: технологические возможности, социальные перспективы, этическиепроблемы
«Круглый стол» ученых
В беседе, состоявшейся в редакции «ОНС», приняли участие:Светлана Александровна Боринская - младший научный сотрудник Институтаобщей генетики им. Н.И. Вавилова РАН,Леонид Иванович Корочкин — докторбиологических наук, член-корреспондент РАН, зав. лабораторией молекулярнойбиологии развития Института биологии развития им. Н. Кольцова РАН,ЕвгенийСеменович Платонов -кандидат биологических наук, зам. директора Институтаобщей генетики им. Н.И. Вавилова РАН,Александр Евгеньевич Седов -доктор биологических наук, ведущий научный сотрудник Института историиестествознания и техники им. С.И. Вавилова РАН,Николай КазимировичЯнковский — доктор биологических наук, зав. лабораторией анализа геномаИнститута общей генетики им. Н.И. Вавилова РАН.
Вел беседу зам. главного редактора «ОНС»Акоп ПогосовичНазаретян. Материал подготовила к публикации редактор отделаЛ.Ф.Пирожкова.
А.П. Назаретян: Предметом широкого социального интереса стали нынеработы по генетической (в частности, генной) инженерии и генетике развития,лабораторные манипуляции с клетками и эмбрионами. Появились даже сообщения оклонировании первого человека. Вам, специалистам в этих областях, я хотел бызадать ряд вопросов.
1. Существуют ли, с точки зрения специалистов, какие-либо инструментальные,технологические пределы возможностей в этих направлениях?
2. Каких можно ожидать в этой связи социальных последствий и может ли впринципе цивилизация развиваться далее без таких технологий?
3. Видите ли вы здесь какие-то этические проблемы? Можно ли противостоятьпредполагаемым опасностям?
Е.С. Платонов: Не думаю, что могут существовать строго очерченныепределы технологическим возможностям в биологии. Как мы видим, эти возможностипостоянно расширяются. Вот свежий пример. В феврале 1997 года шотландскийисследователь Ян Вилмут сообщил сенсационный результат, к которому он и егосоавторы шли долгое время. Им впервые удалось клонировать взрослый организм,используя в качестве донора клеточное ядро, происходящее из культивируемыхклеток молочной железы взрослой овцы. Этот результат взбудоражил не тольконаучный мир, но и общественность. Он породил очередной всплеск интереса ктехнологиям, которые развиваются сегодня в генетике, в том числе в геннойинженерии, в генетике развития и др. Следует заметить, что первый всплеск интересаобщественности к проблеме клонирования приходится на начало 1950-х годов: Р.Бриггс и Т. Кинг в то время впервые получили в опытах на амфибиях результаты,указывающие на возможность
клонирования организмов позвоночных из их отдельных клеток. В конце 1960-хгодов Дж. Гёрдон удалял ядра из оплодотворенных яйцеклеток (икринок) лягушек ипомещал в них ядра из клеток некоторых органов взрослых лягушек; в несколькихтаких опытах удалось получить все стадии развития: зародыш, головастика, азатем и маленькую лягушку, причем того вида, ядро которого было пересажено викринку. Затем неоднократно пытались экспериментально клонировать имлекопитающих. Но в 1981 году эти попытки прервались — безрезультатно и дажескандально. Автором сенсации был К. Илменси, опубликовавший в журнале«Cell» статью, из которой следовало, что ему удалось получитьклонированных мышей, пересаживая в яйцеклетки ядра клеток раннего зародыша.Увы, его исследование в дальнейшем не было подтверждено, и даже появилисьсообщения, что полученные данные были фальсифицированы. Тем не менее эти работыпривлекли внимание ученых в разных странах.
Подобные исследования велись и в нашей стране. Была разработана серияподходов для совершенствования технологии клонирования. Однако большинствоисследователей сошлись во мнении, что в первую очередь нужно решать проблемупотентности соматических клеток, т.е. способности генома клеток различныхтканей зародышей или взрослого организма обеспечить развитие целого новогоорганизма.
Н.К. Янковский: Хочу пояснить для неспециалистов. Речь идет о том,что в исходной клетке, из которой образовался организм (в том числе и мы свами), содержится вся совокупность наследственной информации. И любаясоматическая клетка, т.е. клетка нашего тела, тоже содержит наследственнуюинформацию. Равноценна ли она той информации, которая содержалась в исходнойклетке — оплодотворенной яйцеклетке? В принципе, да. Любая клетка тела содержитвсю информацию о целом организме. Но эта информация заблокирована. Поэтому вобычных условиях ядро такой клетки не способно становиться программой развитияцелого организма. Как теряется и как сохраняется потентность клеток, когда онатеряется и насколько сохраняется при развитии и дифференцировке клеток вотдельных органах? И обратима ли она — сохраняется ли в дифференцированнойклетке способность к развитию из нее целого организма? Вот это и надоисследовать.
Е.С. Платонов: Этим и занялись большинство исследователей. А интерессобственно к клонированию резко упал. Одним из тех, кто продолжил заниматьсяклониро-ванием, был Ян Вилмут. В своих работах он использовал в качествемодельного объекта овцу и получил первый обнадеживающий результат: овцыоказались более подходящими для подобной работы, чем лабораторные мыши. Все,кто работал с мышами, зашли в тупик: потентность клеток у мыши исчезает насамых ранних этапах развития, на стадии двух клеток. У овцы же она сохраняетсядостаточно долго-до стадии 64-128 клеток. Тем не менее остается открытымвопрос: способны ли дифференцированные соматические клетки взрослого организмавновь «запустить» свой геном для воспроизведения целого новогоорганизма? Большинство исследователей убеждены: нет, не способны.Доказательством тому служат результаты работ многих лабораторий.
Л.И. Корочкин: Вспоминается такой эпизод. В 1973 году мне довелосьпринимать участие в Международном генетическом конгрессе, который проходил вСША, в прекрасном университетском городке Беркли. Российская (тогда советская)делегация немного запоздала. Мы прилетели ночью, поспать не удалось, позавтракалии пошли на конгресс. Нас встретили полицейские с автоматами, со всею строгостьюпроверявшие документы участников. Мы недоумевали — в чем дело? Оказалось, чтостуденты, прознавшие о намерении генетиков обсуждать проблему клонирования,пообещали расправиться с учеными. Вскоре поблизости собрался митинг, появилисьлистовки, в которых генетиков клеймили позором и обвиняли в стремленииклонировать В. Ленина, А. Гитлера, И. Сталина, Мао Цзэдуна…
Пришлось организаторам конгресса выступать с разъяснениями по радио,телевидению, в газетах. Закончилось все благополучно: студенты пригласилиучастников на пикник, где были мирное застолье, интересные беседы и тосты замир и дружбу, а также за процветание генетики!
