала). "Как велика наша богиня - Ирина Архипова!.. Как прекрасно организован конкурс... Спасибо Министерству культуры, Правительству, Муртазе Рахимову - Президенту Башкоркостана..." (все недоумевают, но всем приятно. Ведь хвалят, не ругают.) "Какой прекрасный оркестр... Как прекрасна башкирская публика...". В этот момент, почувствовав, что дух казахского успеха растворился полностью я, резко повернувшись, дал вступление оркестру и Ольга запела... Пела она замечательно, с великолепным куражом... чем, заслужила справедливые и положенные ей овации... -"- Через некоторое время мне, в Ярославль, позвонила И. Архипова. Предложила провести концерт лауреатов конкурса Глинки в Москве, в Большом театре. Я дал согласие. Через неделю - второй звонок Архиповой: - Мурад, мне так неловко перед вами... Но Большой театр (директор оперы Белла Руденко) выставил условие о том, чтобы кроме вас в концерте принял участие дирижер Большого театра (дирижер хороший. Фамилию не назову... забыл). - Хорошо, Ирина Константиновна. Хоть я и не рад, но уступаю. Вероятно тогда логично, чтобы я аккомпанировал тем же певцам, с которыми работал в Уфе? - Конечно. - Следовательно, маэстро из Большого театра будет дирижировать первым отделением. А я, в силу того, что Трифонова со мной - вторым? - Конечно, вы правы. Был третий звонок Архиповой: - Мурад, мне перед вами так неловко... но Большой театр требует, чтобы "большой" маэстро дирижировал вторым(более престижным) отделением... - (нервически) Хорошо, Ирина Константиновна. Пусть будет так. Но, пожалуйста, передайте этому дирижеру, что он - "лучше!". В Большом ко мне отнеслись не слишком приветливо. На одну, единственную, репетицию с оркестром, мне выделили 1 час 15 минут, при хронометраже отделения 1 час 25 минут. Идет концерт. Продирижировав первым отделением, во втором я, руки в брюки, брожу по закулисью. Ожидаю конца концерта. Звучит предпоследний номер. В правой кулисе, вокруг Архиповой, собрались все участники концерта в ожидании финала, который должен произойти под звуки полонеза из "Онегина"(эту фигу я использовал еще в Уфе, вытащив на сцену, парадом-алле, всех участников концерта). Подойдя к ним я спросил у Архиповой: - Все ли в порядке? Как с выходом артистов на сцену? - Ой, а мы этого не предусмотрели. В оцепенении отвечает богиня. - Как, разве нет режиссера? - Нет. Я, шепотом ору всем лауреатам: - Все ко мне. Ты, ты, ты(так восьмерым), вначале девочки, затем мальчики, из той кулисы, проходите по авансцене и стройте дугу от портала к центру сцены у задника... А вы(остальные) из противоположной кулисы, то же самое, в зеркальном отображении, чтобы в итоге получился полукруг. Все по местам. Выходим по моему взмаху! Звучит онегинский полонез, который дирижирует мой коллега, боо-о-о-льшой дирижер... Ребята, как мы и условились, по моему взмаху, чинно, мерно, торжественно шествуют по сцене, выстраивая парадный полукруг... Они все сделали хорошо, но больно шустро. До конца полонеза остается не меньше минуты - время убийственное для статического стояния на сцене. Финалу явно не хватает динамики. Тогда я беру под локоть Архипову и говорю: - Пошли. - Куда? - Пошли. Царица вокала, поддавшись моей воле, покорно, но царственно прошествовала в моем сопровождении по сцене. Мы вышли из задней кулисы, чинно направились вдоль задника к центру и торжественно пошли к авансцене, навстречу аплодисментам... "Большой" дирижер завершал полонез, обслуживая мою импровизацию. Какая же я сво...!"