Содержание

ВЕДЕНИЕ. 3

ГЛАВА 1. ИСТОРИКО-ПРАВОВОЙ АНАЛИЗ ГРАБЕЖА.. 5

ГЛАВА 2. АНАЛИЗ СОСТАВА ПРЕСТУПЛЕНИЯ, ПРЕДУСМОТРЕННОГО СТ. 161 УК РФ.. 23

§ 1. Объект преступления. 23

§ 2. Предмет преступления. 38

§ 3. Объективная сторона преступления. 44

§ 4. Субъективная сторона. 47

§ 5. Субъект преступления. 50

§ 6. Квалифицирующие признаки грабежа. 51

§ 7. Отличие грабежа от смежных составов преступлений. 57

ЗАКЛЮЧЕНИЕ. 68

СПИСОК ИСПОЛЬЗУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ.. 71

ВЕДЕНИЕ

С начала действия Уголовного кодекса Российской Федерации у судов возник ряд вопросов при квалификации действий лиц, виновных в совершении краж, грабежей и разбойных нападений.

Пленум Верховного Суда Российской Федерации не раз обращался к этой проблеме, давая судам необходимые разъяснения по применению уголовного законодательства об ответственности за посягательства на чужое имущество.

В 1997 году за совершение этого преступления было осуждено 57187 человек, в 2001 году – 67878, т.е. на 18,7% больше. Наибольшее число грабежей, как и краж, совершено при отягчающих обстоятельствах (ч. 2 ст. 161 УК РФ), причем наблюдается их рост: с 47986 осужденных в 1997 году до 56978 осужденных в 2001 году, или на 18,7%. Почти в два раза увеличилось число судимостей за грабежи, совершенные при особо отягчающих обстоятельствах (с 1284 человек до 3810 человек). Хотя, как отмечено, число осужденных за грабежи возросло, однако по отношению к числу всех осужденных практически не изменилось (5,6%, 5,5%).[1]

Проведенное обобщение показало, что в правоприменительной практике у судов возникало немало неясных и спорных вопросов, связанных с квалификацией действий лиц, открыто посягающих на чужое имущество. Допускались и серьезные ошибки, влекущие незаконное осуждение граждан.

Вполне естественно поэтому, что тема данной дипломной работы остается актуальной, тем более, что в конце 2003 г. Состав преступления, предусмотренного ст. 161 УК РФ был существенно изменен. Некоторые квалифицирующие признаки были исключены из диспозиции этой статьи.

27 декабря 2002 г. Пленум Верховного Суда РФ принял Постановление «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое», в котором сохранены некоторые разъяснения, содержащиеся в ранее вынесенных постановлениях. В новом Постановлении Пленума разъяснения о применении норм закона по делам указанных категорий направлены на устранение имеющихся ошибок при правовой оценке содеянного лицами, виновными в хищениях чужого имущества, особенно в оценке доказательств, свидетельствующих об обстоятельствах, отягчающих наказание.

В работе автор также будет опираться на судебную практику по делам о грабеже, а также на научные разработки отечественных и зарубежных ученых (Завидова, Лебедева, Винокурова, Есипова и многих других). Будут рассмотрены дискуссионные вопросы об объекте и предмете грабежа, а также проблемы практического применения статьи 161 в правоприменительной практике.

Степень как теоретической, так и практической разработанности данной темы дипломной работы достаточно высока, однако, как показывает практика, суды все равно допускают ошибки при применении ст. 161 УК РФ, связанные как с отграничением данного преступления от смежных составов, так и с неправильным толкованием отдельных признаков состава грабежа. Целью данной работы является выявление причин этих ошибок и указание на возможные пути их решения.

ГЛАВА 1. ИСТОРИКО-ПРАВОВОЙ АНАЛИЗ ГРАБЕЖА

Понятие, систему и отдельные виды преступлений против собственности невозможно правильно оценить без обращения к предшествующему законодательству. Начиная с древнейших времен нормы об имущественных преступлениях наряду с нормами о посягательстве на жизнь и здоровье составляли основу уголовного законодательства на любом этапе его кодификации. Российское законодательство не было исключением. На протяжении веков шло поступательное развитие этой важной группы норм. Определенным итогом данного процесса явилось издание XV тома Свода законов Российской империи, а затем, на его основе, первого российского уголовного кодекса – Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. В нем значительное место занимали нормы об имущественных преступлениях («о преступлениях противу имущества»).

Эти нормы с изменениями, внесенными в 1885 г., применялись до начала советского периода. Однако их излишняя казуистичность, архаичность, отставание от социально-экономического развития России ощущались уже в XIX в. Подготовка реформы уголовного законодательства заняла несколько десятилетий и завершилась принятием Уголовного уложения 1903 г. Этот кодекс в целом отличался высоким уровнем юридической техники, более строгой внутренней структурой, относительно небольшим объемом.

Так и не введенное в действие в большей своей части, Уложение 1903 г. тем не менее, повлияло на последующее развитие российского уголовного законодательства вплоть до наших дней. Многие положения Уголовного кодекса 1996 г., касающиеся преступлений против собственности, соединяет с Уложением 1903 г. своеобразный мост, перекинутый через законодательство советского периода.

В развитии системы имущественных преступлений в Уголовном уложении нашли отражение в первую очередь общие тенденции, характерные для кодификации российского уголовного законодательства на рубеже ХХ в. Стремление избавиться от излишней казуистичности норм, максимально упростить их видно из сопоставления соответствующих норм в старом и новом законодательстве. Так, если в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. имелось около 60 статей, устанавливающих ответственность за различные виды краж, грабеж и разбой, то в Уложении 1903 г. таких норм всего девять.[2]
Существенно было сокращено число квалифицирующих обстоятельств в статьях об имущественных преступлениях. Уложение о наказаниях изобиловало такими обстоятельствами: в статьях о корыстных имущественных преступлениях их насчитывалось около 70, а с учетом альтернативных признаков – свыше 100. Уложение 1903 г. ограничивалось всего 17 квалифицирующими признаками.[3]
Даже чисто количественное сравнение Уложения 1903 г. с действующим ныне Уголовным кодексом РФ показывает, что тенденция к переходу от чрезмерно казуистических норм к более общим оказалась весьма устойчивой в отечественном уголовном законодательстве.

Другой момент, также соответствующий общим особенностям Уложения 1903 г., относится к построению санкций за имущественные преступления. На фоне общего снижения репрессивности норм об имущественных преступлениях выделялись суровые наказания за насильственные виды похищения (разбой, включающий также насильственный грабеж, и вымогательство). Резко повышалась ответственность за многократный специальный рецидив (ст. 586, 587). Последнее положение в дальнейшем исчезло из отечественного законодательства. В настоящее время аналогичное квалифицирующее обстоятельство закреплено в частях третьих ст. 158-163 и 165 УК РФ, поскольку специальный рецидив в имущественных преступлениях криминологами оценивается как признак профессиональной преступности.

Основу системы санкций за имущественные преступления Уложение 1903 г. составляло лишение свободы различных видов и сроков, однако предусматривался и денежный штраф (пеня).

Одним из недостатков Уложения о наказаниях 1845 г., по мнению редакционной комиссии, были чрезмерно жесткие рамки санкций, не оставлявшие простора для учета индивидуальных особенностей конкретного преступления. Например, в зависимости от того, в который раз совершалась кража, она наказывалась заключением в арестном доме на срок от трех с половиной до четырех лет, от четырех лет до четырех с половиной и т.д.

Профессор В. В.Есипов с удовлетворением отмечал, что с новым Уложением прежняя, чисто механическая, такса наказаний прекратила свое существование. «И совершенно основательно: современное истинно «правовое» государство должно было быть не аптекою, где на аптекарских весах взвешивают проступки и соответствующие им наказания, не таможнею, где взимают строго определенные штрафы за переход границы дозволенного, - оно должно быть прежде всего источником любви и попечения, в котором нравственно нездоровые, порочные члены общества находили бы исцеление и очищение, а не смерть и уничтожение. Ко всему этому, насколько возможно, стремится и наш новый кодекс 1903 года».[4]

В установлении более широких рамок между максимумом и минимумом санкций прогрессивные российские юристы видели расширение возможностей для индивидуализации наказания, большее доверие к суду в деле выбора вида и меры наказания.[5]
И в наше время широкие пределы наказуемости имущественных преступлений (главным образом путем применения альтернативных санкций) следует рассматривать в качестве достоинства Уголовного кодекса РФ.

Составители Уложения 1903 г. исходили из наличия родового понятия «похищения» или «имущественного хищничества», близкого к современному общему понятию хищения. В историческом обзоре русского и зарубежного законодательства, вплоть до Уложения 1845 г., отмечалось, что сложившиеся историческим путем различия между отдельными видами похищения покоятся на малосущественных оттенках такой преступной деятельности, в связи с чем в первоначальном проекте предполагалось объединить все случаи похищения чужого имущества «в одно общее понятие имущественного хищничества». Это поддержали многие юристы, в том числе немецкие ученые. Однако в дальнейшем было признано, что подобное решение, «хотя и правильное теоретически, было бы чересчур резким и потому нежелательным уклонением от действующей системы».[6]
На этом частном примере видно бережное отношение составителей Уложения 1903 г. к сохранению правовых традиций, стремление избежать ненужной их ломки.

И все же система имущественных преступлений в проекте Уложения 1903 г. подверглась пересмотру, главным образом в направлении ее укрепления и упрощения. «Не подлежит никакому сомнению и подтверждается всеми полученными Комиссией замечаниями, что усвоенное действующим законодательством деление имущественных хищений представляется чересчур дробным и нуждается в возможном упрощении».[7]

Система корыстных имущественных преступлений в Уложении 1903 г. выглядит следующим образом. Центральное место занимают нормы о похищении, которое предполагает, по мнению комментаторов, нарушение права не только собственности на вещь, но и фактического обладания ею.

Видами похищения, согласно гл. 32 Уложения, являются воровство, разбой и вымогательство. Воровством признается тайное или открытое хищение чужого недвижимого имущества с целью присвоения. Похищение имущества посредством насилия над личностью (включая, в частности, приведение в бессознательное состояние) признается разбоем (ст. 589). Таким образом, из законодательства исключено понятие грабежа. К похищению относилось и вымогательство, признаки которого в основном сохранились неизменными до нашего времени. За пределами похищения остались необъявление о находке, присвоение вверенного имущества и злоупотребление доверием, поскольку, по принятой законодателем концепции, указанные деяния не нарушают фактического обладания вещью. В отдельную главу выделялись нормы о мошенничестве, при этом авторы исходили из того, что обманная деятельность может быть средством не только похищения чужого движимого имущества, но и преступного приобретения вообще всяких имущественных прав. Здесь законодатель оказался не вполне последователен, поскольку и вымогательство может быть средством приобретения таких прав и различных выгод имущественного характера, что не помешало объединить его в одну главу с воровством и разбоем.

Закрепленная в Уложении 1903 г. система видов (форм) хищения (похищения) повлияла на все последующее развитие законодательства об имущественных преступлениях.

Представляет интерес решение вопроса о влиянии стоимости похищенного на ответственность. Русская правовая традиция долгое время игнорировала возможность дифференциации уголовной ответственности в зависимости от стоимости похищенного. К моменту создания Свода Законов 1832 г. только один источник – Воинский устав Петра I – знал такое деление (до 20 руб. и более).

Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. (и последующие редакции) под влиянием германского права разделило кражу на 6 степеней в зависимости от цены украденного (до 1 руб. 50 коп.; от 1 руб. 50 коп. – до 3 руб.; 3 руб. – 4 руб. 50 коп.; 4 руб. 50 коп. – 6 руб.; 6 руб. – 30 руб., свыше 30 руб.). Подобное жесткое и чересчур дробное деление вызывало возражение против самого принципа, компрометировало его. Поэтому в первоначальном проекте Уложения 1903 г. предполагалось отказаться от такого построения норм об имущественных преступлениях. Но, исходя из практических соображений, решено было этот принцип сохранить, но в усовершенствованном виде. «Если не делать различия в наказуемости присвоения и похищения чужого имущества по стоимости последнего, то в таком случае пришлось бы такие посягательства на всякую сумму считать простыми».[8]
Применение же наказания за простую кражу при очень крупной сумме хищения представлялось составителям безусловно недостаточным.

В ст. 581 Уложения 1903 г. предусмотрена дифференцированная ответственность за воровство в зависимости от цены похищенного (до 50 коп.; от 50 коп. до 500 руб.; свыше 500 руб.). К сожалению, данный подход не был воспринят первым Уголовным кодексом советского периода, а постановление ЦИК и СНК СССР от 7 августа 1932 г.[9]
вообще признало не имеющим значение размер хищения. В последующем законодательстве указанный принцип применялся только в отношении хищения социалистического имущества. Представляется необходимым в дальнейшем дифференцировать ответственность в зависимости от стоимости похищенного имущества, кому бы оно ни принадлежало, как это и было предусмотрено в проекте Уголовного кодекса РФ 1992 г. Не имея возможности здесь подробно рассмотреть квалифицирующие признаки хищений по Уложению, хотелось бы отметить, что наряду с совершением преступления несколькими лицами (обычно в сочетании с другими отягчающими обстоятельствами) закон особо выделял совершение хищения шайкой, признаками которой являлись, по мнению комментаторов, организованность и устойчивость. Таким образом, понятие «шайка» послужило прототипом организованной группы в современном понимании.

Среди особенностей Уложения 1903 г., касающихся имущественных преступлений, обращает на себя внимание введение привилегированного состава воровства: когда «виновный до провозглашения приговора, резолюции или решения о виновности добровольно возвратил похищенное или иным способом удовлетворил потерпевшего» (ст. 581). Придание добровольному возмещению ущерба значения особо смягчающего обстоятельства по делам о хищениях (вплоть до полного освобождения от ответственности) и в действующем российском законодательстве можно было бы использовать для стимулирования виновных к минимизации последствий своего преступления.

Октябрьская революция ознаменовала переход к новому социально-экономическому строю, при котором особое значение придавалось охране и укреплению социалистической собственности. Уже на второй день после переворота Декрет о земле установил: «Какая бы то ни была порча конфискуемого имущества, принадлежащего отныне всему народу, объявляется тяжким преступлением, караемым революционным судом».[10]
Указание на необходимость борьбы с хищениями государственного имущества мы находим и в других декретах, изданных в 1917 – 1921 гг., т.е. до первой кодификации советского уголовного законодательства. Дела о наиболее опасных имущественных преступлениях обычно изымались из общей подсудности и рассматривались революционными трибуналами и органами ВЧК. Повышенное внимание к охране государственного имущества было обусловлено не только экономическими и идеологическими причинами, но и необходимостью перестройки народного правосознания. В российской народной традиции резко отрицательное отношение к ворам, мошенникам, поджигателям и конокрадам уживалось со взглядом на казенное имущество как на бесхозное, не заслуживающее уважения.

До принятия первого советского уголовного кодекса не существовало единой системы норм о преступлениях против собственности с четко очерченными составами преступлений и соответствующими санкциями. Однако в некоторых декретах делались попытки сформулировать конкретные нормы. Так, декрет ВЦИК и СНК РСФСР от 1 июня 1921 г. «О мерах борьбы с хищениями из государственных складов и должностными преступлениями, способствующими хищениям» содержал подробный перечень уголовно наказуемых деяний. В их числе: незаконный отпуск товаров лицам, работающим в органах снабжения, заготовки и производства; сокрытие в целях хищения от учета предметов производства лицами административного и складского персонала; содействие хищениям и умышленное невоспрепятствование хищениям со стороны лиц, охраняющих складские помещения; получение заведомо незаконным путем товаров из государственных складов, баз, распределителей, заводов, мельниц, ссыпных пунктов в целях спекуляции и т.д. Все виды хищения наказываются лишением свободы со строгой изоляцией на срок не ниже трех лет, а при отягчающих обстоятельствах (многократность деяний, массовый характер хищений, ответственная должность виновного и др.) – расстрелом.[11]

Аналогичные нормы предусматривались декретом ВЦИК и СНК РСФСР от 1 сентября 1921 г. «Об установлении усиленной ответственности для лиц, виновных в хищении грузов во время перевозки их». Декретом устанавливалась суровая ответственность вплоть до высшей меры наказания – расстрела для лиц, перевозивших грузы гужевым, водным и другим путем, а также наблюдавших за этими перевозками агентов, уличенных в хищении грузов в пути.[12]

Что касается менее опасных хищений государственного имущества, а также краж, грабежа, мошенничества и других посягательств на личную собственность, то они также наказывались, о чем свидетельствуют статистические данные и отчеты Народного комиссариата юстиции, периодически издававшиеся «Ведомости справок о судимости». Поскольку с конца 1918 г. судам запрещалось ссылаться на дореволюционное законодательство, а новые нормы не охватывали всех имущественных преступлений, суды руководствовались по-прежнему революционным (социалистическим) правосознанием и отчасти традиционными правовыми представлениями об этих преступлениях и их видах. Таким образом, в рассматриваемый период были и имущественные преступления, и наказания за них, не хватало «только» соответствующих законов.

