Ольга Николаевна Романова

Olga Romanova
(15.11.1895 года [Царское село] - 17.07.1918 года [Екатеринбург]) Россия

Любимая дочь Императора Николая II, она наследовала от него все лучшие стороны его души: простоту, доброту, скромность, непоколебимую рыцарскую честность и всеобъемлющую любовь к Отчизне – естественную, не показную, как бы впитанную с рождения.. Долголетняя воспитанница и старшая дочь Императрицы Александры Феодоровны, она восприняла от нее искреннюю и глубокую евангельскую веру, прямоту, уменье владеть собой, крепость духа.

1.

Из всех дочерей Императора только ей одной посчастливилось танцевать на взрослых, не «розовых» балах*(* «Розовыми» или «детскими» назывались балы, где присутствовали девочки 13 - 15 лет. – С. М.) .. Из всей их дружной сестринской четверки с затейливо – чарующим ароматом вензеля – печати – подписи: «ОТМА», только она одна успела испытать нежное прикосновение крыльев Первой любви. Но что оно принесло ей, это легкое, невесомое прикосновение? Острое, ни с чем не сравнимое ощущение счастья, пленительную очарованность жеста, взгляда, в которых отразился неясный трепет сердца, или – горечь боли и разочарования, так знакомой всем нам от первого мига создания мира, нам, дочерям Евы и наследницам Лилит?

Никто ничего не знает доподлинно. Имя ее Возлюбленного точно до сих пор не установлено никем из историков. Только - догадки, фантазии, легенды..

«Святая тайна души молодой девушки» (*Фраза Государыни Александры Феодоровны из письма мужу, Императору Николаю Второму. – С. М.) осталась с нею навсегда. Ее дневники почти не уцелели – она сожгла их, практически все, во время одного из обысков в страшном екатеринбургском заключении. Последний из них, предсмертный, кажется предельно скупым, зашифрованным, безликим. Но в нем столько боли и желания жить, такая жажда обретения потерянной навсегда золотой нити спокойного, гармоничного семейного мира, в котором она выросла и который потеряла… Тогда, в феврале 1917 - го года.. А, может быть, многим ранее, осенью 1905- го…

2.

Ее письма к отцу - Императору хранятся в архивах за семью печатями и замками. Возможно, архивариусы и исследователи думают, что публиковать большими тиражами наивные рассуждения молодой девицы «царского роду – племени», проходившей почти всю жизнь в кисейных платьях и кружевных косынках (*связанных часто собственноручно – С.М.) совсем – совсем не интересно. Конечно, они правы. Стремительный 21 век, с его высокими технологиями, виртуальными мирами и странным, диссонансным на фоне всего этого, чересчур резким падением вниз Души, не греховной, нет, а просто - измученной противоречиями и страстями телесными – этот век так далек от неспешности начала двадцатого, где проходила ее Жизнь,где писалась на скрижалях Памяти ее личная Судьба, что и совсем уже не удивляешься видимой ненужности Судьбы этой, нам, ленивым и нелюбопытным, насмешливым, твердым, рассудочным потомкам! Все уходит бесследно, золотою пылью в песок Времени, Вселенной, Вечности. А Вечность – так холодна! Но .. Но мой взгляд снова останавливается на обрывках писем и документов, а душа обжигается строчками воспоминаний, делящих ее Путь на «до» и «после».. И я задумываюсь. И начинаю плести незатейливое кружево из бесхитростных, давних воспоминаний, писем, картин, книг, этюдов, обрывков цитат…

Какою же она была, старшая Цесаревна, любимая дочь императора Николая Второго, сестра милосердия Царскосельского лазарета, русская принцесса из светлой сказки с печальным трагическим концом?

Какою она была, эта воздушная фея в газовом платье, с розовою лентою в волосах, та самая маленькая девочка, которой при рождении акушерка предсказала счастливую судьбу, ибо головку новорожденной густо покрывали светло - русые колечки - кудри.

Я пытаюсь догадаться и написать, нарисовать штрихи и зигзаги ее Судьбы для Вас. И начинать мне приходится с самого страшного.

Цесаревна и Великая княжна Ольга Николаевна Романова умерла в одно мгновение, вместе с родителями, получив пулю прямо в сердце. Перед смертью она успела перекреститься. Ее не докалывали штыками заживо, как остальных ее сестер. Если это можно считать счастьем, то - да, старшей дочери последнего Государя России крупно повезло!

Но обратимся к началу столь «необычно - счастливого пути» порфироносного ребенка. К рождению его и младенчеству. К первым главам жизни.

3.

Она появилась на свет 315 ноября 1895 года в Царском Селе. Была веселой, подвижной девочкой, любимицей отца, который первое время сравнивал ее «достижения» с «достижениями» дочери своей сестры Ксении - Ирины. И записывал в дневнике, не скрывая гордости: «Наша Ольга весит чуть больше». «На крестинах наша была спокойнее и не так кричала, когда окунали...»

Однажды, кто-то из взрослых гостей спросил шутливо, вытаскивая ее из под стола, куда она залезла, пытаясь стянуть со скатерти какой-то предмет:

- Ты кто?

- Я - великая княжна... - отвечала она вздохнув.

- Ну, какая ты княжна, до стола не дотянулась!

- Я и сама не знаю. А вы спросите папа, он все знает... Он Вам скажет, кто я.

Серьезно ответила Ольга и поковыляла на нетвердых еще ногах, навстречу смеху и улыбкам гостей...(Э. Радзинский. «Николай II: Жизнь и смерть». Гл.5. Царская Семья.)

Совсем крошечными, все девочки- цесаревна были приучены матерью держать в руках иглу или пяльцы для вышивания, спицы для вязания, мастерить крохотные одежды для кукол. Александра Федоровна считала, что даже маленькие девочки должны быть чем-то заняты.

Ольга любила играть с сестрой Татьяной, родившейся 28 мая 1897 года, (Тоже в Царском Селе). Русская речь перемешивалась с английской и французской, поровну делились сладости, печенья и игрушки... Игрушки переходили от старших к младшим. По вечерам девочки затихали около матери, читающей им сказки или негромко напевающей английские народные песенки. Отцу старшие девочки радовались несказанно, но даже вечерами видели его редко, знали, что занят...

Когда выдавалась свободная минута, он брал обоих русоволосых крох на колени и рассказывал им сказки, но уже не английские, а русские, длинные, немного страшные, наполненные волшебством и чудесами…

Маленьким озорницам разрешалось осторожно гладить пышно-пушистые усы, в которых пряталась мягкая, чуть лукавая улыбка.

Они подрастали, начиналась вязкая скука уроков грамматики, французского, английского. Строгие гувернантки следили за их осанкой, манерами, движениями, умением вести себя за столом.

Впрочем, все было ненавязчиво и просто, никаких излишеств в еде и лакомствах. Много чтения. Да и времени много на шалости не было, вскоре у Ольги появились младшие сестры - Мария (род. 26 июня 1899 г. Петергоф) и Анастасия (род. 18 июня 1901 г. Петергоф). Они играли все вместе и учились, играя.. Старшие присматривали за младшими.

Спали все четверо в одной комнате на складных, походных кроватях. Даже одеваться юные принцессы старались одинаково. А вот содержание письменных столов у всех было разным... любимые книги, акварели, гербарии, альбомы с фотографиями, иконы. Каждая из них старательно вела дневник. Сначала это были дорогие альбомы с золотым тиснением и застежками, на муаровой подкладке, потом - после февральской бури и ареста - простые тетрадки с карандашными записями. Многое было уничтожено во время обысков в Тобольске и Екатеринбурге, многое , как я уже не раз говорила, неизвестно, или - бесследно пропало...

Девочки много занимались спортом: играли в мяч, катались на велосипеде, хорошо бегали и плавали, увлекались новомодным тогда теннисом, верховой ездой, по утрам обливались холодной водой, вечером принимали теплые ванны. Их день всегда был расписан по минутам строгой Императрицей - матерью, они никогда не знали праздной скуки.

Ольга и Татьяна во время летнего отдыха в финских шхерах любили разыскивать маленькие кусочки янтаря или красивые камешки, а на полянах Беловежья и Спалы (Польша) - грибы и ягоды.. Они ценили каждую минуту отдыха, которую могли провести вместе с родителями или в уединении – за чтением и дневниками.

Так об руку с неразлучной красавицей сестрою Татьяной и младшими сестренками, к которым она относилась с материнской нежностью и строгостью, Ольга Николаевна, старшее дитя в дружной и любящей семье , незаметно для себя пленительно превращалась из полненькой, живой девчушки с несколько широким лицом, в очаровательную девушку - подростка.

4.

Юлия Александровна Ден, друг Государыни Александры Феодоровны, вспоминала позднее, уже в эмиграции: "Самой старшей из четырех сестер- красавиц была великая княжна Ольга Николаевна. Это было милое создание. Всякий, кто видел ее, тотчас влюблялся. В детстве она была некрасивой, но в пятнадцать лет как -то сразу похорошела. Немного выше среднего роста, свежее лицо, темно-синие глаза, пышные светло-русые волосы, красивые руки и ноги. К жизни Ольга Николаевна относилась серьезно, была наделена умом и покладистым характером. На мой взгляд, это была волевая натура, но у нее была чуткая, хрустальная душа". Преданный друг Царской семьи Анна Танеева – Вырубова вспоминая о старшей дочери Царя, как бы дополняла Юлию Александровну Ден:

«Ольга Николаевна была замечательно умна и способна, и учение было для нее шуткой, почему она иногда ленилась. Характерными чертами у нее были сильная воля и неподкупная честность и прямота, в чем она походила на мать. Эти прекрасные качества были у нее с детства, но ребенком Ольга Николаевна бывала нередко упряма, непослушна и очень вспыльчива; в последствии она умела себя сдерживать. У нее были чудные белокурые волосы, большие голубые глаза и дивный цвет лица, немного вздернутый нос, походивший на государев».

