Примерный список вопросов (начало XX в.) Идеальным результатом изучения эволюции русской метрики на рубеже XIX и XX вв. считается такой, что студент: 1) в общих чертах представляет себе творчество и может процитировать хотя бы отдельные строфы хотя бы следующих поэтов: (а) Бальмонт, Белый, Блок, Брюсов, Волошин, Гиппиус, Вяч. Иванов, Сологуб; (б) Анненский, Кузмин; (в) Ахматова, Гумилёв, Мандельштам; (г) Гуро, Хлебников, Саша Чёрный.2) знает ответы на следующие вопросы: – каковы основные тенденции эволюции русской силлабо-тонической метрики на рубеже веков? – что такое цезурные усечения и наращения? кто в русской поэзии ими активно пользовался?– что такое дольник, 3-иктный дольник, расшатанный дольник, акцентный стих?– кто из русских поэтов первым стал систематически пользоваться дольником?– как можно определить семантический ореол дольника? – кому из русских поэтов принадлежит заслуга внедрения дольника в массовый метрический репертуар?– что такое микрополиметрия? – в чем состоит роль Бальмонта, Гиппиус, Блока, Кузмина, Ахматовой, Хлебникова в развитии русской метрики и строфики?3) может назвать авторов следующих строк:А в Библии красный кленовый лист // Заложен на Песни Песней.А вот у поэта – всемирный запой, // и мало ему конституций!А над кроватью надпись по-французски // Гласит: “Seigneur, ayez pitié de nous”. А я стою один меж них // В ревущем пламени и дыме // И всеми силами своими // Молюсь за тех и за других.Ананасы в шампанском – это пульс вечеров!Ариадна, Ариадна, // Уплывает твой Тезей!Ах, верен я, далёк чудес послушных, // Твоим цветам, весёлая земля!Ах, покидаю я Александрию // И долго видеть её не буду! Безбровая сестра в облезлой кацавейке // Насилует простуженный рояльБелый стан, голоса панихиды // и твоё золотое весло.Бессолнечные, мрачные сады // И голос Музы еле слышный.Бессонница. Гомер. Тугие паруса. // Я список кораблей прочёл до середины Близ медлительного Нила, там, где озеро Мерида, в царстве пламенного Ра, // Ты давно меня любила, как Озириса Изида, друг, царица и сестра! // И клонила пирамида тень на наши вечера.Близко буря. В берег бьётся // Чуждый чарам чёрный чёлн.Бывают странными пророками // Поэты иногда…Быть может, прежде губ уже родился шёпотБьются Перун и Один, // В прасини захрипев. // Мы ж не имеем родин // Чайкам сложить припев.В гибком зеркале природы // Звёзды – невод, рыбы – мы, // Боги – призраки у тьмы.В гордую нашу столицу // Входит он – Боже, спаси! – // Обворожает царицу // Необозримой Руси.В Кремле не надо жить, преображенец прав.В Петербурге мы сойдёмся снова, // Словно солнце мы похоронили в нёмВ раю мне будет очень скучно, // А ад я видел на земле.В этот час я родился, // В этот час я умру, // И зато мне не снился // Путь, ведущий к добру.В эту ночь я буду лампадой // В нежных твоих руках...Ведь под аркой на Галерной // Наши тени навсегда.Ведь я – сочинитель, // Человек, называющий всё по имени, // Отнимающий аромат у живого цветка.Верю в Солнце Завета, // Вижу зори вдали. // Жду вселенского света // От весенней земли. Ветер – пение. // Кого и о чём? // Нетерпение // Меча быть мячом. Ветер милый и вольный, // Прилетевший с луны, // Хлещет дерзко и больно // По щекам тишины. Видишь день беззакатный и жгучий // И любимый, родимый свой край, // Синий-синий, певучий-певучий, // Неподвижно-блаженный, как рай.Видно, мало для счастия надо // Тем, кто нежен и любит светлоВлачится – у! – через волчец, // Скрывая рваную порфируВо мне печаль, которой царь Давид // По-царски одарил тысячелетья.Водоворотом мы схвачены // Последних ласк. // Вот он, от века назначенный, // Наш путь в Дамаск!Вольно растратить наследство, // Вольным и нищим уснуть.