Потом журналисты раздули сенсацию из опытов Илменси, которые впоследствииоказались некорректными. Должен сказать, что программа по разведениюмлекопитающих клонированием разрабатывалась еще в 70-е годы и в моейлаборатории, в Институте цитологии и генетики СО АН. Мне даже пришлосьвыступать с докладом на эту тему на одной из сессий ВАСХНИЛ в Москве в 1974году. Мы сразу же пришли к выводу, что трансплантация чужого ядрабесперспективна и предпочтительнее слияние яйцеклетки и соматической клетки тойособи, которую планируется клонировать. Наша работа развивалась довольноуспешно, однако вскоре ее перестали финансировать, и она постепенно былапрекращена.
Мне кажется, нынче вокруг этой проблемы опять поднимается много шума изничего. Думать о каком-то практическом значении клонирования животных рано. Даи говорить о том, что будут получены абсолютно точные копии, преждевременно.Процесс индивидуального развития крайне сложен, каждый ген имеет определенныеграницы вариабельности (так называемую норму реакции). Известны ведь случаисвоеобразного естественного «клонирования» — однояйцевые близнецы.При всем колоссальном сходстве они имеют и различия, в некоторых парах немалыеи при этом независимые от воспитания.
Так что я, хотя никогда не был консерватором, не разделяю мнения техспециалистов, которые считают, будто все технические детали проработаны и вближайшее время начнется поточное клонирование животных, а там, глядишь, ичеловека. Полагаю, все это временная «страсть». Шум поутихнет,работа, вероятно, будет продолжаться, но революционизирующих науку и техникурезультатов ожидать не следует. Тем более, что нынче наука стала весьмапрагматичной: финансируются преимущественно те исследования, от которых ждутсущественного выхода в практику. Как мне представляется, работы поклонированию, имеющие бесспорный теоретический интерес, для практическоймедицины или сельского хозяйства ничего существенного не дадут. Да и в выводахВилмута коллеги сомневаются: возможно, он клонировал клетки эмбриона, плававшиев кровотоке вымени беременной овцы — донора ядер.
Н.К. Янковский: Вообще для многоклеточных организмов способностьотдельной клетки образовывать целый новый организм весьма обычна. На растенияхтехнология, базирующаяся на этом, применяется в массовом порядке. Это сейчасобычный биотсхнологический прием. Если, скажем, выведен какой-то новый сорт, тохлопотно размножать его семенами. Легче взять любой лист, а из него — необходимое количество клеток, и из каждой получить целый организм. Такполучают нужные варианты в нужных количествах. А с животными так пока неполучается, хотя технологии разрабатываются. У растений вообще вегетативноеразмножение — норма. Это у человека оно почти утрачено. Почти — потому, чтослучаи вегетативного размножения все же есть. Ведь при оплодотворении — кактолько мужская и женская половые клетки сливаются — образуется первая клетканового организма, и она уже, строго говоря, — соматическая. Но иногда онаделится, и получаются две клетки, каждая из которых дает начало новомуорганизму. Так получаются близнецы. Формально говоря, это — вегетативноеразмножение. У некоторых животных такая форма размножения осуществляетсяпостоянно. Например, у броненосца все детеныши из одного помета — этогенетически идентичные близнецы: они происходят из нескольких клеток, которыеобразовались в результате последовательных делений первой клетки, получившейсяпри оплодотворении. Вегетативное размножение — это одна из стадий размножения.
А.П. Назаретян: А можно ли сказать, что независимо от того, насколькодостоверна информация о первом клонированном человеке в Японии, в принципе этапроблема — чисто техническая? Что человека можно точно так же клонировать — несегодня, так завтра?
Н.К. Янковский: Несомненно.
Л.И. Корочкин: Я с этим не согласен и думаю, что человека не удастсяклонировать ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра. О том, почему так думаю, яуже говорил. Этические проблемы здесь, бесспорно, существуют и уже обсуждаются,причем достаточно активно. Известна бурная реакция по этому поводу зарубежнойобщественности, а также Президента США Б. Клинтона. Опасности все же могутбыть. Нашелся же в США сумасброд, обещавший, несмотря ни на какие запреты,клонировать за большие деньги людей! Обещание свое он едва ли выполнит, а вотвред здоровью легковерных принести может.
А информация о первом клонированном человеке, скорее всего, недостоверна.Вероятно, напутали журналисты. Ведь писали же они после упомянутых работ Дж.Гёрлона, будто ему удалось клонировать лягушку просто из клетки кишечника! А насамом деле из клетки кишечника Гёрдон брал лишь ядро и в дальнейшем развитиитакого организма огромную роль играло содержимое цитоплазмы икринки.
Е.С. Платонов: Тем более обидно и просто стыдно, что нашлись такиесумасброды и у нас. Кто бы мог подумать — в Государственной Думе! После тогокак в Комитете по геополитике прошли слушания о проблемах и перспективахклонирования, где все без исключения ученые высказались против примененияклонирования у человека даже в обозримой перспективе, руководители этогоКомитета (из фракции ЛДПР) стали активно искать исследователей, согласных вкороткие сроки решить эту задачу. Как сообщила газета «Известия» (№35 от 25 февраля 1998 года), средства, и немалые, функционеры ЛДПР готовыизыскать. Следует напомнить, что уже в мае 1997 года Генеральная ассамблея ВОЗприняла решение, что использование клонирования для размножения человеческихиндивидов является этически неприемлемым и противоречит человеческой морали.
А.Е. Седов: Это еще раз подтверждает: «история учит тому, чтоона ничему не учит», а «новое — это хорошо забытое старое».Прискорбная жажда некоторых отечественных деятелей скорее клонировать себеподобных — пример не только безответственности, но и вопиющего невежества. Мыобсудим сегодня, почему и «злонамеренная порча» человека через егогены и тем более массовое тиражирование таких «скорректированных»индивидов не осуществимы в обозримом будущем, а вероятнее всего, даже впринципе.
Социальные, психологические, этические проблемы именно такого массового«тиражирования» человека (зародышей и взрослых людей — генетическихкопий-двойников) еще в 1932 году предвидел и описал О. Хаксли, родственникизвестного дарвиниста Т. Гексли, в виде развернутой притчи — фантастическогоромана-антиутопии «О, дивный новый мир!». Эта книга давно и оченьхорошо известна большинству зарубежных читателей, а несколько лет назад изданаи на русском языке. По ее сюжету, основа существования некоего будущегототалитарного государства — это клонирование людей-близнецов на специальныхфабриках с последующей жесткой «дрессировкой» растущих там эмбрионов,а затем и получающихся из них детей. В те далекие годы пищу для души и умаХаксли дали не только становление социализма и фашизма, но и опыты Г. Шпемана,который еще в начале века сумел разделять клетки самых ранних зародышей амфибийтак, что из каждой такой клетки развивался целый организм. Именно эти опыты ибыли самым первым шагом к методикам клонирования. А насколько длительна ибогата событиями их история — уже говорилось.