5.

Баронесса София Буксгевден тоже оставила свое, такое же гармоничное, «влюбленное» описание Цесаревны:"Великая княжна Ольга Николаевна была красивая, высокая, со смеющимися голубыми глазами... она прекрасно ездила верхом, играла в теннис и танцевала. Из всех сестер она была самая умная, самая музыкальная; по мнению ее учителей, она обладала абсолютным слухом. Она могла сыграть любую услышанную мелодию, переложить сложные музыкальные пьесы... Ольга Николаевна была очень непосредственна, иногда - слишком откровенна, всегда искренна. Она была очень обаятельная и самая веселая. Когда она училась, бедным учителям приходилось испытывать на себе множество ее всевозможных штучек, которые она изобретала, чтобы подшутить над ними. Да и повзрослев, она не оставляла случая позабавиться. Она была щедра и немедленно отзывалась на любую просьбу, действуя под влиянием сердечного, горячего порыва и огромного чувства сострадания, сильно в ней развитого….»

Из воспоминаний баронессы М. К. Дитерихс:

"Великая княжна Ольга Николаевна представляла собою типичную хорошую русскую девушку с большой душой. На окружающих она производила неотразимое впечатление своей ласковостью, своим чарующим, милым обращением со всеми. Она всегда держала себя ровно, спокойно и поразительно просто и естественно. Она не любила хозяйства, но предпочитала уединение и книги. Она была развитая и очень начитанная; имела способность к искусствам: играла на рояле, пела и в Петрограде училась пению,(у нее было чудное сопрано) хорошо рисовала. Она была очень скромной и не любила роскоши".

6.

Кого же напоминают нам все эти прекрасные портреты? То и дело ловишь себя на мысли, что при приближении к этому очаровательному образу сразу вспоминается идеал всех девочек - добрая и скромная принцесса из сказки (*именно - принцесса, а не королева! – С. М.).

Хрупкая, нежная, утонченная, не любящая домашнего хозяйства... И «чисто русский тип», присущий, по словам Танеевой, Ольге Николаевне, не мешает, а гармонично дополняет этот образ. А самое место настоящей Принцессе - на балу… И Ольга там побывала.

В день трехсотлетия Дома Романовых состоялся ее первый взрослый выход в свет.

«В этот вечер личико ее горело таким радостным смущением, такой юностью и жаждой жизни, что от нее нельзя было отвести глаз. Ей подводили блестящих офицеров, она танцевала со всеми и женственно, слегка краснея, благодарила по окончании танца кивком головы, – вспоминала позднее С. Я. Офросимова.

А вот как описывала пору девичьего триумфа старшей Цесаревны Анна Танеева:

“В эту осень Ольге Николаевне исполнилось шестнадцать лет, срок совершеннолетия для Великих Княжон. Она получила от родителей разные бриллиантовые вещи и колье. Все Великие Княжны в шестнадцать лет получали жемчужные и бриллиантовые ожерелья, но Государыня не хотела, чтобы Министерство Двора тратило столько денег сразу на их покупку Великим Княжнам, и придумала так, что два раза в год, в дни рождения и именин, получали по одному бриллианту и по одной жемчужине. Таким образом, у Великой Княжны Ольги образовалось два колье по тридцать два камня, собранных для нее с малого детства.

Вечером был бал, один из самых красивых балов при Дворе. Танцевали внизу в большой столовой. В огромные стеклянные двери, открытые настежь, смотрела южная благоухающая ночь. Приглашены были все Великие Князья с их семьями, офицеры местного гарнизона и знакомые, проживавшие в Ялте. Великая Княжна Ольга Николаевна, первый раз в длинном платье из мягкой розовой материи, с белокурыми волосами, красиво причесанная, веселая и свежая, как цветок лилии, была центром всеобщего внимания. Она была назначена шефом 3-го гусарского Елисаветградского полка, что ее особенно обрадовало. После бала был ужин за маленькими круглыми столами”.

Сохранилась картина, на которой изображен этот самый бал. В центре ее - Великая княжна Цесаревна Ольга Николаевна в паре стройным и высоким молодым человеком в форме лейб –гвардейца, гусара. Они самозабвенно кружатся в вихре вальса, а светская публика смотрит на них в сотни пар глаз, расступившись, освободив пространство для столь легкого восторженного парения юности.

Замерла восхищенно, позабыв о музыке, прямо на середине танцевального па даже сама родительская Императорская чета, видимо, только что открывшая бал. Государь и Государыня Александра Феодоровна трепетно наблюдают за дочерью, чей силуэт кажется еще более воздушным, невесомым, на фоне алого бархата бесконечных лож и сияющего огнями сотен свечей танцевального зала..

Автор этой картины неизвестен широкой публике, она чудом уцелела в одном из частных собраний, но на ней художнику каким то шестым чувством удалось передать палитрой и мазками кисти всю прелесть мгновений быстро уходящей юности и вообще – мимолетность жизни.

Полотно кажется миражем, все фигуры на нем могут в один миг исчезнуть, затеряться в плотном облаке тумана или же - быть растворенными в огромной толпе, которая сейчас столь почтительно расступилась перед танцующими. С замиранием сердца думаешь, что художник оказался прав. Жизнь взрослой дочери Императора России начиналась как волшебный мираж, который, однако, вскоре растаял бесследно..

7.

Мираж сей был блестящ, волшебен и все в нем было связано с парадной, пышной жизнью блистательного русского Двора—появления с Государем на торжествах, на придворных балах, в театрах; с Государыней — на благотворительных базарах, в многочисленных поездках по России.

Многие мемуаристы долго еще потом помнили стройную, изящную фигуру старшей Великой княжны, радостно украшавшей блистательные царские выходы.

Но все это внешнее, блестящее, парадное, показное, для случайного, поверхностного наблюдателя, для толпы, все то, что составляло какой-то законченный облик Великой Княжны и делало ее такой похожей на ее сестер; все это совершенно не гармонировало ни с подлинной скромной и простой повседневной жизнью Ольги Николаевны, ни с истинным строем внутреннего мира девушки, которая сумела развить, а часто и проявлять свою глубокую индивидуальность. Девушки, у которой всегда были свои думы и мысли, и намечались свои трудные дороги не поверхностного, а глубокого восприятия жизни.

8.

В последние годы перед войной, когда Великой Княжне исполнилось восемнадцать лет, о ней можно было говорить как о сложившемся юном характере, полном неотразимого обаяния и красоты; многие, знавшие ее в те годы, довольно полно и поразительно созвучно очерчивают строй ее сложного и ясного одновременно внутреннего мира. П. Жильяр с трепетом вспоминал о своих ученицах в эти годы:

“Великие Княжны были прелестны своей свежестью и здоровьем. Трудно было найти четырех сестер, столь различных по характерам и в то же время столь тесно сплоченных дружбой. Последняя не мешала их личной самостоятельности и, несмотря на различие темпераментов, объединяла их живой связью.»

Но особо из всех четырех преданный мсье Пьер Жильяр выделял все - таки именно Великую княжну Ольгу Николаевну и позднее дал своей лучшей ученице такую характеристику: "Старшая, Ольга Николаевна, обладала очень живым умом. У нее было много рассудительности и в то же время непосредственности. Она была очень самостоятельного характера и обладала быстрой и забавной находчивостью в ответах... Я вспоминаю между прочим, как на одном из наших первых уроков грамматики, когда я объяснял ей спряжения и употребление вспомогательных глаголов, она прервала меня вдруг восклицанием: "Ах, я поняла, вспомогательные глаголы - это прислуга глаголов; только один несчастный глагол 'иметь' должен сам себе прислуживать!"... Вначале мне было не так легко с нею, но после первых стычек между нами установились самые искренние и сердечные отношения".

9.

Да, все современники, знавшие ее, как один говорили, что Ольга обладала большим умом. Но, похоже, что этот ум был более философского склада, нежели практического, житейского…

Про ее сестру Цесаревну Татьяну Николаевну близкие романовской Семье вспоминали, что она быстрее ориентировалась в различных ситуациях и принимала решения. И в этих случаях Ольга Николаевна могла охотно и свободно уступить любимой сестре «пальму первенства». А сама была не прочь отвлеченно, спокойно порассуждать, и все ее суждения отличались большой глубиной. Она пылко увлекалась историей, ее любимой героиней всегда была Екатерина Великая.. Цесаревна обожала читать ее собственноручные мемуары, имея неограниченный доступ к огромной библиотеке в кабинете отца. В ответ на замечания Государыни - матери, которую она почтительно боготворила, о том, что в изящных мемуарах Великой Прапрабабки, в основном, только красивые слова и мало дела, Ольга Николаевна тотчас и живо возразила:

«МамА, но красивые слова поддерживают людей, как костыли. И уже от людей зависит перерастут ли слова эти в прекрасные дела. В век Екатерины Великой было немало красивых слов, но много и дела…Освоение Крыма, война с Турцией, строительство новых городов, успехи Просвещения». Государыне невольно пришлось согласиться с ясной и мудрой логикой дочери.

