Каптерев П. Ф.
Начетчествокак замена вполне организованной школы не могло вечно держаться на Руси,недостатки его были совершенно ясны и значительны. Начетчество хорошо послехорошей школы, но заменять ее не может. Чтобы самообразовать себя, для этогонужно знать, что читать, уметь разбираться в читаемом, т. е. относиться кчитаемому критически: руководств же к самообразованию в то время не было. Еслиу человека не было даже хороших элементарных сведений, то, очевидно, ему былоочень трудно самообразоваться, он необходимо и часто становился в тупик, читаяв своих книгах разные удивительные сказания, противоречившие его опыту издравому смыслу. Он был не в состоянии решить вопрос: правда это или не правда,нужно это усвоить или нужно отбросить, он уподоблялся древнему составителюАзбуковника, который, находясь в таком же положении, откровенно писал:«Аще истинно есть или ложно, неведе». Школа тем и важна, чтозакладывает фундамент образования, дает возможность немножко разбираться вчитаемом, вооружает критикой. Вопрос о хорошо организованной школе рано илипоздно, но непременно должен был возникнуть на Руси.
Сэтим вопросом первой встретилась юго-западная Русь, которая, войдя в составЛитовского государства, соединившегося в 1386 году с Польшей, через последнююстала лицом к лицу с западной культурой, с западными школами, распространеннымив Польше и Литве. Началась довольно острая и напряженная борьба междупросвещенными, хорошо вышколенными представителями католицизма и едваграмотными православными пастырями — церковниками, которые дальше изученияцерковно-богослужебных книг не шли. Борьба была неравной, голыми руками взятьиезуитов было невозможно при всей твердости в православии. Приходилосьволею-неволею позаботиться о борьбе равным оружием — просвещением и хорошимиблагоустроенными школами. За дело взялись западные православные братства — львовское,виленское, киевское, могилевское, луцкое, пинское, оршанское и многие другие.Самые старые братства — львовское и виленское — возникли еще в XV столетии,первое в 1439, а второе в 1458 году. Но до конца XVI века эти общества былиплохо организованы, имели мало средств и влияния. С конца XVI столетияусилились гонения на православных, а вместе с тем окрепла и деятельностьбратств, возникло много новых, в одной Вильне было пять церковных православныхбратств. Братства организовались по типу цехов, но преследовали целиисключительно религиозно-благотворительные и просветительные. Прежде другихорганизовалось старейшее — львовское — братство, в уставе которого, данномпатриархом Иоакимом в 1586 году, прямо предписывается, «чтобы всякоегде-либо основанное братство сообразовалось с постановлениями братствальвовского». На Брестском соборе в июне 1590 года правила львовскогобратства были распространены на все братства киевской метрополии, «давезде единакие Брацтва будут». Утверждение своих уставов братстваобыкновенно получали от польских королей. Братства учреждались при церквах илимонастырях и от них получали свое название. Кроме церквей братства учреждали иимели на своем попечении и содержании монастыри, богадельни, больницы,странноприимные дома, школы и типографии. Членами братств были лица разногозвания, чина и положения, духовные и светские: митрополиты, архиепископы,епископы, игумены, иноки, священники, князья, дворяне, паны, шляхтичи, мещане.
Былислучаи, что в братства вступали священники с целыми приходами; членами братствбыли некоторые из государей молдавских и валахских, а равно из знатных русскихлюдей; членами братств были и женщины. Главнейшая обязанность братчиковзаключалась в единодушной, дружной деятельности на пользу веры православной:«одного желать; друг за друга стоять крепко, до последнего издыханиязащищать древнюю веру, права и вольности братства» (постановление членовльвовского братства 10 августа 1700 года). Мало-помалу братства сделалисьпредставителями всего народонаселения юго-западной России и находились впостоянных сношениях с польским правительством и восточными патриархами.Подобно цехам, они имели разные права и вольности. Братства владели довольнозначительными средствами, почерпаемыми ими из ежегодных взносов членов,недвижимых имуществ, от пожертвований, от доходов с типографий, содержимыхбратствами, от продажи остатков меда и воска (для шести праздников в годубратства имели право варить беспошлинно для собственного потребления мед, аостатки его продавать).
Вотэти-то братства и явились новыми деятелями в школьном деле. Их деятельностьнаходилась в тесной связи с характером просвещения в предшествующее время: онипонимали просвещение в том же смысле, как его понимали и раньше, т. е. что онодолжно служить интересам православной веры и церкви. Братства возникли длязащиты православия, для борьбы с католиками; естественно, что и школы, имизаводимые и поддерживаемые, должны были служить той же цели. Братства начали сустройства элементарных школ, а потом заводили школы более высокого порядка,средние и даже высшие (киево-могилянская академия). Средние школы имелибогословский характер и были как бы духовными семинариями. Их главная цель, помнению, например, виленского братства, заключалась в распространении просвещенияв духе православия и в подготовке «не точию во градех, но в всех искусныхиереев». Учащимся в братских школах запрещалось иметь иноверческие иеретические книги, предписывалось говеть и приобщаться непременно во все четырепоста, а то и чаще; ежедневно по очереди посещать церковь, а в воскресенье ипраздничные дни присутствовать всем в церкви на четырех богослужениях. Послеобеда в субботу учитель был обязан учить детей страху Божию, любви к родителям,уважению к старшим и вообще всякой добродетели. В дни воскресные и праздничные,перед обедней, учитель обязывался рассказывать детям о празднике и учить волеБожией; после же обеда объяснять Евангелие и Апостол того праздника. Передначалом и окончанием уроков читались молитвы. Есть вообще основания думать, чтобратские школы находились в тесной связи с братскими монастырями: молодыемонастырские иноки обучались в братских школах, а бедные ученики жили исодержались в монастырях, учителями школы часто бывали монахи и лица белогодуховенства, и вообще монастырь влиял на школу.
Вбратских школах основательно проходились церковный устав, церковное чтение,пение и пасхалия, Св. Писание и предание («учение от св. евангелий,посланий апостольских, пророков, св. отцов»), учение о добродетелях иучение о праздниках. Особое внимание было обращено на изучение Св. Писания.Вообще, все образование в братских школах велось в строгом духе Православнойцеркви, а изучение догматов веры служило основным предметом, составляло центрвсего учебного курса.
ПатриархФеофан в грамоте киевской братской школе писал: «Учители, научаяблагочестивой жизни и преподавая надлежащие науки, имеют усердно объяснять ивнушать желающим учиться, а особенно младенческому уму, твердое исповеданиеверы и неизменное учение о догматах, установленных семью святыми вселенскимисоборами восточной церкви». Вообще в устройстве братств и школ деятельноеучастие принимали восточные патриархи: видя опасности, угрожавшие православиюот католицизма, патриархи побуждали православных соединяться в братства и заводитьшколы. Самое старшее из всех братств — львовское первое завело школу попобуждению патриарха антиохийского Иоакима. Находясь во Львове, он 1 января1586 года дал братству устав, которым оно должно управляться, и убеждал завестишколу, в которой бы учили греческому и славянскому языкам, а к панам и народурусскому он обратился 15 января того же года с воззванием поддержать братство вего предприятии. Тогда же прибыл в Львов от вселенского патриарха Иеремиидимонитский и еласонский митрополит Арсений и целые два года проходил вбратской школе должность учителя. Иеремия желал даже, чтобы другого училища воЛьвове, кроме братского, не было и чтобы домашние учителя и священники учили быу себя на дому или где-либо в семье лишь одного или двух детей, к которымприглашены, но не больше, иначе «это послужило бы к уничтожению и вредуобщественной школы».