Е.С. Платонов: Мне представляется, что желание некоторых«горячих голов» призывать к клонированию людей вновь оживляетпорочные идеи раннего периода развития евгеники — о селекции людей с«особенно ценными» геномами. Теперь говорят нс столько о селекции,сколько о клонировании.
А.П. Назаретян: Но клонирование — это еще не генная инженерия. Чтоможно искусственно сделать при «производстве» (рождении) человека?Можно ли сделать так, чтобы родился мой двойник, но, скажем, без плоскостопияили с другим цветом глаз? Каковы здесь пределы? Е.С. Платонов: В этомслучае жестких технологических запретов, я думаю, нет…
А.Е. Седов: Здесь необходимо пояснить, что же называют клонированиеми какие новые знания и умения (методики) биологов могут вызывать надежды итревоги в обществе. Клонированием называют все методы направленного размножениягенетического материала бесполым путем, в результате деления одной клетки.Современные биологи умеют клонировать отдельные выделенные участки ДНК (вчастности, гены) и получаемые из них комбинации, вводя их в живые клетки -изатем эти клетки размножая, или же клонировать клетки целиком, с их нетронутымигенетическими программами — геномами. Размеры геномов на три-шесть порядковбольше, чем размеры клонированных фрагментов ДНК, и их генетические текстыгораздо сложнее. Так что этот термин означает две группы биотехнологий — логически сходных, но охватывающих генетические структуры и процессы двухразличных масштабов и уровней.
На первом из этих уровней — при клонировании участков ДНК — направленновносят те или иные наследуемые изменения в определенные участки генетическогоматериала, создают новые их комбинации,^ затем наблюдают, как они размножаютсяи работают в различных клетках и организмах. Это — генетическая (и, вчастности, генная) инженерия. К ней относят и «крупноблочныеперекраивания» генома — хромосомных наборов, и отдельных хромосом, вомногих случаях полученные методами классической генетики, без выделения ДНК изклеток. Зародившаяся в начале 1970-х годов генная инженерия — это разнообразныеманипуляции с выделенными из клеток фрагментами ДНК, как с осмысленнымитекстами. Эти тексты так или иначе изменяют, встраивают их в векторы(специально сконструированные ДНК, способные размножаться в живых клетках) ивводят эти векторы в живые клетки и организмы для того, чтобы изучать, как«отредактированные» гены и их комбинации размножаются и работают.Таковы технологии клонирования участков ДНК в составе рекомбинантных ДНК — новых комбинаций генетических текстов.
Генетики уже умеют «прицельно» выделять и размножать многиеконкретные генетические тексты, заменять в них определенные«буквы»-нуклеотиды, «сшивать» новые работающие генныесочетания — конструкты из разных фрагментов ДНК-текстов (порой принадлежащихнескольким чрезвычайно разным организмам). У нескольких экспериментальных объектов(кишечной палочки, дрожжей, дрозофилы, шпорцевой лягушки, мыши) иногда удаетсядаже так встраивать конструкты в определенные места их собственных генетическихпрограмм, что эти «нововведения» передаются потомству. Эта процедураназывается трансгенозом. Работы по трансге-нозу на человеке не производят: этоаморально. Но здесь есть перспективы для генотерапии — медицинской генетикибудущего.
А второй уровень — это клонирование целых клеток. Здесь клонируют«нетронутые», целые геномы многоклеточных организмов, манипулируя целымиклетками и их совокупностями. Это техника клеточной, тканевой и эмбриональнойинженерии -от имплантации отдельных клеток (в частности, яйцеклеток и зародышей- в матку) до имплантации, целых тканей и органов как зародышам, так и взрослыморганизмам. Здесь задачи генетиков состоят в том, чтобы понять, как же работаютмногочисленные собственные гены организма при его развитии. Иногда оба уровнясочетают. И на обоих уровнях исследований клонирование просто необходимо, чтобыизучать регуляцию работы различных конкретных генов и их блоков (какестественных, так и «перекроенных» — модельных) в различных целыхгеномах, клетках и организмах. Это — путь к решению главных проблем биологииразвития многоклеточных организмов: генного контроля межклеточных взаимодействий,дифференцировки клеток, формообразования. Все эти техники необходимы и вприкладных целях — для изучения множества болезней (включая рак), старения идругих фундаментальных жизненных процессов.
Н.К. Янковский: Вы знаете, здесь количество переходит в качество. Вдело вступает собственно генная инженерия — ставится вопрос об изменениинаследственной информации. Предположим, человек — дальтоник, не различаетцветов. В его генетическом тексте достаточно заменить одну букву. Общая жедлина всего генетического текста человека больше 3 млрд букв. Одну буквузаменить можно. Сейчас бурно развивается такое направление в науке, какгенотерапия. Оно разрабатывает способы целенаправленной замены генетическогоматериала в нужном месте. Но это предельная цель, экстремальная. Такая заменабудет происходить с частотой на три порядка меньшей, чем многие другие события,которые приводят к изменению генетического материала, большинство из них будутдаже не нейтральными, а вредными. То есть если вы хотите, чтобы борода изчерной стала рыжей, то появится, возможно, один человек с«заказанной» бородой. Но вдобавок — еще тысячи индивидов, половинакоторых будет отягощена разного вида уродствами. Вот такая плата.
Л.И. Корочкин: Я согласен с Янковским и полагаю, что в этой ситуациивозникнут многочисленные этические проблемы, не всегда легко разрешимые. Ведьречь идет об экспериментальном вмешательстве в развитие человека, а это всегдавызывает дискуссии.
При этом нельзя не считаться с существующим законодательством и религиознымиустоями общества.
А.П. Назаретян: Я ведь не о практическом приложении. Что можносделать из исходного материала в принципе, технологически?
Н.К. Янковский: Дело именно в постановке вопроса. Количествопереходит в качество, и разумное соотношение этих переходов вряд ли будеткогда-нибудь практически достижимо. Вариантов событий слишком много, и поэтомузадача практически невыполнима. Скажем, так: мы с вами, будучи особями одноговида и одного пола, по этим самым 3 млрд букв различаемся в каждой трехсотой.То есть между нашими генетическими текстами около 10 млн различий. Чтобыпревратить меня в вас или наоборот, надо исправить в 3 млрд букв 1 млн. Здеськоличество и качество имеют абсурдное соотношение. Объем работы таков, чтоникогда не будет технически достижим. Вообще, зачем из одного человека делатьдругого? Смысла нет.
А.П. Назаретян: А из одного генома сделать другой геном — с заданнымисвойствами?
Н.К. Янковский: Если речь идет о единичном свойстве. Да, мы знаем,каким образом оно генетически контролируется; знаем в некоторых случаях, какконкретно можно его изменить. Например, в случаях многих наследственныхболезней.
