Видел я берега Кубани
и сторожевые станицы –
любовался нашими казаками.
А.С.Пушкин
Еще при жизни великогопоэта Александра Сергеевича Пушкина (1799–1837) современники называли его имя вряду славных имен, составляющих гордость великой русской нации. «Это был… нетолько великий русский поэт своего времени, но и великий поэт всех народов ивсех веков… слава всемирная», — так восторженно писал о А.С. Пушкине известныйкритик В. Белинский.
На долю поэта выпалазадача огромной культурно-исторической важности, казалось бы, непосильной дляодного человека, но гигант Пушкин с этой задачей справился блестяще, иботворческий путь его был стремителен и плодотворен. Первое стихотворение Пушкинапоявилось в печати, когда поэту исполнилось 15 лет, а в возрасте 37 лет его ужене стало…
А.С. Пушкин побывал наКубани всего один раз, во время своей поездки на Кавказ с семьей генералаНиколая Николаевича Раевского-старшего.
Весной 1820 года поэт былвыслан из Петербурга за участие в кружке «Зеленая лампа», литературном филиалетайного политического общества, созданного для борьбы с самодержавием икрепостничеством; с назначением в канцелярию наместника Бесарабии генералаИнзова. Добравшись до Екатеринослава (г. Днепропетровск), где в те дниразмещалась канцелярия наместника, Пушкин, искупавшись в Днепре, простыл изаболел. В то время через город проезжал прославленный герой Отечественнойвойны 1812 года генерал от кавалерии Николай Николаевич Раевский (1770 – 1829),которому медиками было предписано лечение на Кавказских минеральных водах.
Вместе с генералом ехалина Кавказ и его младшие дети: дочери Софья и Мария, а также младший сынНиколай, уже имевший чин ротмистра лейб-гвардии Гусарского полка, давнийприятель Пушкина еще по Царскому Селу, когда поэт учился в лицее.
В одной из бедных хижинЕкатеринослава Николай Раевский-младший и обнаружил больного Пушкина. Попросьбе Николая штаб-лекарь Рудаковский, который сопровождал генерала наКавказ, осмотрел больного поэта и прописал ему курс лечения, а Николай упросилгрозного родителя взять Пушкина с собою на Кавказ. Будучи человеком довольнолиберальных взглядов, генерал Раевский, зная истинные причины ссылки Пушкина наюг России, уладил отпуск поэта с его начальством, добрейшим Иваном НикитичемИнзовым, генералом от инфантерии, и Пушкин получил разрешение выехать наКавказ.
Двадцатилетний поэт сбольшой радостью воспринял известие, что ему разрешена дальняя поездка. В концемая семейство Раевских вместе с Пушкиным переправилось через широкий Днепрневдалеке от коварных порогов, где некогда обреталась запорожская вольница,впоследствии воспетая с великим вдохновением Н.В. Гоголем.
Путешествия в те годыбыли лишены самых элементарных удобств, они были к тому же длительными итяжелыми, поэтому в жизни людей, их совершающих, оставались большими событиямии запоминались на всю жизнь. Никакого транспорта тогда, кроме лошадей, несуществовало. На почтовых станциях часто не только нельзя было достатьпродукты, но и даже получить стакан чаю. Поэтому бывалые люди везли с собоюпровиант в специальных ящиках-погребках; самовары, угли к ним, а кто победнее,те обходились простыми чайниками.
Поезд Раевских состоял изоткрытой коляски с откидным верхом и двух четырехместных карет. В одной каретеехали дочери с бонной мисс Мяттен и компаньонкой дочерей татаркой Зарой,которую все звали Анной Ивановной. Во второй карете ехал сам генерал сдоктором, а Николай с Пушкиным впереди, в упомянутой коляске.
На почтовых станциях призамене лошадей было слышно, как ямщики говаривали: «Второй Спас яблочкомразговляется»; «На второй Спас и нищий яблочко съест»; «Спас любит нас». В теже дни отмечался и Успенский пост, когда на трапезе разрешалось пить вино икушать рыбу. Все это на базарах можно было купить у веселых казачек.Путешественники, особенно молодые мужчины, делали это с особым удовольствием.Пушкин прибыл на Кавказ не с пренебрежительностью, с которой приезжали сюдамногие русские дворяне, а с любовью русского народа к многочисленным народамКавказа. И покидал его не как пресыщенный завоеватель, а с душевным восторгом,который возник в нем под влиянием величавой природы Кавказа, и гуманнымчувством к населяющим его горцам, ведущим борьбу за свою независимость.
Вскоре генерал Раевскийизвестил командующего войсками на Кавказской линии генерала К.К. Сталя ивойскового атамана Черноморского казачьего войска полковника ГригорияКондратьевича Матвеева, что он будет следовать в Крым через Ставрополь иЧерноморию.
Одновременно генералРаевский обратился с просьбой и к наместнику Кавказа генералу от инфантерииАлексею Петровичу Ермолову, старому боевому товарищу, с просьбой оказатьсодействие в безопасном проезде в Крым по землям, находившимся в его ведении.Ермолов живо откликнулся из далекого Тифлиса двумя распоряжениями: генералуСталю и полковнику Матвееву, чтобы они обеспечили безопасный проезд генералаРаевского вдоль подчиненных им кордонных линий.
