ЧАСТОЕ ПРАВО С ЮРИДИЧЕСКОЙ СТОРОНЫ

ЧАСТОЕ ПРАВО С ЮРИДИЧЕСКОЙ СТОРОНЫ
У человека, не знакомого с тонкостями юриспруденции, выражение “частное право” может вызвать по меньшей мере недоумение и, пожалуй, даже неприятие.
В самом деле, право - представляет собой институт официальной, государственной жизни общества. И право в этом отношении имеет публичный характер. То есть оно исходит от всего общества, от государства в целом, признается обществом и государством в качестве безусловно обязательного, императивного в жизни общества и каждого гражданина. А тут, видите ли, “частное”, да еще и “право”. И в какой мере уместно здесь говорить в сопоставлении с “частным” еще и о некоем “публичном праве”, когда в действительности все право, право в целом, представляет собой явление публичного порядка?
Добавим сюда усиленно насаждаемое в условиях советского общества наше недоверчивое и даже презрительное отношение ко всякому “частному” - поприщу эксплуататоров, спекулянтов, кустарей, единоличников и мироедов-кулаков. .И когда речь заходит о “частном праве”, может возникнуть предположение: не закоулки ли это нашей жизни, удел “теневиков” и наркодельцов? И не область ли это для проделок всякого рода оборотистых и наглых “реформаторов”, которые вознамерились теперь “приватизировать” также и закон, исконный институт государственной жизни?
Здесь возникают вопросы и с сугубо юридической, практической стороны. Ведь всем известно, что право той или иной страны, в том числе российское, подразделяется на отрасли: уголовное, гражданское, административное, трудовое, семейное и т. д. Каждая из этих отраслей имеет свой особый “предмет”, отличается юридическим своеобразием (чтобы убедиться в этом, достаточно, например, сопоставить уголовное и семейное право); основные нормы каждой отрасли закреплены, как правило, в особом законодательном документе - кодексе. В практическом отношении для решения юридических вопросов ничего другого, кажется, и не нужно. И, может быть, вполне оправданно, что не так давно в советском обществе деление права на публичное и частное вообще отрицалось?
Между тем деление права на публичное и частное получило в мировой юриспруденции широкое признание. Оно рассматривается большинством правоведов в качестве очевидного и фундаментального.
И для этого имеются серьезные основания в самом строении права, характерные для национальных юридических систем. Особенно наглядно они выражены в праве стран континентальной Европы, где при всей сложности и даже известной “перемешанности” публично-правовых и частноправовых норм довольно четко можно выделить публичное и частное право, порой прямо по видам законов, кодексов (например. Уголовный кодекс - публичное право. Гражданский кодекс - частное право). Но и в прецедентом англосаксонском праве всегда те или иные прецеденты, те или иные источники могут относиться либо к публичному праву (например, прецеденты и обыкновения в деятельности парламента), либо к частному праву (прецеденты в области договоров; допустим, по ответственности за качество предмета договора).
О делении права на публичное и частное говорили еще философы античности. По словам Аристотеля, публичное право защищает то, что вредит обществу, а частное право - то, что вредит отдельным лицам. Это деление довольно строго было зафиксировано древнеримскими юристами. Знаменитый юрист Древнего Рима Ульпиан (II в. н.э.), приступая к изложению юридических вопросов, начинал так: “Изучение права распадается на две части: публичное и частное...” Характерно, что высокую общепризнанную оценку -оценку как непревзойденного шедевра правовой культуры - получило не все право Древнего Рима, а именно частное право. Сподвижник Маркса, его сотоварищ Энгельс писал с некоторым сарказмом о древнеримских юристах как о такой разновидности идеологов, которые разрабатывали “во всю ширь свое излюбленное частное право”.
Деление права на “публичное” и “частное” в современной юриспруденции является своего рода исходным пунктом и общим местом - фактом, который хотя и нуждается в объяснении, но сам по себе очевиден. В то же время обращает на себя внимание то обстоятельство, что на известных этапах исторического развития (в условиях средневековья, в советском обществе) указанное деление как бы уходило в тень, а порой и прямо отрицалось.
Любопытно в этой связи, что в Западной Европе XVI - XVII вв. потребность в развитии частного права, отвечающего потребностям нарождающегося капитализма, вылилась в поразительный исторический феномен - в возрождение или в восприятие (рецепцию) римского частного права, которое в Германии позднего средневековья как бы возобновило свое действие. Оно так и называлось - “современное римское право” (heutiges romisches Recht). И еще более знаменательно, что в эпоху Просвещения, Великой французской революции именно частное право - через гражданские законы - резко возвысилось, стало одним из решающих факторов становления свободного гражданского общества.
Такой подход к праву, когда в нем выделяются публичное и частное право, действительно важен во многих отношениях. Например, он важен для классификации правовых явлений, для их укрупненной группировки.
Здесь нужно только сразу же внести определенность по двум пунктам.
Во-первых, хотя право в целом имеет официальный, государственный и в этом отношении публичный характер, надо иметь в виду, что понятие “публичное” может употребляться и действительно употребляется в юриспруденции, в других гуманитарных науках также и в более узком значении. В таком более узком значении понятие “публичное” относится только к той части права, которая касается непосредственно деятельности государства. В то же самое время признак “государственности” (и в этом смысле - публичности, но уже в несколько ином, ранее указанном широком смысле) сохраняется и для всех других подразделений правовой системы, в том числе и для частного права.
И во-вторых, публичное и частное право - это не отрасли, а целые сферы, зоны права. Иногда говорят - суперотрасли. Они по современным научным представлениям охватывают (полностью или частично) определенные группы отраслей. К публичному праву относятся административное, уголовное, финансовое право, процессуальное право, земельное право, ряд других подразделений. К частному -гражданское право, а также - хотя и не всецело - некоторые другие подразделения. В юридической науке в этой связи говорят о целой системе частного права. По мнению видного российского правоведа Е.А. Суханова, в эту систему, наряду с крупными частями гражданского права (“общей частью”, вещным правом, обязательственным правом, исключительными правами - “интеллектуальной” и “промышленной” собственностью, наследственным правом), включаются также семейное право, торговое (коммерческое) право, международное частное право[1].
Здесь при помощи рассматриваемого деления оказывается возможным представить общую картину всей правовой действительности, ее общие очертания, увидеть укрупненную группировку тех “частей”, из которых складывается правовая система данной страны, право в целом.
Существуют и весьма определенные критерии для разграничения правового материала по двум указанным укрупненным рубрикам.
О них в общем виде говорил уже упомянутый ранее древне-римский юрист Ульпиан. По его словам, публичное право есть то, “которое относится к положению римского государства”, частное право - то, “которое относится к пользе отдельных лиц” (publicum jus est quod ad statum rei romanae spectat, privatum quod ad singulorum utilitatem).
В современной юридической науке выработаны и более строгие критерии для разграничения публичного и частного права. Формальные критерии между границами этих двух правовых сфер - порой в практической юриспруденции весьма зыбкими, подвижными, стертыми реальной жизнью, законодательством и юридической практикой - обрисованы одной из отраслей юридических знаний - аналитической юриспруденцией - довольно основательно и убедительно[2]
Из таких критериев наиболее существенное значение имеют следующие два.
Первый: для публичного права характерны отношения “власть - подчинение”, для частного права - отношения юридического равенства субъектов.
Второй: публичное право построено на принципе субординации, частное право - на принципе координации воли и интересов участников отношений.
Эти критерии получили подробную разработку во многих трудах и зарубежных авторов, и отечественных правоведов. Среди русских правоведов нужно отметить И.А. Покровского, давшего характеристику публичного и частного права в труде “Основные проблемы гражданского права” (1917 г.), а также М.М. Агаркова и Б.Б. Черепахина. Отметив особенности интересов субъектов в той и другой сфере, Б.Б. Черепахин пишет, что в основу разделения права на публичное и частное должен быть положен все же формальный критерий, и подчеркивает в этой связи: “... частноправовое отношение построено на координации субъектов, частное право представляет собой систему децентрализованного регулирования жизненных отношений”.[3]
Вместе с тем, указав на приведенные критерии, нужно видеть и то, что сама эта классификация - деление права на “публичное” и “частное” - имеет в основном, так сказать, общее, принципиальное юридическое значение.
Дело в том, что в практической жизни, особенно на нынешних этапах развития общества, публичное и частное право во многих случаях оказываются “перемешанными”: в жизненных отношениях довольно часто наличествуют разнопрофидьные элементы, одни из которых относятся к частному праву, другие - к публичному (например, так называемые публичные договоры в гражданском праве - договоры розничной торговли, общественного транспорта, связи и другие, где есть публично-правовые элементы).
Складываются даже целые правовые подразделения, комплексные образования, в которых в разных пропорциях присутствует одновременно и то и другое. Таковы, например, морское право, банковское право, хозяйственное право, предпринимательское право, корпоративное право[4]. И хотя в каждом случае возможно определить, какие из такого рода элементов относятся к публичному праву, а какие - к частному, и даже определить, какие из них являются основными, базовыми (и то и другое в высшей степени важно по теоретическим и практическим соображениям), все же предельно строгой классификации, когда весь правовой материал полностью, исчерпывающим образом распределяется по “своим” полочкам, достигнуть здесь невозможно.
В этой связи представляется существенным сказать о том, что деление права на публичное и частное не только и, пожалуй, даже не столько классификационное. Это - деление концептуального порядка. Оно касается самих основ права, его места и роли в жизни людей, его определяющих ценностей.