Всё ближе маяк, тёмен и горд, // Всё тише вода плещет о борт – // Тянется тина…Всё было встарь, всё повторится снова, // И сладок нам лишь узнаванья миг. Всё глядеть бы на смуглые главы // Херсонесского храма с крыльца // И не знать, что от счастья и славы // Безнадёжно дряхлеют сердца.Все души милых на высоких звёздах. // Как хорошо, что некого терять // И можно плакать. Все забыл я, что помнил ране, // Христианские имена, // И твоё лишь имя, Ольга, для моей гортани // Слаще самого старого вина.Все мы бражники здесь, блудницы, // Как невесело вместе нам!Всё перепуталось, и сладко повторять: // Россия, Лета, Лорелея.Всё расхищено, предано, продано, // Чёрной смерти мелькало крылоВсё, что встретим на пути, // Может в пищу нам идти.Всё чуждо нам в столице непотребной.Всего прочнее на земле печаль // И долговечней – царственное слово.Вспоминал сраженья и любовниц, // Видел то пищали, то мантильи. Вхожу я в тёмные храмы, // Совершаю бедный обряд. // Там жду я Прекрасной Дамы // В мерцанье красных лампад.Вы накинете лениво // Шаль испанскую на плечи, // Красный розан – в волосах.Галка-староверка ходит в черной ряске Где вы, грядущие гунны, // Что тучей нависли над миром? // Слышу ваш топот чугунный // По ещё не открытым Памирам.Где шумели тихо ели, // Где поюны крик пропели, // Пролетели, улетели // Стая легких времирей.Голоса поют, взывает вьюга, // Страшен мне уют...Голосил // Низким басом. // В небеса запустил // Ананасом.Да, и такой, моя Россия, // Ты всех краёв дороже мне.– Далеко, далеко за морем // Круглым и голубым // Рдеют апельсины // Под месяцем золотым. Дерзновенны наши речи, // Но на смерть осуждены // Слишком ранние предтечи // Слишком медленной весны.Дети солнечно-рыжего мёда // И коричнево-красной земли Дом, где сходятся // Человек и Господь.Ей говорю: “Ты ль Данту диктовала // Страницы Ада?” Отвечает: “Я”. Если б я был ловким вором, // Обокрал бы я гробницу Менкаура, // Продал бы камни александрийским евреям, // Накупил бы земель и мельниц, // И стал бы // Богаче всех живущих в Египте.Если завтра будет солнце, // Мы во Фьезоле поедем; // Если завтра будет дождь, – // То карету мы возьмём.Есть в близости людей заветная черта, // Её не перейти влюблённости и страстиЕсть две страны; одна – Больница, // Другая – Кладбище Ещё мне скучно быть справедливым: // Великодушьем хочу гореть.Жарят Пьера... а мы с ним играли в Марселе, // На утёсе у моря играли детьми.Жизнь в безвременье мчится // Пересохшим ключом: // Всё земное нам снится // Утомительным сном.Жизнь проходит, – сказка – нет. // Хорошо мне, – я поэт.Жизнь пуста, безумна и бездонна! // Выходи на битву, старый рок!Жить на вершине голой, // Писать простые сонеты... // И брать от людей из дола // Хлеб, вино и котлеты.Заблудился я в небе – что делать?Запах лилий и гнили, // И стоячей воды, // Дух вербены, ванили // И глухой лебеды.Затерявшись где-то, // Робко верим мы // В непрозрачность света // И в прозрачность тьмы.Звезда Маир сияет надо мною, // Звезда Маир, // И озарён прекрасною звездою // Далёкий мир. Звёзды смерти стояли над нами, // И безвинная корчилась Русь // Под кровавыми сапогами // И под шинами чёрных марусь. Звоны-стоны, перезвоны, // Звоны-вздохи, звоны-сны. // Высоки крутые склоны, // Крутосклоны зелены.Здесь должен прозвучать лишь греческий язык: // Взять в руки целый мир, как яблоко простое.Золотому блеску верил, // А умер от солнечных стрел. // Думой века измерил, // А жизнь прожить не сумел. И было как на Рождестве,//когда игра давалась даром,//а жизнь всходила синим паром//к сусально-звёздной синеве. И в кулак зажимая истёртый // Год рожденья – с гурьбой и гуртом // Я шепчу обескровленным ртом: // – Я рождён в ночь с второго на третье // Января в девяносто одном // Ненадёжном году И встаёт былое светлым раем, // Словно детство в солнечной пыли...