Взаимоотношение права и морали в исторической ретроспективе и с точки зрения сложившейся системы ценностей в современном обществе
Известно, что учения античного времени не ставили под сомнение этическую значимость права. Космологические умозрения древних греков и римлян отражали господствующий в то время цельный, нерасчлененный способ познания мира. Правомерность и нравственность поведения человека оценивались одной общей мерой «дике» - правом-справедливостью. Ценность права отождествлялась с его огромным нравственным значением, проявляющимся в необходимости «хороших» законов, «справедливых» правителей, «правильных» форм правления. Пифагорейцы, например, считали законопослушание высокой добродетелью, а Сократ характеризовал его как непререкаемый долг гражданина. Платон ставил «умеренное пользование свободой» (то есть право) в качественную зависимость от того, «есть ли в Душе добродетели», а Аристотель подчеркивал, что «человек, живущий вне закона и права, наихудший из всех». Таким образом, свойственное античности нормативное различие права и морали еще не означало их автономности и дифференцированности в качестве различных ценностных систем. Средние века стали новым этапом во взаимоотношениях морали и права. Мораль и право в этот период уже не являлись синонимами, различаясь как внутренняя область и «сверхиндивидуальная сила». Идея бога как первопричина мироздания и законодателя нравственности несет в себе глубокий смысл. Она прямо говорит о том, что законы нравственности предназначены человеку и он не вправе изменять их по своей прихоти, подгоняя законы под сиюминутные у нужды и интересы. Нравственные законы нисходят от человека к человеку и поселяются в его сердце, обретая вид этических саморегулятров - совести, стыда, способности испытывать чувства раскаяния, вины и т. д.
Предназначение этических саморегуляторов заключается в том, чтобы показывать человеку меру дисгармонии между требованиями непреложного нравственного закона (Бога) и его реальным поведением. В данную эпоху происходило становление системы права, автономной от моральных установлений, и дальнейшее теоретическое размежевание права и закона. Закон при этом не терял своего абсолютного и тотального нравственного значения, а взаимоотношение права и нравственности вытекало из соответствия того и другого религиозным ценностям средневекового общества.
Иное положение вещей было характерно для Нового времени. Именно в этот период произошел кардинальный поворот как в определении смысла права и его самостоятельного ценностного содержания, так и в подходах к морали, которые сразу же нашли свое отражение и в правопонимании, и правоприменении. Теоретическое осмысление ценностной самостоятельности морали и права как основания для их взаимодополнения стало предметом исследования в классических концепциях просветительной традиции, представленной такими именами, как Гоббс, Юм, Монтескье, Вольтер, Руссо и др. И хотя тема права в этих концепциях по-прежнему оставалась темой моральной философии, право уже осмысливалось не просто как конкретизация и детализация моральных обязанностей, а как феномен, приобретающий свой высший смысл и значение в совокупности с этическими категориями.
По вопросу взаимодействия морали и права можно сформулировать следующие положения:
Во-первых, с точки зрения общей сложившейся, системы ценностей в современном обществе право должно отвечать абсолютным, формальным, всечеловеческим ценностям.
Во-вторых, мораль и право это две универсально значимые ценностно-нормативные системы общества, относительно самостоятельные ниши в жизни общества. Такая характеристика связи морали и права базируется на представлении о том, что право является продуктом естественного развитии социума, оно не привносится извне и не навязывается обществу властью. Возникновение и развитие права подчинено тем же общим закономерностям, что и развитие общественной морали. Мораль положительно оценивает право, если его содержание, соответствует нравственным ценностям и порицает нарушения правопорядка, особенно прав и свобод граждан. Нормирование социальной жизни, присущее морали и праву, имеет общие ценностные основания, которые подчеркивают безусловную значимость, человеческой личности, нормальных условий ее бытия. Эти ценностные основания конкретизируются в каждой из систем по-разному. Право строит свои принципы на ценностях формального равенстве, справедливости, заключающейся. В эквивалентности предоставлений и получений, даяний и свободы как первого условия осуществления правовых отношений. Моральные ценности сложнее, определить однозначно, этому сопротивляется сама природа морали, для которой характерно признание и «присвоение» индивидуальным моральным сознанием всеобщих абсолютных законов.
В-третьих, мораль замкнута на сознании духовной жизни людей и не имеет обязательного внешнего выражения. Право выступает в качестве институционального регулятора. Как писанное право, оно входит в жизнь общества в виде с ной реальности, устойчивой догмы, не зав чьей-либо приюти. Культура, исполненная высоких нравственных требований и публично об этих требованиях заявляющая, обеспечивает более , контроль за нарушением норм и законов, которая воспринимает контроль только как причинение боли и страданий людям. В-четвертых, содержание морали самым непосредственным образом связано с долгом, обязанностями ответственных за свои поступки людей. Право сосредоточенно на субъективных правах отдельных главным образом на то, чтобы определить возможности субъектов, обусловленную правом свободу их поведения. Если сопоставить формулу «основного закона права» («равенство в свободе по всеобщему закону - или «разреши другим то, что ты разрешаешь себе») стремя формулами категорического императива («стандартной персонизации и автономии), то соотношение морали и права предстанет в виде диалектической формулы единства, противоположности и взаимодополнительности. Так, мораль и право безоговорочно едины по формуле «никогда не относись к другому только как к средству, но еще и как цели в себе». Одна и та же установка делает индивида моральным, а государство - правовым. Мораль и право соотносительно противоположны, поскольку «стандартная формула категорического императива» и «основной закон права» представляют собой и запретительную, и разрешительную версию одного и того же нормативного формализма («барельефное и горельефное изображение принципа личной автономии»). Мораль и право находятся в отношении необходимой дополнительности в том аспекте, что формула автономии личности неявным образом признается и в «основном законе права».