10.

Но более других детей великая княжна Ольга все же была похожа на Отца - государя Николая Александровича, которого она, по словам учителя Сиднея Гиббса, "любила больше всего на свете". Она обожала его, родные ее так и называли - " папина дочь". Дитерихс писал: "На всех окружающих производило впечатление, что она унаследовала больше черт отца, особенно в мягкости характера и простоты отношения к людям".

Но, унаследовав сильную отцовскую волю, Ольга не успела научиться, подобно ему, сдерживать себя. "Ее манеры были "жесткие"", - читаем мы у Н.А.Соколова. Старшая цесаревна была вспыльчива, хотя и отходчива. Отец при удивительной доброте и не лукавстве умел скрывать свои чувства, его дочь - истинная женщина - этого совершенно не умела. Ей не хватало собранности, и некоторая неровность характера отличала ее от сестер. Можно сказать, что она была немного капризнее сестер. И отношения с матерью у великой княжны Ольги складывались чуть сложнее, чем с отцом. Все усилия матери и отца были направлены на то, чтобы сохранить ясный свет "хрустальной души" своего старшего ребенка, быть может, самого непростого по характеру, и им это вполне удалось.

Лейб-медик Евгений Сергеевич Боткин так писал об Ольге Николаевне:

"Я никогда не забуду тонкое, совсем непоказное, но такое чуткое отношение к моему горю...*(*Во время первой мировой войны у Е. С. Боткина погиб старший сын, горячо им любимый. Доктор очень остро переживал свою ужасную потерю. – С. М.). Посреди моих темных дум забегала в комнату Ольга Николаевна - и, право, точно ангел залетел". Солнечный свет ее души согревал всех, кто был рядом.

11.

Внешняя красота, которая, по мнению окружающих, так ярко проявилась у княжны в пятнадцать лет - в трудное время превращения девочки в девушку, - во многом явилась результатом постоянного воспитания и возрастания души этой девочки, и лишь отобразила ее внутреннюю красоту. А ведь при других родителях все могло быть иначе, если бы позывы к самостоятельности, о которых вспоминает Жильяр, грубо подавлялись или же, наоборот, оставались бы без всякого внимания, превращая сильную, волевую, тонко чувствующую девушку в капризное и властолюбивое существо.

Вот выдержки из писем – примеры того, чем отвечала мать - Императрица на некоторую капризность и своенравие своей горячо любимой старшей дочери:

"Ты бываешь такой милой со мной, будь такой же и с сестрами. Покажи свое любящее сердце". «Прежде всего помни, что ты должна быть всегда хорошим примером младшим... Они маленькие, не так хорошо все понимают и всегда будут подражать большим. Поэтому ты должна обдумывать все, что говоришь и делаешь». «Будь хорошей девочкой, моя Ольга, и помогай четырем младшим быть тоже хорошими».

«Моя милая, дорогая девочка, я надеюсь, что все обошлось хорошо. Я так много думала о тебе, моя бедняжка, хорошо зная по опыту, как неприятны бывают такие недоразумения. Чувствуешь себя такой несчастной, когда кто-то на тебя сердится. Мы все должны переносить испытания: и взрослые люди и маленькие дети, Бог преподает нам урок терпения. Я знаю, что для тебя это особенно трудно, так как ты очень глубоко все переживаешь и у тебя горячий нрав. Но ты должна научиться обуздывать свой язык. Быстро помолись, чтобы Бог тебе помог. У меня было столько всяких историй с моей гувернанткой, и я всегда считала, что лучше всего извиниться, даже если я была права, только потому, что я моложе и быстрее могла подавить свой гнев.

М.* (*Неустановленное точно лицо, вероятно, няня Цесаревича и младших княжон - Мария Вишнякова. – С. М.) такая хорошая и преданная, но сейчас она очень нервничает: она четыре года не была в отпуске, у нее болит нога, она простудилась, и очень переживает, когда нездоров Беби.* (*Наследник престола Цесаревич Алексей Николаевич. – С. М.) И целый день находиться с детьми (не всегда послушными) для нее тяжело. Старайся всегда ей сочувствовать и не думай о себе. Тогда с Божией помощью тебе будет легче терпеть. Да благословит тебя Бог. Очень нежно тебя целую. Твоя мама". "Да, старайся быть более послушной и не будь чересчур нетерпеливой, не впадай от этого в гнев. Меня это очень расстраивает, ты ведь сейчас совсем большая. Ты видишь, как Анастасия начинает повторять за тобой".

"Дитя мое. Не думай, что я сердито прощалась с тобой на ночь. Этого не было. Мама имеет право сказать детям, что она думает, а ты ушла с таким угрюмым лицом. Ты не должна так делать, малышка, потому что это расстраивает меня, а я должна быть сурова, когда необходимо. Я слишком часто балую моих девочек. Спи спокойно. Да благословит и да хранит тебя Бог. Крепко тебя целую. Твоя старая мамА". (*Отрывки из писем Государыни Императрицы дочери цитируются по книге М. Кривцовой, хранящейся в веб – архиве автора статьи.- С. М.)

12.

В этом мягком, полном любви увещевании, чувствуется и материнская твердость и благословение дочери на решительную борьбу со своими недостатками. Императрица понимала, более, чем другие, что Ольга Николаевна, похоже, обладала большой глубиной и тонкостью чувств, иногда скрывающихся за некоторой нервностью.

Она и вообще кажется загадочнее своих сестер. Мы часто читаем, как непосредственна и весела была Ольга Николаевна, как отрадно было с ней окружающим, какой несказанной прелестью и простотой всегда веяло от нее.

Но вот что пишет, к примеру, та же баронесса М. К Дитерихс: "Вместе с тем великая княжна Ольга Николаевна оставляла в изучавших ее натуру людях впечатление человека, как будто бы пережившего в жизни какое-то большое горе… Бывало, она смеется, а чувствуется, что ее смех только внешний, а там, в глубине души, ей вовсе не смешно, а грустно. Ольга Николаевна была очень предана своему отцу. Она безгранично его любила. Ужас революции 1905 года повлиял на нее гораздо больше, чем на других. Она полностью изменилась, исчезла ее жизнерадостность»..

Надо сказать, что чуткие фрейлины и опытные придворные дамы не ошибались. Цесаревна быстро взрослела.

13.

Душевная тонкость дочери Кесаря не позволила ей с течением времени и возраста воспринимать лишь светлую сторону мира, а его потрясения – мятеж 1905 года, события в Москве, крайне обострили впечатлительность натуры. Способствовало стремительному духовному опыту прелестной принцессы российской еще и то обстоятельство, что она, будучи подростком, переживала острое чувство влюбленности, и могла даже перенести какую-то скрытую от всех большую личную драму. Переписка Императрицы с мужем - Государем и самой Ольгой указывают на что-то подобное. В этих письмах мы найдем конкретный пример того, о чем уже шла речь выше, - как чутко и бережно относились Августейшие родители к чувствам своих детей: "Да, Н. П. очень мил – пишет Государыня старшей дочери. - Я не знаю, верующий ли он. Но незачем о нем думать. А то в голову приходят разные глупости и заставляют кого-то краснеть". "Я знаю, о ком ты думала в вагоне, - не печалься так. Скоро, с Божией помощью, ты его снова увидишь. Не думай слишком много о Н. П. Это тебя расстраивает". И далее, в другом письме: «Я уже давно заметила, что ты какая-то грустная, но не задавала вопросов, потому что людям не нравится, когда их расспрашивают... Конечно, возвращаться домой, к урокам (а это неизбежно) после долгих каникул и веселой жизни с родственниками и приятными молодыми людьми нелегко... Я хорошо знаю о твоих чувствах к... бедняжке. Старайся не думать о нем слишком много…. Видишь ли, другие могут заметить, как ты на него смотришь, и начнутся разговоры... Сейчас, когда ты уже большая девочка, ты всегда должна быть осмотрительной и не показывать своих чувств. Нельзя показывать другим свои чувства, когда эти другие могут счесть их неприличными. Я знаю, что он относится к тебе как к младшей сестре и он знает, что ты, маленькая Великая княжна, не должна относиться к нему иначе.

Дорогая, я не могу написать все, на это потребуется слишком много времени, а я не одна: будь мужественна, приободрись и не позволяй себе так много думать о нем. Это не доведет до добра, а только принесет тебе больше печали. Если бы я была здорова, я попыталась бы тебя позабавить, рассмешить - все было бы тогда легче, но это не так, и ничего не поделаешь. Помоги тебе Бог. Не унывай и не думай, что ты делаешь что-то ужасное. Да благословит тебя Бог. Крепко целую. Твоя старая мамА".

"Дорогое дитя! Спасибо за записку. Да, дорогая, когда кого-нибудь любишь, то переживаешь с ним его горе и радуешься, когда он счастлив. Ты спрашиваешь, что делать. Нужно от всего сердца молиться, чтобы Бог дал твоему другу силу и спокойствие, чтобы перенести горе, не ропща против Божией воли. И нужно стараться помогать друг другу нести крест, посланный Богом. Нужно стараться облегчить ношу, оказать помощь, быть бодрой. Ну, спи спокойно и не слишком забивай свою голову посторонними мыслями. От этого не будет толку. Спи спокойно и старайся всегда быть хорошей девочкой. Да благословит тебя Бог. Нежные поцелуи от твоей старой мамы".

