Возвышение Хубилая
В то время как Хулагу расширял пределы Монгольской империина западе, Мункэ разрабатывал планы по завоеванию областей Китая, остававшихсяпод властью династии Южной Сун. Эти захватнические устремления были отчастиобусловлены набегами сунских отрядов на территорию, контролируемую монголами. Например,непосредственно перед тем, как Мункэ взошел на престол, сунские войска напалина город Юннин в современной провинции Хэнань. Мункэ и его военные советникирешили вести наступление сразу в нескольких направлениях, так как лобовой ударс севера на юг вряд ли привел бы к успеху и, скорее всего, наоборот, был быобречен на полный провал. Одним из вариантов являлось нападение с запада, нопрепятствием в данном случае служило государство Дали в современной провинцииЮньнань. Монголам необходимо было покорить эту область, чтобы сделать из неебазу для наступления на Сун. В 1252 г. Мункэ поставил своего брата Хубилая воглаве армии, отправившейся в поход на отдаленную провинцию Юньнань, которая потрадиции даже не считалась частью Срединной империи.Поход на Дали
До сих пор Хубилай устремлял все силы на укрепление своейвласти в Северном Китае. В первые месяцы правления старшего брата Хубилайзначительно расширил границы своих северокитайских владений. Конечно, он долженбыл получить разрешение Мункэ на увеличение территории, находящейся под егоуправлением, которую следует отличать от его собственного удела Синчжоу. Еготребование было сочтено справедливым. Монгольские войска успешно захватилиСеверо-Китайскую равнину, но испытывали трудности с постоянным подвозом зерна идругих продуктов. Доставка этих припасов оказалась сложным и хлопотливым делом.По предложению своего китайского советника Яо Шу Хубилай попросил позволенияустроить военные поселения, получившие китайское название тунь-тянь, в Хэнани иШэньси. Солдаты-китайцы, служившие в его войсках, должны были выполнять нетолько военные задания, но и сельскохозяйственные работы в этих областях. Такойплан позволял войскам самим обеспечивать себя продовольствием и одновременноукреплял контроль за местным населением. В Бяньцзине для управления этимивоенными поселениями было создано особое ведомство, называвшееся по. — китай-скиЦзин-люэсы. В результате экономическое положение в области, где былиорганизованы такие хозяйства, значительно улучшилось, и это в свою очередьвесьма способствовало осуществлению замыслов Хубилая по созданию сильной базы вКитае.
Между тем Мункэ пожаловал Хубилаю новый удел в дополнение кСинчжоу, предложив ему на выбор Наньцзин или Цзинчжао. Хубилай, не знакомый сэтими местами, обратился к своим советникам, особенно Яо Шу. Они объяснили ему,что почвы и орошение в Наньцзине хуже, чем в Цзинчжао. Область Наньцзин иногдастрадает от разливов Хуанхэ, а некоторые земли из-за высокого содержания солинепригодны для земледелия. С другой стороны, в Цзинчжао, главном районе вобласти Гуаньчжун, почвы гораздо плодороднее, но меньше население. Хубилайприслушался к этим разъяснениям и выбрал Цзинчжао. Мункэ, очевидно, неожидавший, что его брат попросит менее населенные земли, вознаградил его,пожаловав еще один удел в Хуаймэне в Хэнани. В своих новых владениях Хубилай,среди прочих ведомств, учредил Управление по умиротворению для поддержания мираи спокойствия, а также службу для печатания бумажных денег, способствовавшуюразвитию торговли. |4l
Таким образом, интересы Хубилая оказывались все более иболее тесно связаны с Китаем, по мере того как в экономическом и политическомотношении его положение все больше зависело от китайских владений. В то жевремя он все дальше отходил от ценностей, обычаев и способов управления своихмонгольских предков. Тем не менее, он всегда оставался монголом, несмотря нанеобходимость приспосабливаться к некоторым китайским представлениям ипривычкам, чтобы успешно управлять страной.
В конце 1252 г. Хубилай еще глубже погрузился в китайскиедела, так как великий хан приказал ему покорить царство Дали. Эту странунаселяли не китайские народы, но китайцы на протяжении нескольких вековпостепенно продвигались в этом направлении. Захват Дали представлял бы собойлогичное развитие китайской экспансии, поскольку он устранял бы препятствия дляторговли с Бирмой и Южной Азией. Таким образом, это предприятие нельзя считатьсобственно монгольской инициативой, поскольку такую цель, несомненно, поставилабы перед собой любая китайская династия.
Хотя Хубилай получил приказ Мункэ в июле 1252 г., онвыступил в поход только в сентябре 1253 г. Характерно, что он тщательно, даже,может быть излишне тщательно, готовился к войне, не желая оставлять ничего наволю случая. Он считал, что его войска должны быть готовы к любым трудностям ине должны испытывать нехватку в припасах. К походу на Да-ли важно былоподготовиться особенно хорошо, так как это была его первая крупная военнаякампания. Наконец, в возрасте 36 лет он получил серьезное поручение, имеющеежизненно важное значение для Монгольской империи. Его отец и его старший братМункэ возглавляли монгольские армии, когда им не исполнилось еще и двадцати лет.Так как возможность проявить свои военные способности предоставилась Хубилаю вгораздо более зрелом возрасте, он вовсе не хотел ее упустить.
В Дали его сопровождали два выдающихся человека. Урянхадай,сын Субэдэя, одного из величайших военачальников, служивших Чингис-хану, всталво главе_ одной из армий, двигавшихся на юго-запад, а конфуцианец Яо Шуотправился вместе со своим покровителем Хубилаем в Дали, область, населеннуюнародами низшей культуры, по мнению китайцев. Урянхадай имел гораздо большийбоевой опыт, чем Хубилай, и оказался неоценимым помощником. Согласно китайскимисточникам, Яо Шу удерживал монголов от чрезмерного кровопролития и помог относительнолегко принудить Дали к капитуляции. Однако, даже если своими советами онсодействовал успеху похода, китайские историки вполне могли дать его действиями роли в кампании завышенную оценку.
В конце лета 1253 г. Хубилай решил, что подготовка к походузавершена. Собрав войска в Линьтао в северо-западной провинции Шэньси, онвыступил в долгий путь на юг. Чтобы добраться до Юньнани, армия должна былапреодолеть сложную гористую местность. Ей пришлось идти через Сычуань, чтобыприбыть в долину Дали, которая омывалась тремя крупными реками: Салуин, верхнеетечение Меконга и Янцзы. Из Линьтао Хубилай отправил в Дали посольство во главес тремя посланниками, передавшими правителю Дали требование покориться монголам.Царь Да-ли, известный в китайских источниках под именем Дуань Синчжи, вдействительности не обладал реальной властью, а страной управлял его главныйминистр Гао Тайсян. Именно от него зависело, каков будет ответ на требованиеХубилая. Гао избрал решение, принесшее несчастье ему самому и всей стране: онприказал казнить всех трех послов.
Эти действия не оставили Хубилаю никакого выбора. Он выступилв карательный поход на Дали. Смерть посланников давала ему лишний повод дляусмирения народов юго-западного Китая. Стратегия, примененная им для завоеванияДали, была обманчиво проста: Урянхадай должен был вести свой отряд с запада наДали, Хубилай шел на лобовое столкновение с неприятелем, а несколько князей сосвоей частью армии должны были нанести удар с восточного направления. Наступлениес трех сторон началось в конце октября 1253 г. Хубилай полагал, что сломитьсопротивление Дали удастся только в тяжелой и кровопролитной войне. Гао Тайсян,отказавшись сдаться монголам, собрал свои войска в единый кулак на берегуЦзиньшацзян и ожидал приближения врага. Войска Хубилая вышли на противоположныйберег реки в ноябре. Нисколько не устрашенный видом мощных сил, выставленныхпротивников, Хубилай приказал своим воинам соорудить наплавной мост из мешков,чтобы переправиться через реку. Сооружением моста руководил Баян, один изсопровождавших Хубилая полководцев. Это был первый случай сотрудничестваХубилая и Баяна, впоследствии ставшего одним из самых доверенных и успешных еговоеначальников. В этих обстоятельствах Баян повел войска в смелый ночной бросокчерез реку, и монголы застали противника врасплох, быстро нанеся ему полноепоражение, вынудив Гао Тайсяна бежать в столицу и перебив значительную частьвражеской армии. Устранив самое сложное препятствие, Хубилай теперь могсосредоточить свои усилия на взятии города Дали.