А.П. Назаретян: Сможет ли в принципе это делать генная инженерия? Е.С.Платонов: В медицинской практике, мне кажется, чаще возникает проблемалечения (компенсации) проявлений наследственных аномалий или выраженныхнаследственных патологических предрасположенностей у конкретных людей, а не уих будущих потомков. В литературе появляются публикации с обнадеживающимирезультатами. В частности, в США больным, страдающим тяжелыми формамиварикозного расширения вен нижних конечностей, которых готовили к операции,ввели некий ген, контролирующий локальный рост кровеносных сосудов. Врезультате у 80% операцию было решено отменить: стали бурно развиваться мелкиесосуды, которые в значительной степени компенсировали основные проявления этойболезни. Если сообщение достоверно, то мы имеем удачный пример медицинскихвозможностей генной инженерии.
А.П. Назаретян: Я все-таки хотел бы услышать о технических пределахтаких возможностей. Видите ли вы их в генной инженерии, в целенаправленномизменении генома?
Н.К. Янковский: Есть другие задачи — более быстро достижимые иимеющие более явный эффект для общества. В рамках программы «Геномчеловека», которая сейчас является самой большой биологической программойв мире, предполагается охарактеризовать более 90% всех тех мутаций — спонтанныхизменений в генетических текстах, — которые приводят к наследственным болезням.Их можно диагностировать уже на ранних стадиях беременности, когда еще можно еепрервать. Уже более 20 лет в клиниках развитых стран применяется амниоцентез:из матки беременной женщины берут околоплодную жидкость и из нее извлекаютсвободно плавающие клетки плода пренатально (т.е. до его рождения). Эти клеткиразмножают в культуре и исследуют разнообразными биохимическими имолекулярно-генетическими методами. В дальнейшем есть перспективы анализироватьклетки плода без амниоцентеза: такие клетки есть в кровотоке матери, и ихудается вылавливать даже из небольшого количества крови, взятой из пальцабеременной. Вот это, по-моему, многое даст уже в течение ближайшегодесятилетия. Уже сейчас таким образом генетики умеют распознавать около 200 из4 тыс. известных наследственных болезней человека. А появится возможность вкаждом случае беременности, для каждого плода делать полные описания по всемизвестным мутациям. Для этого не нужно даже узнавать, чем болели родители.Просто, зная мутации, характерные для данной группы населения, можно будет изучатьих характер в ДНК и их биохимические проявления в клетках плода, и все ихтестировать. Новорожденным можно будет выдавать паспорта, в которых заранееможет быть указано, чем человек будет или не будет болеть, к чему он будетиметь склонности, способности и т.д. Но это уже важная этическая, а не толькомедицинская проблема.
А.П. Назаретян: Можно ли в принципе по заданию делать людей, скажем,приспособленных к космонавтике? Например, чтобы была значительно меньшепотребность в кислороде?
Н.К. Янковский: Все, что можно сделать, будет находиться в пределахтой нормы реакции, которая нам суждена как виду. Эта норма реакции ужереализована у разных людей. Надо просто выявить тех, у кого налицо искомыйпризнак. Это гораздо проще.
А.Е. Седов: Кстати, в упомянутом романе-притче О. Хаксли, клонируя ивоспитывая своих индивидов, «общество» изощренно управляет ихразвитием именно для их оптимальной «профориентации»(психофизиологических адаптации к тем или иным планируемым для них профессиям),причем лишь в пределах их норм реакции, без изменений в генетическихпрограммах. Однако даже это приносит жуткие «плоды»,«воспетые» и осмысленные автором.
А.П. Назаретян: А почему бы не расширить признаки вида, т.е. несоздать признаки, которые до сих пор виду присущи не были? Это возможно?
Н.К. Янковский: Ответ на Ваш вопрос дает известный законгомологических рядов наследственной изменчивости, сформулированный Н.Вавиловым. В принципе кое-какие можно. Так, у собак получали окраску тигра.
Л.И. Корочкин: Сейчас широко используются в биологии так называемыетрансгенные животные, т.е. такие животные, в геном которых с помощьюгенно-инже-нерных и эмбриологических методов введен чужеродный ген или гены отдругих видов. Можно также какой-то регулирующий развитие ген перенести внеобычное место, что иногда приводит к удивительным результатам. Например, умушки дрозо-филы глаза развиваются не только на обычном своем месте, но и накрыльях, на брюшке и в других необычных местах.
А.П. Назаретян: А можно ли выйти за пределы нормы реакции?
Н.К. Янковский: Существуют мутации, которые меняют норму. Онастановится шире. Можно придать какие-то новые признаки организму путемпересадки генов. Гены возникли задолго до того, как разошлись животные срастениями, и потому они «пересаживаются» сравнительно легко — влюбых направлениях.
Е.С. Платонов: И тем не менее ограничиться внедрением любогоединичного гена — это улучшать ход часов ударом молотка. Его работа в составе«нового» ядра должна четко кооперироваться с целой системойработающих или до определенного времени выключенных генов, чтобы не нарушитьразвитие и жизнедеятельность организма.
Л.И. Корочкин: Не всегда. Бывает, что чужие гены хорошо приживаются имогут быть полезными. Если мы имеем организм с мутацией гена, которая лишает егопродукт ферментативной активности, то внедрение в геном потомков нормальногогена может быть полезным.
С.А. Боринская: Позвольте провести такую аналогию. Чтобы в научнуюлабораторию внедрить импортный прибор — чтобы он там работал — мало его простопоставить. Оказывается, что винтики нужны к этому прибору, смазочное маслоспециальное и т.д. Целая технология. Нельзя просто взять центрифугу и внедритьее в другую техническую культуру. Или автомобиль-иномарку — если в стране нетстанций техобслуживания, то хозяин намучается с поддержанием автомобиля врабочем состоянии. Это то, о чем мы сейчас говорим. Так, если взять геныфотосинтеза и ввести их в геном человека, то человек не позеленеет и не станетиспользовать солнечную энергию для синтеза глюкозы. Чужой ген может работатьтогда, когда он соответствует «технологии» организма, в который еговвели.
А.Е. Седов: Даже телевизор вряд ли можно улучшить электроннымидеталями. взятыми из пылесоса. А ведь генетические системы на много порядковсложнее этих приборов!