К этому предписанию былприложен маршрут движения, по которому проехал по Черномории, как в те годыназывали Область Войска Черноморского, генерал Раевский с семейством иПушкиным. Сохранился и этот документ:
«Выписка измаршрута Господина Главного Директора путей сообщения Бетанкура.»
От Ставрополя
до Прочного Окопа –70 верст (р-н г. Армавира. – В.С.)
до Царицынской – 15верст (х. Северо-Кавказский. – В.С.)
до Григориполлис –15 верст
до Кавказской – 30верст. 13-го сентября ночлег
до Казанской – 28верст
до Тифлисской – 15верст
до Усть-Лабинской –17 верст
до Корсунской – 30верст
до Екатеринодара –18 верст. 14 сентября ночлег
до Копанской – 30верст (х. Копанский. – В.С.)
до Мышастовской –18 верст (ст. Ново-Мышастовская. – В.С.)
до Кара-Кубанской –24 версты (х. Водный. – В.С.)
до Копыла – 20верст (г. Славянск-на-Кубани. – В.С.)
до Калауса – 28верст. 15 сентября ночлег (у ст. Анастасиевской. – В.С.)
до Курки – 25 верст(х. Красный Октябрь. – В.С.)
до Темрюка – 18верст
до Сенной – 17верст
до Фанагории – 26верст. 16 сентября ночлег (ст. Тамань. – В.С.)
Возвратимся в жаркий день5 августа, когда Раевские оставили Кавказ и выехали на бывшую Азово-Моздокскуюдорогу. И она повела Раевских уже на юг по косогорам и сухим лощинам и черезнесколько часов вывела к станице Сенгилеевской, основанной хоперскими казакамиу валов суворовского фельдшанца Державного, последнего укрепления Кубанскойкордонной линии, построенной великим Александром Васильевичем Суворовым в 1778году. Еще верст сорок жаркого пути, и путники увидели на высоком плато,вошедшем в историю как Форштатская гора, серы валы крепости Прочный Окоп, гдеразмещалась штаб-квартира начальника Правого фланга Кавказской кордонной линии.Под горой была видна лента пока ещё узкой реки Кубани, за которой к горизонтууходили леса и рощи Закубанья, кое-где пронизанные дымками черкесских аулов.
Если на Кавказ Раевскиеехали днем и ночью, то теперь от Ставрополя они передвигались только днем, даеще с конным конвоем. С заходом солнца Раевские, как и все путешественники,будут укрываться на ночлег за стенами пограничных укреплений, где стоялиприличные числом гарнизоны с артиллерией.
История ничего не оставиланам о пребывании в крепости Прочный Окоп семейства Раевских и молодого Пушкина.Ни комендант крепости майор Широкий, ни Пушкин, ни сам генерал ничего неупоминают в записях, дошедших до нас, об этом событии. И хотя в маршруте ночлегв Прочном Окопе не указан, но, судя по расстоянию, он в этой крепости все же,видимо, был. От крепостных ворот, что были у Круглой батареи, дорога крутоповорачивала вправо, на запад, и далее шла, повиливая у самого края высокогоправобережья, огибая поросшие тернами овраги, спускающиеся к Кубани. Оставивпозади Старую и Новую станицы Прочноокопские, версты через четыре путникипроехали карантин, валы которого и ныне видны западнее последней станицы направом склоне Холодной балки. Поднявшись по косогору на высокое правобережье,которое ныне названо именем А.С. Пушкина и где установлен ему каменный памятныйзнак, и далее вниз по Кубани, Раевские встречали то пограничный пикет сплетневыми оборонительными стенами и торчащей над ним дозорной вышкой; токонный разъезд, осматривающий прикубанские овраги, заросшие кустарником, и самберег, укрытый кудрявыми вербами, которые и ныне украшают русло Кубани.
Оставив слева Новиньскийпикет, Раевские спустились через четыре версты в обширную лощину с протекающейпо ней узенькой, с сонным течением, речкой Горькой, в устье которой возвышалисьвалы Царицынского поста, бывшей крепости Царицынской, построенной А.В.Суворовым весной 1778 года в составе укреплений Кубанской кордонной линии. Здесьвеликий полководец из-за нехватки войск оставил берег Кубани и потянул своюлинию кордонных укреплений вверх по речке Горькой, придерживаясь кратчайшегонаправления на Ставрополь, стоящий на Азово-Моздокской линии. В этомнаправлении, у хутора Веселого, сохранились валы фельдшанца Всехсвятского, с которымсвязано одно из приключений А.В. Суворова зимой 1779 года.