Львовскаябратская школа достигла наибольшего процветания в тридцатых годах XVIIстолетия. Чтобы доставить питомцам возможные средства к образованию, братство постояннозаботилось о приобретении книг. Около 1637 года оно собрало уже большуюбиблиотеку книг греческих, латинских, славянских и польских. В конце XVIIстолетия в братство от иезуитов перешел обычай разыгрывать диалоги (священныедраматические представления) в церкви. В 1689 году было дано такоепредставление с великою пышностью, при многочисленном стечении зрителей.Достигнув процветания, львовская школа снабдила учеными мужами и«дидаскалами» другие братские школы. Петр Могила, основывая в Киевешколу, впоследствии преобразованную в академию, вызвал из львовской школыправославных учителей для преподавания наук на латинском и греческом языках.Виленская братская школа получила первых наставников также из Львова.
Религиозныйхарактер обучения составлял только одну сторону организации братских школ. Ониимели еще особенности, именно они были школы общественные, а не частные илисемейные, уставные и вообще организованные, и с довольно широким сравнительнокурсом.
Таккак школы содержались на средствах братств, то как вообще в домах братства, таки в школьных братствах были хозяевами. Будучи таким образом общественными,братские школы находились под надзором двух депутатов, которых братствоизбирало из своей среды и которые должны были устранять из школы всякоенестроение и беспорядки («безчиние исправляти творенмиже иглаголанми»). Вследствие этого братские школы отличались некоторымиособенностями чисто общественного характера. Ввиду того что в состав братстввходили лица всех званий и состояний, в братские школы принимались дети всякогозвания. Желающий вступить в школу в течение трех дней присматривался к еепорядку, а бедный и к содержанию, и потом уже, если желание оставалось,поступал, чтобы впоследствии не раскаяться. Отдавая сына в школу, отец брал с собоюдвух или трех соседей и при них заключал с учителем условие о науке и о всемпорядке обучения. Отец должен был знать, каким образом будут учить его сына, ине препятствовать, а всеми мерами содействовать ему в занятиях наукой, приводяего к послушанию учителю. На обязанности же учителя лежало посоветоватьученику, учитывая его возраст, наклонности и способности, какими наукамиследует ему заниматься. В школе перед учителем все ученики были равны, ибогатые и бедные, и он должен был учить каждого столько, сколько кто по силамможет учиться. Садиться каждый ученик должен на своем определенном месте,назначаемом по успехам. Кто больше будет знать, должен выше и сидеть, хотя бы ибыл весьма беден; а кто меньше будет знать, должен сидеть на низшем месте. Учительдолжен и учить и любить детей всех одинаково, как сыновей богатых, так и сирот,убогих, и тех, которые ходят по улицам, прося пропитания. Учитель и школьныестроители должны были напоминать родителю об его сыновьях, а хозяевам опорученных им и сторонних детях, чтобы дети дома поступали сообразно с порядкомшкольного учения. Если бы оказалось в детях что-либо противное образованию, тодело нужно было тщательно исследовать; а если бы учитель своим нерадением илиродственники хозяина своим беспорядком препятствовали науке и благим нравам, товиновный подлежит ответственности. Таким образом, общественный склад школыприводил к некоторой связи и единению между школой и семьей и ко взаимнойответственности друг перед другом.
Еслибы кто захотел взять ученика от учителя для какой-либо иной надобности, тодолжен взять его не заочно и не через других, а сам лично и при тех же двух илитрех лицах, при которых отдал его в учение, дабы своим беспорядочным поступкомне нанести оскорбления ни ученику и себе самому, ни учителю, что отобрал у негоученика без объяснения причины. Дети членов братств и особенно сироты обучалисьв школах бесплатно, за счет братств. Вообще членам братств вменялось вособенную обязанность заботиться и подавать возможную помощь тем детям, которыене имеют средств, а между тем желают учиться Св. Писанию. Для этого прибратских монастырях устраивались помещения для житья беднейших учеников.
Внешнийпорядок школ был таков: в школу предписывалось приходить ученикам вопределенное время, а равно выходить из нее; запаздывать и пропускать урокистрого воспрещалось. Если какой мальчик один день ходил в школу, а другой деньпропускал и, таким образом, только числился в училище, то такого ученика большене пускали в школу. Во время уроков воспрещалось переходить с места на место,шептаться, разговаривать, нужно было слушать и замечать все, что читается идиктуется учителем, стараясь всеми силами все услышанное выражать подобноучителю. Что ученик видел и слышал в школе, того он не должен был выносить за порогшколы. Нужно заметить, что и постановления братских собраний братчики должныбыли хранить в тайне, так как эти постановления часто состояли в принятии мерпо борьбе с латинством. С братских собраний обязанность молчания опроисходившем была перенесена и на братские школы. Так как в братских школахучили только наукам и добродетели, то ученикам запрещалось иметь при себе науроках какие-либо ремесленные инструменты и ими работать — одно занятие будетмешать другому. Для поддержания внешнего порядка пользовались в братских школахпомощью самих учащихся: двух или четырех мальчиков, на каждую неделю других, попорядку, назначали для надзора. Отказываться от такого назначения было нельзя.Обязанности дежурных мальчиков были следующие: пораньше прийти в школу,подмести ее, затопить печку и сидеть у дверей, замечая всех поздно пришедших ирано уходящих, также не знающих уроков и шалунов — в классе, на улице и вцеркви. Ученикам братских школ запрещалось ходить на пирушки, знаться сбезнравственными людьми, наоборот, предписывалось оказывать почтение достойнымлюдям духовного и светского сословия и прилично вести себя в местах,посвященных Богу, как то: в церквах, монастырях, на кладбищах.
Учебныйкурс братских школ не ограничивался одними церковно-религиозными дисциплинами,но согласно с задачею школ включал в себя ряд научных светских предметов. Вграмотах королевских и патриарших братские училища называются школамигреческого, славянского, русского, латинского и польского письма, откудаследует видное положение языков в этих школах. Учащимся вменялось в обязанностьежедневно спрашивать друг друга по-гречески и отвечать по-славянски, а такжеспрашивать по-славянски, а отвечать на простом языке. Но, вообще, учащиеся недолжны были разговаривать между собой на одном простом языке, но на славянскомили греческом. Кроме языков в братских школах преподавались грамматика, поэзия,риторика, диалектика и другие части философии и арифметики. Дети в школеделились на три группы или класса: на учащихся распознавать буквы и складывать;на читающих и выучивающих наизусть разные уроки; на приучающихся объяснятьчитанное, рассуждать и понимать. Утром после молитвы прежде всего каждыйучащийся должен был говорить учителю свой вчерашний урок и показать ему своеписание, сделанное дома; а потом начиналось учение псалтири или грамматике сразборами и иным многим полезным наукам, как усмотрит на то время учительсообразно с потребностью. После обеда мальчики, каждый для себя, должны былисписывать на таблицу свои уроки, заданные учителем, исключая малолетних,которым учитель сам был обязан писать. Выучив в школе трудные слова, должныдруг друга спрашивать, отходя домой или собираясь в школу. А вечером, пришедшидомой из школы, дети — перед родственниками, а посторонние всякого сословияученики, живущие на квартирах, — перед своим хозяином, должны прочитать тотурок, который в школе учили, с объяснениями его, как то бывает в школе. А чтоучили в тот день, должны списать вечером на дому и принести в школу поутру ипоказать учителю. Учитель обязан был выдавать ученикам записки с изложениемучения Св. Евангелий, книг апостольских, пророков, св. отцов, философов,поэтов, историков и др. По субботам ученики повторяли все, чему учились впродолжение недели, и, сверх того, учились пасхалии, лунному течению, счету,вычислению, правилам церковного пения.