Согласно китайским источникам, главным героем похода был ЯоШу. Неуклонно следуя конфуцианским принципам, он стремился предотвратитьизбиение местных жителей. В типичной для конфуцианца манере он прибег кисторическим параллелям, чтобы убедить Хубилая в пользе снисхождения. Яорассказал Хубилаю о Цао Бине, знаменитом полководце, жившем в те времена, когданедавно основанная династия Сун укрепляла свою власть над Китаем. В 975 г. сунскийимператор отправил Цао усмирить область вокруг современного Нанкина. В пути Цаопритворился, будто тяжело заболел. Когда подчиненные собрались, чтобысправиться о его здоровье, он сказал им, что выздоровеет только в том случае,если они поклянутся не разграблять Нанкин и не устраивать в нем резню. Онисогласились, и Нанкин был захвачен без излишнего кровопролития. ПризываяХубилая последовать примеру Цао, Яо Шу предложил послать к Дали авангард сознаменами, на которых было бы написано, что монголы не собираются устраиватьбесчинства и требуют лишь безоговорочного признания монгольской власти. Поуверениям Яо, такая миролюбивая тактика непременно побудит Дали сдаться без боя.
Впрочем, этот рассказ весьма отдает свойственным китайцаммифотворчеством. Монголы еще до этих событий десятилетиями применяли тактику,якобы предложенную Яо Шу, обещая не причинять вреда жителям и не разрушатьгород, если враги сдадутся на милость победителя. Хубилай не нуждался всоветах, как, не прибегая к насилию, покорить враждебное или, по крайней мере,колеблющееся население. Его дед часто использовал тактику устрашения дляпокорения других стран. Обрушивая все мыслимые жестокости на непокорногопротивника, Чингис-хан рассчитывал тем самым устрашить и заставить сдатьсяпрочих врагов на пути следования. Теперь Хубилай действовал в том же ключе. Онразгромил основные силы Дали, и теперь ему не нужно было ни истреблятьоставшихся защитников, ни бросать монгольские войска на приступ, чреватыйбольшими потерями.
История сдачи Дали изложена в китайских текстах несколькотуманно. В них сообщается, что Хубилай, последовав совету Яо Шу и стремясь кмирному завоеванию, приказал своим воинам нести шелковое знамя с надписью,обещавшей жителям города пощаду, если они сдадутся без боя. Получив гарантиибезопасности, горожане предпочли сдать столицу, а Хубилай сдержал слово, казнивтолько чиновников, виновных в убийстве монгольских послов, и не причинив вредапрочим жителям. |9] Однако эта версия вызывает много вопросов. Если надпись назнамени была составлена по-китайски, то могли ли ее понять защитники Дали? Идаже если они ее поняли, стали бы монголы использовать этот китайский обычай,когда у них была своя привычная, проверенная и успешная тактика приказовподчиниться? В сущности, она была очень похожа на стратегию, разработанную ЯоШу, и следовательно, последняя была монголам просто не нужна. Хубилай моготправить послов с приказом подчиниться прямо к правителю Дали, и такойсценарий развития событий выглядит гораздо более правдоподобным, чем версиякитайских источников.
В любом случае, войска Хубилая вошли в город без особогосопротивления. Гао Тайсян ночью попытался сбежать, но ушел недалеко. Двавоеначальника Хубилая отправились в погоню и захватили его в плен, но Гао нестал унижаться перед захватчиками. Разгневанный высокомерием пленника, Хубилайприказал отрубить ему голову у башни южных ворот, ведущих в Дали. Затем онказнил людей, участвовавших в убийстве монгольских послов. Послам устроилинадлежащие похороны, и Хубилай приказал Яо Шу сочинить хвалебную речь покойным.Тем не менее, предав смерти самого Гао Тайсяна, он пощадил его семью. Дети Гаопозднее получили китайское образование и не подвергались никаким ущемлениям.
Система управления Дали также не претерпела особых изменений.Яо Шу собрал в архивах покоренной страны все печати и книги и, по-видимому,забрал их с собой к монгольскому двору, но Хубилай не стал свергать правящуюдинастию. Род Дуань разделил власть с Лю Шичжуном, ставленником Хубилая,который получил должность Сюань-фу ши. Отправившись в обратный путь, Хубилайоставил местным жителям скот и зерно.
Выдающийся полководец Урянхадай остался на завоеванныхземлях, чтобы продолжить поход на юго-запад. Он вел военные действия настолькоуспешно, что вскоре большая часть юго-западных областей оказалась под властьюмонголов. Он покорил множество племен и даже проникал в Тибет. В 1257 г. онповернул на восток, решив завоевать Аннам, но войска в джунглях страдали отжары и насекомых, а битвы с местным населением не давали монголам ощутимогопреимущества. Хотя Урянхадаю удалось ненадолго занять Ханой, он не добилсяздесь столь крупных успехов, как на юго-западе. Тем не менее, правитель Аннамапообещал послать к монгольскому двору дань, несомненно, для того, чтобы монголыушли из страны.
Таким образом, благодаря помощи Урянхадая, первое военноепредприятие Хубилая увенчалось триумфальным успехом. Он выполнил задание Мункэ.Без тяжелых потерь его войска подчинили монгольской власти стратегически важныйрегион, представлявший собой прекрасную базу для нападения на Южный Китай иважный перевалочный пункт для развития торговли с Бирмой и Индией. Онзавоевывал репутацию привычным для монгола способом — в войнах и битвах. Егостарший брат Мункэ получил боевое крещение в западных походах 1230-х гг. ПоходХубилая, хотя и не был столь масштабным, принес монголам не меньший успех. Чтобызаслужить признание, монгол должен был проявить свои способности в качествеполководца, и теперь Хубилай высоко поднялся во мнении монгольской знати.Управление уделом
Доказав свою храбрость в бою, Хубилай мог теперь переключитьсвое внимание на дела управления. Завоевание Дали имело, в частности, еще и тоследствие, что владения Хубилая значительно расширились, охватив многие областисовременных провинций Шэньси и Хэ-нань. Для столь обширной территориитребовалась стабильная административная система. Хубилай назначил уйгура ЛяньСисяня, которому в то время было всего двадцать лет, уполномоченный поумиротворению округа Гуаньси, одной из самых важных областей в его землях, иобязал его упорядочить систему управления. В Цзинчжао входили некоторые районыСычуани, населенные не китайскими народностями и потому представлявшиедополнительные сложности для управления, и Шэньси. Выражаясь словамитрадиционных китайских династических хроник, задачей Ляня было «обуздатьсильных и поддержать слабых». В типично конфуцианской манере длядостижения своих целей он прежде всего обратился к образованию, пригласивзнаменитого конфуцианского ученого Сюй Хэна, позднее игравшего видную роль вправительстве Хубилая, поставив его во главе местных школ и поручив ему набратьчиновников из способных ученых. Лянь старался всемерно оградить интересы ученых.Правила, введенные Угэдэем и соблюдавшиеся Хубилаем, запрещали монгольскимкнязьям обращать конфуцианских ученых в рабство. Однако монголы обходили этизаконы и принуждали ученых выполнять унизительные работы. Лянь приказал местнымвластям переписывать ученых, чтобы устранить возможность таких злоупотреблений.|17] Кроме того, прорицатели, также угнетавшие население, подлежали наказанию,а их действия были поставлены под более строгий контроль. Лянь привлекал кделам грамотных и образованных администраторов, покровительствовавших сельскомухозяйству, выпускавших бумажные деньги, поощрявших торговлю и собиравших налогидля Хубилая. Коротко говоря, он стабилизировал положение во владениях Хубилая ив немалой степени способствовал их процветанию.