И когда предамся зною, // Голубой вечерний зной // В голубое голубою // Унесёт меня волной... И нет конца и нет начала // Тебе, тоскующее я?И от красавиц тогдашних – от тех европеянок нежных – // Сколько я принял смущенья, надсады и горя!И скорее справа, чем правый, // Я был более слово, чем слева.И скоро в старый хлев ты будешь загнан палкой, // Народ, не уважающий святынь!И снова скальд чужую песню сложит // И как свою её произнесёт.И стройных жниц короткие подолы, // Как флаги в праздник, по ветру летят.И ты, огневая стихия, // Безумствуй, сжигая меня, // Россия, Россия, Россия, – // Мессия грядущего дня!И это правило – основа // Для пляски смерти и удачи.И я свирел в свою свирель, // И мир хотел в свою хотель.И, как пчёлы в улье опустелом, // Дурно пахнут мёртвые слова.Из логова змиева, // Из города Киева, // Я взял не жену, а колдунью. Или, бунт на борту обнаружив, // Из-за пояса рвёт пистолет, // Так что сыплется золото с кружев, // С розоватых брабантских манжет.Как клинописи жёлтые страницы // Страдание выводит на щеках Как мне близок и понятен // Этот мир – зелёный, синий, // Мир живых прозрачных пятен // И упругих, гибких линий.Как хороши, как свежи будут розы, // Моей страной мне брошенные в гроб!Камень копьём прободая, // Вызови воду, // Чтобы текла, золотая, // Вновь на свободу!Когда бы вы знали, из какого сора // Растут стихи, не ведая стыда Когда я кончу наконец // Игру в cache-cache со смертью хмурой, // То сделает меня Творец // Персидскою миниатюрой.Когда-нибудь буду я Божий воин, // Но так слаба покуда рука.Колючая речь араратской долины, // Дикая кошка – армянская речьКони бьются, храпят в испуге, // Синей лентой обвиты дуги, // Волки, снег, бубенцы, пальба!Красотка очень молода, // Но не из нашего столетьяКричит наш дух, изнемогает плоть, // Рождая орган для шестого чувства.Кто ты: брат мой или любовник, // Я не помню, и помнить не надо.Легче камень поднять, чем имя твоё повторить!Ложится мгла на старые ступени, // Их камень жив – и ждёт твоих шагов.Лучше слепое Ничто, // Чем золотое Вчера!Мало в нём было линейного, // Нрава он не был лилейногоМеж золочёных бань и обелисков славы // есть дева белая, а вкруг густые травы. Мне мило отвлечённое: // Им жизнь я создаю... // Я всё уединённое, // Неявное люблю.Мне на плечи кидается век-волкодав, // Но не волк я по крови своейМне нравится беременный мужчина // Как он хорош у памятника Пушкина.Мне нужно то, чего нет на свете, // Чего нет на свете.Мне с тобою пьяным весело – // Смысла нет в твоих рассказах.Много нас – свободных, юных, статных – // Умирает, не любя… Мозг извилист, как грецкий орех, // Когда снята с него скорлупа; // С тростником пересохнувших рек // Схожи кисти рук и стопа...Молюсь оконному лучу – // Он бледен, тонок, прям.Моя любовь к тебе сейчас – слонёнок, // Родившийся в Берлине иль ПарижеМудры старики да дети, // Взрослым мудрости нет: // Одни ещё будто в свете, // Другие уж видят свет.Мы – Вечности обеты // В лазури Красоты. Мы – два грозой зажжённые ствола, // Два пламени полуночного бора; // Мы – два в ночи летящих метеора, // Одной судьбы двужалая стрела!Мы живём, под собою не чуя страны, // Наши речи за десять шагов не слышныМы очищаем место бою // Стальных машин, где дышит интеграл, // С монгольской дикою ордою! Мы пили песни, ели зори // И мясо будущих времён. А вы – // С ненужной хитростью во взоре // Сплошные тёмные Семёновы.Надеюсь верую вовеки не придет // ко мне позорное благоразумие. Наклони свою шею, безбожница // С золотыми глазами козы, // И кривыми картавыми ножницами // Купы скаредных роз раздразни.