Дирижер - Мурад"В 198? году я должен был, в очередной раз, поехать на гастроли в Армению, в Ереван. Накануне поездки, между Арменией и Азербайджаном началась война... Перед самым вылетом в Армению, звонит мой приятель, тамошний главный дирижер - Ваагн Папян - и говорит: - Чувак, у нас здесь такие события!.. Тебе, с твоей фамилией, сейчас нельзя приезжать в Ереван - опасно. - Понимаю, что поделаешь... Через пару месяцев ко мне в Саратов, на целую неделю, приехал великий армянский композитор - Авет Тертерян - авторскую программу которого я готовил с оркестром... Целую неделю мы упоительно общались. Каждое утро - репетиции, днем - экскурсии по городу... Вечера коротали за ужином либо у него в гостинице, либо у меня дома... Как то я ему посетовал: - Авет Рубенович, что за времена настали? Вы представляете я, Аннамамедов, не могу поехать в Ереван, - сокрушался я. Тертерян, с сожалением и неловкостью, покачивая головой, подтверждает: - Да, вам сейчас нельзя ехать в Ереван... И тут переводит в шутку: - Понимаете, "Анну", в Ереване, вам еще простят... Но "Мамедова!..". Вдруг, ему приходит "счастливая" мысль: - А почему бы вам не принять... псевдоним? - ??? - Ну, например... "Мурад". И поясняет: - У вас такая длинная фамилия... Трудно умещается на афише... Вспомните пример азербайджанского дирижера Ниязи. Ведь это же его имя. Представляете, если бы он, в афишах, полностью указывал свои реквизиты: "Ниязи Зульфугар оглы Гаджибеков"!.. Я всерьез отнесся к этой мысли. Живу в России... Такая длинная, труднопроизносимая фамилия. В ту пору российский телеэфир еще не был загажен псевдонимами - Шурами, Децлами, Юлианами... и, всякими там, Сердючками... Поразмыслив с полгода, в отпуске, я распорядился напечатать афишу открытия следующего сезона с моим псевдонимом - "Мурад". Возвратясь из отпуска, узнаю о том, что в Саратове идут скандалы. Негодующая публика звонит руководству филармонии, в управление культуры, в редакции газет с возмущением - до чего докатилась филармония, ее редактура... В афише уже даже забыли указать фамилию дирижера!.. Звонит мне начальник управления культуры: - Мурад Аннамамедович, что у вас там происходит? Нам поступают недовольные сигналы слушателей... В последней афише даже забыли указать вашу фамилию... Я ему: - Ничего страшного, Евгений Курганыч. Я сам так распорядился. С этого сезона я принял артистический псевдоним... Имею на то полное право... ... Весь город увешан афишами с моим псевдонимом... На это в Саратовской консерватории разразились памфлетом. На видном месте вывесили "афишу", скроенную от руки: "Такого-то числа состоится концерт Саратовского симфонического оркестра... В программе: Людвиг - Симфония №5, Сергей - Концерт №2, Солист - Лев, Дирижер - МУРАД..." "Феллини"В 198? году, будучи в командировке в Москве, я остановился на несколько дней в гостинице Союза композиторов, на Садовой-Триумфальной. Гостиница представляла собой уютную квартиру, с несколькими комнатами, с холлом и кухней. Останавливались в ней преимущественно композиторы, музыковеды - члены Союза. Иногда пускали и музыкантов-исполнителей - не членов Союза. Гостиница привлекала не только своим местоположением - центр Москвы - но каким-то особым климатом, создаваемым братьями по музыкантскому цеху. Не в последнюю очередь гостиница привлекала и своей дешевизной, что для нас, "совков", было немаловажно. В этот раз, в гостинице, я встретился со своим приятелем, талантливым туркменским композитором - Реджепом Реджеповым. Обнялись... И Реджеп меня шепотом посвящает: "Здесь остановился САМ - Авет Тертерян, знаменитый армянский композитор"... Это имя мне ни о чем не сказало. Но по многозначительному шепоту Реджепа я понял, что речь идет о чем-то важном... ... В это время в холл выходит "значимый" человек, с которого невозможно спустить глаз. Он был одет, как мне показалось, в рясу (на самом деле это был длинный, дорогой, домашний халат), чем-то напоминая священника. Недаром армянские фамилии, начинающиеся с приставки - Тер - означают, что в роду "Терфамилии" был священник! Магически