Уильям Берроуз. Торчок
Уильям
Ли родился и вырос в фешенебельном тихом пригороде одного из больших городов
Среднего Запада. В детстве и юности он ничем особым не выделялся среди
сверстников, разве что гораздо больше их читал. По окончании Гарварда Уильям с
год шатался по предвоенной Европе, благо стабильный ежемесячный доход в сто
пятьдесят долларов избавлял его от необходимости зарабатывать на жизнь. Когда
началась война, он добровольцем пошел в армию, но там ему не понравилось, и он
комиссовался с диагнозом шизофрения. После армии ради любопытства он
перепробовал множество профессий — от частного детектива до бармена, от
рабочего на заводе до конторского клерка — и именно в это время, в конце войны,
впервые узнал, что такое наркотики.
Человек
пробует наркотики, а затем вырабатывается зависимость. Это случается, как
правило, когда ничто другое в жизни особого интереса не вызывает, по-настоящему
не вдохновляет хотя бы на такую ерунду, как встать с утра, побриться… Никто не
начинает колоться с намерением стать наркоманом: просто в одно прекрасное утро
ты просыпаешься в тяжелом отходняке, и это значит — все, ты прочно подсел.
В
отличие от спиртного или травы, настоящая дурь — не источник кайфа и не
стимулятор. Дурь — это образ жизни.
У
Уильяма был приятель, работавший в порту и исправно тащивший оттуда все, что
плохо лежит. Как-то раз этот приятель заявился к нему с автоматом и упаковкой
из пяти ампул морфия — дома у него лежало еще пятнадцать таких упаковок — и
попросил помочь найти покупателя на это «добро». На автомат покупатель нашелся
легко, с морфием же пришлось повозиться. Впрочем, довольно быстро через другого
своего приятеля Уильям вышел на двоих типов, Роя и Германа, которые и взяли
часть товара. А несколько дней спустя он вколол себе одну из оставшихся ампул.
Вслед
за волной теплой, ни на что не похожей расслабленности Уильяма охватил дикий
страх — какой-то ужасающий образ маячил рядом, никак не попадая в поле зрения и
оттого становясь еще ужаснее. А потом началось цветное кино: громадный, залитый
неоновым светом бар и официантка, несущая на подносе череп — нагляднейшее
воплощение страха смерти… Наутро он очнулся все с тем же ощущением ужаса; его
стошнило, полдня он чувствовал себя совершенно разбитым.
За
месяц Уильям понемногу использовал весь оставшийся у него морфий; после третьей
дозы приступы ужаса прекратились. Когда запас истощился, он стал покупать зелье
у Роя. Тот же Рой обучил его всем техническим премудростям наркоманского быта,
в том числе умению доставать рецепты на морфий и отоваривать их в аптеках: одни
врачи ловились на симуляцию камней в почках, для других, не имевших иной
клиентуры, выписка рецептов наркоманам была основной статьей дохода. Постепенно
и проводить время Уильям стал в баре, где тусовались в основном голубые и
торчки, достававшие деньги на очередную дозу, шаря по карманам пьяных в
подземке.
Как-то
приятель Роя, Герман, предложил Уильяму на пару взять целый килограмм
новоорлеанской марихуаны. Тот согласился. Травку они потом сбыли с помощью
какой-то лесбиянки из Гринич-Виллидж, представлявшейся поэтессой. Дело было
выгодное, но чересчур занудное: в отличие от нормальных наркоманов любители
травы, которые и брали-то её обычно на пару долларов за раз, непременно желали,
чтобы продавец покурил и побазарил с ними — не обламывал кайф, короче. Вообще
напрасно траву причисляют к наркотикам: и привыкания к ней не бывает, и
здоровью она не вредит. Вот только за руль, обкурившись, лучше не садиться, так
как привычное ощущение пространства и времени от косяка-другого теряется
напрочь.
Как
и следовало того ожидать, со временем Уильям окончательно сел на иглу, ему
теперь требовалось колоться трижды в день, чтобы поддерживать норму. Он
поселился с двумя такими же торчками; вместе они доставали деньги и рецепты,
покупали дурь, вместе ширялись. Процессом добывания наркотика и его потребления
ограничивалась вся сфера их интересов, промежуток времени между дозами
заполнялся исключительно ожиданием следующей.