Вообще-то о подобных чудесах люди размышляли с древности: вспомним сфинксов,кентавров, грифонов, русалок, химер на готических соборах… Но реальные химеры- генные и клеточные — созданы нашими коллегами лишь недавно, при жизни нашегопоколения (если, конечно, в каких-либо древних забытых цивилизациях не умелиделать чего-либо подобного). Причем различные фрагменты ДНК, взятые из оченьразных, эволюционно далеких друг от друга организмов, можно рекомби-нировать исочетать в одном геноме, а изредка и заставлять работать вместе в живой клетке.Однако целые клетки эмбрионов разных организмов удается совместить в одномразвивающемся эмбрионе только тогда, когда эти организмы относятся к одно-мувиду или к очень близким видам (изредка даже родам, например зародыши овец икоз). Кстати, методики «смешивания» нескольких эмбрионов близкихвидов в один мозаичный эмбрион и называются мифологически — созданиемаллофенных химер.
Е.С. Платонов: Конечно, на этом ведь и базируются уникальность испецифичность отдельных организмов, их способность противостоять чужеродному.Если же появляется задача преодолеть существующие биологические барьеры, тонеобходимо четко знать, какова в этом необходимость и каковы социальныепоследствия подобных манипуляций. Тем не менее рождение клонированной овцыДолли очень важно для формирования взвешенного общественного мнения. Еепоявление поставило проблему сохранения «генетическойиндивидуальности» человека в разряд актуальных проблем, стимулировалоширокое обсуждение этических аспектов научной деятельности. Ну, а реальноеклонирование животных остается очень важной, интригующей задачей, которая, увы,еще далека от своего решения. Думаю, основных успехов подобные работы достигнутв XXI веке. Пока же важно, чтобы данные Вилмута были подтверждены другимиисследователями. Затем должен быть увеличен выход живых клонированных животныхпри использовании ядер культивируемых клеток от взрослых организмов. А главное- необходимо понять, какие процессы контролируют утрату соматическими клеткамиспособности обеспечивать полное развитие нового организма, как этим управлять ипочему у некоторых видов животных такая способность утрачивается очень рано.
Л.И. Корочкин: На мышах-то пока не получается!
Е.С. Платонов: Действительно, именно у мыши — наиболее удобного инаиболее изученного лабораторного животного — клетки утрачивают потенции кформированию целого организма на самых ранних этапах развития. Думаю, именнопоэтому особых успехов в этом случае достигнуто не было. Тем не менее работы поклонированию мышей значительно продвинули наши знания о проблеме клонированиямлекопитающих на методическом и методологическом уровнях.
А.П. Назаретян: Давайте перейдем к следующему вопросу — о возможныхсоциальных последствиях. Сейчас естественный отбор в значительной степенизаблокирован, и от поколения к поколению люди становятся все менее здоровыми.
Н.К. Янковский: Это не так. Существует закон Харди-Вайнберга, которыйгласит:
если в большой замкнутой популяции нет отбора и других внешних направленныхвоздействий на набор ее генов, то частоты всех мутаций остаются постоянными вкаждом поколении (включая и мутации, приводящие к развитию болезней). Такимиони были и будут. Отбор может быть в какой ситуации? Предположим. СПИДраспространился бы на 90% населения Земли. Тогда выживали бы и размножались быте люди, которые генетически устойчивы к нему. Это был бы отбор. И человечествовыжило бы, потому что таких людей — по их абсолютному количест-ву -было бымного. Если бы даже 99,9% людей погибло от СПИДа, то оставшихся было быдостаточно, чтобы создать новую популяцию. Но доля их мала. Поэтому СПИД,безусловно, — проблема для всего человечества. Земля образовалась 4,5 млрд летназад, клеточные формы жизни — 3,85 млрд лет назад. Хордовые и, в частности,позвоночные — мы к ним относимся — возникли 550 млн лет назад. А человек каквид образовался лишь около 100 тыс. лет назад. Это крошечный отрезочек на осивремени. С тех пор мы — человечество — по своим генетическим возможностям почтине изменялись. И такими мы будем всегда — если не суждено почему-либообразование нового вида из вида «человек». Для популяции — группыособей, которые могут составлять разнообразные семейные пары, — частоты всехболезней постоянны,
А.Е. Седов: Однако известны популяции людей с высокими частотами техили иных испорченных генов — например, глобинов. Сочетание массовойпренатальной диагностики с пренатальной селекцией — ранними и безболезненнымиабортами -дало бы возможность «почистить» генофонды таких популяций.
Н.К. Янковский: Но ведь, с другой стороны, абсолютно генетическиздоровых людей нет! Посмотрев пренатально, всякого человека можно«запретить». Где семья и общество проведут эту границу? Это проблемавообще этическая.
С.А. Боринская: А основная часть генетических нарушений отсеивается ещедо рождения ребенка — гибнут эмбрионы. Если есть серьезное нарушение, тоэмбрион не развивается.
Н.К. Янковский: Бесплодие часто генетически задано. Прежде чемподелиться, клетка проверяет, нет ли в ней какого-нибудь генетическогоповреждения. Если клетка обнаруживает, что имеет такое повреждение, которое онане может исправить, то она включает специальные гены клеточного самоубийства.Генов таких несколько. Они служат для проверки копирования наследственнойинформации — готовности клетки к тому, чтобы разделиться и образовать дведочерние клетки.
А.П. Назаретян: Если я вас правильно понял, накопление генетическогогруза -это надуманная проблема.
Н.К. Янковский: Нет, существует, конечно, огромное количествомутаций, возникающих при химическом или при радиационном воздействии. Но всеэто в первую очередь — проблемы данного организма, лишь во вторую — егонепосредственного потомства, и в гораздо меньшей степени — следующих поколений.
С.А. Боринская: Генетическое постоянство популяции, о которомупомянул Николай Казимирович, является, в частности, результатом действияотбора. Благодаря мощному «фильтру», ликвидирующему генетическиедефекты еще в период эмбрионального развития, тот генетический груз, которыйнакопило человечество за 100 тыс. лет, ничтожен.
Н.К. Янковский: Все-таки и после рождения «пробивается»достаточно много мутаций, проявляющихся в наследственных болезнях. Многие изтаких мутантов дают еще потомство. Например, болезнь Альцгеймера начинаетпроявляться лишь в пожилом возрасте, хотя это — дефект конкретного гена, ипотому она запрограммирована уже в яйцеклетке. Оставляя потомство, носителитаких генных дефектов успевают передать ему больные гены прежде, чем онипроявятся у них самих.
А.Е. Седов: И в случае болезни Альцгеймера пренатальные диагностика иселекция помогли бы: эта болезнь-прогрессирующий распад связей между нейронамив головном мозгу, приводящий к стремительному необратимому распаду личности.Кстати, гены, мутации в которых вызывают эту болезнь, в прошлом году смогликлонировать (в значительной степени наши с вами соотечественники-коллеги).Значит, скоро смогут обнаруживать дефекты у ранних зародышей, а может быть,даже и «усмирять» проявления их дефектов на генном уровне. Намечаютсяподходы и к другим тяжелым наследственным болезням нервной системы, например кхорее Гентингтона…
С.А. Боринская: Хочу еще сказать о генетическом грузе. Разнообразиечеловечества обеспечивает его способность адаптироваться к различным условиям.Если же всех делать одинаково «идеальными», то эта способность кадаптации исчезнет.