После принятия Уголовного кодекса РСФСР 1922 г. ответственность за имущественные преступления стала определяться на основании соответствующих его статей.

Преступлениям против собственности в Особенной части Кодекса 1922 г. была посвящена гл. VI «Имущественные преступления». Предусматривалась ответственность за традиционные виды посягательств на отношения собственности, такие как кража, грабеж, разбой, присвоение или растрата, мошенничество, вымогательство, шантаж, умышленное истребление или повреждение имущества. Наряду с этими составами преступлений в главе имелись и такие, которые впоследствии были отнесены к другим разделам, с учетом объекта посягательства (покупка заведомо краденного, подделка документов, фальсификация, ростовщичество, самовольное пользование чужим товарным знаком).

Диспозиции большинства норм были описательными, содержали четкие признаки конкретных преступлений. В примечании к ст. 187 УК РСФСР, устанавливавшей ответственность за мошенничество, давалось определение понятия «обман»: «Обманом считается как сообщение ложных сведений, так и заведомое сокрытие обстоятельств, сообщение о которых было обязательно». Это определение не было воспроизведено в последующем законодательстве, но до настоящего времени играет важную роль в теории уголовного права и судебной практике.

Нормы о насильственных преступлениях против собственности (грабеж, разбой, вымогательство) не предусматривали дифференциации ответственности в зависимости от формы собственности.

Предусматривались два вида грабежа. Простой грабеж, т.е. «открытое хищение чужого имущества в присутствии лица, обладающего или владеющего им, но без насилия над его личностью» карался принудительными работами или лишением свободы на срок до одного года (ст. 182). Более опасным видом был «грабеж, соединенный с насилием, не опасным для жизни и здоровья потерпевшего», который карался лишением свободы на срок не ниже трех лет со строгой изоляцией (ст. 183). Выделение насильственного грабежа в самостоятельный состав преступления, к сожалению, не было воспринято последующим законодательством. Лишь в проекте Уголовного кодекса 1992 г. предлагалась и обосновывалась такая конструкция.[13]

Для отдельных видов имущественных посягательств кодекс 1922 г. предусматривал повышенную ответственность при наличии квалифицирующих признаков (группа, промысел). Особенно много их было в ст. 180 о краже. Характерно, что иногда сочетание двух квалифицирующих признаков образовывало новый, еще более тяжкий признак. Этот прием в настоящее время не используется законодателем.

Важно отметить, что разработанная в первом советском уголовного кодексе система имущественных преступлений, равно как и описание отдельных составов, их квалифицирующих признаков были выполнены на высоком юридическом уровне и послужили основой для дальнейшего развития законодательства по борьбе с этими преступлениями. Многие формулировки этого Кодекса используются российским уголовным правом в настоящее время.

Уголовный кодекс РСФСР 1926 г., изданный в соответствии с общесоюзными Основными началами 1924 г., сохранил преемственную связь с Уголовным кодексом 1922 г. Ни система имущественных преступлений, ни конструкция отдельных составов не претерпели существенных изменений. В соответствии с общими направлениями уголовной политики того времени Уголовный кодекс 1926 г. снизил санкции за имущественные преступления по сравнению с прежним уголовным кодексом.

В 30-е годы начался процесс усиления репрессивного характера многих уголовно-правовых норм. В числе первых законодательных новелл этого периода следует назвать постановление ЦИК и СНК СССР «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности» от 7 августа 1932 г.[14]
Это постановление, как акт высшей юридической силы, вошло в историю под кратким названием «закон от 7 августа 1932 г.». В преамбуле подчеркивалось, что «общественная собственность (государственная, колхозная, кооперативная) является основой советского строя, она священна и неприкосновенна, и люди, покушающиеся на общественную собственность, должны быть рассматриваемы как враги народа». Задача укрепления социалистической собственности решалась путем установления самой суровой репрессии за хищение грузов на железнодорожном и водном транспорте, а также за хищение (воровство) кооперативного и колхозного имущества. В обоих случаях предписывалось применять в качестве меры судебной репрессии высшую меру социальной защиты – расстрел с конфискацией всего имущества и с заменой при смягчающих обстоятельствах лишением свободы на срок не ниже 10 лет с конфискацией имущества.

Установленные законом санкции были чрезмерно высокими и почти не оставляли возможности для дифференциации ответственности и индивидуализации наказания. Выражение «не ниже десяти лет» означало абсолютно определенную санкцию, поскольку согласно ст. 18 Основных начал 1924 г. и ст. 28 УК 1926 г. лишение свободы не могло назначаться на срок свыше десяти лет. Закон возродил ранее введенное ст. 180-а УК 1922 г. родовое понятие хищения, однако границы его представлялись в то время слишком размытыми. Специальными законодательными актами и директивными указаниями в 1933 – 1934 гг. применение Закона от 7 августа 1932 г. было распространено на такие действия, которые хищениями не являлись (саботаж сельскохозяйственных работ, преуменьшение норм высева, уничтожение лошадей, умышленная поломка тракторов и машин, незаконное расходование гарнцевого сбора и др.).

Поскольку ни одна статья Уголовного кодекса 1926 г. об имущественных преступлениях не была отменена и изменена, возникла проблема соотношения этих норм с нормами Закона от 7 августа 1932 г. Эта проблема была в 30-е годы решена следующим образом: Закон от 7 августа стал применяться только к наиболее опасным видам хищения государственного, колхозного (кооперативного) или общественного имущества, независимо от способа совершения. Наиболее опасными признавались хищения, совершенные организованной группой, или в крупных размерах, или систематически. Менее опасные хищения социалистического имущества, как и преступления против личной собственности граждан, квалифицировались по соответствующим статьям Уголовного кодекса 1926 г.

Создавалось впечатление, что хищение отличается от других имущественных преступлений не способом нарушения отношений собственности, а масштабом деяния, размером причиненного вреда. Не случайно до сих пор в обыденном правовом сознании бытует ошибочное представление, будто особо крупная кража может быть названа хищением, а кража в небольших размерах – просто кражей. Термин «мелкое хищение» вошел в употребление только с 1955 г.[15]

В годы Великой Отечественной войны был издан ряд законодательных актов, направленных на усиление ответственности за некоторые преступления против социалистической собственности, не подпадавшие под действие Закона от 7 августа 1932 г. Например, указом Президиума Верховного Совета СССР от 23 июня 1942 г. «Об ответственности за хищения горючего в МТС и совхозах» было установлено наказание за это преступление в виде тюремного заключения на срок от трех до пяти лет. В некоторых случаях судебная практика шла по пути более широкого применения Закона от 7 августа 1932 г. по сравнению с довоенным временем, особенно когда это касалось хищения воинских грузов на транспорте (даже не в крупных размерах), тормозных ремней или щитов для снегозадержания. Одновременно происходило усиление ответственности за преступления против личной собственности. Однако это делалось не путем внесения изменений в Уголовный кодекс 1926 г., а расширительным толкованием некоторых квалифицирующих признаков имущественных преступлений применительно к условиям военного времени.

Так, Пленум Верховного Суда СССР 8 января 1942 г. дал указание судам все кражи, совершенные с использованием условий военного времени, квалифицировать как наиболее опасный вид кражи личной собственности по п. «г» ст. 162 УК 1926 г. Практика относила к ним кражи во время воздушных налетов или обворовывание квартир эвакуированных жителей. В особо опасных случаях (групповое хищение, неоднократность, рецидив) такие преступления квалифицировались по аналогии как бандитизм (ст. 16 и 593 УК).

Постановление Пленума Верховного Суда СССР от 6 мая 1943 г. «О квалификации кражи личного имущества граждан, совершенной в местах общественного пользования» распространило действие п. «в» ст. 162 УК, где казуистично перечислялись некоторые места совершения краж («на вокзалах, пристанях, пароходах, в вагонах и гостиницах»), на все места общественного пользования. Практика относила к ним карманные кражи, совершенные в трамвае или в очереди за хлебом.

После окончания войны приведенные указания, рассчитанные на военный период, утратили силу. Вновь обострилась проблема чрезмерно мягких санкций за преступления против личной собственности и большого разрыва между наказуемостью преступлений против разных форм собственности. Эта проблема была своеобразно решена в указах Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г.[16]

Указы установили суровую ответственность за преступления против собственности, сохранив дифференцированный подход к охране различных форм собственности. При этом разрыв между наказуемостью хищений социалистического имущества и преступлений против личной собственности граждан был сокращен путем резкого повышения санкций за последние. По указу «Об уголовной ответственности за хищение государственного имущества» кража, присвоение, растрата или иное хищение государственного имущества наказывались лишением свободы, заключением в исправительно-трудовом лагере на срок от семи до десяти лет с конфискацией имущества или без конфискации (ст. 1). Хищение, совершенное «повторно, а равно совершенное организованной группой (шайкой) или в крупных размерах» наказывалось лишением свободы на срок от 10 до 25 лет с конфискацией имущества (ст. 2). Те же действия в отношении колхозного, кооперативного или иного имущества наказывались по ч. 3 и 4 ст. 2 Указа несколько меньшими сроками заключения. Одновременно было впервые введено наказание за недонесение о хищении при отягчающих обстоятельствах (ст. 5).

По Указу «Об усилении охраны личной собственности граждан» наказание за кражу личного имущества граждан составляло от пяти до шести лет лишения свободы, а при отягчающих обстоятельствах («Кража, совершенная воровской шайкой или повторно») – от шести до десяти лет. За разбой устанавливалось наказание в виде лишения свободы на срок от 10 до 15 лет с конфискацией имущества, а при отягчающих обстоятельствах – от 15 до 20 лет с конфискацией имущества. При этом были изменены понятия кражи и разбоя. Кражей стало называться тайное или открытое хищение имущества. Разбой же определялся в Указе как «нападение с целью завладения чужим имуществом, соединенное с насилием или угрозой применения насилия». При этом характер насилия не указывался. Оно могло быть и не опасным для жизни и здоровья, поскольку среди квалифицированных видов этого преступления предусматривался «разбой, соединенный с насилием, опасным для жизни и здоровья потерпевшего, или с угрозой смертью или тяжким телесным повреждением». Таким образом, понятие грабежа вновь исчезло из закона. Оно растворилось в признаках кражи и разбоя.

Нормы общесоюзных указов от 4 июля 1947 г. не были инкорпорированы в текст Уголовного кодекса РСФСР (в это время активизировалась подготовка Уголовного кодекса СССР[17]
). Постановлением Пленума Верховного Суда СССР от 22 августа 1947 г. был утвержден перечень статей Уголовного кодекса РСФСР, которые не подлежали применению. Хищение государственного или общественного имущества, совершенное в любой форме, квалифицировалось по Указу от 4 июля 1947 г. Что касается преступлений против личной собственности, то по Указу квалифицировались только кража и разбой, а в отношении остальных продолжал действовать Кодекс 1926 г. Это породило новую диспропорцию в санкциях. Так, если кража личного имущества могла повлечь наказание до 10 лет лишения свободы, а разбой – до 20 лет, то максимум санкции за мошенничество составлял 2 года, а за вымогательство – 3 года.

Суровость указов выражалась не только в огромных сроках лишения свободы (на фоне отмены смертной казни за хищение это не так поражало), но и в сокращении возможности для дифференциации ответственности и индивидуализации наказания. Хищения социалистического имущества наказывались независимо от их формы. Минимальные размеры санкций по обоим указам были завышены. Суды были вынуждены чаще прибегать к назначению ниже низшего предела санкции и к условному осуждению, а в последние годы существования указов такая практика стала преобладать. Не способствовало дифференциации ответственности и сокращение квалифицирующих признаков, а также изменение их содержания. К крупному размеру хищения была приравнена по наказуемости простая повторность. В то же время упоминавшийся в указах квалифицирующий признак совершения хищения организованной группой (шайкой) Пленум Верховного Суда СССР в постановлении от 28 мая 1954 г. истолковал расширительно как совершение преступления «по предварительному сговору организовавшейся для этой цели группой лиц». Попытки толкования этого признака на основе традиционного представления о шайке (организованной группе) были отвергнуты как «вредные и порочные».[18]

Принятие в 1958 г. новых Основ уголовного законодательства и проявившаяся в этот период тенденция к укреплению принципа законности в борьбе с преступностью нашли отражение и в нормах Уголовного кодекса РСФСР 1960 г. об ответственности за имущественные преступления. Но еще сохраняла силу одна из важнейших идеологических догм социализма – о преимущественной охране уголовным законом всего государственного и общественного и о второстепенном значении защиты личности и ее интересов. В силу этой концепции аналогичные преступления против социалистической и личной собственности были размещены в различных главах Уголовного кодекса. Глава вторая «Преступления против социалистической собственности» располагалась сразу же после главы «Государственные преступления», а глава о преступлениях против личной собственности граждан была отнесена на пятое место.

Приоритет защиты социалистической собственности скрупулезно соблюдался и в установлении санкций за одинаковые преступления как простого вида, так и квалифицированные. Так, максимум наказания за простую кражу государственного или общественного имущества составлял три года лишения свободы, а за такую же кражу личного имущества – два года. Наиболее тяжкий вид хищения социалистического имущества путем кражи наказывался 15 годами лишения свободы с конфискацией имущества, а после введения 25 июля 1962 г. ст. 93.1 УК за кражу и другие хищения в особо крупных размерах могла быть применена смертная казнь. Максимум же наказания за кражу личного имущества составлял 10 лет лишения свободы с конфискацией имущества. Среди форм хищения социалистической собственности были предусмотрены присвоение, растрата и хищение путем злоупотребления служебным положением. Грабеж вновь был выделен в самостоятельный состав преступления как разновидность хищения, отличающаяся способом совершения.

Переход к рыночной экономике, закрепление в Конституции РФ принципа равной правовой охраны всех форм собственности сделали нетерпимым такое положение. Поэтому еще до принятия нового кодекса Федеральным законом от 1 июля 1994 г. были внесены изменения в нормы об имущественных преступлениях Кодекса 1960 г. Главным из них явилось объединение параллельных норм. Этот закон носил промежуточный характер и имел много сходства с подготовленным проектом Кодекса.

В заключение рассмотрения истории развития понятия грабежа в отечественном законодательстве необходимо отметить следующее.

Понятие грабежа германскому праву неизвестно. Грабеж в нашем понимании там частично охватывается понятием кражи (Diebstahl) и частично – разбоя (Raub). Под разбоем понимается похищение имущества с применением любого насилия либо с применением угрозы насилием, опасным для жизни и здоровья.

В статье 311-1 французского УК vol (похищение) определяется как злостное (frauduleuse) изъятие чужой вещи.[19]
Данное преступление объемлет все виды похищений в нашем понимании (кражу, грабеж, разбой), а также временное заимствование вещей и присвоение находки.[20]
Понятием vol не охватываются мошенничество, вымогательство и присвоение вверенного в нашем понимании (последнее влечет ответственность по общей норме об имущественном злоупотреблении доверием).

Британское уголовное право в определении имущественных преступлений имеет мало общего с законодательством России и других стран европейского континента. Уголовная ответственность за имущественные преступления определяется в основном законами о краже (Theft Acts) 1968, 1978 и 1996 г. В систему имущественных преступлений, наряду с theft, входят: мошенничество, разбой, burglary, прикосновенность к краденым вещам и некоторые другие деяния.

