--PAGE_BREAK--2. Русская литература 2.1. Формирование литературного языка
Центральное место в русской культуре XIX в. занимала литература. Именно она наиболее ярко и талантливо отразила главные противоречия общественной жизни.
Одной из предпосылок развития литературы стало формирование литературного языка. В России уже давно существовали особые языки, возвышающиеся над языком повседневного общения. Это были язык церковной литературы и позднее язык правительственной канцелярии. Церковно-славянский язык в XVIII в. рекомендовался и для литературы. В.К. Тредиаковский призывал его использовать для выражения «высоких» мыслей и «важных» сюжетов.
Из-за отсутствия литературного языка произведения писателей быстро устаревали, что затрудняло формирование литературной традиции. Язык В.К. Тредиаковского казался грубым уже его современникам, язык М.В. Ломоносова совершенно устарел во времена Г.Р. Державина. С созданием литературного языка подобные перевороты стали практически невозможны. Литературная речь установилась, и это было основой непрерывности русской литературной традиции.
В течение XVIII в. писатели в целом недооценивали прозу, принадлежавшую к «низкому» стилю. Единственным путем к творческому признанию считалась поэзия. Поэтому издательство популярных романов перешло в руки полуграмотных компиляторов. Любовные коллизии составляли главное содержание подобных романов, так привлекавших читателей. В конце XVIII в. потребность в «чувствительной» литературе встречает некоторый отклик со стороны господствующего ложноклассического «высокого» стиля. Ода уступает место трагедии, трагедия — комедии. А.П. Сумароков, обычно следовавший Расину, начинает писать комедии, затем переходит от стихов к прозе. Литература предоставляет все большее место приключениям, чувствительным сценам и театральным эффектам. В моду входит так называемая «слезная» комедия Н.М. Хераскова. Комическая опера сближается с водевилем, приобретая тем самым огромный успех у публики. А.А. Шаховской, Д.И. Фонвизин создают комедии из русского быта. Большую популярность приобретает басня. Сначала это были подражания Эзопу, затем зарождается оригинальное творчество, внушенное западноевропейскими образцами (Лафонтен). Басни пишут Сумароков, Дмитриев, Хемницер и только И.А. Крылов сумел сделать русскую басню художественной. В 1814г. на смену старым романам появляется первый опыт оригинального бытового романа — «Российский Жилблаз, или Похождения князя Гаврилы Симоновича Чистякова» В.Т. Нарежного.
В выработке нового литературного языка главную роль сыграл Н.М. Карамзин. Однако победа над «высоким» стилем не досталась «народному» языку. Новый литературный язык не был и «книжным» языком в прежнем смысле слова. Это был язык, выработанный в процессе развития литературы XIX в. Литературный язык стал языком русской читающей публики.
Основное направление в художественной культуре первых десятилетий XIX в. — романтизм, суть которого состоит в противопоставлении реальной действительности обобщенного идеального образа. Русский романтизм неотделим от общеевропейского, но его особенностью был ярко выраженный интерес к национальной самобытности, отечественной истории, утверждение сильной, свободной личности. Затем развитие художественной культуры характеризуется движением от романтизма к реализму. В литературе это движение особенно связано с именами Пушкина, Лермонтова, Гоголя.
2.2. Пушкин — отечественное всё
В развитии русской национальной культуры и литературы роль А.С. Пушкина огромна. Прекрасно выразил это Н.В. Гоголь: «При имени Пушкина тотчас осеняет мысль о русском национальном поэте… Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа: это русский человек в его развитии, в каком он, может быть, явится через двести лет». Творчество Пушкина — закономерный итог в художественном осмыслении жизненных проблем России, начиная с царствования Петра Великого и заканчивая его временем. Именно он определил последующее развитие русской литературы.
В литературном творчестве Пушкина четко выражена мысль о «всемирности» русской культуры, причем она не просто пророчески высказана, а заключена в его творениях и доказана временем. В эпоху Пушкина — золотого века российской словесности — искусство и прежде всего литература приобрели в России небывалое значение. Литература оказалась универсальной формой общественного самосознания: она совмещала собственно эстетические цели с задачами, обычно входившими в компетенцию иных форм или сфер культуры. Такой синкретизм предполагал активную жизнетворческую роль: в последекабрьские десятилетия литература очень часто моделировала психологию и поведение просвещенной части русского общества. Люди строили свою жизнь, ориентируясь на высокие книжные образцы, воплощая в поступках или переживаниях литературные ситуации, типы, идеалы. Поэтому искусство в эту эпоху становится выше многих других ценностей.
Пушкин к прозе шел от стиха. «Роман требует болтовни, — писал он в 1825г., — высказывай все начисто» [8. C.32]. Придание роману статуса художественного произведения осуществляется Пушкиным, с одной стороны, с помощью использования поэтического слова, а с другой, через специфическую циклическую композицию. Он подчеркивал, что каждая из пяти повестей не просто выдумана, а рассказана Белкину, который выступает лишь рассказчиком. Используя этот опыт, М.Ю. Лермонтов объединяет пять повестей «Героя нашего времени» уже не фигурой одного рассказчика, а фигурой главного персонажа. Многие авторы 30-40-х гг. прячутся за маску издателя чужих рукописей. Н.А. Полевой в предисловии к «Клятве при гробе Господнем» пишет: «Это история в лицах, романа нет… Пусть все живет, действует и говорит, как оно жило, действовало и говорило...» [11. C.299].