Общийпорядок изучения наук в братских школах был такой: сперва учили складыватьбуквы, потом обучали грамматике, церковному порядку, чтению, пению. Далееследовали высшие науки: диалектика и риторика, которые переводились наславянский язык. На русский язык были переведены диалектика, риторика и другиефилософские сочинения, касающиеся школы.
Братскиешколы были школы уставные. Правда, до нас дошел устав одной лишь луцкой школы,основанной в 1620 году при крестовоздвиженской церкви в Луцке; но уже выше былозамечено, что братские школы устоялись одинаково, они многое перенимали одна отдругой. Поэтому луцкий школьный устав, на основании которого представлен очеркустройства братских школ, характеризует не только луцкую школу, но и всебратские школы. Из представленного очерка видно, что братские школы былиоткрытыми учебными заведениями, учащиеся жили или у родственников, или уквартирных хозяев. И те и другие привлекались к участию в занятиях учащихся —прослушивали их уроки. Печатных учебников, по-видимому, не было, и все обучениешло по запискам, которые учитель или прямо выдавал ученикам для списывания, илиже диктовал на уроках. Писать и переписывать приходилось учащимся много.Главнейшими предметами учебного курса были иностранные языки и Св. Писание.Школьный порядок был точно обдуман и твердо установлен. За непослушание учительобязывался наказывать детей, но не тирански, а наставнически, не сверх меры, апо силам. С другой стороны, если бы сам учитель оказался виновником такихпоступков, которых закон не только не предписывает, но еще и запрещает, тотаковой отнюдь не только не дожен быть здесь учителем, но даже и жителем.
Братскиешколы находились под значительным греческим влиянием и первоначально былигреко-славянскими школами. Учителями были нередко греки. Преобладающим языком вбратских школах был греческий: на нем говорили; по-гречески писали учащиесясвои сочинения, произносили речи. Обучение латинскому языку было поставленогораздо слабее, и латинский язык в братских школах далеко уступал греческому,хотя также признавался необходимым, чтобы «бедной Руси не звали глупойРусью». Вообще, в постановке братских школ были значительные недочеты:предметов преподавалось довольно, но преподавание не отличалось большойсистематичностью; не научное образование, а укрепление юношества в православиисоставляло задачу братских школ. Впрочем, консерваторы находили, что и то учатмного; боялись латинских школ и наук, потому что считали их источниками ересей:«В школах и науках латинских тайна и гнездо антихристово фундованоесть». В юго-западной России о науке многие рассуждали точь-в-точь так,как о ней многие рассуждали в северо-восточной России. Образовательный планревнителей благочестия был таков: «Во-первых, ключ и грецкую, илисловенскую грамматику да учат. По грамматице же во место лживое диалектикы (збелого черное, а з черного белое перетворяти учащее), тогда да учатбогомолебнаго и праведнословнаго часословца; во место хитроречных силогизм и велеречивоереторики, тогда учат богоугодно молебный псалтирь; во место философии надворнееи по воздуху мысль разумную скитатися зиждущее, тогда учат плачивый исмиренно-мудривый охтаик, а по нашему церковнаго благочестия догматы,осмогласник: та же конечное и богоугодное предспеяние в разуме, делноебогословие; тогда учат св. евангельскую и апостольскую проповедь, с толкованиемпростым, а не хитрым, не слухи чесати словом проповедным, але силу Духа Святоговлагати в слышащих сердца...» Изложенный курс рекомендуется по такомупростому соображению: «чи не лепше тобе изучити часословец, псалтирь,охтоих, апостол и евангелие, с иншими церкви свойственными, и быти простымбогоугодником и жизнь вечную получити, нежели постигнути Аристотеля и Платона,и философом мудрым ся в жизни сей звати, и в геенну отъити? Разсуди».
Приведенныеслова принадлежат западноруссу Иоанну Вышенскому, афонскому иноку; но ихразделяли многие. Фр. Скорина рекомендовал для изучения грамматики псалтирь,логики — книгу Иова и послания ап. Павла, для изучения«красномовности» — книги Соломона, арифметики — книгу Чисел,геометрии — Иисуса Навина, астрономии — первые главы книги Бытия и т. д.
Такиевзгляды при нередкой недостаточности материальных средств у братств не моглисодействовать правильному развитию братских школ, вследствие чего юношество,искавшее лучшего и высшего образования, по-прежнему направлялось в иезуитскиеколлегии и там заражалось латинством. Чтобы избежать такого грустного явления,сделана была попытка устроить братскую школу на более широких началах, так,чтобы эта школа вполне заменяла православным иностранные иезуитские коллегии,являлась бы школой высшего порядка. Такою школою сделалась школа богоявленскогобратства в Киеве, из которой со временем развилась киево-могилянская академия,имевшая большое значение в истории просвещения юго-западной Руси и оказавшаянемалое влияние на московскую академию. До Петра Могилы (1596—1647) эта школаносила обычный тип братских юго-западных школ, т. е. хотя в грамоте, даннойпатриархом Феофаном (в 1620 г.), школа и названа школою «еллинословенскогои латино-польского письма», но преобладающим языком у ней был греческий иучителя — «учение дидаскалы» присылались греческими патриархами ибыли греки; латинский язык преподавался, но в особенном почете не был; училищебыло устроено «отрача православным… да не от чуждаго источника пиюще,смертоноснаго язада западния упившеся, ко мрачно-темным римлянамуклонятся». Крупную реформу этой школы произвел Петр Могила (в 1633 г.).
Сущностьреформы заключалась в превращении братской школы, при сохранениицерковно-религиозного характера, в коллегию по иезуитскому образцу: языкомпреподавания (кроме катехизиса и славянской грамматики) сделался латинский;по-латыни же воспитанники были обязаны говорить и в классах, и вне их, и дома,и на улице; за ошибки в латинском языке взыскивали строго. В братских школахбыло 4—5 классных отделений (в виленской братской школе было пять классов), вкиевской же академии образовалось 8 классов: 7 обычных иезуитским коллегиям —инфима, грамматика, синтаксис, поэзия, риторика, философия и богословие — ивосьмой низший дополнительный, в котором учили читать и писать. Способыпреподавания, учебники, объем учебных курсов — все это было, как и взаграничных коллегиях, вся западная схоластика была перенесена в Киев.Латинский язык учили по известному учебнику польских училищ Альвара,заимствованному поляками у западной Европы; философии учились по Аристотелю,богословию — по Фоме Аквинату. Необходимым и чрезвычайно важным пособием припрохождении всех учебных курсов признавались диспуты, было убеждение, что бездиспутов невозможно усвоить никаких знаний. Поэтому диспутировали все, дажемалыши, но особенно деятельно на сем поле духовной брани подвизались философы ибогословы. Были даже, как и на Западе, нищенствующие школьники, т. е. бедняки,сироты, не принятые на казенное содержание и добывавшие себе пропитаниевоспеванием духовных и светских наук, устройством подвижных театров, обучениемдетей, попрошайничеством и т. п. В продолжение всего существования академии допреобразования ее в специальное духовно-учебное заведение учащиеся в нейпринадлежали всем сословиям — и высшим и низшим, и к дворянству и ккрестьянству. Были в ней дети знатнейших малороссийских фамилий. Число светскихучеников нередко превышало даже число духовных. Такой же разнообразный, пестрыйсостав учащихся был и в образованных по образцу киевской академии коллегиумаххарьковском и черниговском до преобразования их в духовные семинарии. В царскойграмоте 1694 года (царей Иоанна и Петра Алексеевичей), определившей порядки ижизнь киево-могилянской академии, сказано, что к слушанию уроков в ней должныбыть допускаемы «дети российского народа всяких чинов и из иных странприходящие». «В преподавании наук свободных ни в чем не отлучатисяисповедания святые восточные Церкви, наипаче остерегая того накрепко, чтобучение было благочестивое, христианское, восточнаго исповедания… Аотступников и противников вере нашей греко-российской, также и еретиков в школыне допускать, и прелесть противнаго исповедания и еретическия обучения весьмаотсекать и искоренять» 1.