14.

У великих княжон не было никаких тайн от Александры Феодоровны. Они знали, что она трепетно и тщательно сбережет любой их секрет. Так оно и случилось. Имени первой любви Великой княжны Ольги Николаевны ни одному исследователю, историку, да и просто - любознательному читателю узнать до сей поры так и не удалось!

Остается добавить здесь, что на взгляд автора статьи – очерка это ни в коей мере не мог быть великий князь Дмитрий Павлович Романов, «кузен – племянник» Николая Второго, как пишут некоторые серьезные авторы - историки (Э.Радзинский, например.). По стилю писем, по оговоркам Государыни - матери можно понять, что речь идет не о члене семьи, иначе Александра Феодоровна не терялась бы в догадках о религиозных чувствах избранника дочери: Дмитрий Павлович Романов вырос в близком кругу и она знала о нем все. Вероятно, это был кто то из молодых офицеров – воинов, лежащих в Дворцовом лазарете, принадлежащий к хорошей дворянской семье, и, наверное, потерявший на войне кого то из близких : отца, брата, дядю – так как императрица говорит о горе, которое внезапно постигло молодого человека Но. Повторяю, все это лишь слабые догадки, версии, легенды. Подлинное имя «героя романа» русской Цесаревны – не названо: ни Историей, ни монаршей четой, ибо тайна сердца старшей дочери была неприкосновенна для родителей..

Но «свадебный вопрос», так или иначе, все же стоял перед Царственным семейством. И довольно остро.

15.

В январе 1916 года, когда Ольге шел уже двадцатый год, начались разговоры о том, чтобы выдать ее замуж за великого князя Бориса Владимировича. Но Императрица была отчаянно против. Великий князь Борис был старше красавицы княжны на целых восемнадцать лет! Государыня с возмущением писала супругу: "Мысль о Борисе слишком несимпатична, и я уверена, что наша дочь никогда бы не согласилась за него выйти замуж, и я ее прекрасно поняла бы…. Чем больше я думаю о Борисе, — пишет Государыня супругу еще через несколько дней, — тем более я отдаю себе отчет, в какую ужасную компанию будет втянута его жена...»

Компания, и правда, была хуже некуда: балерины, актрисы, великосветские дамы, имеющие с десяток любовников в эполетах и без, игроки и транжиры всех мастей!

Великий князь Борис Владимирович очень «славился» в роду Романовых своими бесчисленными любовными интрижками и шумными кутежами. Естественно, что жениху с такою репутацией, руки старшей Великой княжны никогда бы не отдали, и Царская Семья твердо дала понять сие старому ловеласу. Великая Княгиня Мария Павловна – мать несчастливого претендента, «почти императрица» Петербургского бомонда, весь остаток жизни не могла простить своим порфироносным родным подобного афронта! Но душевный покой дочери для любящих родителей был дороже косых взглядов уязвленной в амбициях родни и всяческих светских пересудов вокруг..

В голове же и сердце Ольги были совсем другие мысли – «это святые тайны молодой девушки, другие их не должны знать, это для Ольги было бы страшно больно. Она так восприимчива!" – осторожно писала Государыня супругу, трепетно оберегая внутренний мир ее ясной и одновременно сложной души.

16.

Но как и любая мать, Императрица, конечно же, волновалась за будущее своих детей. "Я всегда себя спрашиваю, за кого наши девочки выйдут замуж, и не могу себе представить, какая будет их судьба", - писала она с горечью Николаю Александровичу, быть может, ясно предчувствуя большую беду. Из переписки Государя и Государыни ясно, что Ольга жаждала большого женского счастья, которое обошло ее стороной.

Родители сочувствовали ей, но все чаще задавались вопросом: есть ли пара, достойная их дочери? Увы... Они не могли никого назвать. Даже старенький преданный камердинер Императрицы А. Волков, очень любивший старшую Цесаревну, и тот ворчливо замечал: «Какое время пришло! — Замуж дочек пора выдавать, а выдавать не за кого, да и народ-то все пустой стал, махонький!”

17.

«Далекими кажутся мне годы, — вспоминает А. А. Танеева, — когда подрастали Великие Княжны и мы, близкие, думали о их возможных свадьбах. За границу уезжать им не хотелось, дома же женихов не было. С детства мысль о браке волновала Великих Княжон, так как для них брак был связан с отъездом за границу. Особенно же Великая Княжна Ольга Николаевна и слышать не хотела об отъезде из родины. Вопрос этот был больным местом для нее, и она почти враждебно относилась к иностранным женихам”.

С начала 1914 года для бедной Великой Княжны Ольги, прямой и русской души, этот вопрос до крайности обострился; приехал румынский наследный принц (теперешний король Кароль II) с красавицей - матерью, королевой Марией; приближенные стали дразнить Великую Княжну возможностью брака, но она и слышать не хотела.

Она ведь знала, что “князья не вольны, как девицы — не по сердцу они себе подруг берут, а по расчетам иных людей, для выгоды чужой..»* (* Островский А. Н. «Снегурочка»).

18.

“В конце мая, — вспоминает П. Жильяр, — при Дворе разнесся слух о предстоящем обручении Великой Княжны Ольги Николаевны с принцем Каролем Румынским. Ей было тогда восемнадцать с половиною лет.

Родители с обеих сторон, казалось, доброжелательно относились к этому предположению, которое политическая обстановка делала желательным. Я знал также, что министр иностранных дел Сазонов прилагал все старания, чтобы оно осуществилось, и что окончательное решение должно быть принято во время предстоящей вскоре поездки Русской Императорской Семьи в Румынию.

В начале июля, когда мы были однажды наедине с Великой Княжной Ольгой Николаевной, она вдруг сказала мне со свойственной ей прямотой, проникнутой той откровенностью и доверчивостью, которые дозволяли наши отношения, начавшиеся еще в то время, когда она была маленькой девочкой: “Скажите мне правду, вы знаете, почему мы едем в Румынию?”

Я ответил ей с некоторым смущением: “Думаю, что это акт вежливости, которую Государь оказывает румынскому королю, чтобы ответить на его прежнее посещение”.

“Да, это, может быть, официальный повод, но настоящая причина?.. Ах, я понимаю, вы не должны ее знать, но я уверена, что все вокруг меня об этом говорят и что вы ее знаете”.

Когда я наклонил голову в знак согласия, она добавила:

“Ну, вот так! Если я этого не захочу, этого не будет. Папа мне обещал не принуждать меня... а я не хочу покидать Россию”.

-“Но вы будете иметь возможность возвращаться сюда, когда вам это будет угодно”.

-“Несмотря на все, я буду чужой в моей стране, а я русская и хочу остаться русской!”

13 июня мы отплыли из Ялты на императорской яхте “Штандарт”, и на следующий день утром подошли к Констанце. Торжественная встреча; интимный завтрак, чай, затем парад, а вечером — пышный обед. Ольга Николаевна, сидя около принца Карола, с обычной приветливостью отвечала на его вопросы. Что касается остальных Великих Княжон, — они с трудом скрывали скуку, которую всегда испытывали в подобных случаях, и поминутно наклонялись в мою сторону, указывая смеющимися глазами на старшую сестру. Вечер рано окончился, и час спустя яхта отошла, держа направление на Одессу.

На следующий день утром я узнал, что предположение о сватовстве было оставлено или, по крайней мере, отложено на неопределенное время. Ольга Николаевна настояла на своем”.

Так заканчивает это интересное воспоминание П. Жильяр и в ссылке добавляет: “Кто мог предвидеть тогда, что эта свадьба могла спасти ее от ожидавшей тяжкой участи”.

Но кто знает, что судьба готовила бы русской Принцессе Ольге Романовой, если бы она жила на румынской земле? Во время оккупации Румынии Гитлером державная королевская фамилия вынуждена была скрываться от фашистов, а король Кароль отрекся от престола! Шаги истории для человеческих судеб всегда не предсказуемы, хотя и повторяются как кадры кинопленки, прокрученной назад…

19.

Когда началась Первая мировая война, юная русская принцесса, так любящая уединение, склонная ко всему красивому, утонченному, вынуждена была выйти из стен своего уютного дворца.

"Первые годы войны, когда внимание всех было приковано всецело к фронту, совершенно, перестроили жизнь великой княжны Ольги. Из замкнутого круга семьи с ее простой, строго размеренной жизнью, ей пришлось, вопреки всем склонностям и чертам ее характера, повести жизнь сестры милосердия, а иногда и - общественного деятеля... Часто великим княжнам приходилось самим выезжать в Петроград для председательствования в благотворительных комитетах их имени или для сбора пожертвований. Для великой княжны Ольги это было непривычным и очень нелегким делом, так как она и стеснялась, и не любила никаких личных выступлений" (П. Савченко).

Да, старшая принцесса не была создана для общественной жизни, но старалась, как могла и умела, перебороть себя.

Ей в этом много помогали мать и бабушка – императрица Мария Феодоровна. Государыня Александра вообще, всячески развивая в детях самостоятельность и рассматривая участие великих княжон в общественной жизни как непременный Долг императорских дочерей, постоянно старалась расшевелить застенчивую и тихую старшую дочь. Она всюду брала ее с собою: в оперу, на концерт, заседания комитетов, в лазареты, больницы, институты "Я взяла с собой Ольгу, - пишет она мужу в одном из писем, - чтобы посидела со мной, она тогда более привыкнет видеть людей и слышать, что происходит. Она умное дитя".