«Пророком изящного» назвал Пушкина Н. Языков, оценивая художественное совершенство его созданий, рожденных в противоречивую эпоху. Пушкинский золотой век русской литературы поистине был соткан из творческих противоречий. Последователь Карамзина, сочетающий суховатую рациональность и острословие П.А. Вяземский; поклонник библейской словесности и античных добродетелей, глубоко религиозный тираноборец Н.И. Глинка; одареннейший из последователей Жуковского, умиротворенный и лиричный певец скорби и души И.И. Козлов; трудолюбивый ученик едва ли не всех поэтических школ, подкупающий недюжинной политической дерзостью изначальную вторичность авторской манеры К.Ф. Рылеев; певец старинных гусарских вольностей, одушевивший элегическую поэзию бешенством неподдельной страсти, поэт и партизан, участник войны 1812г. Денис Давыдов; сосредоточенный мастер высокого поэтического слова, все реже прерывающий многолетнюю беседу с Гомером, Н.И. Гнедич — все эти поэты, которых нельзя воспринимать иначе, как в свете пушкинского сияния.
«Что же касается до Пушкина, — сказал Гоголь, — то он был для всех поэтов, ему современных, точно сброшенный с неба поэтический огонь, от которого, как свечки, зажглись другие самоцветные поэты. Вокруг него образовалось их целое созвездие...» Вместе с Пушкиным жили и творили такие замечательные поэты, как Жуковский, Батюшков, Дельвиг, Рылеев, Языков, Баратынский и многие другие, стихи которых — свидетельство необычайного расцвета и неповторимого богатства поэзии начала XIXв. О поэтах этого времени нередко говорят, как о поэтах «пушкинской плеяды», имеющих «особый отпечаток, выгодно отличающий их от поэтов последующего поколения» (И.Н. Розанов).
В чем же состоит этот особый отпечаток? Прежде всего он в ощущении времени, в стремлении утвердить в поэзии новые идеи, новые формы. Изменился идеал прекрасного: неограниченному господству разума, абстрактной нормативности эстетики классицизма противопоставлено было чувство, эмоционально-духовный мир человека. Требование подчинения личности государству, отвлеченному долгу сменилось утверждением самой личности, интересом к чувствам и переживаниям частного человека.
Русские философы (В. Ильин, П. Струве, С. Франк и др.) усматривают в гениальности Пушкина тайну духа. Тот катарсис, та гармоническая красота, в которую разрешается у него все несчастное и трагическое в жизни человека, осмысливается русскими философами в качестве работы не только поэтического дара, но и человеческого «самообуздания» (П. Струве), «самопреодоления», (С. Франк), жертвенности, аскезы. Творчество Пушкина — это акт самопожертвования.
При этом обнаруживается, что Пушкин утешает нас не призрачным утешением стоика, что часто приписывается ему в литературе, но такой благорасположенностью мудреца ко всей Вселенной, через которую нам открывается убеждение в ее смысле. Таким образом, тайна творчества выводит и к тайне личности Пушкина — и это главное, что приковывает внимание русских мыслителей. Они раздумывают над загадкой страстного влечения русской души ко всякому знаку, который исходит от него. «Пушкин для русского сердца есть чудесная тайна» (А. Карташев); и заключается она в том, что он есть личное воплощение России, или, по С. Булгакову, «откровение русского народа и русского гения». Но в связи с этим нужно понять феномен «русскости», что становится особенно актуальным в наше время.
продолжение
--PAGE_BREAK--2.3. Поэты пушкинской поры
И наконец, и это тоже чрезвычайно важно, поэтов пушкинской поры объединяет культ художественного мастерства, гармоническое совершенство формы, завершенность и изящество стиха — то, что Пушкин назвал «необыкновенным чутьем изящного». Чувство меры, безукоризненность художественного вкуса, артистизм — качества, отличавшие поэзию Пушкина и его современников. В «пушкинской плеяде» были не просто спутники, светившие отраженным светом пушкинского гения, но звезды первой величины, шедшие особыми путями, что воплощено в тенденциях развития поэзии пушкинской поры.
Линия романтической, субъективно-эмоциональной, психологической лирики представлена в первую очередь Жуковским и идущим вслед Козловым. Завершается она философической лирикой Веневитинова и поэтов — «любомудров». На иной основе эта традиция сказалась в лирике Баратынского.
Другое направление, хотя и испытывающее воздействие романтической эстетики, — это своего рода неоклассицизм, возникший из обращения к античности, продолжения лучших достижений классицизма. Гнедич, Батюшков, Дельвиг щедро отдавали дань античности и в то же время культивировали характерную для романтизма элегическую поэзию. К ним же примыкает с «Фракийскими элегиями» Тепляков.