А тем временем Раевскиепроехали станицу Григориполисскую, бывшую крепость, основанную в память первогогетмана всех казачьих войск России светлейшего князя Г.А.Потемкина-Таврического, троюродного дедушки генерала Раевского. За постомВоровским, бывшим суворовским фельдшанцем Восточным, верст через шесть дорогавышла к урочищу Темижбек, где Кубань, упираясь в скальные породы правобережья,под прямым углом поворачивала свои воды на запад. У обрыва к реке возвышалисьвалы Болше-Темижбекского редута, сохранившиеся до наших дней. Ещё пять верстхорошей дороги – и Раевские прибыли к станице Темижбекской, названной как иурочище, в память закубанского князя Темижбека, аул которого был на левомберегу Кубани. Здесь, как и выше по Кубани, слышалась только русская речь, хотяи не совсем чистая, принесенная на берега Кубани донскими и хоперскими казакамилет двадцать назад при заселении Прикубанья.
Мы не знаем, скольковремени Раевские были в Темижбекской, но из того, что они видели в ней, кое-чтосохранилось до наших дней. Так, рядом со Ставропольским почтовым трактом, покоторому ехали Раевские, справа они увидели, а возможно, и осмотрели, красивыйхрам, Михайло-Архангельскую церковь, построенную из каленого кирпича в 1811году, т.е. ещё до нашествия Наполеона. В 30-е гг. нашего века местные властипытались разрушить эту красоту, но кладка оказалась настолько прочной, чтонаемные рабочие смогли разобрать только главную часть храма.
И с тех пор более полувекаколокольня изумительной красоты, труд русских мастеров, видевшая и Пушкина, какукоризненный перст напоминает общественности Кубани о годах бесполезной инеблагодарной борьбы властей и воинствующих безбожников с историей России и еёрелигией. Мне же эта колокольня при первой встрече напомнила опозоренную иограбленную воровскими людьми молодую путницу, идущую на богомолье, взывающую кпрохожему люду о жалости и милосердии.
За Темижбекской, лежащейв низине, откуда берет начало степная река Челбас, дорога повела путников повысокому правобережью к станице Кавказской, основанной в 1804 году донцами подзащитой одноименной крепости, бывшей Павловской, построенной великим Суворовымв составе Кубанской кордонной линии в 1778 году.
Генерал Раевский, личнознавший А.В. Суворова, не избежал искушения осмотреть деяния своего великогоучителя, да к тому же согласно маршруту здесь был запланирован ночной отдых. Послеразмещения в отведенных для них квартирах Раевские мылись в бане, а затем поприглашению коменданта ужинали в офицерской столовой. Позже вначале женщины, азатем и мужчины отправились отдыхать.
Пушкин от конвойныхофицеров уже знал, что все жители прикубанских станиц от мала до велика дозахода солнца спешили укрыться за оборонительную ограду станицы и загнать тудаже лошадок и скот, ибо после третьего удара колокола на станичном храме илисигнала трубы ворота стражей закрывались. Кто опаздывал или самовольнооставался ночевать в степи, сурово наказывали дедовским способом – батогами илиштрафом.
Увидев своими глазами,как жители станицы, а это были в основном женщины, загоняют до захода солнца вворота свою живность и куда сами спешат укрыться, Пушкин позже напишет:
На берегу заветныхвод
Цветут богатыестаницы,
Веселый пляшетхоровод,
Бегите, русскиепевицы,
Спешите, красные,домой:
Чеченец ходит зарекой.
Стемнело. Станица, как икрепость, засыпала, и только со стороны майдана, где собиралась молодежь «наулицу», слышалось треньканье балалайки, топот ног да радостно-негодующеевзвизгивание девок.
Пушкин одним из последнихпокинул место беседы: не хотелось идти в душную квартиру, где они мучились отжары с Николаем Раевским. И прежде, чем войти в распахнутую дверь, он оглянулсяна Ставропольские ворота, уже караулом закрытые, на уснувшую за ними станицу:
…перед ним уже втуманах
Сверкали русскиештыки,
И окликались накурганах
Сторожевые казаки.
Оставив слева от дорогиИвановский пост, Раевские выехали к Жирному кургану, который и ныне возвышаетсяу восточной окраины города Кропоткина. Было видно, как у местного пикетакурились затухающие костры, у которых виднелись неторопливые фигурыказаков-линейцев да бродили стреноженные лошади, отпущенные отдыхать посленочного дежурства. Сам же пикет был похож на огромную корзину с торчащей надним дозорной вышкой, с которой дежурный казак изумленно смотрел на редкие вэтих местах кареты, окруженные многочисленным конным конвоем. Позже к казакам,непосредственно охранявшим границу, и обратится Пушкин, призывая к бдительностии осторожности:
В реке бежитгремящий вал,
В горах безмолвиеночное,
Казак усталыйзадремал,
Склоняясь на копиестальное,
Не спи, казак, вотьме ночной
Чеченец ходит зарекой.
Ставропольский тракт, чтовел Раевских вдоль Кавказской кордонной линии, то уходил вправо, в степь, итогда русло Кубани становилось невидимым, то влево, прижимаясь к самому обрыву,и тогда далеко внизу, за купами плакучих ив, была видна желтая лента Кубани, аза рекой, среди лугов и лесов – дымки далеких и близких аулов, за которымидалеко-далеко, на самом краю горизонта, синели кавказские предгорья.