привлекали его значительная фигура, с заметным животом, неспешная, величественная походка, но, самое главное, его демоническое лицо! Лысая голова, словно высеченная из дорогого мрамора, руками древнегреческого скульптора. Мощный, сократовский лоб. Огромные, выпуклые глаза. Рельефные скулы... И огромный, армянский, орлиный нос... Я открыл рот при виде этой монументальной, ходячей, скульптуры... - Это дирижер из Саратова - Мурад Аннамамедов, - представляет меня мэтру Реджеп Реджепов... И тут Тертерян расплывается в своей солнечной, обаятельнейшей улыбке: - Ах, это вы?!.. Мы пообщались с Тертеряном и разъехались... -"- Только один раз в своей жизни я опоздал на работу... Саратов, 198? год. Перед выходом из дома слышу - по телевизору объявляют о концерте моего дорогого и любимого учителя - Геннадия Рождественского с оркестром Министерства культуры СССР - из Большого зала Московской консерватории. Дай, думаю, послушаю хоть начало... Оркестр должен был исполнить Четвертую и Пятую симфонии А. Тертеряна. Рождественский, по своему обыкновению, делает блистательную преамбулу к программе. Говорит сочно, живописно... эстетизируя намечающееся исполнение симфоний... Я, завороженный, слушаю преамбулу, Четвертую симфонию, Пятую симфонию... О работе даже и не вспомнил. Я был потрясен услышанным. Рождественский мне представил Гения, к музыке которого я должен немедленно прикоснуться!.. Разыскав ереванский телефон Тертеряна, я заявил композитору, о том, что мне совершенно необходимо, срочно, сыграть его 4-ю и 5-ю симфонии. Вскоре Авет Рубенович приехал ко мне в Саратов. Репетируем, общаемся... Ежедневно к нему в гостиницу приходили толпы людей. Музыканты, артисты, литературоведы и даже бизнесмены. Он всех их охотно принимал, общался по многу часов. Это были замечательные диспуты на музыкальные, литературные и философские темы. Однажды, одна из таких встреч была запланирована у меня дома. Все уже собрались, началась дискуссия... С некоторым опозданием заявился мой саратовский знакомый, предприниматель - Давид Ханвелян, - почему-то с собакой. Это была породистая сука, немецкая овчарка: - Это Лада, - представляя собаку сообщает мне Давид. По совпадению, Ладой я назвал свою младшую дочь. - Обещаю тебе, - обращаюсь я к Ханвеляну - когда я заведу пса, назову его Давидом... ... К концерту, в Саратов, из разных городов, прибыли почитатели творчества Тертеряна - журналисты, музыковеды, в основном представительницы слабого пола. Эту закономерность я обнаруживал в каждой поездке, где бы ни приходилось играть симфонии Тертеряна. Так, однажды, саратовский оркестр едет на фестиваль советских композиторов в Пензу. В день прибытия, в моем роскошном гостиничном номере, собралась большая компания деятелей музыки - элита страны. Виднейшие композиторы, музыковеды, солисты... в том числе и Тертерян. Сидим, обсуждаем план проведения концертов. Стук в дверь. Это журналистка из Киева: - Авет Рубенович, можно ли у вас взять интервью?.. Стук в дверь. Это музыковед из Свердловска: - Авет Рубенович, когда можно будет с вами пообщаться?.. Стук в дверь. Заходит миловидная представительница местного телевидения: - Авет Рубенович, нам необходимо снять в вами сюжет... Я заметил - многим было не по душе от такого внимания к персоне Тертеряна. Один из присутствующих в комнате, крупный советский композитор, красавец-мужчина, нервически ерзал на своем стуле, не скрывая своих возмущенных гримас на лице. Тертерян ушел... - Нет, ну вы посмотрите, ведь взглянуть не на что! - возмущался уязвленный композитор, пораженный таким общественным вниманием к Тертеряну... -"- Авет Рубенович настойчиво приглашал меня в Армению, погостить на его "ранчо" - в деревне ... , расположенной на берегу озера Севан. Он мне описывал изумительные ландшафты