Обеспечив надлежащее управление своим уделом, Хубилай мог соспокойным сердцем заняться обдумыванием долговременных планов. При этом он обратилсяза помощью к хитроумному буддийскому монаху по имени Лю Бинчжун, к услугамкоторого он, очевидно, после этого стал часто прибегать. Их взаимоотношения вкитайских источниках идеализированы. По словам автора недавно вышедшейбиографии Лю, сложно: различить настоящее положение дел и преодолеть двойнуюпреграду традиционных стереотипов и народных легенд… В официальной историиэпохи Юань Лю Бинчжун обладает всеми атрибутами идеального советника императора.Полная гармония в отношениях между правителем и его министрами — основная темав конфуцианской политической философии. Хотя властитель, обладающий мандатомнеба, правит благодаря своей мудрости, он зависит от своих мудрых министров, ккоторым обращается за помощью и советами… Понятия «мудрого правителя»и «добродетельного министра» взаимно дополняли друг друга и былинеразрывно связаны. Добродетельные министры становились такими же героями, каки мудрые правители. Ими восхищались, их идеализировали… Только проникнув зазанавесь традиционных стереотипов и народных легенд, мы можем дать объективнуюоценку личности и деятельности Лю Бинчжуна 18].
Впрочем, даже принимая во внимание свойственную китайскимтекстам страсть к преувеличению, нельзя не увидеть, что Лю, несомненно, оказалбольшое влияние на политику Хубилая в ранний период его государственнойдеятельности. Великий хан, должно быть, был восхищен многочисленнымидарованиями Лю, который был, прекрасным каллиграфом и художником, сноснымпоэтом и замечательным математиком и астрономом. Действительно, всотрудничестве с несколькими другими китайскими учеными он разработал длямонголов новый, более точный календарь. Этот календарь, Шоуши ли, былобнародован после смерти Лю и высоко ценился за свою исключительную точность. Любыл также весьма сведущ в учениях и обрядах даосизма, буддизма и конфуцианства.Эти знания очень пригодились ему, когда он принимал участие в диспуте междубуддистами и даосами, устроенном при ханском дворе в 1258 г., а затем когда онперерабатывал музыку и ритуальные церемонии для своих монгольских покровителей.Вполне понятно, почему Хубилай включил в круг советников этого человека, своейвсесторонностью вызывающего ассоциации с гениями эпохи Возрождения.
Внимание Хубилая к Лю впервые еще в 1242 г. привлекбуддийский монах Хайюнь, о котором мы говорили раньше. Лю был на год младшемонгольского хана, и, видимо, с самого начала между ними установилось полноевзаимопонимание. К своим 26 годам Лю уже успел послужить чиновником вправительстве, изучить математику и астрономию, даосские обряды и магию ивступить в монахи буддийского ордена чань. Его опыт и практический склад ума, атакже политическая хватка не могли остаться незамеченными Хубилаем, а сочетаниевысоких моральных устоев и умения дать конкретный практический советокончательно его подкупило.
Лю постарался проявить все свои дарования в записке,представленной на рассмотрение Хубилая. |19| По освященному традициейконфуцианскому обычаю он начал с легендарных китайских императоровдоисторической эпохи. Эти отсылки к героям древности входили в числориторических средств, призванных убедить китайского правителя в эффективностимер, предлагаемых автором. Лю утверждал, что правитель, если он желаетустановить в своей стране нечто вроде золотого века, должен следовать советам,которые он изложит и которые представляли собой ряд конкретных рекомендаций. Черезвсе сочинение красной нитью проходила привычная тема воспитания и защиты ученыхчиновников, которые объявлялись национальным достоянием. Лю призывал Хубилаяполагаться при осуществлении его программы именно на них. Он предлагалпостроить во всех владениях хана школы, чтобы готовить молодых людей кэкзаменам на гражданский чин. Лю не только настаивал на возвращении ктрадиционным китайским экзаменам, одновременно он стремился возродить древниекитайские ритуалы и музыкальные церемонии. Кроме того, он предлагал ввестификсированные налоги и судебную систему, которые сняли бы излишнее бремя скитайских подданных. Как типичный китайский ученый, в заключение Лю призывалХубилая поручить ученым написать историю свергнутой чжурчжэнской династии Цзинь.
В сущности, Хубилай одобрил почти все предложения Лю, задвумя исключениями. Он воспротивился возрождению экзаменационной системы,поскольку такой шаг означал бы привлечение к делам управления исключительнокитайских или по крайней мере китаеязычных чиновников и советников. Хубилай жестремился сохранить гибкость в этом вопросе и вовсе не собирался ставить себя взависимость от китайцев. Также он отложил на неопределенный срок составлениеистории предшествующей династии. В конце концов, Хубилай еще не был ниправителем монгольских владений, ни императором Китая и не мог отдать приказ онаписании династической истории. Повеление написать такой ученый труд моглоисходить только от Мункэ. Лю, конечно, понимал, что Хубилай не властенпоследовать этому его совету, так что довольно сложно представить, какимисоображениями он руководствовался. Может быть, он полагал, что младший братокажет влияние на Мункэ? Или же предвидел, что Хубилай станет великим ханом?
После похода на Дали, в котором Лю сопровождал Хубилая, онсосредоточился на разработке долгосрочных стратегических планов. Согласнокитайским источникам, Лю вместе с Яо Шу сумел предотвратить избиение жителей Далии разорение страны. Я уже высказывал сомнения в достоверности такой точкизрения. В любом случае, теперь Хубилай и его советники на протяжении несколькихлет могли отдохнуть от войн и посвятить это время воплощению широкомасштабногопроекта, свидетельствующего об укреплении связей Хубилая с егоподданными-китайцами и растущей заботы о благосостоянии оседлого населения: возведениюстолицы в новых владениях. Некоторые китайские писатели приписывают Лю заслугуэтого замысла, но другие не упоминают его имени в связи с этим решением. Неследует сбрасывать со счетов и самого Хубилая. По-видимому, его вовсе нетребовалось убеждать в важности и символической значимости этого проекта. Вероятно,идея принадлежала им обоим.
Для строительства столицы они выбрали местность к северу отреки Луаньхэ в 36 км к западу от города До-лон-Нур, построенного при династииЦин примерно в 125 км от Пекина на границе китайских сельскохозяйственныхземель и монгольских пастбищ. Монголы-традиционалисты не могли упрекнутьХубилая в отречении от наследия предков и окитаивании, так как несколькомонгольских князей уже строили города в степи. Тем не менее, Хубилай дал понятьсвоим китайским подданным, что времена меняются, приказав, чтобы Лю Бинчжунвыбрал место для города на основании принципов «воды и ветра», традиционнойкитайской геомантии. Не вполне ясно, планировал ли Хубилай сделать из новогогорода столицу или рассматривал его в качестве летней резиденции.
Сначала он назвал его Кайпин, но в 1263 г. переименовал вШанду, по контрасту с Чжунду, тогдашним наименованием Пекина.
Еще одним признаком перемен для оседлых подданныхмонгольского хана было то, что Хубилай строил Кайпин по образу и подобиюдревних китайских столиц. Если не брать в расчет обширные 'охотничьи угодья,дань монгольской традиции, планировка города отражает китайское влияние. Городбыл разделен на три части. Внешний город представлял собой квадрат, обнесенныйземляным валом от 12 до 18 футов в высоту. Каждая сторона имела 4500 футов вдлину, а войти в эту часть города можно было через шесть ворот: по двое воротна западной и восточной сторонах, и одни ворота на южной и северной. Со всехчетырех сторон земляные стены охраняли сторожевые башни. Именно здесь обиталабольшая часть жителей, селившихся в мазанках или хижинах. Численность населенияоценивается примерно в 200000 человек. Впрочем, представляется невероятным,чтобы в этой местности могло проживать столько жителей, и гораздоправдоподобнее выглядит цифра в 100000 человек, то есть ровно в два раза меньше.Во внешнем городе также находилось несколько буддийских храмов, размещенных всоответствии с китайской традицией. Храм Хуаянь располагался в северо-восточнойчасти города, а храм Цяньюань — в северо-западной. Древняя китайскаягадательная книга. И Цзин требовала размещать разные здания в строго определенныхместах, и расположение обоих храмов вписывалось в эту модель. Это также говорито китайском влиянии. Вероятно, были и другие буддийские храмы, как и даосскиесвятилища, и мусульманские мечети, но их точное месторасположение не известно.