Проехали линейцы станицыКазанскую, Тифлисскую, а затем и Ладожскую, получившие свои наименования отредутов, построенных полками кавказского корпуса.
Сменив лошадей и конвойна Усть-Лабинской почтовой станции, Раевские проезжали мимо одноименной станицыи крепости, и валы которой и ныне видны у улицы Коммунистической в г.Усть-Лабинске. Останавливались ли они в крепости, чтобы осмотреть деяниевеликого Суворова, история умаличвает. От крепости спутники направились к станицеВоронежской, самой западной станице Кавказского линейного войска, за которой вдевяти верстах проходила граница Кавказской губернии и Черномории, земличерноморских казаков. Здесь, левее Ставропольского почтового тракта, вполусотне саженей, возвышался древний могильный курган, на вершине которого ещев первый год после заселения Кубани казаками был установлен высокий деревянныйстолб с гербами Кавказской и Таврической губерний. На этом месте конвойлинейных казаков обязан был передать сопровождение генерала Раевскогочерноморским казакам.
Итак, первая частьмаршрута пути Раевских осталась позади. Согласно «Дорожнику Кавказскому,составленному по Высочайшему разрешению в Тифлисе в 1847 году», Пушкин сРаевскими проехали мимо или через следующие посты, пикеты и станицы, входящиев состав Правого фланга Кавказской кордонной линии:
«От Прочного Окопа
до станицыПрочно-Окопской – 4 версты
до Новиньскогопикета – 4 версты
до постаЦарицынского – 4 версты
до поста Плетневого– 6 верст
до станицыГригориполисской – 8 верст
до постаГригориполисского – 1 ½ версты
до поста Тернового– 5 верст
до поста Воровского– 7 верст
до постаБольше-Тимежбекского – 6 ½ версты
до станицыТимежбекской – 6 верст
до постаМало-Тимежбекского – 2 версты
до станицыКавказской – 12 верст
до постаИвановского – 2 версты
до постаРомановского – 4 версты
до станицыКазанской – 10 верст
до поста Казанского– 1 верста
до поста Кадушкина– 6 верст
до станицыТифлисской – 12 верст
до постаТифлисского – 3 ½ версты
до поста Саломатина– 8 верст
до станицыЛадожской – 10 верст
до поста Ладожского– 1 верста
до поста Дубового –8 верст
до постаДевятибратского – 6 верст
до станицыУсть-Лабинской – 6 верст
до укрепленияУсть-Лабинского – ½ версты
до постаВоронежского – 10 верст
до поста ИзрядныйИсточник – 9 ½ версты
до поста Редутского– 1 ½ версты».
Раевские ночевали вРедутском, ведь надо было пройти карантин и окурить провозимые вещи, простоотдохнуть в приличных условиях, которые были приготовлены для Раевских в покояхместного карантина. Да и баня их ожидала уже натопленная, где можно было смытьвъедливую пыль кубанских дорог, о которых позже А.С. Пушкин напишет:
Теперь у нас дорогиплохи,
Мосты забытыегниют.
На станциях клопы иблохи
Заснуть минуты недают.
Но молодой поэт не унывални от пылящей жары, ни от «удобств» почтовых станций, ни от плохих мостов идорог, ибо считал, что
Со временем…
Лет через пятьсотдороги, верно:
У нас изменятсябезмерно;
Шоссе,
Россию здесь и тут
Соединив,пересекут.
Однако возвратимся вжаркий день 9 августа 1820 года. Пушкин, страдающий, как и все его спутники отжары и насекомых, решил не сидеть в душной комнате, а осмотреть укреплениеболее подробно. Пошел с ним и Николай Раевский.
Заглянув в кордон, Пушкинзаметил слева от ворот низенькую казарму из турлука, крытую камышом, дляказаков, а за ней такой же офицерский флигелек для начальника кордона. Справа –конюшня и навес для полевой пушки с зарядным ящиком. Таким было первоеукрепление Черноморской кордонной линии.
Вскоре со стороны поляны,что и ныне сохранилась западнее бывшего карантина, где были установленыпоходные коновязи, стали подходить казаки, ведущие коней к водопою, который былпод обрывом упомянутого кордона. После порции овса коней седлали, проверяясостояние подпруг и путлищ, подсыпали порох на полки ружейных замков, вкладываяих в чехлы, сшитые из волчьих или барсучьих шкур.
Пушкин подошел к казакам,с интересом вслушивался в их мягкий малороссийский говор. Любовь к простомународу проявлялась у него с детских пор, что и отразилось на всей еголитературной деятельности. Поэт любил смешиваться с толпой, чтобы ближе изучитьнародную жизнь, слушать меткие народные слова и выражения. Делал он это издесь, в Черномории.
Позже внимание Пушкинапривлечет несколько арб с запряженными в них низкорослыми горными лошадками,около виднелось с десяток невооруженных мужчин в горских одеждах. Поднявшись подороге, проходившей мимо карантина, горцы отправились к меновому двору, желаяпродать дары своих лесов и полей: орехи, мед, меха, бурки, черкески и пр. Авзамен приобрести ткани, гвозди, сахар, но главное – соль, в которой они оченьнуждались. Желая иметь с горцами добрые отношения, казаки и основали к взаимнойвыгоде свои меновые дворы сразу же после переселения на Кубань.