Потребностьв правильно организованной, хорошей школе с широким курсом была осознана,наконец, и в московской Руси, и там появилась правительственная школа — Московскаяславяно-греко-латинская академия, преследовавшая, в сущности, те жецерковно-религиозные цели, что и братские школы, и киево-могилянская академия.Но московская академия явилась не вдруг.
Чувствуянедостаток в своих знаниях и большие проблемы в образовании, наши московскиепредки XVII века начали приглашать ученых киевлян к себе в Москву для переводакниг с древних языков и «для риторского учения». Но сначала риторскоеучение было домашнее; были охотники сами учиться «по-латыням», адругих правительство, в своих видах, посылало учиться к какому-либо ученому идаже строило для таких занятий особое помещение. Так, в 1665 году трем подьячимвелено было учиться у Симеона Полоцкого, а в Спасском монастыре построено былодля них помещение, называвшееся «школой для грамматичного учения». Ноэта не была настоящая школа, а временное частное обучение назначенных лиц:отучились три подьячих — и школе конец. Хотя они учились и новому«по-латыням», но еще старым порядком — келейным домашним способом, былиотданы знатоку, мастеру на выучку за определенную плату.
Междутем потребность в правильно организованной школе чувствовалась всенастоятельнее. Чрезвычайно характерна в этом отношении попытка прихожан церквиИоанна Богослова в Москве завести школу с преподаванием «грамматическойхитрости, языков словесного, греческаго и латинского и прочих свободныхучений». Они долго хлопотали перед разными власть имущими лицами и наконецдобились от московского патриарха благословения на это дело, «датрудолюбивые спудеи (студенты) радуются о свободе взыскания и свободных учениймудрости и собираются в общее гимнасион ради изощрения разумов от благоискусныхдидасколов». Это случилось в 1667 году, только неизвестно, была ли открытаиспрашиваемая школа. Ранее этой попытки боярин Ртищев в основанном им монастырезавел ученое монашеское братство, состоявшее из вызванных им в Москву иноковкиевских монастырей для перевода разных книг и для предоставления возможности«хотящим учению внимати» поучиться у киевлян «свободным наукам».Царские дети начали учиться по-новому: Симеон Полоцкий учил детей царя АлексеяМихайловича, сверх пройденного ими церковно-богослужебного курса, латинскомуязыку, пиитике, риторике и богословию. Наконец, в 1681 году была открыта вМоскве первая правительственная греческая школа, элементарная, где обучалигреческому и славянскому письму. Эта школа слилась с открытой вскоре после тогославяно-греко-латинской академией 2. Но прежде чем создать такуюшколу, наши предки признали необходимым подвергнуть обстоятельному обсуждениюкапитальный вопрос русского образования: нужно ли оставить старинный,излюбленный способ приобретения знаний — самообразование путем начетчества илизаменить его новым — широко поставленной и хорошо организованной школой? В XVIIвеке, перед учреждением академии, в Москве появилось особое сочинение поуказанному вопросу: какой путь образования правильнее: старый — начетчества илиновый — школьного образования? Вот заглавие этого сочинения: «Учитися линам полезнее грамматики, риторики, философии и феологии, и стихотворномухудожеству, и оттуду познавати божественныя писания, или, неучася симхитростям, в простоте Богу угождати, и от чтения разум святых писанийпознавати, — и что лучше российским людем учитися греческого языка, а нелатинского». Отвечая на первый, общий вопрос: учиться или не учитьсяшкольным наукам? — автор говорит, что простота простоте — рознь: одна простота— это незлобие, добродетель, а другая простота — это невежество, неучение.«Неучение — тма, ослепляющая умняя очи, и есть и глаголется, яко апостолглаголет: зане тма ослепни очи; учение же ясная луча есть, ею же невежества тмаразрушается, и естественныя человеческого разума очеса просвещаются и естьвелие благо» 3. Таким образом, вопрос решался в пользу серьезного школьногообразования, а начетчество признавалось недостаточным.
УчреждениемМосковской славяно-греко-латинской академии заканчивается первый период вистории русской педагогии: идеи, лежавшие в основе всего нашего древнегообразования, находят в этой школе свое высшее развитие и окончательнуюформулировку. Поэтому мы остановимся на организации такой характерной школы.
Жалованнаяцарская грамота академии (1682) так очерчивает характер академии (в общемрассуждении о ценности науки и знания, составляющем введение к частнымположениям об академии): «Благоволим… на взыскание юных свободных учениймудрости, и собрания общаго ради от благочестивых и в писании Божественномблагоискусных дидасколов, изощрения разумов, храмы чином академии устроити; иво оных хощем семена мудрости, то есть науки гражданские и духовныя, наченше отГрамматики, Пиитики, Риторики, Диалектики, Философии разумительной,естественной и Нравной даже до Богословии, учащей вещей Божественных, и вестиочищения постановити. Притом же по учению правосуди духовнаго и мирскаго,прочим всем свободным наукам, имиже целость Академии, сиречь училищ,составляется, быти». Московская академия задумывалась весьма широко, поидее это целый духовный университет или политехникум, тут и знаменитые вСредние века свободные искусства (только далеко не все, нет наукфизико-математических: арифметики, геометрии, астрономии и музыки, такназываемого квадривия, зато науки тривия развиты обширно), тут изаконодательство, светское и церковное, тут «все свободныя науки» (азначит, и пропущенный средневековый квадривий). «Сему Нашему от Нас,Великаго Государя, устроенному училищу быти общему, и всякаго чина, сана ивозраста людем точию православныя христианские Восточные Веры, приходящим радинаучения, без всякого зазора свободному, в нем всякия от церкви благословенныяблагочестивыя науки да будут» (положение 5). И так все православныепризывались в академию, без различия возраста и положения, академия — свободнаябессословная школа.
Учащиесяв академии освобождались от гражданского суда по всем преступлениям, кроме«убийственных и иных великих дел», и судились у блюстителя академии сучителями. Учителя и сам блюститель в случаях подозрения в чистоте веры,твердости церковных преданий или в каком-либо другом преступлении судятсяакадемическим судом, состоящим из учителей и блюстителя, в присутствииприсланных от царя и патриарха людей (так судится блюститель) или поустановленному царем и патриархом порядку (так судятся учителя 1, положения 7 и8). Учащиеся по окончании курса жаловались в приличные их разуму чины, встольники, стряпчие и в другие; а неучившихся, кроме благородных и оказавшихособенные заслуги, в таковые чины повелевалось «не допускати»(положение 10). До сих пор все прекрасно, а дальше пойдет не совсем хорошо.