Вторая часть Кайпина представляла собой Внутренний Город, вкотором находились резиденции Хубилая и членов его свиты. Подобно ВнешнемуГороду, в основу его планировки был положен квадрат, хотя в действительностистороны его были неравны. С востока на запад его протяженность составляла 1836футов, а с севера на юг — 2016 футов. Весь Внутренний Город был обнесенкирпичной стеной от 10 до 16 футов в высоту, а с каждой стороны было сооруженопо четыре сторожевых башни. Английский путешественник С.У. Бушелл, посетившийэто место в 1872 г., и японские археологи, проводившие здесь раскопки в 1930-хгг., нашли только высокую земляную платформу у северной стены. Исследователямне удалось больше идентифицировать ни одного здания, а «в траве осталисьтолько камни, использовавшиеся для укрепления почвы перед возведением построек,теперь единственные свидетели славы минувших веков». |29] На этой землянойплатформе высился Императорский дворец, по-китайски называвшийся Дааньгэ,имевший около 500 футов в длину с запада на восток и 50 футов с севера на юг. Платформа,укрепленная с разных сторон деревянными балками, была необходима, так какздание строилось на болотистом месте. Под платформой «в подземныхрезервуарах накапливалась вода, которая со временем выступала на поверхность налугах в некотором отдалении от дворца, образуя множество ручьев», придававшихособую живописность ландшафту. Скорее всего, именно на этой платформе стоялвеликолепный мраморный дворец, так поразивший воображение Марко Поло, которыйувидел его в городе «Кианду». «Во дворце, — писал он, — всезалы, помещения и переходы покрыты позолотой и прекрасными картинами,изображающими зверей, птиц, деревья, цветы и многое другое и нарисованными стаким искусством, что на них нельзя смотреть без восторга и удивления».
Главной особенностью, в которой Кайпин отклонялся оттипичной планировки китайской столицы, были охотничьи угодья, третья частьгорода, хотя некоторые китайские династии и разбивали небольшие парки для охоты.В этих угодьях, расположенных к западу и к северу от Внешнего Города, были илуга, и леса, и реки. Парк был также окружен земляной стеной и рвом, а войти внего можно было через четыре пары ворот с разных сторон. От этого прекрасногоискусственного парка до наших дней не сохранилось практически ничего. Леса, рекии здания — всё исчезло. Мы располагаем ярким описанием чудесных лугов ивозведенных здесь построек только благодаря Марко Поло. По его словам, ландшафтбыл испещрен ручьями и фонтанами. Для развлечения Хубилая здесь содержалисьразные виды прирученных животных, главным образом олени. Еще одной охотничьейзабавой, которой он предавался на этих просторах, была соколиная охота. Вцентре парка стоял дворец из бамбука. Бамбуковые столбы были покрыты лаком ипозолотой, а потолок украшали картины со зверями и птицами. Каждая трость«была прибита гвоздями для защиты от ветра, и они так хорошо умеютскреплять и соединять эти тростинки, что они защищают дом от дождя, а водастекает вниз по стенам». В парке паслись особые породы белых кобыл икоров, чье молоко «не смеет пить никто в мире, кроме великого хана и егопотомков». Итак, «в стране Ксанад», как Кольридж называл Шанду,действительно «благословенный Дворец построил Кубла Хан». Оба ониуказывали на то, что Хубилай, проявив враждебность, тем самым просто подтвердитнаветы, с помощью которых его пытались очернить советники Мункэ. По их мнению,гораздо разумнее было бы сгладить впечатление, произведенное при дворе Мункэобвинениями против Хубилая. Последовав этому совету, Хубилай отправил к Мункэзащищать свои интересы китайца Тань Чэна и монгола Кэкэ. Число даосских сект,которых, по одному свидетельству, насчитывалось 81, неуклонно увеличивалось ивключало в свои ряды как аскетический орден Цюаньчжэнь, так и более светскуюсекту Чжэнъи, которая поощряла предсказания судьбы, астрологию и магию. Некоторыеиз них не таясь стремились к мирским благам и политической власти, тем самымвступая на путь, который неминуемо должен был привести к столкновению сбуддистами. По-видимому, при монголах даосы были более склонны к бунтам, чембуддисты, но это впечатление может быть обманчиво, поскольку оно основываетсяна тенденциозном освещении буддийских источников, на которые мы вынужденыопираться.
Споры и враждебность обострились со вступлением на аренунового участника — тибетского буддизма. При Мункэ в Северном Китае сталопоявляться все больше тибетских буддистов. В 1252 г. монгольские войска поприказу великого хана вторглись в Тибет и в конечном итоге покорили эту страну.Тибетские ламы издавна принимали активное участие в политической жизни,прибегая к защите и помощи властей в спорах с представителями местнойтрадиционной религии бон. Одержав верх над шаманами, ламы часто брали в своируки светское управление в пределах своей юрисдикции. Чтобы укрепить своювласть, они ввели в свой извод буддизма некоторые элементы бона, в том числе имагию. Хотя идеология тантрического буддизма, который исповедовали ламы, быласложна для неподготовленных, простой народ привлекали мистические, магические иастрологические аспекты. Воображение монголов ламы особенно сти, так какмонголы вообще отдавали предпочтение религиям, способным принести осязаемуюпользу или обладающим особыми сверхъестественными силами. Опыт тибетских лам,поднаторевших в политических делах и хорошо сознававших роль политики врелигиозных спорах, весьма пригодился их союзникам — китайским буддистам.
Таково было положение дел" при монголах. Как буддисты,так и даосы стремились к господству и были готовы призвать на помощь светскуювласть. Как буддисты, так и даосы возмущались любыми милостями, оказаннымиправительством их противникам. Как буддисты, так и даосы искали покровительствапри дворе великого хана и стремились снискать расположение монгольской правящейэлиты. Поскольку их светские амбиции лежали в одной плоскости, столкновениебыло неизбежным.
Даосы начали наступление, приняв теорию хуаху, которая былаподробно разработана Ван Фу в книге «Хуаху цзин», написанной в IV в. Поэтой теории, даосский мудрец Дао Цзы умер не в Китае, а в Западных Областях,под которыми подразумевалась Индия. В одной из своих 81 реинкарнаций он явилсялюдям под именем Будды и проповедовал буддийское учение. Он отправился в Индию,где стал обращать в свою веру местное население. В сущности, буддийские сутрыпроисходят из даосских произведений. Из теории хуаху вытекало, что буддизм — упрощеннаяи искаженная форма даосизма, созданная Дао Цзы для привлечения необразованныхзападных варваров, а даосизм во всех отношениях выше и значительней буддизма. Естественно,буддисты восприняли это как оскорбление.
Даосы пустили в ход и второе оружие — также сфабрикованноесочинение, известное под названием «Башии хуату». В отличие от «Хуахуцзин», «Башии хуату» состояла не из нападок на буддизм, а изизображений восьмидесяти одной реинкарнации Лао Цзы. На одной иллюстрации онизображен Буддой. Это служило еще одним указанием на то, что священныйоснователь индийской религии играет второстепенную роль по отношению ккитайскому мудрецу. Разгневанные подобным пренебрежением, буддисты вскоре нашлиспособ отомстить обидчикам.
Они ответили на оскорбительные, даже неприличные выпады,заключавшиеся в теории хуа-ху, созданием своей собственной версии отношениймежду Лао Цзы и Буддой. Они утверждали, что Будда родился в 1029 г. до н.э. ипокинул этот мир в 950 г. до н.э. Таким образом, он достиг нирваны по меньшеймере за три столетия до рождения Лао Цзы и потому во всех отношениях стоит вышекитайского святого. Однако некоторые тексты заходили еще дальше, изображая ЛаоЦзы и даже Конфуция учениками Будды, даже приводя отрывки из «Хуаху цзин».По словам буддистов, в этой книге Лао Цзы сам поставил себя ниже Будды,назвавшись Махакашьяпой, главой учеников после смерти Будды и составителемпервого буддийского канона. Пользуясь покровительством монгольских ханов, онистремились устрашить буддистов, распространяя множество списков «Хуахуцзин» и «Башии хуату». Буддийские источники, на которые мывынуждены опираться при освещении этих событий, также содержат жалобы на то,что даосы портили и уничтожали буддийские картины и статуи, захватывалибуддийские храмы и монастыри и присваивали земли, прежде обрабатывавшиесямонахами-буддистами. Столь агрессивное поведение не должно было оставаться безотпора, если буддисты хотели отвести от себя угрозу. В буддийских сочиненияхизлагается история борьбы с даосами, включая бурные диспуты, проводившиеся в1250-х гг. и спорадически возобновлявшиеся до 1281, который был первым богомсреди идолов; и я чту и воздаю уважение всем четырем, то есть тому, ктовеличайший на небе и самый истинный, и его я молю о помощи.
