Хелемяэ Елена, веэрманн Рейн — кандидаты философскихнаук, сотрудники Института международных и социальных исследований Таллиннскогоуниверситета
Авторыанализируют социальное расслоение в Эстонии в зеркале общественного мнения двухэтнических групп — эстонцев и русских. В качестве оснований поиска выступаютизменение социально-политического статуса этнических групп, проблематичноесоциально-экономическое положение русских по сравнению с эстонцами. Кроме того,для русских — представителей более коллективистской культуры, характерной считаетсяболее эгалитарная ментальность. Выяснилось, что сложившаяся в результатетрансформации модель социального расслоения не является легитимной с точкизрения и эстонцев, и русских. Своеобразие этой логики зависит скорее от опытатрансформации, чем от различий в базовых культурных ценностях.
Однимиз важнейших оснований вариативности суждений об обществе принято считатьсоциальное положение индивида. Обоснований дифференцирующей роли социальногоположения приводится множество, всех их объединяет эмпирически подтвержденнаязакономерность: «индивид воспринимает распределение социальных благ — дохода,статуса, социальной „значимости“ или престижа — в соответствии с тем,какое количество этих благ он имеет в своем распоряжении» [1]. Приобосновании влияния социального положения на восприятие общественногоустройства исходят из важности (а) личного опыта, (б) опыта ближайшегоокружения, а также (в) того, как этот (личный и ближайшего окружения) опытсоотносят с господствующими в обществе представлениями об иерархии социальныхгрупп. Так, в соответствии с тезисом о «проигравших»(«underdog») индивиды, (объективно) принадлежащие или (субъективно)относящие себя к низшим социальным слоям, экстраполируют свой опыт на обществои воспринимают его как более неравное по сравнению с теми, у кого возможностейбольше и условия жизни благоприятнее [2].
Согласнологике приверженцев теории референтной группы, значимость личного опыта как быусиливается вследствие его схожести с опытом ближайшего окружения. В результатереспонденты склонны переоценивать количество «подобных их окружению»людей: чем больше (в действительности или по собственной оценке) в распоряжениииндивида ресурсов, тем более широко представленными считает он в обществе(«свои») слои, соответственно и тем более эгалитарным видится емуобщество. Исследования показали также важность влияния разделяемых в обществепредставлений о том, как именно определенные группы упорядочены в некуюсоциально-экономическую иерархию данного общества [3]. При этом разделяемые вобществе представления выполняют роль «прокрустовых» рамок, необходимыхдля согласования всех этих оценок опыта и мнений в связную картину. Всоответствии с другими подходами в современном обществе различия во мненияхболее не связаны с социально-экономическим положением индивида, с его классовойпринадлежностью. Так, в западных обществах широко обсуждалась тема уменьшенияроли классов в стратификации общества [4]. Соответственно ставилось подсомнение и наличие классового сознания и даже различий в ценностных ориентацияхи установках у представителей различных социально-экономических групп. Этиподходы в известной мере перекликались с установкой советской идеологии на«отмирание классов». Однако эмпирические исследования как на Западе, таки на Востоке Европы показали, что слухи о смерти классов, в том числе и в частистирания различий в мировоззрении, оказались преждевременными. В то же времявыяснилось, что большего, чем прежде, внимания заслуживают особенностимировосприятия таких «внеклассовых» сообществ как различающиеся пополу, национальности, возрасту группы. В целом результаты исследованийсвидетельствуют о том, что дифференциация представлений об обществе зависит какот реальной ситуации, так и от того, как она интерпретируется в общественнойдискуссии [5]. Чем явственней в общественной практике проявляютсясоциально-экономические, а также этнические различия и/или чем последовательнеепризнается дифференциация интересов соответствующих социально-экономических иэтнических групп, тем больше вероятность обнаружения определенных различий и ввосприятии общества этими группами. Поскольку в данной статье исследуетсявопрос об особенностях восприятия общества этническими группами, столкнувшимисяв недавнем прошлом с резкими изменениями как социально-экономической, так иэтнической иерархий, то ситуация в Эстонии представляет собой своего рода«экспериментальный тест» изложенных выше теорий. Рассмотрим, насколькоактуальны применительно к Эстонии изложенные предпосылки.