Возьмем в качестве примера два случая. Первый случай - налоговые отношения и их юридическое регулирование. Уплата налогов является безусловной обязанностью граждан, имеющих доходы, обладающих имуществом. Обязанность уплаты, размеры и порядок внесения налогов устанавливаются законом. И только законом. Отношения по уплате налогов имеют императивный характер: желает - не желает налогоплательщик уплачивать налоги, желает - не желает налоговая инспекция дать какие-то послабления по налогам тем или иным лицам - все это юридического значения не имеет; существует у данного лица имущество, получены доходы сверх необлагаемого минимума - обязанность по уплате налогов все равно возникает автоматически, прямо “по закону”. При этом налогоплательщики, граждане и организации, каким-то образом повлиять на условия уплаты налогов не могут, не вправе (напротив, соглашение на этот счет с работниками налоговой инспекции - акт противоправный, влекущий юридическую ответственность для виновных). Они могут воспользоваться какими-то удобными для них условиями (например, уплачивать сумму налога не сразу, а в течение определенного срока), или даже могут быть освобождены от уплаты налогов, или уплачивать налоги в льготном порядке, но опять-таки лишь по основаниям, установленным законом, и - плюс к тому - при особом для каждого налогоплательщика решении по этим вопросам, принимаемым компетентным должностным лицом налоговой инспекции.
Второй случай - покупка квартиры гражданином. Допустим - у предприятия, находящегося в ведении муниципальных органов города. То есть и в данном случае участником складывающихся отношений как будто является государство. И здесь также есть законы, устанавливающие известные условия и порядки обязательств, связанных с покупкой квартир и вообще недвижимости, исполнением обязательств. И все же юридические отношения в этом случае принципиально иные, нежели отношения в области налогов, ибо, хотя одной стороной при купле-продаже квартиры в данном случае является государственная (муниципальная) организация, последняя выступает в качестве “юридического лица” - так сказать, частного субъекта, не обладающего никакими преимуществами по сравнению с отдельными гражданами. А потому отношения по продаже “завязываются”, так сказать, “на равных” и по доброй воле - только по соглашению сторон и, значит, - также по воле покупателя, гражданина. Более того, продавец квартиры и гражданин - и только они- сами (сами!) по взаимному согласию определяют условия обязательства, включая цену, порядок платежей, санкции при ненадлежащем исполнении и т. д.
В то же время - очень существенный момент! - заключенный в соответствии с волей и интересами сторон договор со всеми условиями, которые самостоятельно определены покупателем и продавцом, становится юридически обязательным документом. Настолько юридически обязательным, что он - не упустим из поля зрения! - в принципе не уступает закону.
Скажем, в Гражданском кодексе в ст. 556 устанавливается норма, согласно которой “обязательство продавца передать недвижимость покупателю считается исполненным после вручения этого имущества покупателю и подписания сторонами соответствующего документа о передаче”. Но тут же, в этой же статье, определено: “Если иное не предусмотрено законом или договором...”. И значит, здесь указанная норма (такие нормы называются диспозитивными) действует и применяется только тогда, когда по данному вопросу у сторон нет “своей договоренности”. И если даже законом по тому или иному вопросу - допустим, по вопросу о количестве квартир у одного лица в данном населенном пункте - вводится в последующем безусловно обязательная норма (такие нормы называются императивными), то и она согласно ст. 422 Гражданского кодекса не распространяется на правила по ранее заключенному договору, поскольку на сей счет в законе нет специального указания. То есть договор частных лиц оказывается в чем-то даже “сильнее” закона.
Что же получается, если внимательно приглядеться к этим двум случаям?
А получается, что перед нами под одной и той же рубрикой -“право” - два разных юридических мира, если угодно, две разные юридические галактики, и как раз одна из них называется “публичное право”, а другая - “частное право”.
Публичное право (напомню: “публичное” - в специальном юридическом значении) - это такая правовая сфера, в основе которой - государственные интересы, “государственные дела”, т. е. само устройство и деятельность государства как публичной власти, регламентация деятельности государственного аппарата, должностных лиц, государственной службы, уголовное преследование правонарушителей, уголовная и административная ответственность и т.д.,- словом, институты, построенные в “вертикальной” плоскости, на началах власти и подчинения, на принципах соподчиненности, субординации. Сообразно этому для публичного права присущ один -и только один - общегосударственный юридический “центр”, характерны императивные предписания и запреты, обращенные к подчиненным, подвластным лицам; дозволения же, имеющие императивный характер, - прерогатива властвующих субъектов.
Вот поэтому для публичного права характерен специфический юридический порядок - обобщенно говоря, порядок “власти - подчинения”, - порядок, в соответствии с которым лица, обладающие властью, вправе односторонне и непосредственно, в принципе без каких-либо дополнительных решений иных инстанций, определять поведение других лиц (подвластных, подданных), и сообразно этому вся система властно-принудительных учреждений обязана силой принуждения обеспечивать полную и точную реализацию приказов и команд власти, а “все другие” лица - безусловно им подчиняться. Отсюда вытекают и все другие принципы публичного права: различие, разнопорядковость правового статуса лиц, иерархичность положения и разный объем властных правомочий у властвующих лиц, наличие своей, “ведомственной” юрисдикции, отсутствие ориентации на решение спорных вопросов независимым судом. По мере развития демократии, как уже говорилось ранее, эти принципы обогащаются институтами высокого демократического порядка (гарантиями для граждан, демократическими процедурами и др.), становятся совместимыми со всеми другими подразделениями гуманистического права, но это не меняет самой сути, самой природы публично-правовых начал.
Частное право (опять-таки в том смысле, в котором это принято считать в юридической науке и практике) выражает начала децентрализации, свободы отдельных субъектов. Здесь возможность решения той или иной жизненной ситуации не только в какой-то мере заранее запрограммирована в юридических нормах, но и предоставлена самим участникам отношений, которые определяют решение ситуации сами, автономно, своей волей и в своих интересах (преимущественно путем договоров). Кант писал, что частное право - это такое право, в соответствии с которым обязанность и принуждение основываются не непосредственно на законе, а на справедливости и на свободе человека быть собственным господином[5].
Поэтому в частном праве, в отличие от публичного (во всяком случае, по исторически исходным моментам), господствуют “горизонтальные” отношения, основанные на юридическом равенстве субъектов, координации их воли и интересов. Преимущественное положение в нем занимают не императивные предписания, не запреты, а юридические дозволения. А юридические нормы во многих случаях имеют диспозитивный характер, т. е. действуют по принципу “если иное не установлено договором” - действуют лишь тогда, когда по данному вопросу стороны не договорились между собой (поэтому диспозитивные нормы называют еще “восполнительными”: они восполняют то, о чем лица сами не договорились, чего не решили сами).
Таким образом, в сфере частного права, наряду в единым обще государственным юридическим “центром”, активно, в принципе на уровне закона, действует множество других юридических “центров”. Да притом так, что каждый участник отношений в гражданском обществе, каждый субъект права - это и есть особый и высокозначимый юридический “центр”. Как отмечает И.А. Покровский, “гражданское право как система юридической децентрализации по самой своей структуре покоится на предположении множества маленьких центров, автономных устроителей жизни в тех областях, которые охватываются гражданским правом”[6].
Таким образом, деление права на публичное и частное не просто классификационное подразделение, позволяющее распределить юридические нормы и правоотношения по наиболее крупным рубрикам. Публичное и частное право - качественно разные области правового регулирования, два разных, как уже отмечалось, “континента” или две “юридические галактики”.
С первых стадий цивилизации право (разумеется, со многими различиями в разных странах) так и развивается в составе двух относительно самостоятельных сфер, по двум руслам - публичного и частного права. И поскольку в любом обществе (понятно, в различном соотношении, в разных пропорциях) существуют государственные и частные интересы, то более или менее развитое право только и может существовать и развиваться при наличии двух соответствующих сфер - публичного частного права. При этом уровень “развитости” права в целом, его “качество” во многом обусловлены тем, насколько получила развитие каждая из указанных сфер, что решающим образом влияет и на понимание права в целом, и на состояние практической юриспруденции. Недостатки в этом отношении и тем более умаление одной из сфер (например, частного права) приводят, помимо всего другого, к деформации всей правовой системы страны, к ее однобокости, ущербности.
Публичное право с точки зрения юридической специфики не представляет собой чего-то своеобразного в отличие от общих представлений о праве. То, что в этой книге ранее говорилось вообще о праве (а говорилось, припомним, как раз прежде всего и главным образом под углом зрения обязанностей, ответственности), в полной мере распространяется и на публичное право.
При этом нужно постоянно иметь в виду, что публичное право -сфера столь же значимая, сколь и право в целом (включая частное право), во всяком случае, постольку, поскольку “сама” власть не является тиранической, авторитарной. По своей сути публичное право представляет собой продолжение также высокозначимого социального феномена - государства, публичной власти со всеми ее позитивными и негативными потенциями, также находящими выражение в достоинствах права, хотя и иного “качества” - публичного. Эти достоинства в результате демократизации общества реализуются в принципах подчиненности власти закону, юридических процедурах ее осуществления, а в более широком плане - в принципах разделения властей, республиканской форме правления и, наконец, в государственном, публичном обеспечении прав человека. По мере углубления демократии публичное право в рассматриваемом значении все в большей степени включает нормы, ограничивающие произвол власти, охраняющие права человека, - происходит обогащение материи публичного права, насыщение ее принципами и институтами демократического порядка. Основа этого процесса - развитие, начиная с конца XVIII в., конституционного права в странах Запада.