Он обошел молчанием, вероятно, осознанно, пятого пророка,Лао Цзы, и основанную им религию, даосизм. Со времени своего первого знакомствас буддизмом он. в полной мере оценил его достоинства. На него произвела большоевпечатление личность Хайюня, первого выдающегося чань-буддийского монаха, скоторым свела его судьба. В одной из бесед с ним Хубилай спросил: «Какаяиз трех религий самая почтенная, самая справедливая и самая высшая?» Хайюньотвечал:
Из всех мудрецов только буддийские монахи не прибегают кобману. Поэтому с древности буддизм всегда считался выше прочих. Поэтому,согласно указам предков-императоров, императрица-мать провозгласила, чтобуддийские монахи должны стоять впереди всех и что даос не должен стоять передмонахом|541.
Подобными объяснениями Хайюнь пытался настроить Хубилаяпротив даосов. Чаньский монах также познакомил Хубилая с Лю Бинчжуном, ставшимвлиятельным советником и использовавшим свое положение на благо буддистам.
Однако Хубилай все больше склонялся к тибетскому буддизму. Посколькусекта Чань отличалась медитативной направленностью и квиетизмом, она не моглапредложить своим последователям никаких сиюминутных выгод, а этим понижалась еепривлекательность в глазах прагматичных монгольских князей. Гораздо привлекательнееказались магические силы, которыми, по их собственным уверениям, обладалитибетские буддисты. Кроме того, поднаторевшие в политических делах ламы моглиоказаться для Хубилая полезными политическими союзниками. Пожертвования,выделявшиеся Хубилаем тибетским ламам, и покровительство, которое он имоказывал, впоследствии могли вернуться к нему сторицей. Еще в 1253 г. Хубилайпослал приглашение Сакья Пан-дите, самому знаменитому тибетскому монахе. Оба сготовностью согласились принять это компромиссное решение.
В целом, Хубилай подошел к диспуту уже с четко выраженнымибуддийскими симпатиями, проявляя особое уважение к тибетским ламам. Так какпредседательствующий уже держал сторону буддистов, естественно, он оказывал имвсемерную поддержку. Таким образом, исход диспута был предрешен. Что бы ниделали даосы, они не могли выиграть в споре.
В 1258 г. Хубилай созвал соперников на собрание в своемновом городе Кайпине. Китайские и тибетские буддисты, которым должны были бытьпрекрасно известны взгляды Хубилая, были полны решимости извлечь из диспутамаксимальную выгоду, чтобы раз и навсегда избавиться от своихпротивников-даосов. Китайский настоятель Фуюй и тибетский Пагба-лама были наэтом собрании двумя высшими представителями буддийского духовенства. Даосскаясторона, во главе с Чжан Чжиц-зином, который не имел должного опыта и,очевидно, не отличался ораторским искусством, не могла похвастаться столь жевнушительным представительством. Прочие же выступавшие от даосов еще большеуступали буддистам, не обладая ни талантом, ни воображением.
Споры вращались вокруг двух уже известных нам даосских,текстов. Пагба-лама поставил перед своими оппонентами вопрос об аутентичности«Хуаху цзин». Он потребовал от них доказательств, подтверждающихдатировку и авторство произведения, и вынудил даосов признать, что этот текстне упоминался ни Лао Цзы, ни историками древнего Китая. В первой всеобщейистории Китая — «Ши цзи», написанной Сыма Цянем в 1 в. до н.э., неговорится ни слова о «Хуаху цзин», и это умолчание ставит под большоесомнение правдоподобность уверений даосов. Пагба-лама предположил, что оба этисочинения являются поздними подделками, тем самым нанеся мощный удар, которыйдаосы не сумели отразить. Текстуальных свидетельств ранней датировки «Хуахуцзин» и «Башии хуат. у» просто не существовало. В данном случаедаосская позиция была весьма уязвима.
Хубилай принимал активное участие в диспуте. Недовольствуясь ролью стороннего наблюдателя, он часто ставил важнейшие вопросы,комментировал высказывания спорящих и излагал свои собственные взгляды, нескрывая своих буддийских убеждений. Уверенный в том, что буддисты уже одержалиидеологическую победу, он, тем не менее, предоставил даосам последнюювозможность сохранить лицо, предложив им продемонстрировать свои магические исверхъестественные способности, которыми они хвалились. Однако даосы не сумелиничего совершить, и вера Хубилая в их особые силы еще больше пошатнулась.
В конце концов Хубилай объявил, что даосы уступили вдиспуте, и наказал их вождей. Он приказал побрить 17 главных даосов и принудилих перейти в буддизм. Все списки текстов-подделок должны были быть преданысожжению, а тексты и картины на стелах, столбах и стенах — стерты и уничтожены.Буддийские храмы, захваченные даосами, и собственность, присвоенная ими, должныбыли быть возвращены законным владельцам. Для сравнения, Венеция, один изкоммерческих центров Европы, насчитывала 100000 жителей. Здесь должны были бытьиспытаны на прочность методы" осадной войны, проверенные монголами вовремя походов на Северный Китай. Для осады этих городов была необходима тяжелаяартиллерия, так как осаждающие не могли обойтись без катапульт, способныхметать большие камни. Конница, составлявшая главную силу монголов, не моглауспешно действовать в Южном Китае как из-за особенностей местности, так и из-заналичия больших городов. Успех предприятия зависел от пехоты и осад. Китайскиеоценки в целом более умеренны.
Перед каждой из четырех армий были поставлены особые задачи.Армия под личным командованием Мункэ должна была двинуться на юг с лагеря насеверо-востоке, занять юго-западную провинцию Сычуань и затем идти на восток. ВойскаХубилая получили указание отправиться на юг из недавно отстроенного Кайпина. выйтив центральную часть Китая и переправиться через Янцзы у Эчжоу, где они должныбыли разбить армию Сун. Там они должны были соединиться с отрядами Урянхадая,третьей армией, которой было приказано следовать на северо-восток из Юньнани. Четвертаяармия под руководством внука одного из братьев Чингис-хана должна была выступитьиз лагеря Мункэ в Люпаньшане и идти на восток к Сянъя-ну, находившемусясеверовосточнее Эчжоу. В конце концов ей также следовало соединиться с армиямиХубилая и Урянхадая. |72] Очевидно, замысел заключался в том. чтобы отсечьвосточные и западные части Южной Сун. Сосредоточив свои силы на покоренииюго-западного и центрального Китая, монголы рассчитывали ослабить центр сунскойдержавы, находившийся на востоке. По их планам, быстрая победа на западе моглавынудить Сун капитулировать и снизить возможные потери. Армия Мункэ столкнуласьс серьезными затруднениями. Она двигалась по самому сложному и наименееразведанному маршруту. На юго-западе стояла удушающая жара, а холмистаяместность предоставляла всевозможные выгоды обороняющимся, которые пользовалисьэтим, чтобы задержать продвижение Мункэ. Конница, главная сила монголов, немогла принести им особой пользы н таких условиях. Напротив, военные действия восновном состояли в осадах городов и укрепленных пунктов. Хотя монголы ужеуспели набраться опыта в осадной войне, этот аспект военного дела не был ихсильной стороной. Кроме того, обороняющиеся оказывали, по-видимому, болеесерьезное сопротивление, чем ожидали монголы. Мункэ вынужден был задержаться наюго-западе гораздо дольше, чем ему хотелось бы.173]
Тем не менее, начало кампании было успешным. К марту 1258 г.его войска захватили город Чэнду, одну из важнейших крепостей в Сычуани. Следующейцелью завоевателей стала область вокруг Чунцина, где главным препятствием былгород Хэчжоу. Ван Цзянь, сунский полководец, решил оборонять город и отразитьнападение монголов. Он казался вовсе не устрашенным, численностью нападавших ине пожелал сдаться. Вследствие этого войска Мункэ продвигались крайне медленно.|74| В марте 1259 г., через год после взятия Чэнду. Мункэ устроил для своихглавных военачальников пир, чтобы обсудить стратегию дальнейших действий. Хорошопоев и выпив, они приступили к совещанию. И вновь один из самых доверенныхсоветников Мункэ высказал сомнения в успешности кампании, проводимой в стране,местность и климат которой так сильно отличаются от областей, захваченныхмонголами прежде. Он также снова указал на опасность болезней и страшную жару. ОднакоМункэ отмел эти возражения и решительно настоял на осуществлении ранеенамеченных планов во что бы то ни стало захватить Хэчжоу. Однако его замысламне суждено было сбыться.