Третья группа — поэты гражданского направления, прежде всего поэты-декабристы, соединившие в творчестве просветительские, одические традиции XVIIIв. с романтизмом. Рылеев, Глинка, Кюхельбекер, Катенин, ранний Языков и А. Одоевский представляют эту гражданственную линию в поэзии.
И, наконец, последнее течение представляют поэты, в значительной мере разделявшие позиции гражданской поэзии и романтизма, но уже обратившиеся к трезвому, реалистическому изображению действительности. Это Пушкин, а также Денис Давыдов, Вяземский, Баратынский, реалистические тенденции творчества которых проявляются весьма по-разному.
Понятно, что типологические схемы подобного рода учитывают в первую очередь общие черты поэтов разных школ. Не менее существенна и индивидуальность, своеобразие поэта, его «лица не общее выражение», как говорил Баратынский.
3. Мировоззренческие искания XIXв. 3.1. Чаадаев о месте России
В мировоззренческих исканиях XIXв. поднимается вопрос о месте России в общем ходе всемирной истории. Историософия русской судьбы становится основной темой пробуждающейся русской философской мысли. Все очевиднее становится русское историческое своеобразие, некая историческая противопоставленность России и Европы. Это различие было понято как различие в религиозной судьбе. Так именно был поставлен вопрос П.Я. Чаадаевым. Его считают западником, но очень своеобразным западником. Обычно западничество связывалось с атеизмом и позитивизмом. Чаадаев же был религиозным западником, религиозным идеологом. История для него есть созидание в мире Царства Божьего. Только через строительство этого Царства можно включиться в историю. В исторической обособленности России от Европы видел он роковое несчастье России.
В «Философских письмах» Чаадаев сделал вывод о неисторичности русской судьбы. «Мы стоим как бы вне времени, — писал он, — всемирное воспитание человеческого рода на нас не распространилось. Дивная связь человеческих идей в преемстве поколений и история человеческого духа, приведшие его во всем остальном мире к его современному состоянию, на нас не оказали никакого действия» [16. C.323].
Во многом благодаря Чаадаеву в русском обществе происходил переход от космополитического XVIIв. к веку национального развития культуры. Сам же Чаадаев, будучи противником мифов и утопий «народности», не только не возражал против идеи формирования русского национального самосознания, но и высказывался в националистическом и имперском духе. Когда восстала Варшава и по Европе прокатилась волна антирусских выступлений, Чаадаев высоко оценил стихотворения А.С. Пушкина «Клеветникам России» и «Бородинская годовщина». В «Апологии сумасшедшего» Чаадаев уже стал утверждать, что именно свобода от западного прошлого дает русскому народу преимущество в строении будущего, в котором «христианство политическое» должно уступить христианству «чисто духовному».
3.2. Западники и славянофилы. Нигилизм
В России начинается эпоха мессианских упований. Общество раскалывается на «западников» и «славянофилов». Суть западничества — в трактовке культуры как сознательного творчества человечества. Западники (Н.В. Станкевич, В.Г. Белинский, К.Д. Кавелин, Т.Н. Грановский, В.П. Боткин, П.В. Анненков, Н.П. Огарев, А.И. Герцен) выступали за преодоление вековой отсталости России, отстаивали необходимость ее исторического движения в направлении развития западной цивилизации. Быть европейскими русскими и русскими европейцами — вот тезис, с которым выступали западники.
Славянофилы (А.С. Хомяков, И.В. Киреевский, П.В. Киреевский, К.С. Аксаков, И.С. Аксаков, Ю.Ф. Самарин) опирались на идею принципиального отличия Европы и России: на Западе преобладает начало индивидуалистическое, в России — общинное; Европа возникла как результат завоеваний одних народов другими, Россия — мирным путем; на Западе утвердился рассудочный католицизм, в России — цельная христианская вера. Под культурой славянофилы понимали главным образом народную «бессознательную культуру». Из того кризиса, в который вся Европа была вовлечена, выход представлялся через восстановление цельности в жизни, и хотя славянофильство мыслило себя как философия истории, пафос славянофильства заключался именно в том, чтобы выйти из истории, найти новый вариант «замкнутого» идеального общества, противопоставить общество и государство на основании «взаимного невмешательства».
Следующая эпоха начиная со второй половины XIX в. стала временем реформ и решительных сдвигов в русском обществе, так называемых «шестидесятых» годов. Наступает эпоха «нигилизма», отрицания не только отжившего прошлого, но и всякого прошлого вообще. Нигилизм сопровождался приступами антиисторического утопизма. Иллюстрации этих процессов представлены в романах И.С. Тургенева, Н.Г. Чернышевского, Н.С. Лескова и др.
Нигилистическую же подмену критерия «истины» критерием «пользы» Г. Флоровский метко назвал «одичанием умственной совести» [15. C.299].
Человеческая личность «освобождает» себя от действительности, которой предписывает свои требования и пожелания. «Всего менее настроение тех годов было «реалистическим», — писал Г. Флоровский — как бы много тогда о «реализме» ни говорили, как бы много тогда ни занимались естественными науками» [15. C.299].
продолжение
--PAGE_BREAK--