Отблюстителя и учителей требовалось прежде всего, чтобы они были русские, рожденыблагочестивыми родителями и воспитаны в православной вере. Из греков в учителядопускались лишь те, которые представят от православных патриархов достоверныесвидетельства о «крепком утверждении» их в вере, да и те должны бытьподвергнуты в России новому основательному испытанию. Новообращенные вправославие от римской веры, лютерской и кальвинской и других ересей в академиюне допускались. Православные, жившие в Малороссии и Литве, могли быть избираемына должность учителя и блюстителя академии, если только представлялидостоверное свидетельство о своем православии, о том, что они рождены отблагочестивых родителей и воспитаны в православной вере. Если кто из нихизвестен как сочинитель полемической книги против католичества илипротестантства, то это не считалось верным свидетельством православия автора,потому что сочинение могло быть написано с хитрою целью приобресть доверие, апосле такие люди могли мало-помалу всевать семена лжемудрия и вредить чистотеверы. А чтобы накрепко утвердить чистоту православной веры в учителях иблюстителях, то с них полагалось брать присягу с крестным целованием, и уж еслипосле этого кто своей клятвы не сдержит и начнет кривотолки о вере, начнетчужую веру хвалить, а нашу православную укорять, таковой «от чина своегоучительского да извержется», «а за хуление Православновосточныя веры,аще он в таком хулительстве пребудет, без всякого милосердия да сожжется»(положения 3 и 4).
Сучреждением академии запрещалось учиться дома, без разрешения блюстителя иучителей академии, языкам греческому, польскому и латинскому и другиминостранным языкам, повелевалось домовых учителей не держать и детей, кроме какв академии, не учить из опасения, как бы домашние учителя, особенно иностранныеи иноверные, не внесли какой-либо противности вере нашей православной, чтобы небыло разногласия. Виновные в нарушении этого приказа подвергались конфискацииимущества (положение 6).
Такимоброзом, академии были даны большие права и преимущества, но зато на нее быливозложены и многие трудные обязанности по охранению православия в русскомнароде и чистоты веры. Ученые-иностранцы разных вер и ересей, приезжавшие вРоссию и желавшие по каким-либо причинам жить в ней, испытывались в вереблюстителем академии и учителями, и если, по их свидетельству, оказывалисьдостойными, то ходатайства их удовлетворялись; а те, в которых усмотрено будетнаправление, противное духу православия, высылались «из царствующего градаза пределы Нашего царствия» (положение 11).
Блюстительи учителя академии обязывались крепко наблюдать, чтобы от всякого чина людей,мудрствующих противно святой православной вере, не было каких-либо распрей ираздоров. Такие лица должны подлежать самому строгому суду (положение 12).Иноверцев, принимающих православную веру, следовало записывать в особые книги,которые должны были храниться у блюстителя и учителей академии, они должны былинаблюдать за образом мыслей и жизни записанных в книги лиц, «кто из нихкако житие свое препровождает, и крепко ли и цело ону (т. е. веру) и церковныепредания содержит». Если окажется, что они не в целости держатправославие, то их «в дальные наши грады, на Терек и в Сибирьссылати»; а кто окажется придерживающимся своей прежней веры или ереси, «таковыйда сожжется без всякаго милосердия» (положение 13). Блюстителю и учителямакадемии вменялось в обязанность наблюдать, чтобы ни у духовных, ни у мирян небыло в домах от церкви возбраняемых богохульных книг, «волшебных,чародейных и гадательных», а равно чтобы неученые люди не держали в домахпольских, латинских, немецких, лютерских, кальвинских и прочих еретическихкниг. Их следовало сжигать или представлять блюстителю и учителям академии. Задержание волшебных и чародейных книг полагалось виновным без всякого милосердиясожжение, а за хранение польских и иных «предаяти казни, смотря по вине,нещано» (положение 14). Учителей магии естественной и подобных наук вместес учениками, если где таковые учителя обрящутся, как чародеев, постановлялосьбез всякого милосердия сжигать (положение 5). Всякий русский или иностранец, напиршестве или в каком бы то ни было месте хуливший и порицавший православнуюверу или церковные предания, отдается на суд блюстителю и учителю училища, иесли обвинение подтвердится или обвиняемый окажется отрицающим призываниесвятых, поклонение иконам, почитание мощей, «без всякого милосердия сожженда будет» (положение 15). Прибывший в Россию из другой страны православныйв случае перемены веры подлежал сожжению, а если был католиком, да перешел влютеранство, подвергался ссылке (положение 6).
Такимобразом духовная и светская власть хотела создать из академии твердый оплотправославию не только путем просвещения и серьезного обучения юношествабогословию и светским наукам, но одновременно и превращением ее в своеобразныйтрибунал, который должен был блюсти за православным настроением умов иулавливать нечестивцев для предания установленным карам. Академия являласьсторожевой башней православия, на которой постоянно сидел строгий дозор,наблюдавший за каждой православной душой, подстерегавший все ее движения и вслучае отклонения от правой веры предававший ее жестокой каре. Оберегатьправославную веру как зеницу ока — вот задача академии 4. За такиеразнообразные труды царь обещался со всем усердием заботиться о благосостоянииакадемии и защищать ее от притеснений.
Вследствиетакого характера академии ее начальству и преподавателям приходилось помимосвоих прямых обязанностей исполнять еще много поручений цензурно-обличительногои наставительного свойства. Так, в 1722 году ректору Гедеону Вишневскомупоручено было рассмотреть «писанные уставом и скорописью подозрительныететради и письма», взятые в лавках на Спасском мосту. Такого родапоручения повторялись довольно часто, ректору приходилось просматривать нетолько «подозрительные», но и прямо «волшебные тетради» идавать о них отзыв. На ректоре же лежала обязанность наставлять в православнойвере и присоединять к церкви обращавшихся из иноверия, увещевать раскольников,отступников, богохульников и т. п. В 1743 году указом Св. синода предписанобыло ректору Порфирию и учителям академии написать для обращающихся «накаждую религию собственный чин, начав с срацин, идолопоклонников и прочихеретиков, восточной церкви противостоящих, с оглавлением или с изображением надкаждым чином всякого еретического заблуждения в крепких доказательствах».В 1744 году новокрещеный из татар казанского уезда Адлагун Алашев отступил отверы христианской. Его поселили под надзор старцев в богоявленский монастырь иприказали ежедневно водить в заиконоспасский монастырь к ректору Порфирию,которому предписано: «трактовать отступнику о событии пророчеств сдовольным объяснением», а если останется непреклонен, угрожать ему судомгражданским. В 1720 году объявился какой-то вологодский крестьянин,прекративший ходить в церковь и не принимавший увещеваний. Приказ церковных делпредписал ректору «держать его скована в монастырских трудех месяц иежедневно увещевать».
Клицам, требовавшим увещевания, относили и таких, которые впадали в задумчивостьи в расстройство сил душевных. В 1744 году к ректору Порфирию был присланстудент Академии наук Яков Несмеянов, впавший в «меланхолию». Вбумаге предписано: «Определяя его к кому из учителей, велел разговариватьи увещевать и притом усматривать, не имеет ли он в законе Божии какогосумнения».
