Лев Давидович Ландау родился 22 января 1908 года в городе Баку в семье инженера-нефтяника.
Математические способности у него проявились очень рано: в 12 лет он научился дифференцировать, в 13-интегрировать, а в 1922 году поступил в университет, где учился одноимённо на двух факультетах-физико-математическом и химическом. Потом Ландау перевёлся в Ленинградский университет; закончив его в 1927 году поступил в аспирантуру Ленинградского физико-механического института. В октябре 1929 по решению народного комиссариата просвещения Ландау направили на стажировку за границу. Он посетил Германию, Данию, Англию.
В декабре 1929 секретарь директора института теоретической физики в Копенгагине сделал в книге регистрации иностранных гостей короткую запись «Доктор Ландау из Ленинграда». Доктору в то время не исполнилось ещё 22лет, но удивился бы этому в знаменитом институте, ровно как и мальчишеской худобе, Безапелеционности суждений? Никого не поразил юный возраст доктора из Ленинграда. Между тем Ландау знали как автора доброго десятка самостоятельных работ по квантовым проблемам. Первую из них он написал в 18 лет-когда учился в Ленинградском университете на физико-математическом факультете.
Этот этап в развитии науки о микромире назвали «Эпохой бури и натиска». На рубеже 19-20 веков шла борьба против классических представлений в естествознании. Лев Ландау был из тех, кто просто создан для научных бурь и натисков.
Во время полуторагодичной стажировки молодой физик провёл у Нильса Бора в общей сложности 110 дней. То, как проходили эти дни, запечатлел на карикатурном рисунке другой российский учёный-26 летний Георгий Гамов, тогда уже прославившийся благодаря теории a-распада ядер. Ландау изображён привязанным к стулу с кляпом во рту, а Нильс Бор стоит над ним с указующим перстом и наставительно произносит: «Погодите, погодите, Ландау, дайте мне хоть слово сказать!» «Такая вот дискуссия идёт всё время»,- пояснял свою карикатуру Гамов, добавляя, что на самом деле никому слова сказать не давал именно почтеннейший Бор.
И всё-таки истинной правдой были азартная неуступчивость молодых и долготерпение учителя. Супруга Бора Маргарет рассказывала: «Нильс оценил и полюбил Ландау с первого дня. И понял его нрав……
Вы знаете, он бывал невыносимым, не давал говорить Нильсу, высмеивал старших, походил на взлохмаченного мальчишку……
Но как он был талантлив и как правдив! Я его тоже очень полюбила и знала, как он любит Нильса….»
Ландау любил в шутку повторять, что опоздал родится на несколько лет.
В 20-х годах 20 века новая физика развивалась настолько стремительно, словно и вправду родившееся чуть раньше его успели покорить все «восмитысячники в горной гряде квантовых Гималаев». Он со смехом говорил своему приятелю Юрию Румеру, тоже тоже стожеровавшемуся в Европе: «Как все красивые девушки уже разобраны, так все хорошие задачи уже решены».
К тому времени были в основном завершены два разнозначных варианта квантовой механики-Гейзенберга и Шрёдингера, открыты и сформулированы три ключевых принципа новой науки: принципы дополнительности, запрета и соотношение неопределённостей.
Однако вся последующая творческая жизнь Льва Ландау продемонстрировала, как много непознанного оставили на его долю микро и макро мир.
Школа Ландау зародилась в середине 30-х годов., её основатель далеко не всегда оказывался старше своих учеников. Оттого в этой школе с очень строгой дисциплиной все ученики были на «ты» между собой, а многие-и с учителем. Среди них-его ближайший сподвижник, будущий академик Евгений Михайлович Лифшиц (1915-1985). Он стал соавтором Ландау по знаменитому «курсу теоретической физики».
Для ученых всего мира этот курс том за томом превращался в своеобразное священное писание, как серьёзно выразился однажды толантлиевший Владимир Наумович Грибов (1930-1997). Неповторимым достоинством курса была его энциклопедичность. Самостоятельно изучая последовательно выходившие в свет тома, и молодые, и почетные теоретики начинали ощущать себя знатоками современной физической картины микро- и макро мира. «После Энрико Ферми я последний Универсалист в физике», Не раз говорил Ландау, и это признавалось всеми.
Школа Ландау была, наверное, самой демократичным сообществом в российской науке 30-60-х гг., вступить в которое мог кто угодно- от доктора наук до школьника, от профессора до лаборанта. Единственное что требовалось от претендента, - удачно сдать самому учителю (или его доверенному сотруднику) так называемый теорминимум Ландау. Но все знали что это «единственное» - суровое испытание способностей, воли, трудолюбия и преданности науке. Теорминимум состоял из девяти экзаменов - двух по математике и семи по физике. Он охватывал всё что необходимо знать, прежде чем начинать самостоятельно работать в теоретической физике; сдавали теорминимум не более трёх раз. Четвёртую попытку Ландау не разрешал никому. Здесь он был строг и неумолим. Мог сказать Провалившемуся «абитуриенту»: «Физика из вас не получится. Надо называть вещи своими именами. Было бы хуже, если бы я ввёл вас в заблуждение».