А.Е. Седов: На эту тему есть поучительный урок в истории генетики. Мывсе знаем, что в фашистской Германии практиковалась самая жесткая и жестокаяпрограмма негативной евгеники — массовый направленный геноцид, причем не толькопо расовому признаку. Истребляли также слабоумных и вообще людей с психическимидефектами. Геноцид аморален. Но, казалось бы, было некое рациональное зерно втом, что фашисты истребляли своих олигофреников, эпилептиков, маньяков, тяжелыхшизофреников. Они верили, что в результате этого их собственная нация будетумнее, особенно потомки. А ведь в смягченной форме негативная евгеникапрактиковалась и в Скандинавии, и в США — соответственно в течение 30 и 60 лет.Там умственно и психически дефектных лиц не уничтожали, но принудительно ибезболезненно стерилизовали. И в основе всех этих действий лежали представленияо генетическом грузе.
Однако исследования, проведенные после войны в США, показали, что вотношении психического здоровья людей эта концепция не только безнравственна,но и глубоко ошибочна. Американские генетики изучили вглубь дочетвертого-пятого колена генеалогии людей из большой случайной выборки напредмет явных тяжелых психопатологий и такую же процедуру проделали с большойвыборкой разных великих людей — за различные заслуги помещенных в справочник «Whois who». И оказалось, что в родне у великих людей таких патологий втри с лишним раза больше, чем в среднем по популяции. А это значит, что если,например, запретить эпилептичке зачать и родить от шизофреника, то человечествоможет лишиться будущего нового гения — музыканта, художника, изобретателя илиученого. Природа сама знает, кому появляться на свет, и биологические законыпроявляются сами — в любви и в выборе брачных партнеров.
А.П. Назаретян: Если я правильно вас понял, практически для обществагенетические и эмбриональные технологии не составляют ни особой необходимости,ни особой проблемы.
Н.К. Янковский: А разве была у общества потребность открыть, скажем,рентгеновские лучи или генетическую рекомбинацию? Не было такой потребности.Все, что создает наука, оказывается в конечном счете полезным. Обществосистематически находит применение тому, что наука порождает в результатесобственной логики развития. Может ли общество без каждого отдельного открытияпрожить? Если бы не открыли — прожили бы.
А.П. Назаретян: С вашей точки зрения, какие проблемы из тех, чтовстанут перед человечеством, без генетической инженерии разрешиться не смогут?
Е.С. Платонов: Самые разные. Во-первых, это проблемы раннейдиагностики и лечения наследственных аномалий. Во-вторых, возможности и задачитранспланто-логии в расширенном понимании. Затем потребности фармакологии,сельского хозяйства и т.д.
А.Е. Седов: И, в-третьих, профилактика рождений явных уродов спомощью пренатальной диагностики. Тут, конечно, встают морально-этическая ирелигиозная проблемы. Какого возраста должен быть эмбрион, чтобы его считатьчеловеком, а аборт — убийством? С зачатия? Но ведь некоторые (к счастью,немногие) генные болезни — это стопроцентный приговор еще не родившемусяребенку: точно известно, что он родится уродом и очень скоро умрет в муках! Идаже православные священники к допустимости абортов относятся по-разному.
Н.К. Янковский: Например, одна из таких болезней — это миодистрофияДюшенна. И вообще, уже сейчас мы знаем, как конкретно изменения наследственнойинформации связаны с некоторыми другими наследственными заболеваниями.Наверняка недалек тот день, когда будем знать это обо всех 4 тыс. известныхнаследственных болезней человека. Сейчас интенсивно исследуют, как именносвязаны способности к развитию тех или иных нормальных признаков с теми илииными конкретными особенностями генетического текста. Со временем будутвыявлять наследственные болезни и проводить генетическую паспортизациюиндивидов: многие наследственные особенности людей можно будет предсказыватьеще до их рождения. Так, человеку с рассеянным вниманием общество не должнопозволить стать оператором атомной станции. А другому могут посоветовать пойтив баскетбольную команду еще тогда, когда он и ходить-то не умеет. Потому что онбудет прыгать лучше всех — это задано его генетической информацией. В пределахближайших 50 лет такие паспорта возможны. Они будут определять предпочтительныеобласти, в которых человек сможет проявить себя наиболее удачно — для себя идля общества. Будут и области, в которых проявлять себя ему будет запрещено.Появятся, конечно, новые проблемы, связанные с правами человека.
А.П. Назаретян: Какие вы, как специалисты, видите здесь нравственныепроблемы? Какие опасности для общества могут нести эти биологические методы?
Н.К. Янковский: Опасность скорее для индивида. Информация о нем — это, вообще говоря, его собственность. А она получена техническими средствами,находится в компьютере, всем доступна…
С.А. Боринская: Здесь можно вспомнить слова Дж. Уотсона. Когда в 70-хгодах широко распространились эксперименты с рекомбинантными ДНК, общество тожесильно обеспокоилось: не будет ли какого вреда? Дж. Уотсон назвал эти опасения«советом испуганных домохозяек», а по поводу опытов высказался так:если их запрещать, то надо заодно запретить и половые сношения, потому что приних всегда происходят рекомбинации ДНК.
Л.И. Корочкин: В самой генной инженерии опасности нет. Опасностьможет быть в людях, которые ею пользуются. Ведь не секрет, что до недавнеговремени в ряде стран предпринимались попытки создания биологического оружия наоснове генно-инженерных методик и продуктов их использования. Поэтому необходиммеждународный контроль в каких-либо эффективных формах.
Е.С. Платонов: Я бы хотел сказать вот что. Использование новыхтехнологий в биологии и генетике, особенно затрагивающих процессывоспроизводства человека, развитие его индивидуальности, должны достойнымобразом контролироваться обществом. Конечно, нельзя, например, запрещатьпроводить исследования методами, базирующимися на клонировании. Но многиетысячи ученых Европы и США уже приняли мораторий на клонирование человека — дотех пор, пока не будет серьезно разработанной технологии, пока общество невыработает четких взглядов, адекватных сложности проблемы.
А.П. Назаретян: Вы не видите опасностей, способ решения которых длявас не очевиден?
А.Е. Седов: Мне представляются потенциально небезопасными сочетанияклеточного и эмбрионального клонирования с технологиями рекпмбинантных ДНК итрансгенозом. Дело не столько в том, что можно создать «запланированноезло», сколько в том, что в сложных системах даже небольшие направленные ипонятные изменения чреваты многообразными, серьезными и далеко не всегдапонятными и предсказуемыми последствиями. А у геномов чрезвычайно сложнаяархитектоника. Мы только сейчас начинаем постигать, как устроен генетический«словарь». За 20 лет интенсивного и экспоненциально ускоряющегосясеквенирования, т.е. чтения, ДНК-текстов человека, во многих лабораториях мирапрочитано в совокупности около 60 млн нуклеотидов. Но это — еще всего лишьоколо 3% длины его генома (из них достоверно-2%)! И при этом мы почти ничегоеще не знаем о сложном «синтаксисе» генетических систем,проявляющемся во многих признаках организма.