Но при всем при том повышенное внимание все же должно быть уделено частному праву, ибо именно оно (наряду и в сочетании с правами человека) выражает основные процессы, связанные со становлением системы субъективных прав, открывающих гарантированный простор для собственной активной деятельности людей, их творчества, инициативы, дерзаний, предприимчивого дела. И отсюда именно частное право оказалось тем звеном в сложной “материи права”, которое, возникнув в эпоху древнего мира, уже в современно? истории, начиная с эпохи Просвещения, Великой французской революции, и все более именно в наше время раскрывает глубокую природу права (о ней в первой главе сказано было лишь в заключительных положениях, обращенных к современной эпохе). И раскрывает его, права, историческое предназначение. Права в самом высоком человеческом смысле - как социального института, который бы; приуготовлен Историей для нового времени - времени либеральных цивилизаций. Частное право предстает в виде отработанных юридических форм, в рамках которых реализуются свобода человека быть “самому себе господином”, экономическая свобода, самостоятельность и равенство людей, в экономике - товаропроизводителей, и которые могут юридически обеспечивать статус свободных субъектов неприкосновенность собственников, права участников оборота, ограждать их от вмешательства государства, от его произвола[7].
Будем только учитывать то обстоятельство, что частное и публичное право представляют собой части единой юридической системы страны и действуют в единстве, во взаимодействии, подчас при регулировании тех или иных отношений, действуют в комплексе. В гражданских законах есть элементы, нормы и институты, относящиеся во многом к публичному праву. Законы публично-правового характера (такие, как налоговые. Уголовный кодекс) как бы сопровождают гражданские законы, нередко весьма серьезно влияют на их результативность, применение. Да и вообще частное право, как бы мы ни делали ударение на слове “частное”, неизменно остается правом - социальным институтом официальной, государственной жизни, где должны быть твердыми и нерушимыми необходимые в обществе порядок и дисциплина, должны реализовываться требования строгой законности.
Обратимся теперь к более подробной характеристике юридических особенностей частного права, основных вех его становления, развития.
ЧАСТНОЕ ПРАВО: СУЩНОСТЬ, ВЕХИ РАЗВИТИЯ, МИССИЯ
По своей сущности частное право представляет собой не столько известную, весьма обширную часть юридической системы страны (хотя такую “часть” возможно и необходимо обособлять) и даже не столько “зону права”, о которой говорилось ранее, сколько существование и действие определенных правовых начал и в этом смысле - духа права.
Частное право - это начала, утверждающие для отдельных лиц юридически значимые свободу, независимость, самостоятельность. То есть это такое правовое состояние отдельных лиц, когда они сами, суверенно, без вмешательства извне, своей волей и в своем интересе решают свои дела и когда, говоря словами Канта, у субъектов есть “свобода быть собственным господином”.
Можно сказать даже так: частное право - это суверенная территория свободы на основе права. Такая “территория свободы”, где “верховным правителем” является “частное лицо” - отдельный человек, группа граждан, организация, - выступающее в качестве юридического лица, и, значит, здесь, по данному кругу вопросов, лица частного.
Именно в области частного права свобода отдельного, автономного лица раскрывается в чистом виде и истинном значении. Это -не дозированные “кусочки самостоятельности”, на которые дает разрешение чиновник (такие дозированные “кусочки” есть и у подневольного индивида - раба, крепостного). И это - не вольница, не поприще вседозволенности, так как перед нами все же область права, где действуют общий правопорядок, требования законности и где при адекватном и отработанном юридическом инструментарии (об этом -дальше) определяются границы свободы, не допускаются злоупотребления ею и действуют юридические механизмы ее цивилизованного осуществления. Свобода в области частного права - это полная и суверенная самостоятельность отдельного лица, выраженная в его автономном и защищенном статусе субъекта права и в обладании им защищенными субъективными правами (право собственности, право вступать в любые договоры, право на неимущественные блага и т. д.).
При этом и то и другое (и статус субъекта права, и субъективные права) имеют характер правовых явлений по своей основе абсолютного порядка, т. е. они открывают простор для собственного, по усмотрению, поведения и в этой связи в принципе исключают, не допускают вмешательства кого-либо в эту собственную “сферу свободы” (если, понятно, такое вмешательство не происходит по прямому установлению закона, например при расследовании преступления по возбужденному уголовному делу).
Здесь, в этой книге, в отношении сущности частного права только что приведены некоторые общие, абстрактные рассуждения, ибо представляется в высшей степени важным не только как можно более обстоятельно рассказать об особенностях юридического регулирования в данной области, но и с помощью общих категорий попытаться рассказать так, чтобы читатель поймал дух частного права, уловил его глубокие основы. Правда, по мнению И.А. Покровского, сама-то юриспруденция “инстинктивно чувствует” в различии публичного и частного права нечто “глубоко принципиальное; она смутно улавливает глубокую разницу в самом духе права публичного и частного...”[8]. Но наряду со смутным, “инстинктивным чувствованием”, характерным для юриспруденции, нужно, чтобы и правовед, и человек, не сведущий в премудростях юриспруденции, постиг “умом” своеобразие этой в чем-то удивительной сферы права - твердо знал, что в данной сфере мы имеем дело с великими человеческими, культурными ценностями, основополагающими устоями жизни людей.
Своеобразие частного права отчетливо проявляется, как мы видели, при его сопоставлении с публичным правом (вспомним: первому присущи “юридическое равенство” и “координация”, второму-“власть - подчинение”, “субординация”). Если же обратиться к сопоставлению частного права с центральной категорией публичного права - с государственной властью, то обнаруживаются явления поистине парадоксального порядка.
Ведь частное право предоставляет людям - отдельным гражданам, их объединениям, организациям, выступающим в качестве юридических лиц, - возможность в определенном круге отношений быть “собственным господином” - свободно поступать сообразно своим интересам, своей воле, самостоятельно определять условия своего поведения. При этом предполагается или прямо декларируется, что применительно к отношениям такого рода государственная власть как бы остается в стороне, она не вправе произвольно вмешиваться в частноправовые отношения. Государственная власть, по своей природе “настроенная” на то, чтобы вмешиваться в окружающие ее отношения, отторгается (скажем грубее - изгоняется) из обители господства частных воль и частных интересов.
В то же время совершаемые в этой сфере действия субъектов как частных лиц - договоры, односторонние акты собственника и т. д. - приобретают “самое настоящее”, “полнокровное” юридическое значение. Государство, которое изначально “изгнано” из данного круга отношений, теперь обязано - не парадокс ли? - признавать частноправовые отношения, защищать их всеми законными способами и реализовывать при помощи всей системы своих принудительных органов и средств.
Свобода и самостоятельность субъектов, характерные для частного права (их в юриспруденции нередко называют диспозитивностью), могут - как в современном Гражданском кодексе России - прямо обозначаться в законодательном тексте. В кодексе говорится об “автономии воли” субъектов, о том, что они приобретают и осуществляют права своей волей и в своих интересах. Но этого может и не быть. Зато во всех законах, посвященных частному праву, непременно существует адекватный, и притом обширный, технико-юридический инструментарий, направленный на то, чтобы реально, в жизни, утвердить начала диспозитивности, принципы частного права.
И это вполне объяснимо. Юридические обязанности и юридическая ответственность по большей части прямо вытекают из других форм регуляции поведения людей (в первую очередь - из требований морали) и нуждаются главным образом в своего рода государственном подкреплении, известной конкретизации с учетом различных жизненных обстоятельств - политических, экономических и т. д.
А вот свобода и самостоятельность людей хотя и имеют естественные предпосылки, тем не менее сами по себе в качестве “регуляторов” цивилизованного характера не действуют. Для того чтобы выступить не в виде вольницы и вседозволенности, а в нормальном цивилизованном виде, они изначально требуют существования отработанного и действенного инструментария, который утверждал бы их в жизни людей и обеспечивал претворение на практике начал частного права - свободы, самостоятельности, независимости участников общественных отношений в области собственности, оборота имущества, сделок, передачи прав, наследования и т. д. Ключевое значение в этом юридическом инструментарии имеют правовые институты гражданского права, нацеленные на обеспечение статуса участников отношений в качестве субъектов права. Прежде всего - отдельных индивидов в качестве полноправных граждан (отсюда и название основной отрасли в сфере частного права - гражданское право, или - с использованием римской терминологии-jus civile (лат.) - цивилистика).
Именно здесь, в области частного права (цивилистики), сложились и приобрели повышенное значение другие юридические средства и механизмы, адекватные началам частного права. В том числе - необходимость строгой определенности субъективных прав, а в этой связи и определенности юридических обязанностей.
И вот тут - и не только в отношении частного права (но все же в первую очередь в отношении этой сферы прав) - надо сказать об оправданной сложности “юридической материи”. Той сложности, которая подчас, по распространенным стереотипам нашего правосознания, все это представляет чуть ли не как сплошную канцелярщину, формалистику, бумаги и инструкции, заскорузлые формулы и малопонятные термины - сделки, реституции, регистрации, интерпретации.
Но дело-то в том, что такого рода “юридическая материя”, казалось бы далекая от живой жизни, канцелярски закрученная, появилась на свет и существует для того, чтобы выразить и реализовать достоинства права. И во многом - как раз для того, чтобы выразить и реализовать “способность” права обеспечивать высокую определенность юридических установлений в сфере частного права.
Ведь вовсе не случайно, что право в государстве выступает в виде законов, других официальных нормативных документов, можно сказать, живет в этих документах (недаром в юриспруденции такого рода документы: законы, указы, нормативные постановления власти, именуют “источниками права”). Право как строго юридическое явление - это писаное право. И именно “письмо” - знаковые системы речи, выработанные человечеством за свою многотысячелетнюю историю, - и только оно, “письмо”, позволяет максимально точно фиксировать и в неизменном виде сохранять мысль и волю, правила поведения, в том числе и те, которые выражены в юридических нормах. И стало быть, не так уже плохо, напротив - в принципе замечательно, что для права характерна не просто “определенность”, а формальная определенность.