Социально-экономическоеположение русских Условием экономического развития Эстонии в годы советскойвласти были привозимое сырье и ввозимая рабочая сила. В связи с этимбольшинство русских людей, стр. 39 населяющих сейчас республику, прибыло сюдалибо непосредственно перед войной, либо после ее окончания. Если по даннымпереписи населения 1934 г. русские составляли 8, 2% населения страны, то в 1959 г. уже 20, 1%, а в 1989 г. — 30, 3% [6]. Экономика и соответственно рабочая сила делились на такназываемую общесоюзную и местного (республиканского) подчинения.Институционально-бюрократическое разделение закрепилось и этнически: эстонцыработали на предприятиях местного подчинения, а русские (русскоязычные) — на такназываемых общесоюзных предприятиях, многие из которых относились квоенно-промышленному комплексу. Последние были приоритетными, что практическиавтоматически повышало статус их работников в социально-экономической иерархии.С восстановлением независимости в 1991 г. и переводом экономики на рыночные отношения ситуация на рынке труда резко изменилась. Как показали исследования,соотношение рисков и возможностей оказалось для русских более проблематичным, чемдля эстонцев: уровень безработицы и риск нисходящей мобильности среди русскихвыше, зарплата же и возможности восходящей мобильности ниже [7]. Объясняетсяэто как выбором экономической модели (переориентация на Запад и отказ отприоритетного развития промышленности), так и введением институциональныхправил, уменьшивших конкурентоспособность русскоязычных работников (высокиеинституционализированные требования к владению государственным языком, распространениеих на широкий круг профессий, трудности получения эстонского гражданства ит.д.). Реализация этих правил, усугубленная как географической, так исоциально-экономической и образовательной этнической сегрегацией, имела своипоследствия. Восстановление независимости Эстонии означало для русскоязычныхлюдей и существенный сдвиг в их социально-политическом статусе: группа, языккоторой само собой разумеющимся образом считался языком«вненациональной» общности — советского народа, оказаласьменьшинством в небольшом национальном государстве. Такой опыт жизни ввосстановленной Эстонской республике предположительно отражается в болеекритическом, чем у эстонцев, восприятии общества. Что касается представлений окультуре, то логично предположить, что идеал русских как носителейколлективистской культуры будет эгалитарнее идеала эстонцев как представителейиндивидуалистской культуры. С другой стороны, есть теории, согласно которымлюди формируют представление о том, как «должно быть» в соответствиис тем, «как есть» [8]. Если ее последователи правы, то среди ирусских, и эстонцев должно (в равной степени) преобладать некритичноевосприятие действительности. Анализ же эстоно- и русскоязычной прессы за 1995 — 2005 гг. показал, что публикации, посвященные социальной справедливости иэкономическому неравенству, отличались (вне зависимости от языка) критическойнаправленностью [9]. При этом в русскоязычной прессе дополнительной темойявляется проблематика (не)справедливости по отношению к национальнымменьшинствам: тема справедливости социально-экономического расслоения обществапрямо соотносится с проблематикой этнического расслоения. Можно предположить, чтоне только личный опыт, но и русскоязычный дискурс как предлагающий определеннуюсхему интерпретации личного опыта, способствуют формированию у русских болеекритичных по сравнению с эстонцами представлений об обществе. Судя по даннымисследований образовательной когорты в 1998 г. и всего населения в 2001 г., модель общества в независимой Эстонии воспринималась как противоречащая ожиданиям