20.

И Великая княжна, внимала, размышляла, запоминала, записывала, разговаривала, одаривала улыбкой и скованность ее постепенно таяла.

Одна беда сильно огорчала мать - Государыню. Цесаревна Ольга, похоже, была весьма хрупкого здоровья. Часто хворала. Доктора привычно для медицины заставляли ее много лежать, но она им не подчинялась. Можно догадываться, что от матери она унаследовала и глубокую восприимчивость и некоторую сердечную слабость, часто столь свойственную художественным, артистичным натурам. Она быстро уставала и бледнела, однако, упорно отказывалась принимать лекарства и бездельничать. Сестры и родители трепетно оберегали ее, как могли. Заботился трогательно о здоровье сестры даже и наследник Алексей Николаевич, ее любимец, (*он часто называл себя в шутку «Ольгин сын») во время какой нибудь шумной игры не разрешавший ей быстро бегать.

Ее видали чаще за книгой и нотами, чем за кропотливым рукоделием.

Но была ли Ольга Николаевна при этом ленивою «принцессой на горошине?» Вовсе нет.

Т.Е.Мельник-Боткина, дочь придворного врача, вспоминала:

«Великая княжна Ольга Николаевна, более слабая здоровьем и нервами, недолго вынесла работу хирургической сестры, но лазарета не бросила, а продолжала работать в палатах, наравне с другими сестрами, тщательно убирая за больными».

Софья Яковлевна Офросимова говорила о княжне – сестре милосердия: «Великую княжну Ольгу Николаевну все обожали, боготворили; про нее больше всего любили мне рассказывать раненые. Однажды привезли новую партию раненых. Их, как всегда, на вокзале встретили великие княжны. Они исполняли все, что им приказывали доктора, и даже мыли ноги раненым, чтобы тут же, на вокзале, очистить раны от грязи и предохранить от заражения крови. После долгой и тяжелой работы княжны с другими сестрами размещали раненых по палатам. Усталая великая княжна Ольга Николаевна присела на постель одного из вновь привезенных солдат. Солдат тотчас же пустился в разговоры. Ольга Николаевна, как и всегда, и словом не обмолвилась, что она великая княжна.

- Умаялась, сердечная? - спросил солдат.

- Да, немного устала. Это хорошо, когда устанешь.

- Чего же тут хорошего?

- Значит, поработала.

- Этак тебе не тут сидеть надо. На фронт бы поехала.

- Да, моя мечта - на фронт попасть.

- Чего же? Поезжай.

- Я бы поехала, да отец не пускает, говорит, что я здоровьем для этого слишком слаба.

- А ты плюнь на отца да поезжай.

Княжна рассмеялась.

- Нет, уж плюнуть-то не могу. Уж очень мы друг друга любим".

21.

Рабочий день Великих Княжон теперь всегда начинался с девяти часов утра. “Татьяна с Ольгой уже улетели в лазарет”, — писала Государыня. Супругу. И в другом письме продолжала ту же тему:.

«Сегодня мы присутствовали (Я всегда помогаю, передаю инструменты, а Ольга продевает нитки в иглы) при первой нашей большой ампутации (целая рука была отрезана), потом мы все делали перевязки... очень серьезные в большом лазарете”. Говоря об одной из сестер лазарета, Государыня удрученно замечает: “Она постоянно меня удивляет своим обращением: в ней нет ничего любящего и женственного, как в наших девочках».

Работа обычно затягивалась допоздна. “Ольга и Татьяна (а они всегда вместе) вернулись только около двух, у них было много дела”. Почти ежедневно Государыня записывала:

“Старшие девочки вечером идут чистить инструменты”.

Нельзя, конечно, считать, что их цена, как сестер милосердия, была только в этой обычной работе. Появление в лазаретах Августейших дочерей Государя само по себе облегчало страдания и скрашивало часы мук для раненных и больных. Тем более что милые и стройные, как осинки Цесаревны от всей души, всеми доступными им средствами хотели всех утешать и исцелять, растрачивая бессчетно тепло своих душ и сердец.. .

22.

Часто Великим Княжнам приходилось самим выезжать в Петроград для председательствования в благотворительных комитетах их имени или для сбора пожертвований. Для Великой Княжны Ольги это было непривычным и очень нелегким делом, так как ей нужно было преодолеть природную застенчивость.

Государыня писала: “Ольга и Татьяна—в Ольгинском комитете. Это так хорошо для девочек: они учатся самостоятельности, и они разовьются гораздо больше, раз им приходится самостоятельно думать и говорить без моей постоянной помощи...”; “Солнечное утро, и мы, конечно, едем в город”, — как говорит ворчливо Ольга, помогая мне собираться... “

“Ольга и Татьяна отправились в город принимать подарки в Зимнем дворце для раненных...”; “Выставка-базар действуют очень хорошо. Наши вещи раскупаются, прежде чем они появятся; каждой из нас удается ежедневно изготовить подушку и покрышку...”; “Ольга и Татьяна в отчаянии отправились в город, на концерт в цирке, в пользу Ольгинского комитета; без ее ведома пригласили всех министров и послов, так что она вынуждена была поехать...”; “Плевицкая принесла Ольге деньги от концертов, которые она давала; она пела для Ольги в Киеве...”

23.

Великим Княжнам постоянно приходилось за время войны сопровождать Государыню в ее поездках по России для посещения госпиталей и в Ставку.

“Великие Княжны, — вспоминает П. Жильяр, — очень любили эти поездки в Могилев, всегда слишком короткие, как им казалось; это вносило небольшую перемену в их однообразную и суровую жизнь. Они пользовались там большей свободой, чем в Царском Селе.

Станция в Могилеве была очень далеко от города и стояла почти в поле. Великие Княжны в часы своего досуга посещали окрестных крестьян и семьи железнодорожных служащих. Их простая и безыскусная доброта побеждала все сердца, и так как они очень любили детей, их всегда можно было видеть окруженными толпою ребятишек, которых они собирали по дороге и закармливали конфектами”.* (*Старинная форма произношения слова конфеты. В тексте данной статьи – очерка вообще соблюдена орфография подлинника воспоминаний и П. Жильяра и всех остальных авторов мемуаров и писем! – С.М.)

24.

В начале февраля 1917 года Великая Княжна Ольга Николаевна была больна воспалением уха, и вся семья обычно собиралась у нее в детской; там же играл с Наследником приехавший к нему в гости кадет 1-го корпуса, подозрительно кашлявший и на другой день заболевший корью. Дней через десять этой же болезнью и в сильной форме заболели Великая Княжна Ольга и ее любимец Наследник. Корь плавно перешла в тиф. Болезнь протекала весьма бурно, при температуре 40,5°. В полузабытьи Великая Княжна постоянно видела около себя Государыню в белом халате, и до нее долетали разговоры о каких-то беспорядках и бунтах в Петрограде.

Утром 21 марта Государыня сказала П. Жильяру: “Государь возвращается завтра, надо предупредить Алексея, необходимо все ему сказать. Хотите вы это сделать? Я пойду говорить с девочками”.

Видно, как Императрица глубоко страдала при мысли о том горе, которое она причиняет Великим Княжнам, сообщая об отречении их Отца, — горе, которое могло бы сильно осложнить их болезнь. Но сестры стойко выдержали потрясение, стараясь всячески обласкать удрученную мать, хотя позже, все они тихо рыдали по комнатам, подобно Великой княжне Марии Николаевне.

22 марта прибыл, наконец, к Семье глубоко страдавший морально Государь и тотчас поднялся в комнату к больным дочерям, что принесло им величайшую радость.. Они не произнесли ни слова упрека в адрес отца, слез он тоже не видел, только ласку и внимание, которым они старались его окружить.

Княжна Ольга к тому моменту поправилась настолько, что могла уже быть в церкви. В эти же дни ей пришлось быть невольной свидетельницей первой встречи Царской Семьи с премьер – министром Временного правительства А. Ф.Керенским. По свидетельству няни Цесаревен, он был принят Их Величествами в классной комнате, в присутствии Алексея Николаевича и Ольги Николаевны. Но здоровье Ольги Николаевны, видимо, сильно надломилось от всего пережитого. Вскоре она опять заболела воспалением легких и окончательно выздоровела лишь в середине апреля, так что не смогла быть со всеми на грустной в том году заутрене и разговеньях.

Все это время ее окружали нежным вниманием сестры, ухаживала за ней Государыня, по вечерам мог приходить отделенный от Семьи в то время Государь, который обычно им что-нибудь читал. Посредине комнаты, освещенной неяркой лампой, дочери готовили для него кресло и столик и слушали в его чтении, то рассказы Чехова и Тэффи, то эпопею Толстого «Война и мир», а то - забавные скрижали путешествия Робинзона Крузо и странствия мальчика из романа Г. Мало «Без семьи».

25.

После выздоровления Великой Княжны жизнь ее, как и всей Царской Семьи, сложилась крайне своеобразно.

Вставали все рано; затем — две прогулки: одна от одиннадцати часов до завтрака и вторая — от двух с половиной до пяти часов дня. Все должны были (кроме Государя, который гулял отдельно) собраться в полукруглой зале и ждать, пока начальник охраны откроет двери в парк; “Мы выходим, — говорит П. Жильяр, — дежурный офицер и солдаты следуют за нами и окружают то место, где мы останавливаемся для работы”.