Как видим, понятие грабежа является сравнительно молодым и «эксклюзивным» для российского уголовного права. Это увеличивает актуальность изучения данного института.

ГЛАВА 2. АНАЛИЗ СОСТАВА ПРЕСТУПЛЕНИЯ, ПРЕДУСМОТРЕННОГО СТ. 161 УК РФ

§ 1. Объект преступления

В современном уголовном праве России собственность признается одним из важных правоохраняемых объектов. Охрана собственности от преступных посягательств провозглашена одной из задач Уголовного кодекса РФ[21]
(ч. 1 ст. 2). Отметим, что в перечне социальных благ, интересов и ценностей, поставленных под охрану УК РФ, собственности отведено второе место – сразу после прав и свобод человека и гражданина, важнейших из правоохраняемых объектов. Обращение к понятию собственности в уголовном праве приобретает особую актуальность и в связи с важностью адекватного научного понимания этого блага в качестве объекта самостоятельной группы общественно опасных посягательств, ответственность за которые предусмотрена статьями главы 21 «Преступления против собственности» УК РФ.

Общеизвестно, что сужение или, напротив, увеличение объема понятия того или иного элемента состава преступления напрямую связано с сокращением или расширением круга деяний, относимых к преступным посягательствам. Между тем, вопрос о понятии собственности в науке уголовного права относится к числу дискуссионных. Достаточно сказать, что в рамках учения о «преступлениях против собственности» сложились три взгляда на собственность как основной объект соответствующей разновидности посягательств: 1) собственность как экономическое отношение, 2) собственность как правовая ценность (право собственности в субъективном смысле) и 3) собственность как экономическое отношение и право собственности.

Согласно первому подходу, собственность – одно из основных отношений, складывающихся в области экономики. При этом утверждается, что «в любом обществе, каковы бы ни были его политическая система и государственное устройство, собственность всегда была, есть и будет экономической основой, базисом его существования и развития».[22]
Указанное концептуальное положение в свое время соответствовало господствующей официальной доктрине о собственности как основе экономической системы Советского государства. Последняя была закреплена даже в нормах конституционного права того времени. Так, в соответствии со ст. 4 Конституции СССР 1936 г. «экономическую основу СССР составляют социалистическая система хозяйства и социалистическая собственность на орудия и средства производства». Конституция РСФСР 1978 г. также провозглашала, что основу экономической системы РСФСР составляет социалистическая собственность на средства производства в форме государственной (общенародной) и колхозно-кооперативной собственности (ст. 10). В настоящее время понимание собственности как именно экономического феномена непосредственно не вытекает из конституционных положений. Конституция РФ не содержит специального раздела об экономической основе государства и общества, не выделяет какую-либо форму собственности в качестве основной, равно как не предусматривает и ограничений для отдельных форм собственности. Однако понимание собственности как одного из основных компонентов экономики в современной экономической теории сохраняется, а «экономическая» трактовка объекта преступлений, предусмотренных в главе 21 УК РФ, вытекает из наименования раздела VIII «Преступления в сфере экономики» УК РФ, содержащего систему норм об ответственности за названные посягательства.

В советском уголовном праве одним из первых выразителей идеи объекта имущественных преступлений именно как собственности и сторонником экономического понимания последней был Д. Н. Розенберг. Ссылаясь на классиков марксизма, он писал: «Объектом этого рода преступлений является собственность как общественное отношение – частная собственность в капиталистическом обществе и социалистическая или личная собственность в социалистическом обществе... Особенности, свойственные социалистической собственности и личной собственности, не только отражают экономические качества, но они сами входят в реальный базис, на котором возвышается юридическая и политическая надстройка и которому соответствуют определенные формы общественного сознания».[23]
О том, что объектом исследуемых преступлений выступает собственность как экономическая основа общества, как экономические производственные отношения, а также существующая система распределения материальных благ, писали и другие советские криминалисты.[24]
У указанного подхода сохраняются сторонники и среди современных исследователей.[25]

Собственность как экономическая категория охватывает довольно широкий круг общественных отношений, закономерно складывающихся в сфере экономики в связи с ограниченностью экономических ресурсов и воспроизводящихся в деятельности конкретных лиц по поводу использования этих ресурсов. С одной стороны, собственность как экономическая реальность, которая не зависит от воли и сознания человека, представляет собой необходимые и устойчивые отношения, которые формируются между людьми в процессе их хозяйственной деятельности по использованию ограниченных ресурсов. С другой стороны, собственность есть конкретное отношение в сфере экономики, участники которого со знанием дела, своей волей и в своем интересе взаимодействуют между собой по поводу экономических благ и тем самым воспроизводят экономические отношения собственности надличностного, надындивидуального характера. Кроме того, важно подчеркнуть, что современная экономическая теория не связывает объект собственности исключительно с предметами материального мира, имеющими «статус» вещей. Она исходит из понимания собственности как отношения по поводу использования «вещественных» и «невещественных», «материальных» и «нематериальных» благ. В экономическом смысле объект собственности имеет весьма широкое определение, которое включает в себя предметы природы, вещество, энергию, информацию, материальные и нематериальные результаты работ и услуг, отдельные права, интеллектуальные ценности и все то, что в условиях экономического оборота может обладать признаком товара.[26]

Отсюда экономическое понимание собственности как правоохраняемого объекта чрезмерно увеличивает сферу уголовно-правовой охраны, включая в нее всю систему экономических отношений собственности, в том числе те из них, которые закономерно складываются в области экономики независимо от воли и сознания людей и не требуют юридического признания и правовой защиты. Экономическая трактовка собственности как объекта преступлений, предусмотренных главой 21 УК РФ, существенно расширяет круг общественных отношений, составляющих объект названных посягательств, и в том смысле, что позволяет относить к ним волевые экономические отношения по поводу самых различных экономических благ (природных ресурсов, вещества, энергии, информации, материальных и нематериальных результатов работ и услуг, интеллектуальных ценностей и пр.). Нетрудно видеть, что такое понимание объекта преступлений, указанных в главе 21 УК РФ, затрудняет их отграничение от экологических преступлений, преступлений в сфере компьютерной информации и ряда других преступных деяний, существенно нарушающих в области рационального использования собственности (в экономическом смысле) интересы общественной безопасности (например, ст. 215 – 218 УК РФ) и здоровья населения (например, ст. 238 и 243 УК РФ), поступление денежных средств в бюджетную систему Российской Федерации (ст. 198 и 199 УК РФ) и свободу интеллектуальной деятельности (ст. 146 и 147 УК РФ) и др.

В науке уголовного права сложилось воззрение на собственность и как на исключительно юридическое явление. Наиболее последовательно обозначенной точки зрения придерживались Б. С. Никифоров и П. С. Матышевский. Так, Б. С. Никифоров утверждал: «Объектом таких преступлений, как кража и, в значительной мере, мошенничество является гарантированная собственнику законом возможность (а гарантированная законом возможность – это в данном случае и есть право) в установленных законом пределах использовать имущество по своему усмотрению, обращаться с ним «как со своим», в частности, возможность владеть, пользоваться и распоряжаться им своей властью (по своей воле) и в своем так или иначе понимаемом интересе. Всякое воспрепятствование собственнику в законных пределах осуществлять свое право собственности представляет собой правонарушение; при определенных условиях, когда речь идет о посягательстве не на отдельные элементы права собственности, а на самое это право в полном его объеме, такое воспрепятствование является преступлением».[27]
П.С. Матышевский писал: «Преступления против социалистической собственности посягают не на фактическое общественное отношение, а лишь на одну его часть – на право собственности, в соответствии с которым осуществляется владение, пользование и распоряжение социалистическим имуществом, или иначе – на право собственности в его субъективном смысле».[28]
Взгляд на собственность как на правовое явление имеет своих сторонников и в современной науке уголовного права.[29]

Под правом собственности в субъективном смысле понимается обеспеченная законом мера возможного поведения собственника в отношении владения, пользования и распоряжения вещью по своему усмотрению. Право собственности – одно из основных и наиболее широких по содержанию вещных прав. Это субъективное право отличает тесная и неразрывная связь с вещью, «прикрепленность» к ней. С гибелью вещи автоматически прекращается и право собственности на нее.

Надо сказать, что понимание в уголовном праве собственности в исключительно юридическом смысле является небезосновательным. Оно в известной мере опирается на положение Конституции РФ[30]
, согласно которому право частной собственности охраняется законом (ч. 1 ст. 35). Кроме того, собственность трактуется как исключительно правовой феномен некоторыми философами, экономистами, цивилистами.[31]

Вместе с тем, есть основание утверждать, что сведение собственности как правоохраняемого объекта к субъективному праву собственности приводит к недопустимому ограничению действия уголовного закона в области охраны имущественных и иных экономических прав и свобод. При таком порядке вещей из сферы уголовно-правового регулирования «выпадают» отношения, возникающие в связи с существенным нарушением: вещных прав лиц, не являющихся собственниками (ст. 216 ГК РФ[32]
), прав владельцев, не являющихся собственниками (ст. 305 ГК РФ), обязательственных прав (в частности, ст. 48 ГК РФ), права наследования (ст. 1154 ГК РФ[33]
), права на свободное использование своих способностей и имущества для предпринимательской и иной не запрещенной законом экономической деятельности (ч. 1 ст. 34 Конституции РФ), права на свободное распоряжение своими способностями к труду (ч. 1 ст. 37 Конституции РФ), исключительных прав на результаты интеллектуальной деятельности – интеллектуальной собственности (ч. 1 ст. 44 Конституции РФ) и др. В свою очередь, понимание объекта преступлений, предусмотренных главой 21 УК РФ, как исключительно права собственности необоснованно сужает по объему объект указанных посягательств, исключая из него все другие права на имущество, а точнее, те имущественные отношения, содержание которых не составляет право собственности (в субъективном смысле). К числу последних относятся имущественные отношения, которые складываются по поводу имущественных благ невещественной природы либо возникают в связи с переходом имущественных благ вещественного и невещественного характера от одного лица к другому, а равно участниками которых являются субъекты ограниченных вещных прав, владельцы (как законные, так и незаконные), арендатор и арендодатель, ссудодатель и ссудополучатель, страхователь и страховщик, поверенный и доверитель и т.д.

Суть третьего подхода – в экономической и правовой трактовке собственности в уголовном праве. Такой подход сложился в советской уголовно-правовой доктрине. Одним из первых советских криминалистов, последовательно придерживавшихся понимания собственности одновременно как экономического отношения и субъективного права, был С. И. Сирота. Полемизируя с Б. С. Никифоровым, он утверждал, что «объект преступлений против социалистической собственности охватывает как материальные, экономические отношения социалистической собственности, так и правовые отношения, т.е. их правовую оболочку, а не только отношения собственности в смысле субъективного права собственности, как утверждает Б.С. Никифоров».[34]
Эту же мысль позже высказывал Э. С. Тенчов. Отношения собственности как объект уголовно-правовой охраны, отмечал он, предполагают как материальные общественные отношения, так и их юридическое выражение, «правовую оболочку», т.е. право собственности.[35]
В современной науке уголовного права обозначенный подход развивается в работах С. М. Кочои.[36]

При определении объекта преступлений, предусмотренных в главе 21 УК РФ, как экономического отношения и одновременно как субъективного права собственности не учитывается, что экономическая и юридическая категории собственности не всегда взаимосвязаны: «Собственность как экономическая категория не совпадает с понятием права собственности, в котором экономические отношения собственности получают юридическое выражение».[37]
В самом деле, с одной стороны, не всякое волевое экономическое отношение собственности имеет своим содержанием субъективное право собственности, так как может получать юридическую регламентацию и посредством иных правовых форм (например, с помощью обязательственного права). С другой стороны, субъективное право собственности не всегда реализуется исключительно в сфере экономики и «привязано» к реальным экономическим отношениям.[38]
Оно может осуществляться в сфере межличностных, управленческих и иных неэкономических отношений.

Сосуществование в уголовном праве нескольких подходов к пониманию собственности не является случайным обстоятельством, оно скорее есть следствие сложности как самого явления собственности, характеризующегося многосторонностью, так и его связей с другими явлениями и процессами действительности. В исследованиях проблематики собственности затрагиваются самые различные аспекты – философский, морально-этический, политический, социологический, психологический, исторический, экономический, правовой. Между тем до сих пор остается открытым вопрос: что есть собственность по природе своей – начало духовное или материальное? Какие из особенностей этого многообразного и многоликого феномена являются основополагающими – нематериальные или вещественные? «Разумность собственности, утверждал Гегель, заключается не в удовлетворении потребностей, а в том, что снимается голая субъективность личности. Лишь в собственности лицо выступает как разум».[39]
С точки зрения Маркса, ответить на вопрос о том, что такое собственность, политическая экономия в состоянии только анализом отношений собственности как производственных отношений. Трудно не согласиться и с русским философом Н.А. Бердяевым, по мнению которого собственность предполагает не только потребление материальных благ, но и более устойчивую и преемственную духовную жизнь личности в семье и роде, а начало собственности связано с метафизической природой личности, с ее внутренним правом совершать акты, преодолевающие быстротечное время.[40]

Как видим, научно-философское понимание собственности включает в себя множество аспектов этого весьма сложного в своих связях и опосредованиях явления, не ограничиваясь его экономической и правовой трактовкой. Это обстоятельство, возможно, и послужило основанием идеи, отвергающей собственность в качестве объекта преступных деяний, именуемых современным уголовным правом «преступлениями против собственности». Ее автор И. А. Клепицкий утверждает: «Доктрина преступлений против собственности отвечала потребностям и характеру имущественных отношений того времени, когда она возникла и развивалась. Сегодня эта доктрина неприемлема как с теоретической, так и с практической точки зрения».[41]
Признание несовместимым с современной социально-экономической и криминологической реальностью учения о «преступлениях против собственности» исключает определение объекта преступных деяний, предусмотренных в главе 21 УК РФ, с помощью такой категории, как «собственность». К такому выводу, по существу, и приходит И. А. Клепицкий, признавая объектом указанных посягательств «имущественные права и интересы в их многообразии».

Восстановление в нашей стране рыночной экономики, – сопровождающееся интенсивным развитием товарообмена, вовлечением в экономический оборот качественно новых объектов – «res incorporales» и все большего числа субъектов имущественных прав, появлением в имущественной сфере неизвестных в огосударствленной экономике разновидностей отношений, – обусловливает необходимость адекватного уголовно-правового обеспечения нового имущественного правопорядка. Очевидно, что это обстоятельство не может не отразиться на понимании объекта рассматриваемых преступных деяний и соответственно на наименовании этих преступлений. В прежнем правопорядке, основанном на плановой экономике, возникла идея о том, что объект указанных преступных посягательств представляет собой собственность, что дало основание утверждать: «Термин «имущественные преступления» как неправильный, указывающий разве только на формальный признак, относящийся к объективной стороне состава, должен быть заменен иным наименованием этой категории преступлений. Эти преступления представляют собою преступления против частной собственности в буржуазном праве, преступления против социалистической собственности и преступления против личной собственности в социалистическом праве».[42]

В имущественном правопорядке, базирующемся на рыночной экономике, необходимо переосмысление прежних представлений об объекте преступлений, совершаемых в имущественной сфере. Последний, с одной стороны, более не может охватывать своим содержанием всю «основу экономической системы государства и общества», а с другой – ограничиваться исключительно субъективным правом собственности. Соответственно и рассматриваемые преступления, и их объект должны получить наименования, которые более точно выражают природу указанных посягательств в новых социально-экономических и политических условиях. Разумеется, сказанное не следует трактовать в смысле отрицания собственности, ее роли и места в уголовном праве. Бесспорно, собственность была, есть и в обозримом будущем останется необходимым компонентом как экономической, так и правовой системы, а, следовательно, одним из наиболее значимых объектов правовой защиты. Другое дело, что с учетом развития в нашей стране рыночного имущественного правопорядка представляется необходимым использование в уголовном праве таких категорий, которые наиболее адекватно отражали бы сущность преступлений, совершаемых в имущественной сфере, и устраняли бы расхождения в трактовке их объекта.