Мункэ провел в области Хэчжоу пять месяцев. Его войска сконца марта до начала мая несколько раз пытались взять город приступом, но таки не могли достичь успеха. По сведениям источников, обе противоборствующиестороны понесли тяжелые потери. Однако Мункэ это не смутило. Они настаивал напродолжении военных действий, но майские и июньские ливни помешали его армиивыполнить поставленную Задачу. |75| На протяжении сезона дождей война замерла. Кактолько дожди закончились, монголы пошли на приступ, но натолкнулись наожесточенное сопротивление войск Ван Цзяня. Во время одной из последних попытоквзять город штурмом некий Ван Дэчэнь повел свой отряд на городские стены поприставным лестницам. Взобравшись наверх, он увидел Ван Цзяня и попыталсязахватить его в плен. В ответ Ван Цзянь приказал метать в нападающих камни,один из которых убил Ван Дэчэня. |76|
11 августа, через несколько дней после этогокровопролитного, но безуспешного приступа, в холмистой местности у Дяоюйшаняумер Мункэ. Согласно некоторым источникам, он скончался от раны, которуюполучил при осаде Хэчжоу. Сунский военачальник Люй Вэньдэ прибыл из Чунцина и,как ни удивительно, сумел избежать столкновения с монгольскими войсками ипровести свой отряд в Эчжоу. |86] Этот прорыв осады говорит о том, что монголыне контролировали всю округу. Однако Хубилай стремился во что бы то ни сталозахватить Эчжоу, так как это достижение повысило бы его престиж среди монголов,и не хотел размениваться на компромиссы. Цзя Сыдао, желавший любой ценойсохранить целостность территории Южной Сун, послал для переговоров с Хубилаемполководца Сун Цзина. Цзя обратился к условиям соглашения, принятого в 1005 г. киданями,племенем из Маньчжурии, угрожавшим уничтожить династию Северной Сун. Подоговору, заключенному в Шаньюане, кидани согласились не вторгаться накитайскую территорию в обмен на ежегодную дань, выплачиваемую шелком и серебром.[87] Теперь Цзя Сыдао надеялся заключить с монголами сходное соглашение ипоручил Сун Цзину предложить Хубилаю ежегодную дань, выплачиваемую серебром итканями, в обмен на обещание не переходить Янцзы, которая признавалась бынерушимой границей, но Хубилай отверг эти условия. Чжао Би,советник-конфуцианец, выступавший от имени Хубилая на переговорах с Сун Цзином,насмешливо спросил посланника: «Теперь, когда мы уже на другом берегуЯнцзы, что толку в этих словах?» Монголы уже захватили силой тетерритории, которые сунский император милостиво соглашался им даровать. Зачемже заключать мир и прекращать войну накануне победы? Хубилай не нуждался вкомпромиссах: время играло ему на руку, а военные действия разворачивалисьблагоприятно для монголов.
В этой тяжелой ситуации империю Сун спас кризис, вызванныйспором о престолонаследии. За несколько месяцев, истекших со смерти Мункэ,разгорелась борьба за'' престол великого хана, и Ариг-Бука заручилсязначительной поддержкой. На его сторону встали одна из жен Мункэ, а такжесыновья Мункэ Асутай и Урунгташ. Помощь Ариг-Буке среди прочих обещали такжевнук Угэдэя Дурчи, внук Чагатая Алгу и внук Джучи Хурум-ши. Кроме того, уАриг-Буки были влиятельные союзники и не из числа Чингизидов, например, Болгай,самый могущественный человек в монгольской администрации при Мункэ. При такойрасстановке сил Ариг-Бука сделал первый ход, назначив Аландара командующимсвоей армией и приказав ему собрать войска к северу от Гоби, в то время какДурчи должен был набрать армию к югу от этой пустыни. В конце ноября Дурчинаправился в Янь, область у современного Пекина, которую он рассчитывалзахватить., но стремился сохранить это в тайне. Когда Хубилай спросил посланцевАриг-Буки о темных слухах, ходящих по поводу этих приготовлений, те отвечали:«Мы — слуги, ничего не знаем, очевидно |это] ложь». Преследуяотступающий мамлюкский отряд, они внезапно заметили, что со всех сторонокружены мамлюками. К концу дня монгольская армия была уничтожена, а Кит-Буказахвачен в плен и обезглавлен. |9| Наступление монголов наконец былоостановлено.
Получив известие о поражении при Айн-Джалуте, Хулагу спешнодвинулся обратно, чтобы отомстить мусульманам, но оказался втянут встолкновение с Золотой Ордой. Он встретил серьезного противника в лице Бер-ке,правителя захваченной монголами России, который под впечатлением от победымамлюков над войсками ильхана объявил войну Хулагу.
Между тем, поскольку руки Хулагу были связаны войной сзолотоордынцами, Хубилай остался с врагами один на один. Будучи вынужденполагаться только на собственные силы, он прежде всего позаботился о том, чтобыоправдать свои притязания на престол и очернить своего младшего брата,изобразив его неправомочным узурпатором. Несомненно, под влиянием своихкитайских советников, он изложил свое видение событий в истинно китайском духе.Через месяц после восшествия на престол он выпустил манифест, в которомстремился представить себя в роли наследника древних китайских императоров. Онпризнавал, что, несмотря на, военную мощь монголов, в искусстве управления онине столь преуспели. Для объединения китайского народа и предотвращениябесчинств, которые несет армия Ариг-Буки, необходим мудрый правитель. Этуфункцию принимает на себя Хубилай, отмечая, что он всегда выступал защитникомдобродетели и справедливости и не раз помогал простому народу. Он обещалснизить налоги и облегчить бремя, лежащее на плечах китайцев. Он подчеркивал,что первейшей его задачей будет накормить голодных, но также упирал на то, чтоон будет править в соответствии с традициями, установленными егопредшественниками, тем самым явно обращаясь к сердцам своих китайских подданных.Манифест завершался призывом ко всем воинам и простым жителям, как в еговладениях, так. и за их пределами, действовать в интересах империи. Этообращение практически ничем не отличалось от привычных воззваний китайскихимператоров.
Он призывал своих китайских подданных помочь ему объединитьКитай, но этот призыв был выдержан в совершенно китайском ключе. Черезнесколько дней после обнародования манифеста он принял китайский девизправления Чжунтун, подобно типичному китайскому императору. Кроме того, онсоздал правительственные учреждения, либо напоминавшие, либо повторявшиетрадиционные китайские институты. Чжуншу шэн и Сюаньвэй сы, которые вколичестве десяти штук были учреждены в его владениях, лишь немногим отличалисьот структур, существовавших в Китае при династии Сун и ранее. Как бы то нибыло, Хубилай отреагировал достаточно вяло. Его армии были задействованы ввойне с Ариг-Букой, и поэтому он не имел возможности снарядить карательныйпоход против Сун. Напротив, 21 мая 1260 г. он направил к императорскому дворупосольство во главе с Хао Цзином, одним из своих советников-конфуцианцев, скоторым поехали Хэ Юань и Лю Жэньцзе, чтобы уладить конфликт дипломатическимпутем. Ответ Цзя Сыдао был предсказуем, хотя и неблагоразумен: он задержал ХаоЦзина и всех остальных послов. Однако это наглядное свидетельство враждебностисо стороны Сун могло только пробудить в Хубилае стремление отомстить обидчикам.Так в конечном счете и случилось. Однако в данный момент внимание Хубилая былоприковано к войне с Ариг-Букой.