К тому же надо знать, что юридические сложности - кстати, характерные для всех областей человеческих знаний (и порой - так же, как везде, - действительно доводимые, увы, до крайности, что а является предпосылкой их недоброй славы) - по своей сути представляют собой сплав опыта и ума, искусства и интеллекта.
Даже в мелочах. Точнее - именно в мелочах. Потому-то юридические тексты как тексты “юридические” отличаются скрупулезной. дотошной точностью, вернее - требуют ее. В самых мелких грамматических деталях. Скажем, в употреблении союзов “и” - “или”. Например, в одном из законов о залоге, ныне уже не действующем, было сказано в отношении одного из правил, что исключение из него допускается, если оно будет установлено “законом и договором”. В действующих же законоположениях говорится - “законом или договором”. Мелочь? Простите, какая же это в практической жизни “мелочь”, когда в одном случае требуется, чтобы данный вопрос одновременно и одинаково был решен как законом, так и договором, а в другом - достаточно лишь одного из таких оснований?!
На обеспечение строгой определенности в решении жизненны' дел направлена и специальная юридическая терминология. Еще раз скажу: такая терминология не выдумка бюрократов, не канцелярские формалистические выкрутасы. Юриспруденция - сложная область знаний и практики, где требуется - как и в других сложных отраслях человеческой деятельности (технике, медицине и т.д.)- особая терминология. И здесь эта особая терминология во многих случаях сложилась и с успехом употребляется как раз для того, чтобы в наших жизненных делах были достигнуты необходимые определенность и точность при решении сложных юридических вопросов, в том числе -и, пожалуй, прежде всего - юридических вопросов, связанных с субъективными правами в области частного права.
В этой связи и для этого (строгой определенности, точности) утвердился и стал составной частью культуры особый юридический язык, отличающийся сжатыми формулировками, лаконичными терминами, когда в одном слове кроется богатое и предельно точное содержание. Достаточно, например, юристу сказать “консенсуальный договор”, как для подготовленного в правовом отношении специалиста ясно, что, например, арендный договор начинает действовать, порождая многообразные права и обязанности, уже с момента его заключения (а не с момента передачи арендатору вещи, как это характерно для ^реальных договоров”, таких, как договор займа).
Наряду с особой юридической терминологией - еще один существенный момент. Для того чтобы право было способным обеспечивать строгую определенность наших прав и обязанностей, а отсюда и самих жизненных отношений, в нем вырабатываются различные юридические конструкции, т. е. типовые модели, отработанные “конструктивные” построения прав и обязанностей, заранее рассчитанные на самые разнообразные жизненные ситуации, на обеспечение различных интересов и представляющие собой отработанный сплав опыта и ума. Различные виды договоров - купля-продажа, мена, заем, аренда, страхование - все это своеобразные юридические конструкции.
Допустим, человеку причинено увечье в автотранспортном происшествии. И вот для удовлетворения интересов потерпевшего, для возмещения причиненного ему вреда в развитой юридической системе находятся наготове и могут “заработать” такие юридические конструкции: возмещение вреда в порядке социального страхования, институт добровольного страхования, гражданская ответственность владельца автомашины за причиненный вред, причем возмещение вреда в последнем случае может осуществиться в порядке гражданского иска в уголовном процессе, и т. д.
И, не углубляясь в другие сложности “юридической материи”, обращу внимание на то, что совершенно оправдывает в правовой науке и практике эти сложности, - особую юридическую терминологию, юридические конструкции, своеобразные приемы изложения норм, отработанность договорного регулирования и многое другое такого же порядка, что именуется юридической техникой - техникой в самом высоком значении этого слова - областью знаний, опыта и искусства, при посредстве которой достигается совершенство -в данном случае права. Вот почему о праве стран, где высокого Уровня достигали юридическая наука и практика, а в этой связи и юридическая техника, опять-таки вполне обоснованно говорить как о юридической системе высокого технического (юридико-технического) совершенства - показателе развитой государственной и духовной культуры общества.
И вот начальные “кирпичики” юридической техники и наиболее развитой, отработанный технико-юридический инструментарий во многом (хотя, понятно, не исключительно и далеко не во всем объеме) сформировались в основной обители частного права - в праве гражданском, в цивилистике. В основном - на базе римского частного права. Например, такие, казалось бы, “общие” категории, выражающие достижения культуры римского частного права, как “правоспособность” да и категория “субъективное право”, с трудом распространяются на материал публично-правового характера (лишь в последние десятилетия, да и то в связи с расширением социальной деятельности государства, начали формулироваться, правда, не всеми юристами разделяемые, положения о публичных субъективных правах).
История частного права характеризуется более чем двухтысячелетним развитием, в ходе которого шло совершенствование, углубление частноправовых начал и одновременно совершалась трудная работа по огранке, шлифовке форм их выражения в объективном праве, в гражданском законодательстве. Хотя - замечу - не может не вызвать удивление и не навести на основательные размышления то обстоятельство, что частное право, в сущности, сразу, по историческим меркам “в краткий миг”, всего лишь за несколько веков древнеримской истории, буквально ворвалось в своем довольно развитом, классическом, чуть ли не готовом виде в античную культуру - культуру человечества весьма высокого уровня (обстоятельство, в отношении которого в конце главы будет высказана авторская гипотеза).В истории частного права можно выделить четыре основные вехи. Три из них человеческое общество уже прошло, а в четвертую в настоящее время вступает или, быть может, уже вступило.
Первая веха. Это - формирование частного (гражданского) права как целостного системного нормативного образования. Такое “возникновение” состоялось, как уже упомянуто, в виде весьма совершенной с юридической стороны частноправовой системы, утвердившейся в Древнем Риме на перевале эпох - дохристианского времени и христианской эры (расцвет - “золотой” период -1-111 вв. н.э.).
Римское частное право и в исторически далекое время своего расцвета, и в наши дни предстает как истинный шедевр культуры, высокое творение разума, регулятивного искусства. В нем, конечно, немало того, что отражает своеобразие тогдашней эпохи - эпохи перенасыщенной роскоши и рабов, поэзии и гладиаторов, утонченного вкуса и грубых утех, порой, особенно по критериям сегодняшнего дня, изощренного цинизма[9]. И одновременно римское частное право дало миру поразительное по отработанности, совершенству, изяществу собрание юридических конструкций, моделей, формул, отточенной лексики. По большей части - технико-юридического порядка. И все же главное здесь - это, пожалуй, даже не столько сами по себе четкость, безупречная логичность, ясность и простота содержащихся в римском праве формул и положений, сколько то, что они уже в то время несли в себе великие начала частного права (“духа” права, как назвал эти начала знаменитый немецкий юрист Рудольф Иеринг): юридическое равенство субъектов, их юридическую автономию, свободу договоров, диспозитивность. Отсюда и выработанные римскими правоведами формулы большого духовного смысла - например, “право - это искусство добра и справедливости”.
Нередко достоинства римского частного права связываются с тоже поразительным письменным документом античности - с Кодексом (или Собранием законов) византийского императора Юстиниана (529 - 534 гг. н.э.). Это - верно. Но - верно не в том смысле, в каком сейчас понимается значение “кодекса” как обобщающего системного нормативного акта. Этот документ лишь в малой своей части включает постановления римских и византийских императоров, в том числе самого Юстиниана. Главные же его части - Дигесты (50 книг) и Институции (древнеримский учебник по праву Гая, II в. н.э.) - представляли собой собранные воедино извлечения из сочинений древнерим-ских юристов (таких виднейших, как Ульпиан, Павел, Модестин и др.), высказанные в пору расцвета римской юриспруденции. И именно это как раз представляет собой величайшую ценность - ценность интеллектуальную, когда в рассуждениях и сентенциях древнеримских юристов все более и более раскрывались начала, “дух” частного права. Ибо сама по себе материя древнеримского права в своих первичных формах имеет прецедентный характер (первоначально она во многом складывалась из постановлений преторов, других должностных лиц по конкретным жизненным ситуациям)[10]. Лишь затем в результате деятельности великих римских юристов заработали мысль, разум, когда не только отрабатывались с технико-юридической стороны нормативные обобщения, принципы, юридические конструкции, но и с большей определенностью, последовательностью выражались в них начала частного права. Вот такого рода “данные разума” получили затем концентрированное выражение в компиляциях Юстиниана.
Вторая веха- это отработка положений частного права, их соединение в “праве университетов” - тоже удивительное событие, происшедшее в средние века в средневековых университетах, начиная с Болонского, в результате труда глоссаторов (средневековых толкователей положений римского частного права).
При этом речь здесь идет не об отмеченном ранее поразительном феномене, когда древнее римское право, “перескочив” через века, в сущности тысячелетие, стало регулятором развивающихся товарно-денежных отношений. В данном случае имеется в виду другое. На основе текстов древнеримского права (в основном - Кодекса Юстиниана) в средневековых университетах - сначала, в XI в., в Болонье, а затем в Пизе, Париже, других городах - глоссаторы и комментаторы (постглоссаторы) подвергли дальнейшей научной отработке как тех-нико-древнеримские юридические конструкции и формулы, так и содержащиеся в них начала частного права. Создаваемое таким путем “право университетов” стало новой ступенью развития идей частного права, причем такого развития, которое в какой-то мере оказалось сориентированным на потребность и уровень духовного развития Нового времени, приближающегося к историческому рубежу, с которого начался переход человечества к либеральным цивилизациям.