Об этой работе мы узнаем из писем Великой Княжны Ольги, посланных из Царского Села в Крым:

“14 мая. Мы устраиваем в саду, около самого дома, большой огород и днем все вместе работаем”.

“19 июня. Теперь в саду началась рубка сухих деревьев, пилим дрова и т. д. Огород процветает. Ели вчера нашу первую редиску. Она ярко-красная и вкусная”.

Начало июля. «Работаем в саду по-прежнему. Срубили пока более семидесяти сухих деревьев”.

“23 июля. Сегодня совсем тихо. Слышу звон в Екатерининском соборе; так хочется иногда зайти к Знаменью. Пишу вам, лежа на траве, у пруда. Погода чудная и так хорошо. Алексей ходит около и марширует по дорожке. Все остальные рубят сухие деревья в лесу. У нас поспели на огороде несколько огурцов, не говоря о мелких овощах, которых очень много”.

Утром и днем шли занятия младших. Великая Княжна Ольга преподавала своим сестрам и брату английский язык.

Общая обстановка вокруг семьи, быт все более ухудшались. Так, например, П. Жильяр 23 мая записал в свой дневник: “С некоторых пор нам дают очень мало дров и везде очень холодно”.

Но, несмотря на это, у царственных детей настроение было бодрое и временами даже - жизнерадостное. Вот одна из июньских записей П. Жильяра : “Так как у Великих Княжон после болезни сильно падали волосы, им наголо обрили головы; когда они выходят в сад, то надевают шляпы, сделанные, чтобы скрыть отсутствие волос. В ту минуту, когда я собирался их фотографировать, они, по знаку Ольги Николаевны, быстро сняли шляпы. Я протестовал, но они настояли, забавляясь мыслью увидеть свои изображения в этом виде. Несмотря на все, время от времени их юмор вновь проявляется; это действие бьющей ключом молодости».

26.

Но все кругом же было так тяжело, что улыбаться и шалить хотелось все меньше и меньше.

Россия, которую они все так любили, гибла; их все предательски покидали. Самые близкие, те придворные, о которых в Царской Семье говорили с такой нежной лаской, (*а некоторым из них Великая Княжна часто посылала в Ставку свои милые письма) люди, которые были приняты как родные (“Сашка с нами завтракал; он остался тем же и дразнил Ольгу, как всегда”, — писала Государыня в июне 1917 года про одного из них), почти все покидали осиротевшую Семью.

“ Н. П.Саблина., самого их близкого друга, Ее Величество и дети все время ожидали, но он не появлялся, и другие все тоже бежали”, — с горечью пишет А. А. Танеева.

Великие Княжны переживали все это очень тяжело. Еще в декабре 1916 года Государыня с грустью писала супругу:

“Вчера вечером у Ольги был комитет, но он не продолжался долго. Володя Волков, который всегда имеет для нее одну - две улыбки, избегал ее взгляда и ни разу не улыбнулся. Ты видишь — наши девочки научились наблюдать людей и их лица, — они очень сильно развились духовно через все это страдание, — они знают все, через, что мы проходим, — это необходимо и делает их зрелыми. К счастью, они по временам большие дети, но у них есть вдумчивость и душевное чувство гораздо более мудрых существ”.

“Всем этим людям, — говорил следователь Н. Соколов, — предавшим Семью, можно невольно противопоставить двух других. Это были М. С. Хитрово и О. Колзакова. Они не боялись иметь общение с заключенной семьей и в своих письмах слали ей слова любви и глубокой преданности, не прикрывая своих имен никакими условностями.”

(“Ольгу Николаевну очень любила Маргарита Хитрово”, — вспоминает Е. С. Кобылинский).

27.

С глубокой скорбью и неутешными слезами покидали Великие Княжны свое любимое и родное Царское Село. Днем 13 августа они простились с дорогими уголками Царскосельского парка, островками, огородом. В часу ночи все, готовые к отъезду, собрались в полукруглой зале, и здесь провели в томительном и тревожном ожидании до пяти часов утра. Великие Княжны много плакали. В поезде разместились удобно: Великие Княжны в отдельном купе, в вагоне Государя, их прислуга — в ближайших вагонах.

17 августа прибыли в Тюмень, а 19 го — в Тобольск на пароходе “Русь”, на котором прожили еще около недели, пока приготовляли дом, предназначенный для Царской Семьи.

Когда перешли в него, комната Великих Княжон оказалась на втором этаже, рядом со спальней Государя и Государыни.

В письмах из Тобольска родным - бабушке и тете - Великая Княжна Ольга писала:

“23 декабря. Мы четыре живем в крайней голубой комнате. Устроились очень уютно. Когда сильные морозы, довольно холодно, дует в окно”.

“18 февраля. Здесь много солнца, но морозы, в общем, не сибирские, бывают часто ветры, а тогда холодно в комнатах, особенно в нашей угловой. Живем мы по-прежнему, все здоровы, много гуляем. Столько тут церквей, что постоянно звон слышишь”.

Первое время, приблизительно месяца полтора, было едва ли не лучшим в заключении Царской Семьи, жизнь текла ровно и спокойно (“сибирское спокойствие”, — говорит Н. Соколов). В 8 часов 45 минут подавался утренний чай. Государь пил в своем кабинете всегда с Ольгой Николаевной. После чая Государыня и Ольга Николаевна обычно читали; в 11 часов выходили на прогулку в загороженное место.

Т.Боткина вспоминает:

“Его Величество своей обычной быстрой походкой ходил взад и вперед от забора до забора. Великие Княжны Ольга и Татьяна, в серых макинтошах и пуховых шапочках — синей и красной, быстро шагали рядом с отцом”.

“Заготовить дрова для кухни и дома, — говорит П Жильяр, — это занятие было нашим главным развлечением на воздухе, и даже Великие Княжны пристрастились к этому новому виду спорта. Днем опять прогулка, если не очень холодно, — как говорят частые приписки в дневниках. — В комнатах тоже очень холодно; в некоторых только шесть градусов (“спальня Великих Княжон, — отмечает П. .Жильяр, — настоящий ледник”); сидели в толстых вязаных кофтах и надевали валенки (жили всё беднее: Государыня писала: “рубашки у дочек в дырах”).

Главным фоном этой жизни была тоска, горькое чувство заброшенности (“Тобольск — тихий заброшенный уголок, когда река замерзает”, — писала Великая Княжна Ольга); а отсюда — желание хоть чем-нибудь развлечь себя.

Устроили было качели — но солдаты штыками вырезали на них совершенно непозволительные надписи; сами сложили ледяную гору, которая явилась громадным развлечением для Княжон, воспитанных в здоровом духе здоровых физических развлечений, но через месяц солдаты кирками ночью разрушили ее, будто на том основании, что, поднимаясь на эту гору, Их Высочества оказывались уже вне забора, на виду у публики.

Вечерами собирались всей семьей с оставшимися им верными. Великая Княжна Ольга играла на рояле, работали, играли в карты, Государь читал. Часто дети сходились в караульное помещение Великие Княжны, со свойственной им простотой, которая и составляла их главную привлекательность, любили разговаривать с солдатами охраны, расспрашивали их о семьях, селах, о сражениях.

28.

С февраля, по почину П. Жильяра, начали устраивать домашние спектакли. Великая Княжна Ольга принимала в них участие реже остальных, но следует отметить, что в пьесе Чехова “Медведь” роль Поповой чаще других сестер именно она, а ее партнером (роль Смирнова) всегда был Государь.

В пьесе “Lа Веtе Nоirе” она играла роль Маmаn Мiеttе.

По субботам бывала всенощная в зале, а по воскресеньям разрешали ходить под охраной через городской сад в церковь Благовещения.

“24 декабря, — как писала одна из Великих Княжон, — была у нас всенощная; за столом со всеми образами, поставили елку; так она и простояла всю всенощную; на елку мы ничего не вешали”. “Зато, — вспоминал один из присутствующих, — все женские руки Семьи приготовили всем по нескольку подарков, и все вместе своею бодростью и приветливостью сумели всем окружающим устроить настоящий праздник”.

К новому году Великая Княжна Ольга тяжело заболела краснухой, заразившись от одного из товарищей Наследника, с которым она продолжала быть неразлучной. С трудом поправилась. Хорошо, что рядом был доктор Боткин!

Несмотря на всю эту подневольную, полную лишений и тревог тоскливо-сиротливую жизнь, Великие Княжны были бодры духом. “Такие храбрые и хорошие, никогда не жалуются, я так довольна их душами”, — писала Государыня из Тобольска.

Души юных Цесаревен достойно выдержали испытание теми нравственными муками, которые начались для них вскоре после внезапного отъезда их родителей из Тобольска.

29.

Когда стало известно, что родители должны уехать и разрешено с ними ехать лишь одной из дочерей, Великие Княжны посоветовались между собою и решили, что Ольга Николаевна слаба здоровьем и ей лучше остаться в Тобольске, при больном Алексее Николаевиче и младших сестрах: Татьяне и Анастасии. Все они сообща решили, что поедет Мария, «душа семейства», крепкая и выносливая, могущая в трудную минуту оказать помощь больной матери. Но сердца Цесаревен все равно разрывались от боли и тоски. В глубине души все они отлично понимали, что могут и не увидеть больше родителей и сестру. Что ожидало их впереди, Бог весть?!