Наши души – зеркала, // Отражающие золото.Не ищу я больше земного клада, // Прохожу всё мимо, не глядя в очиНе кляните, мудрые. Что вам до меня? // Я ведь только облачко, полное огня. Не напрасно мы читали богословов // И у риторов учились недаром, // Мы знаем значенье каждого слова // И всё можем толковать седмиобразно. Не отвязать неприкреплённой лодки, // Не услыхать в меха обутой тени, // Не превозмочь в дремучей жизни страха. Не отходи смущённой Магдалиной – // Мой гроб не пуст... // Коснись единый раз на миг единый // Устами уст.Не подходите к ней с вопросами, // Вам всё равно, а ей – довольноНе покидай меня – я жалок // В своём величии больном...Не потому, что от Неё светло, // А потому, что с Ней не надо света.Неужели я настоящий // И действительно смерть придёт?Ни кремлей, ни чудес, ни святынь, // ни миражей, ни слёз, ни улыбки... Ничего не просил у Бога; // Знал, что Бог ничего не даст.Но святой Георгий тронул дважды // Пулею не тронутую грудь.Но я люблю стихи – и чувства нет святей: // Так любит только мать, и лишь больных детей.Но я не размышляю над стихом // И, право, никогда – не сочиняю.О тихий Амстердам!О, быть покинутым – такое счастье! // Быть нелюбимым – вот горчайший рок.О, дайте вечность мне, – и вечность я отдам // За равнодушие к обидам и годам. О, закрой свои бледные ноги.О, красный парус // В зелёной дали! // Чёрный стеклярус // На тёмной шали!О, рассмейтесь, смехачи! // О, засмейтесь, смехачи! Огорченья земные несносны, // Непосильны земные труды, // Но зато как пленительны вёсны, // Как прохладны объятья воды!Одной надеждой меньше стало, // Одною песней больше будет.Он опыт из лепета лепит // И лепет из опыта пьёт…Опять – любить Её на небе // И изменить ей на земле.Оставь меня. Мне ложе стелет Скука. // Зачем мне рай, которым грезят все? Очерк белых грудей // На струях точно льдина: // Это семь лебедей, // Это семь лебедей Лоэнгрина Ох, как крошится наш табак, // Щелкунчик, дружок, дурак!Песни мои – весёлые акафисты; // Любовь – всегдашняя моя вера. Поддалась лихому подговору, // Отдалась разбойнику и вору, // Подожгла посады и хлеба, // Разорила древнее жилище, // И пошла поруганной и нищей, // И рабой последнего раба.Пойду в долины сна, // Там вкось растут цветы, // Там падает Луна // С бездонной высоты. Понял теперь я: наша свобода // Только оттуда бьющий свет, // Люди и тени стоят у входа // В зоологический сад планет.Пора популярить изыски, утончиться вкусам народаПослушай: далёко, далёко, на озере Чад // Изысканный бродит жираф.Приближается звук. И, покорна щемящему звуку, // Молодеет душа.Природы радостный причастник, // На облака молюся яПришелец, на башне притон я обрёл // С моею царицей – Сивиллой Пускай я умру под забором, как пёс, // Пусть жизнь меня в землю втоптала, – // Я верю: то Бог меня снегом занёс, // То вьюга меня целовала!Пусть влюблённых страсти душат, // Требуя ответа, // Мы же, милый, только души // У предела света.Раздробившийся в отраженьях, // Потерявшийся в зеркалах. Революция – очень хорошая штука, – // Почему бы и нет? // Но первые семьдесят лет // Не жизнь, а сплошная мука.Революция губит лучших Роковая страна, ледяная, // Проклятая железной судьбой – // Мать Россия, о родина злая, // Кто же так подшутил над тобой?Рыбак, не езди в бурю, // Когда со дна на берег // Бегут в лохматой шкуре // Чудовища и звери...С миром державным я был лишь ребячески связанСердце ж только во сне живёт, // да меж звёздами...Сила Господняя с нами, // Снами измучен я, снами… Слаще пенья итальянской речи // Для меня родной язык, // Ибо в нём таинственно лепечет // Чужеземных арф родник. Соловьи монастырского сада, // Как и все на земле соловьи, // Говорят, что одна есть отрада // И что эта отрада – в любви...