Экипажи медленно катилипод палящим солнцем вдоль невидимой под обрывами полноводной Кубани, и так жемедленно тянулись часы жаркого августовского дня. И в этот день, как и впрошлые дни, за спиной путников вставало как бы нехотя огромное, какраскаленный медный поднос, солнце, которое сразу же начинало поливать широкуюстепь красной лавой своих лучей. Под этим иссушающим пламенем поникалиперезревшие степные травы, в мельчайшую пыль превращались петли немеряных дорог,сворачивались в трубку листья редких кустарников, которые из-за отсутствиядождей уже давно были словно бархатными от налипшего на них толстого слоя пыли.На взгорках свистели суслики, поднявшись на задние лапки у своих норок, вытянувв бледно-синее небо острые мордочки, предсказывая очередной жаркий день. Кполудню в степи, что лежала по правую руку, несло жарким степным духом,пропитанным запахом полыни. В небе над головами путников кружили степные орлы икобчики, высматривая в степной траве свою добычу. Горизонт под беспощаднопалящим солнцем постоянно дрожал колеблющемся мареве. И земля за день набираластолько в себя тепла, что и в желтозвездные ночи дышала жаром, словнораскаленная русская печь.
За селением Васюринскимдорога несколько отошла от Кубани и пошла параллельно её берегу. Как и ранее,когда Пушкин ехал по землям, населенным донскими казаками, дорога, а она была ипочтовой, была пустынной. Да, к тому же еще ничем не обозначена ни канавкой, нидеревьями. В темные ночи осени или зимнюю метель вся надежда была, какрассказывали черноморцы, только на редкие поверстные столбы, да на чуткость ипамять черноморских лошадок. Но, сейчас было лето с повседневным зноем, данадоедливыми облаками пыли. Вскоре проехали и станицу Старо-Корсунскую,которая, как и предыдущая, осталась на том месте, где была основана летом 1793года, тогда как остальные селения, не выдержав нападений со стороны горцев,переселились в глубь кубанских степей – подальше от буйных соседей.
По своей кипучей натуреПушкин не мог долго усидеть на одном месте. Он с молчаливого согласия генералавыпрашивал иногда у начальника конвоя какую-либо лошадь и, уступив свое место вколяске её хозяину, лихо гарцевал вокруг колонны, позволяя себе даже проскакивать вперед, за передовые дозоры, на что генерал сердито ворчал онесерьезности молодежи, забывая о том, каким он сам был в чине корнета. Такбыло и на этот раз, когда ехали вдоль болотистой поймы Кубани, что была влевоот дороги, и когда вдали уже появились домишки селения Пашковского. Пушкинснова поскакал по дороге, подняв за собой длинный шлейф розовой пыли. Проскакавс полверсты, он поворотил коня назад и, высоко подпрыгивая в седле, подъехал кконвою. Казаки, утомленные дорогой, ехали молча. Пушкин, отстав немного, сноварысью нагнал конвой и поехал вблизи его, держась немного в стороне от пыльнойдороги.
Вот позади осталась иПашковская, селение, славящееся на всю Черноморию и окрестные губернии своимигончарными изделиями. До Екатеринодара оставались последние версты, довольнобогатые различными урочищами, древними городищами, пограничными кордонами ипикетами.
Отсюда перед глазамиРаевских и Пушкина открылся административный центр Екатеринодара, в те днинаходившийся в почти первозданном состоянии. Слева от дороги виднелся остатокприкубанского леса (ныне горпарк им. М. Горького) с присутственными местами,слепленными из турлука; провиантские магазины и войсковой архив. Тут же, нотолько правее, на фоне пыльной зелени садов южной окраины города, возвышалсячастокол местного острога, необходимая принадлежность любого, даже самогозахудалого городишка Российской империи. Прямо впереди виднелись земляные валыкрепости с обширной Ярмарочной площадью, примыкавшей к ее северному фасу(стороне).
После бани и ужинапутники еще долго сидели за самоваром под старой, отягощенной плодами грушей,слушая рассказы атамана о Запорожской Сечи, о Березани, Очакове и Измаиле, гдеон воевал в молодые годы под командой Суворова, когда бежал отпомещика-крепостника в спасительную для него Сечь. Конечно, разговор был и оказаках-черноморцах, и обоснованных ими куренных селениях, и о самом Екатеринодаре, где им предстояло провести очередную жаркую ночь с ее жарой икомарами.
После ночного отдыха изавтрака в саду Раевские с Пушкиным в сопровождении атамана Матвеева осмотрелигород. В крепости, кроме Воскресного собора и его внутреннего оборудования ихранимых в нем боевых знамен, их заинтересовали колокола, висевшие на дубовойзвоннице напротив главного входа в собор, отлитые из трофейных турецких пушек,захваченных казаками на острове Березань в 1788 году.