«Я с содроганием вспоминаю эту ночь”, — пишет в своих мемуарах Т. Боткина, — и все за ней последующие дни, можно себе представить, каковы были переживания и родителей, и детей, никогда почти не разлучавшихся и так сильно любивших друг друга. Дети оставались в чужом городе одни, больные, не зная, когда увидятся с родителями. К тому же приближалась Пасха, великий праздник, особенно чтимый Их Величествами, который они всегда привыкли проводить вместе, говея на Страстной неделе!»

25 апреля, вечером, когда приготовления к отъезду были закончены, П. Жильяр видел Государыню, которая сидела на диване, около двух дочерей; они так много плакали, что их лица опухли.

30.

Около четырех часов утра, когда на рассвете бледного весеннего дня сибирские кошевые сани отъехали от губернаторского дома и завернули за угол, отрывая от оставшихся дорогих Государя и Государыню, отца, мать и сестру, увозимых в неизвестность, окруженных солдатами с винтовками, три фигуры в серых костюмах долго стояли на крыльце и медленно, одна за другой, вошли в дом... “ Я до сих пор мысленно вижу, как Великие Княжны, — как писал П. Жильяр, — возвращаются к себе наверх и проходят, рыдая, мимо дверей своего брата.

22 апреля — грустный канун Пасхи; все подавлены; от уехавших нет вестей. Великая Княжна Ольга пишет одно из последних, дошедших до нас писем в Крым, тетушке Ксении Александровне, в котором, конечно, прежде всего передает тревогу и вести об увезенных : “Живут в трех комнатах, едят из общего котла, здоровы. Дорога очень утомила, так как страшно трясло. Маленькому лучше, но еще лежит. Как будет лучше, поедем к нашим. Ты, душка, поймешь, как тяжело. Стало светлее. Зелени еще никакой. Иртыш пошел на Страстной. Летняя погода. Господь с тобой, дорогая. От всех крепко целую, ласкаю”.

31.

17 мая караулы при оставшихся узниках –детях были заняты латышами во главе с кочегаром Хохряковым и жестоким бывшим жандармским сыщиком Родионовым, который уже на следующий день во время богослужения поставил около аналоя латыша следить за священником; «это так всех ошеломило, что Великая Княжна Ольга Николаевна, — вспоминает Е. Кобылинский, — плакала и говорила, что если бы знала, что так будет, то она не стала бы просить о богослужении!»

Обращение с Великими Княжнами вообще становилось все более и более возмутительным. Родионов не позволил Великой Княжне Ольге Николаевне не только запирать на ночь дверь их спальни, но и затворять ее, чтобы, как он говорил, “я каждую минуту мог войти и видеть, что вы делаете”. Волков возмущенно сказал ему по этому поводу: “Девушки, неловко ведь, имейте совесть!...”

Родионов разозлился еще больше, и в грубой форме повторил свой жесткий приказ Ольге Николаевне. Пришлось подчиниться. Великим Княжнам нельзя было без его разрешения не только выходить гулять, но и спускаться на нижний этаж….

32.

Чувства, пережитые Великой Княжной Ольгой, лучше всего характеризуются двумя известными стихотворениями-молитвами, переписанными ею в Тобольске. В доме Ипатьева впоследствии были найдены книги Великой Княжны Ольги Николаевны, среди них английская книга "End Mary Sings Magnificat" (*На первом листе — изображение креста и написанные рукою Государыни стихи; на обратной стороне рукою Государыни написано: «В. К. Ольге 1917г. Мама. Тобольск» ); в книгу вложены нарисованные и вырезанные из бумаги изображения церкви Спаса Преображения в Новгороде и, кроме того, вложены три листика тонкой бумаги… На одном из них написано стихотворение “Разбитая ваза” Сюлли Прюдома, на двух других, рукою Великой Княжны, написаны эти, ставшие теперь знаменитыми, стихотворения.

Неизвестно доподлинно, написала ли она их сама, (*Литературу ей преподавал замечательный поэт И. Анненский и Ольга Николаевна неплохо справлялась с законами стихосложения, вызывая похвалы строгого учителя. – С. М.) но даже если они и просто были переписаны ею*,(*Есть достаточно аргументированная версия, что это стихи поэта С. С. Бехтеева – С. М.) то сам этот факт говорит о многом. Строки стихов очень точно выражают внутренний духовный настрой не только самой Цесаревны, но и всех ее Близких в те дни:

Молитва

Пошли нам, Господи, терпенье

В годину буйных, мрачных дней,

Сносить народное гоненье

И пытки наших палачей.

Дай крепость нам, о Боже правый,

Злодейство ближнего прощать

И крест тяжелый и кровавый

С Твоею кротостью встречать.

И в дни мятежного волненья,

Когда ограбят нас враги,

Терпеть позор и оскорбленья,

Христос Спаситель, помоги!

Владыка мира, Бог вселенной.

Благослови молитвой нас

И дай покой душе смиренной

В невыносимый, страшный час.

И у преддверия могилы

Вдохни в уста Твоих рабов

Нечеловеческие силы —

Молиться кротко за врагов.

Перед иконой Богоматери

Царица неба и земли,

Скорбящих утешенье,

Молитве грешников внемли:

В Тебе — надежда и спасенье.

Погрязли мы во зле страстей,

Блуждаем в тьме порока,

Но... наша Родина ... О, к ней

Склони всевидящее Око.

Святая Русь — Твой светлый дом

Почти что погибает,

К Тебе, Заступница, зовем

Иной никто у нас не знает.

О, не оставь своих детей,

Скорбящих Упованье,

Не отврати Своих очей

От нашей скорби и страданья!.

33.

Двадцатого мая 1918 года царственные пленники, наконец, покинули Тобольск.

По словам Татьяны Евгеньевны Боткиной, издевательство охраны продолжалось над юными бывшими цесаревнами и на пароходе, все прогрессируя в своей злобности, доходящей до нелепости!

К открытым настежь дверям кают Великих Княжон были приставлены часовые, так что они даже не могли раздеться. Вся провизия, присланная Их Высочествам жителями Тобольска и монастырем, была тотчас отобрана.

В Тюмени, на пристани, собралась громадная толпа народа, сердечно приветствовавшая Царских детей. Под сильным конвоем их провели к специальному поезду, который ночью, 24 мая, прибыл в Екатеринбург.

“Утром, — вспоминает П. Жильяр, — около 9 часов несколько извозчиков стали вдоль нашего поезда, и я увидел каких-то четырех человек, направлявшихся к вагону детей. Прошло несколько минут; матрос Нагорный пронес Наследника; за ним шли Великие Княжны, нагруженные чемоданами и мелкими вещами. Шел дождь; ноги вязли в грязи. Несколько мгновений спустя извозчики отъехали, увозя детей к городу. Рядом с Великой Княжной Ольгой сел один из конвоиров.»

Пятьдесят три дня жизни в Екатеринбурге были для Великой Княжны Ольги, как и для всей Царской Семьи, днями физических лишений, невыносимой нравственной пытки, издевательства разнузданной охраны, полной оторванности от мира, обреченности и вечной тревоги. Это была уже не жизнь, несмотря на всю духовную силу сплоченной любовью Царской Семьи.

Размещались в верхнем этаже дома Ипатьева. Великие Княжны занимали комнату с одним окном, выходящим на Вознесенский переулок, рядом с комнатой Их Величеств, дверь из которой была снята; первые два-три дня кроватей в их комнате не было; спали на полу, на соломенных тюфяках.

34.

О жизни царственных заложников «красных комиссаров» за это время мы узнаем из рассказов камердинера Государя, Тимофея Чемодурова, и рабочих, бывших в охране.

Вставали всей Семьею в восемь - девять часов утра, за исключением Государыни, которая поднималась немного позже из – за слабости сердца. Собирались в комнате Государя, завтракали, тихо молились, читали вслух газеты и книги. Государыня с дочерьми днем вышивала или вязала; гуляли час - полтора; часто на эти прогулки Великая Княжна Ольга Николаевна выносила на руках больного Наследника; никаким физическим трудом заниматься не позволяли. Обед бывал около трех часов дня, пища приносилась из советской столовой, а позже разрешено было готовить дома; обед был общий с прислугой; ставилась на стол простая миска, ложек, вилок не хватало; участвовали в обеде и красноармейцы, которые входили в комнаты, занятые Царской Семьей, когда хотели.

Великие Княжны иногда пели духовные песнопения. Чаще всего –«Херувимскую песнь», а как-то спели и грустную светскую, на мотив песни “Умер бедняга в больнице военной”.

А в это время из комендантской комнаты (наискосок от комнаты Великих Княжон) неслось под звуки пианино пьяное пение ухабистых или революционных песен.

Внутри помещения и снаружи постоянно стояли часовые.

Когда Княжны шли в уборную, красноармейцы шли за ними; всюду писали разные мерзости; залезали на забор перед окнами царских комнат и “давай разные нехорошие песни играть”, как показал один из чинов охраны.. Постоянно крали мелкие вещи; по вечерам Великих Княжон заставляли играть на пианино. Только глубокая вера и сильная воля поддерживали мужество узников дома Ипатьева..

Люди охраны, грубые, жестокие, глубоко невежественные по своей сути, были вообще сильно поражены их кротостью, простотой: их покорила полная достоинства душевная ясность пленников, и они чувствовали превосходство их над собою в нравственном, духовном смысле. И первоначальную, дикую жестокость сменяло потом у многих конвоиров глубокое, искреннее сострадание.