Третья (и решающая для современной эпохи) веха- это не просто новый, и притом качественный, взлет частного права, но и, по сути дела, формирование частного права современного гражданского общества, когда оно в силу требований формирующегося гражданского общества воплотилось в виде отработанных нормативных обобщений непосредственно в законах последовательно либерального содержания. Прежде всего - в таких, как наполеоновский Гражданский кодекс, Германское гражданское уложение, в гражданских законах других стран, которые стали на путь современного развития. Именно здесь, в законодательных положениях гражданских законов, действующих и поныне, оказывается возможным утверждать именно о началах частного права, которые нашли выражение в юридических формулах о праве собственности, его абсолютном характере, свободе договора, восстановлении нарушенных гражданских прав, их судебной защите.
О четвертой вехе развития частного права допустимо, пожалуй, говорить только в порядке постановки вопроса. Причем -только как о начавшемся историческом процессе, когда во второй половине XX и на пороге XXI в. вырабатываются и входят в жизнь гражданские законы нового поколения, выражающие глубокое единство частного права и современного естественного права, неотъемлемых прав человека, такие, как Гражданский кодекс Нидерландов, канадской провинции Квебек. К их числу принадлежит и Гражданский кодекс России.
Наиболее существенные черты современной стадии развития частного права (в которую человечество вступает, а быть может, и уже вступило) - это не только тенденция совершенствования, модернизации гражданско-правовых институтов, связанная с принципиально новыми явлениями и фактами постиндустриальной экономики, другими глобальными процессами современности (экологическими, в технологии управления и информации и др.), но и основательные процессы в “самом” частном праве. Суть этих процессов - в тенденции утверждения частноправовых начал в исконном, предельно “чистом” виде. И одновременно, в этой связи, - в глубоком единении частного права и современного естественного права, его “кульминационного выражения” в нынешнюю эпоху - органического единства с неотъемлемыми правами человека.
Характеризуя функции частного права в истории и на современной стадии его развития, его место в обществе, в жизни людей, по-видимому, недостаточно ограничиться привычными словами “роль”, “значение”. Здесь вполне уместно говорить о миссии частного права, особенно значимой именно сейчас, в наше время.
Наиболее существенное значение при характеристике миссии частного права имеют следующие два момента.
Первое (и здесь пора суммировать ранее сказанное). Частное право является носителем цивилизованной свободы, если угодно, ее исконной, первородной обителью, не имеющей в ряде областей жизни общества альтернативы.
Здесь следует еще раз сказать о том, что частное право - это именно право. Оно представляет собой одно из высших достижений культуры, мощный социально-правовой институт, который способе. утвердить в реальной жизни, прежде всего в экономике, начала не прикосновенности собственности, юридического равенства, свобод) договора и отсюда на деле дать людям достаточную область гарантированной защищенной экономической свободы, причем так, что люди сами, как носители “свободы быть своим собственным господином”, своей волей и в своем интересе самостоятельно решают свои дела в бизнесе, предпринимательстве, собственности, коммерческих сделках, в других делах гражданского общества, и эти решения при обретают полновесное юридическое значение.
Именно здесь один из узловых пунктов человеческого прогресса Знаменательно, что как раз эту миссию частного права отметили русские правоведы. Прав М.М. Агарков, когда он обратил внимание на то, что вряд ли общество будет развиваться по прогрессивному пути если “личность не будет являться субъектом целеполагания”[11]. Знаменательно и то, что в литературе задолго до аналогичной постановки в общетеоретических и философских исследованиях сама идея ценности права была поставлена (в работах И.А. Покровского, М.М. Агаркова) с использованием адекватного понятийного аппарата и лексики в отношении именно частного права.
И пусть в этой связи не покажется преувеличением утверждение о том, что без развитого частного права цивилизованная рыночная экономика да и вообще становление и функционирование современного гражданского общества невозможны в принципе, по определению.
Второе (возможно, последующие положения окажутся неожиданными для читателя). Есть весьма значительные основания утверждать, что именно частное право является наиболее мощным средством для формирования единой, непротиворечивой основы деятельности людей, а отсюда - для интеграции, для объединения людей, территорий, государственных образований.
Принято считать, что реальным “объединительным инструментом” и в прошлом, и в настоящем являются военная сила, деятельность властных учреждений, крутые административные меры. Легионы в Римской империи. Непреклонный канцлер в Германии конца XIX в. Деятельность комиссий и Европарламента в современной объединенной Западной Европе. Что ж, и то, и другое, и третье и впрямь значительная, порой решающая сила. И все же я смею утверждать, что мощным и притом постоянным, естественным для человека, возрастающим по результативности интегрирующим фактором, особенно в наше время, является другое - право, и что наиболее существенно - частное право.
Да, именно частное право! Так как в отличие от публичного права, которое плотно “привязано” к государству, к государственной власти и, следовательно, к разноречивым интересам господствующих политических сил, доминирующих элит, здесь, в сфере частного права, не могут не господствовать общезначимые интересы отдельных людей, частного производственного дела и рынка и отсюда - в принципе изначально однотипные формы регуляции поведения. Обстоятельство, которое и позволяет частному праву быть в принципе однородным, общезначимым, универсальным инструментом регуляции для различных стран, регионов, территорий.
Так было в древнем мире. Как свидетельствуют исторические данные, обширные по масштабам античности территории Рима соединили в единую империю не только высокоорганизованные армейские легионы, но в не меньшей степени - римское частное право, которое и сложилось, и действовало не столько в качестве строго “римского”, сколько в качестве права универсального. Так было в Европе-ив средневековье под покровом католической церкви, и в более близкую к нам историческую пору. В Германии разрозненные немецкие княжества и земли также были связаны в целостное государственное единство при всей значимости властных акций правителей (в конце XIX в. - Бисмарка) едиными нормами “возрожденного” римского права и в особенности Германского гражданского уложения. Да и интегрирующей силой современной Западной Европы стали не столько административные и даже не единые законодательные учреждения объединяющихся европейских стран (как нередко считают), сколько “объединенное” европейское частное право, основанное на римском договоре 1960 г. и деятельности Европейского Суда. К именно оно, “объединенное” европейское частное право (возможное в связи с однотипностью гражданского права европейских стран). имеет значение основы и стержня не только “общего рынка”, но и всего европейского единства, приближающегося по своему уровню к типу федеративного объединения.
Факты свидетельствуют: “правовые узы”, базирующиеся на частноправовых началах, являются естественными для человека как разумного и свободного существа и потому наиболее крепкой и надежной цементирующей средой, позволяющей объединять деятельность людей. И происходит это потому, что сами-то эти “узы” не являются инструментом внешнего господства и навязывания внешней воли, а представляют собой правовые формы самодеятельности и активности, упорядочения и согласования интересов самих участников общественных отношений, т. е. правовые формы, действующие “изнутри”, через разум и свободу самих субъектов.
В заключении - гипотеза.
Суть ее вот в чем. На мой взгляд, в науке не обращено должного внимания на то очевидное обстоятельство, что формирование вселенского шедевра культуры - римского частного права в его наиболее развитых формах (111-11 вв. до н.э. -1-111 вв. н.э.) и появление великих Христовых откровений-заповедей, положивших начало христианской культуры и морали, - события исторически одномоментные.
И можно предположить, что дело здесь не просто в исторических совпадениях. И даже не в таких лежащих на поверхности объяснениях исторической одномоментности событий прошлого, как общность достижений культуры античности. Для одновременного (по меркам основных исторических процессов) формирования - причем чуть ли не сразу, казалось бы, “вдруг” - довольно развитой системы частного права и появления духовных начал христианской культуры и морали имеются, возможно, глубокие основания, относящиеся к утверждению самих основ человеческой цивилизации.
Ведь свобода человека в начальные периоды человеческой истории, наряду с поразительными свершениями ума и творчества, обернулась в немалой степени злом - произволом, торжеством эгоистических устремлений, своеволием в попрании элементарных основ жизнедеятельности людей. Да и власть, которая как будто бы должна была придать необходимую организованность жизни человеческого сообщества, раскрылась во многом нравами и культом насилия, своеволия, доминированием грубых, низменных утех. Уже к тому времени, с которого началось новое летосчисление, жизнь людей, ставших на путь цивилизационного развития, все более и более продвигалась к безвыходному тупику, к бесперспективному финалу, который и подвел черту самого существования ряда дохристианских цивилизаций той поры.
И можно предположить, что в такое кульминационное, критическое для человеческого рода время природа с той стороны, в отношении которой можно говорить о ее “замысле” или “разумности” (или Бога, или Провидения - суть в данном случае одна), включила в жизнь людей две главные силы, способные упорядочить, оцивилизовать свободу в практической жизни с помощью ценностей культуры, духовных начал.
Такими силами, как можно предположить, и стали частное право, т. е. право, “относящееся” к свободе людей и достигшее высокого уровня развития (главным образом в области внешних, практических отношений людей), и христианская религия или однопорядковые по моральному содержанию религиозные системы (главным образом в отношении духовно-моральных начал жизни человека, его внутреннего духовного мира).
Если такого рода гипотеза найдет подтверждение, то, на мой взгляд, выраженный в ней подход откроет весьма конструктивную, многообещающую перспективу постижения самих основ духовных ценностей, их - если можно так сказать - единого корня, уходящего в самую суть разума, свободы, морали. Этот подход может стать предпосылкой для понимания и других существенных сторон и перспектив развития человеческой культуры, взаимосвязи ее различных, казалось бы, отдаленных друг от друга областей, в том числе права и религии.