После осмотра крепостныхкуреней, бастионов и Ярмарочной площади, занимавшей всю северную частьэспаланды (полосы незастроенной земли шириной в 100 саженей), и рассказаМатвеева о проходящих здесь ежегодных ярмарках Пушкин написал позже краткое, ноочень емкое четверостишие:
Толпятся средьтолпы еврей сребролюбивый,
Под буркою казак,Кавказа властелин,
Болтливый грек итурок молчаливый,
И важный перс, ихитрый армянин.
После осмотра крепостиРаевские вышли на Ярмарочную площадь, где три раза в год проводились ярмарки.Первым делом на них «рисовались» прасолы, т.е. скупщики скота и лошадей, затемуже купцы, торгующие товарами нужными для хозяйства: сундуками, посудой,решетами, косами и т.д. Иногда с разрешения начальства на ярмарку допускались игорцы, которые на своих скрипучих арбах торговали дарами закубанских лесов.Сбыв свой товар, они закупали промышленные товары, и только после этогонаправлялись к месту переправы.
Женщины-казачки ездят наярмарки с превеликим удовольствием, чтобы повидать белый свет, полюбоваться напредметы роскоши и запастись предметами бесед на целые месяцы, до следующейярмарки.
Бродя с молодежью погороду, Пушкин, будучи человеком наблюдательным, заметил, как на центральнойулице Красной, в одном квартале от усадьбы генерала Бурсака, армянские купцызазывали в свои лавки редких прохожих казаков и казачек, истошно крича истрашно вращая глазами, а то и просто хватая за полы одежды, затаскиваяупирающихся в двери лавок, напропалую расхваливая свои товары. Позже казакирассказывали, что нахичеванские армяне шли следом за обозами казаков идущих кКубани, и благодаря спекулятивным оборотам закрытым непроницаемой завесой дляостального торгового мира, имели всегда доход. Казак же никогда, не то чтомосковский стрелец, не любил и не уважал торгового дела. Точно так жеотносились к торгашам и закубанские черкесы.
На другой день, задолгодо наступления жары, Раевские после прибытия конвоя покинули гостеприимныеатаманский дом и тронулись в дальнейший путь, сопровождаемые стаями собак, вклубах густейшей пыли, которой главная улица столицы Черномории была весьмабогата. На самом деле, улица Красная, хотя и имела такое яркое наименование,ничем не отличалась от обычной улицы любого кубанского селения: те же выбоины,ухабы, отсутствие мощеного полотна и водосточных канав. Вдоль улицы за плетнямии частоколами стеной тянулись пыльные сады, в глубине которых, как бы стыдясьсвоего затрапезного вида, стояли турлучные и саманные хатки, поставленные наземлю без какого-либо фундамента, и своими подслеповатыми «виконцамы» робковыглядывали на свет божий.
Вскоре улица вывелапутников к главным воротам города, охраняемым вооруженными казаками (ныне здесьперекресток улиц Красной и Длинной). Здесь же с дозорной вышки дежурный казаквсматривался в бескрайние степи, примыкавшие с севера к оборонительному валугорода, который тянулся от Кубани до Малого Карасуна. Отсюда начинался БольшойТаманский почтовый шлях, который, оставив по левую руку первое городскоекладбище с деревянной церквушкой Св. Фомы, резко поворачивая на запад, шелпараллельно городскому валу Екатеринодара.
Перед глазами путниковоткрылась довольно интересная панорама: правее Ростовского тракта, на некоторомрасстоянии от окраины города, стояло боле десятка ветряных мельниц на кирпичныхоснованиях. Некоторые из них, ловя легкий восточный ветерок, как какие-тоневедомые великаны, медленно, словно нехотя, махали своими решетчатымикрыльями, словно прощались от именно города с путниками.
В степи по дорогенавстречу Раевским медленно двигался «валок», т.е. обоз чумаков, возчиковтоваров и одновременно торговцев ими. Чумацкие обозы связывали Черноморию сюжными губерниями России, доставляя туда соль, нефть, рыбу, а оттуда хлеб, лес,промышленные товары и ткани.
Пушкин с интересомвсматривался в лица чумаков, людей в большинстве своем пожилых, одетых вполотняные штаны и рубахи, пропитанные в целях профилактики дегтем, так какхолера и чума бывали частыми гостями в степях юга России и Черномории. Прошлонесколько минут – и последний чумацкий воз остался позади в облаках густейшейпыли, а перед Раевскими открылись просторы кубанской степи, кое-где украшеннойостровками уже спеющего терновника.