Вразных необычных случаях, имеющих какую-либо связь с православной верой илидаже не имеющих никакой связи, обращались к академии. В 1785 году архиепископуПлатону было предписано смотреть книги, напечатанные в типографии Новикова и вдругих вольных типографиях. В комиссию по этому делу были назначены бывшийпроповедник в академии архимандрит Серапион и тогдашний проповедник игуменМоисей. Когда в Москве стали открываться частные училища, то надзор за нимипоручен был академии. В январе 1786 года иностранка Ульяна Бракельвознамерилась открыть пансион для девиц. По предписанию архиепископа Платона,префект Афанасий должен был рассмотреть аттестаты содержательницы пансиона иучителей, наблюдать за исправлением ими должности и представить о том рапорты.В том же году такого же рода поручения даны Афанасию при открытии мужскогопансиона Христофора Раппе и девичьего докторши Елисаветы Лукки 5.
Предметыпреподавания в академии были обычные, т. е. языки, грамматика, риторика,поэзия, философия, богословие, церковное и гражданское право и некоторыедругие, например, арифметика, география, история. Классов, как и в Киевскойакадемии, в Московской было восемь, с теми же наименованиями. К академии присоединяласьеще славяно-российская школа, составлявшая нечто вроде приготовительногокласса. В нем учили азбуке, Часослову, Псалтири и письму. Существеннымэлементом преподавания были диспуты, заменявшие в старших классах экзамены.Большие диспуты происходили два раза в год: перед Рождеством Христовым и передлетними каникулами. Последние диспуты были торжественные и продолжались три дняв собрании многочисленных посетителей. Первый день назначался для богословскогодиспута, второй — для философского и третий — для других классов.
Преподаваниев академии происходило в таком порядке: богословие преподавал ректор,философию, т. е. логику, физику, математику и политику, — префект. В обоихклассах, богословском и философском, происходили частные и публичные диспуты.Богословы сочиняли проповеди и произносили их на память по субботам в своемклассе в присутствии еще философов и риторов, а философы в своем классепроизносили составленные ими латинские и русские речи в присутствии богословови риторов. Учитель риторики объяснял всю риторику, задавал упражнения и училсочинять большие речи и проповеди. Он же читал с учениками речи Цицерона,изъяснял римские древности и по субботам после полудня преподавал всеобщуюисторию на латинском языке по греческой хронологии. Учитель поэтики преподавалриторику и науку о составлении стихов латинских и русских, читал с ученикамиОвидия и Виргилия, показывал качество периодов, тропов и фигур. Два раза внеделю в определенные часы учитель пиитики читал сочинение Цицерона о природе богов,а по субботам утром преподавал географию с помощью карт и глобуса. Учительсинтаксимы изъяснял латинский синтаксис, переводил с учениками Корнелия Непотаили краткие послания Цицерона, а по субботам преподавал начала арифметики.Учителя грамматики, инфимы и аналогии занимались обучением грамматике сразнообразными упражнениями, а не знающих по-латыни учили читать и писать.Сверх того ученики учили катехизис, славянскую грамматику, греческий иеврейский языки, французский и немецкий, и медицину. Курс был довольно широк,но с сильным преобладанием языков и философско-богословских предметов.Математика была поставлена слабо, естествоведения совсем не было. Вообщеуниверсальный, энциклопедический характер обучения в академии никогда не былосуществлен на деле, и «все свободные науки» остались на бумаге,красивой фразой, а в действительную жизнь и деятельность не перешли. Правда,государство хотело использовать академию во всех видах и смыслах: в беседе спатриархом Адрианом Петр высказался об академии как о такой царской школе, изкоторой должны выходить люди «во всякия потребы — в церковную службу и вгражданскую, воинствовати, знати строение и докторское врачевскоеискусство» 6. Указом Петра 1725 года повелено было учить вакадемии «геометрии и тригонометрии, всякого звания людей, ктопожелает» 7. Но все такие заявления остались лишь благимипожеланиями не только из-за трудности устроить такую школу, но и из-захарактера мировоззрения и общего состояния образования того времени.
Московскаяакадемия организовалась по типу киевской, а киевская — по типу иезуитскихколлегий и вообще западных школ. Последние же в основе учебного курса имелисемь свободных искусств, причем светские науки были подчинены богословию инаходились к нему в служебном отношении. И на Западе в то время понятие общегообразования еще далеко не оформилось и не определилось, собственно, его еще небыло, а совершалось изучение различных наук и языков в видах ихнепосредственной пользы — толкового усвоения слова Божия и древней классическойлитературы. А эти два последних предмета признавались необходимыми для каждогопросвещенного христианина. Наука сама по себе, и особенно светская, цениласьеще недостаточно, она не освободилась еще от уз схоластики. Киевская иМосковская академии, организованные по типу иезуитских коллегий, не могливключать в свои учебные курсы обширные циклы наук ради их самих. Слыханное лидело, чтобы иезуиты насаждали науку ради науки? А откуда же было взять такуюидею нашим предкам? Поэтому сущность учебного курса наших академий сводилась кизвестному западному курсу семи свободных искусств и богословия. Если было вэтих курсах еще кое-что сверх семи свободных искусств, то и в западных школахкурс не ограничивался лишь семью предметами. А для русских школ того времени икурс семи свободных искусств был высок.
Вучредительной грамоте академии прописано, что в круг обучения в ней включаются«все свободныя науки»; но также сказано, что в академии «всякияот церкви благословесныя, благочестивыя науки да будут».«Свободная» наука и наука «благочестивая, благословенная отцеркви» одно ли и то же? Могут ли совместиться свободные науки иблагословенные церковные, благочестивые? Мог ли правоверующий русский тоговремени допустить в академию науку свободную, но не благочестивую? Очевидно, немог. В учредительной грамоте прямо сказано, что, если кто начнет «всякияот церкви возбраняемые богохульныя и богоненавистныя книги и писания у себякоим нибуди образом держати и иных тому учити… и таковый человек… безвсякаго милосердия да сожжется». С одной стороны, в одном параграфе — всесвободные науки, а с другой, в другом параграфе — в случае свободы да сожжется.Приходится все свободные науки и энциклопедизм академического образованияпринимать с большими ограничениями и осторожностью, на самом деле в академии небыло ни одного свободного, ни энциклопедического преподавания, а былосхоластическое изучение семи свободных искусств в религиозно-церковных целях.Словом, Московская академия не внесла нового педагогического начала в русскоепедагогическое самосознание, а лишь развила и облекла в научную по тому времениформу уже давным-давно действовавшее начало — первостепенной важности для всейсудьбы и отдельного человека и целого государства религиозно-церковноговоспитания — правой, т. е. православной, веры. Это начало, его жизненность инеобходимость учредительная грамота и оберегала самыми суровыми карательнымимерами. Предположение же Петра о превращении Московской академии в московскийполитехникум так и осталось простым предположением; о преподавании в академии«всех свободных наук» и особенно об их свободном преподавании, чтологически связано одно с другим, Петр никогда не помышлял. А с течением времениМосковская академия превратилась не в политехникум, а в специальную духовнуюшколу.
Московскаяакадемия послужила рассадником образования и знаний в другом отношении.