Внесение нового генетического блока, как-то скорректированного, по-новомурекомбинированного, в сочетании с получением живого индивида… Тут есть в чемсомневаться. Однако не думаю, что эти манипуляции на людях вообще могут бытькогда-либо поставлены «на поток»: этически они безнравственны,материально-не рентабельны, а логически — бессмысленны.
А.П. Назаретян: Но предположим, что клонирование человека ужереализовано. Если оно станет массовым, как это изменит структуру семьи? В кругуфилософов весьма популярен ныне Н. Федоров. Он выдвигал идею, что всехкогда-либо живших на Земле людей необходимо — и нравственно — воспроизвести(говоря современным языком — клонировать).
Л.И. Корочкин: Я с большим уважением отношусь к Н. Федорову, судовольствием его иногда перечитываю. Однако он говорил не о клонировании, а обоживлении, воскрешении наших предков, полагая, что наука в ближайшее времянайдет способ, как подобный план осуществить. Эти его соображения, конечно,фантазия. Однако они имели последствия, положительные для развития науки. Некто иной, как К. Циолковский, воспринял их всерьез и начал думать над тем, какрешить проблему перенаселенности земного шара после осуществления проектаФедорова. Очевидно, надлежит искать дополнительное место жительства запределами Земли, в Космосе, туда забрасывать землян, которым не хватит места народной планете. К чему эти размышления привели, всем известно: вкладЦиолковского в проблему освоения Космоса неоспорим и велик.
Н.К. Янковский: Клонирование и то, о чем говорите Вы, Акоп Погосович,- совершенно разные понятия. Для клонирования берут живые клетки, заменяющиеоплодотворенную яйцеклетку. И они не несут никаких заметных поврежденийгенетической информации. Стоит появиться хотя бы одному разрыву между двумянуклеотидами в любой хромосоме — и не будет никакого организма. Когда организмумирает, разрывы хромосом происходят везде. Это — естественный процессдеградации. Сделать так, чтобы все эти миллионы повреждений опять правильновосстановились, нельзя. Также я хочу подчеркнуть, что конкретное проявлениепризнака — это всегда взаимодействие наследственной информации и среды. А средунельзя воспроизвести. Если технически возможно сделать Ленина или Гитлера — время-то теперь иное, слава Богу! Чтобы двойник Ленина проявил себя, емунеобходима еще и ситуация -такая. как накануне Октябрьской революции…
Сегодня существуют методы иммортализации («обессмертивания»)клеток. Так, лейкоциты из крови человека можно хранить в жидком азоте. Онипотом будут делиться. Так вот, если сделать клетки иммортализованными, то изних можно будет воспроизвести новый организм через какое-то время. Но здесь — технологический вопрос, сегодня далеко не решенный. Как проверить то, чтогенетическая информация, обеспечивающая воспроизводство клетки, сохраниласьсовершенно без всяких изменений? Технически это проверить крайне сложно, Авдруг окажется, что какие-то изменения — для клетки совершенно не существенные- при воспроизводстве целого организма не проявятся ни в чем, кроме, например,функционирования психики?..
С.А. Боринская: По поводу возможностей генной инженерии и ее пользыдля общества. Конечно, в будущем появятся какие-то возможности, которые сейчаструдно предвидеть. Но уже сегодня генетические методы позволяют проводитьдородовую диагностику. У нас в стране рождаются ежегодно десятки тысяч детей синвалидизирующими пороками развития. За последние два года больных, например, ссиндромом Дауна было выявлено около 20 тыс. — причем на тех стадиях, когдабеременность еще можно прервать. Многие семьи были избавлены от страданий,которые приносит рождение больного ребенка. Но есть и экономический эффект-пожизненное содержание одного больного с синдромом Дауна обходится государствув несколько десятков тысяч долларов. Нетрудно подсчитать, сколько денег былогосударству сэкономлено. Вложение средств в развитие генетическогоконсультирования выгодно государству.
А.Е. Седов: Именно в связи с этим в ближайшем будущем возможныпозитивные изменения в стратегиях развития семей. Если раньше генетикиобнаруживали, что родители являются носителями нежелательных генов с частойпроявляемостью. и сообщали им это-то такие пары боялись иметь детей или же«играли ва-банк»: пройдет-не пройдет. А теперь в случаях многихгенных болезней, благодаря их пренатальной диагностике, такие родители могутпри каждом зачатии «выбрать» здорового ребенка или же«забраковать» (абортом) заведомого урода. В таких ситуациях, вкоторых раньше медики-генетики говорили: «У вас степень риска высока, ивам нс рекомендуется иметь детей», теперь они говорят: «Попробуйте.Когда произойдет зачатие, мы возьмем ваши клетки и скажем, что у вас получилосьв этот раз». При неудаче — можно сделать аборт и зачать снова. А в целом такиепары вместо рекомендации вообще не рисковать и не иметь детей получают реальныешансы получить здорового ребенка при каждом зачатии. Это — огромное достижение.
Н.К. Янковский: Проблемы этического характера возникать, конечно,будут. В США, например, запрещено сообщать больному диагнозы тех заболеваний,которые выявляются, но не лечатся. Считается неэтичным давать человеку знание отом, что он умрет, если нет возможностей его спасти.
А.П. Назаретян: Это — хороший аргумент в пользу того, что обществодолжно все-таки контролировать такие разработки, которые пока оно не можетоценить по достоинству.
А.Е. Седов: Извините за нескромный, но здесь весьма уместный пример.Мой покойный отец, профессор Е.А. Седов, опубликовавший несколько работ и вВашем журнале, еще в начале 1960-х годов написал фантастический рассказ«Не хочу знать!» (увы, до сих пор не опубликованный). Сюжет еготаков. Некий романтик, фанатик-исследователь, создает прибор, который покомплексным физиологическим параметрам индивида может точно предсказать датуего смерти. Первый опыт, как полагается, — на самом себе. Герой получаетпрогноз: жить ему осталось 27 лет. И тут вся жизнь его ломается: «часызаведены». Из жизнелюба он становится мрачным раскаивающимся страдальцем.В глубокой депрессии он порывает с любимой, отказывается от всех радостей,ломает все свои планы. И совершает самоубийство задолго до вычисленного срока — чтобы преодолеть фатальное пророчество собственного творения и оказатьсясильнее его. Так нужны ли людям вообще подобные правдивые сведения о себе, неговоря уже о том, что безнравственно знать такое о других? Есть ведь врачебныетайны!