Если раньше дорога, покоторой ехали Раевские от Прочного Окопа до Изрядного Источника и от Редутскогокордона до Андреевского кордона, проходила вдоль кордонных линий: Кавказской иЧерноморской, то отсюда согласно маршруту она пошла от линии правее – прямо наТемрюк и далее на Тамань, оставив позади следующие казачьи селения и кордонныеукрепления:
«От Редутскогокордона
доНиколаевско-Редутской батарейки – 1 ½ версты
до поста Изрядного– 2 ½ версты
до Вознесенскойбатарейки – 2 версты
до постаВоронежского – 2 ½ версты
до Ново-Троицкойбатарейки – 3 ½ версты
до постаПодмогильного – 3 ½ версты
до постаКонстантиновского – 6 верст
до постаАлександровского – 5 верст
до постаМало-Лагерного – 7 верст
до постаПавловского – 6 верст
до пикета № 18 – 4версты
до постаВелико-Марьянского – 8 верст
до постаГлавно-Екатеринодарского – 5 верст
до поста Байдачного– 2 ½ версты
до постаПодгороднего – 6 верст
до постаАлександровского – 1 ½ версты
до Александровскойбатарейки – 1 ½ версты
до Тенгинскойбатарейки – 1 ½ версты
до Елизаветинскойбатарейки – 2 версты
до пикетаМогильного – 2 версты
доЕлизаветинско-Николаевской батарейки – 2 версты
до постаЕлизаветинского – 3 версты
до постаВелико-Лагерного – 5 верст
до поста Елинского– 4 версты
до Елинскойбатарейки – 3 версты
до постаМарьянского – 2 версты
до Громкойбатарейки – 1 верста
до 1-й Марьянскойбатарейки – 2 версты
до 2-й Марьянскойбатарейки – 2 версты
до Трусовойбатарейки – 2 версты
до постаНово-Екатерининского – 5 верст
доНово-Екатерининской батарейки – 10 верст
до постаОльгинского – 8 верст
до Тиховскойбатарейки – 6 верст
до Суровойбатарейки – 2 версты
до постаСлавянского – 9 верст
до поста Ерковского– 2 ½ версты
до постаКопильского – 1 ½ версты
до поста Протоцкого– 12 ½ версты
до постаПетровского – 8 верст
до постаЕмануиловского – 10 верст
до постаСтаро-Редутского – 4 версты
до поста Ново-Редутского– 7 верст
до постаАндреевского – 6 верст».
Далее дорога пошла вдольТаманского залива, в волнах которого были видны огромные стаи белокрылых чаек,а вдали – кривые паруса казачьих лодок, стремящихся укрыться от надвигающегосяшторма. Здесь все веяло прошлым. Справа, у берега залива, под песчаными холмамивиднелись остатки некогда цветущего города Боспорского царства – Фанагории.Слева вдоль дороги тянулась цепь могильных курганов, хранителей тайн некогдаживших здесь народов. Часа через два пути справа от дороги показались серыевалы Фанагорийской крепости, построенной А.В. Суворовым в 1795 года для защитыказаков-переселенцев со стороны турецкой Анапы. С высоких валов в сторону моряи окрестных холмов грозно смотрели пушки.
Переночевав в крепости вотведенных квартирах, Раевские узнали, что на море штормит и судна, способноговзять на борт их экипажи, пока в Тамани нет. И тогда, после ночлега и завтрака,не теряя времени, они, особенно молодежь, изъявили желание осмотреть крепость игородок Тамань, домишки которого белели в двух верстах южнее у берегаТаманского залива.
Поднявшись на звонницу,чтобы осмотреть колокола, Пушкин, глядя за городской оборонительный вал встепь, представлял, как где-то там, за горизонтом, местный князь Мстислав Тмутараканскийпобедил в единоборстве закубанского князя Редедю перед полками касожскими. Иранее и позже земля таманская многие века содрогалась под топотом конскихкопыт, и народы многие устилали ее своими костями, уступая эти степи и холмыболее сильным народам, умеющим сражаться, как в конном, так и пешем строю.Жизнь никогда не замирала на этих, казалось бы, бесплодных землях.
Впоследствии Пушкинпопытается в стихотворной форме обработать легенду о Мстиславе Удалом и Редедеи даже составить план этой работы, ибо интерес к истории России у него сталпроявляться еще с детских лет, а с годами интерес этот только усилился.Несмотря на молодость, Пушкин уже хорошо знал историю государства Российского,его драмы и трагедии. Его «История Пугачева», наброски к «Истории ПетраПервого» и ныне не утратили своей научной ценности. А после посещения Кубани, иособенно Тамани, он замыслил написать биографию великого русича – АлександраВасильевича Суворова. Однако, что-то ему помешало. Напомню, что Пушкин попал наТамань, да и вообще на юг России, в тот период, когда в России началисьраскопки городищ и курганов, а в Причерноморье и некрополей античныхгородов-колоний. В те годы возникли и первые археологические музеи, куда попалина хранение такие бесценные богатства древнего мира, как находки в курганеКуль-оба под Керчью и клад древнерусских изделий из Старой Рязани. Все этовызвало определенный общественный резонанс, который, конечно, коснулся и поэта,ибо мы точно знаем, что памятники древности на Кавказе и в Крыму он осматривал.
Исследования русскойкультуры особенно плодотворны стали после победы в Отечественной войне 1812года. Это был период, когда, в результаты подъема национального сознания, какписал сам Пушкин: «…все, даже светские женщины, бросились читать историю своегоотечества, дотоле им неизвестную».