Долгоевремя она была в московско-петербургской России единственным, более или менееправильно организованным учебным заведением среднеобразовательного характера идаже высшего; вновь учреждаемые средние школы долго не налаживались, а потому,где была нужда в сколько-нибудь образованных людях и подготовленных школьниках,там сейчас же вспоминали о Московской академии и ее воспитанников требоваливсюду. Поучившись в фаре, инфиме, грамматике, синтаксисе, ученик академии, хотябы и не дотянул до богословия и даже до философии, все же представлял некоторуюобразовательную величину, а потому на него был большой спрос везде.Богословские классы академии пустовали, в них было три студента, и ректоражаловались Синоду, что непрестанных требований учеников академии в разные места«в академии зело мало учеников имеется». В высокой степенихарактерную картину положения академии в этом отношении дал ректор Стефан всвоем докладе Св. синоду по случаю требования учеников в Академию наук в 1735году: «Не многие доходят до Богословия; ибо инии посылаемы бывают вСанкт-Петербург для обучения ориентальных диалектов и для камчадальскойэкспедиции, инии в Астрахань для наставления калмыков и их языка сознания, иниив сибирскую губернию с действительным статским советником Василием Татищевым,инии в оренбургскую экспедицию со статским же советником Иваном Кирилловым,инии же берутся и в московскую типографию и в монетную контору, мнозии же ибегают, которых и сыскать невозможно; искомии укрываются, и от другихвопрошены, для чего бегают, говорят, искать де хлеба и места за времени, понежеде мало видим тых, котории по совершении течения наук своих угодное пристанищеполучают; а что паче всего есть, кто котории ученики по многотрудных в фаре,инфиме, грамматике, синтаксиме, через два, три и четыре лета около их тщаниях иприлежностях, в пиитику уже, риторику и философию поступят, а остроумнейшии инадежнейшии покажутся, тотчас московския гошпитали учениками, яко твоимидрузьями, понеже из московских же латинских школ труды переведенными длядальнейшего, честнейшаго в гошпитали, нежели в Академии, ученическаго состоянияи содержания, удобно наговорены, совсягодно в московскую гошпиталь определяютсяи отсылаются, а в московской славяно-греко-латинской Академии почти самоеостается дрождие» 8.
Кэтой прекрасной картине мы позднее и попутно присоединим еще несколькочерточек.
Числоучеников в академии было от 200 до 600, весьма различного происхождения, нередкотолько меньшая часть их была из духовного звания. В 1723 году указом Св. синодабыло предписано: «набирать в школы всех поповских и диаконских детей, акоторые в учении быть не похотят, тех имать в школы и неволею». Были вакадемии и дворяне знатных фамилий: в 1736 году по определению сената поступилов академию сразу 158 детей дворянских, между которыми были князья Оболенские,Голицыны, Долгорукие, Мещерские и другие; были в академии всякие разночинцы —дети подьячих, канцеляристов, дьячков, солдат, конюхов, были даже новокрещеныеинородцы, и только при митрополите Платоне академия по составу учащихсяпревратилась в исключительно духовное учебное заведение. Принимали имеющих неменее 12 и не выше 20 лет. В некоторые курсы в академии бывало до 10 белых священникови столько же дьяконов; были и монахи. Учились долго и не стеснялись пребываниемв одном классе по нескольку лет. Об одном ученике Чепелеве известно, что он с1736 до 1750 года дошел только до философии. Ученик Константинов в фаре сидел с1737 по 1742 год. Ученик Андрей Ушаков, окончивший курс в 1760 году, учился вакадемии 20 лет. Один ученик в синтаксисе просидел 10 лет. Исключалиобыкновенно редко и более «злонравных», чем «непонятливых».Но зато случалось разом исключали помногу. Так, в 1736 году к вакации исключенонепонятливых и злонравных 100 человек, а в 1793 году 146. Впрочем, многихисключенных, по просьбам их, принимали обратно. Некоторых исключали с особоюторжественностью. Так, на представлении об исключении ученика риторики Даниловскогов 1789 году Платон положил такую резолюцию: «Даниловского, яко нерадивагои лениваго ученика, выключить, выгнав его из академии в присутствии учеников доворот метлами» 9.
Чтокасается преобладающего характера в учебной организации академии, то он был неодинаковв разные исторические эпохи. Еще перед открытием академии в Москве образовалисьдве партии по вопросу об ученой организации академии. Одни настаивали напреобладании греческого языка и греческой литературы в академии, а другие —латинского языка и латинской литературы. Греки ссылались на общекультурноезначение греческого языка и греческой литературы, на то, что на греческом языкенаписан Новый Завет, а Ветхий Завет переведен на него, что русские принялихристианство от греков и церковные книги приходится сверять с греческимиподлинниками, что с латинами у русских издавна нелады и т. п. 10Защитники преобладания латинского языка ссылались, вероятно (их сочинения недошло до нас), на значение его в современной науке и школе, на то, чтогреческая наука и школа слабы, что сами греки ездят доучиваться в западныелатинские школы и т. п. На Москве в XVII веке было довольно ученых киевлян,воспитавшихся в реформированной Могилой академии, строго следовавшей западнымобразцам. Они, вероятно, и являлись защитниками латинского склада и Московскойакадемии.
Напервых порах греки победили, греческий элемент сделался господствующим вакадемии. Академия в первое время называлась греческими школами, первые учителяакадемии, братья Лихуды, были греки, и хотя знали и латинский язык, но говорилии писали большей частью по-гречески. Восточные патриархи настаивали на изгнаниилатинского языка из академии совсем, и это им одно время удалось: преемникиЛихудов до 1700 года читали курс на одном греческом языке. Но с Петра I порядкив академии изменились: по мысли Стефана Яворского, воспитанника Киевскойакадемии и докончившего свое образование за границей, Петр Великий приказалзавести и в Московской академии «учения латинския». За наставникамитеперь обращаются не в Грецию, а в Киев, и вообще Московская академия строитсяпо образцу киевской, пользуется от нее и учителями и руководствами и всемипорядками. Классные занятия ведутся на одном латинском языке, сочинения пишутсяна нем же, а сама академия называется латинскими или словено-латинскимишколами. Новый период в жизни академии начинается со времени управления еюмитрополитом Платоном до перемещения в Троицкую лавру (1775—1814), когда быловосстановлено обстоятельное изучение греческого языка, усилено преподаваниерусского, расширен учебный курс новыми предметами. Вызов учителей из Киевапрекратился, а сама академия по справедливости называласьславяно-греко-латинской. Число учащихся возросло и при Платоне доходило до 1600человек.
Общие выводы
Окидываяодним взглядом рассмотренный нами первый период развития педагогии, мы находимв нем следующие характерные черты.
1.Педагогия этого периода была заимствованной. Основные педагогические идеи быливзяты из Библии и сочинений Иоанна Златоуста; апокрифы, жития святых, поучения,история, космология, этнография и сведения по всем другим отраслям знаниязаимствовались отовсюду, где только мог достать их древний русский человек.Когда подошло время устройства надлежащих школ, тогда сначала обратились кгрекам, а потом не побрезговали и нелюбимыми латинянами, хотя все же иоставались при убеждении, что «во всей Европии подобно той земли (русской)и чудние нет», что Москва — Третий Рим: первые два Рима пали, а четвертомуне бывать.
2.Воспитательный идеал был ветхозаветный, суровый, исключавший самостоятельностьи свободу детской личности, всецело подчинявший детей воле родительской, нехотевший даже знать и считаться с вполне естественными потребностями детей вигре, смехе и веселье. Страх детского неповиновения и своеволия проникает впедагогические наставления.