Стратегия Хубилая заключалась в том, чтобы не дать Ариг-Букевоспользоваться ресурсами земледельческих владений. Опираясь на базу вКаракоруме, Ариг-Бука должен был обеспечить поставку продовольствия для своейармии, а Хубилай стремился отрезать его от центров снабжения. Одним из такихцентров была страна уйгуров с главным городом Бешбалыком. Монгольский правительБешбалыка, сын Угэдэя и двоюродный брат Хубилая Хадан поддерживал Хубилая. К1262 г. Хадан одержал верх над сторонниками Ариг-Буки. Кроме того, он защищалот вторжений войск Ариг-Буки территорию древнего Тангутского царства всеверо-западном Китае. Его отряды захватили Ганьсу, тем самым преградивАриг-Буке доступ к ресурсам этой области.
Армия самого Хубилая стала лагерем в Яне, третьем возможномцентре снабжения каракорумских монголов. Ариг-Бука сохранил под своей властьюлишь одну область — долину Енисея к северо-западу от Каракорума. |17|Исследования советских ученых показывают, что в верховьях Енисея земледельцывыращивали пшеницу, просо и ячмень, а ремесленники производили для монголовбытовые изделия, оружие и сельскохозяйственные орудия. Именно эта областьпоставляла Ариг-Буке необходимые припасы.
Однако эта единственная база в верховьях Енисея оказаласьвесьма ненадежным поставщиком припасов для армии, противостоящей войскам,имевшим в своем распоряжении ресурсы Северного Китая и Средней Азии. Тем неменее, с осени 1260 г. Ариг-Бука мог рассчитывать только на нее. Хубилай повелвойско на Каракорум, и Ариг-Бука спешно отступил к Усу, притоку Енисея. риса. .
Тем не менее, блестящий успех, которым увенчался походАриг-Буки, оказался пирровой победой. Алмалык, место его новой ставки,располагался в степях, и ему по-прежнему не хватало необходимых припасов дляведения войны на истощение, которую навязал ему Хубилай. Он так и не приобрелнадежных источников поставок зерна и оружия, а войска Алгу блокировали подходык южным, более плодородным областям Синцзяна. Похоже, Ариг-Бука оказался в ещеболее тяжелом положении, чем раньше. Своими действиями, если судить попредвзятому изложению Рашид аддина, он только усугублял эти трудности. Онкрайне жестоко обращался с пленными, захваченными на войне с Алгу, предавая ихпыткам и казнив многих, даже тех, кто не поднимал против него оружия. Такаяничем неоправданная жестокость отвращала от него сторонников, побуждая ихдезертировать. Дезертирство значительно усилилось во время особенно суровойзимы 1263 г. Воины Ариг-Буки и мирное население страдали от голода, погибломного людей и лошадей. К весне его покинули даже некоторые самые ярыеприверженцы. Один из сыновей Хулагу, Джумухур, сославшись на болезнь, уехал всреднеазиатский город Самарканд. Сын Мункэ Урунгташ потребовал у Ариг-Букияшмовую печать своего отца. Когда посланцы Ариг-Буки привезли ему печать, онзабрал ее и переметнулся к Хубилаю. Алгу, осведомленный о трудностях, скоторыми столкнулся Ариг-Бука, перегруппировал свои войска и приготовилсяизгнать своего бывшего союзника и нынешнего врага из бассейна реки Или.
К 1264 г. Ариг-Бука оказался в безвыходной ситуации. Из-задезертирства своих сторонников он не мог продолжать борьбу с Алгу, а отступатьможно было только во владения Хубилая, который, несомненно, воспользуетсяслучаем отомстить сопернику. Вместо этого Ариг-Бука решил сдаться. Он приехал вКайпин и предстал перед Хубилаем. После некоторой заминки, вызваннойнеловкостью, братья обнялись и примирились. Рашид аддин и тут не преминулуколоть Ариг-Буку. Он рассказывает, что Хубилай утер слезы с лица брата и мягкоспросил его: «Дорогой братец, кто был прав в этом споре и распре — мы иливы?» Ариг-Бука со злобой ответил: «Тогда — мы, а теперь — вы». Этимкратким диалогом Рашид ад-дин показывает неблагодарность Ариг-Буки и отсутствиеу него братских чувств, которые только что столь ярко проявил Хубилай. Однако,учитывая предвзятость персидского историка по отношению к Ариг-Буке, скореевсего, этот разговор — лишь плод авторского воображения. В любом случае,Хубилай поначалу не стал подвергать брата никакому наказанию. Однако такаяснисходительность оттолкнула многих его сторонников, которые считали, чтоАриг-Бука и его приверженцы не должны остаться безнаказанными. Некоторыеоткрыто высказали свое недовольство, но особое впечатление на Хубилая произвеливозражения Хулагу. Тогда Хубилай, согласно Рашид ад-дину, попытался унятьнедовольных монголов, приказав Ариг-Буке «не показываться на его глазацелый год». Очевидно, монголы сочли это наказание слишком мягким; онитребовали чистки в рядах изменников, поддержавших Ариг-Буку. Допросив Ариг-Букуи выяснив, кто побудил его оспорить права старшего брата, Хубилай объявил однимиз главных вдохновителей заговора Болгая, влиятельнейшего сановника при Мункэ,и казнил его. Та же участь ждала еще девятерых важнейших приспешников Ариг-Буки.
Теперь пришло время судить самого Ариг-Буку. Однако Хубилайне захотел брать на себя ответственность за единоличное решение судьбы своегобрата и созвал курилтай для суда над Ариг-Букой и, что не менее важно, дляподтверждения собственного избрания на трон великого хана. Чтобы созвать монгольскихправителей на курилтай, были отправлены гонцы в главные улусы в Персии, Россиии Средней Азии. Они привезли неутешительные ответы: все три хана нашиизвинения, оправдывающие задержку с явкой на судилище. Берке, правительмонгольских владений в России, и Хулагу, хан Персии, вели междоусобную войну ине могли покинуть свои уделы. Хан Чагатайского улуса Алгу сам еще не былутвержден на престоле и потому не мог выступать судьей в деле Ариг-Буки. Впрочем,все три хана вскоре скончались. Хулагу умер в 1265 г., спустя краткое времяпосле прибытия к нему гонцов Хубилая, а Берке и Алгу пережили его всего лишь нагод. Таким образом, судьба Ариг-Буки оказалась в руках одного Хубилая.
Однако Ариг-Бука тяжело заболел и умер в начале 1266 г.,избавив Хубилая от затруднений, связанных с необходимостью устраивать суд надродным братом. Его смерть пришлась как нельзя кстати и уже одним этим вызвалаподозрения. Неожиданная болезнь и ее быстрое течение также наводили наразмышления. Ариг-Бука был крепким мужчиной, не достигшим еще и 50 лет, и,по-видимому, не страдал никакими серьезными заболеваниями. Некоторые ученыевысказывают сомнения в том, что он умер естественной смертью, а некоторыеуверены в том, что он был отравлен. Конечно, само его присутствие служилопостоянным напоминанием сомнительности избрания Хубилая великим ханом, иустранение бывшего противника могло способствовать укреплению стабильности вовладениях его старшего брата. Однако все эти рассуждения о причинах смертиАриг-Буки являются лишь домыслами. Имеющиеся в нашем распоряжении источники непозволяют разрешить эту загадку. |35|
Даже одержав верх над Ариг-Букой, Хубилай не обезопасил себяот угроз со стороны других претендентов. Его права на престол не представлялисьнеоспоримыми. На курилтае, избравшем Хубилая, отсутствовали многие важнейшиемонгольские князья. Его избрание состоялось в Кайпине, а не в Монголии, кактребовалось освященной временем традицией. Когда он предпринял попытку созватьвторой курилтай, три главных монгольских хана уклонились, сославшись напроблемы, возникшие в их собственных владениях. Тем не менее, они по-прежнемупризнавали верховенство Хубилая, а при избрании нового хана в каждом улусеспрашивали его одобрения. И все же он так и не смог избавиться от ауры иллегитимности,лежавшей на его правлении. В самом деле, некоторые его позднейшие шаги вовнутренней и внешней политики, вероятно, были продиктованы желанием завоеватьединодушную поддержку, которой ему столь долго не хватало.Восстание Ли Таня
Далеко не все признавали Хубилая и китайским императором. Покав Ханчжоу правили императоры династии Сун, многие китайцы хранили им верность. Чтобызавоевать единодушное признание китайских подданных, Хубилаю было необходимонизвергнуть Сун. Кроме того, императорское достоинство Хубилая оспаривалось и вего северных владениях. В первые два года его правления в Северном Китаеувеличивалось число недовольных, и в 1262 г. это вылилось в восстание.