Вместе с тем нельзя полностью согласиться с суждением И. А. Клепицкого об «имущественных правах и интересах» как объекте рассматриваемой группы преступлений. Односторонний подход к определению объекта преступлений в имущественной сфере как исключительно правового или экономического феномена не учитывает органическую взаимосвязь экономики и права. Справедливо замечено, что юридическую регламентацию имущественных отношений невозможно понять, не вникая в их экономическую сущность.[43]
В то же время, не менее верным следует считать и положение о том, что экономический анализ отношений, складывающихся в имущественной сфере, не может быть точным без учета результатов их правового регулирования. Важно поэтому подчеркнуть, что именно экономико-правовое (комплексное) понимание должно составить методологическую основу определения объекта рассматриваемых преступлений. В этой связи наиболее удачной представляется категория «имущественные отношения».

Данный термин используется за рубежом уже довольно давно. Например, преступления против собственности германское законодательство трактует значительно уже, чем российское. Согласно УК ФРГ, данное понятие охватывает только те преступления, существо которых составляет нарушение права собственности. Природу преступления определяет его предмет, которым является чужая вещь (fremden Sache) – объект гражданского права собственности. Вещь – это телесный предмет внешнего мира. Еще в конце прошлого столетия в связи с делом о краже перед судом встал вопрос о том, можно ли рассматривать в качестве вещи электричество. Суд ответил на этот вопрос отрицательно, исходя из того, что «слова в уголовном праве следует понимать так, как они используются в обычной жизни», а кража энергии или силы невозможна.[44]
Не являются предметом рассматриваемых преступлений и иные нетелесные блага, в том числе и бестелесные вещи, в частности, мысли, идеальные блага, а также права требования, включая безналичные деньги (деньги на банковском счете).

Эта категория играет важную методологическую роль в юридической науке. Посредством категории «имущественные отношения» юристы пытаются установить органическую связь права с экономикой, экономического содержания с правовой формой и выразить возможность и «меру» (пределы) правового регулирования экономических отношений собственности. Как известно, не всякое экономическое отношение регулируется правом. В связи с этим указанная категория обозначает те отношения, складывающиеся между конкретными лицами в сфере экономики, которые требуют правового регулирования и поддаются ему.

Имущественные отношения рассматриваются в праве как конкретные отношения по поводу принадлежности и перехода имущественных благ, которые получают правовую регламентацию с помощью права собственности, иных (ограниченных) вещных прав, обязательственного права, иных правовых форм (например, наследственного права) и становятся имущественными правоотношениями. В качестве объекта имущественных правоотношений выступают различные имущественные блага. В современном праве к числу объектов имущественных отношений относятся вещи, комплексы вещей, деньги, ценные бумаги, имущественные права, иное имущество в широком смысле этого слова, результаты работ и оказания услуг. Рыночные преобразования, происходящие в современной России, сопровождаются появлением новых субъектов имущественных отношений: частных корпораций (компаний) и их владельцев; лиц, уполномоченных представлять интересы частного капитала; различных участников договорных отношений, связанных с переходом имущественных благ от одних владельцев к другим с передачей права собственности и без таковой.

Как правоохраняемый объект имущественные отношения – это особая область экономических связей, в которой находят непосредственное выражение права и интересы не только собственников, но и многих других участников имущественных отношений – лиц, не являющихся собственниками используемого ими имущества. Имущественные отношения составляют объект особой разновидности посягательств, именуемых в действующем УК РФ «преступлениями против собственности». Указанные преступные деяния в обществе с рыночной экономикой точнее именовать «имущественными преступлениями». Последние посягают обычно на имущественные отношения, которые имеют стоимостной характер, складываются по поводу имущественных благ, обладающих экономической формой товара. Отношения же собственности могут выступать в качестве видового объекта таких преступлений как кража, грабеж, разбой.

Современная криминогенная ситуация в имущественной сфере трансформируется в сторону известного расширения объекта преступных посягательств. В связи с этим предупреждение преступлений в имущественной сфере во многом зависит от того, насколько обоснованно и полно в уголовном законе определен объем имущественных отношений, подлежащих уголовно-правовой охране. Между тем, действующее уголовное законодательство предоставляет охрану в основном тем имущественным отношениям, которые складываются в связи с принадлежностью вещей конкретным лицам – субъектам права собственности. Нормы об уголовной ответственности за преступные посягательства, называемые в УК РФ «преступлениями против собственности», не обеспечивают адекватную защиту имущественным отношениям, возникшим в результате рыночных реформ.

С восстановлением в современной России рыночной экономики встал вопрос о надлежащем уголовно-правовом обеспечении имущественных отношений: как выражающихся в принадлежности вещественных благ конкретным лицам – субъектам права собственности, так и возникающих по поводу экономических ценностей невещественного характера, как связанных с имущественным оборотом, так и складывающихся в связи с управлением чужим имущественным состоянием.[45]

В преступлениях против собственности непосредственные объекты отдельных видов посягательств (кражи, мошенничества, грабежа и т.д.) совпадают с видовым, то есть отношениями собственности. Нельзя признать удачным предложение отдельных авторов рассматривать в качестве непосредственного объекта конкретную форму собственности, определяемую принадлежностью похищенного имущества: «государственная, кооперативная, частная собственность»;[46]
«государственная, частная, муниципальная собственность либо собственность отдельных организаций».[47]
Выделение непосредственного объекта целесообразно, когда дробление родового объекта на составные элементы имеет юридическое значение. В данном случае это недопустимо потому, что Конституция РФ провозгласила равную защиту любых форм собственности. Поэтому для квалификации кражи, грабежа, мошенничества и пр. не имеет значения, к какой форме собственности относится похищенное имущество. Пленум Верховного Суда РФ в постановлении от 25 апреля 1995 г. «О некоторых вопросах применения судами законодательства об ответственности за преступления против собственности»[48]
указал: «Поскольку закон не предусматривает... дифференциации ответственности за эти преступления в зависимости от формы собственности, определение таковой не может рассматриваться обязательным элементом формулировки обвинения лица, привлеченного к уголовной ответственности».

Нельзя считать непосредственным объектом преступления субъективное право собственности, индивидуальный имущественный интерес. С точки зрения теории уголовного права объектом преступления не может быть право ни в объективном, ни в субъективном смысле. Такая роль отводится только общественным отношениям. Право собственности не прекращается в результате хищения вещи, которую собственник может истребовать из чужого незаконного владения и даже от добросовестного приобретателя (ст. 235, 301, 302 ГК РФ). На практике признание индивидуального имущественного интереса объектом преступления приводит «в тупик», поскольку не позволяет считать преступлением против собственности ситуации, когда этот интерес либо вообще не страдает, либо не подлежит правовой защите (например, когда совершается хищение уже похищенного имущества).

Наконец, следует отметить, что не является непосредственным объектом похищаемое имущество, которое в преступлениях против собственности играет роль предмета посягательства (понятие имущества рассматривается ниже). Законы логики не позволяют считать непосредственным объектом преступления что-либо, кроме общественных отношений, поскольку они составляют общий и родовые объекты всех преступлений.

Некоторые из преступлений, предусмотренных гл. 21 УК РФ, являются двуобъектными. Это характерно в первую очередь для преступлений против собственности, связанных с применением насилия: насильственный грабеж (п. «г» ч. 2 ст. 161 УК РФ), разбой (ст. 162), вымогательство (ст. 163), угон транспортного средства с применением насилия (п. «в» ч. 2 и ч. 4 ст. 166). В насильственных имущественных преступлениях основным объектом является собственность, а дополнительным – личность потерпевшего. Выделение основного непосредственного объекта проводится не по степени значимости охраняемых благ (личность в этом смысле важнее), а по связи с родовым объектом.

Таким образом, можно предложить следующую концепцию объекта преступления, предусмотренного ст. 161 УК РФ: родовой объект – имущественные отношения, видовой – отношения собственности, непосредственный основной – также отношения собственности, непосредственный дополнительный – личность потерпевшего (при насильственном грабеже).

§ 2. Предмет преступления

Сфера имущественных отношений охраняется уголовным законом. Как определил Уголовный кодекс РФ, предметом хищения является имущество. В уголовном праве под имуществом, которое можно похитить, понимаются предметы, т.е. то, что обладает материальными признаками или, иначе говоря, то, что осязаемо. Такими предметами являются вещи.

Что такое вещь с точки зрения закона?

Вещи бывают недвижимые и движимые. К недвижимым вещам (недвижимому имуществу, недвижимости) относятся земельные участки, участки недр, обособленные водные объекты и все, что прочно связано с землей, т.е. объекты, перемещение которых без несоразмерного ущерба их назначению невозможно (в том числе леса, многолетние насаждения, здания, сооружения). К недвижимым вещам относятся также подлежащие государственной регистрации воздушные и морские суда, суда внутреннего плавания, космические объекты. Законом к недвижимым вещам может быть отнесено и иное имущество.

Вещи, не относящиеся к недвижимости, включая деньги и ценные бумаги, признаются движимым имуществом.

Легко уяснить, что является предметом, если знать, что не рассматривается как предмет хищения и что поэтому похитить нельзя. Так, с точки зрения уголовного закона, нельзя украсть плод человеческой мысли – интеллектуальную собственность.

Но это не означает, что интеллектуальная собственность остается беззащитной. Так, Закон РФ «Об авторском праве и смежных правах»[49]
распространяет авторское право на произведения науки, литературы и искусства, являющиеся результатом творческой деятельности, а ст. 146 УК РФ устанавливает уголовную ответственность за незаконное использование объектов авторского права или смежных прав (прав композитора, поэта, исполнителя, а также лиц, сделавших запись песни), а равно за присвоение авторства (плагиат), если эти деяния причинили крупный ущерб. То же относится и к изобретениям.

Также нельзя похитить (конечно, в юридическом смысле) информацию. Но если информация имеет определенные свойства, то за незаконное завладение ею ответственность все же предусмотрена, только не статьями УК РФ о хищении, а иными.

Например, ст. 183 УК РФ говорит о наказании вплоть до нескольких лет лишения свободы за действия, заключающиеся в собирании сведений, составляющих коммерческую или банковскую тайну, путем похищения документов, подкупа или угроз, а равно иным незаконным способом в целях разглашения либо незаконного использования этих сведений, а также незаконном разглашении или использовании сведений, составляющих коммерческую или банковскую тайну, без согласия их владельца, совершенные из корыстной или иной личной заинтересованности и причинившие крупный ущерб.

Несколько статей главы 29 УК РФ «Преступления против основ конституционного строя и безопасности государства» охраняют от незаконного «изъятия» информацию, являющуюся государственной тайной (это статьи о государственной измене, шпионаже, разглашении государственной тайны, утрате документов, содержащих государственную тайну).

Об информации прямо говорится в ст. 272 УК РФ, где установлено, что за неправомерный доступ к охраняемой законом компьютерной информации, т.е. информации на машинном носителе, в электронно-вычислительной машине (ЭВМ), системе ЭВМ или их сети, если это деяние повлекло уничтожение, блокирование, модификацию либо копирование информации, нарушение работы ЭВМ, системы ЭВМ или их сети, может назначаться наказание вплоть до лишения свободы на срок до 2 лет.

Полезно знать, что глава 21 УК РФ «Преступления против собственности» содержит «резервный» состав, нередко подходящий к ситуациям, когда какая-либо статья о хищениях неприменима. Так, ст. 165 УК РФ предусматривает наказание вплоть до 3 лет лишения свободы за «причинение имущественного ущерба собственнику или иному владельцу имущества путем обмана или злоупотребления доверием при отсутствии признаков хищения». В рассмотренном случае отсутствует такой элемент хищения, как его предмет, но все остальные характеристики содеянного – обман, причинение ущерба – дают основания для привлечения виновных к уголовной ответственности по указанной статье УК РФ.

Большое значение для правильной квалификации действий виновного при грабеже имеет вопрос о правовом статусе похищаемого имущества, его принадлежности к различным формам собственности. Например, государственное, муниципальное, частное или иное имущество может быть похищено у отдельных лиц, если оно было им вверено для определенных целей (перевозки, ремонта и т.п.). Точное установление, каким имуществом хотел завладеть преступник, позволяет правильно решить вопрос о правильной квалификации содеянного и возмещении ущерба. Имущество как предмет преступного посягательства при грабеже должно быть чужим по отношению к похитителю. Чужое имущество как предмет грабежа – это имущество, не принадлежащее виновному, причем он не имеет ни действительного, ни предполагаемого права на распоряжение этим имуществом как своим собственным.

Это не означает, что имущество в момент его хищения обязательно должно находиться у его собственника. «Оно может быть во временном владении, ведении или под охраной другого лица. Хищение находящегося у отдельных лиц государственного, муниципального, частного и др. имущества должно рассматриваться как посягательство на соответствующий вид собственности. Одного факта присутствия кого бы то ни было недостаточно для наличия в преступлении состава грабежа. Так, например, не будет грабежом хищение имущества в присутствии других лиц из вагона железной дороги, из палатки, где продаются товары, когда похититель делает вид, что выполняет служебные обязанности или берет имущество по поручению собственника или владельца».[50]

Предмет хищения должен быть не только материален, но и иметь стоимость. Если вещь не обладает стоимостью, незаконное завладение ею нельзя назвать хищением. Категория стоимости – сугубо экономическая. Наличие стоимости означает, что в предмет «вложен» труд. Отсюда вытекает, в частности, что не всякое имущество, пусть даже оно относится к вещам, может быть предметом хищения (например, лес, объекты животного мира).

Вместе с тем следует знать, что такие действия не остаются без правовой оценки. Законодатель, руководствуясь приведенными соображениями об отсутствии в подобных предметах вложенного человеком труда, ввел в УК РФ специальные статьи о посягательствах на природу. Описанные деяния подпадают под ст. 256, 258 и 260 главы 26 УК РФ «Экологические преступления».

При определенных условиях рассматриваемые ценности могут стать предметом хищения. Происходит это тогда, когда в них вкладывается человеческий труд: рыбу разводят, деревья и животных выращивают.

Следует иметь в виду, что в ряде случаев для государства важно не столько защитить отношения собственности, сколько обеспечить неприкосновенность ценностей определенного вида, предметов, обладающих особыми свойствами. Сам факт похищения таких ценностей как бы отходит на второй план по сравнению со значением, которое имеет именно неприкосновенность данных предметов.

Некоторые из этих предметов могут сами по себе иметь незначительную стоимость, а потому их похищение повлечет вредные последствия главным образом не для отношений собственности, а для других важных общественных отношений, которые считает нужным охранять уголовный закон.[51]

Если во время грабежа похищают предметы, имеющие особую ценность, свойства и качества которых определяются не стоимостным выражением, а индивидуальными качествами культурных ценностей, раритетностью, редкостью, а порой неповторимостью (в Законе РФ «О вывозе и ввозе культурных ценностей» от 15 апреля 1993 года[52]
, а также Законе РФ «О музейном фонде РФ и музеях в РФ» от 26 мая 1996[53]
года речь идет о культурных ценностях как родовом понятии), тогда квалифицировать данное деяние необходимо по ст. 164 УК РФ.

Если во время грабежа похищают радиоактивные материалы (это понятие дает Закон РФ «Об использовании атомной энергии» от 21 ноября 1995 года[54]
), тогда деяние надлежит квалифицировать по ст. 221 УК РФ.

Если во время грабежа похищают оружие, боеприпасы, взрывчатые вещества и взрывные устройства, содеянное квалифицируется по ст. 226 УК РФ. В этих двух случаях объекты грабежа изменяются. Родовым объектом становится общественная безопасность и общественный порядок, видовым – общественная безопасность, а непосредственными – безопасный оборот радиоактивных веществ или оружия (основной объект) и тот вид собственности, в котором находятся радиоактивные вещества, оружие, боеприпасы и др. (дополнительный объект).[55]

Если во время грабежа похищают наркотические средства или психотропные вещества, тогда квалифицировать данное деяние необходимо по ст. 229 УК РФ. В этом случае, как и в двух предыдущих, также меняются объекты преступления. Так, родовым становится общественная безопасность и общественный порядок, видовым – здоровье населения и общественная нравственность, непосредственными – здоровье населения (основной объект) и тот вид собственности, в котором находятся психотропные вещества и наркотические средства (дополнительный объект).