иэстонцев, и русских. При этом в случае всего населения представления эстонцев инеэстонцев как об идеальном, так и о существующем обществе практическисовпадали. В случае «когорты» идеалы эстонцев и неэстонцев также неотличались, однако существующее общество представлялось неэстонцам элитарнее, чемэстонцам [10]. На результаты анализа данных 2005 г. может повлиять (в сторону снижения критичности) значительное улучшение общей ситуации нарынке труда по сравнению с 2001 г. стр. 40 Влияние этнической сегментацииэстонского общества на представления о нем скорее всего аналогично эффектуреферентной группы. В случае эстонцев мы предполагаем типичный эффект:преувеличение значимости «своего» социального слоя в модели общества(чем выше себя располагают в иерархии, тем более эгалитарным представляетсяобщество). В случае русских эффект может быть иным: социально-экономическаясамооценка (оценка собственной успешности) может соотноситься с оценкойуспешности своей этнической группы. Поскольку неэстонцы/русские, судя порезультатам исследования, осознают, что виды на успех у них скромнее, чем уэстонцев, они могут преувеличивать значимость не столько своего, сколькорасположенных немного выше слоев («такие, как я, эстонцы, расположены виерархии выше, чем такие, как я, русские»). В таком случае хотя и урусских, и у эстонцев будет с более высоким статусом сочетаться представление обольшей эгалитарности общества, однако при равной самооценке социальногостатуса русские могут считать общество даже более эгалитарным, чем эстонцы.Изложенные гипотезы проверялись нами данными исследования «Социальнаясправедливость в Эстонии: новые поколения — новые представления». Выборкабыла репрезентативной в отношении трудоспособного (15 — 74 лет) населения.Результаты получены в ходе очных интервью на эстонском либо русском языке. Ввыборке представлены и другие этнические группы, но в данной статьеосуществляется сравнительный анализ представлений только эстонцев и русских.Для изучения восприятия социальной стратификации используется визуальныйподход: явление, восприятие которого изучается, изображено в виде рисунков, иреспондента просят указать, какой из них больше совпадает с его представлениемо данном явлении. Этот метод, распространенный в психологии [11], нашелприменение также в социологии, в частности, при изучении социальных классов[12]. Названный подход используется при ответе на вопрос «Каким людипредставляют себе социально стратифицированное общество?». В разработаннойЭвансом и его коллегами методике наиболее важной отличительной чертой моделейобщества является представленность в них среднего класса. Определены следующиетипы моделей. Тип А. Самый элитарный тип общества, в котором властвует малочисленнаяэлита, на средних позициях немногие, а основная масса людей находится на нижнихпозициях социальной иерархии общества. Неравенство в таком обществе особенновелико. Тип В. Несколько менее элитарное общество: хотя элита и малочисленна, ужезначительно больше людей находится на средних, большинство — же на нижнихступенях. Тип С характеризует общество, в котором основная масса людейнаходится на средних позициях или чуть ниже. Отличается от типа В тем, что насамых низких ступенях находится значительно меньше, а на средних соответственнобольше людей. Тип D представляет собой эгалитарное общество — малочисленны какэлита, так и основание общественной пирамиды. Большинство людей занимаютсредние позиции. Неравенства в таком обществе почти нет. Тип E — самоеэгалитарное общество, где большинство людей занимает позиции либо вблизи элиты(этим данный тип отличается от D), либо в середине общественной пирамиды, а нанижних позициях находится очень мало людей.