Восстание вспыхнуло в провинции Шаньдун, в которой округомИду управлял вождь восставших Ли Тань. После этого повышения Ли сообщилХубилаю, что, по словам захваченных им сунских пленников, главные сановникиЮжного Китая Цзя Сыдао и Люй Вэньдэ снарядили 2000 лодок и армию в 75000человек для нападения на Ляньчжоу. Он объяснил, что для отражения атакитребуется починить стены и подготовить город. Хубилай выделил ему 300 слитковсеребра, чтобы покрыть стоимость этих оборонительных мер. Кроме того, Липопросил разрешения переправиться через реку Хуайхэ, чтобы совершать набеги навладения Сун. Однако, хотя Хубилай высоко ценил рвение Ли, он не позволил емуперейти к наступательным действиям, возможно, опасаясь чрезмерного усилениясвоего китайского подданного.
Теперь, обеспечив безопасность сыну и, вероятно, получивуверения в поддержке со стороны Сун, Ли мог позволить себе порвать отношения сХубилаем и монголами.22 февраля 1262 г. он поднял мятеж против тех, кого раньшепризнавал своими верховными правителями. Он «разворовал» склады вИду, «истребил» монгольских воинов в округе и передал Ляньчжоу иХайчжоу империи Сун. Его войска «опустошили» города близ Иду, а черезмесяц «разграбили» город Цзинань.
Хотя Хубилай был поглощен борьбой с Ариг-Букой, он быстрооценил размеры опасности, исходящей от Ли, и принял все необходимые меры для ееустранения. Он послал против Ли в Шаньдун своих самых доверенных полководцев. Вместес ними отправился Чжао Би, один из его самых приближенных советников. Хубилайстремился подавить китайское восстание, прежде чем анти-монгольские настроенияперекинутся на остальное население Северного Китая. Его войска укрепили оборонугородов, которые могли подвергнуться нападению армии Ли, и стали в нихгарнизонами. Покончив с оборонительными мероприятиями, Хубилай приказал Ши Тяньцзэи Ши Чу перейти в наступление. В конце марта или начале апреля противникисошлись в бою неподалеку от Цзинаня. Армия Ли была разбита, потеряв 4000человек убитыми. Ли отступил в Цзинань с оставшимися войсками. Его армия былавынуждена обороняться, а наступавшие монголо-китайские объединенные силы неослабляли давления.
К середине апреля Ли начали покидать его главные приверженцы.Они переметнулись к монголам, заявляя, что Ли принудил их присоединиться квосстанию. Стремясь побудить к дезертирству прочих сторонников мятежника,Хубилай простил первых перебежчиков. Он также предупредил своих военачальников,чтобы они не допускали притеснения местных жителей в этих областях и непричиняли ненужного ущерба, надеясь таким образом переманить на свою сторонубольше мятежников. Этот план сработал, и ряды восставших все больше редели. ОдновременноШи Тяньцзэ осадил Цзинань, главный город Ли Таня. Отрезанные от припасов искладов оружия, войска Ли стали покидать осажденный город и сдаваться намилость противника. К началу августа Ли Тань понял, что проиграл. Он отправилсяк близлежащему озеру Дамин и попытался утопиться, но монголы спаслинеудачливого самоубийцу, чтобы предать его подобающей казни. Они упрятали его вмешок и растоптали лошадьми. По монгольскому обычаю, не следовало проливатькрови вражеского вождя. Гибель под копытами лошадей была излюбленным способомказнить чужеземных правителей.
Казнь ожидала также Ван Вэньтуна. Хубилай принял этоготалантливого китайца в круг своих советников-конфуцианцев еще дб восшествия напрестол. Он несколько раз отправлял к Ли Таню своего сына, извещая мятежника опередвижениях и действиях Хубилая. Суд также обнаружил у Вана компрометирующиеписьма от Ли Таня. Ван был снят с должности, и Хубилай созвал своихприближенных советников-конфуцианцев, включая Яо Шу и Доу Мо, чтобы узнать ихмнение о том, какого наказания заслуживает Ван. Советники решили, что. Вандолжен быть казнен, а один особенно рьяный советник предложил разрубить его начасти. При их единодушной поддержке Хубилай приказал казнить Ван Вэньтуна и егосына, служившего посредником между отцом и Ли Танем. «Измена» Ванабыла широко обнародована, а его предательские действия во всех подробностяхдоведены до сведения китайцев. Он осуждался не только за вероломство по отношениюк монгольским властителям, но и за предательство интересов своего народа. Конечно,не случайно Хубилай просил совета относительно подобающего наказания у своихкитайских сановников. Хубилай хотел показать, что Ван предал не только хана, нои китайцев, и нашел наилучший способ продемонстрировать это, переложивответственность за его осуждение на плечи его соотечественников.
Несмотря на единодушное одобрение со сторонысоветников-конфуцианцев, эти события не изгладились из памяти Хубилая, ставшеговсе более настороженно относиться к своим китайским подданным. Восстание вобласти, игравшей ключевую роль в китайской экономике, было возглавленовысокопоставленным китайцем при тайной поддержке одного из самых доверенных иценимых Хубилаем сановников. С этого времени он перестал безоговорочно доверятьуправление Китаем китайским советникам. Опасаясь попасть в зависимость откитайцев и тем самым ослабить свою власть, он прибег к услугам иностранныхсоветников. Еще до избрания* великим ханом он остерегался полагаться вгосударственных делах исключительно на китайских чиновников. Однако мятеж ЛиТаня подтолкнул его к более решительным действиям. Теперь Хубилай понял, чтоему нужно привлечь на службу чужеземных специалистов, чтобы уменьшить влияниекитайцев в своем окружении и снизить опасность новых восстаний. Кроме того, вчисло главных врагов Хубилая входила империя Южная Сун. Мог ли он рассчитыватьна верность своих китайских приближенных в борьбе с их же соотечественниками? Хубилайне был в этом уверен. С другой стороны, привлечение к делам управленияиноземцев также таило в себе угрозу, так как могло вызвать еще большеенедовольство среди китайцев. Положение Хубилая всегда было довольнодвусмысленным, но мятеж Ли Тан, тем не менее, явился переломным моментом.
В физическом плане он был готов к необходимым политическимрешениям. На китайском портрете, написанном примерно в этот период, изображенкрепкий решительный человек, одетый в — простую одежду из белой ткани, неукрашенной ни, шёлком, ни мехами. На нем обычная черно-белая шапка, усы иборода подстрижены и ухожены. Но, что важнее всего, по этой картине можносудить, что на то время Хубилай еще не предался плотским удовольствиям. Хотя,конечно, его нельзя назвать худым, но он не был и тучным, как к концу своегоцарствования. |48] Вероятно, он еще не был подвержен чревоугодию и пьянству,которым предавался впоследствии столь безоглядно. Здоровый и крепкий мужчина,изображенный на этом портрете, разительно отличается от того, который предстаетперед нами на картине 1280 г. Спустя два десятилетия после восшествия накитайский императорский трон Хубилай ужасно растолстел. Он также началутрачивать контроль над государственными делами, тогда как в начале правленияон принимал самое активное участие в управлении и находился в хорошейфизической форме, чтобы взять на себя столь важную задачу, как созданиеадминистративной системы в Китае, ставшем главной драгоценностью в его короне.