Евгений Лифшиц рассказывал, что начиная с 1934 года Ландау сам вёл поимённый список выдержавших испытание. И к январю 1962года этот «гроссмейстерский» список всего 43 фамилии, но зато 10 из них принадлежали академикам и 26 – докторам наук.
Теорминимум – теоркурс – теорсеминар…. Во всём мире были известны три ипостаси педагогической деятельности Ландау, благодаря которым он стал для многих учителем с большой буквы, несмотря на бескомпромиссность, резкость, прямоту и другие «антипедагогические» черты его непростого характера.
Школа Ландау отличалась суровостью даже во внешних проявлениях. Нельзя было опаздывать к началу теорсеминара в 11 часов утра, какие бы сверхважные события ни мешали назначенному на этот четверг докладчику вовремя добраться до института на Воробьёвых горах. Если кто-нибудь в 10 часов 59минут произносил «Дау, пора начинать!», Ландау отвечал: «Нет, у Мигдала есть ещё минута, чтобы неопоздать….». И в распахнутую дверь действительно вбегал стремительный Аркадий Бейнусович Мигдал (1911-1991). Эта последняя минута получила название «мигдальской». «А ты никогда не станешь королём!- внушал Лев Давыдович многообещающему доктору наук, который был невладах с часами. Точность- вежливость королей, а ты не вежлив». Мигдал так и не стал королём, но стал академиком. На семинарах Ландау беспощадно отвергал пустое теоретизирование, именуя его патологией. И мгновенно загорался услышав плодотворную идею.
В 1958 году физики, торжественно отмечая 50-летие Ландау, не могли устроить выставку его экспериментальных установок или созданных им приборов в институте физических проблем. Зато академики и студенты, соревнуясь в изобразительности, придумали и заранее заказали искусникам из мастерских Курчатовского института атомной энергии мраморные скрижали – «Десять заповедей Ландау». В подражание десяти библейским заповедям двух мраморных досках были выгравированы десять основных физических формул Ландау, о которых его ученик, академик Юрий Моисеевич Каган (родился в 1928), сказал: «Это было самое расхожее из самого важного, что Дау открыл».
А через четыре года после юбилея жизнь Ландау повисла на волоске из-за автомобильной аварии. Знаменитый чешский нейрохирург Зденек Кунц, срочно прилетевший в Москву, вынес приговор: «Жизнь больного несовместима с полученными травмами». А он выжил!
Это чудо сотворили вместе с врачами физики. Светила медицины, такие, как канадский нейрохирург Пенфилд, и светила физики, среди них сам Нильс Бор, объединили усилия спасая Ландау. По их просьбам в Москву летели лекарства из Америки, Англии, Бельгии, Канады, Франции, Чехословакии.
Лётчики международных авиалиний включились в эстафету передачи России срочно необходимых препаратов. Академики Николай Николаевич Семёнов И Владимир Александрович Энгельгардт уже в то самое злосчастное воскресенье, 7 января синтезировали вещество против отёка мозга.
И хотя их опередили- из Англии доставили готовое лекарство, для чего на целый час задержали отправление рейса в Россию.
В этот весенний день, когда у всех появилось ощущение выйграной схватки со смертью, Пётр Леонидович Капица сказал: «…это благородный фильм, который нужно было бы назвать «Если бы парни всего мира! » - и сразуже поправил себя, уточнив:- «Учёные парни всего мира!». И предложил дать такое название первому газетному очерку о состоявшемся чуде воскрешения Ландау.
Нильс Бор сразу решил психологически поддержать Ландау. В Шведскую королевскую академию наук ушло из Копенгагена подписанное 77-летним Бором письмо с предложением: «…Нобелевская премия в области физики за 1962 год должна быть присуждена Льву Давидовичу Ландау за то поистине решающее влияние, которое его оригинальные идеи и выдающиеся работы оказали на атомную физику нашего времени».
Премию, вопреки традиций, шведы вручили Ландау не в Стокгольме, а в Москве, в больнице академии наук. И он не мог ни подготовить, ни зачитать обязательную для лауреата нобелевскую лекцию. К величайшему сожалению Лондау, на черимонии вручения не присутствовал инициатор награждения Нильс Бор- он ушёл из жизни поздней осенью 1962года, не успев убедится, что его последняя добрая воля по отношению к великому ученику осуществилась.
А Лев Давидович прожил ещё шесть лет и встретил в кругу учеников своё 60-летие. Это была для него последняя юбилейная дата: Ландау умер в 1968 году.
В истории науки он останется одной из легендарных фигур 20-го века, заслужившего трагическую честь называться атомным. По прямому свидетельству Ландау, он участвуя в бесспорно героической эпопеи в создании советской ядерной энергетики. Им двигали только гражданский долг и неподкупная научная честность. В начале 50-х годов он сказал: «…надо употребить все силы, чтобы не войти в гущу атомных дел….
Целью умного человека является самоотстронение от задач, которые ставит перед собой государство, тем более советское государство, которое построено на угнетении».