В тех случаях, когда виновным похищаются документы, которые имеют не материальную, а иную ценность (например, удостоверение личности, паспорт, диплом, свидетельство о браке и т.п.), квалификация происходит по соответствующей части ст. 325 УК РФ.

§ 3. Объективная сторона преступления

Объективная сторона грабежа предусматривает деяние в форме действия – открытого хищения, совершенного против воли граждан. Объективная сторона грабежа сформулирована законодателем как материальный состав преступления, то есть состоит из общественно опасного действия и наступившего преступного результата, а также причинной связи между ними. Это обязательные признаки рассматриваемого состава преступления.

Открытость хищения чужого имущества определяют три основных момента: 1) хищение всегда совершается в присутствии потерпевшего или третьих лиц, посторонних по отношению к изымаемому имуществу; 2) преступник сознает, что он действует открыто, с незаконным проникновением в жилище, т.е. он понимает, что вся ситуация совершения преступления дает возможность потерпевшему или третьим лицам не только осознать противоправный характер его действий, но и воспрепятствовать хищению имущества, даже задержать его, однако игнорирует это; 3) потерпевший или третьи лица, посторонние по отношению к изымаемому имуществу и не являющиеся соучастниками преступника, укрывателями или лицами, обещавшими не донести о преступлении, осознают, что имущество похищается.[56]

Вместе с тем необходимо подчеркнуть, что для квалификации хищения как грабежа вовсе не обязательно наличие одновременно всех указанных моментов. Первые два признака являются главными, решающими, третий же играет вспомогательную роль и в ряде случаев может вообще отсутствовать.

Постановление Пленума ВС РФ № 29[57]
также разъясняет, что открытым хищением чужого имущества, предусмотренным статьей 161 УК РФ (грабеж), является такое хищение, которое совершается в присутствии собственника или иного владельца имущества либо на виду у посторонних, когда лицо, совершающее это преступление, сознает, что присутствующие при этом лица понимают противоправный характер его действий, независимо от того, принимали ли они меры к пресечению этих действий или нет.

В п. 4 Постановления Пленума ВС РФ сказано, что, если присутствующее при незаконном изъятии чужого имущества лицо не сознает противоправность этих действий либо является близким родственником виновного, который рассчитывает в связи с этим на то, что в ходе изъятия имущества он не встретит противодействия со стороны указанного лица, содеянное следует квалифицировать как кражу чужого имущества. Если перечисленные лица принимали меры к пресечению хищения чужого имущества (например, требовали прекратить эти противоправные действия), то ответственность виновного за содеянное наступает за грабеж.

Если в ходе совершения кражи действия виновного обнаруживаются собственником или иным владельцем имущества либо другими лицами, однако виновный, сознавая это, продолжает совершать незаконное изъятие имущества или его удержание, содеянное следует квалифицировать как грабеж, а в случае применения насилия, опасного для жизни или здоровья, либо угрозы применения такого насилия – как разбой (ст. 162 УК РФ).

Если лица, присутствующие при изъятии имущества, не сознают его противоправного характера и виновный на это рассчитывает, содеянное является кражей, а не грабежом.

Открытым является хищение (грабеж), которое преступник вначале намеревался совершить тайно, но, будучи застигнутым, продолжил на глазах у потерпевшего или других лиц. Такое «перерастание» кражи в грабеж возможно до полного завладения имуществом. Если же лицо пыталось совершить хищение тайно, но было застигнуто на месте преступления и, спасаясь от преследования, бросило похищенное, его действия не могут квалифицироваться как грабеж.[58]

Не может идти речь о «перерастании» кражи в грабеж, если потерпевший или присутствующие при этом посторонние только заподозрили кражу, но убедились в пропаже имущества после его завладения.

Грабеж признается оконченным с момента завладения чужим имуществом и получения преступником реальной возможности распоряжаться им как своим собственным.[59]
Если виновному не удалось завладеть имуществом или оно у него отобрано до завершения изъятия (непосредственно на месте преступления, во время борьбы за удержание похищаемой вещи, во время бегства с места преступления), то содеянное квалифицируется как покушение на грабеж.

«Судебной коллегией по уголовным делам Верховного суда Республики Карелия изменен приговор Сегежского районного суда в отношении Степанова, который открыто похитил из магазина "Витязь" в г. Сегеже детское ватное одеяло, но был задержан недалеко от магазина выбежавшими за ним работниками. Переквалифицируя действия Степанова, судебная коллегия обоснованно отметила, что при указанных обстоятельствах содеянное Степановым следует квалифицировать как покушение на открытое хищение чужого имущества, поскольку осужденный не имел возможности распорядиться похищенным».[60]

С учетом того, что судебная практика была разноречивой и это порождало ошибки при квалификации содеянного, Пленум подчеркнул, что грабеж будет считаться оконченным преступлением лишь в случаях, когда у виновного есть реальная возможность пользоваться или распоряжаться похищенным по своему усмотрению. Например, обратить такое имущество в свою пользу или в пользу других лиц, распорядиться им с корыстной целью иным образом.

§ 4. Субъективная сторона

Грабеж, как форма хищения, отвечает всем объективным и субъективным признакам хищения. В частности, для квалификации содеянного как грабежа необходимо установить наличие прямого умысла на обращение чужого имущества в свою пользу и корыстной цели. Захват или отобрание чужого имущества с целью его уничтожения либо временного использования, из хулиганских побуждений либо в силу действительного или предполагаемого права на это имущество не образуют состава грабежа, но могут квалифицироваться, в зависимости от обстоятельств дела, по другим статьям Уголовного кодекса, устанавливающим ответственность за хулиганство, самоуправство, уничтожение имущества и др.

В содержание умысла виновного при грабеже входит и открытый способ изъятия имущества. Если субъект этого не сознает, ошибочно считая хищение тайным, хотя в действительности его действия замечены потерпевшим или посторонними лицами, то содеянное нельзя считать грабежом. Изъятие имущества при таких обстоятельствах квалифицируется как кража. Подтверждением умысла на совершение кражи служит выполнение им определенных действий, направленных на то, чтобы изъять имущество скрытно от потерпевшего и посторонних.[61]

Таким образом, грабеж является таким умышленным преступлением, при совершении которого вина преступника выражается только в виде прямого умысла, направленного на завладение чужим имуществом с корыстной целью. Совершая грабеж, виновный сознает общественно опасный характер своих действий, направленных на открытое хищение чужого имущества, предвидит общественно опасные последствия этих действий в виде нанесения ущерба собственнику или иному лицу и желает наступления такого ущерба. В этом проявляется единство сознания и воли виновного, являющееся необходимым условием наличия субъективной стороны грабежа.

С субъективной стороной грабежа тесно связана и корыстная цель, казалось бы, при хищении очевидная. В то же время без установления корыстной цели даже при наличии всех остальных признаков, перечисленных в примечании к ст. 158 УК РФ, деяние не может расцениваться как хищение.

Таким образом, корысть – это один из многих специальных юридических терминов, имеющих «собрата» с общепоутребительным значением и потому требующих пояснений.

Корысть в практике судебных органов означает желание получить не столько личную выгоду, сколько возможность распорядиться имуществом как своим собственным. Таким образом, корыстная цель вовсе не предполагает – как ни странно – обязательного наличия корыстного мотива, т.е. желания лица получить от похищенного выгоду для себя лично, для своих близких либо соучастников преступления.[62]

Поскольку, в частности, по отношению к грабежу возникает вопрос о том, обязательно ли наличие какой-либо личной заинтересованности лица, совершившего открытое хищение имущества (т.е. особого – корыстного мотива посягателя), для признания его действий хищением, поясним, что уже в момент хищения имущества посягатель достигает поставленной им перед собой корыстной цели – он распоряжается имуществом как своим собственным (если речь не идет о единственной цели уничтожения имущества – о случае, предусмотренном специальной нормой ст. 167 УК РФ).

Самой известной иллюстрацией к сказанному является ситуация из фильма «Берегись автомобиля». Речь там, правда, шла о кражах, а не о грабежах, но проблема заключалась именно в определении того, обязателен ли при хищении корыстный мотив, т.е. получение похитителем выгоды лично для себя.

Напомним, герой фильма Деточкин, воруя машины, продавал их, а деньги (правда, за исключением «накладных расходов») перечислял в детские дома.

И если бы суд следовал той точке зрения, что корыстная цель обязательно должна сопровождаться корыстным мотивом, то Деточкин не мог бы быть осужден за кражи, поскольку никакой личной выгоды от изъятия имущества не получал.

Однако суд занял иную позицию, заключавшуюся в том, что корыстная цель – это желание получить возможность распорядиться имуществом по собственному усмотрению или, по справедливому мнению ряда ученых, как своим собственным.[63]
Проще говоря, можно незаконно завладеть чужим имуществом и при этом лично не обогатиться, но действия эти при иных необходимых условиях все равно будут признаны хищением.

Возникали вопросы, как квалифицировать действия лиц, которые изъяли имущество с целью временного использования либо его уничтожения, повреждения и т.п. Изучение судебной практики показало, что многие суды не признавали грабежом открытые действия, направленные на завладение чужим имуществом с целью его уничтожения, совершенные из хулиганских побуждений, или в целях временного его использования, либо в связи с действительным или предполагаемым правом на это имущество. Однако были факты осуждения за хищения чужого имущества лиц, которые изымали имущество не из корыстных побуждений.[64]

В целях устранения подобных ошибок Пленум в п. 7 Постановления разъяснил, что если противоправные действия, направленные на завладение чужим имуществом, совершены не с корыстной целью, то они не образуют состава преступления - кражи или грабежа. В зависимости от обстоятельств дела данные действия при наличии к тому оснований подлежат квалификации по ст. 330 УК РФ (самоуправство) или другим статьям УК РФ.

Суды не всегда знают, как квалифицировать, например, действия виновного, который наряду с повреждением или уничтожением имущества потерпевших незаконно его изымает. Пленум разъяснил, что, если лицо, изымая имущество, преследовало корыстную цель, содеянное в зависимости от способа завладения имуществом должно квалифицироваться по совокупности с другим преступлением (например, с хулиганством, изнасилованием).

§ 5. Субъект преступления

Субъект грабежа общий. Им является лицо, совершившее данное деяние и способное нести за него уголовную ответственность. Система обязательных признаков, характеризующих субъект грабежа, образует соответствующий элемент состава преступления. Таких признаков, характеризующих лицо как общий субъект преступления, три: а) физическое лицо; б) вменяемое лицо; в) лицо, достигшее возраста уголовной ответственности за грабеж.

Согласно ст. 20 УК РФ возраст, с которого наступает уголовная ответственность за совершение грабежей, установлен с 14 лет. Таким образом, речь идет об общем субъекте – физическом лице, вменяемом, достигшем возраста 14 лет.

§ 6. Квалифицирующие признаки грабежа

Часть 2 ст. 161 УК РФ предусматривает повышенную ответственность за квалифицированный состав грабежа, если он совершен: 1) группой лиц по предварительному сговору; 2) с незаконным проникновением в жилище, помещение или иное хранилище и 3) с применением насилия, не опасного для жизни или здоровья, либо с угрозой применения такого насилия, 4) в крупном размере. Часть 3 ст. 161 – в особо крупном размере и организованной группой.

Общее понятие признака «группа лиц по предварительному сговору» дается в ч. 2 ст. 35 УК РФ. Однако применительно к рассматриваемому квалифицирующему признаку состава грабежа требуются некоторые дополнительные пояснения. Они состоят в следующем.

Под предварительным сговором, о котором говорит закон, следует понимать договоренность о совместном совершении хищения между двумя или более лицами, состоявшуюся до его непосредственного совершения. Поскольку началом любого преступления признаются умышленные действия, непосредственно направленные на совершение преступления, т.е. покушение на него (ч. 3 ст. 30), следует признать, что предварительный сговор между соучастниками группового хищения может состояться в любой момент, включая и стадию приготовления к преступлению, но до начала действий, непосредственно направленных на тайное изъятие чужого имущества. Если сговор на совместное совершение преступления возник в процессе непосредственного изъятия имущества, он утрачивает свойство «предварительности» и, следовательно, исключает рассматриваемый квалифицирующий кражу признак. В этом случае каждый из соисполнителей будет нести ответственность за те преступные действия, которые он сам непосредственно совершил, в частности, при отсутствии иных квалифицирующих кражу признаков по ч. 1 ст. 161 УК РФ как за оконченное или неоконченное преступление в зависимости от конкретных обстоятельств дела.[65]

Совместное групповое хищение предполагает выполнение участниками таких действий, которые содержат в себе признаки объективной и субъективной сторон состава кражи чужого имущества. В Постановлении от 11 июля 1972 г. «О судебной практике по делам о хищении государственного или общественного имущества» Пленум Верховного Суда СССР указывал, что «под хищением, совершенным по предварительному сговору группой лиц, следует понимать такое хищение, в котором участвовало двое или более лиц, заранее договорившихся о совместном его совершении», а не об оказании, например, содействия исполнителю путем предоставления орудий преступления, плана объекта, расположения в нем хранилищ товарно-материальных ценностей и т.п. В состав группы лиц по предварительному сговору могут входить только соисполнители.

Следует также подчеркнуть, что группу лиц по предварительному сговору могут образовать только лица, подлежащие уголовной ответственности. Невменяемые и лица, не достигшие возраста, с которого наступает уголовная ответственность (в данном случае 14 лет), в состав группы юридически, т.е. с точки зрения требований уголовного закона, входить не могут, хотя фактически они непосредственно и участвовали в тайном изъятии чужого имущества. Например, если совершеннолетний преступник предварительно склонил подростка в возрасте до 14 лет, а затем договорился с ним, и оба они совершили тайное изъятие чужого имущества, «группа» как квалифицирующий признак состава кражи отсутствует. При отсутствии иных отягчающих обстоятельств взрослый преступник должен нести ответственность по ч. 1 ст. 161 УК РФ и, кроме того, дополнительно по совокупности по ст. 150 УК РФ.

Соучастник в виде подстрекателя, пособника, организатора (не принимавшего непосредственного участия в изъятии имущества) групповой кражи несет ответственность по ст. 33 и ч. 2 ст. 161 УК РФ.

Под незаконным проникновением в жилище, помещение или иное хранилище следует понимать противоправное открытое в них вторжение с целью совершения грабежа. Проникновение в указанные строения или сооружения может быть осуществлено и тогда, когда виновный извлекает похищаемые предметы без вхождения в соответствующее помещение.

Решая вопрос о наличии в действиях лица, совершившего кражу, грабеж или разбой, признака незаконного проникновения в жилище, помещение или иное хранилище, судам необходимо выяснять, с какой целью виновный оказался в помещении (жилище, хранилище), а также когда возник умысел на завладение чужим имуществом. Если лицо находилось там правомерно, не имея преступного намерения, но затем совершило кражу, грабеж или разбой, в его действиях указанный признак отсутствует.

Этот квалифицирующий признак отсутствует также в случаях, когда лицо оказалось в жилище, помещении или ином хранилище с согласия потерпевшего или лиц, под охраной которых находилось имущество, в силу родственных отношений, знакомства либо находилось в торговом зале магазина, в офисе и других помещениях, открытых для посещения гражданами.[66]

В случае признания лица виновным в совершении хищения чужого имущества путем незаконного проникновения в жилище дополнительной квалификации по статье 139 УК РФ не требуется, поскольку такое незаконное действие является квалифицирующим признаком кражи, грабежа или разбоя.

Если лицо, совершая кражу, грабеж или разбой, незаконно проникло в жилище, помещение либо иное хранилище путем взлома дверей, замков, решеток и т.п., содеянное им надлежит квалифицировать по соответствующим пунктам и частям статей 158, 161 или 162 УК РФ и дополнительной квалификации по статье 167 УК РФ не требуется, поскольку умышленное уничтожение указанного имущества потерпевшего в этих случаях явилось способом совершения хищения при отягчающих обстоятельствах.