Сохрани мою речь навсегда за привкус несчастья и дымаСочинил же какой-то бездельник, // Что бывает любовь на земле.Стучусь в гроба и мёртвых тороплю, // Пока себя в гробу не примечаю.Тёмен жребий русского поэта Только детские книги читать, // Только детские думы лелеятьТолько змеи сбрасывают кожи, // Мы меняем души, не тела. Только камни нам дал чародей, // Да Неву буро-жёлтого цвета, // Да пустыни немых площадей, // Где казнили людей до рассвета.Томись, музыкант встревоженный, // Люби, вспоминай и плачьТы – бездомная, гулящая, хмельная, // Во Христе юродивая Русь! “Ты всё узнаешь, кроме // Радости. А ничего, живи!”Ты не со мной, но это не разлукаТы опять со мной, подруга осеньТы, Мария – гибнущим подмогаУ колодца расколоться // Так хотела бы вода, // Чтоб в болотце с позолотцей // Отразились повода.Ущерб, перехлест везде. // А мера — только у Бога.Фиолетовые руки // На эмалевой стене // Полусонно чертят звуки // В звонко-звучной тишине.Хорони, хорони меня, ветер!Хорошо здесь: и шелест, и хруст, // С каждым утром сильнее морозХочу, чтоб всюду плавала // Свободная ладья, // И Господа, и Дьявола // Хочу прославить я.Хуже обезьян и носорогов // Белые бродяги итальянцы.Цветы бессмертны, небо целокупно, // И всё, что будет, – только обещанье.– Читателя! советчика! врача! // На лестнице колючей разговора б!Чище смерть, солёнее беда, // И земля правдивей и страшнее. Чтоб войти не во всем открытый // Протестантский, прибранный рай, // А туда, где разбойник, мытарь // И блудница крикнут «Вставай!» Чтобы Пушкина чудный товар не пошёл по рукам дармоедов, // Грамотеет в шинелях с наганами племя пушкиноведов Чудовищна, как броненосец в доке, – // Россия отдыхает тяжело.Это наши проносятся тени // Над Невой, над Невой, над НевойЯ бельгийский ему подарил пистолет // И портрет моего государя.Я в этот мир пришёл, чтоб видеть Солнце // И синий кругозор.Я вернулся в мой город, знакомый до слёзЯ вижу дурной сон, // За мигом летит миг. Я, вождь земных царей и царь – Ассаргадон. // Владыки и вожди, вам говорю я: горе! // Едва я принял власть, на нас восстал Сидон. // Сидон я ниспроверг и камни бросил в море. Я вольный ветер, я вечно вею, // Волную волны, ласкаю ивы, // В ветвях вздыхаю, вздохнув, немею, // Лелею травы, лелею нивы.Я женщина. Жалею и злодея. // Но этих за людей я не считаю.Я запретил бы «Продажу овса и сена»... // Ведь это пахнет убийством Отца и Сына?Я знала давно, что я осенняя, // Как сладко не знать… как легко не быть…Я изучил науку расставанья // В простоволосых жалобах ночных. Я – изысканность русской медлительной речи, // Предо мною другие поэты – предтечи, // Я впервые открыл в этой речи уклоны, // Перепевные, гневные, нежные звоны.Я к розам хочу, в тот единственный сад, // Где лучшая в мире стоит из оград.Я люблю апельсины и всё, что случайно рифмуется, // У меня темперамент макаки и нервы как сталь.Я люблю всё, чему в этом мире // Ни созвучья, ни отзвука нет....Я люблю, когда в доме есть дети // И когда по ночам они плачут. Я мечтою ловил уходящие тени, // Уходящие тени погасавшего дня, // Я на башню всходил, и дрожали ступени, // И дрожали ступени под ногой у меня.Я не помню, отчего я полюбил, // Что случается, то свято. Всё в цвету.Я не хочу земного сора, // Я никогда не встречу сорок.Я ненавижу человечество, // Я от него бегу спеша. // Моё единое отечество – // Моя пустынная душа.Я отдал ей всё: портрет Короленки // И нитку зелёных бус.Я послал тебе чёрную розу в бокале // Золотого, как небо, Аи.Я трамвайная вишенка страшной поры // И не знаю, зачем я живу.