Впрочем, эта взаимосвязь уже сейчас может быть подтверждена некоторыми историческими фактами, такими, в частности, как попавшие в поле зрения ученых взаимосвязи в области культуры, когда формулы Христовых откровений-заповедей складывались под влиянием достижений юридической культуры (всеобщего характера юридических установлений, личностного характера субъектов права и др., даже духа и принципов правовых достижений дохристианской эпохи, выраженных в установлениях Кодекса Хаммурапи).
При углубленном анализе могут быть, возможно, найдены известные ассоциации или своего рода перекличка между моральными заповедями Христа и передовыми, на мой взгляд, непревзойденными правовыми категориями, в современную пору - разработками по вопросам права замечательного философа Иммануила Канта, его определением права в качестве “самого святого из того, что есть у Бога на земле”. Причем - даже со стороны смысловых образов и лексики, Если в Христовых откровениях обоснование высоких моральных начал во многом реализовалось через художественно преподанные образы, то центральные идеи по вопросам права в трактовке Канта -через лексический образ, генетически связанный с религиозными представлениями, - через образ “самого святого” на земле.
ДРАМАТИЧЕСКАЯ СУДЬБА
Частное право как система правовых начал, элемент цивилизации и культуры - явление, если можно так сказать, “вечное”, неуничтожимое. Оно - непременная “составляющая” любой, более или менее развитой юридической системы. Такая составляющая, от которой во многом зависит и состояние национального права данной страны в целом, и прогресс (или регресс) общества, успехи (или провалы, неудачи) его экономического, демократического и духовного развития.
Поэтому частное право непрерывной полосой проходит через всю человеческую историю. О существовании частного права можно говорить в отношении всех юридических систем прошлого и настоящего.
В то же время для частного права характерны различные, порой полярные состояния - состояния несовершенных, примитивных юридических форм и стадии поразительного совершенства, долгие века стагнации, “замерзания” и стремительного взлета. Такие перепады, взлеты и падения решающим образом зависят от исторической эпохи, сложившегося в стране экономического, политического и духовного строя, общих тенденций исторического развития. Хотя - возьмем на заметку - судьба частного права в немалой степени обусловлена также мерой господства в данном обществе мысли, той ролью, которую играют в обществе духовные пастыри, в особенности тогда, когда достойное место среди них занимают философы и правоведы.
Для частного права характерны долгие века “бесславной судьбы”, убогого существования в неразвитых, примитивных формах. По большей части - в виде казуистических норм, судебных прецедентов, обычаев, нередко связанных с религиозными догмами, ритуалами. Отчасти - законов, содержащих опять-таки конкретизированные императивы по отдельным жизненным ситуациям.
Это, понятно, - первые фазы истории права вообще. Такой, например, выдающийся памятник древнего мира, как Законы Хаммурапи (XVIII в. до н.э.), предусматривал и договорную форму, и порядок возмещения за вред, и даже распределение риска на началах принципиального равенства субъектов. Но и эти законы не шли дальше того, чтобы вводить казуистические правила. Скажем, следующее: “Если человек отдаст свое поле земледельцу за арендную плату и получит арендную плату за свое поле, а потом Адат затопит поле или наводнение унесет жатву, то убыток падет только на землевладельца”.
При анализе этого правила нетрудно сделать вывод, что оно строится на признании равенства сторон: основой взаимоотношений является договор, проводится принцип “равновесности” несения тягот от случайной гибели вещи. И в связи с этим допустимо говорить о “частном”, или “гражданском”, праве древнего Вавилона. Однако приведенные и аналогичные правила “перемешаны” с нормами публичного порядка, сами имеют характер императивных установлений, а главное- даже вычлененные и рассматриваемые в единстве, они могут быть охарактеризованы в качестве таких, которые построены на неких частноправовых началах лишь путем отвлеченных умозаключений (к тому же основанных на современном правопонимании).
Можно высказать соображение и более общего характера. Во всех странах древнего мира и средневековья, в особенности теократических монархиях, при режимах азиатско-тиранического типа, частноправовые формы оставались долгие века неразвитыми, примитивными, занимали весьма скромное, пожалуй, даже убогое место в государственно-правовой жизни общества, в системе юридического регулирования.
В связи с этим надо заметить, что наше повышенное внимание к частному праву Древнего Рима обусловлено не только тем, что в нем сложились логически стройные, юридически совершенные гражданско-правовые конструкции и категории, но в не меньшей мере и тем, что институты частного права заняли достойное, высокое место в жизни всего общества (подтверждением этому может служить хотя бы сам факт выработки известной формулы - “Пусть свершится правосудие, даже если погибнет мир”). И хотя было бы неоправданным в этой связи рассматривать древнеримское общество “правовым”, но то, что здесь в специфических условиях античности был сделан крупный шаг в указанном направлении, - факт, который может получить достаточное обоснование.
В то же время вот какое обстоятельство не следует упускать из поля зрения. Какое бы скромное, убогое место ни занимали частноправовые формы в большинстве стран древнего мира и средневековья (в том числе в “варварских” государствах, утвердившихся на территории былой Римской империи), они, эти частноправовые формы, демонстрируют все же неодолимость, “вечность” частного права. Даже при самых тиранических режимах теократического типа и разбойничьих образованиях норманнских общностей на почве торговли, хозяйственного и межсемейного (межродового), индивидуального общения и быта спонтанно, в силу требований самой жизни, складывались - пусть и примитивные (но всегда однотипные) - юридические формы, выражающие и опосредствующие частноправовые отношения.
Для истории права характерны не только долгие периоды низкой частноправовой культуры, застойного состояния, но и время стремительного, “взрывного” развития, поистине взлета частного права.
И самое примечательное здесь то, что такого рода взлеты синхронно соответствуют крупным историческим переломам в истории человечества, цивилизации, в том числе в развитии всей духовной культуры, в известном смысле - утверждении в жизни людей светлой перспективы, разума, надежды. Ведь те основные вехи в развитии частного права, о которых говорилось ранее (напомню, таких вех было названо три и еще одна, четвертая, в наши дни только определяющаяся), - это в каждом случае крупные исторические повороты в человеческой истории, рубежи целых исторических эпох, восходящего развития человеческой цивилизации.
Расцвету римского частного права, как мы видели, соответствует тот прорыв в истории человечества, которым ознаменовано “начало” христианской культуры, христианской цивилизации. И то обстоятельство, что “золотой” период римского частного права выпал на 1 - III вв. н.э., возможно, подтверждает гипотезу о глубокой внутренней связи Христовых откровений в области права и расцвета права (и, быть может, придает известную значимость тому подмеченному историками развития человеческой культуры факту, что крупнейшие правоведы-классики Древнего Рима творили во II в. и были по преимуществу выходцами из народностей, близких к христианству[12]).
Другая веха в развитии частного права - “право университетов” в средние века - время Возрождения, всестороннего развития предосновы либеральных цивилизаций - возрожденческой культуры.
Следующая веха - гражданское законодательство эпохи, открытой Просвещением, Великой французской революцией (прежде всего - наполеоновский Гражданский кодекс), - вообще, быть может, наиболее крупный перелом в судьбе человечества, выражающий переход от традиционных к либеральным цивилизациям.
Наконец, хотелось бы привлечь внимание к тому, что современная стадия развития гражданского законодательства, стадия модернизации и углубления выраженных в нем исконных, первородных частно-правовых начал (и, скажу еще раз, глубокого единения модернизируемого частного права и современного естественного права), - предвестник, а возможно, уже и выражение новой эпохи развития человечества. Эпохи, когда в обстановке утверждения либеральных цивилизаций и в трудных, противоречивых процессах общественного развития шаг за шагом происходит реализация “замысла природы” - утверждение в жизни людей тех задатков, которые основаны на разуме и высоких моральных, духовных принципах, принципах солидарности.
Рассматривая судьбу частного права, его состояние и роль в современную эпоху, важно вновь обратиться к одной из острых проблем нынешнего времени - к проблеме гражданского права и “рынка”.
К сожалению, рядом специалистов прогрессивное демократическое развитие современного общества нередко связывается просто с “рынком”. Между тем “просто рынок” - явление, характерное для всех эпох и в принципе для любых “вариантов” экономики (даже для плановой социалистической экономики, где существовали своеобразные, уродливые, но все же именно рыночные отношения). “Просто рынок” может стать и поприщем диких порядков, разбойничьих нравов, в итоге - общественного упадка, разложения.
Как показывают процессы, связанные с развитием общественных взглядов в середине XX в., само понятие “рыночная экономика” как нечто передовое было выдвинуто в противовес плановой социалистической экономике, вокруг которой в 1930-х гг. возник ореол как будто обоснованного превосходства по сравнению со стихией капиталистического эксплуататорского общества. И едва ли можно признать оправданным широко распространившиеся представления о том, что будто бы именно “рыночная экономика” как таковая во второй половине XX в> привела к экономическому и потребительскому процветанию в ряде стран Запада, ознаменовала победу капитализма над социализмом в сферах экономики и потребления.
В действительности передовую экономическую и социальную значимость имеет не “просто рынок”, а рынок, развивающийся на основе научно-технического прогресса, в условиях утверждающегося гражданского общества и потому облагороженный частным правом, когда - как мы видели - корректнее говорить не о “рыночной экономике”, а о частноправовой организации народного хозяйства.