В
первый раз Уильям погорел и получил срок — четыре месяца условно — за то, что в
рецептах на морфий неправильно указывал имя и адрес. Продолжать и дальше
бомбить пьяных было слишком рискованно, и он решил заняться уличной торговлей,
благо один из приятелей, Билл Гейне, свел его с хорошим оптовым продавцом
героина. Разбогатеть на этом деле не разбогатеешь, разве что всегда заработаешь
на нужное тебе количество зелья, а постоянный наличный его запас избавляет от
страха в один прекрасный момент не получить дозы. Скоро они с Биллом обзавелись
своей клиентурой, и дела у них пошли более или менее нормально. Беда в том, что
среди клиентов рано или поздно оказываются ненадежные типы: одни то и дело
норовят выклянчить в долг, другие не соблюдают элементарной осторожности,
третьи готовы при малейшей опасности заложить продавца. Из-за таких вот
ненадежных типов полиция в конце концов обложила их с Биллом со всех сторон.
Надо было рвать из Нью-Йорка.
Билл
Гейне отправился на лечение в Лексингтон, а Уильям Ли поехал в Техас, где
находилась принадлежащая ему ферма. Наркотическую зависимость он думал
переломить самостоятельно, пользуясь так называемым китайским методом: после
каждой инъекции бутылка с раствором доливается дистиллированной водой, доза
постепенно понижается, и по прошествии какого-то времени ты уже гоняешь по
венам чистую воду. Этот метод не сработал, началась дикая ломка. Бывают другие
непереносимые боли — зубная или в гениталиях, — но им и близко не сравниться с
теми, что испытываешь, когда вдруг перестаешь колоться. Ведь ломка — это та же
смерть, смерть всех за висящих от наркотика клеток; пока эти клетки не
погибнут, а на их месте не народятся здоровые, ты корчишься в аду.
Бросив
машину на стоянке, Уильям на поезде добрался до Лексингтона. Лечение в этом
закрытом заведении сводилось к недельному курсу синтетического суррогата
морфия, дозу которого понижали от укола к уколу; от следующего за курсом
реабилитационного периода полного воздержания от наркотиков Уильям уклонился и
вышел еще больным. С помощью колес он кое-как перебился и потом несколько
недель жил без наркотиков. Даже двинув в Новый Орлеан, он первое время вел там
существование нормального человека — пил, чего наркоманы никогда не делают,
шлялся по кабакам, но как-то по пьяни все-таки разок ширнулся, и все вернулось
на круги своя. Если у тебя однажды уже была зависимость, совсем немного надо,
чтобы она вернулась, — и снова сутки за сутками проходили в ритме доз и пауз
между ними, заполненных возней с клиентами, теми же, в сущности, подонками, что
и в Нью-Йорке.
Жизнь
торчков и тем более торговцев изо дня в день делалась все более стремной:
полиция лютовала, а по новому закону тебя могли повинтить даже за следы от
уколов на руках. Однажды Уильям с партнерами основательно влипли. Ему светил
большой срок, и адвокат намекнул, что благоразумнее плюнуть на залог, под
который его выпустили из тюрьмы, и оказаться по ту сторону мексиканской
границы.
В
Мехико выяснилось, что всю торговлю дурью здесь держит некая особа по имени
Люпита, которая так хорошо ладила с полицией, что та не только закрывала глаза
на её бизнес, но и исправно устраняла конкурентов. Так что Уильяму пришлось не
только отказаться от мысли о собственном деле, но еще и покупать у Люпиты
поганого качества и безбожно дорогое зелье. Со временем, правда, стали выручать
рецепты.
За
год, что он в Мехико просидел на игле, Уильям раз пять пробовал завязать, но из
этого ничего не выходило. В последний раз он выкарабкивался на смеси спиртного
и колес и от наркоты таки избавился, зато на несколько недель неимоверно запил.
Прочухавшись как-то утром, он чуть не задохнулся от запаха мочи и с ужасом
понял, что вонь эта исходит от него самого. Как люди умирают от уремии, Уильям
видел; осмотревший его врач сказал, что еще бы одна бутылка текилы — и конец.
Так
или иначе, но уже несколько месяцев Уильям не кололся. Кайф, который давал как
раз вошедший в моду кактус-пейот, ему как-то не пришелся. В Штаты возвращаться
было совершенно без мазы: там его ждал суд, а кроме того, страну охватила
настоящая антинаркотическая паранойя, из старых знакомцев кто сел, кто куда-то
исчез, кто кинулся… Короче, оставалось двигать дальше на юг, в Колумбию, где,
говорят, из какой-то амазонской зелени научились делать новый наркотик,
обостряющий телепатическую восприимчивость, — им даже заинтересовались русские
и использовали для контроля за миллионами рабов в лагерях. Уильяма проблемы
телепатии тоже всегда занимали.
Список литературы
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://briefly.ru/