Если в ходе совершения кражи, грабежа или разбоя было умышленно уничтожено или повреждено имущество потерпевшего, не являвшееся предметом хищения (например, мебель, бытовая техника и другие вещи), содеянное следует, при наличии к тому оснований, дополнительно квалифицировать по статье 167 УК РФ.[67]

Под насилием, не опасным для жизни или здоровья (пункт «г» части второй статьи 161 УК РФ), следует понимать побои или совершение иных насильственных действий, связанных с причинением потерпевшему физической боли либо с ограничением его свободы (связывание рук, применение наручников, оставление в закрытом помещении и др.).

В соответствии с УК РФ причинение вреда здоровью подразделяется на три вида умышленных преступлений: причинение тяжкого вреда здоровью (ст. 111), средней тяжести вреда здоровью (ст. 112) и легкого вреда здоровью (ст. 115). Квалифицированный грабеж, согласно закону, может быть соединен только с применением такого физического насилия в отношении потерпевшего, которое не представляло опасности для жизни и здоровья человека. Речь может идти о сопряжении открытого изъятия чужого имущества с таким физическим насилием, которое выразилось в нанесении потерпевшему побоев или совершении иных насильственных действий, причинивших физическую боль, но не повлекших последствий в виде кратковременного расстройства здоровья или незначительной стойкой утраты общей трудоспособности. Уголовная ответственность за побои предусмотрена ст. 116 УК РФ.

Физическое насилие при грабеже может выражаться в побоях, отдельных ударах, нанесении ссадин, кровоподтеков, гематом, причинении физической боли путем заламывания рук, проведения болевых приемов самбо, каратэ и других боевых единоборств, тугого болезненного связывания конечностей, интенсифицирует процесс посягательства на собственность и выступает как средство, облегчающее открытое изъятие имущества. Судебно-следственная практика последовательно квалифицирует как насильственный грабеж такие, например, агрессивные действия, как сбивание жертвы с ног подножкой, опрокидывание ее на землю, удержание захватом, вырывание серег из ушей женщины с повреждением мочки уха, насильственное лишение или ограничение свободы передвижения и действий.

Психическое насилие, т.е. запугивание, угроза применения рассмотренного выше физического насилия, не опасного для жизни и здоровья потерпевшего, впервые введена законодателем в качестве квалифицирующего признака состава грабежа.

Физическое или психическое насилие выступают при совершении грабежа в двух качествах: 1) средства открытого изъятия имущества и 2) средства удержания уже изъятого имущества.

Определение подлинной степени тяжести примененного насилия – важное условие квалификации действий виновного по ч. 2 ст. 161 УК РФ. Поэтому по такого рода уголовным делам в пограничных ситуациях следует назначать судебно-медицинскую экспертизу на предмет установления характера и тяжести насилия, примененного к потерпевшему.

Крупным размером в статьях главы 21 УК РФ признается стоимость имущества, превышающая двести пятьдесят тысяч рублей, а особо крупным – один миллион рублей.

Организованная группа – одна из наиболее опасных форм соучастия в преступлении. Применительно к организованным группам расхитителей признак устойчивости объединения нескольких лиц чаще всего проявляется в относительной длительности преступной деятельности группы, ее криминальной специализации, разделе сфер деятельности с другими подобными группами, четком распределении ролей и функций каждого ее участника, наличии лидера (руководителя, организатора), жесткой внутренней дисциплине, планировании преступной деятельности в целом на определенный период времени и каждого преступного акта в отдельности.[68]

Ввиду более высокой внутренней организации данной формы соучастия по сравнению, например, с группой лиц по предварительному сговору в соответствии с предписаниями п. 5 ст. 35 УК РФ установлены и более жесткие требования к основанию, условиям и объему уголовной ответственности за совершенные участниками организованной группы хищения чужого имущества. В частности, организатор или руководитель воровской организованной группы подлежит уголовной ответственности в качестве исполнителя за все кражи чужого имущества, совершенные группой, если они охватывались его умыслом независимо от того, принимал ли он в их совершении непосредственное участие. Другие участники организованной группы несут ответственность в том же качестве за все хищения чужого имущества, в подготовке или совершении которых они участвовали. Для рядового участника организованной группы недостаточно простой осведомленности о той или иной краже, совершенной другими ее членами, для того, чтобы она была вменена ему в ответственность, если сам он не принимал участия в той или иной форме в подготовке и совершении преступления.

§ 7. Отличие грабежа от смежных составов преступлений

Как показывает практика, наибольшие сложности представляет вопрос об отграничении грабежа от смежных составов – разбоя и кражи. Так, «3 февраля 2001 г. Пекшев, Остапенко, Лежнев и Рябинина пришли к дому Гаевской. Лежнев через окно проник в дом, открыл дверь и впустил остальных членов группы. В комнате Пекшев начал будить находившегося там Богославского. Проснувшись, тот схватил Пекшева за ногу. В ответ на это Пекшев ударил Богославского ногой по телу. Стоявший рядом Остапенко нанес потерпевшему несколько ударов ногой в живот и грудь, а Лежнев – один удар ногой по ногам и два удара ногой в грудь.

На предложения Рябининой и Остапенко поискать в доме деньги и ценности все, в том числе Пекшев и Лежнев, стали проверять содержимое шкафов и ящиков столов. При этом Пекшев нанес Богославскому множественные удары ногами в живот и грудь, а металлическим чайником - по голове, Остапенко также бил потерпевшего ногами в живот и грудь, а кофейником – по голове, прыгал ему на грудь и на лицо.

Кроме того, Пекшев и Остапенко, требуя деньги и ценности, нанесли Богославскому ножевые ранения в голову и другие части тела, от чего наступила смерть потерпевшего.

Лежнев и Рябинина в это время находились на кухне.

Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ 28 августа 2002 г. приговор в отношении Лежнева оставила без изменения.

В надзорной жалобе осужденный Лежнев просил о пересмотре судебных решений, переквалификации его действий с п. п. «а», «г» ч. 2 ст. 162 УК РФ на ч. 2 ст. 161 УК РФ, ссылаясь на то, что он Богославского не избивал и предварительного сговора на хищение имущества потерпевшего путем разбойного нападения у него с другими осужденными не было, утверждал, что его умыслом не охватывалось применение к потерпевшему насилия, опасного для жизни и здоровья.

Президиум Верховного Суда РФ 14 апреля 2004 г. удовлетворил надзорную жалобу Лежнева по следующим основаниям.

Квалифицируя действия Лежнева по п. п. «а», «г» ч. 2 ст. 162 УК РФ как разбой, совершенный группой лиц по предварительному сговору, с применением предметов, используемых в качестве оружия, суд основывался на показаниях Рябининой, Пекшева, Остапенко.

Но анализ этих доказательств как каждого в отдельности, так и в совокупности свидетельствует о том, что суд ошибочно квалифицировал действия Лежнева по названной статье закона.

Как указал суд в приговоре (признавая Лежнева виновным в разбое), то обстоятельство, что умыслом Лежнева охватывалось применение Остапенко и Пекшевым насилия, опасного для жизни и здоровья Богославского, подтверждается тем, что Лежнев находился в доме и слышал, как Остапенко и Пекшев наносили потерпевшему Богославскому удары металлическими предметами (чайником, кофейником).

Однако доказательств предварительной договоренности Лежнева о хищении чужого имущества путем разбоя и того, что он видел применение к потерпевшему насилия с использованием предметов в качестве оружия или знал об этом, в приговоре не приведено.

Как показала Рябинина, к дому Гаевской она, Лежнев, Остапенко и Пекшев пришли с целью узнать, вернули ли ей квартиранты телевизор. Они вошли в дом, обнаружили спящего Богославского. Пекшев пытался разбудить потерпевшего, тот ударил его. В ответ Пекшев, а затем Лежнев и Остапенко избили Богославского. Далее Остапенко предложил осмотреть дом в поисках ценностей. Все разошлись по комнатам. На кухне Рябинина обнаружила самогон, предложила Лежневу его распить, вдвоем они стали распивать спиртное. Услышав звуки ударов, она зашла в комнату и увидела, как Остапенко ногами, а Пекшев чайником избивали Богославского, требуя деньги. Затем Лежнев позвал Остапенко и Пекшева, и они все вышли из дома.

Осужденный Пекшев пояснил суду, что они пришли к Гаевской узнать, вернули ли ей телевизор. Проникнув в дом, обнаружили спящего Богославского. Он (Пекшев) разбудил Богославского, тот схватил его за ногу. В ответ он ударил потерпевшего, Лежнев и Остапенко также нанесли удары Богославскому. После этого Лежнев не избивал потерпевшего. На предложение Рябининой поискать в доме ценности все согласились и принялись осматривать шкафы. Далее он (Пекшев) и Остапенко стали избивать Богославского, требуя денег, до тех пор, пока тот не потерял сознание.

В ходе предварительного следствия Пекшев признавал, что Богославскому он также наносил удары металлическим чайником, а Остапенко бил потерпевшего металлическим кофейником по голове, топтал его грудь, лицо.

По словам осужденного Остапенко, они пришли к Гаевской с целью помочь ей уладить конфликт с квартирантами. В доме он видел, как Пекшев ударил Богославского, он также нанес удары. Затем они начали проверять содержимое шкафов.

Осужденный Лежнев признавал, что по предложению Пекшева он стал искать в доме ценности. Потом вместе с Рябининой распивал на кухне принадлежавший Гаевской самогон. Насилия, опасного для жизни и здоровья, он в отношении потерпевшего не применял.

Согласно ч. 2 ст. 35 УК РФ преступление признается совершенным группой лиц по предварительному сговору, если в нем участвовали лица, заранее договорившиеся о совместном совершении преступления.

Как видно из материалов дела, Остапенко, Пекшев, Рябинина и Лежнев действительно имели сговор на хищение имущества Гаевской, однако каких-либо данных об их договоренности применить к потерпевшему насилие, опасное для жизни и здоровья, в том числе и с применением предметов, используемых в качестве оружия, в приговоре не приведено.

Не имеется их и в показаниях осужденных, на которые сослался суд.

Согласно показаниям осужденных Рябининой, Пекшева, Остапенко Лежнев из личной неприязни применял в отношении потерпевшего насилие. Однако эти действия какого-либо отношения к объективной стороне разбоя не имеют, поскольку началом совершения хищения имущества Гаевской является предложение Рябининой и Остапенко поискать в доме деньги и ценности, что и было сделано после первоначального избиения Богославского.

При таких обстоятельствах Президиум Верховного Суда РФ переквалифицировал действия Лежнева с п. п. «а», «г» ч. 2 ст. 162 УК РФ на п. «а» ч. 2 ст. 161 УК РФ, т.е. на открытое хищение чужого имущества, совершенное группой лиц по предварительному сговору (грабеж)».[69]

Как видим, суд не учел всех обстоятельств, связанных с личностью одного из соучастников, его ролью и местом в совершении преступления. Если умысел лица был направлен на совершение грабежа, а некоторые из соучастников применили насилие, опасное для жизни и здоровья потерпевшего, то их действия должны быть квалифицированы как разбой, а действия другого лица – как грабеж.

«По приговору Хабаровского краевого суда Кретов признан виновным в разбойном нападении в целях хищения чужого имущества с применением насилия, опасного для здоровья потерпевшего, с применением оружия, совершенном им как лицом, ранее дважды судимым за хищение; в умышленном причинении смерти потерпевшему группой лиц по предварительному сговору, с целью скрыть другое преступление.

По этому же приговору осужден Скрыпник.

Суд не установил наличия предварительной договоренности между Кретовым и Скрыпником на хищение имущества, а также на применение к потерпевшему насилия, опасного для его жизни или здоровья, как способа завладения имуществом либо его удержания.

В приговоре указано, что моменту завладения имуществом предшествовали ссора и драка между потерпевшим и осужденными, возникшие из личной неприязни.

Как видно из постановления о привлечении Кретова в качестве обвиняемого и обвинительного заключения, Скрыпник, поддержав корыстные намерения Кретова завладеть имуществом потерпевшего, ударил последнего ногой в живот, без предварительной договоренности с Кретовым применил к потерпевшему насилие, опасное для его здоровья, а именно ударил рукой по лицу, ногой – в пах и дважды ножом – в грудь. После завладения курткой потерпевшего в целях удержания похищенного Кретов и Скрыпник нанесли потерпевшему еще по удару ногами в лицо.

Согласно заключению судебно-медицинского эксперта действиями Кретова потерпевшему были причинены повреждения, которые не повлекли вреда здоровью.

Таким образом, характер действий Кретова, сопряженных с насилием в отношении потерпевшего в целях завладения его имуществом, а также наступившие последствия этих действий свидетельствовали о применении насилия, не опасного для жизни и здоровья потерпевшего, в связи с чем приговор в части осуждения Кретова по п. «г» ч. 3 ст. 162 УК РФ изменен, его действия квалифицированы по п. «в» ч. 3 ст. 161 УК РФ».[70]

Другой пример: «Октябрьским районным судом г. Улан-Удэ Республики Бурятия 24 мая 2000 г. Пискунов осужден по п. «д» ч. 2 ст. 161 УК РФ.

Он признан виновным в грабеже с причинением значительного ущерба потерпевшей.

10 февраля 2000 г. Пискунов пришел в киоск, чтобы купить хлеб. Воспользовавшись тем, что продавщица Бадеева отвернулась к лоткам с хлебом, он открыто похитил лежавший на прилавке возле окошечка киоска калькулятор, принадлежащий Бадеевой, и скрылся.

В кассационном порядке приговор не обжалован и не опротестован.

Заместитель Председателя Верховного Суда РФ в протесте поставил вопрос о переквалификации действий осужденного с п. «д» ч. 2 ст. 161 УК РФ на п. «г» ч. 2 ст. 158 УК РФ.

Президиум Верховного суда Республики Бурятия 26 июля 2002 г. протест удовлетворил, указав следующее.

Как следует из материалов дела, Пискунов и в ходе предварительного следствия, и в судебном заседании утверждал, что взял калькулятор с прилавка в тот момент, когда продавщица отвернулась и не видела его действий, после этого сразу же ушел, никаких окликов не слышал; совершил хищение ввиду тяжелого материального положения, так как ему нужны были деньги в связи с рождением в январе 2000 г. дочери.

Потерпевшая Бадеева показала, что калькулятор был похищен, когда она отвернулась к лоткам с хлебом. Она окликнула парня, но он скрылся. Таким образом, объективных доказательств того, что Пискунов знал, что потерпевшая видела его действия, по делу не имеется.

Согласно ст. 49 Конституции Российской Федерации все сомнения, устранить которые не представляется возможным, толкуются в пользу обвиняемого.

Согласно закону виновный при грабеже сознает, что изъятие имущества происходит открыто. Если субъект преступления ошибочно считает, что совершает хищение тайно, хотя в действительности его действия замечены потерпевшим или посторонними лицами, то содеянное нельзя считать грабежом. Изъятие имущества при таких обстоятельствах квалифицируется как кража.

Поэтому действия Пискунова следует квалифицировать как тайное хищение чужого имущества».[71]

Иногда суды не учитывают, что грабеж является оконченным преступлением только с момента завладения виновным чужим имуществом. Так, «По приговору суда Ханты-Мансийского автономного округа от 20 декабря 1999 г. Тропин осужден по ч. 3 ст. 33, п. п. «а», «в» ч. 2 ст. 162 УК РФ.

По делу также осуждены Гергележиу, Туляков, Сысоев и Ледяев.

Согласно приговору преступление совершено при следующих обстоятельствах.

Тропин предложил Гергележиу, Ледяеву, Сысоеву, Тулякову ограбить супругов Худайназаровых и с этой целью 27 марта 1999 г. около 2 час. ночи на автомашине привез их к вагончику, где проживали потерпевшие. Сам Тропин остался в автомашине, а другие участники преступной группы с помощью технических средств проникли в вагончик и, требуя денег, стали избивать супругов руками, ногами и монтировкой по различным частям тела. Гергележиу нанес Худайназарову четыре удара ножом в грудь и убил его. Худайназаровой действиями виновных причинен легкий вред здоровью. Не найдя денег, нападавшие с места происшествия скрылись.

Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ 22 января 2001 г. приговор изменила, действия Тропина переквалифицировала с ч. 3 ст. 33, п. п. «а», «в» ч. 2 ст. 162 УК РФ на ч. 3 ст. 33, п. п. «а», «в» ч. 2 ст. 161 УК РФ, в остальном приговор оставила без изменения.