Что касается того поражающего эффекта, который будто бы дал западным демократическим странам “рынок”, то нужно видеть, что этот эффект на самом деле наступил в результате ряда внутренне связанных факторов новой эпохи. А среди этих факторов, наряду с ошеломляющим научно-техническим прогрессом, стремительным развитием интеллекта, информационных механизмов, выдающееся значение приобрело частное право на нынешней стадии его развития. То есть частное право развитого гражданского общества, в котором оно модернизируется и одновременно возвышается в единении с основной категорией естественного права в современную эпоху - неотъемлемыми правами человека. Такое право, при котором экономическая свобода (свобода защищенной, уверенной, ориентированной на право личности) не соскальзывает в базарно-разбойничью вольницу, а переводится в созидательную активность, экономический риск и творчество, соединенные с персональной ответственностью за результаты собственного дела. В итоге - поразительные результаты частноправовой экономики демократически развитых стран во второй половине XX в. - это эффект не просто “рынка”, а результат функционирования рыночной экономики как составной части современного правового гражданского общества.
Стало быть, именно на счет современного частного права, функционирующего в единстве и взаимодействии с публичным правом, нужно во многом отнести достоинства постиндустриальной экономики, когда в экономической жизни отсекаются многие “негативы” просто рыночных отношений и в полной мере начинает работать их потенциал - по своей основе потенциал “оцивилизованной” частной собственности и конкурентного состязания, раскрывающих свои достоинства через частное право новой, современной эпохи в человеческой истории.
Судьбу частного права можно назвать счастливой. Но эта судьба одновременно (как часто бывает в жизни) также исполнена истинной драмы.
И драма частного права не в том, что в его развитии время расцвета и взлетов сменялось долгими периодами упадка, примитивных, неразвитых юридических форм (такие перепады характерны для развития всей человеческой цивилизации).
Ведь и “классические” законы частного права - французский кодекс и Германское гражданское уложение раскрыли свою истинно историческую миссию (угаданную Наполеоном) спустя долгие десятилетия после своего принятия - лишь после того, как через свое рутинное содержание воплотились в реальную практику, в образ жизни людей. Да и они “сработали” в полной мере лишь во второй половине нынешнего века, на основе культуры прав человека.
А вот истинная драма частного права - это тот чудовищный срыв, который произошел с частным правом у нас, в России.
Этот срыв особенно драматичен и болезнен потому, что, несмотря на все негативные российские предпосылки в области права (общинно-соборное мироощущение и нравы, имперские порядки, чиновничье засилье, идеология позднего православия), в России именно в конце XIX - начале XX в., прямо-таки к октябрьскому перевороту (революции) 1917 г., определился по многим данным “поворот” к праву. К праву высокого уровня - такому, которого, по всем данным, и требует современное гражданское общество. И свидетельствами этого стали не только общее внимание к юридическим вопросам, суд присяжных, престижная адвокатская деятельность, но в не меньшей мере - подъем цивилистики, подготовка передового по содержанию Гражданского уложения, впечатляющие, обгоняющие время научные разработки русских правоведов-цивилистов (особенно яркая из них - книга профессора Иосифа Алексеевича Покровского “Основные проблемы гражданского права”, выдержки из которой уже не раз приводились в этом издании[13]).
И вот сразу же после октябрьского переворота 1917 г. в России началось полоса целенаправленного, упорного изничтожения частного права. Именно - изничтожения. И именно - частного права, так как юридические установления публичного характера - революционные декреты, правительственные постановления и т. д.- вовсю использовались для проведения в императивном порядке большевистской политики и пропаганды.
Частное же право, сообразно коммунистическим догмам, должно было разделить судьбу частной собственности, всей частноправовой организации народного хозяйства, более того, - и в этом весь ужас такого рода политической линии, дотоле невиданной в мире, - привести к тому, что “частное” в жизни человека будет сведено к узкому кругу потребительских предметов. Поразительно, но подобные представления в какой-то мере разделял и видный дореволюционный теоретик права Б.А. Кистяковский, ученый в общем либеральной ориентации, полагающий, однако, в обстановке социалистического угара того времени, что хотя социализм и не отрицает частного права, однако “частное” будет состоять в гарантировании каждому “своей рубашки, своего сюртука, своей комнаты”[14].
И все же истинная драма частного права произошла в социалистической России не в годы прямого, незавуалированного отрицания “частного” и прямого господства революционного правосознания (уже к 1920 - 1921 гг. национализированная российская экономика потерпела полнейший крах), а несколько позже, когда был в порядке временного отступления от коммунизма объявлен нэп и - как это ни парадоксально - принят первый в российской истории юридический документ, названный Гражданским кодексом РСФСР.
Казалось бы, вот замечательное свершение! Наконец-то и в России, как во Франции, в Германии, в других демократических странах, принят Гражданский кодекс! Тем более, что он в основном составлен по весьма отработанным материалам проекта российского Гражданского уложения, подготовленного в дореволюционное время.
Но суть дела (и суть указанной истинной драмы) заключается как раз в том, что в российском социалистическом обществе стало действовать гражданское законодательство, которое, однако, вопреки всякой социальной и юридической логике не было частным правом в строгом и полном значении этого понятия.
Как это произошло? А вот как. При выработке в начале 1922 г. проекта Гражданского кодекса РСФСР вождь Коммунистической партии Ленин в секретном (секретном!) письме к тогдашнему наркомюсту Курскому писал, что нужно выработать “новое гражданское право, новое отношение к “частным” договорам и т. п.”. И дальше следовали слова, которые стали идеологической установкой для полного отрицания в советской идеологии частного права вообще: “Мы ничего “частного” не признаем, для нас все в области хозяйства есть публично-правовое, а не частное”. “Отсюда, - продолжал Ленин, - расширить применение государственного вмешательства в “частноправовые” отношения, расширить право отменять “частные” договоры, применять не corpus juris romani-к “гражданским правоотношениям”, а наше революционное правосознание”.
Обратим внимание - как старательно Владимир Ильич ставит в кавычки слова “частное”, “частные” договоры и даже “гражданские правоотношения”. И такая еще многозначительная деталь. Ленин все эти ультрареволюционные установки прикрывает завесой секретности (вот когда началась вся политика откровенной лжи в советском праве!); он прямо пишет о том, что текст данного письма допустимо только “показывать под расписку”, выступать кому-либо по данному вопросу надо под своей подписью, но, упаси Боже, не “упоминая имени” автора письма.
Чем все это можно объяснить? А тем, что Ленин как юрист понимал: Гражданский кодекс, созданный с установкой “мы ничего частного не признаем”, - это гражданское законодательство, лишенное своей души. То есть в условиях нэпа вводится гражданское законодательство, которое не есть частное право. И надо было, чтобы всем, кто принял за чистую монету официальные лозунги о “строе цивилизованных кооператоров”, о “свободе торговли”, о нэпе как политике “всерьез и надолго”, было неведомо, что все это - лишь временный маневр и что на деле будет торжествовать “государственное вмешательство”, “наше революционное правосознание”, “кара НКЮста” вплоть до “расстрела” (есть и такая установка в письме к Курскому).
Таким образом, получается, что принятый в 1922 г. Гражданский кодекс РСФСР, выполняя узкую оформительскую функцию -функцию по юридическому упорядочению имущественных отношений в условиях нэпа, не мог и по партийным установкам не должен был реализовать свое исконное историческое предназначение - быть инструментом формирования свободного гражданского общества. Напротив, он призван был каким-то образом легализовать и придать юридически оправданный вид “нашему революционному правосознанию”, широкому “государственному вмешательству” в гражданские правоотношения.
Конечно, издание Гражданского кодекса в условиях советского общества имело и прогрессивное значение. Кодекс - пусть и в деформированном виде - все же реально, в самой гуще жизни представлял дореволюционную правовую культуру. В саму практику применения предусмотренных им юридических средств и механизмов (построенных на частноправовых началах) он все же вносил какие-то элементы частного права. И конечно же, он даже в неимоверно сложных российских условиях того времени послужил предпосылкой для развития цивилистической науки, для деятельности таких выдающихся ученых-цивилистов, как М.М. Агарков, С.И. Аскназий, С.Н. Братусь, А.В. Венедиктов, А.М. Винавер, Д.М. Генкин, О.С. Иоффе, И.Б. Новицкий, В. К. Райхер, В.И. Се-ребровский, Е.А. Флейшиц, Р.О. Халфина, Б.Б. Черепахин, и многих других. Для создания ими, их сотрудниками, учениками замечательных трудов по проблемам гражданского права (и это знаменательно, например, что работа Б.Б. Черепахина о частном и публичном праве вышла в свет в 1926 г., когда уже прозвучала грозная установка - пусть и неопубликованная - насчет того, что “мы ничего частного не признаем”; впрочем, вскоре, в начале 1930-х гг., Борис Борисович был отстранен от научной и педагогической работы...).
Тем не менее следует отдавать ясный отчет в том, что советское гражданское законодательство, построенное на нормативном материале Гражданского кодекса РСФСР 1922 г., отличалось - как это ни парадоксально - во многом опубличенным характером и реально имело в жизни общества ограниченное значение.
Советское гражданское законодательство не только было “обезображено” партийными директивами и утратило свое значение как законодательство частного права, но и с правовой стороны реально действовало главным образом в качестве подсобного, “оформительского”, технико-юридического средства сугубо практического порядка (и в основном проявляло свою частноправовую природу через юридические конструкции и категории и несколько полнее - в узкой сфере, преимущественно в бытовых отношениях). В условиях коммунистического строя гражданские законы и не могли реализовать свое основное историческое предназначение - стать решающим фактором формирования современного гражданского общества. К сожалению, они даже выполняли идеологическую функцию по “прикрытию” тоталитарного репрессивного режима, командно-административной экономики.