“Как я их сам своими глазами поглядел несколько раз, — показал позднее на следствии А.. Якимов, — я стал душою к ним относиться совсем по-другому: мне стало их жалко; жалко мне стало их, как людей”.

35.

Священник Сторожев, служивший 20 мая в доме Ипатьева обеденную службу, так передал свое печальное впечатление о Великих Княжнах: “Все четыре дочери были Государя, помнится, в темных юбках и простеньких беленьких кофточках. Волосы у всех у них были острижены сзади довольно коротко; вид они имели бодрый”. Он же видел их во время службы 14 июля, за три дня до кончины. “Они были одеты в черные юбки и белые кофточки; волосы у них на голове подросли и теперь доходили сзади до уровня плеч; все дочери Государя, — добавляет батюшка, — на этот раз были, я не скажу в угнетении духа, но все же производили впечатление как бы утомленных”. “Они все точно какие-то другие, — заметил диакон, — даже и не поет никто”.

В понедельник, 15 июля, две женщины мыли полы в доме Ипатьева. Великие Княжны помогали им все убирать, передвигали в спальне кровати, перестилали постели и весело между собой переговаривались. Они не догадывались о последнем своем Часе или сила духа держала их?...... Наверное – она.

Один из чинов охраны видел Великую Княжну Ольгу в последний раз в саду при доме Ипатьева 16 июля, около четырех часов дня, на прогулке с Государем - отцом.

А через несколько часов, в ночь на 17 июля, Великая Княжна Ольга, чистая русская девушка, была убита в одной из комнат нижнего этажа дома, расположенной как раз под комнатой Великих Княжон.

Их разбудил среди ночи и провел туда Яков Юровский, который затем на их глазах убил Государя.

“Великие Княжны прислонились к стене в глубине комнаты. За первыми же выстрелами раздался женский визг и крик нескольких женских голосов”.

Они, видимо, пережили тогда последний ужас расстрела самых дорогих на свете — Отца, Матери и Брата – Цесаревича.

Позднее следствие обнаружило при раскопках в лесу у села Коптяки мелкие вещи, принадлежавшие Великой Княжне: книги, нательный крест и медальон с портретом Отца - с ним она никогда не расставалась…

36.

Любимая дочь Императора Николая II, она наследовала от него все лучшие стороны его души: простоту, доброту, скромность, непоколебимую рыцарскую честность и всеобъемлющую любовь к Отчизне – естественную, не показную, как бы впитанную с рождения..

Долголетняя воспитанница и старшая дочь Императрицы Александры Феодоровны, она восприняла от нее искреннюю и глубокую евангельскую веру, прямоту, уменье владеть собой, крепость духа.

Заветы Государыни, которая говорила о себе: “всегда верная и любящая, преданная, чистая и сильная, как смерть”, были ясны и трудны. Ольга всегда помнила их. Вот эти слова, написанные на одной из страниц дневника Государя Императора, рукою его Невесты, Гессенской Принцессы Аликс:

“Сперва — твой долг, потом — покой и отдых. Исполняй свой долг, вот что лучше всего. А Господу предоставь остальное!”

Уже в заточении Александра Феодоровна часто повторяла дочерям: «Только бы устоять, только бы не дрогнуть духом, только бы сохранить сердце чистое и крепкое».

37.

Ольга Николаевна, как и обожаемые ею сестры и брат - Цесаревич сумела выполнить материнский завет на краю могилы. Свой долг она исполнила до конца. Старалась жить во имя того, во что она верила, любила, и шла всегда лишь своей собственной прямой дорогой. Она не уходила от жизни, но она и не выходила в жизнь на жесткую борьбу, борьбу; в которой могли пострадать другие, ей близкие и родные люди.. Нет, она не буйствовала и не кричала, но всегда, с ясной прямотой защищала свой жизненный путь, на котором ярко горели ею обретенные светлые маяки: Духовность, Нежность, Преданность, Верность Долгу и самой себе.

Все перечисленное было в ней, как “нечто твердое и незыблемое, на что опиралась ее душа”: ее глубокая, искренняя вера, безграничная любовь к России, к своей Семье (а в ней — к Государю, к Наследнику), ее чистый , искренний, а этим бесценно – настоящий - путь русской девушки, Цесаревны не только по рождению, но и по той Высоте Духа и нравственной силе Традиций, в которой она была столь тщательно воспитана и взращена.

Натура цельная, глубокая, она жила и ушла из мрака наступившего хаоса Времен неузнанная, неоценённая; редко кому открывая свой душевный мир ( наверное, одному Государю, отчасти, сестре — Великой Княжне Татьяне). С задушевностью простого искреннего чувства, с открытым сердцем она всегда и всюду шла к людям, особенно участливо и любовно — к простым крестьянам и солдатам, и с деятельной любовью — к страдавшим. Ее скромная жизнь должна будить живое сочувствие и глубокий интерес к себе уже по тому немногому, что она сумела сделать в своей жизни, по тому только, что приоткрылось нам, лениво не любопытствующим потомкам из ее сложного и много обещавшего душевного мира, по той роли, к которой она, быть может, была величаво призвана, но которую не успела исполнить до конца, довести до полного совершенства! _____________

Краткое послесловие автора.

Меня часто ругают за мой «душевный, пристрастный, наивный, смешной авторский роман» с погибшей в июле 1918 года Царской семьей, за мое слишком трепетное и возвышенное к ним всем отношение.. Обвиняют в необъективности к персонажам моих « царственных очерков», и к портретам членов трехсотлетней династии, вышедшим из под моего пера.. «Так нельзя писать, надо резко и сильно добавлять в абрисы биографий и личных историй сочные темные тона жизненной краски. Тогда образы будут полнее. – поучает меня иной придирчивый читатель. В какой то мере я могу с этим согласиться. Полнота картины в восприятии образа всегда нужна, бесспорно!

Но хочется все же мне задать и встречный вопрос слишком привередливым читателям моих материалов: что такого объективного, реального, злого, сухого можно рассказать о юных, очаровательно нежных созданиях, жизненный путь которых оборвался едва ли не на первом их шаге, вздохе, биении, сердца? Даже зловещая тень шамана и гипнотизера отца Григория не смогла упасть на них так, чтобы заслонить чистый и ясный свет исходящий от их незамутненных злобой и неверием в доброе сердец и душ. Я честно и кропотливо искала документы и письма, доказывающие хоть каплю обратного. Ничего мной найдено не было. Потому о Распутине и его отношениях с княжнами я говорить не стану, ибо нечего говорить о том, чего не было. Для удивительно хрустальных душ их, всех четверых, он ловкий хитрец, бормочущий сказки и молитвы, исцеляющий их больного, безумно любимого брата, так и остался «волшебным человеком, Божьим странником». Другую свою сторону разгульную, хищную, лукаво – сатанинскую «святой черт» никогда не смел им показывать.. Просто – робел.

Ведь, наверное, перед очарованием невинной прелести и чистотою души робеют все, без исключения, даже самые закоренелые грешники, не правда ли?..

Двуликий Янус, «шаман – старец» Григорий Ефимович поворачивался к ним лишь улыбающейся, благостной своей стороной. А они верили ему, и искренне плакали на его похоронах, понимая, что если члены их Семьи*(* Феликс Юсупов и Великий князь Дмитрий Павлович – государевы племянники по свойству и по крови! – С. М.) стали убийцами, пусть и невольными, то это не может быть ненаказуемо Небом. Девушки - Цесаревны были так чисты, что им не хотелось верить во зло! Отчаянно не хотелось! «Так это тяжело, что и писать о том не стоит!» - читаем мы скупые строчки в дневнике Ольги, после того как она узнала о том, что к убийству Распутина причастен ее кузен – красавец Димитрий. Быть может, они всех судили по себе, милые, наивные Цесаревны! Ведь они сами за всю свою короткую, как зарево утра, жизнь не смогли никого предать, забыть, оставить, осмеять.. Не смогли ни в ком -то разувериться, ни кому то легко солгать.. . Они не «не успели» сделать это. Просто – нравственно не могли. Не умели. Так есть ли для их образов – темная краска реальной жизни? Где ее найти, подскажите?

Разве что взять за образец – багрянец крови, стекающей по стенам Ипатьевского подвала, в ту страшную июльскую ночь..

Юные прелестные ласточки, дочери последнего русского Государя не успели никого даже полюбить.. Вот, разве только старшая «государева кровинка» была однажды пылко влюблена. И костер этого чувства, наверное, все еще тлел в ее сердце, когда она торопилась написать письмо - завещание, под текстом которого могла бы подписаться и вся ее Семья. Ее Императорское Высочество Великая княжна и Цесаревна Ольга Николаевна Романова писала завещание от имени Императора - Отца, но и сама, наверное, думала также.. Листок прощального завета уцелел. Вот его строки.

Я цитирую их здесь, как эпилог к моему очерку, но в нем, быть может, и - некий пролог к будущему России, - кто знает?

«Отец просит передать всем тем, кто ему остался предан, и тем на кого они могут иметь влияние, чтобы они не мстили за него, так как он всех простил и за всех молится, и чтобы не мстили и за себя, и помнили, что то зло, которое сейчас в мире будет еще сильнее, но не зло победит зло, а только - Любовь..»