Заместитель Генерального прокурора РФ в протесте поставил вопрос об изменении судебных решений в отношении Тропина, переквалификации его действий с ч. 3 ст. 33, п. п. «а», «в» ч. 2 ст. 161 УК РФ на ч. 3 ст. 30, ч. 3 ст. 33, п. п. «а», «в» ч. 2 ст. 161 УК РФ.

Президиум Верховного Суда РФ 25 декабря 2002 г. удовлетворил протест, указав следующее.

Судебная коллегия, переквалифицировав действия Тропина, сослалась на то, что согласно показаниям Гергележиу, Ледяева, Сысоева и Тулякова в ходе предварительного следствия и в судебном заседании Тропин не говорил им о необходимости применить насилие к потерпевшим, использовать оружие и другие предметы в качестве оружия, а лишь предложил открыто похитить деньги у Худайназаровых и организовал совершение этого преступления.

Однако кассационная инстанция не учла, что по смыслу закона грабеж является оконченным только с момента завладения виновным чужим имуществом. В данном же случае, как установлено судом, Тропин не довел до конца свой умысел на завладение имуществом Худайназаровых, поскольку исполнителями преступления оно не было похищено.

Таким образом, действия Тропина как организатора покушения на совершение грабежа группой лиц по предварительному сговору, с незаконным проникновением в жилище необходимо квалифицировать по ч. 3 ст. 30, ч. 3 ст. 33, п. п. «а», «в» ч. 2 ст. 161 УК РФ».[72]

Кроме того, иногда суды неправильно квалифицируют обычный грабеж как квалифицированный. Так, «Басманным районным судом г. Москвы 22 июня 1998 г. осуждены: Попов по ч. 1 ст. 213, п. «а» ч. 2 ст. 161 УК РФ, Степушин – по п. «а» ч. 2 ст. 161 УК РФ.

Они признаны виновными в совершении по предварительному сговору группой лиц грабежа, а Попов – также в совершении хулиганства при следующих обстоятельствах.

14 ноября 1997 г. примерно в 12 час. 30 мин. Попов, находившийся в состоянии алкогольного опьянения, в помещении городской поликлиники в присутствии многочисленных граждан и сотрудников поликлиники из хулиганских побуждений избил несовершеннолетнего Анчикина, сопровождая свои действия нецензурной бранью.

Спустя 40 мин. после избиения Анчикина Попов и Степушин вывели его на улицу, где, осмотрев карманы его одежды, открыто похитили у него ключницу стоимостью 10 тыс. рублей, куртку стоимостью 150 тыс. рублей и деньги в сумме 500 руб. (в ценах 1997 года).

К месту совершения грабежа подошел знакомый потерпевшего - Старчилов, который пытался пресечь преступление, однако Попов, угрожая, снял с его руки перстень стоимостью 15 тыс. рублей и похитил деньги в сумме 31100 руб. (неденоминированных), после чего Попов и Степушин с места преступления скрылись.

Как признал суд, они открыто похитили имущество Анчикина на общую сумму 160500 руб., имущество Старчилова – на сумму 46100 руб.

В кассационном порядке приговор не обжалован и не опротестован.

Заместитель Председателя Верховного Суда РФ в протесте поставил вопрос об изменении приговора: исключении указания об участии Степушина в похищении имущества Старчилова; переквалификации действий Попова и Степушина с п. «а» ч. 2 ст. 161 на ч. 1 ст. 161 УК РФ.

Президиум Московского городского суда 30 августа 2001 г. протест удовлетворил, указав следующее.

Вина Попова в хулиганстве подтверждена.

Вместе с тем приговор в части осуждения Попова и Степушина по п. «а» ч. 2 ст. 161 УК РФ подлежит изменению.

В соответствии с ч. 2 ст. 35 УК РФ преступление признается совершенным группой лиц по предварительному сговору, если в нем участвовали лица, заранее договорившиеся о совершении преступления.

Попов и Степушин отрицали наличие у них предварительной договоренности о похищении имущества потерпевших.

Обстоятельства, при которых они завладели этим имуществом, также свидетельствуют об отсутствии между ними предварительного сговора.

Так, из материалов дела видно, что Степушин пригласил Анчикина поговорить с Поповым, последний во время разговора велел Степушину принести куртку Анчикина, тот сделал это с разрешения потерпевшего и отдал ему (Анчикину). Попов отобрал куртку. Степушин взял куртку у Попова и вернул ее потерпевшему. После этого Попов открыто похитил перстень и деньги у Старчилова, а когда стал уходить, вновь забрал куртку у Анчикина и сунул ее под куртку Степушину.

Поскольку в ходе предварительного следствия и в судебном заседании не установлено и в приговоре не приведено доказательств того, что Попов и Степушин заранее договорились о совершении грабежа, квалификацию действий осужденных по п. «а» ч. 2 ст. 161 УК РФ следует признать ошибочной, содеянное ими надлежит квалифицировать по ч. 1 ст. 161 УК РФ.

Кроме того, по делу установлено и признано судом в приговоре, что перстень и деньги у Старчилова открыто похитил Попов, Степушин же ни вещей, ни денег у Старчилова не требовал и никаких действий, направленных на завладение его имуществом, не совершал.

Таким образом, вывод суда об участии Степушина в похищении имущества Старчилова не основан на материалах дела и противоречит указанию в описательной части приговора о похищении имущества Старчилова Поповым.

С учетом изложенного президиум Московского городского суда приговор Басманного районного суда г. Москвы изменил: исключил указание об участии Степушина в завладении имуществом Старчилова; переквалифицировал действия Попова и Степушина с п. «а» ч. 2 ст. 161 на ч. 1 ст. 161 УК РФ».[73]

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Как видим, проблемы при применении ст. 161 УК РФ у судов остались, несмотря на многочисленные разъяснения, даваемые Пленумом. Видимо, суды не всегда правильно применяют те или иные толкования ст. 161, данные Пленумом.

В Постановлении от 27 декабря 2002 г. Пленум разъяснил, что, решая вопрос о том, является ли посягательство на чужое имущество тайным или нет, следует исходить из субъективной стороны действий виновного. Если он полагает, что при незаконном изъятии имущества он действует тайно, хотя его противоправные действия видели посторонние лица, но ничего не предпринимали для пресечения преступления, то речь не может идти о грабеже (п. 2).

В п. 6 Постановления разъясняется, в каких случаях грабеж и разбой считаются оконченными преступлениями. В отношении состава преступления – разбоя каких-либо вопросов не возникало, поскольку судебная практика давно устоялась. Что же касается грабежа, то согласно разъяснению, содержащемуся в п. 16 ранее действовавшего Постановления Пленума от 22 марта 1966 г., это преступление считается оконченным с «момента завладения имуществом». Суды обращали внимание на то, что такое разъяснение сейчас не согласуется с действующим уголовным законодательством, в частности с примечанием к ст. 158 УК РФ.

Например. Судебной коллегией по уголовным делам Верховного суда Республики Карелия изменен приговор Сегежского районного суда в отношении Степанова, который открыто похитил из магазина «Витязь» в г. Сегеже детское ватное одеяло, но был задержан недалеко от магазина выбежавшими за ним работниками. Переквалифицируя действия Степанова, судебная коллегия обоснованно отметила, что при указанных обстоятельствах содеянное Степановым следует квалифицировать как покушение на открытое хищение чужого имущества, поскольку осужденный не имел возможности распорядиться похищенным.[74]

С учетом того, что судебная практика была разноречивой и это порождало ошибки при квалификации содеянного, Пленум подчеркнул, что грабеж будет считаться оконченным преступлением лишь в случаях, когда у виновного есть реальная возможность пользоваться или распоряжаться похищенным по своему усмотрению. Например, обратить такое имущество в свою пользу или в пользу других лиц, распорядиться им с корыстной целью иным образом.

У судов возникают проблемы с квалификацией групповых краж, грабежей и разбоев. В частности, в судебном заседании не всегда выяснялось, состоялась ли предварительная договоренность между соучастниками совершенного ими преступления, были ли распределены роли в целях осуществления преступного замысла и т.п. В результате давалась неправильная юридическая оценка действиям участников групповых преступлений.

Что можно предложить в связи с этим? Думается, что проблема не столько в составе преступления, предусмотренного ст. 161 УК РФ, сколько в толковании и применении иных институтов уголовного права. Разъяснения Пленума достаточно ясны и грамотны, что должно способствовать правильному рассмотрению данной категории дел. Однако суды, как мы видели, не всегда правильно квалифицируют действия при групповых грабежах, разбоях. Необходимо, возможно, дать отдельное разъяснение по данному вопросу.

У судов возникают проблемы с квалификацией групповых краж, грабежей и разбоев. В частности, в судебном заседании не всегда выяснялось, состоялась ли предварительная договоренность между соучастниками совершенного ими преступления, были ли распределены роли в целях осуществления преступного замысла и т.п. В результате давалась неправильная юридическая оценка действиям участников групповых преступлений.

Суды неодинаково решали вопрос о наличии в действиях лица, совершившего кражу, грабеж или разбой, признака незаконного проникновения в жилище, помещение или иное хранилище и не всегда выясняли цель проникновения в жилище или иное помещение, что влекло судебные ошибки.

Также по-разному квалифицировались действия лиц, которые, проникнув, например, в квартиру, умышленно уничтожали или повреждали имущество потерпевшего. Одни суды полагали, что подобные действия входят в объективную сторону кражи, грабежа поскольку связаны с преодолением препятствий (повреждение или разрушение дверей, окон, запоров и т.п.) Другие суды аналогичные действия дополнительно квалифицировали по ст. 167 УК РФ, не всегда учитывая, что уничтожение или повреждение имущества являлось способом совершения хищения при отягчающих обстоятельствах.

Таким образом, судьям необходимо быть более внимательными, учитывать все обстоятельства, связанные как с объективной стороной деяния, так и с умыслом, целью, мотивами, субъектом преступления. Необходимо более четко применять разъяснения, данные Пленумом, и ошибок при применении ст. 161 УК РФ станет значительно меньше.

СПИСОК ИСПОЛЬЗУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Нормативные акты

1. Конституция Российской Федерации (с изм. от 25.03.2004) // Российская газета от 25.12.1993, № 237, СЗ РФ от 29.03.2004, № 13, ст. 1110.

2. Уголовный Кодекс Российской Федерации от 13.06.1996 № 63-ФЗ (ред. от 28.12.2004) // СЗ РФ от 17.06.1996, № 25, ст. 2954, СЗ РФ от 03.01.2005, № 1 (часть 1), ст. 13.

3. Гражданский Кодекс Российской Федерации (часть первая) от 30.11.1994 № 51-ФЗ (ред. от 30.12.2004) // СЗ РФ от 05.12.1994, № 32, ст. 3301, СЗ РФ от 03.01.2005, № 1 (часть 1), ст. 43.

4. Гражданский Кодекс Российской Федерации (часть вторая) от 26.01.1996 № 14-ФЗ (ред. от 21.03.2005, с изм. от 09.05.2005) // СЗ РФ от 29.01.1996, № 5, ст. 410, СЗ РФ от 28.03.2005, № 13, ст. 1080.

5. Федеральный закон «О музейном фонде Российской Федерации и музеях в Российской Федерации» от 26.05.1996 № 54-ФЗ (ред. от 22.08.2004) // СЗ РФ от 27.05.1996, № 22, ст. 2591, СЗ РФ от 30.08.2004, № 35, ст. 3607.

6. Федеральный закон «Об использовании атомной энергии» от 21.11.1995 № 170-ФЗ (ред. от 22.08.2004) // СЗ РФ от 27.11.1995, № 48, ст. 4552, СЗ РФ от 30.08.2004, № 35, ст. 3607.

7. Закон РФ «Об авторском праве и смежных правах» от 09.07.1993 № 5351-1 (ред. от 20.07.2004) // ВСНД и ВС РФ от 12.08.1993, № 32, ст. 1242, СЗ РФ от 26.07.2004, № 30, ст. 3090.

8. Закон РФ «О вывозе и ввозе культурных ценностей» от 15.04.1993 № 4804-1 (ред. от 02.11.2004) // ВСНД и ВС РФ от 20.05.1993, № 20, ст. 718, СЗ РФ от 08.11.2004, № 45, ст. 4377.

9. Постановление Пленума Верховного Суда РФ «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое» от 27.12.2002 № 29 // Бюллетень Верховного Суда РФ. – 2003. – № 2.

10. Постановление Пленума Верховного Суда РФ «О некоторых вопросах применения судами законодательства об ответственности за преступления против собственности» от 25.04.1995 № 5 (ред. от 27.12.2002) // Бюллетень Верховного Суда РФ. – 1995. – № 7, Бюллетень Верховного Суда РФ. – 2003. – № 2.

Специальная литература

11. Гегель Г. В. Философия права. – М., 1990.

12. Гражданское право: Учебник: В 2 т. / Отв. ред. Е. А. Суханов. – 2-е изд. – М., 2002. – Т. 1.

13. Гражданское право России: Часть первая: Учебник / Под ред. З. И. Цыбуленко. – М., 2003.

14. Есипов В.В. Жизнь и Закон в России. – Варшава, 1907.

15. Есипов В.В. Уголовное право: часть Особенная. – М., 1908.

16. Завидов Б. Д. Уголовно-правовой анализ преступлений против собственности // Консультант Плюс.

17. Кабашева И. А., Мальгин В. А., Тимирясов В. Г. Преобразование государственной собственности в условиях институциональных изменений. – Казань, 2001.

18. Клепицкий И. А. Собственность и имущество в уголовном праве // Государство и право. – 2002. – № 5.

19. Комментарий к Уголовному Кодексу Российской Федерации (постатейный) // Под ред. В. М. Лебедева. – М.: Издательство «Юрайт», 2004.

20. Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации. Особенная часть / Под общей редакцией Ю. Скуратова и В. Лебедева. – М.: ИНФРА-М-НОРМА, – 1996.

21. Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / Отв. ред. В. И. Радченко; Науч. ред. А. С. Михлин. – М., – 2000. – С. 300.

22. Кочои С. М. Ответственность за корыстные преступления против собственности. 2-е изд. – М., 2000.

23. Маттеи У., Суханов Е. А. Основные положения права собственности. – М., 2004.

24. Матышевский П. С. Уголовно-правовая охрана социалистической собственности в Украинской ССР. – Киев, 1972.

25. Некипелов П. Т. Советское уголовное законодательство в борьбе с хищениями социалистической собственности. – М., 1954.

26. Никифоров Б. С. Борьба с мошенническими посягательствами на социалистическую и личную собственность по советскому уголовному праву. – М., 1952.

27. Панов Н. И. Уголовная ответственность за причинение имущественного ущерба путем обмана и злоупотребления доверием. – Харьков, 1977.

28. Плеханов Г. В. Избранные философские произведения. В 5 т. – М., 1956. – Т. 1.

29. Преступление и наказание. Комментарий к проекту Уголовного кодекса России. – М., 1993.

30. Розенберг Д. Н. О понятии имущественных преступлений в советском уголовном праве // Учен. зап. Харьковского юрид. ин-та. – Харьков, 1948. – Вып. 3.

31. Российское уголовное право: Особенная часть: Учебник / Под ред. М. П. Журавлева, С. И. Никулина. – М., 2003.

32. Сирота С. И. Преступления против социалистической собственности и борьба с ними. – Воронеж, 1968.

33. Скловский К. И. Собственность в гражданском праве. – М., 2004.

34. Суханов Е. А. Лекции о праве собственности. – М., 1991.

35. Тенчов Э. С. Уголовно-правовая охрана социалистической собственности: Учебное пособие. – Иваново, 1980.

36. Уголовное право России: Учебник. В 2 т. Т.2. Особенная часть / Под ред. А. Н. Игнатова, Ю. А. Красикова. – М., 2003.

37. Уголовное право. Общая часть / Под ред. Б. В. Здравомыслова, А. И. Рарога. – М., 1994.

38. Уголовное право Российской Федерации. Общая часть: Учебник / Под ред. А. И. Марцева. – Омск, 2003.