3.Образование было церковно-религиозным и заключалось в изучениицерковно-богослужебных книг, пополняемом каждым, в меру своей любознательностии средств, начетчеством такого же характера. Учились главным образом у мастеровграмоты, учились долго, с великим трудом и биением. Образование было одинаковымдля всех и свободным, делом свободного договора между родителями учеников иучителем. Никаких школ для подготовки учителей не было, никакихпрофессиональных курсов не существовало. Учитель учился там же, где учились иего ученики, и знал часто немного больше своих учеников. Образованию ставиласьсерьезная воспитательная задача — душеспасительная задача — душеспасительность,стремление сделать людей лучше, научить их премудрости и страху Божию.
4.Отсутствовала специальная педагогическая литература. Если кто-либо пожелаетузнать, какими идеалами руководствовалась и в жизни и в воспитании нашиотдаленные предки, то нельзя обратиться за разрешением этого вопроса кпедагогическим сочинениям, так как их, собственно говоря, еще не было, аследует искать совета на вопрос в разных произведениях, трактующих об укладеразличных сторон жизни, уже более или менее обособившихся от общего жизненноготечения. Таково, например, «Поучение Князя Владимира Мономаха детям».Автор как правитель страны имеет в виду в своем «поучении» главнымобразом управление землей, государственное строительство, деятельность князя;но наряду с советами об устройстве земли автор касается и вообще свойствдостойного человека и хорошего христианина, задевает несколькими словами исобственно воспитание. Рекомендуется детям человеколюбие, неустанноетрудолюбие, уважение к церкви и духовенству, заповедуя им в полдень непременноложиться спать, потому что такое спанье установлено самим Богом, и что вполдень спит и зверь, и птица, и человек. Мономах замечает, что, узнав что-либохорошее, нужно его помнить, а чего не знаешь, тому нужно учиться; ссылается например отца, который, сидя дома, выучился пяти языкам; прописывает знаменитыйафоризм, что леность есть мать пороков, что человек должен всегда заниматься итому подобные наставления чисто практического характера, доступные каждомувзрослому благоразумному человеку без всякой педагогии.
5.Отсутствовало педагогическое сословие. Учителей, которые занимались бы толькоучительством, еще не было, учителями были члены белого и черного духовенства,священники, дьяконы, дьячки, архимандриты, иеромонахи и из светских лиц —мастера грамоты. Для духовных лиц педагогическая профессия была второй,добавочной к основной — духовной. Если педагогическая карьера не удавалась, толицо возвращалось к своему первоначальному назначению — духовному. От учителятребовали некоторого знания и образования, но не умения учить, т. е.педагогической подготовки. Потребности в создании особого, с надлежащейподготовкой, учительского сословия еще не чувствовалось, кто какой наукойвладел, тот и мог ее преподавать, руководствуясь практикой личного обучения ивдохновением. А так как все обучение преследовало религиозно-церковные цели, топо естественному порядку духовенство и являлось учителем. Что касается светскихучителей грамоты — мастеров, то они находились в тесной связи с духовенством,были помощниками дьячка, лицами, готовящимися занять духовную должность. Еслиже они к этому не стремились, то обыкновенно занятия учительством не составляливсей их профессии, а были только дополнительными в какой-либо другой —земледельческой, промысловой и т. п. Самые термины — учитель, педагог — еще небыли употребительны. В XVII веке прибыл в Москву учитель по профессии, грекВенедикт, и предложил свои услуги, назвав себя учителем. Ему внушительноответили, что таланты даются от Бога, что никто не должен сам величать себяучителем, и особенно это дерзко и неприлично младшему пред патриархом...
6.В конце этого периода педагогическое дело значительно изменяется в своейпостановке: появляются организационные правильные школы, сначала общественные,а потом и государственные, с широким курсом, с особыми учителями, с более или менеенаучными и серьезными учениками. Появляются школьные уставы. Живо чувствуетсяприближение другого периода, другой постановки школ. Но пока суть дела, идеалыобразования и воспитания остаются прежние — религиозные, церковные. Педагогиярусская еще не сдвинулась со своего первоначального основания, мастер грамоты иМосковская славяно-греко-латинская академия, несмотря на весьма значительныеразличия между ними в степени сообщавшегося ими образования, служат еще одномуи тому же педагогическому богу — подготовке хороших христиан и добрых пастырейцеркви. Учебный курс, включавший в себя прежде всего Часослов, Псалтирь,Апостол и Евангелие — единственные науки для мастера грамоты, в братских школахи в Московской славяно-греко-латинской академии расширяется и обнимает«всякие от церкви благословенныя науки». Государство началозаботиться об образовании, но пока только о религиозно-церковном. Такимобразом, первый период русской педагогии с точки зрения основы и идеаловявляется совершенно целым, единым, но деятели на поприще просвещения постепенностановятся многочисленнее и разнообразнее и обещают новые педагогические идеи.
Список литературы
1.О братских школах и их педагогии см.: Флеров. О православных церковныхбратствах. СПб., 1857; Линчевский М. Педагогия древних братских школ ипреимущественно древней Киевской академии: Труды Киевской духовной академии1870 г. Июль-сентябрь; Голубев С.Т. Киевский митрополит Петр Могила и егосподвижники. Киев, 1883. Т. 1; Харлампович К. Западно-русские православные школыXVI и начала XVII века, отношение их к инославным, религиозное обучение в них изаслуги. Казань, 1898. Последнее сочинение – наиболее основательное иподробное. Уставы луцкой школы напечатаны у Демкова. История русской педагогии.Ревель, 1896. Ч.1. Гл.XV.
2.Подробности о школах, предполагаемых в Москве до учрежденияславяно-греко-латинской академии, см. у Н.Каптерева «О Греко-латинскихшколах в Москве в XVII веке до открытия славяно-греческой академии». 1898.С. 1-40; Татарский И.А. Симеон Полоцкий. М., 1886. С. 66-74; 254-271.
3.Каптерев Н. Указ соч. С. 41-42.
4.Жалованная академии грамота царя напечатана Новиковым в «Древнейроссийской вивлиофике». Часть VI, и Амвросием в «Истории российскойиерархии». Ч. 1, 1807.
5.Даже и такие случаи бывали: в 1734 году один из наставников академии былвостребован в полицмейстерскую канцелярию для того, чтобы разобрать 19нерусских литер, написанных на голове, найденной на бревнах в одном дворе. Вполицейской бумаге было написано, что «голова распилена надвое, на однойполовине проверчена, а на другой имеется 9 зубов, да написанныя черниламилитеры не-русския, а именно на лбу одно слово и проч.» В 1734 году былопривезено в Москву несколько пушек, отбитых в польскую войну у неприятеля, иглавная контора артиллерии и фортификации требовала из академии учеников дляразбора латинских надписей на пушках (Смирнов С.К. История Московскойславяно-греко-латинской академии. М., 1855. С. 129-135, 324-331).
6.Знаменский. Указ. Соч. С.7.
7.Смирнов. История Московской славяно-греко-латинской академии. М., 1855. С. 113.
8.Смирнов. Указ. Соч. С. 243-244.
9.Смирнов. Указ. Соч. С.12-14, 108-110, 178-182, 389 и др.
10.См. подробности у Н. Каптерева. Указ. Соч. С.48-61.