Респондентамбыло предложено оценить, какой тип наиболее точно, по их мнению, отображаетсоциальное расслоение (а) современного (на момент опроса) общества, и какой (б)был бы для Эстонии наилучшим, т.е. ближе всего к их представлению об идеальномобществе. При исследовании зависимости представлений об эстонском обществе отэтнической принадлежности и социального положения к элитарным отнесены обществатипов A и B, к эгалитарным — D и E. Из характеристик социального положениянаибольший интерес для данного анализа представляют субъективный социальный статуси последствия социальной трансформации для данного конкретного индивида — самооценкиуспешности. Оценка своего социального положения осуществлена на шкале от 1(низшая ступень иерархии) до 10 (высшая). Респонденты, отметившие цифры от 1 до4, отнесены в рамках данного анализа к низкому социальному статусу, от 5 до 6 — к среднему, а от 7 до 10 — к высокому. При измерении самостр. 41 оценкипоследствий социальной трансформации для конкретного индивида наряду скатегориями «выиграл», «проиграл» были введены варианты«ни то, ни другое» (к ним мы причислили и тех, кто затруднилсяответить на этот вопрос), а также «молодые» — респонденты, которые всилу возраста не имели соответствующего индивидуального опыта (т.е. все, кто кначалу 2005 г. был младше 30 лет). Учтено также объективноесоциально-экономическое положение (образование, профессиональный статус, доход)опрошенных. Для обозначения образования используется трехбалльная шкала: (1)основное или ниже, (2) среднее, (3) высшее. Профессиональный статус на моментопроса измеряется по четырехбалльной шкале: (1) высшие белые воротнички (всоответствии с Международной стандартной классификацией профессий МСКП-88 — ISC088:руководители и специалисты высшей квалификации), (2) низшие белые воротнички(специалисты средней квалификации, служащие, работники сферы обслуживания), (3)рабочие и (4) неработающие. Исходя из получаемого на члена семьи дохода, опрошенныебыли разделены на 4 группы: (1) те, чей доход ниже среднего, (2) те, у кого — средний,и (3) те, чей доход выше среднего по Эстонии, а также (4) все, кто отказалсяили не сумел ответить на этот вопрос. Представления этнических групп обэстонском обществе Как следует из анализа (см. табл. 1), для 68% и эстонцев, ирусских эстонское общество представляется очень элитарным, т.е. соответствующим,по их мнению, моделям А и В. Относительно немногие считают, что социальноерасслоение в Эстонии выглядит скорее эгалитарным (D или E). Что касаетсяпредставлений об идеальном обществе, около трех четвертей как эстонцев, так ирусских считают, что общество должно быть эгалитарным: и те и другие отдалипредпочтение типам D и E. Правда, при этом тип E поддерживает почти третьэстонцев и лишь каждый пятый русский. Сторонниками элитарных моделей оказалисьлишь 7% эстонцев и 8% русских.
Такимобразом эстонское общество образца первого десятилетия нынешнего столетияпредставлялось современникам вовсе не таким, каким они хотели бы его видеть.Большинство жителей Эстонии является сторонниками эгалитарной структурыобщества, преобладающая же оценка современного общества как элитарногосвидетельствует о критическом отношении к сложившейся модели дифференциации.Направленность оценок эстонцев и русских очень схожа в части как настоящего, таки идеала. Более того, в обеих этнических группах практически в равной мере(среди эстонцев 51%, русских — 48%) представлены критически настроенные люди, вмнениях которых сочетаются эти две доминирующие в обществе точки зрения(эстонское общество элитарно, а должно было бы быть эгалитарным). Социальныеизменения в период трансформации не привели к формированию легитимной моделирасслоения. Оценки явно не укладываются в схему, предложенную в западнойлитературе: якобы представление о том, «как должно быть» формируетсяисходя из того, «как оно есть в действительности». Для уточненияхарактера влияния этничности и самооценок успешности на представления обобществе используется также логистическая