39. Уголовное право. Общая часть / Отв. Ред. И. Я. Козаченко, З. А. Незнамова. – М., 2002.

40. Уголовное право России. Особенная часть: Учебник / Под ред. В. Н. Кудрявцева, А. В. Наумова. – М., 2004.

41. Уголовное право. Особенная часть (конспекты лекций) / Авторы-составители М. Смирнов, А. Толмачев. – М., 2000.

42. Уголовное право. Особенная часть: Учебник / Под ред. В. Н. Петрашева. – М., 2004.

43. Уголовное право: Особенная часть: Учебник / Под ред. Н. И. Ветрова, Ю. И. Ляпунова. – М., 2003.

44. Уголовное право: Учебник / Под ред. Н. И. Ветрова, Ю. И. Ляпунова. – 2-е изд. – М., 2001.

45. Уголовное право Российской Федерации: Учебник // Отв. Ред. В. П. Кашепов. – М., 2004.

46. Уголовное право России. Часть Особенная. Учебник для вузов / Отв. Ред. Л. Л. Кругликов. – М., 2004.

47. Уголовное право России. Учебник для вузов. В 2-х т. Т. 2. Особенная часть / Под ред. А. Н. Игнатова, Ю. А. Красикова. – М., 2003.

48. Уголовное уложение: Проект редакционной комиссии и объяснения к нему. – СПб., 1897. – Т. VII.

49. Шкредов В. П. Экономика и право (Опыт экономико-юридического исследования общественного производства). 2-е изд. – М., 1990.

50. Русская философия собственности (XVIIXX вв.). – СПб., 1993.

51. Шупыро В. М. Преобразование государственной собственности в период экономических реформ. – М., 2002.

52. Veron M.Droit penal special. – Paris, 1994. – Р. 173.

Судебная практика

53. Постановление Президиума Верховного Суда РФ № 164п04 от 14.04.2004 // Бюллетень Верховного Суда РФ. – 2004. – № 12.

54. Обзор судебной практики Верховного Суда РФ «Некоторые вопросы судебной практики по делам о краже, грабеже и разбое» // Бюллетень Верховного Суда РФ. – 2003. – № 4.

55. Обзор кассационной практики Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации за 2003 год // Бюллетень Верховного Суда РФ. – 2004. – № 9.

56. Постановление Президиума Верховного Суда Республики Бурятия от 26.07.2002 // Бюллетень Верховного Суда РФ. – 2003. – № 9.

57. Постановление Президиума Верховного Суда РФ № 580п02пр от 25.12.2002 // Бюллетень Верховного Суда РФ. – 2003. – № 9.

58. Постановление Президиума Мосгорсуда от 30.08.2001 // Бюллетень Верховного Суда РФ. – 2002. – № 3.

[1]
Обзор судебной практики Верховного Суда РФ «Некоторые вопросы судебной практики по делам о краже, грабеже и разбое» // Бюллетень Верховного Суда РФ. – 2003. – № 4.

[2]
Для сравнения: в Уголовном кодексе РСФСР 1960 г. имелось восемь соответствующих норм, а в Кодексе 1996 г. - пять.

[3]
В Уголовном кодексе 1960 г. насчитывалось 14 квалифицирующих признаков различных форм и видов хищений, а в Кодексе (изначально, теперь – еще меньше) 1996 г. – 11.

[4]
Есипов В.В. Уголовное право: часть Особенная. – М., 1908. – С. 7.

[5]
См.: Есипов В.В. Жизнь и Закон в России. – Варшава, 1907. – С. 14.

[6]
Уголовное уложение: Проект редакционной комиссии и объяснения к нему. – СПб., 1897. – Т. VII. – С. 277 – 278.

[7]
Там же. Как видим, термин «хищение» употреблялся в литературе XIX в. наряду с термином «похищение», но не был в то время воспринят законодательством.

[8]
Уголовное уложение: Проект редакционной комиссии и объяснения к нему. – СПб., 1897. – Т. VII. – С. 211.

[9]
СЗ СССР. – 1932. – № 62. – Ст. 360.

[10]
СУ РСФСР. – 1917. – № 1. – Ст. 3.

[11]
СУ РСФСР. – 1921. – № 49. – Ст. 262.

[12]
СУ РСФСР. – 1921. – № 62. – Ст. 450.

[13]
См.: Преступление и наказание. Комментарий к проекту Уголовного кодекса России. – М., 1993. – С. 136, 149.

[14]
СЗ СССР. 1932. № 62. ст. 360.

[15]
См.: Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об уголовной ответственности за мелкое хищение государственного и общественного имущества»//Сборник законов СССР и указов Президиума Верховного Совета СССР. 1938 – 1958. – М., 1959. – С. 546.

[16]
См.: Ведомости Верховного Совета СССР. – 1947. – № 19.

[17]
См.: Уголовный кодекс Союза ССР. Проект. – М., 1947.

[18]
См.: Постановление совещания министра юстиции СССР, Генерального прокурора СССР и Председателя Верховного Суда СССР по поводу статьи проф. Дурманова. // Социалистическая законность. – 1947. – № 11.

[19]
Французское понятие vol почти буквально повторяет древнеримское понятие furtum. Ср.: «la soustraction frauduleuse de la chose d'autrui» (ст. 311-1 УКФранции) и «contrectatio rei fraudulosa» (D. 47, 2, 1, 3).

[20]
См.: Veron M.Droit penal special. – Paris, 1994. – Р. 173.

[21]
Уголовный Кодекс Российской Федерации от 13.06.1996 № 63-ФЗ (ред. от 28.12.2004) // СЗ РФ от 17.06.1996, № 25, ст. 2954, СЗ РФ от 03.01.2005, № 1 (часть 1), ст. 13.

[22]
Уголовное право: Особенная часть: Учебник / Под ред. Н. И. Ветрова, Ю. И. Ляпунова. – М., 2003. – С.192.

[23]
Розенберг Д. Н. О понятии имущественных преступлений в советском уголовном праве // Учен. зап. Харьковского юрид. ин-та. – Харьков, 1948. – Вып.3. – С. 69, 75. Следует заметить, что Д. Н. Розенберг, характеризуя собственность как экономическую основу советского государства, одновременно полагал, что собственность есть институт права, а частная собственность – «право присвоения прибавочной стоимости» (Там же. С. 65, 68).

[24]
См., напр.: Некипелов П. Т. Советское уголовное законодательство в борьбе с хищениями социалистической собственности. – М., 1954. – С.74; Панов Н. И. Уголовная ответственность за причинение имущественного ущерба путем обмана и злоупотребления доверием. – Харьков, 1977. – С. 5 – 16.

[25]
См., напр.: Уголовное право: Учебник / Под ред. Н. И. Ветрова, Ю. И. Ляпунова. – 2-е изд. – М., 2001. – С. 341 – 344.

[26]
См.: Маттеи У., Суханов Е. А. Основные положения права собственности. – М., 2004. – С. 302 – 303; Шупыро В. М. Преобразование государственной собственности в период экономических реформ. – М., 1997. – С. 10; Кабашева И. А., Мальгин В. А., Тимирясов В. Г. Преобразование государственной собственности в условиях институциональных изменений. – Казань, 2001. – С. 20.

[27]
Никифоров Б. С. Борьба с мошенническими посягательствами на социалистическую и личную собственность по советскому уголовному праву. – М., 1952. – С. 30 – 31.

[28]
См.: Матышевский П. С. Уголовно-правовая охрана социалистической собственности в Украинской ССР. – Киев, 1972. – С. 16.

[29]
См.: Комментарий к Уголовному Кодексу Российской Федерации (постатейный) // Под ред. В. М. Лебедева. – М.: Издательство «Юрайт», 2004. – С. 350 – 351; Российское уголовное право: Особенная часть: Учебник / Под ред. М. П. Журавлева, С. И. Никулина. – М., 2003. – С. 134; Уголовное право России: Учебник. В 2 т. Т. 2. Особенная часть / Под ред. А. Н. Игнатова, Ю. А. Красикова. – М., 2003. – С. 179 – 180.

[30]
Конституция Российской Федерации (с изм. от 25.03.2004) // Российская газета от 25.12.1993, № 237, СЗ РФ от 29.03.2004, № 13, ст. 1110.

[31]
См.: Плеханов Г. В. Избранные философские произведения. В 5 т. – М., 1956. – Т. 1. – С. 528; Шкредов В. П. Экономика и право (Опыт экономико-юридического исследования общественного производства). 2-е изд. – М., 1990. – С. 4; Скловский К. И. Собственность в гражданском праве. – М., 2004. – С. 12 – 14, 149 – 158.

[32]
Гражданский Кодекс Российской Федерации (часть первая) от 30.11.1994 № 51-ФЗ (ред. от 30.12.2004) // СЗ РФ от 05.12.1994, № 32, ст. 3301, СЗ РФ от 03.01.2005, № 1 (часть 1), ст. 43.

[33]
Гражданский Кодекс Российской Федерации (часть вторая) от 26.01.1996 № 14-ФЗ (ред. от 21.03.2005, с изм. от 09.05.2005) // СЗ РФ от 29.01.1996, № 5, ст. 410, СЗ РФ от 28.03.2005, № 13, ст. 1080.

[34]
Сирота С. И. Преступления против социалистической собственности и борьба с ними. – Воронеж, 1968. – С. 13.

[35]
См.: Тенчов Э. С. Уголовно-правовая охрана социалистической собственности: Учебное пособие. – Иваново, 1980. – С. 34.

[36]
См.: Кочои С. М. Ответственность за корыстные преступления против собственности. 2-е изд. – М., 2000. – С. 81 – 82.

[37]
Гражданское право России: Часть первая: Учебник / Под ред. З. И. Цыбуленко. – М., 2003. – С. 259.

[38]
Гражданское право: Учебник: В 2 т. / Отв. ред. Е. А. Суханов. – 2-е изд. – М., 2002. – Т. 1. – С. 481.

[39]
Гегель Г.В. Философия права. – М., 1990. – С. 101.

[40]
См.: Русская философия собственности (XVIIXX вв.). – СПб., 1993. – С. 303 – 304.

[41]
Клепицкий И. А. Собственность и имущество в уголовном праве // Государство и право. – 2003. – № 5. – С.82.

[42]
Розенберг Д. Н. Указ. соч. С.69.

[43]
См.: Суханов Е. А. Лекции о праве собственности. – М., 1991. – С. 6.

[44]
Подробнеесм.: RuB W. Diebstahl. - Leipziger Kommentar, GroBkommentar. Bd. 5. Berlin; №.Y., 1989. Hrsg. von H.H.Jescheck, W.RuB, C.Willms. S.6.

[45]
Завидов Б. Д. Уголовно-правовой анализ грабежа, разбоя и вымогательства (комментарий статей главы 21 Уголовного Кодекса Российской Федерации) // Консультант Плюс.

[46]
Российское уголовное право: Особенная часть: Учебник / Под ред. М. П. Журавлева, С. И. Никулина. – М., 2003. – С. 137.

[47]
Уголовное право России: Учебник. В 2 т. Т. 2. Особенная часть / Под ред. А. Н. Игнатова, Ю. А. Красикова. – М., 2003. – С. 176.

[48]
Постановление Пленума Верховного Суда РФ «О некоторых вопросах применения судами законодательства об ответственности за преступления против собственности» от 25.04.1995 № 5 (ред. от 27.12.2002) // Бюллетень Верховного Суда РФ. – 1995. – № 7, Бюллетень Верховного Суда РФ. – 2003. – № 2.

[49]
Закон РФ «Об авторском праве и смежных правах» от 09.07.1993 № 5351-1 (ред. от 20.07.2004) // ВСНД и ВС РФ от 12.08.1993, № 32, ст. 1242, СЗ РФ от 26.07.2004, № 30, ст. 3090.

[50]
Завидов Б. Д. Уголовно-правовой анализ преступлений против собственности // Консультант Плюс.

[51]
См.: Уголовное право. Особенная часть / Под ред. Б. В. Здравомыслова, А. И. Рарога. – М., 1994. – С. 285.

[52]
Закон РФ «О вывозе и ввозе культурных ценностей» от 15.04.1993 № 4804-1 (ред. от 02.11.2004) // ВСНД и ВС РФ от 20.05.1993, № 20, ст. 718, СЗ РФ от 08.11.2004, № 45, ст. 4377.

[53]
Федеральный закон «О музейном фонде Российской Федерации и музеях в Российской Федерации» от 26.05.1996 № 54-ФЗ (ред. от 22.08.2004) // СЗ РФ от 27.05.1996, № 22, ст. 2591, СЗ РФ от 30.08.2004, № 35, ст. 3607.

[54]
Федеральный закон «Об использовании атомной энергии» от 21.11.1995 № 170-ФЗ (ред. от 22.08.2004) // СЗ РФ от 27.11.1995, № 48, ст. 4552, СЗ РФ от 30.08.2004, № 35, ст. 3607.

[55]
См.: Уголовное право Российской Федерации. Общая часть: Учебник / Под ред. А. И. Марцева. – Омск, 2003. – С. 264.

[56]
См.: Уголовное право. Общая часть / Отв. Ред. И. Я. Козаченко, З. А. Незнамова. – М., 2002. – С. 275.

[57]
Постановление Пленума Верховного Суда РФ «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое» от 27.12.2002 № 29 // Бюллетень Верховного Суда РФ. – 2003. – № 2.

[58]
См.: Уголовное право. Особенная часть: Учебник / Под ред. В. Н. Петрашева. – М., 2004. – С. 251.

[59]
П. 6 Постановления Пленума Верховного Суда РФ «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое» от 27.12.2002 № 29 // Бюллетень Верховного Суда РФ. – 2003. – № 2.

[60]
Обзор судебной практики Верховного Суда РФ «Некоторые вопросы судебной практики по делам о краже, грабеже и разбое» от 17.03.2003 // Бюллетень Верховного Суда РФ. – 2003. – № 4.

[61]
См.: Уголовное право. Особенная часть (конспекты лекций) / Авторы-составители М. Смирнов, А. Толмачев. – М., 2000. – С. 254.

[62]
См.: Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / Отв. ред. В. И. Радченко; Науч. ред. А. С. Михлин. – М., – 2000. – С. 300.

[63]
Уголовное право России. Особенная часть: Учебник / Под ред. В. Н. Кудрявцева, А. В. Наумова. – М., 2004. – С. 196.

[64]
Обзор судебной практики Верховного Суда РФ «Некоторые вопросы судебной практики по делам о краже, грабеже и разбое» от 17.03.2003 // Бюллетень Верховного Суда РФ. – 2003. – № 4.

[65]
См.: Уголовное право России. Часть Особенная. Учебник для вузов / Отв. Ред. Л. Л. Кругликов. – М., 2004. – С. 244.

[66]
Уголовное право Российской Федерации: Учебник // Отв. Ред. В. П. Кашепов. – М., 2004. – С. 277.

[67]
Уголовное право России. Учебник для вузов. В 2-х т. Т. 2. Особенная часть / Под ред. А. Н. Игнатова, Ю. А. Красикова. – М., 2003. – С. 256.

[68]
Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации. Особенная часть / Под общей редакцией Ю. Скуратова и В. Лебедева. – М.: ИНФРА-М-НОРМА, – 1996. – С. 302.

[69]
Постановление Президиума Верховного Суда РФ № 164п04 от 14.04.2004 // Бюллетень Верховного Суда РФ. – 2004. – № 12.

[70]
Обзор кассационной практики Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации за 2003 год // Бюллетень Верховного Суда РФ. – 2004. – № 9.

[71]
Постановление Президиума Верховного Суда Республики Бурятия от 26.07.2002 // Бюллетень Верховного Суда РФ. – 2003. – № 9.

[72]
Постановление Президиума Верховного Суда РФ № 580п02пр от 25.12.2002 // Бюллетень Верховного Суда РФ. – 2003. – № 9.

[73]
Постановление Президиума Мосгорсуда от 30.08.2001 // Бюллетень Верховного Суда РФ. – 2002. – № 3.

[74]
Обзор судебной практики Верховного Суда РФ «Некоторые вопросы судебной практики по делам о краже, грабеже и разбое» // Бюллетень Верховного Суда РФ. – 2003. – № 4.