А.П. Назаретян: У меня сложилось впечатление, что вы не считаете, чтометоды генной, клеточной и эмбриональной инженерии могут помочь решениюкаких-то глобальных проблем, и вместе с тем не считаете их чем-то таким, что, всвою очередь, само может создать новые глобальные проблемы. То есть выдостаточно осторожно, скептически относитесь к возможностям и перспективамманипуляций генетическими структурами?
Н.К. Янковский: Общество использует результаты любой науки истановится от них зависимым, это безусловно. Без каждого отдельного научногорезультата человечество могло бы прожить. Жили же люди без электричества.Другой вопрос: можно ли прожить, когда результат уже использован, внедрен впрактику? По крайней мере, такие важные шаги науки приводят к фантастическимперестройкам жизни.
Л.И.Корочкин: Я не отношусь к генетической технологии инженериискептически. Ведь, генная инженерия революционизировала биологию. Она — одно извеличайших достижений человеческого разума, и прогресс в биологии сейчаснеразрывно связан с прогрессом генной инженерии. У нее огромные возможности ибольшое будущее. Это раздел науки XXI-го века.
А.Е. Седов: Относительно социальных опасений есть и успокаивающиесоображения. Биологические системы столь сложны, что их гораздо прощеиспортить, сделав нежизнеспособными, чем внести в них осмысленные изменения — как целительные, так и зловредные. Ведь каждый конкретный ген или иной участокДНК работает в сложнейших «контекстах» из тысяч других генетическихэлементов генома, органично «вписываясь» в них. Именно потому за 25лет во всем мире весьма скромны практические достижения генной инженерии — какмедицинской (увы!), так и военной (слава Богу!). А на надклеточном уровнебольшинство тех проблем, которые может поставить клонирование, уже поставлены ипрактикой искусственного осеменения, и практикой трансплантации органов вклиниках. Так, в Индии недавно были разоблачены большие группы «охотников»за органами и за их донорами, в которые входили и злонамеренныеквалифицированные хирурги. Наиболее безнравственными и опасными могли бы бытьпрограммы, сочетающие оба уровня клонирования -генно-геномный иклеточно-эмбриональный, когда клетки клонируют вне организма, внося изменения вих геномы, а затем из них делают организм, имплантируя их ядра в матки. Кстати,овцу Долли клонировали подобным образом — размножали клетки в культуре, а затемимплантировали в матку овцы, ставшей суррогатной матерью — «инкубатором»для эмбриона. Правда, при этом никакой генетической инженерии, включая генную,не применяли. Вот если бы ее применяли и перед имплантацией смогли бы внести вгеномы клеток такие запланированные дефекты, что Долли и родилась бы, и была быопасной…
Но это, как уже сказано, почти невероятно. И относительно такогоклонирования людей: даже если отдельные падшие женщины за большие деньги исоглашались бы рожать кого закажут, то вряд ли такое «производство»могло бы быть поставлено «на поток» — даже в концлагерях. А вискусственных аппаратах (как в упомянутом романе О. Хаксли или в гротескнойповести Ю. Алешковского «Николай Николаевич»), без живой матери — родной или же суррогатной, способной выполнить роль живого«инкубатора», — организм млекопитающего развиваться не может: матка — это сложнейший орган, через который должны осуществляться многообразныевзаимодействия различных систем органов матери и развивающегося плода. Крометого, даже все этапы деления каждой клетки управляются сложнейшими «биологическимичасами» -скоординированной работой многих генов и белков. А тем более приразвитии многоклеточного эмбриона.
Полагаю, что ускорить ход этих «часов» в принципе невозможно, ипотому создание каждого человека всегда будет требовать девятимесячной внутриматочнойбеременности. Поэтому недавнее сообщение в прессе о том, что в США Р. Сид-физик — берется клонировать за 7 млн долл. по 200 тыс. людей в год(!), можетвызвать страх только у невежд.
Но и чисто эмбриональные технологии сегодняшнего уровня (как в случае Долли)при их перенесении на человека могли бы создать этические проблемы (не случайнов США и Европе эти работы сразу же были запрещены, а тысячи биологов принялидобровольный мораторий на такие работы на людях). Например, женщины смогли бырожать двойников кого угодно, включая (при сильном нарциссизме) и самих себя — из собственной клетки получить «сестру-дочь-близняшку» со сдвигом вовремени! И мужчины при этом не нужны — как у некоторых червей, коловраток,тлей, палочников, немногих видов кавказских и южноамериканских ящериц… Чем немечта феминисток? (Впрочем, все это — лишь немногочисленные и несущественные«закоулки» путей эволюции.) Но, может быть, в чем-то это и неплохо-иметь возможность родить двойника любимого человека и этим как бы начать егожизнь сначала, «со второй попытки»?..
А с позиций социальной практики все обсуждаемые биотехнологии я быклассифицировал так. Есть задачи «красные» — медицинские,«белые» — продовольственные, «зеленые» — эколого-технологические, и «черные» — военные. И при этом многие«красные», «белые» и «зеленые» разработки могутбыть повернуты в «черную» сторону. Например, интерферон: защитамирного населения от гриппа и других вирусов или же средство защиты своих войскот своего же вирусного оружия. Или ген холерного токсина: в «красном»направлении работы с ним — лучший путь к разработке способов инактивации этихгенов в природных холерных вибрионах, в «черном» же — путь кстрашному биологическому оружию, скажем, кишечной палочке, несущей холеру.Здоровое общество порождает здоровую «палитру» социальных заказов, вкоторой «черные» работы сведены к минимуму или вообще запрещены. Ксчастью, опыт показывает, что у тех, кто «играет черными», ничего ещене вышло: сама природа биосистем против абсурдных смертоносных конструкций.
И все же общественности и СМИ надо быть начеку, но при непременном условииих биологической грамотности — хотя бы на уровне научно-популярных изданий.
А.П. Назаретян: Скажу откровенно: некоторые оттенки в сегодняшнейнашей беседе меня как неспециалиста удивили. Мне доводилось встречать влитературе гораздо более настороженное отношение к перспективеэкспоненциального накопления генетического груза, биологического вырожденияцивилизованных этносов. Некоторые ученые полагали, что без генетическихтехнологий невозможно ни дальнейшее развитие, ни выживание человечества.
То, что вы рассказали, несколько успокаивает. По-видимому, средипрофессиональных генетиков преобладает более взвешенный взгляд. Для меняостается все же неясным, как можно, заблокировав в такой степени естественныйбиологический отбор, обеспечив искусственно столь высокий процент выживаемостипотомства, не столкнуться в результате с новыми проблемами. Возможно, кто-то изспециалистов пожелает высказать дополнительные соображения или альтернативнуюточку зрения. «ОНС» приглашает к продолжению обсуждения.