регрессия (см. табл. 2). В каждом изстолбцов представлены результаты анализа нескольких моделей логистическойрегрессии, характеризующие вероятность того, что индивид будет: считатьэстонское общество элитарным (столбец а); что наилучшей для эстонского обществабыла бы эгалитарная модель (столбец b); критически относиться к устройствусовременного общества, предпочитая видеть его эгалитарным, но воспринимая егокак элитарное (столбец с). Так, представленный в столбце (а) результат модели 1согласуется с результатом, представленным в таблице 1: среди русских и средиэстонцев в равной мере одинакова вероятность встретить тех, кто воспринимаетстр. 42 Таблица 1 Распределение представлений русских и эстонцев о современнойи идеальной моделях эстонского общества (%) Этническая Модели эстонскогообщества группа Общество A B C D E Затрудняюсь ответить Русские Современное 4424 19 6 3 4 Идеальное 0 8 15 50 22 5 Эстонцы Современное 36 32 16 11 2 3Идеальное 1 6 13 44 31 5 эстонское общество элитарным. Модель 2 явствует, что, каки следовало ожидать, представления о современном эстонском обществе различаютсяв зависимости от субъективного социального статуса, а также от самооценкипоследствий трансформации для себя лично: среди менее успешных больше, чемсреди более успешных, вероятность найти людей, которым эстонское обществовидится элитарным. Однако в рамках любой из этих групп представления обэстонском обществе у эстонцев и русских будут схожи (как это обнаружилось ранееи на уровне этнических групп в целом). Более того, указанный выше вывод неизменится, даже если принять во внимание объективные критериисоциально-экономического положения (уровень доходов домохозяйства, профессиональныйстатус индивида, уровень его образования — модель 3): представления осовременном эстонском обществе различаются у людей, по-разному оценивающихсобственную успешность (даже если судя по «объективным» параметрам ихсоциальное положение схоже), но в рамках этих «и объективно, и субъективноравных» групп этничность на представлениях об элитарности общества никакне сказывается. Из анализа следует также, что равно как и в случаепредставлений об элитарности современного общества, этничность не оказываетзначимого влияния на представления о том, должно ли было бы эстонское обществобыть эгалитарным (столбец b, модели 1, 2, 3). Своеобразие русских культурныхкорней не сказывается на предпочтениях моделей общества. Влияют же напредпочтения скорее личные социальнотрансформационные «корни» — самооценкауспешности личного опыта трансформации (модели 2, 3). Субъективный социальныйстатус не оказывает значимого влияния на предпочтение идеальной модели, хотя ивлияет на представление об элитарности существующего общества (см. столбец а, модели2, 3). Критичность по отношению к нынешней модели эстонского общества какнедостаточно эгалитарной, также не является прерогативой какой-либо изэтнических групп (см. столбец с, модели 1, 2, 3). Зато обнаруживается, чтонизкий социальный статус способствует более критичному восприятию общества и вслучае, когда учтено влияние других составляющих социального положения. Изприведенных данных еще не следует однозначно, что этничность в формированиипредставлений об эстонском обществе совершенно не при чем. Не исключенавозможность, что в рамках каждой из этнических групп представления об обществепо-разному стыкуются с социальным статусом. Проверим эту возможность.