Итак, солнечная Кубань иболотисто-полынная Тамань остались позади. Несмотря на молодость и поэтическуювосторженность, поэт заметил, что в среде казачества, которое многиепросвещенные люди России представляли каким-то военно-монашеским орденом,существует эксплуатация человека человеком, и здесь, среди «вольного»казачества, жили истина и несправедливость, добро и зло стояли друг противдруга. Бедному человеку, простому труженику было плохо на берегах «вольной»Кубани, и тут для трудового человека не было свободной жизни от гнетаэксплуататоров. Поэтому через год поэт и воскликнул: «Прости, священнаясвобода!» …ибо не было ее среди некогда вольнолюбивого казачества.
А на Тамань наконец-топришел тот час, когда море несколько успокоилось. Большая канонерская лодкаприбыла к берегам Тамани и на нее были погружены экипажи и вещи Раевских. Самиже путешественники были доставлены к пристани на тележках, принадлежащихместному начальству.
Вот показался у пристании генерал Раевский в окружении армейских и казачьих офицеров, провожавших егодо борта войскового баркаса, причаленного и пристани. Помогая сестрам в баркаспервыми спрыгнули Николай Раевский с Пушкиным, генерал же, почтительноподдерживаемый под руку атаманом, сошел последним. Команда, взмах весел – ибаркас направился рукой рулевого к стоящей на рейде канонерке. Приняв на бортпассажиров, выбрав якорь и подняв парус, судно направилось к берегамблагословенной Тавриды, горы и долы которой поэт воспоет еще не раз. Находясь втот вечер на палубе канонерки под шумящим от порывов ветра парусом, Пушкинсделает наброски элегии, которую положит на бумагу спустя несколько дней наборту уже другого судна. И хотя это стихотворения написано почти два веканазад, слова его не утратили свою задушевность и в наше время:
Погасло дневноесветило:
На море синеевечерний пал туман.
Шуми, шуми,послушное ветрило,
Волнуйся подо мной,угрюмый океан.
Я вижу береготдаленный,
Земли полуденнойволшебные края;
С волненьем итоской туда стремлюся я,
Воспоминаньемупоенный…
Пушкин позже назовет этостихотворение «подражанием Байрону», сохраняя в этом свою преувеличеннуюскромность, ибо он никогда подражателем Байрона не был. Пушкиноведы отмечали,что уже в первых словах элегии слышен мотив русской народной песни: «Уж как палтуман на сине море…»
На этом мы и остановимся в своем путешествии по землям Кубани и Тамани с нашими героями. Почтитрехмесячное путешествие, которое оставило у молодого поэта А.С. Пушкинанеизгладимое впечатление на всю жизнь, подходило к концу. Впереди был Крым,Одесса и Кишинев, где поэту предстояло служить.
24 сентября 1820 года оннаписал из Кишинева, куда переехала канцелярия Бессарабского наместника, своемумладшему брату Льву Пушкину:
«Милый брат, я виноватперед твоею дружбою, постараюсь загладить вину мою длинным письмом и подробнымирассказами…
видел я берегаКубани и сторожевые станицы – любовался нашими казаками. Вечно верхом: вечноготовы драться, в вечной предосторожности! Ехал в виду неприязненных полейсвободных, горских народов. Вокруг нас ехали 60 казаков, за нами тащиласьзаряженная пушка с зажженным фитилем. Хотя черкесы ныне довольно смирны, нонельзя на них положиться; в надежде большого выкупа они готовы напасть наизвестного русского генерала. И там, где бедный офицер безопасно скачет наперекладных, там высокопревосходительный легко моет попасть в арканкакого-нибудь чеченца. Ты понимаешь, как эта опасность нравится мечтательномувоображению. Когда-нибудь прочту тебе мои замечания на черноморских и донскихказаков – теперь тебе не скажу об них ни слова. С полуострова Таманя, древнегоТмутараканского княжества, открылись мне берега Крыма. Морем приехали мы вКерчь…»
поездка на Кавказ иКубань имела для молодого поэта очень большое значение, так как она помоглаоткрыть ему кавказскую тематику, которая в те годы для современников поэта быладовольно актуальна, ибо на Кавказе и Кубани шла колониальная война, длительнаяи кровопролитная. Кавказская тема затронула Пушкина не только как экзотическая,но и с морально-политической стороны, поэтому поэт и покинул Кавказ, будучипроникнут большой идеей братства всех народов. Поэт не воспевает колониальнуювойну, а говорит о мире для ныне воюющих народов; он верит, что пройдет время иКавказ
Забудет алчнойбрани глас,
Оставит стрелыбоевые…
Хочется отметить, чтообраз Кубани, степей ее просторных, людей, здесь живших некогда, начертан втворчестве Пушкина четко и зримо.
Уверен, что посещениеПушкиным Кавказа и Кубани помогло ему стать великим национальным поэтом, ибо онлюбил свой народ, горячо был предан России. Таким был Пушкин в годы короткойжизни, таким, он останется и для своих потомков, которые в центре бывшейЧерномории, в городе Екатеринодаре-Краснодаре, установили ему чудесныйпамятник.