Ситуация в принципе не изменилась в последующее время, в 1930 - 1980 гг. Более того, изданный после смерти Сталина и устранения “крайностей” его режима Гражданский кодекс 1964 г. хотя и воплощал определенные технико-юридические достижения цивилистики (в его подготовке участвовали многие видные советские цивилисты), но уже напрямую имел идеологизированный характер, прямо, текстуально связывал советское гражданское право с идеями коммунизма, социалистической системой, а в правовом отношении, по-прежнему легализуя вмешательство власти в гражданские отношения, напрямую проводил ряд сугубо социалистических начал - приоритет государственной собственности, верховенство “плана” над договором, принцип “реального” исполнения обязательства и др.
Выгодно отличается от кодексов 1922 и 1964 гг. Закон, названный “Основами гражданского законодательства” и принятый уже в условиях перестройки в 1991 г. В этом общесоюзном кодифицированном акте по гражданскому законодательству впервые были устранены указанные выше идеологические элементы и постулаты, включен ряд современных гражданско-правовых институтов и конструкций (в том числе по вопросам собственности, акционерных обществ и др.). Но и этот документ в полной мере не отразил современных достижений культуры современного гражданского права, всего современного цивилистического правового инструментария, а главное - не стал еще Кодексом частного права, выражением и инструментом реализации основополагающих частноправовых начал.
Вот такова истинная драма советского гражданского права, особенно в той его части, которая строилась по конструкциям ГК 1922 г., воспринявшим через дореволюционные проекты достижения мировой частноправовой культуры. Оно находилось в непреодолимом противоречии (настойчиво сглаживаемом советскими цивилистами) с “планом”, “приоритетом государственной собственности” и другими управленческими, административными юридическими реалиями советского времени, упорно вводимыми официальной догмой в содержание гражданского права как отрасли социалистической правовой системы.
Отсюда и ущербность всей юридической системы, существовавшей в советском обществе. Эта ущербность состояла не только в ее заидеологизированном и репрессивном характере, но еще и в том, что в ней сообразно коммуно-большевистской догме существовала нацеленность на изничтожение, полное искоренение частного права в основных областях общественной жизни (напомню ленинские слова - “мы ничего частного в хозяйстве не признаем”). Благодаря этому советское право приобрело однобоко публичные содержание и направленность, и это стало характерным даже для такой, казалось бы, исконной обители частного права, как гражданское право, цивилистика.
Драма частного права в России, наряду со всеми иными негативными характеристиками, имеет еще одну неблагоприятную сторону, быть может, наиболее гибельную для нашего Отечества, его будущего.
Политика на изничтожение частного права в советском обществе во многом в реальной жизни увенчалась успехом. Оно фактически было изгнано из основных сфер жизни общества. Отношения в народном хозяйстве по большей части регулировались правительственными постановлениями и ведомственными актами (“инструкциями”). В арбитражных учреждениях лишь изредка, в случае каких-то заковыристых казусов, делались ссылки на Гражданский кодекс. По сути дела, действие Гражданского кодекса как такового сохранилось в советских условиях, начиная с 1930-х гг., главным образом в области бытовых отношений да во внешнеторговых операциях.
Но здесь дал знать о себе некий твердый, неумолимый закон человеческого бытия. Столь же жесткий, как и необходимость частной собственности для человека. Даже в самом что ни на есть тоталитарном обществе (кроме, и то, пожалуй, с немалыми допусками, теократических монархий, где каждая человеческая особь -“абсолютный раб”). Поскольку в нашем мире на поприще реального бытия вышел отдельный, автономный человек, то само его существование как самостоятельного индивидуума невозможно в
принципе, если он не имеет опоры в “вещах” (стало быть, в своей, частной собственности) и опоры в праве, притом именно в частном праве.
Потому-то частное право - поскольку сохраняется существование человека как самостоятельного индивидуума - является неуничтожимым, “вечным”.
И когда частное право целенаправленно и упорно изгоняется из официальной, “видимой” жизни общества, то тогда оно уходит в “тень”, коренным образом теряя при этом свою цивилизационную суть. Потому что “тень” - это не что иное, как криминал, преступный мир. Или, во всяком случае, нечто тайное, скрытое от глаз, находящееся на зыбкой грани с криминалом. И людям, знакомым с “экономикой социализма”, известно, что ее реальная жизнь в большой, нередко подавляющей части проходила за кулисами официальных планов и плановых договоров через руки оборотистых снабженцев и завскладами, притом по твердым, но примитивным критериям в общем-то частно-правового порядка (“ты мне - я тебе”, “по договоренности”, “уважь”, “я простил - ты прости” и т. д.). Таким правилам, которые в обстановке социалистической тотальной государственности неизбежно охватывали также и аппарат, партийное и советское чиновничество, когда нужно “отблагодарить”, “поделиться”.
В определенных же (доходных, “жирных”) секторах хозяйственной жизни, когда появляются большие деньги, при социализме расцветает и криминал в своем откровенном, обнаженном обличье. С подкупом, коррупцией и подлогом. И там утверждается голое, неприкрытое “право сильного” - диктат пахана и вора “в законе”, разгул под их крылышком “шестерок”, криминальные разборки, законы общага, “свой суд” и “свои приговоры” без апелляций и обжалований, с “заказным” исполнением приговоров.
И надо видеть, что нынешние беды в России сопряжены не только с тем, что “кардинальный переход к рынку” под крылом всемогущей власти начал осуществляться при отсутствии своей цивилизационной основы - частного права, современного гражданского законодательства, но и по другой, в чем-то обратной причине - некое “право” как раз было. Но это было, и во многом остается, с одной стороны, право, государственного, чиновничьего всевластия, а с другой - “частное разбойничье право” криминального мира.
Вот и пришли мы сейчас к дикому, полукриминальному полурынку с непобедимой коррупцией и по-прежнему всесильным чиновничеством. [1] См.: Суханов Е.А. Система частного права // Вестник МГУ. Серия II: Право. 1994. №4. С. 26-30. С точки зрения Т.В. Кашаниной, в состав частного права входит семь подразделений: гражданское право, наследственное право, семейное право, авторские право, изобретательское (патентное) право, трудовое право, предпринимательское право с его “ядром” - корпоративным правом (Кашанина Т.В. Корпоративное право // Право хозяйственных товариществ и обществ. М., 1999. С. 36-41)[2] . Обзор литературы и разработку проблем публичного и частного права см.: Черепами Б.Б. К вопросу о частном и публичном праве. Иркутск, 1926. В 1994 г. эта работа переиздана Исследовательским центром частного права (см.: Черепахин Б.Б. К вопросу о частном и публичном праве. М.: Де-юре, 1994).[3] Черепахин Б.Б. К вопросу о частном и публичном праве. М„ 1994. С. 35.
[5] ' См.: Кант И. Соч. Т. 4. М„ 1965. С. 231.[6] Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. С. 107.[7] Знаменательно при этом, что близкие по характеру процессы, как мы видели, происходят и я публичном праве. Таким путем формы и институты из другой “юридической галактики” как бы втягиваются в единую юридическую систему демократического общества, становятся совместимыми с частным правом и начинают выступать в нем в качестве однопорядковых и взаимодействующих подсистем. [8] Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. С.[9]Один из видных древнеримских юристов. Гай, в качестве учебного образца формулировал такие рассуждения: “Если я передам тебе гладиаторов под условием, что за их работу я получу по 20 динаров, а за тех, кто будет убит, - по 1000 динаров, то, спрашивается, заключена ли купля-продажа или наем. Большинство (юристов) решило, что о тех, кто вышел невредимым, заключен, по-видимому, наем, а об убитых и изувеченных -[10] О. Шпенглер полагает даже, что “...античное право - от начала до конца право повседневности, даже мгновения. По своей идее оно создается в каждом отдельном случае и на данный случай” (Шпенглер О. Закат Европы: Очерки мифологии мировой истории. Т. 2. М.: Мысль, 1998. С.[11] ' Агарков М.М. Ценность частного права//Правоведение. 1992. №2. С. 41.[12]' По мнению О. Шпенглера, “классические юристы (160 - 200) Пипиниан, Ульпиан и Павел были арамеями; Ульпиан с гордостью называл себя финикийцем из Тира...” (Шпенгмр О. Закат Европы: Очерки мифологии мировой истории. Т. 2. С. 73). Однако из этого исторического факта вытекает вовсе не то, что полагает автор (по его мнению, в дошедшем до нас “римском праве” мало римского, а больше того, что выражено в иудейской, христианской культуре, персидской литералуре). Здесь, надо полагать, - одно из свидетельств глубокой внутренней связи между основательными ценностями права и христианства.[13] Ранее уже отмечалось, что не так давно издательство “Статут” переиздало эту книгу. Не сомневаюсь, читатель, обратившись к этой замечательной книге, будет поражен и, верю, обрадован глубиной мысли русского ученого, обстоятельностью его научных раздумий, которые по ряду проблем и для современного правоведения, и для нашего правосознания являются, пожалуй, истинными откровениями.[14] ' Кистяковский Б.А. Социальные науки и право. М„ 1916. С. 579. В этой же книге, несколько раньше, он и прямо утверждает: “Все те виды индивидуальной и общественной деятельности, которые в современном правовом государстве составляют область частноправовых отношений, превратятся в социалистическом государстве в область публично-правовых отношений, регулируемых государством и государственной властью” (там же. С. 444 - 445). И.А. Покровский справедливо писал в отношении этого мнения своего коллеги: “Конечно, никто не станет отрицать, что в социалистическом строе каждому будет гарантирована “своя” рубашка и т. д., но слишком поспешно делать отсюда вывод, будто это и есть частная собственность” (Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. С. 46, примеч.). И здесь же делал вывод более общего порядка: “... едва ли может подлежать оспариванию, что именно принципиально экономическая централизация отрицает и должна отрицать частную собственность, частный оборот, частное накопление и частное наследование” (там же).