Анализподтверждает предположение о неодинаковости механизмов формированияпредставлений этнических групп об обществе (см. табл. 3). Так, в случаеидеальной модели у эстонцев практически не обнаруживается зависимости еепредпочтения от социального положения, в то время как у русских таковаязависимость налицо, особенно в случае победителей/проигравших. При этомраспределение предпочтений и у проигравших, и у победителей совершеннонеожиданное: эгалитарным предпочли бы видеть общество лишь 44% проигравших, вто время как среди победителей таковых уже 92%. Возможно, что именно средипроигравших, а также и среди других стр. 43 Таблица 2 Принадлежность кэтнической группе и самооценки успешности как факторы представлений обэстонском обществе (результаты логистической регрессииa, N = 938) Представлениеоб эстонском обществе Социальные группы (a) элитарное (b) идеал — эгалитарное(c) элитарное, идеал же — эгалитарное МОДЕЛЬ 1b — эстонцы (референтная группа)- русские 0, 97 0, 83 0, 87 R2 0, 00 0, 00 0, 00 МОДЕЛЬ 2c — эстонцы(референтная группа) — русские 0, 90 0, 86 0, 83 Субъективный статус — низкий(референтная группа) — средний 0, 65** 1, 24 0, 84 — высокий 0, 52** 1, 18 0, 57**
Врезультате социальных изменений — проиграли (референтная группа) 0, 70 1, 45+ 1,05 — не проиграли, не выиграли 0, 52* 2.25** 0, 90 — выиграли 0, 41*** 1, 73* 0,72 — молодые R2 0, 06*** 0, 03** 0, 02**
МОДЕЛЬ3d — эстонцы (референтная группа) — русские 0, 91 0, 87 0, 84 Субъективныйстатус — низкий (референтная группа) — средний 0, 65* 1, 15 0, 84 — высокий 0, 51**0, 92 0, 52**
Врезультате социальных изменений — проиграли (референтная группа) — не проиграли,не выиграли 0, 72 1, 41 1, 09 — выиграли 0, 52* 1, 90* 0, 86 — молодые 0, 38***2, 06** 0, 76 R2 0, 08*** 0, 08*** 0, 05*** a В таблице представлены отношенияшансов (odds ratios — отношение числа «успехов» к числу«неуспехов») — во сколько раз у представителей данной группыреспондентов ниже/выше, чем у представителей референтной группы шансыпридерживаться соответствующих представлений об обществе. «1»означает, что шансы данной и референтной группы равны, т.е. вероятностьпридерживаться упомянутых представлений об обществе не зависит отпринадлежности к данным группам. Значения меньше «1» означают, что шансыпридерживаться упомянутых представлений об обществе у представителей даннойгруппы ниже, а значения больше «1» — что шансы у представителейданной группы выше, чем у представителей референтной группы. *** доверительнаявероятность p
Анализпозволяет выявить лишь часть картины: как влияет на видение общества принадлежностьк каждой из рассмотренных групп в отдельности. В то же время дварассматриваемых измерения самооценок успешности могут на индивидуальном уровнесочетаться по-разному. Например, среди тех, кто относит себя к среднему уровнюсовременной иерархии, кто-то может считать себя проигравшим в результатетрансформации, а кто-то выигравшим и т.д. Не говоря уже о том, что самооценкиуспешности и соответственно представления об обществе могут по-разномусочетаться с уровнем доходов, образования и профессиональным статусом.Логистическая регрессия (см. табл. 4) как раз и позволяет выяснить, как жевосприятие эстонского общества зависит от каждой из самооценок успешности вслучае, когда учтен статус индивидов относительно других измерений социальногоположения. В верхней части таблицы приведены результаты анализа модели 1, вкоторую включены обе самооценки успешности, в нижней части — результаты анализамодели 2, дополненной также переменными уровня дохода домохозяйства, образованияи профессионального статуса. Данные регрессионного анализа обеих моделейподтверждают вывод, что представление об эстонском обществе у эстонцев ирусских по-разному зависит от самооценки их «трансформационной»успешности. У эстонцев эта самооценка никак не влияет на предпочтение эгалитарноймодели общества, в то же время проигравшие с наибольшей вероятностьювоспринимают общество как элитарное и соответственно среди них наибольшаявероятность встретить критически настроенных. У русских же наоборот, именно вчасти предпочтения эгалитарной модели наблюдается наибольшая дифференциация, такчто проигравшие в наибольшей, а выигравшие в наименьшей мере склонны считатьэту модель наиболее подходящей для эстонского общества. Русские проигравшиеотличаются от других групп русских именно в силу наименьшего предпочтенияэгалитарной модели и именно в сторону наименьшей критичности, тогда какэстонские проигравшие оказываются, наоборот, наиболее критичными в силу болеераспространенного восприятия реального общества как элитарного.
Вто же время в результате регрессионного анализа (особенно модели 2) более четко,чем в случае процентного распределения, выявилось сходство этнических групп вовлиянии самооценки нынешней успешности (социального статуса на момент опроса)на представления об эстонском обществе. И у эстонцев, и у русских люди, относящиесебя к низшим ступеням общественной иерархии, несколько критичнее тех, ктоотносит себя к верхним ступеням. Чуть большая критичность оказываетсярезультатом не различных представлений об идеале (предпочтения эгалитарногоидеала от субъективного статуса не зависят), а в результате того, что средилюдей, считающих свой социальный статус низким, больше тех, кто считаетсовременное эстонское общество элитарным. Таким образом, модель социальнойстратификации эстонского общества образца середины настоящего десятилетиявоспринималась и эстонцами и русскими как элитарная. В этом смысле оназначительно отличалась от их идеала: большинство жителей Эстонии, в равной мерепредставленное и среди русских, и среди эстонцев, являются сторонникамиэгалитарной модели общества. Модель социального расслоения, сложившаяся врезультате социальных изменений в период трансформации, не является легитимнойни с точки зрения эстонцев, ни с точки зрения русских. Тем самым неподтвердилось наше предположение, что вследствие этнической сегментации приравном социальном статусе русские могут считать общество даже более эгалитарным,чем эстонцы. У Эстонии 2005 г. обнаружилось сходство с Россией: согласно стр.46 Таблица 4 Факторы представлений этнических групп об эстонском обществе(результаты логистической регрессии)a Представление об эстонском обществе (a)элитарное (b) идеал — эгалитарное (c) элитарное, идеал же — эгалитарноеСоциальные группы русские эстонцы русские эстонцы русские эстонцы МОДЕЛЬ 1bСубъективный статус — низкий (референтная группа) — средний 0, 37** 0, 80 1.051.29 0, 53* 0, 99 — высокий 0, 19** 0, 64+ 1.23 1.24 0, 26* 0, 70 В результатесоциальных изменений — проиграли (референтная группа) — не проиграли, невыиграли 2.38+ 0, 51* 3.75*** 0, 83 3.24*** 0, 66+ — выиграли 0, 55 0, 55+14.66** 0, 96 2.30* 0, 59*
— молодые 0, 49+ 0, 37*** 4.69*** 0, 93 1.49 0, 48** R2 0, 20*** 0, 04*** 0, 20***0, 01 0, 08** 0, 03*
МОДЕЛЬ2c Субъективный статус — низкий (референтная группа) — средний 0, 46* 0, 74 0, 891.22 0, 60 0, 96 — высокий 0, 29* 0, 55* 0, 83 0, 99 0, 28* 0, 60+ В результатесоциальных изменений — проиграли (референтная группа) — не проиграли, невыиграли 3.39* 0, 47* 3.23** 0, 83 4.16*** 0, 66+ — выиграли 0, 64 0, 50*9.67*** 0, 89 2.46+ 0, 54*
— молодые 0, 58 0.31*** 5.83*** 1.06 2.06+ 0, 46** R2 0, 32*** 0, 07*** 0, 27***0, 05+ 0, 20*** 0, 06**
N213 725 213 725 213 725 a; *; **; *** См. примечание к таблице 2. b; В модельвключены только переменные субъективного статуса и результата социальныхизменений. c В модель кроме перечисленных в b включены также переменныепрофессионального статуса, дохода и уровня образования. данным международногоисследования в то же время 68% считали, что их общество должно бытьэгалитарным.
Однакокак показал анализ зависимости дифференциации представлений об обществе отсоциально-экономического положения, в Эстонии за сходством итоговых цифрскрываются различающиеся у этнических групп логики формирования этих представлений.У эстонцев обе анализируемые самооценки успешности (нынешнего социальногостатуса и результата трансформации) одинаково влияют на формированиепредставлений об обществе: люди, считающие себя менее успешными, более критичныпо сравнению со считающими себя более успешными. Такое распределение критичныхпредставлений вполне согласуется с западными теориями. Однако логикаформирования представлений отличается от западных объяснений. В нашем случаескорее высшие по статусу «подгоняют» свое (менее элитарное)восприятие общества под доминирующий в обществе (эгалитарный) идеал, в то времякак западные теории приписывают подгонку восприятия действительности поддоминирующий идеал низшим слоям общества. У русских в Эстонии логикаформирования представлений об обществе еще меньше согласуется с приведеннымивыше теориями. Во-первых, она варьирует в зависимости от типа самооценки, будучианалогичной эстонской в случае субъективного стр. 47 социального статуса, однакоеще более своеобразной в случае оценки личного трансформационного успеха. Малотого, что в плане критичности антиподами у русских являются не победители ипроигравшие, а проигравшие versus те, кто не выиграли и не проиграли.Проигравшие при этом являются наименее критичными, поскольку они в наименьшей мереподдерживают эгалитарный идеал общества. Возможно, что такой результатобъясняется тем, что для этнических групп оценка личного опыта трансформацииважна не только сама по себе, но и в связи с оценками последствий трансформациикак для общества, так и этнической группы в целом. Есть основания полагать, чтомеханизмы соотнесения этих разного уровня опытов различаются по этническимгруппам: в отличие от русских эстонцы в своих оценках скорее всего не различаютуровней своей этнической группы и общества в целом. Будущие исследования могутпоказать, какова роль соотнесения опытов трансформации индивида, этническойгруппы и общества в целом в восприятии общества представителями этническихгрупп. Однако уже сейчас можно утверждать, что своеобразие логики формированияпредставлений об обществе у этнических групп в гораздо большей степени зависитот опыта трансформации, чем от различий в базовых культурных ценностях. Впротивном случае различались бы представления этнических групп об идеалеобщества, а существующее общество воспринималось бы сквозь призму идеала, однакони того ни другого обнаружить не удалось.
Списоклитературы
1. Wegener B. The illusion of distributive justice // EuropeanSociological Review. 1987. Vol. 3. No. 1. P. 1 — 13.
2. Robinson R.V. Explaining perceptions of class and racialinequality in England and the United States of America // The British Journalof Sociology. 1983. Vol. 34. No. 3. P. 344 — 365.
3. Kelle, J., Evans M.D.R. and Bean С. IIThe National Social Science Survey, 1989 Round. National Social Science SurveyReport 2(6), 1991. Supplement.
4. См., напр.:Pakulski J. and Waters M. The Death of Class. London: Sage Publications, 1996; Beck U. and Lau С. Second modernity as a research agenda: theoreticaland empirical explorations in the 'meta-change' of modern society // TheBritish Juornal of Sociology. 2005. Vol. 56. No. 4. P. 525 — 557.
5. См., напр.: Aalberg Т. Achieving Justice: Comparative Public Opinion on IncomeDistribution. Leiden and Boston, MA; Brill, 2003; Svallfors S. The MoralEconomy of Claa: Class and Attitudes in Comparative Perspective. Stanford: Stanford University Press, 2006.
6. Statistical Yearbook of Estonia 1990. Tallinn: Statistical Officeof Estonia, 1990.
7. См., напр.: Leping K. — O., Toomet O. Emerging ethnic wage gap: Estonia during political and economictransition // Journal of Comparative Economics, 2008. Vol. 36. No. 4. P. 599 — 619; Helemae J., Saar E. Estonian way of globalisation. Globalisation in Estonia as advantageous for youngsters and ethnic Estonians. TransEurope Research Network,Working Paper No. 9, 2008. P. 1 — 24.
8. Homans G. Social Behavior: Its Elementary Forms. New York: Harcourt Brace Jovanovich, 1974; Berger J., Zelditch M., Anderson B. and CohenB.P. Structural aspects of distributive justice: a status-value formulation //Sociological Theories in Progress. Boston: Houghton Mifflin, 1972. P. 119 — 146.
9. Plotnik H., Kazjulia M. Sotsiaalne oiglus trukimeedia kajastuses(на эст. яз.: Социальнаясправедливость в зеркале печатных СМИ) // Sotsiaalse oigluse arusaamadEesti uhiskonnas (на эст. яз.: Представленияо социальной справедливости в эстонском обществе) // Ed. PlotnikH. Tallinna Ulilooli Rahvusvaheliste ja Sotsiaaluuringute Instituut, 2008.
10. Lohmus K. Kas inimese isiklik edu mojutab tema ettekujutustOhiskonnast? // Trepist alia ja ules: Edukad ja ebaedukad post-sotsialistlikusEestis / Toim. E. Saar, 2002. Lk. 256 — 274.
11. Moscovici S. The phenomenon of Social Representations // SocialRepresentations. Cambridge, NY: Cambridge University Press, 1984. P. 28 — 49.
12. См., напр.: Kelley J.,Evans M.D.R. and Bean С. II The National Social ScienceSurvey, 1989 Round. National Social Science Survey Report 2(6), 1991.Supplement; Evans M.D.R., Kelley J. and Kolosi T. Images of Class: PublicPerception in Hungary and Australia // American Sociological Review, 1992. Vol.57. No. 4. P. 461. стр. 48
Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта www.ecsocman.edu.ru